Разговор об Искусстве — ICGT
О чем этот курс?
Серия встреч, посвященная возможности расширяться, видеть, смотреть, применять, созерцать, пробовать, учиться, обмениваться, изъясняться, пытаться.
Наша цель — открыть многоплановость восприятия. Научиться осознанно смотреть и видеть, пробовать вплести языки, которыми изъясняются художники, в опыт студентов, развивать креативность мышления, открывать новые формы в помощь восприятия себя и другого.
Мы будем говорить о том, как искусство показывает не изображая, как визуальность не исчерпывается тем, что мы видим, как образы, в которых спрессовано время и аффект, отсылают нас к опыту и каким опыт бывает. Заняться вопросами эстетики и вкуса, разобраться в этих понятиях и как они участвуют в нашей жизни каждый день. Задействовать тело, тактильный опыт, попробовать практически применить изученное.
Макс Фридлендер писал: «Мы никогда не сможем объяснить процесс смотрения, пока будем относиться к нему как к чему-то пассивному, как к простому восприятию световых раздражителей.
Целями курса является не только разобраться в процессе восприятия и узнать о себе. В искусстве есть вопрос: «Насколько человек насмотренный?». То есть как разнообразно и велико им увиденное. Поэтому мы будем развивать взгляд и вплетать языки художников в ваш опыт. Попробуем на практике создавать визуальное.
Курс ведет Козачёнок Вероника — преподаватель живописи и рисунка. Художница/архитектор выпускница МАрхИ.
Темы встреч «Разговоры об Искусстве»
- 9 февраля – Материалы
- 2 марта – Рисунок и линия
- 30 марта – День музея с 15:00
- 13 апреля – Образные средства
- 27 апреля – Тема и сюжет
- 25 мая – День музея с 15:00
- 1 июня – Композиция
- 22 июня – Ритм
Small talk: все, что вам нужно знать о разговорах ни о чем — Блог
Не любите пустых разговоров? Зря! Слышали о small talk? Если нет, эта статья для вас! Прочитав ее, вы не только поймете, почему легкие беседы нужны, но и научитесь их вести.
Small talk — это непринужденный разговор на отвлеченные темы, которые не предполагают договоренностей, обязательств и т. д. Часто разговариваете о погоде? Если да, то это и есть small talk. C помощью таких бесед можно избежать неловких пауз, познакомиться с нужными людьми или скоротать время, сидя в длинной очереди.
Разберем конкретную ситуацию. Представьте, что вы заходите в лифт, а там уже стоит ваш начальник. Первым делом, конечно, следует поздороваться, но что потом? Большинство предпочитает потерпеть несколько минут, мучая себя присутствием неловкого молчания. А как поступить правильно? Например, добавьте комментарий касательно погоды. Это будет звучать очень отвлеченно, возможно, позитивно и приветливо. Говорить с боссом о пробках, очередях в магазинах советуют даже эксперты в области социологии, но вот начать разговор бывает действительно сложно.
А вам small talk по зубам?
Порой кажется, что точить с кем-нибудь лясы проще некуда. Однако если бы пустой разговор заводился сам собой, консультанты в области коммуникаций остались бы без работы. На своих практических занятиях они помогают людям научиться вести small talk.
Эксперты утверждают, что начало любого контакта — это легкий разговор. С помощью него люди как бы сканируют друг друга. И речь не только о простых знакомствах. small talk играет очень значимую роль в построении карьеры, потому что общение и налаживание контактов с определенным людьми полностью определяют будущий успех.
К противоположному мнению, чаще всего, приходят люди, получившие высшее образование. Они считают, что вместо пустой болтовни нужно говорить что-то веселое, острое, умное. Это совершенно неверно. В таких ситуациях слушатель начинает задумываться, смущаться, его охватывает состояние дискомфорта. Есть даже такая поговорка: «Не бойтесь показаться глупым, наоборот, бойтесь показаться слишком умным».
Важно понимать, что small talk — это лишь инструмент, поэтому задаваться вопросом содержания не имеет смысла. Вы должны проникнуться атмосферой разговора. Во время легкой беседы мы не вслушиваемся в слова, а больше смотрим на человека, на то, как он держится, улыбается ли, обращаем внимание на интонацию. Проще говоря, впитываем невербальную информацию, с помощью которой получаем представление о человеке. Именно для этого и нужен small talk.
Как научиться?
Для успешного освоения small talk специалисты дают несколько рекомендаций:
- найдите общие точки соприкосновения с собеседником, чтобы беседа не выглядела поддельной;
- не придавайте значения разговору, но вслушивайтесь в слова говорящего и проявляйте интерес;
- не стройте сложных предложений, задавайте простые вопросы;
- собеседнику будет приятно услышать несколько комплиментов в свою сторону, но не переусердствуйте, иначе он подумает, что вы льстите;
- развивайтесь, читайте, найдите хобби. Разносторонние люди всегда были и будут хорошими собеседниками.
Чтобы найти общую тему, нужно задействовать все пять чувств. Даже самый банальный разговор о погоде может стать достаточно занимательным — просто нужно знать, с какой стороны подойти к этому вопросу. Конечно, глупо сказать что-то вроде «дааа, погода сегодня не очень». Однако, говоря о погодных условиях, можно коснуться другой темы. Например: «На выходные обещают хорошую погоду. Наконец-то можно выехать на рыбалку». Так вы сможете перейти к теме «хобби». Таким образом, small talk получает еще одно определение — искусство игры в ассоциации, то есть умение плавно переходить от одной темы к другой.
Есть в искусстве легкой беседы и ограничения:
- не затягивайте разговор, если собеседник торопится или занят каким-нибудь делом;
- уходите от рассказов про фильмы или книги, если знакомы с ними только вы;
- избегайте бесед, из-за которых можно поссориться. Самые неприятные темы: политика, религии, болезни, войны;
- никогда не говорите плохо об общих знакомых, не сплетничайте.
Существует множество запретных тем в зависимости от менталитета и этноса. Так, например, в США народ спокойно говорит о зарплатах и прочих доходах, а в странах Европы об этом лучше не упоминать. Важно понимать, что поднимая какую-то тему, мы можем обидеть собеседника, поставить его в неловкое положение.
Кадр из фильма “Лига джентльменов”, 1960
Искусство small talk дается очень трудно. Особенно людям, про которых можно сказать — интроверт. Интровертам зачастую противна сама мысль о разговоре ни о чем с малознакомым человеком, но даже они понимают, какие преимущества имеет такое общение. Начать стоит с самого простого: просто включиться в беседу. Например, вы пришли на вечеринку и видите, что все стоят небольшими компаниями, смеются и что-то обсуждают. Возьмите стакан с выпивкой, незаметно подойдите к приглянувшейся кучке людей и начните слушать. Необязательно даже что-то говорить. Просто сделайте видимость того, что вы «в теме». Попытайтесь расслабиться, и, возможно, дальше все пойдет само собой, когда вас спросят о чем-нибудь интересным, или у вас самого появится интересная мысль, достойная обсуждения.
Small talk в светских кругах
Наибольшую популярность легкие беседы нашли в аристократических кругах. Здесь не принято говорить на какие-то серьезные темы, обсуждать глобальные или локальные проблемы, касаться чего-то тревожного. Поэтому люди, которые имеют отношение к высшим слоям, превосходно владеют искусством разговора ни о чем. Впрочем, не стоит полагать, что аристократы сплошь поверхностные и беззаботные люди. Дело в том, что здесь не принято делиться со знакомыми переживаниями и проблемами, поскольку это прерогатива близких людей. Беседы на уровне small talk ведутся для того, чтобы поддержать уютную и дружелюбную атмосферу.
Таким образом, small talk — это средство, которое позволяет завести новые знакомства, проявить себя коммуникабельным, открытым, веселым и находчивым, а также просто приятно провести время в абсолютно любом месте и в любой ситуации: вечеринка, общественный транспорт, бизнес-встреча и т. д. Именно по этой причине искусство «болтать» так важно в нашей жизни. И научиться ему может каждый, даже интроверт. Нужна постоянная практика: заводите разговоры в магазинах, в очередях, на остановках общественного транспорта. Первое время будет достаточно сложно совладать со своими страхами, но через какое-то время вы поймете, что это очень легко. И кто знает, может быть, очередное знакомство будет судьбоносным в вашей жизни.
Как завести разговор с пожилым родственником о необходимости переехать в пансионат | 74.ru
— Но всё равно очень многие родственники боятся даже того, чтобы первый раз затронуть в беседе с пожилым человеком эту тему.
— Вообще сначала надо разговаривать не с самим пожилым близким, а с другими родственниками. Потому что очень важно найти поддержку в близких людях — в тех, кто может адекватно оценивать сложившуюся ситуацию. Здесь ведь тоже бывает очень много проблем. Если даже дети или внуки согласны отдать маму или бабушку в пансионат, то есть еще куча родственников, которые, не владея ситуацией, могут начать говорить: «Да вы что, она вас растила-поила, а вы теперь такой вот благодарностью ей отвечаете». И здесь нужно разговаривать с близким окружением — с теми родственниками, которые сами, возможно, не в силах чем-то помочь бабушке, но могут повлиять на ее решение. Это должны быть значимые для нее люди. И необходимо, чтобы они вас поняли: да, сейчас ситуация вот такая, да, дальше она будет ухудшаться. И если сейчас у вас есть возможность найти решение, связанное с пансионатом, то родственники могут сыграть свою роль в этом, помочь бабушке принять это. То есть первый шаг — это такой вот семейный совет. Потому что для самой бабушки, — какой бы ни был хороший пансионат, пусть даже самый лучший в стране — но ее однокомнатная квартира, ее диван, ее тапочки всё равно всегда будут казаться лучше.
— И тут мы всё равно подходим к тому самому первому разговору с самой бабушкой.
— Этот разговор ведь начинается не сразу, не с первого дня, к нему есть какие-то предпосылки. И очень важно подойти к нему психологически готовыми — осознав, что пришло время, когда именно вам необходимо принять на себя ответственность за близкого человека. Настоящая взрослость — она ведь начинается не тогда, когда нам исполняется 20–30 лет, а когда мы берем на себя ответственность не только за самих себя и собственную семью, но и за своих родителей. Когда мы понимаем, что теперь именно мы — опора! Сейчас приходит момент, когда вы для своих родителей — уже взрослый человек и можете разговаривать с ними как бы с родительской стороны. И понимать, что родной и близкий вам человек нуждается в каких-то лучших условиях, которые сами вы им дать не можете. Это можно обдумывать неделю, изучать это со всех сторон, но потом прийти и сказать: «Мам, а как ты смотришь вот на такую идею с пансионатом? У тебя уже и вот здесь трудности, и вот с этими проблемами я с уже не справляюсь. Ты можешь забыть газ выключить, а я так за тебя боюсь! Я боюсь, что, когда меня не будет рядом, ты упадешь, и тебе даже некому будет помочь в этот момент. А есть такое место, где за тобой будут постоянно ухаживать, где я смогу тебя навещать. Давай мы с тобой попробуем: ты отдохнешь, врачи тебя подлечат, а когда доктора скажут, что всё хорошо, я тебя сразу заберу». Сейчас ведь не 70-е годы, и можно на какие-то тестовые периоды в пансионат устроиться.
