Обман во благо: примеры, аргументы ЗА и ПРОТИВ, цитаты о лжи во благо

Ложь во благо | Как вранье по мелочам разрушает отношения — Психология эффективной жизни

Помните ли вы момент, когда впервые узнали о концепции «лжи во благо»? Может быть, это случилось в детстве, когда взрослые скрыли от вас правду, чтобы не расстраивать? Если вы сами сейчас воспитываете детей, возможно, вы тоже прибегали к «маленькой» лжи, чтобы успокоить ребенка, который потерял игрушку или питомца, боится прививки или еще чего-то. Исследования показывают, что подавляющее число людей считает совершенно приемлемым, когда родитель лжет ребенку в таких ситуациях.

Разница между «приемлемой» и «запрещенной» ложью также усваивается довольно рано. Например, врем о своем поведении и отметках, чтобы избежать наказания. Или просим начальника дать отлежаться дома с простудой, когда на самом деле хотим отлежаться у телевизора. Уроки о границах правды и последствиях вранья мы приносим во взрослую жизнь из детства.

Эта разница обычно сводится к намерениям лжи.

Вранье, которое призвано защитить кого-то, обычно считается социально допустимым при определенных обстоятельствах. Например, если кто-то в семье смертельно болен, считается недопустимым врать о том, что они обязательно поправятся. Но сказать ребенку, что «бабушка сейчас чувствует себя не очень хорошо», считается более деликатным способом сообщить ребенку, что смерть близко.

Если вы скрываете правду, чтобы защитить кого-то от боли и вреда, это воспринимается как проявление эмпатии и сострадания. Если вы врете, чтобы защитить себя от проблем, это уже далеко от альтруизма.

Так или иначе, накапливаясь, такая маленькая ложь превращается в настоящую лавину вранья, которая способна уничтожить отношения.

Четыре вида «лжи во благо», которые не стоит говорить

1. «Я с тобой свяжусь»

Если вы точно знаете, что никогда в жизни не наберете этот номер, не обещайте перезвонить. Попытка не показаться невежливым не стоит того, чтобы, вполне возможно, заставлять человека испытывать психологические и эмоциональные страдания из-за нарушенного обещания.

2. «Ты у меня единственный(ая)»

Не нужно уверять партнера в исключительности ваших отношений, если вы ждете «удачного момента» расстаться. Чем дольше вы будете давать человеку повод считать, что у вас все хорошо, тем болезненнее будет разрыв.

Закончить отношения, которые ведут в никуда, — как резко оторвать лейкопластырь. Пару секунд болит, а потом перестанет. Если же отрывать его медленно, вы лишь растягиваете боль. Честность всегда в конечном итоге приведет к лучшему. В отличие от «лжи во благо».

3. «Мы всего лишь друзья»

Если вы «всего лишь друзья», вряд ли у вас есть причина горячо это доказывать. Стоит признать, что эмоциональные измены могут быть такими же разрушительными для отношений, как физические.

Фактически женщины особенно склонны ревновать, если видят, что партнер становится ближе к другу — вернее, к подруге. Поэтому, утверждая, что она «всего лишь подруга», вы не заслужите себе кредит доверия. Если ваша дружба не выглядит как таковая, значит, есть повод задуматься над своими выборами и решениями.

4. «Обещаю, это последний раз»

Не важно, о чем речь — об алкоголе, флирте, курении, лежании на диване, когда партнер занят чем-то полезным… Не надо давать обещания, которые, вы точно знаете, не станете исполнять. Таким образом вы не спасаете отношения от краха, а лишь приближаете его. Хотите вы в это верить или нет, но партнер тоже прекрасно знает, что ничего не изменится — ни завтра, ни через неделю, ни через месяц.

Когда маленькая ложь становится угрозой для отношений?

Если кратко — когда вы лжете, чтобы спасти свою шкуру, а не защитить чувства другого человека. Задумайтесь, какие последствия вас ждут, если тайное станет явным.

Если ваш партнер узнает, что вы активно следите или даже переписываетесь с бывшим в социальных сетях, он имеет полное право считать, что это недопустимо. Если же секрет заключался в том, что вы посмотрели следующую серию любимого сериала без него и притворились, что не делали этого, он, конечно, может быть расстроен, но не так критично.

Когда можно допустить маленькую ложь?

Одно из исследований, проведенных в США в 2009 году, выяснило, что чаще всего люди врут в мелочах по одной из четырех причин:

• Чтобы избежать позора и унижения.
• Свести конфликт к минимуму.
• Завершить неловкий разговор.
• Закончить отношения («Дело не в тебе, дело во мне»).

Врать в таких ситуациях считается социально допустимым. Нормально сделать комплимент ужину, который с заботой приготовил для вас любимый человек, даже если вам было невкусно. Но однозначно недопустимо врать, когда единственная цель — защитить свои собственные чувства.

Самозащита — нормальная реакция на боль

Когда вас уволили с работы, естественная реакция — попытаться выставить себя жертвой или героем, который восстал против «системы» («Начальница знала, что я больше подхожу для руководящей должности, поэтому уволила меня из зависти»). Или, наоборот, вызывать всеобщую жалость, заявив, что попали под сокращение.

Но, конечно, даже маленькая ложь может рано или поздно вылезти вам боком. Поэтому, прежде чем соврать в мелочах, даже если это кажется безобидным, оцените свои риски:

• Адекватность причин для лжи.
• Потенциальный вред, если правда всплывет.

А еще лучше — открыто и честно заявлять о своих нуждах, потребностях и желаниях, выстраивая здоровые границы в отношениях с людьми. Так и врать совершенно не придется.

Источник: https://www.psychologytoday.com/us/blog/lifetime-connections/201901/little-white-lies-shouldn-t-be-told

 

От редакции

Можно ли научиться распознавать ложь? Всем, кто желает знать, говорят ли окружающие правду, будет полезна книга «Детекция лжи и обмана». Ее автор британский исследователь Олдерт Фрай описывает семь особенностей удачливых лжецов: https://psy.systems/post/oldert-fraj-detekcia-lzhi-i-obmana.

Почему ребенок начинает обманывать? Возможно, причина в вашей строгости и жестком наказании за проступки. В результате он вынужден защищаться таким образом. О других возможных причинах детской лжи рассказывает Ольга Спиридонова: https://psy.systems/post/pochemu-rebenok-obmanyvaet-i-voruet.

Можно ли защитить себя от лжи и измены мужа? Как минимизировать риск возникновения такого искушения у своего партнера, объясняет семейный психолог Наталья Лубина: https://psy.systems/post/chto-delat-chtoby-muzh-ne-izmenyal.

Что говорил кант, или почему невозможна ложь во благо? Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

А. А. ГУСЕЙНОВ

Что говорил Кант,

или

Почему невозможна ложь во благо?

I 1азванием своих заметок я хочу подчеркнуть, что подключаюсь к дискуссии о лжи в той мере, в какой она затрагивает статью (трактат) И. Канта «О мнимом праве лгать из человеколюбия» и оспаривает высказанную в ней позицию. Свою задачу я вижу не просто в том, чтобы защитить позицию Канта в данном вопросе. Она сама по себе надежно защищена. Я хочу показать, что она является прямым следствием кан-товского понимания нравственности. На мой взгляд, нельзя принимать этический абсолютизм Канта в том виде, в каком он выражен в учении о категорическом императиве, и одновременно ставить под сомнение его мысль о том, что ложь во благо невозможна.

Комментарий к статье Канта

Эта маленькая статья по сути дела не вносит ничего нового в содержание этики долга, но она обнажает ее суть. В ней этика долга предстает нарочитой, дерзкой, сведенной к той точке, опираясь на которую Кант перевернул моральный мир. Здесь намеренно, почти карикатурно, заострены ее характерные черты. Вся статья строится, в какой-то мере даже сводится к одному примеру, согласно которому человек должен соблюдать требование «не лги», даже если ему приходится отвечать на вопрос злоумышленника, не скрылся ли в его доме преследуемый им его друг.

Прежде всего следует заметить: этот пример не подходит под то, что сегодня именуется case study. Он не описывает и не моделирует реальную ситуацию. Его предназначение состоит не в том, чтобы рассмо-

треть и по критерию правильности сопоставить различные возможные в данном случае варианты практического поведения. На самом деле пример, о котором идет речь, представляет собой иллюстрацию, схематическое изображение идеи долга, выступающей в конкретной форме запрета на ложь в ситуациях, когда человек не может уклониться от определенного ответа и когда неправда, к которой его принуждают, направлена на то, чтобы спасти кого-то от страшного злодеяния. Он призван подчеркнуть безусловность запрета на ложь, показав, что его следует соблюдать даже в тех крайних случаях, когда с точки зрения здравого смысла это кажется совершенно абсурдным.

Попытки опровергнуть философскую теорию фактами, которые ей очевидным образом противоречат, известны давно, по крайней мере, с тех пор, как Диоген Синопский возразил на доказательство о невозможности движения тем, что начал ходить взад и вперед (Диоген Лаэртский, VI, 39). Дискредитация теоретических положений с помощью очевидностей здравого смысла чаще всего практикуется по отношению к этическим учениям, в силу чего последние заранее включают в свое содержание рассмотрение «опровергающих» фактов, прежде всего тех из них, которые кажутся наиболее убедительными. Так, Платон, обосновывая тезис, что предпочтительней испытать несправедливость, чем совершить ее, рассматривает случай Архелая, который стал властителем Македонии в результате серии преступлений, включая ряд убийств. Он показывает, что даже при таком невероятном выборе, когда между судьбой Архелая и судьбой его жертв, казалось бы любой здравомыслящий человек предпочтет судьбу Архелая, чем его жертвы, этически корректный и логически выдержанный анализ подводит к противоположному выводу: оказаться убитым — меньшее зло и несправедливость, чем быть убийцей (Горгий, 475 е). Стоики, развертывая идеал внутренне неколебимого отношения к перипетиям судьбы, специально анализируют случаи, когда судьба бросает человеку совершенно неприемлемый вызов, ставит его, например, перед необходимостью каннибализма. Мудрец спокойно примет его, он будет есть человеческое мясо, если таковы будут обстоятельства (Диоген Лаэртский, VII, 121). Еще один, пожалуй, наиболее показательный пример связан с учением Л. Н. Толстого о непротивлении злу насилием. Сохраняет ли непротивленчество свою нравственно обязывающую силу в ситуации, когда на твоих глазах злодей занес нож над ребенком? Так звучит не раз задаваемый Толстому и всесторонне исследованный им вопрос. Ни в одном из приведенных случаев этическое учение не было поколеблено ссылкой на фактический пример, который ему очевидным образом противоречит. И не только потому, что учение может быть опровергнуто учением, логическими доводами, доказательствами, но не апелляцией к чувственным данным. А еще и прежде всего потому, что этическое учение не резюмирует, не обобщает существующие примеры, оно само является источником примеров. Этическое учение создается не для

того, чтобы рассказать, как ведут себя люди, а для того, чтобы сказать, как они должны себя вести.

Статус примера с другом в статье «О мнимом праве…» такой же, как и примера с человеком, стоящего перед дилеммой взять деньги под ложное обещание вернуть их (второго по порядку из четырех знаменитых кантовских примеров) в «Основоположении к метафизике нравов». И тот, и другой относятся к так называемому совершенному долгу, не допускающему никаких исключений в пользу склонностей, включающих среди всего прочего также и чувство дружеской привязанности. И там, и здесь смысл примеров состоит в схематизации (иллюстрации) той мысли, что запрет на ложь имеет категорический, безусловный характер, и ни в каких случаях не может быть снят, обойден.

Если в «Основоположении» обязанность быть правдивым рассматривается в собственно этическом аспекте, как обязанность человека по отношению к самому себе, то в статье «О мнимом праве…» она выступает как этико-правовая обязанность быть правдивым в показаниях. Соответственно в этом втором случае Кант не ограничивается формальным анализом, согласно которому ложь, помысленная в качестве всеобщего закона, противоречит самой себе, и потому является нарушением долга вообще. Он одновременно исследует лживость в показаниях с точки зрения их роли в ходе и исходе конкретного события, их юридических последствий.

Ключевым для этики и для воплощающего ее права является вопрос о том, что может быть вменено человеку в исключительно нравственную вину или что может быть вменено в нравственную вину исключительно (только) ему. Ответ Канта хорошо известен и на мой взгляд безупречен: нравственность совпадает с автономией воли, следовательно, в нравственную вину человеку может быть вменено только соответствие максим воли нравственному закону. В разбираемом случае — это решение о том, оставаться ли честным в ответе на вопрос о местопребывании друга или нет: сам факт такого решения, нравственное качество выбора сведено к выбору между «да» и «нет». Оно имеет предельно простой, элементарный, в техническом смысле безошибочный характер. Оно является таковым не в силу особенной ситуации, а в силу своей нравственной природы, поскольку нравственным может быть только такой выбор — сам выбор в той его части, в которой он целиком и полностью зависит от того, кто делает этот выбор. Фигурально выражаясь, можно сказать, что нравственный выбор есть выбор с нулевой точки, когда ничто не может помешать человеку сказать «да», если он решил сказать «да», или «нет», если он решил сказать «нет». Именно этот момент автономии воли является для Канта решающим аргументом при обосновании своего «да».

На вопрос злоумышленника, согласно Канту, надо ответить «да» не только потому, что этого требует уважение к праву и долг справедливости по отношению к человечеству вообще, но еще и последующее раз-

витие ситуации (судьба преследуемого злоумышленником друга), которая прямо и однозначно не зависит от моего «да» или «нет». Ситуация может сложиться таким образом, что после честного «да», которым как будто бы сохраняется верность абстрактной морали и осуществляется акт предательства по отношению к конкретному другу, злоумышленник все-таки не сможет реализовать свой преступный замысел. Так, говорит Кант, может случиться, что друг спрятался в доме и, пока злоумышленник будет искать его, в дело вмешаются сбежавшиеся соседи. Нетрудно предположить и массу других вероятностей, которые могут спасти друга, начиная с того, что сам злоумышленник может передумать, что его может пронзить радикулит, что он может споткнуться о порог дома и вывихнуть руку и т.д. С другой стороны, обстоятельства могут обернуться таким образом, что сказав «нет» и взяв, как говорится, на душу грех нечестности ради спасения друга, человек как раз своим ответом погубит его. Кант моделирует ситуацию, когда друг, почуяв опасность, незаметно покинет дом, преступник же, поверив нашему отрицательному ответу, не станет искать свою жертву в доме и настигнет того на улице. В этом втором варианте человек, солгавший в показаниях, помимо того что нарушает нравственный долг, становится еще и юридически ответственным за последствия, проистекающие из этого обмана.

На аргумент, согласно которому между ответом домохозяина на вопрос злоумышленника о том, находится ли в его доме преследуемый им его друг, и судьбой последнего нет однозначной связи, следует такое возражение. Да, однозначной связи нет, но есть связь вероятностная, и она различна. А именно в случае ложного ответа вероятность спасения друга выше, и потому такой ответ предпочтителен. Вероятностный анализ исключительно важен, поскольку мы рассматриваем материю поступка, вписываем его в сложную систему внешней причинности. Но он не имеет никакого значения тогда, когда поступок рассматривается в его единственности, и решается вопрос о том, может ли (должен ли) он состояться в качестве моего поступка. Применительно к рассматриваемому примеру предметом морального размышления является не вопрос о том, каковы возможные последствия обмана, а то, готов ли человек избрать обман в качестве своего поступка. Еще стоики открыли для нас истину, что добродетель не имеет степеней: «Кто находится за сто стадий от Каноба или за одну стадию от Каноба, те одинаково не находятся в Каноба» (Диоген Лаэртский. VII, 120), — говорили они.

Нравственные решения входят в сложную систему мотивов и внешних обстоятельств, детерминирующих конкретные поступки индивида и события его жизни. Они, однако, определяют только факт поступка, но не его рисунок, и не могут быть поставлены в зависимость от их возможного хода и исхода. Они входят в цепь детерминаций поведения в качестве совершенно самостоятельной инстанции, которая не подчиняется логике целесообразности, а содержит свою ценность и свои основания в себе. Нравственные решения принимаются не потому, что

из них что-то следует или они из чего-то следуют, а потому, что они нравственные. А нравственными они являются потому, что прямо увязаны с внутренним достоинством человека как целью самой по себе. Именно таков по Канту статус запрета на ложь. Ведь ложь запрещается не потому, что она ведет к каким-то плохим результатам, а потому, что она сама по себе нравственно разрушительна. Это — абсолютный запрет. «Это — священная, безусловно повелевающая и никакими внешними требованиями не ограничиваемая заповедь разума: во всех показаниях быть правдивым (честным)»1.

Этим выводом Кант по сути дела выходит за рамки этического формализма и придает категорическому императиву конкретный нормативный смысл. Он отождествляет его с запретом на ложь или (в более для него предпочтительной формулировке) с требованием быть правдивым в показаниях. Тем самым категорический императив перестает быть только формальным механизмом, позволяющим выявлять нравственное качество максим воли, он одновременно сам становится максимой воли.

Комментарий к комментариям по поводу позиции Канта

Критика позиции Канта, выраженная в статье «О мнимом праве…», не является новостью в литературе. Также не является новостью, что такая критика, как правило, заострена против примера, который в свое время шокировал французского критика Канта. Профессор Р. Г. Апресян перенес этот спор на нашу отечественную почву, что само по себе заслуживало бы внимания. Проверка Кантом, испытание Кантом — хорошая школа для этической мысли. Однако критический комментарий по отношению к Канту имеет не просто школьный, профессионально-цеховой интерес. Он приобретает особую актуальность в контексте общей антинормативистской тенденции теоретической мысли и практики общественных нравов.

В связи с докладом профессора Р. Г. Апресяна, развитым им в публикуемой здесь статье, я бы хотел отметить его интеллектуальную последовательность и его хороший теоретический вкус. Уже несколько лет он озабочен тем, чтобы релятивировать норму «Не убий» и доказать, будто есть случаи нравственно оправданного насилия. Начав с этого, он неизбежно должен был взяться за норму «Не лги». Честно признаться, получив перед дискуссией тезисы его доклада, я уже заранее, ознакомившись только с названием и не читая сам текст, знал их основную идею. И не ошибся. Речь идет о попытке создания такой теоретической конструкции, которая ставит под сомнение абсолютистские претензии

1 И. Кант. О мнимом праве лгать из человеколюбия / Трактаты и письма. М.: Наука, 1980. С. 294. В дальнейшем ссылки на эту работу будут даны в тексте с указанием страниц.

морали. И, если не открывает во всю ширь философские ворота для вседозволенности, то, по крайней мере, оставляет в них дыры для этого. Надо признать, что его позиция получила поддержку у большинства участников дискуссии, была развита и дополнена ими. Она не просто вызвала их понимание, но еще и, я бы сказал, вызвала у них своеобразное облегчение. Она вписывает Канта в довлеющий над нами всеми кругозор здравого смысла и одновременно освобождает нас, слабых людей, от тяжелого груза этического абсолютизма. Как бы в человеческом смысле мне ни была близка позиция Апресяна, как бы мне ни хотелось разгрузить свою совесть, тем не менее, в качестве теоретика, специалиста, желающего остаться в лоне последовательной мысли, я принять ее не могу.

Я исхожу из того, что оба эти основоположения — «Не убий» и «Не лги» — это абсолютные запреты, которые конкретизируют, переводят в однозначные поступки то, что можно назвать гуманистической сутью морали и что чаще всего называют «заповедью любви». Они являются легко удостоверяемым, безошибочным и безусловным предметным воплощением нравственности в смысле человеколюбия. Тождество одного с другим является настолько полным, что если мы поставим под сомнение эти запреты, то мы уже лишаемся права говорить о морали (нравственности), она становится расплывчатым понятием, легко поддающимся извращению и демагогии. Это — ключевой пункт. Утверждают, что можно лгать ради блага другого. Начнем с того, что солгав, вы уже выступаете против блага другого, по крайней мере, в качестве человека вообще. Далее, возникает вопрос: а тот, которому лгут, разве он не является также «другим»? Как быть с его благом? Тем самым, благодаря формуле «ложь во благо другого», мы оказываемся в ситуации, когда должны выбирать среди «других», произвести селекцию среди них по нравственному критерию. Но став на этот путь, разве мы не отступаем от нравственности, понимаемой как любовь к ближнему, где каждый человек (и самаритянин тоже!), каждое разумное существо, если говорить языком Канта, является ближним?! Наконец, формула «Ложь во благо другого» предполагает, что мы знаем, в чем заключается благо другого. А можем ли мы это знать, имеем ли мы право решать за другого вопрос о его благе? Благо Диогена состояло в том, чтобы жить в бочке, а не во дворце.

Допустим, мы знаем, в чем благо другого (как в нашем случае — спасти жизнь друга), и можем пойти на ложь ради этого. Но тогда надо доказать, что благо другого в его конкретности прямо зависит и детерминировано нашим решением: лгать или не лгать. Что именно наша ложь его спасет, что без нашей лжи он погибнет. Кант не случайно взял этот крайний пример: он показывает, что нет такой связи. Друг, тот, ради которого допускается ложь, мог незаметно убежать из дома и стать жертвой поверившего нам злоумышленника, а тем самым и жертвой (по крайней мере, отчасти) моей лжи. Ведь если бы я мог посредством мо-

рального самоопределения (своим выбором между «да» и «нет») взять полностью под контроль ситуацию, включая жизнь друга, тогда бы не было бы самой проблемы. Но я же не могу этого сделать. В событийном мире царствует случай. Камень, выпущенный из руки, принадлежит дьяволу. Это же относится и к материи поступка. Тогда возникает вопрос: где же я могу быть абсолютен в своих действиях, быть добрым без ограничения, где, в каком пункте благо других людей, в том числе и друга как одного из них, зависит исключительно от меня? Только в этом пункте, где я имею дело с принципом: лгать или не лгать. Солгавши, я не просто совершил аморальное действие, я санкционировал бесправие. Не только не помог другу, а еще позволил злоумышленнику оправдать замысленное им злодеяние, ибо, если можно лгать, то почему нельзя убивать?