Разговор с умирающим
09 января 2020
Почему трудно разговаривать?
Разговор о близкой смерти инициирует страх смерти в нас самих. Поэтому бывает так трудно подступиться к этой теме. Страх может проявляться по-разному: суеверные мысли («не накликать»), чувство вины («мысль материальна»), рационализация («я напугаю») — все это результат работы защитных механизмов психики человека, переживающего собственный страх перед умирающим.
Также близкие могут избегать разговоров с умирающими людьми потому, что больные задают трудные вопросы. Близкие могут не знать ответ, если речь идет о прогнозе течения заболевания. Родственники боятся травмировать близкого правдой о диагнозе.
Если близкие имеют опыт деструктивных отношений с умирающим родственником, в них может говорить страх спонтанной негативной реакции на любой разговор. Тогда тема умирания избегается из прямого чувства самосохранения – я «точно знаю», что не справлюсь с его реакцией на разговор.
Врачам также бывает нелегко. В таких случаях пациенты слышат уклончивые формулировки ответов: «Вы будете чувствовать себя скорее хуже, чем лучше» – обычно это означает, что врач сам сейчас переживает страх смерти и уклоняется от него. Но если однажды больной осознает, что доктор обманывал его, то всё доверие будет потеряно.
Что может помочь в разговоре?
Важно помнить: если я боюсь разговаривать с умирающим человеком, — это про меня, а не про него. Это мои страхи. Я не знаю, что он чувствует сейчас. И никогда не узнаю. Если не поговорю с ним.
Персонал хосписа в своей работе видит людей испуганных, весёлых, печальных или задумчивых, гневающихся, то есть переживающих весь спектр эмоций в отношении смерти, но никогда настолько депрессивных, чтобы они прекращали есть и общаться, а только умирали. Наиболее общей реакцией, когда правда озвучена, является глубокий вздох облегчения: «Спасибо небесам, что хоть кто-то оказался честным». Потому что хуже всего человек переживает ситуацию неопределенности и заговор молчания вокруг него.
Правда – лучшее, что мы можем предложить друг другу. Доверие к человеческой личности, к тому, что человек будет справляться до самого конца. Уважение к человеку, который прошел свой путь и завершает его. Понимание того, что сам больной в глубине души понимает, что именно с ним происходит и хочет говорить об этом.
— На сложный вопрос лучший ответ: «Я не знаю, расскажи, что ты чувствуешь и думаешь об этом?»
— Я ничего не могу исправить, но я могу быть рядом с тобой, слушать тебя, заботиться о тебе столько, сколько тебе будет нужно.
— Не бойтесь плакать. Слезы сближают и повышают доверие. Если ваши слезы будут лишними, больной попросит вас перестать.
Должен ли я разговаривать о смерти?
1. Нет. Не должен начинать этот разговор сам.
Хотя честность является неотъемлемой частью уважения к пациенту, это не означает, что можно бомбардировать каждого умирающего больного его диагнозом и прогнозом на течение заболевания. Многие никогда не задают «трудных вопросов» и пусть будет так, пока не представится случая.
2. Нет. Не должен, если испытываю непреодолимые затруднения.
Если разговаривать сложно, но есть ощущение, что этот разговор важен, найдите того, кто сможет сделать это вместо вас.
Чаще всего умирающие боятся самого процесса ухудшения, приводящего к смерти. И беспокойство значительно ослабевает, когда есть уверенность, что симптомы могут быть проконтролированы и процесс умирания не будет ужасным.
Когда?
Если предполагается вести разговор о смерти и умирании, то больной должен вести его. Роль доктора, медсестры, сиделки, или другого члена заботящейся команды – слушать. Больному следует позволить говорить всё, что он хочет.
Если стена фальшивой бодрости разделит вас, больной умрёт в одиночестве и родственники м могут останутся с чувством неудовлетворённости. Люди часто хотят приготовиться к смерти. Это может быть просто желание сделать распоряжение для детей, написать завещание.
Историческая справка.
Отказ от вопросов о смерти и табу на разговоры о ней были частью нашей культуры. Сложилась устойчивая тенденция в разговоре о неизбежном умирании менять объект разговора, вселять уверенность в «вечной жизни». Это невротическая тенденция, сложившаяся в нашем обществе в результате череды тяжелых потрясений – массовых убийств в период революции – в сочетании с отказом от христианской парадигмы.
В результате в пост-советской традиции сложилось убеждение: «Смерть не является субъектом вежливого разговора».
В глубине души мы знаем, что смерть это часть жизни и способны переживать эту ситуацию достойно и мужественно.
Помощники?
Работники хосписа обычно достаточно подготовлены для общения с больными. Больной сам выбирает себе доверенное лицо — он может больше доверять няне или сестре, которые ему симпатичны, врачу, психологу или социальному работнику.
Профессиональная позиция сотрудников означает конфиденциальность и умение поддерживать разговор о смерти.
В паллиативной медицине как нигде обретает смысл высказывание Виктора Франкла, психотерапевта, выжившего узника концлагеря:
«Мы никогда не должны забывать о том, что мы можем найти смысл даже в безнадёжной ситуации, перед лицом судьбы, которую нельзя изменить…Если мы больше не способны изменить ситуацию, … значит нам брошен вызов, и мы должны изменить себя»
(Франкл,1984)
Разговор с Альбертом | InLiberty
12.03.2019
Когда-то, еще в самом начале 90-х годов, я на чей-то вопрос о том, какое из искусств я считаю главным, неожиданно даже и для самого себя ответил: «Искусство общения».
Я и сейчас так думаю.
Всем известен трюизм «в споре рождается истина». По-моему, далеко не всегда она там рождается. А если она где-нибудь и рождается, то не обязательно в споре.
Разговор — это вовсе не обязательно спор. Это вовсе не обязательно игра, участники которой делятся на выигравших и проигравших.
Разговор — это стихия со своими внутренними законами, которые необходимо знать или хотя бы угадывать, и со своими условностями, которые иногда бывает весело нарушать, но которые в любом случае следует учитывать.
Разговор — это также и литературный жанр, на мой вкус, один из самых привлекательных и увлекательных.
Я время от времени «завожу» такие разговоры с кем-либо из персон современной культурной сцены, с кем-либо из тех, с кем мне говорить хочется и чьи мнения по самым разным вопросам мне интересны. И тем эти мнения интереснее, чем в большей степени они не совпадают с моими.
Это, собственно, и есть драматургия, как я ее понимаю.
Вот и здесь, в пространстве InLiberty мне иногда хочется с кем-нибудь поговорить, а не только выступать с «монологами».
Вот я и выбрал для начала моего давнего товарища, замечательного художника Юрия Альберта, человека рефлексирующего и имеющего привычку задаваться вопросами и искать ответы на них.
И вот он, первый наш разговор.
ЛР: Юра, привет!
Перефразируя старый анекдот, скажу, что наконец-то мы нашли место и время, чтобы поговорить. Говорили-то мы, конечно, и раньше. Но вот так, чтобы не на бегу и более или менее подробно, кажется, не было. Не знаю, как тебе, но для меня разговоры с тобой, даже короткие, всегда были радостными и содержательными. В общем, давай поговорим, если ты не против.
Какую-нибудь конкретную тему для разговора выбрать трудно, да, в общем-то, и бессмысленное это дело — мы все равно неизбежно будем скакать с кочки на кочку, без этого не получится, да и интересно не будет. Но с чего-то же начинать надо. Поэтому вот за что я хочу зацепиться.
Следя за твоим «фейсбучным» поведением, я давно заметил, что ты время от времени вступаешь в разной степени осмысленную полемику по поводу «левого-правого». Споришь ты в основном с «левыми». Я сознательно закавычиваю это слово, потому что на сегодняшний день уже не вполне понятно, что и кто «слева», а что и кто «справа». Тем не менее этот водораздел — пусть даже и симулированный, как мне кажется, — в разговорах об искусстве и жизни существует.
Особенно меня позабавило во всем этом, что в какой-то другой полемике кто-то (не помню, кто) обозвал тебя «леваком». Что, конечно, ярко свидетельствует об абсолютной относительности (неплохо я сказал?) этих категорий в наше время. Да и не только в наше.
Ты, разумеется, помнишь те времена, когда все неофициальное искусство, особенно в своем «авангардистском» изводе, было принято называть «левым». Видимо эта «наклейка» сохранилась с 20-х годов.
Понятийный парадокс стал намечаться уже тогда. Потому что в основном «левые» художники в те годы были резко оппозиционны по отношению к советской, коммунистической идеологии и, соответственно, к советской культуре. Которая (исторически) считалась вроде как левой.
Получается, что мы — в широко понимаемом значении слова «мы» — были левыми в эстетическом смысле, но скорее правыми по отношению к «социализму», хоть с «человеческим лицом», хоть с каким.
Этот парадокс (хотя и в сильно измененном виде) дает о себе знать и в наши дни.
Известно, что большинство деятелей современного искусства в западных странах почти автоматически разделяют левые убеждения, иногда и самого радикального свойства.
У нас — в силу исторических обстоятельств — все не так, все сложнее и запутаннее.
Вот что ты об этом думаешь?
ЮА: Лева, привет!
Должен сказать, что я как раз не помню, чтобы в нашем поколении художников кто-то называл себя левым. До нас наклейка 20-х годов не дошла. Да и авангардистами мы себя называли только в шутку, организовав районный клуб авангардистов, сокращенно «КЛАВА».
Мне кажется, к тому времени стало понятно, что «быть левым в эстетическом смысле» — довольно бессмысленное словосочетание. Хотя сама по себе индивидуальная эстетика несомненно зависит от политических взглядов художника, она не может быть левой или правой. Это видно хотя бы из того, что люди разных, даже полярных, политических взглядов запросто разделяют одну и ту же эстетику. Забавно, что доказательству этого посвящен один из опусов крупного советского схоласта Михаила Лифшица.
Более того, даже в Москве к концу 70-х узкому кругу художников стало ясно, что искусство вообще не обязательно связано с эстетикой, что оно не обязательно решает эстетические задачи, не говоря уж о пластических.
С другой стороны, я помню, что когда мы читали попадавшие к нам статьи западных художников и критиков, их политическая левизна казалась какой-то несусветной глупостью зажравшихся и наивных людей. Мы как бы прощали им эту левизну за хорошее искусство, объясняя себе это тем, что они не испытали прелестей реального левого режима и по наивности принимают советскую пропаганду за правду. Сейчас-то я знаю, что наивными (хотя и не зажравшимися) были как раз мы и что левизна подавляющего числа деятелей культуры совершенно естественна и базируется отнюдь не на пропаганде, а на реальных проблемах.