Что касается того, к каким другим действиям, реакциям может прибегнуть человек в схожих ситуациях, исключив для себя иллюзорный путь лжи, это уже не вопрос теории. Точно так же, впрочем, как и вопрос о том, как на самом деле ведут себя люди в подобных случаях. Но если даже никто не ведет себя так, как думает Кант, его рассуждения сохраняют силу. Это приблизительно так же, как с законами Ньютона. Нигде не найти тел, которые не испытывали бы сопротивления, которые бы двигались равномерно. Но это не отменяет самого закона Ньютона. Так и здесь, с законом «Не лги». Речь идет о ситуациях, от которых мы не можем уклониться и в которых мы точно знаем, когда мы лжем и когда не лжем. Понятие лжи употребляется в данном случае не в каком-то расширительном, метафорическом или ином неопределенном, а в самом прямом значении «умышленно неверного показания против другого человека» (С. 293). Нельзя свидетельствовать ложь: таков абсолютный запрет. Кант его формулирует как абсолютное требование правдивости в показаниях, от которых нельзя уклониться. Идея Канта такова, что здесь, в этом пункте, мы можем положить начало нашего абсолютного отношения к людям. И это есть моральное отношение. Если вы подорвали этот пункт, то вы подорвали мораль. Если допустить, что в одном случае можно лгать, а в другом нет, то надо искать новый критерий, позволяющий квалифицировать эти случаи.

Р. Г Апресян интерпретирует кантовский пример как конфликт обязанностей. Хорошо. Но прежде, чем возникнет вопрос о конфликте обязанностей, для того чтобы был возможен сам этот конфликт, у нас должна быть обязанность в отношении самих обязанностей — мы обязанности должны иметь. Почему мы вообще обязаны соблюдать обязанности? Точно так же, чтобы выполнять обещания, мы должны прежде дать обещание выполнять обещание… Чтобы соблюдать конкретные договоры, мы должны иметь договор относительно договоров. Ведь это — и обязанности в отношении обязанностей, и обещания в отношении обещаний, и договор в отношении договоров — задаются какими-то начальными моральными основоположениями, которые должны быть

незыблемыми, не могут не быть таковыми. Вполне можно себе помыслить этическую теорию, которая придает абсолютный смысл какому-то вполне конкретному и особому отношению. Так, Конфуций придавал безусловное нравственное значение почтительному отношению сына к отцу, детей к родителям, исходя из чего, в частности, судебная система средневекового Китая карала смертной казнью доносительство на родителей. Возможно учение, выделяющее в качестве этического основоположения дружбу и защиту жизни друга; что-то подобное было у Эпикура. Но мы говорим о Канте, для которого нравственность тождественна нравственному закону, данному в качестве автономии воли. Отсутствие исключений, невозможность исключений, категоричность требований — обязательный знак нравственности. И если вообще есть норма, совпадающая с нравственным законом, то таковой является именно норма «Не лги». Таковой она является, поскольку входит в основоположение общественных нравов. Этот пункт в аргументации Канта имеет исключительно важное значение: «Правдивость есть долг, который надо рассматривать как основание всех опирающихся на договор обязанностей» (с. 294).

В самом деле, если мы допускаем, что сами в зависимости от ситуации можем решать, когда быть правдивым, а когда нет, если мы санкционируем ложь, то надо же ответить себе на вопрос, на чем, на каких нравственных устоях держится сама обязывающая сила договоров между людьми.

Что касается конфликта обязанностей, в частности, обязанности защищать друга и обязанности быть честным в показании, то надо заметить, что Канта этот вопрос не занимал. Он исследует вопрос о том, существует ли право лгать из человеколюбия. Но вовсе не вопрос о том, что и как надо сделать, чтобы защитить жизнь друга. Связано это не с его отношением к феномену дружбы, мало интересовавшему его, поскольку дружба — род особенного отношения между людьми, а Канта как морального философа интересовала всеобщая основа этих отношений. Просто данный пример, как подчеркивалось, является не больше чем иллюстрацией определенной идеи. И ему не следует придавать более широкого значения. Это приблизительно также, как в математических задачах, в которых нельзя выходить за рамки заданных условий, и если говорится о поезде, который движется из пункта А в пункт В, то не следует спрашивать о том, что находится за пунктом В и что случится, если поезд поедет в пункт С. Я бы даже сказал так, поскольку задающий вопрос злоумышленник является разумным существом (в противном случае не было бы необходимости отвечать на его вопрос), как и преследуемый им друг, то в рамках предлагаемого Кантом рассуждения разницы между ними нет, она не больше, чем между пунктами А и В в математической задаче. Разницы нет, так как Канта интересует вопрос не о том, как быть другом другу, а как быть другом всем людям.

Если все-таки попытаться посмотреть на кантовский пример в рамках конфликта обязанностей (хотя он для этой цели является совершенно неудачным), то можно сказать следующее. Защищать друга входит в понятие дружбы и, открывая ему двери своего дома, я обязался защищать его. Но отступление от нормы «Не лги» не входит в арсенал средств защиты. Во-первых, потому что, как уже говорилось, нет прямой связи между моим ответом злоумышленнику и тем, как сложится судьба друга. Во-вторых, друг, оставаясь другом, действуя в логике дружбы, не может хотеть, чтобы я совершил нравственно нечестный поступок.

Профессор Р. Г. Апресян говорит, что у Канта нет понятия другого. Это совершенно верное замечание. Впрочем, настолько же верное, насколько и очевидное. Кант, конечно же, не был теоретиком этики диалога, вообще коммуникативной этики. Он стоит на позиции этического абсолютизма. Его интересует долг перед человечеством, человечность как долг, а не долг перед Иваном, Петром, Махмудом. В этом, возможно, заключена слабая сторона этики Канта. Но в этом же заключена и сильная его сторона. Особенный долг (если вообще можно говорить о таковом) перед Иваном, Петром, Махмудом существует в рамках — как продолжение и конкретизация — всеобщего долга перед человечеством, человечности как долга. Поэтому можно согласиться, что мораль не сводится к этическим абсолютам, но надо также признать, что вне этих абсолютов она также невозможна.

В статье предложено 16 вариантов обсуждаемой ситуации, призванных показать, насколько различной может быть разбираемая Кантом ситуация. Эти 16 вариантов, сама идея множества вариантов этического выбора в высшей степени показательна для позиции Апресяна. Он тем самым выходит за каноны классической этики, и я не уверен, остается ли он вообще в пределах этики, не переходит ли на позиции социологии морали. Человеческое поведение, конечно, сложно, запутанно, каждый раз действительно имеет дело с большим, трудно сосчитываемым веером возможностей, вариантов. Однако мораль подключается к поведению и обнаруживает свою незаменимо действенную силу там, где эти варианты минимизируются до предела и сводятся к двум — к «да» и «нет». Там, где надо решиться, надо ясно сказать, переходить Рубикон или нет. Когда Кант спрашивает «Имеет ли человек право быть неправдивым в тех случаях, когда он не может уклониться от определенного «да» или «нет» (С. 293), то это надо понимать так, что таковыми с его точки зрения являются вообще все случаи нравственного выбора. Он шел за великим древним реформатором морали, который учил: «Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх того, то от лукавого» (Мф, V, 26). В роли лукавого тогда как раз выступали книжники, которые подменяли живую, делегированную Богом каждому человеку мораль параграфами мертвых догм. Противополо-женность добра и зла, этих «да» и «нет», — не только начало морали,

но и ее конец, не только существенная основа, но и все богатство его содержания. Мораль и заключается во взгляде на мир сквозь призму этой противоположности, задавая координаты индивидуального бытия в мире.

Итак, 16 вариантов. Правда, не очень ясно, почему только 16 вариантов, а не 36 или 160. Никакого систематического основания для членения не задано и можно поэтому это число увеличивать практически неограниченно. Пусть, однако, будет 16. 16 «аргументов», оправдывающих отступление от нормы «Не лги» — тоже немало. В этой связи у меня несколько замечаний.

А. Отстаиваемая в данном случае авторская позиция является точкой зрения здравого смысла. Остановите на улице любых 20 человек и спросите: «Обманывать — хорошо или плохо?». Они все ответят: «Плохо». Спросите, далее, а бывают ли ситуации, когда ради благого дела приходится идти на обман, и обман является нравственно оправданным? Думаю, все двадцать (если, конечно, среди них случайно не окажется твердолобого кантианца) ответят, что бывают. Апресян говорит ровно то же самое. Зачем? Если человек с улицы не обязан в своих рассуждениях сводить концы с концами, то теоретику это не позволительно. Или «Не лги» — это основополагающая норма, нравственная норма и тогда она не допускает исключений. Или она может варьироваться в зависимости от конкретных обстоятельств, и тогда надо задать другую (некантианскую) теоретическую схему, позволяющую отдавать предпочтение тому или иному варианту. Словом, мое первое недоумение — каков философско-теоретический смысл предложенного нам рассуждения?

Б. Чем в общепринципиальном смысле предложенное рассуждение отличается от хорошо нам известного сведения нравственности к пролетарско-классовой целесообразности? Прекрасно эту логику выразил Л. Д. Троцкий в работе «Их мораль и наша». Они убивают — это плохо, мы убиваем — это хорошо. Так рассуждал Троцкий, сознательно следуя позиции этического инструментализма. Кстати заметить, инструменталист Дж. Дьюи в своем комментарии на статью Троцкого не оспаривал правомерность его исходного тезиса о том, что цель оправдывает средства, он только считал, что Троцкий не придерживался последовательно этого тезиса. Когда говорят, что в одном случае можно лгать, а в другом нет, что можно лгать ради блага других, то разве демонстрируется не та же самая этическая методология — ведь и Троцкий говорил, что нужно отличать убийство и убийство, и он оправдывал революционное насилие во имя блага большинства, во имя общества, в котором вообще не будет насилия?! Раз уж коснулись понятий цели и средств, то уместно спросить, относится ли мораль к области целей или средств? Говоря строже, относится ли она к области таких относительных целей, которые могут стать также средствами? Или все-таки мораль занимает в системе человеческих целей особое место, которое характеризу-

ется тем, что она не может стать средством, не может быть использована в качестве средства?

В. Каков статус выделенных 16 вариаций ситуации, даже если предположить, что они все тщательно проанализированы, и какова диспозиция осуществившего этот анализ специалиста-этика по отношению к моральной практике? Означает ли это, что специалист по этике расписывает оптимальные способы поведения для разных вариантов, подобно тому как кулинарная книга предлагает рецепты различных блюд или книга по гимнастике — упражнения для различных мышц. Но ведь мы исходим из предположения, что моральный выбор является привилегией и проклятием того, кто осуществляет этот выбор — разве нет?

Предлагаемое Апресяном рассуждение может создать впечатление, будто он противопоставляет конкретный анализ, учитывающий многообразие живого нравственного опыта, позиции абстрактного морализма. Думаю, что это не так. Кантовская позиция, как я ее понимаю и принимаю, согласно которой норма «Не лги» имеет абсолютный смысл и не допускает отступлений, ограничивает действия индивида только этой нормой, оставляя за этими пределами ему полную свободу и этически санкционируя эту свободу. Норма «Не лги» очерчивает нравственное пространство, внутри которого ситуация каждого индивида является не только единичной, но и единственной. Я не знаю, как я повел бы себя в кантовской ситуации. И кто скажет, как бы повел себя сам Кант в той же ситуации? Но это уже другой вопрос — вопрос о том, способен ли каждый индивид и индивид каждый раз быть на высоте долга. Что люди часто отступают от нормы «Не лги» — в этом нет никакого секрета. Но что за нужда считать такое отступление нравственно оправданным, достойным?! Почему не оставить это зримым свидетельством нравственного несовершенства?!

Г. Последнее. Я не могу понять социального пафоса, живой страсти, которые движут автором, когда он предлагает свое рассуждение. Когда он релятивирует норму «Не убий», я его могу понять — он, видимо, хочет дать этическую санкцию на борьбу с терроризмом, какими-то вопиющими случаями насилия. А что им движет в случае релятивирования нормы «Не лги»? Разве мы страдаем где бы то ни было в жизни от абстрактного догматического следования норме «Не лги»? Где такие ситуации, будь то в политике, в быту, в социальной повседневности? Разве не наоборот — разве не лживость пронизывает наши нравы и отравляет их?!

Мне, в связи с моими аргументами, в особенности в связи с предпоследним, могут возразить, что здравый смысл повседневности тоже заслуживает уважения. Несомненно. Но он не заслуживает того, чтобы его поднимать на концептуальную высоту. Когда Птолемей исходил из того, что Солнце вертится вокруг Земли, — это был здравый смысл. Наука началась тогда, когда Коперник вопреки очевидности сказал, что

Земля вертится вокруг Солнца. И что бы мы подумали о человеке, который стал бы ставить под сомнение утверждение Коперника, ссылаясь, например, на восход и заход солнца? Правда, и по поводу этой аналогии может последовать возражение, что Птолемей составил замечательный и полезный (кажется, до наших дней) каталог звездного неба. Вот и я говорю: пишите свой этический «Альмагест» и попробуйте составить каталог ситуаций нравственно допустимых отступлений, отклонений от нормы «Не лги». И вы увидите, что это невозможно сделать. А если бы и удалось составить такой каталог, то обнаружилось бы, что он никому не нужен.

Так можно говорить, но так нельзя мыслить

Понятие лжи несет на себе несомненную негативную ценностную нагрузку; в нравственной системе координат оно располагается по оси зла, порока. Ложь можно описать как морально запрещенную линию поведения в показаниях. Поэтому сказать: в каких-то случаях ложь морально допустима, означает сказать: в каких-то случаях морально допустимо то, что морально запрещено. Так называемое, справедливо именуемое Кантом мнимым, право на ложь невозможно выразить, понятийно оформить, не впадая в логическое противоречие. Это станет особенно очевидным, если понятие лжи свести к его ближайшей родовой сущности и переформулировать как понятие нечестности. При такой переформулировке становится более очевидным, как этическая неточность суждения оборачивается его логической уязвимостью. Никто, по-видимому, не станет обосновывать право быть нечестным, говорить о том, что в каких-то ситуациях нечестность морально допустима.

С аналогичной ситуацией столкнулся в свое время И. А. Ильин в споре с Л. Н. Толстым. Желая философски санкционировать такой феномен, как насилие во благо, Ильин столкнулся с логическим сопротивлением самого понятия насилия, которое он преодолел, подменив его понятием заставления. Насилие во благо нравственно недопустимо, ибо является противоречием определения, а вот физическое заставление во благо допустимо — таков был вывод Ильина. Видимо, критикам Канта тоже надо проделать схожую процедуру и говорить о праве не на ложь, а, скажем, на видимость лжи. Или они могли бы, подобно Ильину, придумать новый термин и сказать, что ложь недопустима, а «лжение» во имя человеколюбия допустимо.

Ложь, на которую получено моральное право, уже перестает быть ложью. Значит, ее и надо называть по-другому. Точно так же, например, как позицию врача, скрывающего от пациента смертельный диагноз, мы не называем или, по крайней мере, в течение долгого времени, не называли обманом. Но если это — не ложь, а нечто другое, то о чем мы спорим? Тогда позиция Канта остается неуязвимой, и право на ложь действительно является мнимым.

О пространстве морали?

Когда мы говорим о лжи, обмане, удивляет амбивалентное отношение к этому феномену в общественном сознании и повседневном поведении. Например, существует немало пословиц, крылатых выражений, в которых ложь интерпретируется, если не позитивно, то совершенно спокойно: так, по В. И. Далю, «всяк человек ложь, и мы то же»; «не будь лжи, не стало бы и правды»; «нужда не ложь, а поставит на то ж»; «красно поле рожью, а речь ложью». В английском языке есть даже устойчивые выражения «белая ложь» (white lie), благородная ложь (noble lie). Даже моралисты, как например Эмерсон, сказавший как-то, что и ложь может быть прекрасной, бывали снисходительны к фактам лжи. Словом, повседневный опыт в данном вопросе контрастирует с моральным ригоризмом, заданным еще в рамках кодекса Моисея. Конечно, моральные принципы возникают как отрицание и основание критики общественных нравов. Расхождения между ними выражают само существо дела. Но тем не менее общественные нравы тоже должны быть поняты и оправданы в своей противоречивой странности. Основной вопрос, который возникает в этой связи в рамках нашей темы, состоит в следующем. Является ли нормальная, терпимая ложь повседневности и категорически неприемлемая ложь моралистов, в частности, Канта, одним и тем же феноменом. Или мы имеем здесь нередкую ситуацию, когда за одним словом скрываются разные понятия?

Говоря об отсутствии у человека права быть неправдивым, Кант непременно добавляет, что речь идет о ситуациях, когда он не может уклониться от определенного «да» и «нет». Не может уклониться не в силу внешнего принуждения, а в силу своего долга. В силу того что он, как разумное существо, скован обязательством честного свидетельствована. Такое понимание прямо подразумевается уже приводившимся кан-товским определением лжи как «умышленно неверного показания против другого человека»(293).

У Сомерсета Моэма есть рассказ, в котором муж на старости лет узнает, что у его добропорядочной и по его понятиям невзрачной жены когда-то в прошлом был бурный роман с безумно влюбившимся в нее молодым человеком. Потрясенный муж беседует со своим другом, который, оказывается, знал об этой истории, и просит того назвать имя бывшего, к тому времени уже умершего, любовника. Друг ответил: ты не имеешь права спрашивать меня об этом, и посоветовал ему поинтересоваться об этом у своей жены. Думаю, ни Кант, ни какой иной моралист в его духе, не мог бы осудить друга, так как у того не было обязанности давать ответ, тот мог уклониться от ответа. Но он не мог бы сделать этого, если бы, например, был спрошен в суде.

Кант отрицает право на ложь из человеколюбия. Это означает, что он отрицает ложь в публичном поведении, в пространстве этико-правовых отношений. Он понимает, что само понятие лжи возникает только

в рамках этих отношений. Кант настойчиво подчеркивает, что речь идет о правдивости (честности) в показаниях. Каждый раз оговаривает это. Слово «показание» фактически является в статье термином, повторяемым на 4-5 страницах текста, по крайней мере, 10 раз. Оно, на мой взгляд, подобрано переводчиком очень точно, имея в виду, что это русское слово («показание») употребляется именно в юридическом, правовом аспекте (если, конечно, речь не идет о данных измерительных приборов). Термин, переведенный как «показание» в немецком оригинале обозначен тремя словами: «Deklaration», «Erklaerung», но чаще всего (в восьми случаях) «Aussage». Все они подразумевают публичные, официальные заявления, в особенности перед судом (о чем в одном месте кантовского текста говорится прямо). Это не просто высказывания, а именно показания, т.е. обязывающие высказывания, которые человек делает с сознанием ответственности и готовности отвечать за них.

В свете сказанного, на мой взгляд, необходимо поставить вопрос о предметности морали, пространстве ее действенности — вопрос, который обходится современной этической теорией (и отечественной, и, насколько я могу судить, зарубежной), что весьма пагубно сказывается на ее качестве. Разумеется, в рамках этих заметок я могу коснуться его только в общем виде. И тем не менее считаю необходимым сделать это.

Вопрос о пространстве морали, ее месте есть вопрос о той деятельности, той смысложизненной наполненности, которая наиболее полно реализует моральное стремление человека к наилучшему, совершенному состоянию. Самый общий ответ философии известен давно, по крайней мере с тех пор, как Аристотель сказал и доказал, что пространством эвдемонии является свободное время. Мораль находится по ту сторону необходимости, она представляет собой мощнейшую силу, которая выводит человека из сферы необходимости, будь то необходимость природная, экономическая, семейная, социальная или какая-либо иная. И там, в области неизбежной социоприродной повседневности существует масса ситуаций или даже речевых оборотов, которые очень похожи на сокрытие правды или обман, но никто их таковыми не считает. Когда, например, уезжающий надолго домохозяин создает иллюзию, будто кто-то находится в доме, чтобы не соблазнять воров, или сооружает секретные замки, чтобы защититься от них, когда мать говорит малышу, что его нашли в капусте, когда служащие фирмы ради рыночного успеха скрывают какие-то свои секреты, когда человек на светский вопрос о том, как его здоровье и дела, отвечает, что все нормально, хотя на самом деле у него плохо и с тем, и с другим, когда сотрудники ГАИ прячутся в укромных местах, чтобы застать врасплох нарушителей дорожного движения, когда военная разведка вводит в заблуждение противника, когда один хочет скрыть от окружающих какой-то непорядок в своей одежде, а другой, который случайно это увидел, хочет скрыть, что он увидел, и т.д. и т.п. Кому в подобных случаях придет в голову говорить о лжи, обмане, лицемерии?! Поскольку человек принадлежит со-

циоприродной необходимости, его поведение не имеет морального измерения, как не имеет его и любой природный процесс. Например, поведение торговца, который придерживает товар, чтобы позже продать его подороже, также органично и нравственно нейтрально, как и поведение хищника, терпеливо караулящего свою жертву. Иное дело — область свободы, которую человек может наполнить тем содержанием, которое он находит наилучшим. Мораль связана с деятельностью именно в пространстве свободы. Отделить сферу необходимости от сферы свободы очень трудно, едва ли не столь же трудно, как и вырваться из первой во вторую. Мораль как раз и является обозначением этой границы. Утверждение Канта о том, что свобода и мораль ссылаются друг на друга — величайшее завоевание теоретической мысли. Мораль вырастает из глубин свободы, и в то же время только благодаря морали мы погружаемся в нее. Мораль своими принципами и нормами задает, очерчивает, ограждает пространство свободы. Она представляет собой край свободы, своего рода «вспаханное поле», переступив которое мы оказываемся за ее пределами, вновь деградируем в естественное состояние.