Другое дело, что левые убеждения в Европе и левые убеждения в России — это «две большие разницы», даже если выражаются одними и теми же словами, просто потому, что относятся к совершенно разным состояниям общества. И, конечно, сама шкала «левый-правый» давно уже не релевантна.
Просто я разделял бы политические убеждения художников и устройство самого современного искусства, способ его функционирования. Это часто совершенно противоположные вещи.
И это касается не только западных стран: современное искусство — вообще «западное» изобретение и функционирует по «западным» правилам, в какой бы стране его не производили.
В общем, все еще сложнее и запутаннее.
ЛР: Я не имею в виду, что мы сейчас с тобой возьмем и все распутаем. Тем более в пределах недолгого разговора. Я коснулся этой темы лишь для того, чтобы она стала отправной точкой.
Ты пишешь, что для твоего поколения художников уже не существовало понятие «левое искусство». Для моего, в общем-то, тоже. Это в 60-е годы существовало понятие «левый художник» по отношению к тем, кто не выставлялся на официальных выставках и делал нечто непохожее на то, что было принято тогда считать «советским искусством». Ясно, что само это понятие тянулось из 20-х годов, тех годов, когда существовал ЛЕФ, когда существовали обэриуты и так далее. Примечательно и то, что «левыми» таких художников называли лишь доброжелатели. А недоброжелатели в лице разных разоблачителей-фельетонистов называли их просто «отщепенцами».
Да, на сегодняшний день шкала «левый-правый» давно уже не релевантна, тут ты прав. Однако же и в художническом, и в литературном сообществе и по сей день есть люди, позиционирующие себя как «левые» и как «правые». И спор все равно длится. И ты, по моим наблюдениям, в него время от времени вовлекаешься.
Мне-то как раз кажется, что это вообще не предмет для спора. Потому что и те, и другие — это именно условно левые и условно правые, и разделяют их не столько реальные убеждения — социальные или художественные, — сколько риторика, сколько произвольно выбранные дискурсы, то есть — в данном случае — способы описания одного и того же.
Мы знаем, что художническое — в широком смысле — сообщество покрыто трещинами и швами, а иногда весьма болезненными шрамами.
Сейчас одним из таких «шрамов» мне представляется весьма существенный вопрос о взаимоотношении современного искусства и государства. В наши дни это действительно серьезная проблема, мимо которой не пройдешь. В отличие, скажем, от тех времен, когда дистанция между государством и всеми нами — я имею в виду и себя, и тебя, и всех прочих художников и литераторов нашего круга — была устойчивой и, можно сказать, взаимоохраняемой. В поздние советские годы, если ты помнишь, таких художников было принято называть «нонконформистами». Слово дурацкое и неуклюжее, но кое-что, пусть и не самое существенное, оно все-таки описывало.
Потом наступили другие времена, и появился соблазн сотрудничества. Я имею в виду возникновение и функционирование государственных институций, вполне вроде бы совместимых с пафосом и задачами современного искусства.
Сегодня мы попали в «новые старые» времена, когда государство вновь пытается не только узурпировать институции, но и сами представления о современном искусстве подменить собственными. То есть создать «госсовриск». И ведь некоторые художники из нашего, так сказать, окружения обнаруживают готовность в этом участвовать, не видя в этом ничего особенного.
Сегодня вновь становится необычайно важным вопрос о возможности или невозможности сотрудничества художника с государством. Если такое сотрудничество в принципе возможно (в чем лично я сильно сомневаюсь), то где границы компромисса и где, как говорится, кончается искусство и начинается конформизм?
Меня, честно говоря, эти вопросы необычайно заботят. А тебя?
ЮА: Я все-таки думаю, что это не просто риторика или произвольно выбранные дискурсы — это вполне реальные политические убеждения, основанные на сочувствии народу и на искренней вере в радикальные, но простые решения, типа вернуть недра и фабрики народу или вернуть России царя-батюшку — и все будет хорошо.
Кстати, сродни этой вере вера новых госкураторов современного искусства, что можно просто и быстренько организовать правильное и полезное современное искусство. Эти двоечники просто не понимают, во что ввязались и что это такое — и поэтому я совершенно не опасаюсь, что у них хоть что-то получится. Хотя дров, конечно, наломают, и позору не оберутся.
Что касается сотрудничества с государством, мне кажется, что сейчас пока еще вопрос не стоит так резко, что любое сотрудничество невозможно. Я думаю, что пока еще есть возможность решать в каждом отдельном случае — участвовать ли в выставке или жюри, преподавать ли или публиковаться, сотрудничать ли с подписантами разнообразных заявлений и так далее. Для меня граница приблизительно описывается так — будешь ли ты в предполагаемом мероприятии участвовать от своего имени или от имени государства, это пропаганда или искусство, доверяешь ли ты организаторам? Например, в национальном павильоне Венецианского биеннале художник представляет государство, а в городском выставочном зале — себя. Хотя я не готов и не собираюсь осуждать любого, кто выставится в Венеции
И самое главное — никаких рецептов на все случаи жизни не существует. В любом случае каждый раз приходится решать, участвовать или нет, как в первый, и учитывать все факторы. И это, как ни странно, хорошо!
Но это все довольно банально и не раз говорилось до меня. Что меня действительно интересует, так это почему так называемые левые или правые художники не понимают, что само современное искусство функционирует по так ненавидимым ими либеральным принципам — оно основано на конкуренции, равноправии и частной инициативе. Кстати, эти принципы нисколько не противоречат солидарности, взаимопомощи и самоуправлению — это две стороны одной медали.
Что ты по этому поводу думаешь?
ЛР: О том, почему кто-то что-то не понимает, мне говорить довольно трудно. Потому что я сам никогда не бываю твердо уверен в собственной правоте. И в том, что я сам что-то понимаю. Всегда занят тем, что лишь стараюсь понять. А понимаю или нет — не знаю.
Мои худо-бедно сложившиеся убеждения строятся на моем собственном социокультурном опыте, на опыте старших и младших товарищей, а также на интуиции, которой я привык доверять. Но признаюсь: меня довольно легко сбить с толку. Разумеется, в определенных границах. Так или иначе, но под влиянием той или иной риторики, которая мне по разным причинам кажется убедительной и честной, я иногда задумываюсь о правомочности собственных умственных построений. И я даже не знаю, плохо это или хорошо. Но это так. Поэтому я очень плохой спорщик.
В твоем последнем абзаце меня не то чтобы задело, но, так сказать, слегка зацепило слово «конкуренция» применительно к искусству. Не в том смысле, что я в принципе против конкуренции как динамизирующего фактора развития того или иного социального или культурного процесса. Я не против. Но я не готов применить его к самому себе, к своему опыту и к своей деятельности вообще. К твоей, кстати, тоже.
Видимо, потому, что мне никогда не приходило в голову соотносить все то, что я делаю, с обстоятельствами рынка. Это, в общем-то, понятно. В те времена, когда и я, и мои товарищи, многие из которых тебе не только хорошо известны, но являются также и твоими товарищами, входили в тот, если угодно, мир, который позже назовут «современным искусством», само слово «рынок» могло ассоциироваться лишь с огурцами, помидорами и квашеной капустой.
И не только в этом дело. Я этот мир ценил и продолжаю ценить как мир не сопернический, как мир, где не было разговоров о главных и не главных, как мир, если угодно, горизонтальный.
Да, я хорошо помню конец 80-х, когда на головы художников, объединенных лишь счастьем общих или персональных художественных идей и открытий, вдруг неожиданно свалилось не только так называемое международное признание (впоследствии оказавшееся не таким уж впечатляющим, как казалось вначале), но и деньги. И я, конечно, помню, насколько это многих буквально пришибло, накрыло с головой. Помню, как стали рушиться многолетние дружбы. Оказалось, что факт общественного непризнания сплачивал людей гораздо крепче, чем неожиданное вхождение в рыночные обстоятельства. И это было, конечно, серьезное испытание, с которым справились, прямо скажем, не все.
Но бог с ним, с рынком. И бог с ней, с конкуренцией. Искусство все равно живет и, соответственно, натыкается на все новые проблемы.
Преимущество тех, давних уже времен, когда мы все начинали и когда мы все познакомились друг с другом, перед нынешними временами состояло хотя бы в том, что у нас не было и даже не могло возникнуть соблазна вступить в полемические отношения с официальным советским дискурсом. Мы его попросту игнорировали. Или в крайнем случае работали с ним как с материалом. Поэтому мы могли идти, не оглядываясь назад и не глядя по сторонам.
В отличие от нынешних времен никто не втягивал нас в бессмысленную, тормозящую ход вещей и идей дискуссию с различными мракобесными идиотами. Такие дискуссии вовсе не оттачивают красноречие и, тем более, не способствую пресловутому «рождению истины». Они лишь неизбежно понижают наш собственный уровень, потому что заставляют время от времени опускаться до их словаря, фразеологии, и даже допускать правомочность самой их аксиоматики.
Но и любые попытки вернуть себя в первоначальное состояние, капсулироваться, замкнуться в своей среде, где «все понятно», не только бессмысленны, но и попросту не возможны. Да и выглядели бы искусственно.
Какая стратегия художнического поведения кажется тебе уместной в этой ситуации?
Про себя могу сказать, что этой стратегией может и должно стать то, что приблизительно можно назвать «просветительством». То есть речь идет о поиске языка, на котором можно разговаривать с теми, кто за пределами «дискурса». И я имею в виду не традиционную фигуру «посредника» — критика, лектора или экскурсовода. Я имею в виду самого художника и язык именно художественного высказывания.
Именно не спор, а именно «разговор». Потому что мне всегда казалось, что пафос современного искусства, точнее того, что мы под ним понимали тогда и понимаем теперь, прежде всего не в том, чтобы множить «произведения» и изготавливать «изделия», а в том, чтобы формировать язык общения в самом широком смысле этого слова. Я думаю, что даже в те годы, когда мы общались исключительно друг с другом, все то, что мы делали, было бессознательно направлено вовне.
ЮА: Раньше слово «конкуренция» меня тоже неприятно цепляло. Я часто вспоминаю, как когда-то давно, еще в советские времена один художник сказал мне про своего коллегу: «Я должен разобраться, друг он мне или конкурент!»
Потом я понял, что на самом деле слово «конкуренция» совсем не обязательно связано с рынком или даже с соперничеством. Оно значит всего лишь, что каждый из нас предлагает коллегам и публике свою модель искусства, свой талант, свое видение. А уж публика — зрители, читатели, слушатели и коллеги — выбирают по своему вкусу лучшее. Этот выбор может выражаться не только и не обязательно в деньгах, но и в признании коллег, влиянии на других художников или строчке в истории искусства. Но публика всегда выбирает — перед любым произведением искусства мы оказываемся в ситуации выбора. Художники и поэты при этом совсем не обязательно мечтают уничтожить конкурента и тем более не обязательно пишут друг на друга доносы. Доносы и идеологическое давление как раз уничтожают конкурентную среду — там, где их пишут, искусство выбирает не публика, а начальство, и вовсе не по критерию качества.