Один из ключевых, я бы сказал, центральных вопросов философско-этической теории — вопрос о целевой направленности и предметном наполнении той деятельности в рамках пространства человеческой свободы, которая напрямую связана с моральными упованиями человека. В истории европейской культуры было три образа морали, три различных ее качественных состояния, которые совпадают с тремя историческими эпохами — античностью, Средневековьем, Новым временем, в значительной степени определяют их душевный строй. Соответственно, было три ответа на интересующий нас вопрос, которые можно резюмировать в трех словах: Полис, Бог, Право.

Провозгласив человека мерой всех вещей, философы отделили в нем природную основу от общественных установлений (обычаев, норм, законов). Если первая обнаруживает себя во всех людях неотвратимо и одинаково, то вторые произвольны и вариативны. Тем самым поверх закрытой области необходимости была выделена открытая область свободы — сферы человеческой активности, которая определяется самими действующими индивидами и в результате которой формируются вне-природные отношения между ними. Практические усилия людей, поскольку у них появляется свободное время и они могут думать и делать нечто большее, чем просто поддерживать свое природное существование, и теоретические усилия философов сосредоточились на вопросах о том, в чем заключается совершенство индивидов и отношений между ними, что и как надо делать, чтобы достичь этого совершенства.

Философы связали совершенство (добродетельность) человека с разумностью его поведения, с таким строем души, когда все ее части подчиняются правильным суждениям, в результате чего человек направляет свою активность на то, что он находит истинно наилучшим. Философия расчленилась на три внутренне связанные части, составляющие

ее конкретную целостность: логику, физику и этику. Логика разрабатывает канон разума. Физика представляет собой приложение этого канона к природной необходимости, ее познание. Этика разворачивает разум в сторону свободы, нацеливая его на формулирование программ поведения.

Философы выделили в человеке основные добродетели (мудрость, мужество, умеренность, справедливость и др.) и установили, что в своей деятельной развернутости они приводят к полису. Добродетельный нрав человека находит продолжение в разумно-справедливых, нацеленных на общее благо отношениях между людьми. Результатом и ареной нравственно совершенного существования людей является полис. Человек раскрывает себя в своих нравственных возможностях и устремлениях не в домохозяйстве (не в отношениях со слугами, рабами, ремесленных навыках и т.д.), не в семье (не в отношениях с женой, детьми, слугами), а в публичном пространстве полисной жизни. Когда Аристотель называл этику главной политической (полисной) наукой, он выражал общее убеждение своей эпохи.

Кардинальное изменение морали и этики религиозно-христианского Средневековья состоит в том, что они нацелены на совершенство Бога, его милосердие и справедливость, которые находят воплощение в потустороннем мире. Выработанные античностью добродетели были дополнены и подчинены христианским добродетелям веры, надежды, любви. Пространство нравственно-совершенного существования человека было конкретизировано как область отношения человека к Богу. Нравственность человека определялась способностью индивида организовать свои душевные силы и строить отношения с другими людьми под углом зрения и в перспективе своей связанности с Богом. Существенное место в ней, разумеется, занимала религиозно санкционированное самоотречение и сама религиозная дисциплина.

Новое время было, как известно, осенено духом античности, прорыв в него совершался как ее возрождение. Это относится и к моральному мышлению Нового времени, вектор которого вновь сместился с небес на землю. Нравственное совершенство человека теперь уже не замыкается на совокупность фиксированных добродетелей, а отождествляется с личностной автономией — такой степенью зрелости индивида, когда он подчиняет свое поведение нормам, которые находят основание в его собственной разумной воле. Что касается пространства нравственно совершенного существования и предметного наполнения нравственной активности, то первое совпадает с национально организованным государством, а второе — с правовой дисциплинированностью поведения. Когда Кант раскрывает тайну морали как автономию воли, а ее внешнее бытие отождествляет с правом, когда он формулирует нравственный закон, который является в то же время категорическим императивом права, то он лишь философски обобщает и закрепляет специфичность нравственности своей эпохи.

Что представляет собой мораль в ее внешней явленности в современную эпоху? Чем она становится, продолженная и переведенная на конкретный язык деятельного существования? Что и как должен делать человек, желающий быть на высоте своего морального достоинства? Где в современном обществе располагается область свободы, которая является пространством морали и которая играла бы в нем такую же роль, какую играли полис в античности, Бог в Средневековье, право в Новое время? На эти вопросы, которые по сути являются разными формулировками одного и того же вопроса, нет ясного, всестороннее обоснованного и концептуально осмысленного ответа, который не был бы в то же время отказом от самой необходимости мыслить в моральных категориях. Дать ответ на него, сказать, что значит быть моральным сегодня — самый серьезный вызов этической теории.

Если говорить о качественно новых характеристиках (тенденциях) нравственной ситуации современности по сравнению с классическими эпохами, то можно указать, по крайней мере, на два момента: а) этическую (моральную) детабуизацию форм деятельности и общественной активности; б) индивидуализацию (персонализацию) морального выбора.

Говоря о детабуизации, я имею в виду тот факт, что разные формы деятельности, профессии, общественные позиции в нравственном отношении приравниваются друг к другу, строятся в соответствии с логикой их собственного предметного содержания и общими условиями своего функционирования. Они не сдерживаются заранее положенными моральными стимулами и ограничениями. Исчезла или исчезает селекция форм предметной деятельности по нравственному критерию (их деление на благородные и неблагородные). Конечно, есть разница между трудом квалифицированным и неквалифицированным, высокооплачиваемым и низкооплачиваемым, между профессиональной деятельностью и свободными занятиями, между государственной службой и частным бизнесом и т.д., но разница эта не морального свойства, она не маркируется с помощью моральных оценок. С этой точки зрения социальная реальность внутри себя оказывается нравственно безразличной и мало чем отличается от реальности природной. Косвенным выражением этого является опыт развития прикладной этики, которая преодолевает традиционную замкнутость общественной морали на профессии, как и избирательность самой профессиональной этики. Ареной прикладной этики является все поле общественной и трудовой деятельности человека.

Индивидуализация (персонализация) морального выбора заключается в реальном моральном одиночестве человека, в том, что он — господин самому себе, сам задает себе программу и конкретный рисунок своего нравственного существования. Речь идет не о метафизическом, а вполне эмпирическом статусе человека в условиях, когда нравственно приемлемые формы поведения и решения как в больших, так и в малых вопросах

жизни столь различны, часто противоположны, что он при всем желании не может опереться на какой-то общезначимый внешний канон.

Общая тенденция развития общественных нравов состоит в том, что мораль сливается с личностью и существует как мораль личности. Ее особая функция как общественного института тем самым все более сводится к тому, чтобы утверждать, гарантировать субъектность личности, чтобы сам индивидуально-ответственный способ существования в мире возвысить до исторически значимой величины. Это значит, что внешняя явленность морали, ее материализация совпадают с зонами личностного присутствия. Соответственно ей, отдельной личности делегируется право обозначения пределов собственных нравственно ответственных решений, проведения своих собственных границ и установления форм взаимодействия между свободой нравственного совершенствования и необходимостью социоприродного существования.

Применительно к нашей теме из всего сказанного выше следует вывод, что сегодня следование норме «Не лги», нравственное требование честности не ограничивается юридической сферой или — даже более широко — сферой публичного свидетельствована. Моральное сознание современного человека не мирится с таким ограничением. Оно считает, что честность не может быть избирательной. Но вместе с тем совершенно ясно, что человек вовлечен в жизненную повседневность с неизбежными в ней и не поддающимися систематизации ситуациями (их примеры приводились выше), которые могут восприниматься как обман. Отсюда возникает потребность провести границу между нравственно допустимым и недопустимым обманом, поставить под сомнение категорический характер самого принципа «Не лги». Она, я думаю, нашла выражение и в нашей дискуссии. Есть ли решение обозначенного здесь противоречия между убежденностью современного человека в нравственной порочности лжи и его неизбежной вовлеченностью в ситуации, вынуждающие его на ложь? Возможно, оно состоит в следующем. Можно было бы попытаться провести различие между ложью как этическим понятием («умышленно неверное показание против другого человека») и ложным утверждением как гносеологическим понятием, когда о том, что есть, говорится, что его нет, и, наоборот, о том, чего нет — что оно есть (в этом втором случае речь может идти об ошибке, а не умысле, и не обязательно это должно быть ложное утверждение о другом). Такое разграничение, однако, не решает интересующую нас проблему, ибо она порождается как раз тем фактом, что случаи обмана, которые считаются оправданными и даже нравственно необходимыми, вполне подходят под понятие этической нечестности. Мне кажется, действительное решение интересующей нас проблемы могло бы состоять в том, чтобы требование «не лги» в его категоричности ограничить пространством речи (можно было бы сказать «пространством публичной речи», но такое уточнение излишне, ибо речь всегда публична в том смысле, что говорится для кого-то). Когда я говорю «ограни-

чить пространством речи», то, разумеется, имеется в виду не то, что обманывать можно, но нельзя в этом признаваться. Мысль совершенно иная: речь не может и не должна быть орудием лжи. Это — сознательное, разумно взвешенное действие, весть, которую один человек направляет другому. И когда она, речь, сознательно используется как орудие лжи, то она выступает не в своей собственной функции материи мысли, средства таких форм связей между людьми, которые основаны на разуме и ориентированы на истину. В этом случае она выступает просто как способ осознания инстинктов, эгоистического самоутверждения индивидов. Принятие установки, согласно которой ареной нормы «Не лги» является пространство речи, позволяет индивиду сохранять нравственную цельность и в то же время оставаться на точке зрения практического благоразумия, поскольку у него есть право промолчать или отвести вопрос, если прямой честный ответ на него может, с его точки зрения, поставить его в нравственно ложную ситуацию, как это сделал, например, уже упоминавшийся герой рассказа Моэма.

Ложь во благо: обмани, потому что… так лучше!

«Лучше горькая правда, чем сладкая ложь» — учили, помним, в курсе. Однако верим в эту «священную» фразу примерно как и в то, что «не одежда красит человека». Сомнительные громкие «девизы» прошлого остались там же.

Понятно, что умалчивают и не говорят правду по тому или иному поводу абсолютно все. И дело даже не в корысти и личном интересе. Все время «глаголить истину», если только вы не свидетель на судебном заседании, не просто глупо — порой негуманно и жестоко.

Итак, ложь во спасение, во благо, если хотите — святая ложь. В вопросе помогла разобраться член-корреспондент Академии имиджелогии, кандидат психологических наук, доцент кафедры психологии филиала Российского государственного социального университета в Минске Надежда Евгеньевна Антипова.

— «Фанатичные правдолюбы» — очень неудобные люди. Поведение их выглядит как глупость, бестактность, порой как хамство. Кто, скажите, отправляя ребенка к врачу, говорит, что там ему будет больно и страшно? А на вопрос подруги «Как тебе мои новые сапоги?» отвечает: «Зина, по правде, с твоими ногами только валенки носить, так что зря деньги потратила». Ну а в гостях у соседки выложит «чистую правду»: что готовит она редкостную гадость и вообще неряха — одним словом, недаром муж сбежал.

И себе, и людям

— Ложь во благо действительно во многих ситуациях необходима. К примеру, какая-то дама может вообразить, что она-де очень хороша собой. Руководствуясь такой иллюзией, она начнет себя вести иначе: естественно, ей захочется соответствовать «новому образу». Но первое, что придет с таким взглядом на себя любимую, — это большая уверенность. Хоть на «три миллиметра» да возрастет. Уже хорошо.

При этом женщина начнет более тщательно подбирать одежду, духи, аксессуары. Внешность от этого только в выигрыше. Что это, как не самообман? Но тут, конечно, важно, чтобы фантазия не зашкаливала, дабы не начать воспринимать себя «мисс Вселенной», требовать от окружающих «даров и реверансов».

Еще одно жизненное обстоятельство: чтобы преодолеть кризисную ситуацию, женщина убеждает себя, что она сильная личность. И вместо того чтобы, опустив руки, проливать слезы, начинает бороться. В итоге надетая маска «прирастает» — и вот перед нами человек целеустремленный, интересный, не сломленный, а закаленный. Кому от этого плохо?

Трудные дети: обмани — поможет!

— Воспитание — вообще отдельная тема. Без некоторой доли «обманной дипломатии» не обойтись ни родителям, ни учителям.

Расскажу случай из своей педагогической практики. Достались мне «трудные» старшеклассники. Этакие нонконформисты — все отрицают, делать ничего не хотят, по любому вопросу свое мнение. Мучились с ними все педагоги — плакали, ночами не спали. Пришлось в такой ситуации идти «нечестным путем». У нас по программе по русской литературе тогда был Есенин. Я им говорю: читать вам ничего не нужно. И даю задание: кто нарисует иллюстрацию к любому стихотворению поэта, сразу получает пять баллов. Дети счастливы: это ж халява, которую, понятное дело, ученики всегда ищут. Начинают поиски темы для своих будущих шедевров. И вместо того чтобы прочесть одно стихотворение, читают все. И не просто рисуют — переводят музыку стиха в изображение. После этого сами подростки готовы рассказывать о лирике Есенина часами, да так, что слушать — одно удовольствие.

Точно так же мои ученики читали с карандашами в руках «Божественную комедию» Данте, «Братьев Карамазовых» Достоевского и другие серьезные произведения. Вот такой, по сути, обман помог «неуправляемым» подросткам, которые только и делали, что посылали преподавателей далеко и надолго, влюбиться в предмет.

Не расстраивай — соври

— Ложь во благо произносится, чтобы либо сохранить какую-то ситуацию, либо спасти ее. С этой целью далеко не всегда врачи и родственники говорят человеку о смертельно опасном заболевании. Ему дают надежду, а с ней нередко приходит вера и большое желание жить — бороться.

Или такой случай: выписали человека из реанимации, можно сказать, с того света вытащили. Выглядит он соответственно, у вас интересуется: как я, наверное, никуда уж не годен? И что вы ему в ответ — «Да, вид у тебя, прямо скажем, не чемпионский»? Правда ведь! Но кому она нужна? Не делайте акцент на внешнем виде выздоравливающего, скажите о том, как ему повезло (могло ведь все и по-другому сложиться). Похвалите его за силу духа. Дайте человеку надежду и правильный ориентир.

Измена, мальчиши!

— Если уж такой инцидент имел место быть, лучший совет в такой ситуации — молчать или все отрицать. Это если не желаете кардинальным образом изменить или полностью разрушить существующие отношения.

Кто-то из супругов порой недоумевает: ведь мы договорились всегда говорить друг другу правду. Но это подразумевает делиться всем, что с тобой происходит, или делиться своими чувствами, планами. Говорить о том, что вы испытываете какие-то эмоции — раздражение, усталость, радость и пр.

Но рассказывать абсолютно все, думая, что таким образом можно укрепить отношения или дать им новый толчок к развитию, — очевидная глупость. Подумайте, насколько «чистосердечное признание» в вашей измене будет согласовано со всей дальнейшей жизнью с этим человеком.

И уж тем более никогда не следует вмешиваться в отношения двух людей кому-то третьему, рассказывая о том, что один из них был замечен в измене. Во-первых, вы свечу не держали. Во-вторых, выглядит это не как желание сделать «как лучше», а как чистой воды донос. В-третьих, для многих людей лучше ложь, чем боль. И касается это не только вопроса измены.

Светский человек и духовник

— Как-то в одном из своих интервью Николай Караченцов сказал: «Есть такое понятие — «святая ложь». Нельзя говорить горбатому, что он горбатый. Или пришел к тебе коллега после спектакля, чуть не плачет — понимает, что сегодня играл из рук вон плохо, спрашивает: «Ну, как?» А ты ему бодрым голосом: «Да, завалил ты роль!» Ведь не скажешь так — язык не повернется. Ответишь: «Да ничего, подумай только над этим и вот над этим. Тогда все сложится». Меня мама учила: прежде чем что-то заявлять, оговорись: «я так думаю», «мне кажется». Не нужно выносить вердикт, будто ты представляешь истину в последней инстанции. Иначе это приступ той самой дурной правды».

А вот мнение по тому же вопросу протоиерея Георгия Горбачука, ректора Владимирской духовной семинарии, настоятеля Спасо-Преображенского храма у Золотых Ворот:

— Всегда ли спасительна правда? Ответ, казалось бы, очевиден. Ложь — это грех, следовательно, она не может быть спасительна. Но все ли так однозначно? В советское время меня неоднократно вызывали в Комитет государственной безопасности для «проработки». Как-то раз мне показали список фамилий и спросили, крестил ли я названных там людей. Если бы я сказал правду и признался в совершении таинства, тех, кто занесен в список, стали бы прорабатывать на партийных собраниях, лишили премий, сняли с очереди на квартиры и т.д. Поэтому я ответил сотруднику КГБ, что не крестил их. Он негодовал, но дело на том и закончилось. В конце концов, когда перед вами существует духовный выбор что говорить и делать, вспомните, что Иуда когда-то тоже не солгал — сказал правду…

Алла Мартинкевич

какие знаки зодиака любят врать и почему

С детства родители учат детей, что обманывать нехорошо. Но некоторые знаки зодиака лгут, оправдывая себя тем, что это во благо.

Овен

Рожденные под этим знаком ценят честность и сами всегда откровенны. Фальшь – не их история.

Телец

Как представитель земной стихии, этот знак очень практичный, терпеливый, так что не создан для лжи и коварства. Об этом рассказывает канал «Тайны Судьбы».

Близнецы

А вот этим знакам обман не чужд. Чтобы понравиться другому человеку, они готовы пойти на любые уловки.

Рак

Этот водный знак очень мнительный и не уверенный в себе. Для рожденных под созвездием Рака важно одобрение со стороны, так что до конца искренними они не будут, пожалуй, никогда.

Лев

Эти огненные знаки готовы в буквальном смысле подвергнуть костру инквизиции любого, кто солжет им. И сами себя они стараются вести максимально честно.

Девы

А вот Девы любят скрытность. Они часто наблюдают со стороны, отстраняясь за «внешним фасадом».

Весы

Этот знак зодиака слишком часто думает о прошлом, что вредит их будущему. Весы любят затевать сложную игру, в которой не каждый готов принять участие.

Скорпион

Люди, рожденные под этим созвездием, считаются сложными личностями. Они скрытные и подозрительные, так что часто скрывают правду не только от других, но и от себя.

Стрелец

Представители этого знака очень открытые и искренние. Стрельцы готовы делиться тем, что у них на душе, со всеми.

Козерог

Для этих земных знаков доверие – одна из самых важных сфер жизни. Они с детства усвоили урок, что поступать нужно так, как ты бы хотел, чтоб поступали с тобой.

Водолеи

Как любой воздушный знак, рожденный под созвездием Водолея витает в облаках. Такие люди редко бывают честными, но это может сыграть однажды против них.

Рыбы

Людей этого водного знака отличает любовь к простым решениям. Если ложь будет во благо – Рыбы не станут ее гнушаться.

Ранее «Профиль» рассказывал, какие знаки зодиака всегда говорят только правду. Астрологи утверждают, что это заложено в их характере.

Обман во благо — фанфик по фэндому «Хитрость (Обман, Иллюзионист)»

Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением
Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».

Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике
Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.

Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям
Все это автору следовало бы оставить для других мест.

Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен
Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.
Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.

Текст не на русском языке
Вставки на иностранном языке допустимы.

Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей
Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.

Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте
Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке…

Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.

Ложь во благо — нормально?

Добрый день, меня интересует вот какой вопрос… Ложь во благо — может иметь место в нашей жизни? Или же любая ложь противна Господу? Даже мелкая и бытовая? Спасибо! (Антон Р.)

Отвечает Михаил, раввин мессианской общины Винницы:

Шалом, Антон.

Признаться, я не встречал в Писании такого понятия, как «ложь во благо». Везде слово «ложь» в Библии употребляется в отрицательном смысле.

Иешуа, говоря о дьяволе, сказал следующее:

Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи. Ин. 8:44

Мы видим, что всякая ложь является порождением дьявола. Он есть её отец. И, так называемая, ложь во благо – это тоже ложь, и её отцом является сатана. Понимая это сами себе объясните, как то, что берет начало от противника Бога, может быть добром?

Я написал вам не потому, чтобы вы не знали истины, но потому, что вы знаете ее, [равно как] и то, что всякая ложь не от истины. 1Ин. 2:21

Ну, этот стих из 1-го послания Иоанна вряд ли требует расширенного комментария. Посмотрите – любая ложь противопоставляется истине.

Посему, отвергнув ложь, говорите истину каждый ближнему своему, потому что мы члены друг другу. Еф. 4:25

Рабби Шауль призывает нас говорить правду даже тогда, когда это может быть неприятно слушающему.

Ложь во благо – питательная почва для философов и поэтов. Один эстрадный исполнитель когда-то пел – «лучше ласковой лжи – беспощадная правда».  Что-то похожее было и у Аллы Пугачевой – «святая ложь, пусть даже ты свята, твоя мне ненавистна доброта,  я тебе не верю…». На уровне разума люди давно поняли, что любая ложь – это плохо. Почему же тогда мы нередко слышим от кого-то, что то или иное было сказано «во благо», хотя и является неправдой?

Тема лжи во благо является попыткой греховной натуры оправдать  грех. Плоть разделила ложь на плохую и хорошую, чтобы, когда понадобится, на любую неправду навесить ярлык «лжи во благо». Это очень похоже на то, как незнакомое с Богом человечество оценивает оккультизм. Разве мы не слышали о злых волшебниках и добрых, о черной и белой магии? Ложь во благо – это такое же «добро», как и т.н. белая магия. Девиз плоти таков — если нельзя, но очень хочется, то можно…

Может ли ложь быть большой и маленькой? Наверное, да. Но, при этом вспоминаю слова Юлиана Семёнова, которые он говорил устами разных героев своих произведений – «маленькая ложь рождает большое недоверие». Действительно, ложь – это грех, а всякий грех, даже если он маленький, порождает смерть (Иак. 1:15). Смерть доверию, смерть взаимоотношений и т.д.

Давайте, Антон, будем следовать вышеупомянутому совету Шауля и, «отвергнув всякую ложь, будем говорить истину каждый ближнему своему.»

Временный обман во благо — Прогулки по воде — ЖЖ

Как это работает.

В начале кто-то проводит исследование и выясняет, что изрядная часть людей ест слишком много сахара и/или слишком много соли, что повышает вероятность возникновения некоторых заболеваний.

Он об этом пишет статью, выводы из которой на этом этапе всё ещё сомнительны. Однако потом ещё сколько-то людей повторяют исследования и в основном подтверждают выводы. Да, переедать сахара и соли вредно для здоровья.

Тут всё ещё можно заметить ключевые слова «слишком много», «переедать» и «повышает вероятность». Даже если журналисты что-то переврут, то оно будет, скажем так, локальным.

Однако потом кто-то особо умный, заметив, что переедающие всё это люди не снижают своё переедание так быстро, как этого бы хотелось, вдруг решает, что «ради хорошего дела и приврать не грех». Быдло не понимает наших охрененно сложных рассуждений, поэтому давайте мы его обманем. Для его же блага, разумеется, — не подумайте плохого. А потом, когда всё станет зашибись (то есть никогда), откроем правду. Обязательно откроем. Потом. Когда-нибудь.

В общем, он выдаёт «упрощённую для быдла» версию: сахар и соль вредны. То есть вредны уже не когда их потребляют слишком много, а вообще совсем абсолютно вредны.

Может показаться, что тут никакой особой разницы, но разница ключевая. Цианистый калий и ботулотоксины, например, вредны совсем: какая-то их исчезающе малая доза, разве что, может оказаться незаметной для организма, но пользу они ему не приносят вообще. То есть потреблять их не надо никогда и ни в каких дозах.

В это время, внезапно, соль жизненно важна для организма, причём важны оба её компонента: и хлор, и натрий. Сахар, как углевод, тоже важен. Его, в принципе, конечно, можно заменить какими-то другими углеводами, но вот совсем без углеводов организм сдохнет.

Причём можно заменить, а можно и не заменять — у него есть довольно значительная дневная доза, при которой он приносит пользу не хуже, чем другие версии углеводов.

Однако в «упрощённой для быдла» версии сахар и соль — это как цианистый калий и ботулотоксины.

Не-не, автор версии, конечно, не это имел в виду. Он думал: «была не была, — люди испугаются того, что это вредно, и быстрее снизят свой перебор». Только те, у кого он есть. И уж точно не подумают, что эти штуки — вообще совсем трындец.

Однако они подумают. Не все, но изрядная часть. Поскольку «сахар и соль — это белая смерть» с точки зрения журналистов звучит гораздо более мощно и сенсационно, чем «значительное переедание оных статистически вредно для здоровья, поскольку повышает вероятность некоторых заболеваний», поэтому будьте уверены, именно этот вариант будет практически везде. И теперь его уже не «какой-то журналист придумал», а «учёные доказали» — со ссылкой и фотографией.

Поэтому через двадцать–тридцать лет, а то и через десять, будет овердофига людей, которым «всем известно», что сахар и соль есть вообще нельзя. Вот ну ни грамма. Они будут уверены, что это вредно как цианистый калий, а тех, кто использует их при изготовлении блюд и продуктов, будут проклинать и изобличать, как уничтожителей человечества.

А тех, кто это дело ест сам, будут проклинать и изобличать, как вредителей самому себе.

И нет, эти люди не будут «зато здоровее». Радикально недобирающие соли получат проблемы с пищеварением и нервной системой. Недобирающие сахара гипотетически могли бы отвертеться, заменив его другими углеводами, однако часто сие соседствует с ещё более радикальным «упрощением для быдла»: углеводы вредны, — поэтому кто-то из них подсядет на «безуглеводные диеты» и часть таких испортят себе пищеварение и почки. Причём кое-кто даже склеит ласты.

А ещё больше людей сделает вывод, что «если вредно, но хочется», то надо снизить потребление.

Но разве же это не то, к чему стремился автор «упрощённой» версии?

Нет. Он-то думал, что снизят переедающие. Однако, поскольку оно «вредно», то приходить к этой идее будет кто попало. Кто-то ел пять дневных доз и снизил до трёх — оно всё ещё вредно, но уже не так сильно, поэтому отлично. Кто-то другой ел три четверти дневной дозы и снизил до одной четверти. Оно было чуть-чуть вредно, а теперь стало вредным ощутимо.

Ещё у кучи людей будет паранойя по поводу того, что они едят. Ведь это «вредно» — надо избегать этого всеми силами. Каждая ложка сахара — это угрызения совести. Каждая щепотка соли — страх скорой смерти. Даже если этих ложек уже не гораздо больше, а даже меньше, чем надо.

Дал ребёнку конфетку — всё равно, что дал ему цианистый калий. Нельзя. И я сам, и мои родственники должны есть всё несладкое и несолёное.

И нежирное — про жир ведь кто-то столь же умный, как автор сабжа, тоже успел выдать «упрощённую для быдла» версию, что он вреден.

А до кучи ещё и без глутамата натрия — у него ведь «химическое» название, а потому вреден и он тоже.

После нежирного, несладкого, несолёного и без глутамата всё ещё хочется есть, поскольку организм ощущение сытости выстраивает во многом по вкусу (особенно по вкусу глутамата) и некоторым простейшим показателям типа уровня сахара в крови. Убрали сахар целиком, оставили только «медленные» углеводы — теперь заметное повышение уровня сахара наступит через час, а не в процессе; вкуса тоже не было, поэтому единственный сигнал для организма, что ты поел — на стенки желудка что-то давит. Но организм всё ещё в сомнениях: всё-таки только один фактор из многих. Поэтому, с одной стороны, ты ел без удовольствия, а с другой — всё ещё хочешь есть. И так каждый день. Офигенчик.

У тебя не было ожирения, поскольку твой организм сам тебе вовремя сообщал «я наелся», теперь он в сомнениях, поэтому ты не можешь ориентироваться на прекрасно лично у тебя работающий встроенный ограничитель — теперь тебе надо каждый раз считать. Не считаешь — все шансы, что будешь перебирать калорий, и ожирение настанет.

А твой ребёнок, в отличие от тебя, никогда не пробовавший вкусную еду, будет иметь гораздо более высокие шансы на расстройство пищевого поведения: либо считать, что еда — это вообще отстой какой-то, поэтому её надо избегать, либо, в какой-то момент попробовав конфетку или типа того, будет настолько поражён тем, что не всё в мире невкусное, что сделает именно конфетки своей главной няшкой на всю жизнь — с «наградой» себя за труды конфетками, переживаниями по поводу «хочу конфеток, но нельзя», пережиранием конфеток, когда никто не смотрит, и так далее.

И ещё вы с ним везде будете видеть «заговор производителей», которые коварно подкладывают белую смерть вместе со смертями других цветов вообще во всё подряд, утверждая, что всё это — полезные и безопасные ингредиенты. Поэтому надо пойти и заплатить в пять раз больше «органическому фермеру» с ближайшего рынка — вот он-то наверняка не состоит в заговоре. Хрен знает, по каким технологиям он что-то там выращивал — его ведь никто не контролирует, — но он хотя бы не в заговоре.

Очень, очень клёво мы «временно соврали». Так клёво, что ради гипотетической борьбы со «злом» породили этого зла в разы больше.

Да, среди всех этих людей была некоторая часть тех, кто действительно переедал, и — нам повезло — они, перепугавшись, сделали правильные выводы: перестали переедать, но всё-таки не отказались от соли, углеводов, жиров и т.д. совсем, а вместо этого остановились на подходящей их организму дозе. И при этом даже не развили в себе лёгкую форму паранойи. Однако кроме них зацепило огроменную толпу случайных прохожих. А множество их коллег по перееданию паранойю-таки развили и/или эффективно сменили переедание на недоедание. То есть часть людей мы таким способом излечили, но при этом другой части, возможно, значительно превосходящей эту часть по численности, испортили жизнь и даже покалечили, чего бы не произошло, сообщай мы людям не «адаптированную под быдло» версию, а правду, которая, кстати, не сильно сложнее и совсем даже не требует учёных степеней для её осознания.

Но у нас ведь есть отмазка: «иначе бы люди не поняли запредельно сложную мысль о том, что надо потреблять свою дневную норму, а не больше или меньше», — поэтому всё в порядке, мы правильно поступили, жахнув картечью из пушки в надежде пристрелить трёх комаров.

Что характерно, именно так «временный обман для их же блага» работает приблизительно в ста процентах случаев. Лично я ни разу ещё не наблюдал, чтобы негативные побочные эффекты от подобного обмана не перекрыли бы вызванные им положительные в разы и десятки раз.

doc-файл

Истоки лжи и обмана в повседневной жизни

Те из нас, кто живет в Соединенных Штатах, кажется, особенно обеспокоены ложью и обманом. Рассмотрим наш миф о нашем отце-основателе и генерале нашей Континентальной армии Джордже Вашингтоне. Что большинство из нас лучше всего знает о Вашингтоне в детстве — фактически, единственное, что мы знаем — это то, что его отец спросил: «Ты срубил вишневое дерево?» Сообщается, что он сказал правду. Независимо от того, правдива эта история или нет (она, вероятно, была выдумана биографом Парсоном Уимсом), тот факт, что детей учат, что первый президент нашей страны никогда не лгал, говорит о важности этой проблемы для американских родителей.

Учитывая разнообразие исследований по этой теме, может быть полезно рассмотреть, что мы подразумеваем под ложью и обманом, как у детей, так и у взрослых, и использовать эти определения для создания таксономии, которая может проинформировать наши представления о происхождении. лжи и обмана. Хотя теме лжи и обмана в эмоциональной жизни уделялось некоторое внимание (см., Например, работы Пола Экмана), исследования этого поведения у детей проводились относительно мало. Помимо описания Чарльзом Дарвина своего ребенка в возрасте двух лет и единственного исследования, опубликованного философом Чарльзом Хартшорном в 1928 году, исследования лжи и обмана начались всерьез только в 1980-х годах, когда были опубликованы исследования Кэролайн Саарни и Памелы. Коул, как и мой собственный.Учитывая постоянный интерес к эмоциональному развитию, несколько удивительно, что это направление исследований появилось так поздно. Как мы увидим, исследование демонстрирует, что выражение лица может маскировать внутренние эмоциональные переживания человека, даже у детей; более того, это предполагает, что ложь и обман, измеряемые как по словесному, так и по выражению лица, могли подвергаться эволюционному давлению и положительно связаны с другими когнитивными способностями, связанными с психологической подготовкой.

На первый взгляд очевидно, что представление о том, что что-то является правдой, подразумевает, что также могут существовать ложь и ложь. Наш человеческий опыт подтверждает, что ложь, ложь и маскировка нашего внутреннего «я» существуют как часть социального мира, в котором мы живем. Саарни, профессор психологии в Университете Сонома, продемонстрировал некоторые методы, которые люди используют для обмана, которые основаны на социальных нормах, предписывающих, как люди должны выражать свои чувства. Такие правила поведения обычно кажутся совершенно естественными людям, которые выросли с ними, но они сильно различаются от одной культуры к другой.В Японии, например, девочек чаще, чем мальчиков учат держать руку перед ртом, когда они смеются, а мужчин и женщин учат подавлять выражение гнева на лице. В другом примере различных культурных и личных норм проявления эмоций мы с Маршей Вайнтрауб из Темплского университета наблюдали, как двухлетние дети реагируют на отъезд своих матерей: американских детей часто поощряют выражать грусть во время расставание, даже если они быстро выздоравливают, когда их матери уезжают, и они остаются с няней.Мы также обнаружили, что родители по-разному реагируют на незначительные травмы малыша: некоторые из них делают успокаивающие замечания вроде: «Это нормально плакать, должно быть, действительно больно», в то время как другие родители упрекают своих малышей (особенно мальчиков) в том, что они плачут. В реальном смысле обман, ложь и лицемерие действительно являются «естественной» чертой социальной среды.

Конечно, есть много разновидностей и степеней обмана; Маскировка своих эмоций очень отличается от намеренного произнесения лжи.Один из способов разобраться в различных формах лжи — это рассмотреть состояние осознания обманщиком своего обмана.

Когда дети говорят своим родителям, что они выполнили свою работу по дому, хотя они этого не сделали, или когда ученики заявляют, что не смогли выполнить задание вовремя из-за того, что им пришлось помочь больному другу, эти виды лжи являются самосознательными. Обманщик знает, чего от него ждут, и старается скрыть неудачу. Обман этого типа чаще всего вызывает общественное презрение, которое мы выражаем такими фразами, как: «Ты должен быть достаточно храбрым, чтобы понести наказание.

Обман или ложь без осознания более проблематичны. Если кто-то делает ложное заявление, не зная, что то, что он сказал, противоречит действительности, нельзя сказать, что говорящий лжет. Признание этого момента подводит нас к вопросам об обмане нечеловеческих животных. Несмотря на то, что существует множество свидетельств обмана животных, неясно, например, у шимпанзе есть точка зрения третьего уровня, которую можно охарактеризовать как «Я знаю, что другой шимпанзе знает, что я знаю.«Без этой точки зрения обман животных должен отличаться от человеческого.

В более ранней работе я предложил таксономию лжи и обмана, которая может быть полезна при изучении поведения детей в этом отношении. Может оказаться, что эта таксономия не охватывает все типы обмана и не подразумевает, что эти типы взаимоисключающие. Во многих случаях обман может соответствовать нескольким из следующих критериев:

Ложь для защиты чувств другого человека;
Ложь для самозащиты, чтобы избежать наказания;
Ложь самому себе или самообман; и
Ложь, чтобы причинить боль другим.

Первые три типа, хотя часто считаются моральными недостатками, будут положительно связаны с другими когнитивными навыками.

Рана, трехлетняя девочка, с нетерпением ждала рождественского подарка от бабушки. Она надеется на забавную игрушку. Тем не менее, когда бабушка дарит ей свитер, который она связала, Рана разрывает сверток и улыбается бабушке, говоря: «Мне нравится».

Рана, как и многие дети ее возраста, уже научилась корректировать выражение лица и речь в соответствии с социальными потребностями.Этой практике часто преподают под названием «маленькая белая ложь», хотя я предпочитаю определение «ложь, чтобы защитить чувства других». В книге «Возвышение сознания и развитие эмоциональной жизни», , я утверждал, что функция этого типа обмана является социально адаптивной. Как резюмировал норвежский социолог Штейн Братен, есть немало свидетельств того, что человеческий младенец имеет встроенные механизмы помощи другим. Хотя некоторые говорят, что такой обман умаляет межличностные отношения, кажется разумным предположить, что поддержание социального взаимодействия требует некоторых обманов этого типа.

Повседневных примеров этого мотива предостаточно, но изучение его у маленьких детей в лаборатории вызывает определенные трудности. Саарни, изучающая, как дети развивают эмоциональную компетентность, рассудила, что, если ребенку пообещали привлекательную игрушку, но он не получил ее, ребенок вряд ли продемонстрирует свое разочарование, чтобы экспериментатор не почувствовал себя плохо. В ее исследованиях детям в возрасте от семи до одиннадцати лет давали на выбор несколько игрушек и спрашивали, какая из них им нравится больше всего, а какая — меньше всего.Затем детям было предложено решить задачу с обещанием, что они получат игрушку, которая им больше всего понравится. После решения задачи каждому ребенку была вручена его наименее понравившаяся игрушка. По выражению лиц и в высказываниях дети различались как по полу, так и по возрасту. Дети младшего возраста, особенно мальчики, чаще испытывали разочарование, тогда как дети старшего возраста демонстрировали больше положительных эмоций. В аналогичном исследовании Пенсильванского университета, на этот раз с участием детей в возрасте четырех лет, Коул также показал, что девочки лучше скрывают свое разочарование, чем мальчики; в данном случае, однако, четырехлетние дети так же хорошо, как и дети старшего возраста, маскировали свое выражение печали.Когда это исследование было распространено на дошкольников, трехлетние дети также сдерживали свое разочарование. Ясно, что эта способность проявляется довольно рано.

Для проверки того, лгут ли и когда маленькие дети, чтобы защитить чувства другого, использовались и другие парадигмы. Одно из таких исследований представляет собой вариант классического теста Ружа, который я разработал в 1979 году вместе с моей тогда аспиранткой Жанной Брукс-Ганн: мы наносили красную отметку на нос ребенка и помещали его перед зеркалом.Мы обнаружили, что к двум годам большинство детей прикасаются к носу и проявляют смущение, когда видят красное пятно в зеркале — реакция, предполагающая, что они понимают, что это пятно необычно и неуместно. В одном из вариантов этого теста Кан Ли и его соратники создали другую парадигму, чтобы исследовать проблему лжи, чтобы защитить чувства другого. Здесь экспериментатор, у которого на этот раз красная отметина на собственном носу, говорит ребенку, что она собирается сфотографироваться, и спрашивает, нормально ли она выглядит.После того, как экспериментатор (E1) сфотографировался и покидает комнату, входит другой экспериментатор (E2) и спрашивает, в порядке ли экспериментатор E1.

В этом исследовании 98 детей в возрасте от трех до семи лет 89 процентов солгали, заявив, что экспериментатор E1 выглядел нормально. Интересно, что 11 процентов, которые сказали правду, заявив, что экспериментатор не выглядел нормально, показали выражение лица, очень похожее на тех, кто лгал. Причем не было никаких возрастных эффектов. Судя по таким данным, дети в возрасте от трех до семи лет более или менее одинаково искусны в вежливом обмане.

Часто их раннее обучение этому навыку происходит дома. Учитывая, что родители лгут, чтобы щадить чувства других, они, вероятно, будут обучать своих детей этой практике («Скажите бабушке, что вам нравится ее подарок / готовка / выбор фильма, даже если это может быть не то, что вы хотели»). Дети также могут видеть, как их родители обманывают друг друга, чтобы спасти чувства других. Так, например, Рана может услышать, как ее мать говорит: «Моя подруга идет на чай, и я слишком устал, чтобы ее видеть», но когда подруга приходит, ребенок видит, как ее мать улыбается, и слышит, как она говорит: «Я так рада, что ты зашел.

Рассматривая эффект от того, что взрослые говорят детям лгать, чтобы щадить чувства другого, детские психологи Виктория Талвар и Кан Ли, работавшие тогда в Королевском университете в Онтарио, использовали парадигму «разочарования», разработанную Саарни и Коулом. но с добавлением того, что взрослые побуждали детей говорить неправду. Большинство детей даже к трем годам подчинялись; когда разочаровывались, девочки улыбались чаще, чем мальчики, и это наблюдение свидетельствует о том, что они могли лучше маскировать свои чувства, как требовалось.

Хотя экспериментальные данные все еще ограничены, они показывают, что обман, чтобы щадить чувства других, можно увидеть уже в трехлетнем возрасте, и что девочки могут справляться с этим лучше, чем мальчики. Более того, родительские инструкции лгать, чтобы защитить чувства другого, кажутся эффективными.

Эти исследования затрагивают интересную проблему между развивающимся нравственным поведением ребенка и его или ее развивающимся просоциальным поведением, то есть любым поведением, направленным на помощь другим.Совершенно очевидно, что существует конфликт между тем, чтобы не солгать и не оскорбить чувства другого человека, особенно с учетом того, что честность считается частью морального поведения. Чтобы ответить на этот вопрос, в 2009 году Гейл Хейман провела исследование в Калифорнийском университете в Сан-Диего, в котором детей спрашивали, почему они лгут. Исследователи дали детям в возрасте от семи до 12 лет серию виньеток, некоторые из которых были о детях, получивших нежелательный подарок, и их спрашивали, нравится им это или нет.В половине рассказов дети говорят правду, а в другой — нет. В другой серии рассказов ребенок нарушает правила, повредив библиотечную книгу. Опять же, в половине рассказов дети признаются в нанесении ущерба, а в другой половине — нет.

Когда их попросили оценить поведение детей в рассказанных им историях, участники этого исследования дали более нейтральную оценку историям вежливости и более негативную оценку историям о проступках.Подобные выводы подтверждают мнение о том, что дети учатся и положительно оценивают ложь, которая защищает чувства других больше, чем другие виды лжи.

Учитывая растущий объем литературы (как резюмировал Братен), предполагающей, что малыши демонстрируют просоциальное поведение в раннем возрасте, ложь, чтобы пощадить чьи-то чувства, является еще одним аспектом такого поведения. Дополнительную поддержку просоциальному взгляду на ложь дает неопубликованное исследование психолога развития Антонеллы Бриги из Болонского университета, которая обнаружила, что четырехлетние дети, которые более успешно маскировали свои эмоции, попадая в парадигму «разочаровывающего дара», были более успешными. могут быть выбраны другими детьми в качестве свиданий для игр.Как мы увидим, ложь и обман часто связаны с другими просоциальными и когнитивными способностями.