Что касается просветительства и спокойного разговора со зрителем или читателем, я с этим совершенно согласен. Более того, я думаю, что так называемый концептуализм прекрасно для этого приспособлен. Потому что этот тип искусства принципиально открыт для обсуждения и понимания — это искусство, ориентированное на человека. В связи с этим я люблю вспоминать реакцию одной зрительницы на выставку московского концептуализма в нижегородском Арсенале: «Наконец-то нам привезли понятное искусство!»
Будем по возможности продолжать в том же духе!
ЛР: Будем!
Но, увы, в этот раз нам пора заканчивать. Время, как говорится, позднее.
Поэтому некоторые важные вопросы останутся временно без ответа.
Но прекрасно, что мы их хотя бы обозначили. Мы, конечно, как легко заметить, не столько отвечали на вопросы друг друга, сколько — на свои собственные вопросы к самим себе. Это нормально: у каждого из нас таких вопросов накопилось много.
Очень жаль, что приходится остановится в самом интересном месте. Столько еще вещей, которые хотелось бы обсудить. И о заметном возрастании политизированности художественного процесса, и о возможности-невозможности прямого высказывания, и о том, как противостоять напору общей фундаментализации культурной и социальной жизни, и о том, что современное искусство из «колебальщика основ» в условиях всепоглощающей «магнитной аномалии», ставшей в наши дни практически мейнстримом, превращается (точнее, должно, как мне кажется, превратиться) в «утвердителя» общественной нормы — да много о чем еще.
Впрочем, главным в данном конкретном случае вопросом из всех прочих пока остается такой: интересен ли наш разговор кому-нибудь, кроме нас самих? Вот ведь вопрос вопросов, не правда ли!
А я в любом случае надеюсь, что мы наш разговор продолжим, потому что мне лично очень понравилось с тобой общаться в этом, так сказать, формате и жанре. Надеюсь, что и тебе тоже.
ЮА: Мне, в общем, тоже. Пока!
Эксперты рассказали, как правильно записать разговор со смартфона
https://ria.ru/20210714/zvonki-1741125087.html
Эксперты рассказали, как правильно записать разговор со смартфона
Эксперты рассказали, как правильно записать разговор со смартфона - РИА Новости, 14.07.2021
Эксперты рассказали, как правильно записать разговор со смартфона
Телефонное мошенничество и прочие неприятные звонки вынуждают россиян все чаще прибегать к записи разговоров со смартфона. О том, как это сделать на законных... РИА Новости, 14.07.2021
2021-07-14T08:00
2021-07-14T08:00
2021-07-14T10:10
наука
технологии
apple
google android
apple iphone
whatsapp inc.
telegram (приложение)
/html/head/meta[@name='og:title']/@content
/html/head/meta[@name='og:description']/@content
https://cdn24.img.ria.ru/images/07e4/05/13/1571690915_0:0:3004:1691_1920x0_80_0_0_81f32d65a7495bd3c4e2cc38bd5b43f4.jpg
МОСКВА, 14 июл — РИА Новости, Кирилл Каримов. Телефонное мошенничество и прочие неприятные звонки вынуждают россиян все чаще прибегать к записи разговоров со смартфона. О том, как это сделать на законных основаниях и без последствий для гаджета, — в материале РИА Новости.Как и чем записывать телефонный разговорДо 2019 года компания Google в операционной системе для смартфонов Android терпимо относилась к возможности записывать звонки — фирменной программы для этого не было, но реализовать подобный софт было легко. Этим пользовались как производители гаджетов (например, Xiaomi), так и разработчики приложений.C девятой версии ОС корпорация принялась закручивать гайки. В Android 10 эту функцию полностью заблокировали для смартфонов в большинстве стран. Но энтузиасты находили обходные пути — от установки прошивки тех государств, где запись еще разрешена, до получения root-прав для полного контроля над системой. Впрочем, подобные технические изыски были чреваты нежелательными последствиями вроде взлома гаджета злоумышленниками.Позже Google все-таки разрешила запись голосовых звонков, попутно заставив большинство производителей смартфонов использовать собственную "звонилку". Но за комфорт приходится платить — устройство громко предупредит вашего собеседника о записи.С Apple ситуация еще сложнее. Дело в том, что iOS позиционируется как операционная система с максимальным уровнем конфиденциальности с соответствующим отношением ко всякого рода "утечке информации". Доходит до смешного — встроенный диктофон iPhone не будет писать разговор при громкой связи.Ограничения есть, конечно, и на уровне системы. Но имеется стороннее программное обеспечение, способное решить эту проблему.Подобное ПО для iPhone работает по единому принципу — запись через конференц-связь. Нужно звонить на сервисный номер софта. И, помимо ежемесячных затрат на подписку, надо учитывать, что такие приложения обрабатывают звонок на своем сервере со всеми вытекающими из этого неприятными последствиями для конфиденциальности.Еще один вариант доступен для абонентов виртуального оператора "Тинькофф Мобайл" — как с iOS, так и с Android. То же самое, но разговоры сохраняются в приложении оператора.Юридическая сторона вопросаЕсли с технологией все более-менее понятно, то вот правовой аспект гораздо сложнее. Например, примут ли аудиозапись со смартфона при рассмотрении дела в суде."В 2017 году Верховный суд Российской Федерации сформулировал два требования к использованию тайной аудиозаписи в гражданском процессе. Первое — запись ведет один из участников беседы, а не постороннее лицо. Второе — разговор касается деловых или бытовых отношений, являющихся предметом разбирательства суда. При этом предупреждать собеседника об аудиозаписи не требуется", — отмечает адвокат Артем Каракасиян, руководитель практики уголовного права и процесса юридической фирмы "Инфралекс".Записи помогут не всегда, но юристы сходятся во мнении, что и лишними не будут."Статья 77 ГПК предусматривает возможность предоставления в качестве доказательства записи телефонного разговора, но необходимо исчерпывающе указать — когда, кем и в каких условиях она осуществлялась. Телефонные записи используют в судебных разбирательствах по поводу договорных отношений", — уточняет Гульнара Ручкина, декан юридического факультета, профессор департамента правового регулирования экономической деятельности Финансового университета при правительстве Российской Федерации.И, наконец, сам факт записи собственного разговора предметом судебных разбирательств не станет, но есть определенные моменты, которые стоит иметь в виду."Бывает очень по-разному: например, одна из сторон может заявить о фальсификации. На помощь приходит экспертиза. Если докажут, что запись — подделка, неизбежны проблемы. Или, скажем, человек выложил аудиофайл в соцсеть или в подкаст, разослал третьим лицам. Ну и в целом запись без предупреждения собеседника — это неэтично", — говорит управляющий RTM Group Евгений Царев, эксперт в области информационной безопасности.Как записать голосовой разговор в мессенджереОператоры мобильной связи отмечают, что люди стали меньше говорить по телефону. Голосовое же общение в WhatsApp и Telegram, наоборот, все популярнее. Вот только сделать запись там гораздо сложнее, ведь VoIP-сервисы зачастую используют зашифрованный канал связи.Устройства на iOS для этого точно не подойдут — хитрость с конференц-связью тут не сработает. Для Android есть приложение Cube ACR, разработчики которого утверждают, что оно способно писать аудиозвонки практически из всех мессенджеров. После установки софта при вызове появится виджет и начнется запись. Правда, эта программа совместима далеко не со всеми смартфонами.Впрочем, как говорится, голь на выдумки хитра. При беседе в мессенджере надо включить громкую связь и приложение, имитирующее диктофон. Если же оно отказывается записывать, стоит воспользоваться сторонним устройством.
https://ria.ru/20210625/moshenniki-1738531554.html
https://ria.ru/20210622/google-1738006984.html
https://ria.ru/20210629/whatsapp-1739059098.html
РИА Новости
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
2021
РИА Новости
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
Новости
ru-RU
https://ria.ru/docs/about/copyright.html
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/
РИА Новости
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
https://cdn24.img.ria.ru/images/07e4/05/13/1571690915_9:0:2740:2048_1920x0_80_0_0_58418ea17656941200fa022cc9806de9.jpgРИА Новости
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
РИА Новости
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
технологии, apple, google android, apple iphone, google, whatsapp inc., telegram (приложение)
МОСКВА, 14 июл — РИА Новости, Кирилл Каримов. Телефонное мошенничество и прочие неприятные звонки вынуждают россиян все чаще прибегать к записи разговоров со смартфона. О том, как это сделать на законных основаниях и без последствий для гаджета, — в материале РИА Новости.
Как и чем записывать телефонный разговор
До 2019 года компания Google в операционной системе для смартфонов Android терпимо относилась к возможности записывать звонки — фирменной программы для этого не было, но реализовать подобный софт было легко. Этим пользовались как производители гаджетов (например, Xiaomi), так и разработчики приложений.C девятой версии ОС корпорация принялась закручивать гайки. В Android 10 эту функцию полностью заблокировали для смартфонов в большинстве стран. Но энтузиасты находили обходные пути — от установки прошивки тех государств, где запись еще разрешена, до получения root-прав для полного контроля над системой. Впрочем, подобные технические изыски были чреваты нежелательными последствиями вроде взлома гаджета злоумышленниками.
Позже Google все-таки разрешила запись голосовых звонков, попутно заставив большинство производителей смартфонов использовать собственную "звонилку". Но за комфорт приходится платить — устройство громко предупредит вашего собеседника о записи.
С Apple ситуация еще сложнее. Дело в том, что iOS позиционируется как операционная система с максимальным уровнем конфиденциальности с соответствующим отношением ко всякого рода "утечке информации". Доходит до смешного — встроенный диктофон iPhone не будет писать разговор при громкой связи.25 июня, 07:09
Телефонные мошенники стали чаще притворяться сотрудниками органовОграничения есть, конечно, и на уровне системы. Но имеется стороннее программное обеспечение, способное решить эту проблему.
Подобное ПО для iPhone работает по единому принципу — запись через конференц-связь. Нужно звонить на сервисный номер софта. И, помимо ежемесячных затрат на подписку, надо учитывать, что такие приложения обрабатывают звонок на своем сервере со всеми вытекающими из этого неприятными последствиями для конфиденциальности.
Еще один вариант доступен для абонентов виртуального оператора "Тинькофф Мобайл" — как с iOS, так и с Android. То же самое, но разговоры сохраняются в приложении оператора.
Юридическая сторона вопроса
Если с технологией все более-менее понятно, то вот правовой аспект гораздо сложнее. Например, примут ли аудиозапись со смартфона при рассмотрении дела в суде.
"В 2017 году Верховный суд Российской Федерации сформулировал два требования к использованию тайной аудиозаписи в гражданском процессе. Первое — запись ведет один из участников беседы, а не постороннее лицо. Второе — разговор касается деловых или бытовых отношений, являющихся предметом разбирательства суда. При этом предупреждать собеседника об аудиозаписи не требуется", — отмечает адвокат Артем Каракасиян, руководитель практики уголовного права и процесса юридической фирмы "Инфралекс".Записи помогут не всегда, но юристы сходятся во мнении, что и лишними не будут.