Двухлетнему Марону велят не есть печенье, но когда его матери нет на кухне, он это делает. Когда его мать спрашивает его о том, чтобы съесть печенье, он лжет и говорит: «Нет».

Другая распространенная форма лжи у детей связана с мотивом уклонения от наказания. Дети легко учатся лгать, когда они совершили нежелательный поступок или не сделали того, что их просили сделать.В этом примере Марон вспоминает, что в прошлом поедание печенья вызывало у родителей гнев или наказание, и пытается избежать этих предсказуемых последствий с помощью лжи.

Что они делают, когда малыши понимают, что ложь — это способ избежать наказания? Чтобы изучить этот тип обмана у детей, слишком маленьких для того, чтобы говорить бегло, мне и моим коллегам потребовалась экспериментальная ситуация, в которой требовалось очень мало словесного поведения; нашим творческим решением была парадигма «не подглядывать».В этих исследованиях маленького ребенка приводят в комнату и усаживают за стол лицом вперед. За спиной ребенка экспериментатор распаковывает сложную игрушку, говоря: «Не оборачивайтесь и не смотрите на игрушку». После того, как игрушка установлена, экспериментатор говорит ребенку, что она должна выйти из комнаты на несколько минут. И снова, когда экспериментатор выходит из комнаты, ребенку говорят: «Не смотрите на игрушку, мы поиграем с ней, когда я вернусь».

Мы разработали эту ситуацию, чтобы максимизировать вероятность того, что ребенок будет подглядывать, и это действительно часто бывает.Детей оставляют в комнате одних на короткое время, и если через пять минут они все еще не заглянули, экспериментатор возвращается. Экспериментатор спрашивает ребенка: «Ты подглядывал?» Дети не знают (но с согласия их родителей), что их снимают на видео на протяжении всего эксперимента, чтобы обеспечить объективную запись того, действительно ли они подглядывали, лгут ли они или говорят правду.

Результаты нашего первого исследования показали, что дети в возрасте двух с половиной лет способны на обман.Большинство детей этого возраста нарушат правило «не заглядывать», если их оставить в покое; только четверо из 33 испытуемых смогли воздержаться в течение полных пяти минут. Из тех, кто подглядывал, 38 процентов признались, что смотрели, 38 процентов отрицали это, а 24 процента не ответили устно. Таким образом, 62 процента наших испытуемых в возрасте от двух с половиной до трех лет каким-то образом обманули. Мимическая и телесная активность не отличала обманщиков от правдивых, предполагая, что эти молодые люди уже довольно успешно научились лгать.

В аналогичном исследовании мы рассмотрели более 180 детей в возрасте от трех до шести лет. Как и следовало ожидать из других исследований, по мере того, как дети становятся старше, они лучше сопротивляются искушениям. К шести годам 35 процентов детей могли сидеть, ничего не делая, и сопротивляться искушению подглядывать. В то же время распространенность лжи увеличилась, так что к шести годам все заглянувшие дети отрицали, что делали это. Хотя 25 процентов детей в возрасте от двух до трех лет признаются, что подглядывают, это число падает почти до нуля, когда детям пять лет и старше.Таким образом, даже к двум-трем годам большинство детей научились лгать, когда нарушают правила. Хотя девочки реже подглядывают, чем мальчики, половые различия во лжи отсутствуют.

Из аналогичных данных о возрастных изменениях лжи, которые были обнаружены у японских, западноафриканских и китайских детей, оказывается, что ложь во избежание наказания вполне может быть универсальным явлением. Более того, ложь, чтобы избежать наказания, становится все более распространенным явлением по мере взросления ребенка, что также неоднократно наблюдалось.Учитывая широкое распространение этого вида лжи, а также его рост с возрастом детей, это может быть важной адаптивной реакцией у людей, связанной с другими адаптивными функциями и способностями. Чтобы успешно лгать, требуется не только способность сознательно создавать ложные убеждения, но также иметь некоторое представление о том, что другой человек может знать, а может и не знать; эта способность, известная как «теория разума», обычно развивается у детей в возрасте от двух до трех лет.

Само «задание подглядывания» задействует два навыка: способность откладывать или избегать подглядывания и способность лгать после того, как заглянул.Хотя это не главное в обмане, неспособность ребенка сопротивляться подглядыванию связана с несколькими особенностями, связанными с дисфункцией. Например, скорость, с которой ребенок поддается искушению подглядывать, обратно пропорциональна его IQ и эмоциональному интеллекту: те, кто заглядывает раньше, обычно имеют более низкие баллы по эмоциональным знаниям, измеренным такими тестами, как способность называть эмоциональные лица, когда им показывают, и понижать оценку их знаний о том, какие эмоции, вероятно, будут встречаться в определенных контекстах.Дети из опасной семейной среды заглядывают раньше, как и дети с более высокими показателями неонатального риска. Способность сопротивляться подглядыванию в течение более короткого или более длительного промежутка времени явно связана с компетенцией детей.

Однако картина меняется, когда ложь исследуется с точки зрения социальной и когнитивной компетентности ребенка. Дети с более высоким IQ чаще лгут, чем дети с более низким IQ. Более того, дети, получившие более высокие баллы по показателям эмоционального знания, также чаще лгут, чем рассказчики правды.У правдивых людей показатель IQ был ниже более чем на 10 баллов.

Другие исследования детей от трех до восьми лет изучали ложь и ее возможное отношение к различным аспектам умственного развития. В другом исследовании Талвара и Ли детей спрашивали о природе игрушки после того, как они отрицали, что видели ее. Дети младшего возраста не могли назвать игрушку или , тем самым показывая, что они подглядывали, в то время как детям старшего возраста не составило труда скрыть этот факт. В другом исследовании детей, которые лгали, и тех, кто не лгал, сравнивали по нескольким задачам, оценивающим моральные суждения, теорию разума и управляющее функционирование, включая задачу подавления определенных реакций.Во всех этих оценках дети, которые солгали, набрали больше баллов, чем те, кто сказал правду — результат, который убедительно свидетельствует о положительной связи способности лгать с когнитивными способностями!

Такие результаты подтверждают мнение о том, что люди, совершающие проступок и исповедующиеся, менее дееспособны во многих отношениях, и эта точка зрения имеет важные личные, а также социобиологические последствия. Роберт Триверс в своей книге «Безумие дураков: логика обмана и самообмана в повседневной жизни», утверждает, что обман может быть полезным для защиты иммунной системы за счет уменьшения реакции на стресс (то есть предотвращения увеличения связанный со стрессом стероид кортизол), который может возникнуть в результате несоблюдения ребенком своих стандартов или целей.Было показано, что повышение уровня кортизола обратно пропорционально иммунологической компетентности.

Представление о том, что ложь для защиты от наказания может быть адаптивной, согласуется с работой таких антропологов, как Ричард Бирн, который в 2004 году обнаружил положительную связь между размером неокортекса и обманом у приматов. В то же время была убедительно продемонстрирована связь лжи с просоциальным поведением. Более того, психолог Рой Баумейстер и другие предположили, что в некоторых случаях ложь может быть важна для психического здоровья, тогда как Франческа Джино и другие показали, что ложь связана с творчеством.

Любое утверждение о социальных преимуществах лжи должно начинаться с предпосылки, что большинство людей могут легко овладеть этим навыком в раннем возрасте. Насколько хороша способность маленьких детей обманывать? Это может быть лучше, чем мы думаем.

Психологи, такие как Кэрролл Изард и Пол Экман, изучающие выражения лиц, утверждали, что лицо не лжет; Они утверждают, что тщательное измерение мимики и выражения лица всегда может выявить обман. Однако работа других исследовательских групп показывает, что большинство людей очень плохо распознают ложь.Мы с Анжелой Кроссман изучали способность взрослых замечать детей, которые лежат в ситуации «не подглядывать». Когда более 60 мужчин и женщин смотрели видеофрагменты, в которых 50 или более детей говорили, что они не заглядывали — причем некоторые из детей говорили правду, а другие лгали, — взрослые проявили себя не лучше случая, что указывало на то, что они не могли обнаружить лжецов. Отрезки видеокассет, на которых запечатлены дети старшего возраста, дали аналогичные результаты.

Исследования того, как дети начинают лгать, чтобы защитить себя от наказания, более многочисленны, чем исследования детей, которые лгут, чтобы щадить чувства других, и результаты более надежны.Как обсуждалось ранее, многочисленные исследования показывают, что лежание возникает в раннем возрасте, к двум-трем годам, и что оно увеличивается по мере взросления ребенка. Наиболее интригующее понимание может быть получено из тесной связи между способностью ребенка лгать и его или ее психосоциальной компетентностью, что, в свою очередь, предполагает, что ложь — это каким-то образом адаптивное поведение. Эта интерпретация кажется достаточно разумной: несомненно, желание избежать наказания или вреда — это адаптивная черта.

Третий тип обмана в нашей таксономии было труднее всего изучить, особенно у маленьких детей.Тем не менее, это распространено как среди взрослых, так и среди детей, и явно имеет как преимущества, так и недостатки:

Бенджамин, застенчивый молодой человек, зовет женщину на свидание, и ей говорят, что она не может его видеть, потому что она занята на следующий день. три выходных. Теперь у него есть выбор: он может сделать вывод, что она не хочет встречаться с ним, и почувствовать себя униженным и пристыженным из-за отказа. В качестве альтернативы он может сделать вывод, что не хочет встречаться с такой занятой женщиной. Это избавляет его от стыда и унижений.Фактически, обе мысли проходят в его голове, но он помнит только то, что не хочет встречаться с ней.

Психические преимущества такого мышления кажутся очевидными; в некоторых обстоятельствах может быть мало причин для снижения самооценки, если быть честным с самим собой. С другой стороны, самообман может закрыть возможность учиться на своих ошибках или предпринять какие-то необходимые действия — например, если человек осматривает свое тело и обнаруживает необъяснимую шишку. Если человек убеждает себя, что шишка всегда была там — ложное воспоминание, — он, скорее всего, не предпримет никаких действий.Если опухоль будет позже признана первым признаком рака, отсрочка лечения из-за этого самообмана может привести к серьезным последствиям. Справедливо сказать, что самообман может быть психологически ценным, но иногда и приводит к саморазрушению.

Самообман у детей до сих пор не получил большого научного внимания, но, к счастью, есть данные о развитии ролевой игры, с которой она имеет много общих черт. Самообман принимает форму знания X и незнания X одновременно.Притворная игра также имеет эту форму, потому что ребенок должен держать в уме две противоположные мысли о том, что объект игры X — это не X . Эта точка зрения была предложена сначала Жаном Пиаже, а совсем недавно Аланом Лесли, директором Лаборатории когнитивного развития в Рутгерсе, который также считает, что притворная игра подразумевает двойное знание, которое требует от малыша способности различать, что реально, а что нет. Сам факт, что ребенок знает свое действие, не является буквальным — « X не X» — означает, что у него есть самосознание.Фактически, исследования, которые я провел с детьми в возрасте от 15 до 24 месяцев, демонстрируют, что притворная игра связана с использованием личных местоимений, таких как me или mine, , и отражением самопознания, которое, как и притворство, игра, как правило, присутствует у детей к двум годам.

Притворная игра начинается примерно в год, когда младенцы пытаются имитировать поведение окружающих их людей. Психолог Дуглас Рамзи и я предположили, что в этом типе притворства — например, когда младенец видит, что его мать разговаривает по телефону, и ему предлагается имитировать ее действия с игрушечным телефоном, — ребенок является одновременно субъектом и объектом.К двум или трем годам это поведение постепенно заменяется более сложной формой, в которой объектом является другой человек — например, ребенок может притвориться, что его кукла разговаривает по телефону, а не просто говорит по телефону. Телефон. Эта форма предполагает притворство как воображаемого телефона, так и куклы, говорящих по нему.

К трем годам способность ребенка поддерживать внутренние правила и цели позволяет ему оценивать успех или неудачу своего поведения и даже распределять вину за это.(Психолог Кэрол Двек прекрасно описывает это применительно к детям старшего возраста.) Эта новая способность также допускает появление застенчивых эмоций стыда, стыда, вины и гордости. В моей книге Стыд: открытое Я, я показываю, что к трем годам дети проявляют стыд, когда они не справляются с заданием, и гордость, когда им удается. Эти сильные эмоции побуждают их думать о себе, что также позволяет им обманывать собственные успехи и неудачи.

Хотя его легче всего наблюдать у детей раннего возраста, где его можно отнести к простой «игре», самообман важен для эмоциональной жизни в любом возрасте. Более того, как мы с Трайверсом считаем, что самообман может быть необходим для всех форм обмана.

Четвертая категория в нашей таксономии — это ложь, предназначенная для причинения страданий. Такая ложь не только не адаптивная, но и представляет собой некую форму психопатологии. По большей части ложь о том, что ранит другого, не привлекала особого внимания, хотя Ричард Роджерс изучал патологическую ложь.Из всех четырех видов лжи, упомянутых здесь, это наименее просоциальное.

Попытка защитить себя от наказания ложью о другом также неадекватна, потому что такая ложь, хотя и избавляет себя от наказания, просто переносит наказание на другого человека. С точки зрения маленького ребенка, который пишет на стене, обвинение в причинении вреда брату или сестре имеет смысл как способ избежать наказания. Однако с более широкой точки зрения возложение вины на другого не является адаптивной реакцией, поскольку она не ведет к социальной согласованности.

Наше беспокойство по поводу лжи — это не только национальный вопрос, хотя в центре нашего внимания — выдуманная история безупречно правдивого детства Джорджа Вашингтона. Некоторые исследования с участием детей по всему миру показывают, что ложь и обман могут существовать как особенность человеческого состояния. Наши текущие общенациональные дебаты о том, что федеральные агентства или агентства штата лгут нам, являются лишь частью более широкой дискуссии, в которой мораль лжи противопоставляется ее эволюционной функции и просоциальным потребностям.

Ложь другим чаще всего рассматривается как неудача в межличностном общении, поскольку она подрывает доверие, которое считается одним из отличительных признаков отношений. Тем не менее, как мы уже отмечали, ложь для защиты чувств другого человека кажется необходимым действием, аналогичным другим просоциальным формам поведения, таким как помощь и сочувствие. Вопрос о том, оправдана ли ложь любого типа, остается вопросом конфликта для большинства из нас, хотя бывают случаи, когда она кажется оправданной.

Этот конфликт по поводу лжи стал более явным за последние 50 лет, поскольку правила этикета, которые в прошлом использовались для контроля большей части социального поведения, были заменены идеей о том, что мы должны высказывать свое мнение, то есть , не лгать словами или эмоциональным поведением.

Переход от фиксированных правил, независимых от внутренних чувств, к откровенному выражению наших чувств усилил наши представления о лжи и обмане, сделав такое поведение социально и морально неприемлемым. Это может объяснить, почему родители так расстроены ложью своих детей.

Когда Маргарет приходит домой с игрового свидания с Раной, она держит куклу, которую, как она утверждает, подарила ей мать Раны. Однако телефонный звонок матери Раны, в котором говорилось, что куклу можно вернуть на следующее свидание детей, показывает, что Маргарет взяла то, что ей не принадлежало.Ложное заявление Маргарет теперь становится центральным вопросом, поскольку ее мать говорит: «Вы солгали мне! Теперь ты будешь наказан ».

Таким образом, фокус проблемы сместился: теперь речь идет о разрыве отношений между Маргарет и ее матерью из-за того, что Маргарет солгала ей, а не в моральной неудаче девочки, взявшей куклу своего друга. Если бы ее мать знала, что ложь, чтобы защитить себя от наказания, вероятно, является естественной и адаптивной реакцией нашего вида, она, возможно, не упустила бы возможность рассказать Маргарет о фундаментальной моральной проблеме в этом инциденте, а именно о воровстве.

Исследования, проведенные до настоящего времени, убедительно свидетельствуют о том, что ложь — это человеческое поведение и что большинство форм обмана имеют адаптивное значение. Однако будет справедливо сказать, что наши противоречивые чувства по поводу лжи и обмана, вероятно, отражают врожденный конфликт между двумя эволюционными потребностями: потребностью в некоторой форме доверия и социальной гармонии. Фактически, Ли, исследуя ложь для защиты чувств других и ложь для защиты, обнаружил, что дети школьного возраста могут делать это различие.

Что нам нужно извлечь из проделанной работы, так это то, что некоторые формы лжи, например, чтобы защитить себя от наказания, необходимы только потому, что мы нарушили социальную или моральную санкцию. Именно на это — обучение социальным и моральным нормам — родители могут наиболее эффективно направить свои усилия ради будущего благополучия своих детей, а не на искоренение лжи, потому что исследования, обсуждаемые здесь, показывают, что ложь (следует ли Избегать наказания, чтобы защитить чувства других или как форму самообмана) вполне может составлять важный аспект просоциального поведения.

Будущие исследования взаимосвязи между ложью и обманом, поскольку они связаны с последующим моральным поведением, будут важны для изучения. Нам нужно будет продолжить изучение того, как ложь и обман влияют на социально-эмоциональное поведение, а также на формирование и поддержание социальных отношений взрослых. Кроме того, взаимосвязь между самообманом и психопатологией требует тщательного изучения, потому что роль самообмана в поддержании самооценки имеет важное значение для лечения психологического стресса как следствия травм, связанных с конфликтом и войной.

• Братен, С. 2009. Интерсубъективное зеркало в обучении младенцев и эволюции речи. Амстердам: Издательство Джона Бенджамина.
• Бирн, Р. У. и Н. Корп. 2004. Размер неокортекса позволяет прогнозировать степень обмана у приматов. Труды Лондонского королевского общества B : Биологические науки 271, 1693-1699. http://dx.doi.org/10.1098/rspb.2004.2780
• Коул П. М. 1986. Спонтанный контроль детей над выражением лица. Развивающие дети т 57: 1309-1321. http://psycnet.apa.org/doi/10.2307/1130411
• • Эванс, А. Д., Ф. Сю и К. Ли. 2011. Когда все знаки указывают на вас: ложь, сказанная вопреки свидетельствам. Психология развития 47: 39-49. http://dx.doi.org/10.1037/a0020787
  • Fu, G., A. D. Evans, F. Xu и K. Lee. 2012. Маленькие дети могут лгать стратегически после совершения проступка. Журнал экспериментальной детской психологии 113: 147-158.http://dx.doi.org/10.1016/j.jecp.2012.04.003
  • Хейман, Г. Д., М. А. Свит и К. Ли. 2009. Рассуждения детей о лжи и правде в контексте вежливости. Социальное развитие 18 (3): 728-746. http://dx.doi.org/10.1111/j.1467-9507.2008.00495.x
  • Льюис, М., К. Клеланд, К. Каваками и К. Каваками. 2000. Реакция американских и японских детей на искушение и ложь. Документ представлен на проводимом раз в два года собрании Международного общества изучения поведенческого развития.
  • Льюис М., К. Стангер и М. В. Салливан. 1989. Обман у трехлетних. Психология развития 25 (3): 439-443. http://psycnet.apa.org/doi/10.1037/0012-1649.25.3.439
  • Оттер, З. и В. Иган, В. 2007. Эволюционная роль самообмана как фактора защиты от антисоциального познания. P Личность и индивидуальные различия 43: 2258-2269. http://dx.doi.org/10.1016/j.paid.2007.07.008
  • Саарни, К. 1984. Наблюдательное исследование попыток детей контролировать свое экспрессивное поведение. Развитие ребенка 55: 1504-1513. http://psycnet.apa.org/doi/10.2307/1130020
  • Талвар В. и К. Ли. 2011. Карательная среда способствует детской нечестности: естественный эксперимент. Развитие ребенка 82 (6): 1751-1758. http://dx.doi.org/10.1111/j.1467-8624.2011.01663.x
  • Талвар В., С. М. Мерфи и К. Ли. 2007. Вежливая ложь детьми из соображений вежливости. Международный журнал поведенческого развития 31 (1): 1-11. http: // dx.doi.org/ 10.1177 / 0165025406073530
  • Trivers, R. 2011. Безумие дураков: логика обмана и самообмана в человеческой жизни. Нью-Йорк: Основные книги.

Где мы можем провести черту в положении лежа на работе?

Ложь является частью повседневной жизни с тех пор, как люди впервые начали взаимодействовать с ней. Следовательно, обман был предметом этических и философских дебатов на протяжении многих веков.

Были те, кто считал любой преднамеренный обман этически неправильным, например Иммануил Кант, в то время как другие пытались распознать тонкости и сложности человеческих взаимодействий и способы, которыми «добро» может происходить из обмана.Например, Фома Аквинский считал, что вся ложь — ложь, но что существует иерархия, в которой ложь «полезна» и поэтому простительна.

Когда дело доходит до бизнеса, общее ожидание состоит в том, что менеджеры должны и будут говорить правду в своих отношениях с сотрудниками и клиентами, но это мутная вода. Бизнес-лидеры могут быть «экономными», говоря правду, чтобы защитить конкурентное преимущество или ограничить ущерб своей организации.

Недавнее исследование корпоративных скандалов — таких, как скандалы вокруг Enron и Volkswagen — и отдельные акты изобличения пролили больше света на мрачность делового мира.Хотя всегда существует риск разоблачения, случаются масштабные выдумки.

Белая ложь

Но как насчет относительно приземленного и повседневного обмана, который имеет место в деловом мире? Несмотря на повсеместное распространение лжи в повседневной жизни, в исследованиях организаций обману уделяется относительно мало внимания. Возможно, потому, что это так банально, ложь часто проходит без комментариев. Действительно, первоначальное намерение нашего исследования не имело ничего общего с ложью на работе: обман был тем, что мы обнаружили в рамках углубленного исследования колл-центра, где нашей первоначальной целью было лучше понять опыт работы и природу вовлечения сотрудников.

Мы слышали презентацию от совладельца, описывающую, насколько счастливы и мотивированы сотрудники. Это не соответствовало прошлым свидетельствам о характере работы в большинстве центров обработки вызовов, и мы хотели проверить это утверждение на себе, но оно оказалось верным. Более того, в ходе углубленных интервью с большинством сотрудников и менеджеров, работающих в компании, стало ясно, что общий опыт обмана, которым работники активно и коллективно занимались на постоянной основе, лежит в основе их приверженности и удовольствия. .

Компания, о которой идет речь, является виртуальным персональным помощником и поставщиком услуг приема, и ее стратегия основана на предоставлении высококачественных и конфиденциальных профессиональных услуг своим клиентам. Организация является примером того, что было описано как «стратегический обман»: главная особенность заключается в том, что администраторы скрывают, что их работа осуществляется субподрядчиком.

Индивидуальные администраторы принимают звонки от имени множества клиентов, находящихся по всей стране и работающих в любом секторе промышленности.Часть навыков секретарей состоит в том, чтобы переключаться между «эмоциональными выступлениями»: в одну минуту они могут отвечать на звонок от имени организации, занимающейся организацией мероприятий, а в следующую — от гробовщика.

Technology мгновенно позволяет администраторам видеть на экране, кто звонит и кому звонит, когда они отвечают на звонок. Конкурентное преимущество, которым пользовалась эта лидирующая на рынке фирма, основывалось на личностях и навыках их сотрудников в удовлетворении потребностей клиентов, в то же время скрывая правду о том, что они не работают и не находятся в офисе вызываемой компании.

Секретарши придумали несколько способов скрыть этот обман: притвориться, что разговаривают с людьми, которых там не было, предположить, что этот человек находится «в другом офисе», или заявить, что он новобранец, не обладающий подробными знаниями. организации. Однажды, вошедший в фольклор компании, администратор притворился слепым, чтобы не указывать дорогу к месту работы, где они никогда не бывали, но предположительно находились там.

Автономия и коллективный обмен идеями о том, как успешно лгать — и при этом поддерживать конфиденциальную, высококачественную услугу — были отмечены администраторами как вдохновляющие и доставляющие удовольствие. Многие рассказывали, что благодаря своей работе они стали увереннее в себе, и смеялись, когда рассказывали нам, как они «лгали, чтобы заработать себе на жизнь».

Организация ничего противозаконного не делает, лгая. Фактически, можно сделать вывод, что эти действия обмана — не более чем белая ложь или подпадают под категорию «полезной лжи» Фомы Аквинского.Возможно, можно было бы считать, что это повседневное поведение мало отличается от лжи врачей, чтобы защитить пациентов, или лжи бортпроводников, чтобы успокоить пассажиров. Но здесь есть как минимум два важных отличия от этих примеров: организация считала обман стратегическим аспектом своего бизнес-плана, и обман был неотъемлемой частью текущей роли каждого сотрудника.

Помощь или помеха?

Здесь возникает более важный вопрос: как быть с обстоятельствами, когда такой организационно продвигаемый и узаконенный обман не является таким незначительным и может привести к значительному ущербу для других? Наше исследование показывает, как происходит нормализация лжи и через этот процесс как стратегический обман на уровне организации становится принятым и одобренным сотрудниками.Но на каком этапе следует прекратить эту ложь?

Хотя сотрудники, находящиеся на рабочем месте, безусловно, могут иметь преимущества, наше исследование поднимает более глубокие вопросы об этических последствиях организаций, требующих от своих сотрудников обмана. В приемной, переданной на аутсорсинг, менеджеры ссылались на «положительные достоинства» профессионализма и заботы о клиентах, чтобы оправдать ложь звонящим.

Так каковы же ограничения на такие вызовы? Повсеместность и сила обслуживания клиентов и рыночные дискурсы в нашем все более потребительском обществе заставляют нас задаться вопросом, насколько далеко могут зайти сотрудники в своих актах стратегического обмана.

исследований, связанных с обманом | Отдел исследований

Руководство по использованию обмана и неполного раскрытия информации в исследованиях

Цель этого документа — помочь исследователям в решении вопросов, связанных с использованием обмана в исследованиях с участием людей [1].

Центральное место в этических стандартах, регулирующих участие людей в исследованиях, занимает понятие уважения к людям. Этот принцип требует, чтобы субъекты участвовали в исследовании добровольно и с адекватной информацией [2].Когда используются вводящие в заблуждение методологии, участникам предоставляется неполная или вводящая в заблуждение информация о том, чего ожидать во время проведения исследования, что ставит под угрозу их способность дать полностью осознанное согласие. Обычно предложения по исследованиям, не соблюдающие принципа уважения к людям и ставящие под угрозу процесс согласия, не одобряются. Однако в уникальных обстоятельствах, когда дизайн исследования требует пропуска деталей, которые могут повлиять на реакцию исследуемого субъекта, жизненно важная информация об исследовании или исследовательской деятельности может быть скрыта от субъектов до момента их участия.

Обман и неполное раскрытие информации могут быть ценными методами исследования, а исследования, связанные с использованием обмана, внесли значительный вклад в науку. Однако использование обманных методологий возлагает на исследователей особое бремя ответственности за научное обоснование обмана. Исследователи также должны обеспечить соответствующие дополнительные гарантии, помимо тех, которые обычно применяются, для защиты прав и благополучия участников.Исследователям предлагается изучить литературу в своей области и за ее пределами, чтобы полностью понять историю и критические вопросы, связанные с методами обмана.

Обзор

Обман — это когда исследователь предоставляет испытуемым ложную информацию или намеренно вводит их в заблуждение относительно некоторых ключевых аспектов исследования. Это может включать в себя обратную связь с субъектами, которая включает создание ложных представлений о себе, своих отношениях или манипулирование собственной самооценкой.Неполное раскрытие информации — это вид обмана, который включает утаивание некоторой информации о реальной цели исследования или характере исследовательских процедур [3].

Приведенные здесь рекомендации применимы как к обману, так и к неполному раскрытию информации.

Примеры обмана :

Испытуемые проходят тест, и им ложно говорят, что они справились очень плохо, независимо от их реальных результатов [4].

Исследование включает в себя «единомышленника» исследователя (человека, который выдает себя за испытуемого), но чье поведение в исследовании на самом деле является частью экспериментального плана исследователя.[5]

Пример неполного раскрытия информации :

Испытуемых просят пройти тест для исследования, но им не говорят, что вопрос исследования касается того, как фоновый шум влияет на их способность концентрироваться. [6]

Участников просят прочитать список слов или просмотреть серию изображений, но им не говорят, что их память будет проверена.

Использование обмана исторически было сложным и поэтому требует особого внимания и дополнительных мер предосторожности.Исследование послушания Милграма (1974), исследование тюрьмы Зимбардо (1973) и наблюдения Хамфри (1975) в «чайной» напоминают о рисках, связанных с использованием обмана в социальных и поведенческих исследованиях. Эти исследования выявили не только риски, связанные с использованием обмана, но и возможность использования обмана или неполного раскрытия информации для подрыва общественного доверия к исследовательскому предприятию. Исследователи должны знать стандарты конкретной дисциплины при подготовке к участию в исследовании с использованием обманных методов.Американская психологическая ассоциация предлагает один из таких стандартов для исследователей.

Стандарты Американской психологической ассоциации по использованию обмана

8.07 Обман в исследованиях [7]

а) Психологи не проводят исследования, связанные с обманом, если они не определили, что использование методов обмана оправдано значительной перспективной научной, образовательной или прикладной ценностью исследования и что эффективные не вводящие в заблуждение альтернативные процедуры неосуществимы.

б) Психологи не вводят потенциальных участников в заблуждение относительно исследования, которое, как разумно ожидается, вызовет физическую боль или серьезное эмоциональное расстройство.

c) Психологи объясняют участникам любой обман, который является неотъемлемой частью разработки и проведения эксперимента, как можно раньше, желательно по завершении их участия, но не позднее, чем по завершении сбора данных, и разрешают участникам отозвать свои данные.

Пункты для рассмотрения

Протоколы, которые включают использование обмана, должны демонстрировать, что исследователи осведомлены о возможных негативных воздействиях на участников, стремятся минимизировать их и имеют план устранения возможных негативных воздействий на участников, например:

• Возможность обмана с целью способствовать нежелательному и неуместному вторжению в частную жизнь
• Возможное принуждение участников к действиям против своей воли
• Возможность для участников изменить свое мнение об использовании своих данных после раскрытия обмана
• Повреждение самооценки участника из-за чувства стыда, вины, стресса, смущения, ощущения манипулирования или отсутствия контроля над своим собственным опытом
• Чувство принуждения к познанию о себе, которое в противном случае никто бы не захотел знать (иногда называемое , вызванное озарением ) [8]
• Вызывает подозрение и / или недоверие к исследователю и / или общее недоверие к исследовательскому предприятию в целом.

Протоколы, которые включают использование обмана, должны обосновывать использование этого метода и демонстрировать, что риски для субъектов будут сведены к минимуму за счет использования процедур, согласующихся с продуманным планом исследования [9], включая:

• Исследование не должно включать более минимального риска для субъектов
• Использование методов обмана должно быть оправдано значительной перспективной научной, образовательной или прикладной ценностью исследования
• В протоколе должно быть четко указано, почему обман или неполное раскрытие информации необходимы для обеспечения научной достоверности и осуществимости исследования и невозможности использования альтернативной, не вводящей в заблуждение методологии
• Субъектов не следует вводить в заблуждение относительно каких-либо аспектов исследования, которые могут повлиять на их желание участвовать

Информированное согласие

Обман и неполное раскрытие информации могут помешать субъекту исследования принять полностью информированное решение о том, участвовать или не участвовать в исследовании.Как правило, обман неприемлем, если, по мнению IRB, участник мог отказаться от участия, если бы он был проинформирован об истинной цели исследования. Исследование с использованием обманных методов предполагает пропуск одного или нескольких обязательных элементов согласия; обычно полностью или частично истинная цель исследования и риск самого обмана. IRB может утвердить процедуру согласия, которая не включает или изменяет некоторые или все элементы информированного согласия, или отклоняет требования для получения информированного согласия, при условии, что IRB обнаружит, что [10]:

• Исследование сопряжено с минимальным риском для испытуемых;
• Отказ или изменение не повлияют отрицательно на права и благополучие субъектов;
• Практически невозможно провести исследование без отказа или изменения; и
• По возможности, после участия испытуемым будет предоставлена ​​дополнительная относящаяся к делу информация (полный разбор полетов).

Когда это уместно, исследователям рекомендуется рассмотреть возможность использования процесса предполагаемого согласия, который информирует участников о том, что исследование не будет точно описано или что некоторые процедуры будут вводить в заблуждение, и дает им возможность решить, участвовать или нет на этих условиях. Ниже приведен образец языка форм согласия:

По научным причинам эта форма согласия не включает всю информацию о тестируемом вопросе исследования.Исследователи предоставят вам дополнительную информацию, когда ваше участие в исследовании закончится.

Разбор полетов и устранение неисправностей

Разбор полетов

Подведение итогов — это процесс, который можно проводить по завершении любой исследовательской деятельности, независимо от того, является ли обман частью плана исследования. Уместно предоставить участникам простое, ясное и информативное объяснение цели эксперимента и использованных методов, а также библиографические ссылки с указанием, где они могут получить дополнительную информацию по изучаемому предмету.[11]

Содержание и объем подведения итогов должны соответствовать деталям и рискам исследования. Если исследование связано с обманом, критически важным для минимизации рисков является план эффективного и уважительного разбора полетов и обезвреживания. Этот процесс должен проводиться исследователями, которые обладают квалификацией, чтобы подходить к подведению итогов таким образом, чтобы помочь субъектам выразить любые мысли или чувства, которые они могут иметь по поводу того, что их обманули, и которые могут надлежащим образом реагировать на их реакции. APA определяет три основных требования для подведения итогов.

Стандарты Американской психологической ассоциации по использованию обмана

8.08 Подведение итогов [12]

a) [Исследователи] предоставляют участникам возможность быстро получить соответствующую информацию о характере, результатах и ​​выводах исследования, и они принимают разумные меры для исправления любых неправильных представлений, которые могут возникнуть у участников и о которых [исследователи] знают.

б) Если научные или гуманные ценности оправдывают задержку или утаивание этой информации, [исследователи] принимают разумные меры для снижения риска причинения вреда.

c) Когда [исследователи] узнают, что процедуры исследования причинили вред участнику, они принимают разумные меры, чтобы минимизировать вред.

Сеансы подведения итогов должны уменьшить потенциальный вред обмана, объясняя причины обмана. Участникам должно быть дано четкое и информативное объяснение дизайна исследования и используемых методов, и у них должна быть возможность задавать вопросы [13].

Dehoaxing

Обезвреживание — это процесс убеждения субъектов, которые были обмануты в рамках исследовательского исследования, в том, что они на самом деле были обмануты.

Целью обезвреживания является предотвращение возможного вреда субъекту в будущем. Например, испытуемым могут быть выставлены ложные предварительные оценки, чтобы проверить влияние этих оценок на последующие тесты уровней мотивации. Если испытуемые считают, что ложные оценки отражают их истинные способности, их уровень самооценки может оказаться под угрозой. В таких случаях простого информирования испытуемых о том, что они были обмануты и что результаты предварительного тестирования были ложными, может быть недостаточно. В дополнение к информированию субъектов может потребоваться какая-то форма демонстрации, чтобы убедить субъектов в том, что они были обмануты, и тем самым уменьшить нежелательные эффекты исследования [14].

Цели устранения неисправности

• Чтобы исправить нарушение информированного согласия, созданное обманом
• Чтобы устранить любую путаницу или снять напряжение, которое могло быть вызвано обманом
• Исправить любое нарушение доверия, имевшее место не только между исследователем и субъектом, и сохранить доверие общественности к исследовательским усилиям
• Dehoax с достоинством и безоговорочно положительно оценивает спектр эмоций, которые субъекты могут испытывать в ответ на обман.
• Чтобы убедить испытуемого, поведение было обусловлено ситуативными детерминантами внутри эксперимента, а не диспозиционными детерминантами внутри испытуемого. [15] Это также называется десенсибилизацией.

Непрерывный разбор полетов

Поскольку субъекты могут испытывать ряд эмоций в разные промежутки времени по поводу того, что их обманули, может потребоваться процесс непрерывного или поэтапного разбора полетов; однако это обычно делается только для исследований риска, превышающего минимальный

.

Отсроченный опрос

Если исследование, требующее подведения итогов, продлится несколько дней или недель, субъекты, завершившие исследование, могут рассказать об этом другим.Если они были проинструктированы и, таким образом, знают реальную цель исследовательской деятельности, они могут поделиться этой информацией с предполагаемыми субъектами, что поставит под угрозу научную достоверность исследования. В этих обстоятельствах IRB может рассмотреть возможность отложенного опроса, исходя из уровня риска для субъектов и обоснования задержки. Есть несколько способов справиться с отложенным допросом. При условии, что задержка невелика и личный разбор полетов не требуется для оценки и устранения потенциального вреда, информация для разборов полетов может быть отправлена ​​по электронной или обычной почте.IRB рассмотрит продолжительность предлагаемой задержки в отношении других деталей исследования. Если имена и контактная информация не собираются, исследователи могут:

Дайте испытуемым URL-адрес, по которому они могут получить информацию для подведения итогов после определенной даты, когда эта информация станет доступной.

Пусть каждый субъект обратится к конверту до того, как он покинет учебную сессию, чтобы получить информацию после исследования (подведение итогов). [16]

Обратите внимание, что по мере увеличения рисков, связанных с исследованием, задержка между окончанием участия субъекта и опросом должна уменьшаться, поскольку потенциальный вред, связанный с обманом, может со временем увеличиваться.В зависимости от деталей исследования и уровня риска может потребоваться немедленное личное собеседование, чтобы минимизировать риск, даже если это поставит под угрозу дальнейшее включение в исследование.

Исключения

Существуют определенные обстоятельства, при которых IRB может отказаться от требования о подведении итогов, если исследование связано с обманом, например, когда подведение итогов об обмане может причинить больше вреда, чем сам обман. Например, если учащийся выбран для участия в исследовании группового поведения на основании ранее измеренных «негативных» характеристик или характеристик, это может быть неуместным для описания процесса отбора в ходе подведения итогов.[17]

Подготовка протокола

Протокол и сопутствующие документы, представленные на рассмотрение IRB, должны включать следующее:

• Описание способа обмана и того, как обман будет происходить
• Разъяснение, зачем протоколу
нужен обман
• Описание того, приводит ли обман к повышению риска
• Описание любого предыдущего использования обмана в аналогичных исследованиях и краткое изложение любого фактического вреда или реакции участников на использование обмана
• Описание рассмотренных альтернатив обману и объяснение того, почему эти альтернативы были отклонены
• Индикация того, повлияет ли обман на желание участника участвовать
• Процесс получения согласия и документ, отвечающий требованиям отказа от одного или нескольких элементов согласия 45CFR46.116
• Описание подведения итогов после исследования, которое включает предложение участнику возможности отозвать свои данные из исследования.
  • Если запрашивается исключение из этого требования, исследование должно быть рассмотрено полным пансионом
  .
  • Форма или сценарий подведения итогов
  • Члены должны иметь соответствующую подготовку, чтобы свести к минимуму беспокойство субъекта, или привлекать внешних экспертов для обеспечения необходимых ресурсов. Квалификация лица, проводящего разбор полетов, должна соответствовать уровню потенциального риска для субъекта.

Уровень обзора

Исследование, связанное с обманом, может подпадать под любой из трех уровней проверки (освобожденный, ускоренный или полный пансион) в зависимости от специфики исследования. Обратите внимание, что исследования, связанные с обманом, не будут рассматриваться для исключения категории 1 (исследования, проводимые в установленных или общепринятых образовательных учреждениях), потому что обман не является «нормальной образовательной практикой». Однако эти исследования могут рассматриваться как для исключенных категорий 2 или 3, если они не связаны с риском, активными задачами, которые участники будут выполнять, или планом по зачислению детей.Эти исследования также могут рассматриваться для категории FLEX, когда исследование включает в себя активные задания или включает детей И отвечает критериям для инициатив FLEX.

ОБРАЗЕЦ Язык подведения итогов

По материалам Калифорнийского университета в Беркли [18]

Наше исследование на самом деле сосредоточено на развитии «статусной иерархии» в малых группах. Во многих небольших группах, таких как проектные группы, специальные комитеты или жюри, одни люди склонны «брать на себя ответственность» больше, чем другие.Однако процесс, посредством которого развиваются иерархии малых групп, не совсем понятен. В этом исследовании мы пытаемся понять, что происходит, когда два члена группы расходятся во мнениях относительно того, кто должен взять на себя ответственность. Чтобы попытаться получить объективную или естественную реакцию, нам пришлось предоставить вам ложную информацию в начале исследования. Мы проинформировали вас, что, основываясь на ваших оценках по тестам из пакета предварительного отбора, мы определили, что вы наиболее подходите для руководства группой в групповом задании, и мы сказали вам, что вы были единственным участником в группе, получившим эта информация.Но на самом деле мы передали ту же информацию еще одному члену группы, то есть мы также сказали этому члену группы, что он или она лучше всего подходит для руководства группой. Таким образом, у каждого из вас сложилось впечатление, что вы уникально подходят для руководства группой. Это было необходимо для того, чтобы лучше понять, как возникают разногласия по статусу и как они разрешаются. Когда двоим из вас говорили, что каждый из вас лучше всех подходит для руководства группой, вероятность возникновения разногласий по статусу возрастала.Не сказав вам двоим, более вероятно, что только один человек попытается «взять на себя ответственность», и, таким образом, не возникнет разногласий по статусу. Приносим извинения за то, что ввели вас в заблуждение, но мы считаем, что это был единственный способ изучить процессы, являющиеся объектом нашего исследования. При разработке этого исследования мы постарались свести к минимуму любые возможные риски или неудобства, которые могут быть связаны с обманом.

Теперь, когда вы понимаете истинную природу нашего исследования, у вас есть возможность отказаться от использования данных, которые мы получили от вас, в исследовательских целях.Вы можете попросить нас не использовать ваши данные в нашем анализе исследования. Если вы откажетесь от использования ваших данных, вы все равно получите платеж в размере 15 долларов, как если бы мы использовали ваши данные в нашем анализе. Это полностью добровольно, но мы надеемся проанализировать как можно больше данных, чтобы лучше понять процессы, посредством которых иерархии статусов развиваются в группах.

Поскольку этот эксперимент продолжается, мы просим вас не рассказывать об истинной природе и цели этого эксперимента другим лицам, которые потенциально могут участвовать в нашем исследовании.

---

[1] Этот документ во многом заимствован из руководств, разработанных другими академическими учреждениями, и установленных профессиональных кодексов и стандартов.

[8] Баумринд Д. Исследования с использованием преднамеренного обмана. Американский психолог 1985; 40: 165–74.

[9] 45 CFR §46.111 (a) (1) Критерии одобрения исследований IRB.

Обман и добросовестность — Стипендия Оксфорда

Страница из

НАПЕЧАТАНО ИЗ ОНЛАЙН-СТИПЕНДИИ ОКСФОРДА (Оксфорд.Universitypressscholarship.com). (c) Авторские права Oxford University Press, 2021. Все права защищены. Отдельный пользователь может распечатать одну главу монографии в формате PDF в OSO для личного использования. дата: 29 сентября 2021 г.