"Статья 77 ГПК предусматривает возможность предоставления в качестве доказательства записи телефонного разговора, но необходимо исчерпывающе указать — когда, кем и в каких условиях она осуществлялась. Телефонные записи используют в судебных разбирательствах по поводу договорных отношений", — уточняет Гульнара Ручкина, декан юридического факультета, профессор департамента правового регулирования экономической деятельности Финансового университета при правительстве Российской Федерации.
22 июня, 02:53
Названа программа, которую нужно срочно удалить со смартфонаИ, наконец, сам факт записи собственного разговора предметом судебных разбирательств не станет, но есть определенные моменты, которые стоит иметь в виду.
"Бывает очень по-разному: например, одна из сторон может заявить о фальсификации. На помощь приходит экспертиза. Если докажут, что запись — подделка, неизбежны проблемы. Или, скажем, человек выложил аудиофайл в соцсеть или в подкаст, разослал третьим лицам. Ну и в целом запись без предупреждения собеседника — это неэтично", — говорит управляющий RTM Group Евгений Царев, эксперт в области информационной безопасности.
Как записать голосовой разговор в мессенджере
Операторы мобильной связи отмечают, что люди стали меньше говорить по телефону. Голосовое же общение в WhatsApp и Telegram, наоборот, все популярнее. Вот только сделать запись там гораздо сложнее, ведь VoIP-сервисы зачастую используют зашифрованный канал связи.Устройства на iOS для этого точно не подойдут — хитрость с конференц-связью тут не сработает. Для Android есть приложение Cube ACR, разработчики которого утверждают, что оно способно писать аудиозвонки практически из всех мессенджеров. После установки софта при вызове появится виджет и начнется запись. Правда, эта программа совместима далеко не со всеми смартфонами.
Впрочем, как говорится, голь на выдумки хитра. При беседе в мессенджере надо включить громкую связь и приложение, имитирующее диктофон. Если же оно отказывается записывать, стоит воспользоваться сторонним устройством.
29 июня, 15:21НаукаВ WhatsApp появилась долгожданная функцияВстречи на расстоянии: разговор об искусстве и дизайне от образовательного проекта Кружок
Кто такой настоящий художник? А настоящий дизайнер? Культурная революция в регионах – экономическое благо или колонизаторство? Эти и другие вопросы в разговоре Ивана Полисского, Алексея Ивановского и Любови Шмыковой.
Спикеры
- Иван Полисский управляющий директор арт-парка «Никола-Ленивец»
- Алексей Ивановский дизайнер и основатель проекта W1D1
- Любовь Шмыкова художница и куратор в музее PERMM
О «настоящем» искусстве и «хорошем» дизайне
Ивановский: Знаешь, есть такая карикатура ещё, наверное, из 50-х, когда человек спрашивает у картины: «What does this represent?», – в смысле: «Что ты собой представляешь?», а картина тыкает в него пальцем и говорит: «What do you represent?» – в смысле: «А ты-то кто такой?».
Шмыкова: Наверное, я вообще не люблю вот эти категории типа «хорошее искусство», «хороший дизайн», «плохое искусство», «плохой дизайн». Это либо искусство, либо не искусство, либо дизайн, либо не дизайн.
Я работаю с подростками, мы с ними делаем выставочные проекты, и когда спустя несколько занятий подросток приходит и говорит: «Вот, я придумал объект», – бывает, ты понимаешь, что это не искусство, что-то в нём не так. И я каждый раз пыталась объяснить, почему не искусство, что не так, а через пять минут подросток приносил другой вариант, и я говорила: «О, а вот это уже круто». И я сделала вывод: для меня дело в честности. То есть, если я понимаю, что искусство честное: оно честно говорит на какую-то тему, передаёт ощущение, и оно в меня попадает – это искусство. Потому что я знаю людей, которые определяют искусство категориями «противное» или «непротивное», «красивое» и «некрасивое». Я думаю, что у искусства нет таких категорий – «красивое» и «некрасивое», «отвратительное» и «неотвратительное». Важно попадание в меня, попадание своей честностью – и это может быть честность про страшное, про очень красивое, про восхитительное.
Полисский: Мало кто осознаёт, что Никола-Ленивец – это производитель искусства. То есть, и наш фестиваль, и наши проекты – художники, которые тут работают, мой отец (художник Николай Полисский – прим. ред.) – все переводят огромное количество труда, энергии, ресурсов и материалов в объекты. Если бы это исчислялось квадратными метрами материала, или количеством энергии, или человеко-ресурсов, то, наверное, Никола-Ленивец выполз бы в первые строчки в России по тому, сколько он всего производит из того, что называется искусством. И поэтому, когда мы что-то делаем (запускаем конкурс на объект или куратор привлекает художников), главное – это понять, кто перед тобой. То есть, не хорошее или плохое это искусство, а настоящий или ненастоящий это художник. Я имею в виду: действительно ли он предан искусству.
Я думаю, что в этом плане и с дизайном можно так же разобраться – допустим, есть поле, и ты хочешь там что-то поставить. У тебя есть эскиз, модель, идея. И есть простой вопрос – зачем? Ответ на него всё проясняет.
Я заметил, что ответ настоящего художника пронизан внутренней струной, чувством, что он передает переживание места, ощущения, события.
Плохое искусство – это разговоры о том, что существуют актуальные темы, некий дискурс. Есть ещё такие художники, которые говорят о красоте и прочих абстрактных вещах, не имеющих отношения к современному искусству. Но настоящий художник должен заставить тебя задрожать внутри – ведь человек готов, как монах, отдавать себя просто послушанию некоему великому делу.
Ивановский: Я попробую обозначить разницу позиций, на которых мы стоим.
В английском языке есть модный термин «gatekeeping». Это когда некоторые люди оставляют за собой право определять, что чем-то является, а что чем-то не является. Ну, не знаю, синефилы («любители кино» - прим.ред.) гейткипят хорошее кино. Какой-нибудь кулинарный сноб гейткипит, что такое правильная карбонара, и должны ли быть в ней сливки или только перепелиные яйца. Вот, и Люба, и Иван, в том, что вы описали, существует некоторая часть этого явления. Я не могу сказать, хорошо это или плохо, это просто есть, и, например, в моём мире и моей риторике этого не существует и существовать не может.
Если я правильно услышал Любу, то, когда к ней приходит подросток и приносит что-то, что у Любы внутри не отзывается, то она скорее скажет ему, что это не искусство, таким образом, поставив себя в роль гейткипера искусства. И так же Иван, говоря о настоящем художнике, встаёт в позицию гейткипера и говорит: «Знаете, сейчас мы всё определим». И всё определяется через вас. Я не хочу сказать, что это неправильная позиция. Это суперчестная позиция. Просто я хотел бы рассказать, что среда, которую я проектировал, исходит из обратной логики. Я сразу себе запретил оценивать всё со своей позиции. Позиции гейткипинга круты, если они отрефлексированы. Потому что сам я с таким никогда не сталкивался, а если сталкивался, то всегда говорил: «Кто вы такие, чтобы объяснять мне, искусство это или не искусство?». Во мне это всё время вызывало бунт. И если бы я был подростком, а мне бы кто-нибудь сказал: «Знаете, мне кажется, это не искусство», – я бы ответил: «А как мы можем решить?». Если бы я был злой, я бы сказал: «Да кто вы? Пойду другого человека послушаю, который мне скажет: «Это искусство». А если бы я был в рефлексивном состоянии, я бы сказал: «Давайте подумаем, почему мы сейчас можем такой разговор вести, потому что иначе это просто разговор о том, подхожу ли я под ваши требования или не подхожу».
О культурной революции и колонизаторстве
Шмыкова: Я могу рассказать об опыте города Пермь. У нас была культурная революция, которая началась с выставки «Русское бедное». Я в тот момент в музее ещё не работала и от искусства была далека, хотя училась на дизайне в пермском Политехе. И я помню, что все преподаватели говорили: «Не ходите – там всё такое ужасное, непонятное, странное». А мы и не ходили, и думали: «Ну да, современное искусство – что это вообще такое непонятное?».
О&А Флоренские. Скелет броненосца
У меня есть опыт человека, который вроде бы был связан с искусством и дизайном, но сперва не очень его понимал, а потом влюбился. Не потому, что кто-то это насаживал, я сама к этому пришла – благодаря тому, что в городе появился музей, появились фестивали, куда привозили театральные проекты, современный цирк, и, в общем, современного искусства было очень много. По городу появились скульптуры, в том числе, и скульптура Николая Полисского. Поначалу я на это всё смотрела и думала: «Боже мой, что это такое? Почему на арт-объект потратили столько денег?» Но потом, когда я с ним соприкоснулась лично, когда попала волонтёром в музей, стала с ним работать, меня затянула возможность интерпретировать современное искусство так, как я его чувствую. Для меня это стало открытием, мою жизнь это изменило. Я думаю, что искусство может изменить жизнь людей, если оно поворачивается к ним лицом.
В Перми искусство вышло к людям, и люди стали к нему относиться с любовью.
Повысился культурный уровень, люди начали сами организовывать какие-то кластеры, выставки, хорошие кафе с хорошим дизайном. Как-будто на порядок выше город стал на всех уровнях. До момента, когда появился музей и вся эта культурная история, он был таким классическим промышленным городом.
Полисский: Я бы, наверное, на эту тему говорил бы с точки зрения того, что современным прагматичным человеком не учитывается понятие культуры в том же прагматичным смысле. Во-первых, слово «культура» было узурпировано товарищами из министерства культуры, которые решили, что культура – это значит то, что в театре. На самом деле культура – это вообще всё, как бы некое поле, на котором общаются люди. Я вот недавно увидел в фейсбуке у Аузана картинку, которая показывает, как экономисты измеряют культуру: «Студент А списал у студента Б работу, а студент Б его сдал профессору. Как вы оцениваете первого, второго, третьего?» То есть можно ли списывать, можно ли закладывать товарища и так далее? Это всё предмет культуры.
Так вот, мне кажется, что в этом плане искусство может влиять. Оно может создать среду. И то, что в Никола-Ленивце возникает вокруг искусства – это прообраз жизни. К нам приезжают люди посмотреть на другую Россию. Это поля, леса, покосившиеся домики, деревня, мужики работают, овощи растут. Это прообраз свободы.
Я думаю, что искусство – это то, что вносит коррективы в культуру, которую так сложно измерить и понять.
Я, кстати, с этим часто сталкиваюсь – во время маркетинговых исследований задаю вопросы вроде: «Зачем вы здесь? Что вам тут нравится? Что тут хорошего? Полно ведь деревенских отелей, где изба, всё в десять раз дешевле, и коровье молоко приносят. Но почему-то вы приехали сюда. Почему?» Нет ответа. Видимо, из-за искусства.
Ивановский: Мне кажется, это настолько сложный и интересный организм. То есть, например, мы не можем говорить об этом, не упоминая так или иначе капиталистических движений, потому что, например, культурная революция связана, конечно, с большим притоком денег в город. Потому что в принципе, если в городе становится больше денег, туда приезжают талантливые люди, становится меньше – они уезжают.