Глава:

(стр.212) (стр.213) 18 Обман и добросовестность

Источник:

Принц Макиавелли

Автор (ы):

Эрика Беннер

Издатель:

Oxford University Press

DOI: 10.1093 / acprof: oso / 9780199653638.003.0019

Хотя для князей похвально хранить веру, Макиавелли отмечает, что те, кто добился «великих дел», не заботятся о том, чтобы сдержать свое слово. Глава начинается с предположения, что князья быстрее и легче достигают «величия», мало заботясь о своих обязательствах перед другими; Постепенно это приводит к другим причинам для разрушения веры, наиболее известному из которых является аргумент о том, что, поскольку «люди», как правило, нечестивы и ненадежны, князья «вынуждены» нарушать соглашения с ними.Подвергает ли Макиавелли основы всех устойчивых человеческих порядков «ветрам удачи» или проверяет способности читателей, чтобы избежать хитрых риторических ловушек и обмана, обнаруживаемых в политической жизни? Его рассуждения о законах и силе, лисах и львах, Хироне, Папе Александре VI и Короле Фердинанде побуждают читателей видеть сквозь вводящие в заблуждение аргументы и сопротивляться их поверхностному призыву. Подражая своему сюжету, вся глава представляет собой шедевр иронического притворства.

Ключевые слова: Вера, обман, риторический, необходимость, законы, ирония, лисы, Хирон, Папа Александр VI, лицемерие

Для получения доступа к полному тексту книг в рамках службы для получения стипендии

Oxford Online требуется подписка или покупка.Однако публичные пользователи могут свободно искать на сайте и просматривать аннотации и ключевые слова для каждой книги и главы.

Пожалуйста, подпишитесь или войдите для доступа к полному тексту.

Если вы считаете, что у вас должен быть доступ к этому заголовку, обратитесь к своему библиотекарю.

Для устранения неполадок, пожалуйста, проверьте наш FAQs , и если вы не можете найти там ответ, пожалуйста связаться с нами .

Шанкар Ведантам о силе самообмана

В этом выпуске из Author Talks Раджу Нарисетти из McKinsey Global Publishing беседует с Шанкаром Ведантамом, ведущим подкаста NPR Hidden Brain , о своей новой книге Полезные заблуждения: сила и парадокс самообмана Brain (WW Norton, март 2021 г.). В книге Ведантам и соавтор Билл Меслер утверждают, что, как это ни парадоксально, самообман — обычно считается, что он причиняет вред нам, нашим сообществам и планете — также может сыграть жизненно важную роль в нашем успехе и благополучии.Отредактированная версия беседы приводится ниже.

Понимание самообмана

Мы все лжецы, не так ли?

Когда я писал эту книгу, я замечал в своей жизни множество случаев, когда мое поведение отклонялось от рационального выбора. Приведу пару примеров. Несколько лет назад мой папа умирал от рака легких, и он очень быстро шел под откос. И я видел его периодически каждые пару месяцев. И каждый раз, когда я его видел, он выглядел намного хуже.Он выглядел намного хуже, чем в прошлый раз.

Аудио

Мы все лжецы, не так ли?

Теперь все мы бывали в подобных ситуациях. Мы видели людей, страдающих неизлечимыми заболеваниями. Это чрезвычайно болезненно для человека, который переживает это, а также для семьи. Но мой отец с нетерпением спрашивал меня каждый раз, когда видел меня, как я думаю, что у него дела.

И когда он задавал мне этот вопрос, я неизменно солгал.Я сказал ему: «Думаю, дела, похоже, идут очень хорошо. Во многих отношениях, кажется, дела идут лучше, чем мы могли ожидать. Похоже, вы [в конечном итоге станете] одним из счастливчиков ».

Теперь кто-то может взглянуть на то, что я сказал, и сказать: «Знаешь, ты жестокий и бессердечный человек, что солгал своему отцу». Но я думаю, что большинство из нас в этой ситуации увидят, что то, что я сделал, на самом деле было делом человека. Когда мы разговариваем с людьми, которых любим, о которых заботимся, и которые испытывают огромные страдания, мы не часто чувствуем, что это наша работа — говорить им правду.

Когда к вам подходит друг и говорит: «Знаешь, я переживаю развод», вы не говорите своему другу: «Ну, вы переживаете развод, потому что были ужасным партнером. Так тебе и надо.» Вы говорите своему другу: «Мне очень жаль, что с тобой случилось. Я уверен, что в будущем все будет хорошо. Давай, может быть, сядем и поговорим о том, как мы можем улучшить твою жизнь ».

Вот что делает вас хорошим другом. И последний пример: несколько месяцев назад я уезжал из дома, когда я начал терять зрение на один глаз.У меня в семейном анамнезе были проблемы с сетчаткой, и выяснилось, что у меня отслоение сетчатки.

Для тех, кто с этим не знаком, сетчатка — это экран за глазом. Он позволяет вам видеть, и поэтому, когда сетчатка снимается с петель, вы можете полностью потерять зрение. Теперь я был очень далеко от дома. Рядом со мной не было врачей. В конце концов мне удалось найти глазного врача, который любезно открыл для меня свою практику в 21:00. во вторник вечером.Он поставил мне диагноз «отслоение сетчатки» и сказал: «Тебе нужно сделать операцию в ближайшие несколько минут, иначе ты потеряешь глаз».

В тот момент у меня не было возможности получить второе мнение. У меня не было возможности просмотреть отзывы и узнать, хороший он врач или плохой. Я сделал то, что все мы делаем в подобной ситуации. Когда вы тонете, и кто-то бросает вам спасательный круг, вы не подвергаете сомнению этот спасательный круг.

Вы цепляетесь за этот спасательный круг, вы держитесь за него, вы верите в него.Именно это я и сделал. Я доверял доктору. Как оказалось, он был блестящим хирургом. В итоге он спас мне глаз, за ​​что я ему очень благодарен. Но это напомнило мне в тот момент большой уязвимости, я не ответил разумно и логично.

Я ответил с доверием и верой. Когда мы переживаем уязвимые времена, нам нужно обратиться к другим людям. Когда другие люди переживают трудные времена, нам нужно обращаться к ним. В некотором смысле эта идея лежит в основе идеи Полезные заблуждения — когда мы видим заблуждения других людей, легко осуждать их.К ним легко относиться с презрением. Но гораздо полезнее и мудрее проявлять к ним сочувствие, сострадать и интересоваться, как они стали думать так, как они думают.

Мозг в некотором роде изобретает собственные реалии — иногда во благо, а иногда во вред.

Чего вы надеялись достичь с помощью этой книги?

Проблема, которую я пытался решить, выросла из того, что я видел много лет как журналист.Мы в средствах массовой информации часто освещали различные события и представляем факты общественности. И очень часто эти факты не имели того эффекта, о котором мы думали.

Аудио

Чего вы надеялись достичь с помощью этой книги?

Приведу пример. За четыре года президентства Трампа The Washington Post каталогизировала более 30 000 лжи и лжи, исходящих из Белого дома Трампа.В результате всего этого Дональд Трамп получил на 11 миллионов голосов больше в 2020 году, чем в 2016 году.

И подобные примеры побудили меня задать вопрос: «Что именно делают факты? Когда мы предоставляем людям факты и информацию, действительно ли люди обрабатывают информацию так, как мы думаем? Или на самом деле их умы формируют и фильтруют эту информацию всевозможными способами? » Моя книга пытается ответить на подобные вопросы о том, как мозг в некотором роде изобретает собственные реалии — иногда во благо, а иногда во вред.

Что вас удивило при исследовании этой темы?

То, что меня больше всего удивило при исследовании темы, было связано с моим собственным умом. Я считаю себя человеком глубоко логичным и рациональным. И идея о том, что самообман может когда-либо быть вам полезна, — это то, что я нахожу не только нелогичным, но и глубоко тревожащим.

Аудио

Что вас удивило при исследовании этой темы?

Я провел большую часть своей карьеры, пытаясь бороться с самообманом, как в моей голове, так и в умах широкой публики.Итак, я был встревожен, обнаружив, что существует множество областей, в которых определенные самообманы могут быть полезны для нас.

Я уверен, что мы поговорим о некоторых из них, но среди них будут наши личные отношения. Это помогает, например, иметь слегка бредовые взгляды на людей, которых вы любите, вашего партнера, ваших детей, ваших родителей. Это помогает увидеть их в позитивном свете. Когда мы смотрим на них через розовые очки, мы не только счастливее в этих отношениях, но они, вероятно, продлятся дольше.

Правда о лжи

Следует ли нам стремиться разрушить самообман или принять его?

Часто возникает вопрос: является ли самообман ошибкой или особенностью? И ответ на этот вопрос действительно таков: и то, и другое. Самообман может помочь нам вести более функциональную жизнь, но он также может вести нас в очень и очень плохом направлении.

Когда дело доходит до политики, например, самообман может побудить нас поверить в заявления, которые политики делают перед выборами, даже если эти утверждения явно ложны.Я думаю, что один из способов преодолеть этот самообман и бороться с ним — это практиковать то, что ученые называют научным методом, — фактически подвергать утверждения строгому анализу и запрашивать доказательства того, во что мы верим.

Так вот, очень часто большинство из нас очень хорошо просят наших оппонентов предоставить доказательства того, во что они верят. Другими словами, мы используем скептицизм как оружие, как инструмент для победы в спорах. Одна из вещей, которые, я думаю, вы можете сделать, чтобы разрушить самообман в собственном мозгу, — это применить инструменты скептицизма к себе и своему собственному мышлению.

Великий физик и ученый Ричард Фейнман сказал: «Первое правило науки состоит в том, что вы не должны дурачить себя, и вас легче всего обмануть». И я думаю, что это важное открытие. Все мы считаем, что другие люди склонны к самообману. Сама природа самообмана мешает нам увидеть, когда мы сами его жертвы.

Какую роль играет самообман на рабочем месте?

Один из вопросов, который мне иногда задают: «Какое значение имеет ваша книга для бизнеса? Имеет ли это значение для того, как компании должны управляться, насколько они должны быть прозрачными? » И ответ на этот вопрос — да.

Аудио

Какую роль играет самообман на рабочем месте?

Многие из нас считают — и долгое время я верил в это сам, — что большая прозрачность — это всегда хорошо. Чем прозрачнее мы будем, тем лучше будет. И в целом считаю, что это хороший принцип. Но дело в том, что во многих, многих измерениях нашей жизни на самом деле полезно хотя бы немного затушевать правду.

Приведу простейший пример. Когда мы разговариваем друг с другом на рабочем месте, для нас действительно важно быть вежливыми друг с другом, быть вежливыми друг с другом, формулировать запросы как просьбы, а не команды или приказы. Теперь вы можете возразить, что в некотором смысле это форма обмана.

Для босса было бы честнее просто сказать подчиненному: «Иди и сделай это», а не сказать: «У тебя есть пара минут, чтобы помочь мне с делом, которое мне нужно?» Но причина, по которой мы делаем это, и почему мы говорим таким косвенным образом, заключается в том, что было показано, что вежливость, любезность и доброта, которые мы проявляем друг к другу на рабочем месте, действительно жизненно важны для успеха на рабочем месте.

Но как насчет прозрачности на других фронтах? Например, должны ли мы просто сделать зарплату каждого прозрачной, чтобы рабочее место было более эгалитарным? Некоторое время назад штат Калифорния пытался сделать именно это. Репортеры выяснили зарплаты всех государственных служащих в штате Калифорния и обнародовали их.

И их цель была похвальной. Их цель заключалась в том, чтобы сказать: «Давайте будем более прозрачными с точки зрения показа того, кто сколько денег зарабатывает». Однако чистый эффект от этого был очень и очень печальным.Многие из людей, которые были очень хорошими сотрудниками, видели, что есть другие сотрудники, которые зарабатывают больше, чем они, и думали, что эти другие сотрудники не так хороши, как они. И они чувствовали себя недооцененными. Эти сотрудники стали чаще увольняться.

Это вмешательство, начавшееся с похвальных целей, в конечном итоге привело к тому, что многие люди, которые были лучшими работниками, покинули организацию, которой в данном случае был штат Калифорния, и в конечном итоге оставили на месте людей, которые были лучше всего оплачиваемые, но не обязательно лучшие работники.Это еще один небольшой пример того, как, хотя на первый взгляд может показаться, что некоторая степень непрозрачности — это плохо, на самом деле может оказаться, что некоторая степень непрозрачности на самом деле полезна для нас.

Самообман на службе добра

Как мы используем самообман, чтобы бороться, скажем, с изменением климата?

Итак, прежде чем мы подумаем о пользе, которую самообман может принести миру, стоит взглянуть на то, как самообман действует в этом мире как таковом.Например, я фанат спорта, и каждый год в январе, когда идет плей-офф НФЛ, я смотрю, как команды играют при температуре –10 ° в Грин-Бей, штат Висконсин.

Аудио

Как мы используем самообман, чтобы бороться, скажем, с изменением климата?

И когда вы смотрите на трибуны, всегда есть те пять человек, которые стоят там без рубашек в такую ​​погоду. И на них падает снег, и у них на груди написаны цвета их команд.

И вы должны спросить себя, что побуждает этих людей так маниакально преследовать свое фанатское отношение к команде? Неужели это форма самообмана? В конце концов, команда — это просто бизнес, который находится в вашем городе. Игроки, которые играют за вашу команду, даже не из вашего города. На самом деле они были импортированы из разных мест, и все же вы готовы стоять на морозе без рубашки, чтобы продемонстрировать свою преданность команде.

Причина, по которой я упоминаю это, заключается в том, что во многих отношениях, я думаю, нам нужно использовать способность человеческого разума формировать глубокую племенную лояльность и направлять эту племенную лояльность на службу целям, которые намного важнее, чем ваша местная футбольная команда. .

Итак, возьмем проблему изменения климата. На индивидуальном уровне каждый из нас может выйти вперед, если мы будем больше ездить, если мы больше летаем, если мы будем сжигать больше ископаемого топлива. Мы можем выйти вперед, но коллектив в целом, планета в целом может заплатить определенную цену.Итак, здесь существует несоответствие между стимулами, потому что на индивидуальном уровне я лично не заинтересован в изменении климата.

Это именно та проблема, для решения которой, возможно, возникли религии — когда у вас есть массовые проблемы, когда людям нужно коллективно предпринять какие-то действия, где мне нужно заботиться не только о своих личных интересах, но и о коллективных интересах. интерес.

И религия в некотором роде может помочь нам понять, что борьба с изменением климата — это не просто уравнение затрат и выгод, как мы обычно говорим об этом; это должна быть священная ценность.Мы должны относиться к борьбе с климатом так же, как болельщики из Грин-Бей к своей спортивной команде.

У нас должен быть такой же пыл, та же страсть. И я бы сказал, что мы должны использовать способность мозга к самообману для достижения этих похвальных целей.

Как организации могут заставить своих сотрудников делать все возможное?

Итак, одна из вещей, с которой компании часто сталкиваются, когда дело доходит до поощрения людей делать все возможное, — это спросить: «Какие условия побудят людей сделать все возможное?» Например, некоторые исследователи обнаружили, что положительные иллюзии помогают людям справляться с проблемами, с которыми они сталкиваются на рабочем месте.

Аудио

Как организации могут заставить своих сотрудников стараться изо всех сил?

Итак, допустим, я должен был присоединиться к McKinsey завтра, и в течение первого месяца работы в McKinsey я обнаружил, что сталкиваюсь со всевозможными проблемами. Теперь это нормально. Можно было ожидать, что тот, кто впервые присоединится к компании, столкнется со всевозможными проблемами.

Но если я не наделен определенной уверенностью в себе, я мог бы интерпретировать эти проблемы как сигнал, который говорит мне: «Я не принадлежу McKinsey.Такие люди, как я, не принадлежат McKinsey. Я самозванец; Я не должен быть здесь ». И я могу сделать неправильный вывод, что лучший ответ для меня — это уйти из компании.

Для многих компаний, McKinsey является одной из них, но далеко не единственной, многие женщины и представители меньшинств часто сталкиваются с этим, когда приходят на работу. Они видят очень мало людей, которые похожи на них, и поэтому, когда они сталкиваются с неудачами на рабочем месте или в университете, когда они присоединяются, они часто неверно интерпретируют эти сигналы как означающие, что им не место на этом рабочем месте.

Много лет назад исследователь Грег Уолтон из Стэнфордского университета провел очень интересный эксперимент. Он привел афроамериканских первокурсников в Стэнфорд и попросил их немного вмешаться.

Он попросил их написать небольшие статьи, в которых они описали бы, как это было в первый год обучения в колледже, с какими неудачами и препятствиями они столкнулись и как эти неудачи и препятствия оказались временными. И он пытался сказать этим людям: «Да, вы столкнулись с неудачами.Может быть, вы получили плохую оценку или, может быть, вы не ладили с профессором. Может, у тебя не было друзей, и ты чувствовал себя одиноким ».

Но оказалось, что это временные проблемы. Каждый на первом году обучения в колледже сталкивается с той или иной версией этих проблем. Когда он, в конце концов, проследил за успеваемостью этих студентов в течение следующих четырех лет, он обнаружил, что эти студенты значительно превосходили студентов, которые не прошли через это вмешательство.

Когда [люди чувствуют, что они принадлежат к организации], а затем они сталкиваются с неудачами, они с большей вероятностью выдержат эти неудачи и с большей вероятностью двинутся вперед.

Аудио

Слушайте полное интервью

Другими словами, напоминание о том, что эти неудачи временны, очень полезно. Еще один способ подумать об этом: вы хотите привить людям определенное чувство уверенности в себе, определенное чувство положительных иллюзий.

Вы хотите дать людям уверенность в том, что они принадлежат вашей организации. Они принадлежат вашему университету. Когда у них есть это убеждение, а затем они сталкиваются с неудачами, они с большей вероятностью выдержат эти неудачи и с большей вероятностью двинутся вперед.

Посетите Author Talks , чтобы увидеть полную серию.

Почему важна искренность? Как избежать обмана при переговорах — PON

Почему искренность важна за столом переговоров и как переговорщики избегают обмана в переговорах? Ваш партнер может не осознавать, что ее поведение неэтично, и даже когда она это делает, она может оправдать свое поведение как этичное в данном конкретном случае.Вот как происходит обман на переговорах.

Что такое неэтичное поведение?

Этические дилеммы часто более очевидны для пассивных наблюдателей, чем для самих лиц, принимающих решения (см. Также «Навыки ведения переговоров в деловом общении: предотвращение обмана»).

Исследователи Энн Тенбрунсел и Дэвид Мессик описали процесс этического увядания, в котором «этические цвета морального решения переходят в тусклые тона… лишенные моральных последствий.Самообман лежит в основе этического увядания; мы скрываем от себя моральные аспекты решения, чтобы поддерживать наше представление о том, что мы нравственные люди.

Переговорщики иногда скатываются по скользкой дорожке неэтичного поведения — обманывают цифры на небольшую сумму в первый раз и на большую во второй раз.

Они могут использовать эвфемизмы, такие как «правильный размер» вместо «увольнение» или обозначать что-то «деловым решением», а не этическим.

Первоначальный расплывчатый ответ на вопрос рекрутера о других предложениях работы может привести к более сложной лжи.

Это не было неэтично!

Даже если вы понимаете, что столкнулись с этической дилеммой, вы можете не сделать этический выбор (см. Также «Защититесь от обмана»). Психолог Альберт Бандура из Стэнфордского университета утверждает, что люди выборочно включают и выключают свои морально-самосанкции, тем самым позволяя себе вести себя аморально, даже бесчеловечно. Мы оправдываем неэтичное поведение, заменяя или распределяя ответственность («Это тоже их вина»), минимизируя последствия («Это не имеет большого значения») и даже обвиняя жертву («Он просил об этом»).

В ходе переговоров о вакансии вы можете оправдать ложь менеджеру по найму, если вы считаете, что с ее стороны было бы несправедливо задавать вопросы о ваших альтернативах. Или вы можете объяснить, что «все остальные» используют такую ​​тактику, делая вашу ложь частью большой игры.

Борьба с силами обмана в переговорах

Чтобы вести переговоры эффективно, вам необходимо определить этические дилеммы, четко рассмотреть неэтичное поведение и бороться с силами, которые мы описали (см. Также «В деловых переговорах — 12 советов по борьбе с обманом»).Понимание того, почему искренность — это только половина дела — вот четыре совета, которые помогут вам достичь этих целей:

1. Установите личный стандарт

Прежде чем вступить в переговоры, установите для своего поведения личный этический стандарт.

Насколько этичным вы хотите быть?

Заранее определив, какие виды поведения запрещены, вы сможете распознать этические дилеммы, когда они возникают, и принять решения, соответствующие вашим стандартам.

Кроме того, составьте план решения конкретных этических дилемм, с которыми вы можете столкнуться.Хорошо подготовленный кандидат на работу будет готов ответить стратегически, но этично на вопросы о других ваших предложениях, возможно, указав на преимущества сосредоточенности на выработке предложения, которое удовлетворит обе стороны.

2. Задайте вопрос о своем восприятии

Как выяснил Тенбрунзель, чем больше соблазнительны участники переговоров лгут, тем больше они верят, что их оппоненты лгут им. Признайте, что ваше восприятие этики вашего коллеги может быть неточным, поскольку оно обусловлено вашим собственным желанием вести себя неэтично.

3. Увеличьте свою мощность

Если бессилие мотивирует обман на переговорах, само собой разумеется, что вам следует усердно работать, чтобы увеличить свою переговорную силу.