То есть, чтобы вот эта штука в Перми зажглась, там же должно было какое-то влияние произойти. А может же где-то такое происходить и без этого, и, наверняка, есть локальные вспышки, которые без вливаний, без постройки музеев возникают. Вот это ужасно интересная штука.
Мы всё время вокруг этого вопроса колониального кружимся – как бы такого «причинения добра». У меня к себе много вопросов по этому поводу: «можно ли это? Когда это можно? Допустимо ли? Не заглушим ли мы голос, который есть у этого места, привнося в него то, что мы хотим, чтобы там было?»
Шмыкова: Я думаю, что проблема в том, что часто людей вообще не спрашивают, и они привыкли, что их не спрашивают. Когда я работаю с какими-то группами людей, неважно – дети, подростки, пожилые люди, — первое, что я делаю, я иду от запроса, пытаюсь узнать людей, потому что они мне искренне интересны. И, мне кажется, важна искренность: интересны ли тебе люди, а что в них? Если тебе неинтересно, то там будет и отторжение, и сколько бы ты денег ни «вбухал», это не примут.
О запросе на искусство
Ивановский: Можно я попробую отсюда протянуть короткую ниточку, которая ведёт к началу нашего разговора? Процесс, который ты описала – «я обращаюсь к людям, пытаюсь понять, что им важно и интересно, и пытаюсь отталкиваться от этого» – это удивительным образом на сто из ста дизайнерский процесс. Хороших дизайнеров учат брать глубинные интервью и понимать, как продукт в жизнь человека может встроиться. Но я не представляю художника, который сказал бы: «Знаете, я делаю выставку, и пришёл поговорить с людьми, спросил, чего им хочется. Они сказали: «Мы хотим натюрмортов а-ля Сезанн», ну я и нарисовал натюрморты а-ля Сезанн».
Полисский: Ты знаешь про проект, для которого проводились опросы в разных странах, и на основе опросов создавали живопись? «Что вы считаете прекрасной картиной?» – «Я люблю пейзаж, чтобы была река, и чтобы был Иисус». И рисовали пейзаж, реку, Иисуса и так далее.
А теперь представим, что ты художник, приехал в Никола-Ленивец делать огромный арт-объект. Сам ты его делать не будешь. Тебе нужно сотрудничать с нашими ребятами, просить их на 30-метровую высоту лазать и приколачивать деревяшки под тем углом, под которым ты придумал. Так вот, никто не полезет на 30-метровую высоту, если ты не будешь чувствовать людей, общаться, резонировать. И твоя работа, скорее всего, не приживётся, потому что ты просто не понимаешь, что здесь происходит, почему это поле такое, почему этот лес такой, почему этот материал дешёвый, почему этот материал дорогой, где его взять и так далее. Всё это тебе подскажут местные люди. Они скажут: «Ты что, с ума сошёл – приколачивать эту штуку? Её завтра оторвут, она в деревне самая ценная». И лучшие работы получались, когда люди вникали в то, что здесь происходит – скитались по деревням, пили с местными мужиками, ходили в баню, катались на лошадях. А худшие работы в Никола-Ленивце – это работы из мастерской, когда ты придумал идею и заставил всех её сделать.
«Вселенский разум», Николай Полисский
Шмыкова: Я вообще привыкла работать в таком формате, когда ты приезжаешь на место и ничего не знаешь о нём, никаких планов у тебя нет. Я знаю, что все планы разобьются о людей, об их мнения, об их переживания и ощущения. И ты приезжаешь, за три дня знакомишься со всеми, понимаешь, «про что они», начинаешь вместе с ними развивать проект, историю, и, в общем, у вас энергии совпадают, вы вместе входите в этот энергетический поток.
«Кружок» с начала марта проводит серию разговоров в онлайне. Вокруг выбранной темы выстраиваются разговоры с людьми. «Кружок» выбрал несколько направлений, регулярно возникающих в их собственной деятельности: связь больших и малых мест, образование, региональный, социальный активизм, погоня за творческой мечтой, искусство и дизайн.
Разговор | Оксфордский университет
The Conversation - это онлайн-источник заставляющих задуматься статей, написанных исследователями и учеными во всех дисциплинах для общественности в Великобритании и во всем мире.
Он предоставляет исследователям платформу для повышения значимости своих исследований и вовлечения более широкого мира, предоставляя свободу обсуждать актуальные вопросы более детально, чем это обычно предлагается традиционными СМИ.
Оксфорд является участником The Conversation и поэтому регулярно предоставляет исследователям и ученым всего университета возможность писать статьи и принимать участие в практических занятиях для улучшения навыков письма и взаимодействия.
Статьи часто публикуются в других средствах массовой информации (включая BBC, The Guardian, The Washington Post), что обеспечивает еще больший охват аудитории, которая может включать ученых, политиков, спонсоров и общественность. На сегодняшний день более 600 оксфордских исследователей и ученых на всех уровнях опубликовали статьи, которые привлекли 30 миллионов читателей со всего мира.
Как это работает- The Conversation ежедневно отправляет электронные письма с просьбой дать комментарии по актуальным вопросам ключевым контактам в университете, которые, в свою очередь, определяют исследователей, которые могут иметь необходимый опыт, для ответа
- Если интересно, исследователь связывается с соответствующим редактором по номеру The Conversation , чтобы обсудить их потенциальный вклад.
- По заказу исследователь отправляет свою копию и работает с редактором до тех пор, пока не будет согласован окончательный проект; исследователь получает окончательное одобрение перед публикацией.
- Редакторы The Conversation также могут напрямую связываться с исследователями, чтобы внести свой вклад; и исследователи могут также предлагать свои собственные идеи для статей.
- Потенциальным авторам предлагается создать профиль на веб-сайте The Conversation , и пользователи могут зарегистрироваться, чтобы стать читателем, что позволяет вам комментировать статьи и получать ежедневную информационную рассылку главные новости
- Повысьте значимость своего исследования и примите участие в публичных обсуждениях с широким кругом аудиторий
- Обеспечивает коммуникационную платформу с устоявшейся читательской аудиторией без необходимости создавать собственный блог
- Поделитесь своими взглядами и результатами исследований своими словами
- Откройте новые пути для междисциплинарной работы, обмена знаниями и взаимодействия с общественностью
- Получите экспертную помощь от Команда профессиональных редакторов The Conversation , которые будут работать с вами над созданием ваша статья
- Легкий доступ к показателям с точки зрения читательской аудитории и переиздания ваших статей
- Возможность принять участие в практическом обучении для улучшения ваших навыков письма и взаимодействия
Университет объединился с The Conversation, чтобы предложить широкий спектр возможностей обучения исследователей и ученых.Каждый из отделов посетят соответствующие редакторы, и каждому найдется что-то для себя; от вводных занятий до коротких семинаров и индивидуальных консультаций.
Подробную информацию можно получить в информационных бюллетенях отделов и т. Д. Или свяжитесь с контактным лицом в отделе, указанным выше.
Преимущества для сотрудников по связям с общественностью / пресс-служб- Повышает осведомленность о превосходных исследованиях и инновациях, которые вы поддерживаете
- Требуются относительно небольшие временные ресурсы, поскольку редакторы из The Conversation поддерживают и работают напрямую с авторами
- Расширяет осведомленность о кадровом резерве ученых и исследователей в области СМИ за пределами страны (т.е. другим журналистам, которые могут следить)
- Доступ к показателям, включая число читателей и публикации
- Предоставляет новый контент для каналов и веб-сайтов в социальных сетях
- Демонстрирует, что ваш отдел / факультет / исследовательский центр или группа ориентированы на взаимодействие с более широким обществом
- Поддерживает цель Стратегического плана Оксфордского университета на 2018-2023 гг.
- Демонстрирует, что Оксфорд стремится способствовать более широкому взаимодействию с более широким обществом и продвигать междисциплинарные коммуникации
- Доступ к институциональной аналитике, включая подробные данные о содержании, опубликованном исследователями Оксфорда
- The Conversation UK - это некоммерческая компания и благотворительная организация, зарегистрированная в Великобритании и являющаяся частью глобальной сети с отделениями также в США, Африке и Австралии.
- Содержимое включает экспертные онлайн-комментарии по широкому кругу тем. включая политику, науку, искусство, бизнес, экономику и образование.
- Запущенный в Великобритании в мае 2013 года при финансовой поддержке университетов и ряда организаций, в настоящее время членами являются более 80 университетов.
- В среднем 250 британских статей в месяц; ежемесячная читательская аудитория в настоящее время составляет около 12 миллионов
Новый вид новостного онлайн-сайта
На этой неделе в США открывается новый некоммерческий новостной сайт.S. Учитывая тысячи уже существующих онлайн-новостных сайтов (примерно 170+ из них некоммерческие), вы можете задаться вопросом, зачем вам это нужно. Но вы должны, потому что этот немного другой.
The Conversation - это независимый сайт новостей и комментариев, созданный командой профессиональных журналистов, которые работают в тесном сотрудничестве с академическими авторами, чтобы использовать опыт ученых, применить его к важным вопросам и сделать его доступным для общественности.
Недавно мы выделили грант для проекта «Разговор через специальные проекты», потому что их работа показалась нам потенциально полезной в нескольких аспектах.Практически каждый, кто читает новости, знает, что с момента появления Интернета журналистика во всем мире находится в тяжелом положении. Две большие проблемы доминируют, по крайней мере, для тех, кому небезразлична демократия:
- Старая журналистика бизнес-модель больше не работает. Многие редакции были вынуждены сократить штат или полностью закрыть. Согласно недавнему отчету о состоянии средств массовой информации в 2013 году , занятость штатных редакторов в США, достигшая пика в 57000 человек в 1989 году, к концу 2011 года сократилась на 29%.В том же отчете указано, что количество ежедневных газет в США упало примерно на 14% с 1990 года.
- Остается гораздо больше фрагментированных , а часто гораздо больше идеологических . Что касается телевидения , то многое было сделано из идеологической крайности Fox News («регулярно смотрят» только 20% американцев) и MSNBC (регулярно смотрят только 11%). Они очень разные. Недавнее исследование Pew, поддержанное фондом Hewlett Foundation, показало, что «последовательные консерваторы» выражали в подавляющем большинстве положительные взгляды на Фокса (74% положительно).При этом 73% «последовательных либералов» отрицательно относились к сети. Разговорное радио известно своей идеологией, хотя гораздо более популярно среди консерваторов, чем среди либералов. Семь из 10 ведущих торговых точек считаются консервативными, остальные - независимыми или умеренными, и их количество выросло с 400 млн в 1990-х годах до 1,4 млрд за последние годы. Учитывая широту новостных онлайн-сайтов , практически невозможно зафиксировать их идеологический тон, но достаточно сказать, что многие из них занимают вполне определенную идеологическую нишу.Короче говоря, людям очень трудно прийти к согласию в отношении фактов, не говоря уже о том, что с ними делать.
The Conversation затрагивает обе эти проблемы.
Что касается бизнес-модели, то большая часть финансирования The Conversation поступает из университетов, по крайней мере, в Великобритании и Австралии (двух странах, где он действует до сих пор). Ученые получают выгоду от увеличения аудитории для своих исследований, а сами университеты получают выгоду от большей наглядности.The Conversation может бесплатно читать, публиковать и переиздавать свои статьи для распространения в других новостных агентствах (см. Последние публикации Washington Post здесь, здесь, здесь и здесь). Короче говоря, финансовая сторона выглядит многообещающей.
Что касается идеологии, общественное доверие к институтам падает повсеместно. Есть некоторая надежда на то, что университетские исследователи будут рассматриваться как надежные источники информации, по крайней мере, некоторыми группами населения. Недавнее исследование в Великобритании показало, что «90% сказали, что доверяют ученым, работающим в университетах.Но в отношении доверия британские ученые могут оказаться лучше, чем американские. Huffington Post недавно обнаружила, что «только 36 процентов американцев сообщили, что« сильно »верят в то, что информация, которую они получают от ученых, является точной и надежной. 51% сказали, что они мало доверяют этой информации, а еще 6% заявили, что не доверяют ей вообще ».
Другой источник тех же данных фактически доходит до сути разговора - исследования American Sociological Review только для его участников: «Политизация науки в общественной сфере: исследование общественного доверия в Соединенных Штатах, 1974–2010 годы».В полном исследовании есть удобная диаграмма, показывающая изменения в доверии к науке в зависимости от идеологической принадлежности, но, к сожалению, она доступна только в том случае, если вы за нее заплатите, и выяснение того, как даже показать диаграмму здесь юридически допустимым способом, потребовало бы нескольких дней, чтобы разобраться). Вдобавок ко всему, все исследование немного трудно читать (для непрофессионала), и оно очень длинное - все проблемы с доступностью академических знаний, которые должен помочь преодолеть Беседа.
Помимо проблем, связанных с представлением сложной информации таким образом, чтобы ее могла понять непрофессиональная аудитория, The Conversation также признает проблему идеологической классификации - и, таким образом, либо полного игнорирования, либо помощи в продвижении растущей проблемы U.С. Политическая поляризация. Академические авторы должны «соблюдать протоколы, которые помогают восстановить доверие к журналистике: они подписывают редакционный устав; раскрывать финансирование и конфликты; соблюдать общественные стандарты; и пишите в областях, в которых они продемонстрировали опыт ».
Учитывая все это, я с осторожным оптимизмом смотрю на то, что The Conversation может найти хорошую точку опоры здесь, в США, в то время, когда наша общественность и наши политики остро нуждаются в повторном поиске дополнительных источников согласованных фактов и экспертных знаний. .Буду рад вашим мыслям!
The Conversation Project - Персонал
Наша цель
The Conversation Project® - это инициатива по взаимодействию с общественностью, преследующая одновременно простую и преобразующую цель: помочь каждому рассказать о своих желаниях заботы до конца жизни, чтобы эти пожелания можно было понять и уважать.
Пришло время рассказать о том, как мы хотим прожить свою жизнь до конца. Пришло время рассказать о том, какую заботу мы хотим и не хотим для себя.
Мы считаем, что лучше всего начать с кухонного стола, а не в отделении интенсивной терапии, с людьми, которые для нас больше всего важны, пока не стало слишком поздно.
Вместе мы можем облегчить эти сложные разговоры. Мы можем быть уверены, что наши собственные желания и желания людей, которые для нас наиболее важны (наши близкие, друзья, избранная семья), понимаются и уважаются. Проект «Разговор» предлагает бесплатные инструменты, руководство и ресурсы, чтобы начать разговор с теми, кто больше всего важен для вас и их желаний.
Наша история
Проект «Разговор» начался в 2010 году, когда лауреат Пулитцеровской премии писательница Эллен Гудман и группа коллег и заинтересованных представителей СМИ, духовенства и медицинских работников собрались, чтобы поделиться историями о «хороших смертях» и «тяжелых смертях» в кругу своих близких. .
Подробнее
Гудман основала некоммерческую организацию после того, как много лет работала опекуном своей матери, больной болезнью Альцгеймера. Они с матерью никогда не обсуждали уход за пациентами в конце жизни, но, в конце концов, решение об уходе осталось за Эллен.«Только после ее смерти я поняла, насколько было бы легче, если бы я услышал ее голос в своем ухе, поскольку эти решения должны были быть приняты», - вспоминает она.
За несколько месяцев возникло видение массовой общественной кампании, охватывающей как традиционные, так и новые СМИ, которая изменит нашу культуру. Цель: облегчить начало разговоров о жизни и смерти и побудить людей говорить сейчас и так часто, как это необходимо, чтобы их желания были известны, когда придет время.
Чтобы воплотить это видение в жизнь, The Conversation Project начал свое сотрудничество с Институтом улучшения здравоохранения (IHI) в сентябре 2011 года. IHI - это некоммерческая организация, которая помогает улучшить здоровье и здравоохранение во всем мире. Сегодня проект The Conversation Project находится в ведении Эллен Гудман и сотрудников IHI при поддержке многих экспертов-консультантов.
Команда проекта «Разговор» хотела бы поблагодарить за щедрую помощь бесчисленное количество людей, которые предоставили идеи, советы и поддержку, когда мы готовились к запуску нашей национальной кампании.Попутно они делились ресурсами, знаниями и опытом, давая нам потенциальных клиентов, устанавливая связи и фокусируя нашу работу. Неудивительно, что они почти всегда делились своими личными историями, историями, которые подчеркивают важность ответа на вопрос: «Вы беседовали?» Каждому из вас наша благодарность.
В цифрах
В то время как 92% американцев считают важным обсудить свои пожелания относительно ухода в конце жизни, только 32% вели такой разговор.95% американцев говорят, что были бы готовы поговорить о своих желаниях, а 53% даже говорят, что были бы рады обсудить это (Национальный опрос The Conversation Project, 2018).
Более 550 000 человек из всех 50 штатов и более 160 стран скачали наше руководство по общению, которое доступно на английском, арабском, французском, немецком, гаитянском креольском, иврите, хинди, японском, корейском, китайском, португальском и русском языках. , Испанский и вьетнамский.
Более 1 500 000 человек посетили веб-сайт The Conversation Project с момента его запуска в 2012 году.
Исследования
Для исследований, связанных с TCP и разговорами о медицинской помощи в конце жизни, посетите нашу страницу ресурсов здравоохранения .
Часто задаваемые вопросы
Как я могу принять участие?Начните с разговоров с наиболее важными для вас людьми о вашем здоровье и их пожеланиях в отношении здоровья до конца жизни; Вводное руководство Conversation - это бесплатный ресурс, который поможет вам в этом процессе.
Если вы хотите принять более активное участие, рекомендуем сначала ознакомиться с нашим Руководством по началу работы для сообщества.Это отличный способ начать планирование того, как вы можете вовлечь жителей сообщества в обсуждение вопросов здравоохранения до конца жизни и как сотрудничать с другими организациями в вашем регионе для продвижения этой работы.
Вы также можете присоединиться к нашим вебинарам для лидеров сообщества, присоединиться к нашей дискуссионной группе Conversation Champions и пообщаться с другими, выполняющими аналогичную работу, просмотрев нашу карту Conversation Champions. Подпишитесь на нашу новостную рассылку о взаимодействии с сообществом и посетите нашу страницу участия для получения дополнительной информации.Дополнительные ресурсы доступны на нашей странице ресурсов сообщества.
Как мне получить копии ваших материалов?Все наши материалы, включая Руководство для начинающих по разговору, можно бесплатно загрузить и распечатать. Профессионально распечатанные копии также доступны для покупки через наш интернет-магазин Mimeo Marketplace.
Подробнее
Моя организация (или я как частное лицо) хотели бы принять участие в The Conversation Project.Как мне начать? Во-первых, ознакомьтесь с Принципами TCP относительно того, как мы работаем с партнерами по сообществу.
Затем посетите нашу страницу «Примите участие», где вы можете подписаться на информационные бюллетени, получить поддержку от других и загрузить ресурсы.
Я хочу рассказать о проекте «Разговор». Как мне начать?
У нас есть записанный виртуальный тренинг ораторов, который подготовит вас к выступлению в проекте «Разговор» и проведет семинар «Руководство для начинающих по разговору».Дополнительную информацию см. В разделе «Обучение» на нашей странице звонков / контактов сообщества. Кроме того, в нашем Центре ресурсов сообщества есть стандартная колода слайдов и рекомендуемые действия, которые вы можете использовать для своей презентации.
Как записаться на ежемесячный веб-семинар сообщества Conversation Project?
Подпишитесь на нашу рассылку по взаимодействию с сообществом, чтобы получать информацию о наших вебинарах и проверять нашу страницу звонков / контактов сообщества, чтобы узнать, как зарегистрироваться для звонков.
Как я могу поддержать проект «Разговор»?
Проект «Разговор» зависит от грантов фондов, корпоративного спонсорства и индивидуальных взносов для финансирования его работы. Если вы хотите поддержать нашу кампанию, подумайте о подарке без вычета налогов в память о любимом человеке. Пожертвования можно делать онлайн.
Вы также можете помочь нам продвигать нашу работу и жизненно важное значение разговоров об уходе до конца жизни, разместив сообщение на странице The Conversation Project в Facebook, написав в Твиттере @convoproject или поделившись информацией в Instagram.
Может ли наша организация разместить ссылку на ваш сайт?
Совершенно верно. Не стесняйтесь предоставить ссылку на нашу домашнюю страницу (http://theconversationproject.org/) или непосредственно на нашу страницу начала работы (https://theconversationproject.org/get-started). Тем не менее, мы не разрешаем размещать PDF-файлы наших Руководств по общению на внешних веб-сайтах.
Если вы хотите получить настраиваемый URL-адрес, чтобы мы могли отслеживать количество людей, переходящих по ссылке, и предоставлять вам эту информацию, отправьте электронное письмо по адресу talkproject @ ihi.орг.
Дополнительную информацию см. В наших правилах по брендингу.
Как я могу попросить кого-нибудь из The Conversation Project выступить на моем мероприятии?
Пожалуйста, заполните форму запроса на выступление, чтобы рассказать нам больше о мероприятии, которое вы планируете. Если возможно, мы порекомендуем лучшего спикера для вашего мероприятия. Обратите внимание, что, поскольку мы небольшая команда, мы можем проводить только ограниченное количество выступлений.
Как я могу запросить интервью для моей статьи, радиопрограммы и т. Д.?
Все запросы СМИ направляйте по адресу [email protected].
Какая связь между проектом «Разговор» и Национальным днем принятия решений в области здравоохранения?
NHDD - это инициатива The Conversation Project. Основатель NHDD Натан Котткамп продолжает участвовать, а мы отвечаем за управление, финансы и структуру NHDD.
Что делать, если у меня возникнут дополнительные вопросы?
Напишите нам по адресу talkproject @ IHI.орг.
Свяжитесь с нами
Мы хотим услышать от вас! Отправьте нам электронное письмо или обычное письмо, используя информацию ниже.
По почте:
Разговорный проект
Государственная ул., 53, 19-й этаж
Бостон, Массачусетс 02109
По электронной почте : [email protected]Вопросы для прессы: Напишите нам, и мы ответим вам в течение одного рабочего дня. Если вам нужен более быстрый ответ, позвоните Крисси Кронин по телефону (617) 391-9913.
Наши истории
Присоединяйтесь к разговору> USC Dana and David Dornsife College of Letters, Arts and Sciences
The Conversation - это некоммерческий, независимый источник новостей и мнений, написанный исключительно академическим и исследовательским сообществом. Все статьи, которые он публикует в Интернете, также распространяются через Associated Press в средствах массовой информации по всему миру, которые имеют возможность повторно публиковать их в том виде, в котором они были написаны. В 2017 году статьи, опубликованные в The Conversation , были прочитаны более 76 миллионов раз.
The Conversation предлагает уникальную возможность поделиться своим опытом по актуальной теме с помощью написанной вами новостной статьи, которая может быть прочитана людьми во всем мире.
Что The Conversation публикуетThe Conversation содержит комментарии и анализ, но не мнения, написанные учеными и отредактированные журналистами для широкой публики. The Conversation фокусируется на трех приоритетных областях:
- Своевременный, основанный на фактах анализ проблем, связанных с выпуском новостей
- Статьи, объясняющие новое исследование и его значение для неспециализированной аудитории
- Вечные, простые английские «объяснения» сложных вопросов
Количество слов в статье обычно составляет от 800 до 1000 слов.
Как писать для РазговорВсе профессора USC Dornsife, постдокторанты и доктора философии. кандидаты имеют право писать статьи. Предыдущий опыт написания новостей не требуется. The Conversation имеет опытную команду редакторов, которые будут направлять и поддерживать вас в процессе совместного и тщательного редактирования.
Редакторы предпочитают рассматривать идею рассказа до того, как она будет полностью написана. Подготовьте краткую презентацию, в которой излагается история, которую вы собираетесь написать.Те, которые являются своевременными, с большей вероятностью будут приняты, как и темы, связанные с новыми исследованиями. Отдел коммуникаций Дорнсайф USC может совместно с вами провести мозговой штурм, как связать ваш опыт с актуальными темами.
Отправьте свои идеи истории Джиму Ки, директору по связям со СМИ, и он вместе с вами представит вашу историю редакторам The Conversation. Вы также можете отправлять презентации непосредственно в The Conversation , где вы можете найти дополнительную информацию о том, что редакторы ищут в презентации.
Посетите целевую страницу USC Dornsife на The Conversation , чтобы прочитать статьи наших преподавателей, докторантов и аспирантов.
Влияние письма на РазговорПубликация статьи в The Conversation позволяет вам делиться своей работой с большой аудиторией далеко за пределами USC. Статьи, опубликованные на их веб-сайтах, обычно читают от 1000 до 1 миллиона раз. Опрос авторов показал, что после публикации с The Conversation :
- 51% запрошены на радиоинтервью
- 38% запрашивали интервью для печатных изданий
- 27% просили написать статью для другой торговой точки
- 17% запросили телеинтервью
- 43% обратились за другим академическим сотрудничеством
- Увеличение цитирования научных статей на 31%
- 23% использовали статью или показатели как часть гранта или другого финансирования
- 14% подвержены влиянию политики со стороны лица, принимающего решения
- Примерно 7% получили предложение книги (или другого книгоиздания)
Помимо публикации на веб-сайте The Conversation , ваши истории могут быть перепечатаны в основных средствах массовой информации, включая The Washington Post , CBS News , Newsweek , Associated Press , Smithsonian Magazine , PBS , Time и New Republic, и другие.Статьи, опубликованные The Conversation , бесплатны для чтения и никогда не выходят за рамки платного доступа.
Еще вопросы? Свяжитесь с Джимом Ки по адресу [email protected].
Разговор | Управление коммуникаций и маркетинга
UT Knoxville присоединился к The Conversation - независимому источнику новостных статей и аналитических материалов, написанных академическим сообществом и отредактированных журналистами для широкой публики. Благодаря нашему партнерству мы стремимся лучше понять важную работу преподавателей UT.
Все статьи на веб-сайте The Conversation написаны учеными, которые пишут в своей области знаний, работая с профессиональными редакторами, чтобы гарантировать, что их знания передаются на языке, доступном для максимально широкой аудитории.
Все статьи можно переиздать бесплатно по лицензии Creative Commons, и многие из них были переизданы крупными национальными изданиями, такими как Washington Post , Time , Newsweek , CNN, Univision, PBS NewsHour , Scientific Американский и другие.Благодаря партнерству с Associated Press и GateHouse Media, которым принадлежат многие газеты Теннесси, статьи переиздаются местными газетами. Написав один раз, ученые UT могут охватить аудиторию на местном, национальном и глобальном уровнях.
Беседа - ключевая тактика выделения исследований, которые улучшают жизнь и меняют мир.
Команда новостей и информации стремится помогать преподавателям добиваться успеха в размещении статей. Наша команда будет:
- Предлагайте презентации преподавателям на основе актуальных новостных тем
- Обеспечьте первое чтение и уточнение для презентаций новых статей
- Ищите возможности для наших преподавателей через ежедневные запросы экспертов из The Conversation
- Соедините редакторов, изучающих конкретные темы для The Conversation, с преподавателями, имеющими опыт в этой области
- Проводить постоянные презентации для преподавателей о преимуществах написания статей для The Conversation
- Работа над дальнейшим расширением охвата статьи по каналам университетов
- Уведомлять местные торговые точки и соответствующие отраслевые издания о статьях из The Conversation, доступных для повторной публикации
Что авторам нужно знать о написании для The Conversation US
преподавателей будут работать с отделом новостей и информации UT для уточнения тезисов статей, которые будут отправлены в The Conversation.The Conversation заинтересован в предоставлении экспертного анализа в ответ на новостные события и в постановке новостной повестки дня с важными идеями, исходящими из академических кругов.
Редакторы рассматривают четыре вещи в презентации:
Насколько это интересно широкой аудитории?
Что неспециалист хочет или должен знать по этой теме?
Это своевременно?
Своевременность может означать многое: новое исследование, анализ чего-либо в новостях, комментарии, основанные на событиях, исторических годовщинах, большие идеи в области исследования и многое другое.Почему читателям должно быть до этого дело?
Является ли автор знатоком того, о чем пишут?
Преподаватели должны описать, как тема вписывается в их область исследования.
Может ли автор осветить тему в 1000 слов или меньше?
Статьи не нацелены на то, чтобы быть исчерпывающими, но чтобы указать на важные моменты, которые общественность должна знать.
Что дальше?
Как только презентация будет одобрена, преподаватели будут работать с редактором, чтобы написать и уточнить статью.От питча до завершения процесс занимает от трех до шести недель. Таймфрейм для последних или актуальных новостей составляет от 24 часов до трех дней.
Все авторы имеют доступ к панели управления авторами и могут видеть, сколько раз статья была прочитана в исходной публикации и при переиздании, а также географическое положение читателей. Панели мониторинга отслеживают комментарии на веб-сайте The Conversation и взаимодействие в социальных сетях. Эти показатели можно использовать для демонстрации участия и просвещения общественности.
Хотите поделиться своим опытом с The Conversation? Связаться с нами.
В опросе авторов The Conversation исследователи обнаружили, что:
90% имели положительный опыт работы с редакторами
93% отметили, что правки их редактора были полезными
90% рекомендуют коллеге писать с помощью The Conversation
статей, опубликованных на сайте The Conversation, обычно читают от тысячи до миллиона раз.За один месяц статьи в The Conversation через переиздание достигли 34,7 миллиона человек. Однако есть и другие способы измерить влияние статьи. Из более чем 400 опрошенных авторов:
43% обращались за другим академическим сотрудничеством
31% отметили увеличение цитирования их научных статей
23% использовали статью или показатели как часть заявки на грант или другое финансирование
14% влияние политики со стороны лица, принимающего решения
51% получили запрос на радиоинтервью
38% получили запрос на интервью для печатного издания
27% получили запрос на запись в другую точку
17% получили запрос на телеинтервью
Помогают людям рассказывать о своих желаниях о помощи до конца жизни | IHI
Как говорить о том, что для вас важно, и как высказать свое мнение о вашем здоровье
The Conversation Project, соучредителем которого является обладательница Пулитцеровской премии Эллен Гудман в 2012 году, представляет собой общественную инициативу Института улучшения здравоохранения с целью, которая одновременно проста и трансформирует: помочь каждому рассказать о своих пожеланиях по уходу до конца. жизни, чтобы эти желания можно было понять и уважать.
Мы не можем все спланировать. Но мы можем поговорить о самом важном - в нашей жизни и в нашем здравоохранении - с теми, кто имеет наибольшее значение. Разговор с важными людьми в нашей жизни может сблизить нас. Проект «Разговор» предлагает людям бесплатные инструменты, рекомендации и ресурсы, которые им необходимы, чтобы помочь начать эти разговоры.
The Conversation Project не продвигает каких-либо предпочтений в отношении того типа ухода, который кому-то может понадобиться; вместо этого он направлен на поощрение и поддержку людей в выражении того, что для них наиболее важно в их здравоохранении - сегодня и завтра.
Разжигая культурные изменения за кухонным столом, а не в отделении интенсивной терапии, проект «Разговор» надеется, что людям станет легче сообщать о своих пожеланиях о помощи, которые можно будет заранее выразить и уважать, когда в этом возникнет необходимость.
Вы беседовали?
Узнайте больше на сайте The Conversation Project: www.theconversationproject.org
Доступные ресурсы (на нескольких языках) включают:
- Руководство для начинающих по разговору
- Руководство по выбору доверенного лица в сфере здравоохранения
- Руководство по работе с доверенным лицом в сфере здравоохранения
- Руководство по разговору с бригадой здравоохранения
- Руководство для начинающих по разговору для лиц, осуществляющих уход людей с болезнью Альцгеймера или другими формами деменции
- Разговорное руководство для лиц, ухаживающих за ребенком с серьезным заболеванием
- Рабочая тетрадь «Что для меня важно»
- Видео, бесплатные ресурсы и способы участия в жизни вашего сообщества
Определение разговора по Merriam-Webster
преобразование | \ Kän-vər-ˈsā-shən \1а (1) : устный обмен мнениями, наблюдениями, мнениями или идеями … Мы достаточно поговорили, но не поговорили; ничего не обсуждалось.- Сэмюэл Джонсон
(2) : экземпляр такого обмена : разговор тихая беседаб : неформальное обсуждение вопроса представителями правительств, учреждений или групп. разговоры среди сенаторов
c : обмен, похожий на разговор Мы поговорили по электронной почте.
.