Изучение ваших внешних альтернатив — очевидный первый шаг. Роджер Фишер, соучредитель Программы переговоров при Гарвардской школе права, выделил несколько других источников силы: ваши навыки, ваши знания, прочные отношения с вашим коллегой и даже создание элегантного решения.

Творческое мышление об источниках силы поможет вам избежать неэтичных заявлений. Даже размышления о переговорах, в которых у вас было больше власти, могут усилить ваше чувство власти в текущих переговорах, как выяснили Адам Д. Галински из Северо-Западного университета, Джо Маги из Нью-Йоркского университета и Дебора Грюнфельд из Стэнфордского университета.

4. Персонализируйте своего противника

При ведении переговоров с группой старайтесь рассматривать каждого члена как отдельную личность. Наше исследование с Чарльзом Накином показало, что участники переговоров чаще лгали группам, чем отдельным лицам, но простое указание имен членов группы уменьшало эту тенденцию.Знакомство с членами противоположной группы поможет вам придерживаться своих этических стандартов.

Сталкивались ли вы с обманом на переговорах и победили его? Поделитесь своей историей в комментариях.

Адаптировано из статьи Энн Э. Тенбрунсель и Кристины А. Дикман «Когда вы пытаетесь обмануть» для июльского выпуска информационного бюллетеня Negotiation за 2007 год.

Похожие сообщения

Этика и самообман | Интернет-энциклопедия философии

Самообман привлек внимание философов, психологов и других исследователей человеческой природы.Философы разума и действия работали над созданием теории самообмана и, тем самым, над объяснением его возможности. Они задавали вопросы относительно происхождения и структуры самообмана: как возможен самообман? Имеют ли самообманщики противоречивые убеждения? И намеренно ли они прибегают к самообману? Хотя эти вопросы привлекли большое внимание философов, они, конечно же, не исчерпывают тему его концептуальной интриги.Самообман также порождает множество важных этических вопросов — вопросов, касающихся морального статуса, автономии и благополучия самообманщика.

Многие опасения по поводу самообмана проистекают из искаженного взгляда самообманщика на мир и на себя самого. Некоторые философы считают, что искаженное восприятие вещей самообманом может позволить или побудить его или ее действовать аморально. Другие философы, такие как Иммануил Кант, опасаются, что «зло неправдивости», связанное с самообманом, может распространиться на всю жизнь самообманщика и межличностные отношения.Эти опасения по поводу истины и восприятия указывают на дополнительные вопросы относительно автономии самообманщика. Может ли самообманщик быть полностью автономным, не имея важной информации о мире? Является ли наличие истинных убеждений необходимым условием для самостоятельных решений и действий? В этой статье мы рассмотрим эти и другие вопросы этики самообмана.

Содержание

1. Что такое самообман?
   1. Концептуальные задачи
   2. Счета Divided Mind Accounts
   3. Дефляционные счета
   4. Другие подходы
2. Совесть и нравственные размышления
3. Правда и Доверие
4. Автономная вера и действие
5. Ответственность
6. Выводы
7. Ссылки и дополнительная литература

1.Что такое самообман?

а. Концептуальные вызовы

Существует обширная литература о природе и возможности самообмана. И, учитывая состояние дискуссии, кажется маловероятным, что философы скоро придут к единому мнению о самообмане. Частично это может быть связано с тем, что мы обычно используем термин «самообман» в широком и гибком смысле. Но бывает и то, что наш разнообразный опыт самообмана формирует наши мысли о парадигматическом самообмане.Мы можем рассматривать большую часть работ о природе самообмана как ответ на его явно парадоксальную природу. Если самообман структурно подобен межличностному обману, то может показаться, что самообман должен: А) намеренно вызывать самообман и Б) придерживаться пары противоречивых убеждений. Теоретики, которые принимают эту модель, утверждают, что обман по определению является преднамеренным явлением; то есть один человек не может обмануть другого без намерения. Они также утверждают, что обман всегда включает в себя противоречивые убеждения; то есть обманщик считает, что p , и приводит к тому, что обманутый считает, что не-p .А так как self -обманщик играет роль обманщика и обманутого, он должен верить и тому, что p и что not -p . Предположим, например, что Уильям обманывает себя относительно своего писательского таланта и считает, что он станет следующим Марселем Прустом в мире. Если это правда, то Уильям должен иметь противоречивые убеждения относительно своего таланта; то есть он должен верить и в то, что он будет следующим Прустом в мире, и что он не будет следующим Прустом в мире.Более того, в соответствии с условием А должно быть так, что он намеренно добивается того, чтобы он придерживался прежнего (желаемого) убеждения. Но не очевидно, что один человек может удовлетворить оба этих условия. Каждое из этих условий порождает «загадку» или «парадокс» применительно к случаям обмана я . Условие А, которое порождает «динамическую» загадку, проблематично, потому что кажется маловероятным, что человек может обмануть себя, полностью осознавая свое намерение сделать это; поскольку осознание намерения самообмана помешало бы успеху его проекта (Mele 2001, p.8). И условие B, которое порождает «статическую» загадку (стр. 6-7), было бы трудно удовлетворить, потому что часто думают, что вера в то, что p исключает также веру в то, что not-p (см. Голдстик 1989). Даже если кто-то думает, что человек может придерживаться противоречивых убеждений, он все равно может неохотно признать, что это может произойти, когда рассматриваемые убеждения являются очевидными противоречиями, как это предполагается в случаях самообмана. .Действительно, теоретики, которые принимают эту модель, обычно утверждают, что именно признание того, что p , побуждает человека создать в себе убеждение, что не-p . Что же тогда мы должны сделать вывод о природе и возможности самообмана?

г. Аккаунты Divided Mind

Некоторые философы отвечают на эти загадки, отрицая возможность строгого или буквального самообмана (см. Haight 1980). Другие философы, такие как Дональд Дэвидсон (1986, 1998) и Дэвид Пирс (1984, 1985), разработали сложные концепции самообмана, которые охватывают условия A и B, но избегают — или они так утверждают — двух соответствующих загадок.И Дэвидсон, и Пирс ввели разделение в сознание самообманщика, чтобы отделить несовместимые ментальные состояния и, таким образом, сохранить внутреннюю согласованность. Порой кажется, что Груша желает приписать действие (по крайней мере, в какой-то зарождающейся форме) части или подсистеме, возникающей в результате таких делений (см. Груши, 1984). Но Дэвидсон категорически отрицает, что эти разделения приводят к появлению множества агентов или «автономных территорий» в сознании самообманщика. Вместо этого он просит нас предположить, что разум самообманщика «не полностью интегрирован», а является или напоминает «мозг, страдающий от, возможно, самовольной лоботомии» (1998, с.8). Согласно модели Дэвидсона, самообманщик может придерживаться противоречивых убеждений, пока эти два убеждения разделяются друг с другом. Нам нужно проводить различие между «верой в противоречивые утверждения и верой в противоречие, между верой в то, что p , и верой в то, что не- p , с одной стороны, и верой в то, что [ p и not-p ], с другой» ( стр.5). Если несовместимые убеждения могут быть разделены в человеческом разуме, тогда мы сможем связно описать случаи самообмана, которые удовлетворяют условиям A и B.

г. Дефляционные счета

Альфред Меле отверг два условия буквального самообмана и разработал «дефляционный» подход к самообману (Mele 2001, p. 4). Его описание самообмана во многом основано на эмпирических исследованиях проверки гипотез и предвзятого мышления и веры. Он пытается показать, что обычные случаи самообмана можно объяснить, взглянув на искажающий эффект, который наши желания и эмоции оказывают на наши убеждения (стр.25-49). Желание человека, чтобы p могло облегчить ему поверить, что p , влияя на то, как он или она собирает и интерпретирует доказательства, относящиеся к истине p . Обычный самообман не делает ничего намеренно, чтобы вызвать самообман. Скорее, его мотивационная экономия может заставить ее самообман, так сказать, автоматически и без ее вмешательства. Один из способов, которым желания человека могут влиять на формирование убеждений, — это то, что Меле называет «позитивным неверным толкованием».Положительное неверное истолкование происходит, когда кто-то желает, чтобы p заставляло его «интерпретировать как , подтверждающие данные p , которые мы легко распознали бы для сравнения с p при отсутствии желания» (стр. 26). Меле показывает, как это может происходить, на своем примере безответной любви, которую студент Сид испытывает к своей однокласснице Роз. Сид любит Роз и хочет, чтобы было правдой, что она так же относится к нему. Стремление Сида к любви Роз может заставить его «интерпретировать ее отказ встречаться с ним и ее напоминание ему о том, что у нее есть постоянный парень, как попытка с ее стороны« играть изо всех сил », чтобы побудить Сида продолжать преследовать ее и доказать, что его любовь к ней приближается к ее любви к нему »(стр.26). Положительное неверное толкование — лишь часть тщательного эмпирического исследования Меле природы и этиологии самообмана.

Аннетт Барнс (1997) и Ариэла Лазар (1999) также разработали отчеты о самообмане, которые отвергают условия А и Б. В статье Лазара подчеркивается влияние, которое желания, эмоции и фантазии оказывают на формирование наших убеждений. Барнс исследует, каким образом «тревожные» желания влияют на то, во что мы верим, и заставляют нас вводить себя в заблуждение. Барнс, в отличие от Меле, утверждает, что в случае самообмана действующие желания должны быть «тревожными».У человека есть «тревожное» желание q , когда «человек (1) не уверен, q или нет — q и (2) желает q » (стр. 39). Для Барнса самообманчивые убеждения функциональны и служат для уменьшения беспокойства самообманщика (с. 76).

Отбросив условия самообмана A и B, некоторые теоретики могут опасаться, что дефляционные счета устранят все, что достойно названия «самообман». С этой точки зрения то, что удается описать Меле и др. , лучше всего понимать как принятие желаемого за действительное или своего рода мотивированную веру (см. Bach 2002).Похоже, они не могут объяснить самообман, который представляет собой концептуально отличное явление, описываемое условиями A и B (или условиями, очень похожими на условия A и B). Хосе Луис Бермудес (2000) и Уильям Дж. Талботт (1995), которые оба защищают «интенционалистские» теории самообмана (то есть счета, которые принимают условие A, но отвергают условие B), по отдельности утверждали, что это дефляционный (и, таким образом, «Антиинтенционалистские») счета не могут объяснить, почему самообманщики избирательны в своем самообмане.Почему человек может обмануть себя, скажем, о своем художественном таланте, но не о верности своей супруги? Бермудес называет это «проблемой избирательности» (стр. 317). Меле уверен, что его анализ и применение «модели FTL» для проверки гипотез непрофессионала (которая объединяет результаты Джеймса Фридриха 1993; Акива Либермана и Яакова Тропа 1996) могут дать нам ответ на этот вопрос (Mele 2001 , стр. 31-46). Согласно модели FTL, желания и соответствующие «издержки ошибок» влияют на то, как мы проверяем истину.Когда цена ложного убеждения, что p истинно, низка, а цена ложного убеждения, что p ложно высока, потребуется меньше доказательств, чтобы убедить человека в том, что p истинно, чем убедить другого. что p ложно (стр. 31-37). Из этого анализа следует, что люди могут проверять гипотезы по-разному из-за различий в их мотивационных состояниях (стр. 36–37). В качестве примера Меле объясняет, что

[f] или родители, которые горячо надеются, что их сына ошибочно обвинили в измене, цена отклонения истинной гипотезы о его невиновности (значительный эмоциональный стресс) может быть намного выше, чем цена принятия ложной гипотезы о том, что он невиновен.Однако для сотрудников разведки ЦРУ их сына цена принятия ложной гипотезы о его невиновности (значительный личный риск) может быть намного выше, чем цена отклонения истинной гипотезы о его невиновности, даже если они хотелось бы, чтобы это было правдой, что он невиновен. (стр. 36-7)

По мнению Меле, мы можем понять разные реакции родителей и агентов ЦРУ на одну и ту же гипотезу, не прибегая к разговору о намерениях; ведь различия в мотивации порождают различия в стоимости ошибок и, в свою очередь, в убеждениях.Тем не менее, критики Меле могут скептически относиться к способности модели FTL решать проблему избирательности во всей ее общности. Может ли одна только цена ошибки определить, станет ли человек самообманом или нет? Не впечатленный подходом Меле к проблеме, Бермудес настаивает, что «[я] не тот случай, когда мой мотивационный набор таков, чтобы снизить порог принятия конкретной гипотезы, я в конечном итоге самовольно принимаю гипотезу. »(Стр. 318). Ясно, что до сих пор существует множество разногласий относительно преднамеренности самообмана и мотивационно предвзятого убеждения в целом.

г. Другие подходы

В литературе есть множество промежуточных и альтернативных описаний самообмана. Жан-Поль Сартр хорошо известен своим экзистенциальным отношением к самообману или недобросовестности ( mauvais fois ) и человеческим положением, которое его вдохновляет. Лицо, виновное в недобросовестности, основывает свои решения и действия на «ошибке»; он ошибочно отрицает свою свободу и способность изобретать себя (1948, с. 50-15). Рассмотрим провокационное и хорошо известное описание Сартром женщины, которая без энтузиазма, а в недобросовестности «принимает» ухаживания определенного товарища-мужчины.Сартр говорит нам, что женщина осознает романтический интерес к ней своего спутника. Однако в то же время она не определилась с собственными чувствами к нему, и поэтому не принимает и не отвергает его заигрывания полностью. Ей нравится тревожная неуверенность в данный момент, и она пытается поддерживать ее посредством своей амбивалентной реакции на его попытку соблазнить ее (1956, с. 55). Однако внезапно спутник женщины берет ее за руку и этим жестом «рискует» заставить ее так или иначе взять на себя обязательства (стр.56):

Отказаться от руки — значит согласиться на флирт, заняться собой. Отказаться от него — значит нарушить беспокойную и неустойчивую гармонию, придающую часу его очарование. Цель — как можно дольше отложить момент принятия решения. Мы знаем, что будет дальше; молодая женщина оставляет там руку, но не замечает, что оставляет ее. Она не замечает, потому что случайно оказывается, что она в этот момент весь интеллект. Она уводит своего спутника в самые возвышенные области сентиментальных размышлений; она говорит о Жизни, о своей жизни, она показывает себя в ее сущностном аспекте — личности, сознании.И за это время совершается отрыв тела от души; рука неподвижно лежит между теплыми руками ее спутника — ни согласия, ни сопротивления — вещь. (стр. 55-56)

Сартр обвиняет женщину в этом примере в недобросовестности, поскольку она не осознает и не берет на себя полную ответственность за свое положение и свободу. Вместо того, чтобы делать один или другой выбор (то есть флиртовать или не флиртовать), она пытается избежать обоих вариантов посредством преднамеренного, но симулированного разделения ментального и физического.

Герберт Фингаретт, под влиянием экзистенциального подхода Сартра, разработал теорию самообмана, сформулированную в том, что он называет семейством терминов «волевое действие». Согласно Фингаретту, мы можем добиться прогресса в понимании самообмана, если заменим старую терминологию «когнитивное восприятие» его новым семейством терминов «волевое действие» (2000, стр. 33). В то время как семейство терминов когнитивное восприятие подчеркивает веру и знание, семейство терминов «волевое действие» подчеркивает динамическую и полувольную природу сознания.Решающим для активной или динамической концепции сознания Фингарет является идея о том, что человек может явно осознавать что-либо, «объясняя это» самому себе. Когда человек делает это, он направляет свое внимание на предмет, о котором идет речь, и полностью и ясно осознает это (стр. 38). Фингарет описывает самообманщика как человека, который не может (или не желает) изложить «помолвку» самому себе (стр. 46). Он не может или не хочет этого делать, потому что рассматриваемая помолвка ставит под сомнение его представление о себе.Он не может «заявить о себе» эту угрожающую черту себя или мира и поэтому активно препятствует себе сделать это. Более того, успех его проекта требует, чтобы он избегал прописывать , что он не описывает конкретное мероприятие в мире. Таким образом, самообманщик применяет стратегию или политику, которая является «самоприкрывающейся» (стр. 47).

Fingarette предлагает правдоподобный и проницательный отчет о мотивации типичных случаев самообмана. Но некоторые могут интерпретировать его изменение в терминологии как уклонение от основных вопросов, которые необходимо обсудить.Фингаретт описывает самообманщика как человека, который придерживается политики самоприкрытия. Но как обманщик может придерживаться этой политики, не замечая или даже не подозревая, что это его политика? Не окажется ли он в тисках динамической головоломки самообмана? И что, согласно модели Фингарет, мы должны делать с доксастическим состоянием самообманщика? Неужели самообманщик придерживается только желаемых убеждений о себе и своем участии в этом мире? Или он смущен тем, во что он верит, потому что он вовлечен в мир так, как он не может признаться? Фингарет, кажется, думает, что его новый способ постановки проблемы полностью избегает этих вопросов.Но те, кто не сразу сочувствует изменению терминологии Фингарет, могут обнаружить, что его рассказ недостаточно подробен и ясен по этим «ключевым» моментам.

Также представляет интерес трактовка Рональдом де Соуза обманчивых эмоций. де Соуза рассмотрел возможность самообмана не только в отношении наших убеждений, но и в отношении наших эмоций и . Объясняя один из источников самообмана, де Соуза исследует то, как различные социальные идеологии влияют на эмоции — или на качество эмоций, — которые мы испытываем (1987, с.334). Объясняя, как возможны самообманчивые эмоции, де Соуза смотрит на то, как стереотипы формируют эмоции, которые мы испытываем. Например, согласно определенным гендерным стереотипам,

Злой мужчина — мужественный мужчина, а рассерженная женщина — это «ярость» или «стерва». Это обязательно отражается в качестве самой эмоции : мужчина переживет эпизод гнева, характерный для негодования. Женщина воспримет это как что-то менее моралистическое, возможно, наполненное чувством вины разочарованием или грустью.Поскольку концепция гендерных стереотипов, лежащих в основе этих различий, является чисто традиционной мистификацией, эмоции, которые их воплощают, являются парадигмами самообман. (стр. 334)

де Соуза добавляет, что мы не можем объяснить рассматриваемые эмоции только на основе социализации или внешних социальных сил. Люди, чьи эмоции охватывают эти стереотипы, не просто социализируются; они обманывают себя. По словам де Соуза, они самообман, потому что усвоили эти стереотипы и позволили им повлиять на характер того, что они чувствуют (стр.336). В этом смысле они замешаны и глубоко вовлечены в моделирование собственных эмоций. К счастью, у нас есть некоторая надежда освободиться от гендерных стереотипов и других социальных мифологий с помощью того, что де Соуза описывает как «повышение самосознания». Участвуя в процессе критического обзора и повторного описания, мы можем бросить вызов нашим предположениям и нашему взгляду на ситуацию, которая способствует нашей эмоциональной реакции (стр. 337-338).

Теперь, как теоретик подходит к этике самообмана, будет зависеть от того взгляда на самообман, который он принимает.Когда мы начинаем исследовать этический аспект самообмана, важно помнить, что не существует единого объяснения самообмана, которое получило бы всеобщее признание среди философов. Иногда эти разногласия будут иметь глубокое влияние на то, как мы оцениваем самообман. Это станет особенно ясно (в Разделе 6), когда мы рассмотрим, несет ли самообман когда-либо ответственность за свой самообман.

2. Совесть и нравственные размышления

Самообман — это явно грех против изречения Сократа «познай самого себя».И многие люди считают самообман нежелательным именно из-за того, что он не дает самообману достичь его. Как убедительно продемонстрировала история, незнание — независимо от его источника — может привести к морально ужасным последствиям. Аристотель, например, считал, что временное невежество, состояние, подобное пьянству, позволяет акрату действовать вопреки его лучшим моральным суждениям (1999, 1147a, 10-20). Некоторые ученые могут интерпретировать это невежество как удобный пример самообмана, который позволяет акратам поддаться искушению.Одна из проблем такого прочтения Аристотеля состоит в том, что оно явно не поддерживается соответствующими текстами. Но в дополнение к этому самообман обычно считается длительным, а не временным состоянием. Мимолетный период невежества, который всплыл на поверхность, а затем быстро прошел, вероятно, не лучше всего описывать как самообман. Если мое моральное суждение в поддержку вегетарианства внезапно преодолевается сильной тягой к стейку гризли, я могу отвлекаться и временно невежественен, но, вероятно, не обману себя в моем ослабленном состоянии ума.Однако иногда невежество человека сохраняется и формирует то, как он воспринимает себя и свою ситуацию. Когда это происходит, у нас могут быть основания думать, что данный человек самообман.

Епископ Джозеф Батлер считал самообман серьезной угрозой нравственности и рассматривал его как самостоятельную проблему в своих проповедях на эту тему. Батлера особенно беспокоило влияние самообмана на совесть человека. Батлер считал, что цель совести человека — направлять его в правильных и неправильных вопросах.Человеческое сознание — это «свет внутри», который, если он не затемнен самообманом, направляет моральные размышления и действия человека. По словам Батлера, самообман мешает совести управлять нравственным мышлением и поступками человека. А это, в свою очередь, позволяет человеку действовать любым количеством злонамеренных или злых способов, не осознавая своих моральных недостатков (1958, с. 158). Батлер предупреждает, что своекорыстие, лежащее в основе самообмана, «навлечет на человека почти любое зло, будь то угнетение, жестокое обращение с другими и даже явная несправедливость; не имея, судя по всему, какого-либо реального смысла в этом »(стр.156). Батлер сурово осуждает самообман отчасти из-за серьезности последствий, которые может вызвать самообман. «Незнание» самообманщика дает ему возможность действовать таким образом, который он бы не выбрал, если бы знал о своих истинных мотивах или действиях. Таким образом, самообман неверен, потому что действия, которые он делает, являются неправильными или морально неприемлемыми. Нравственность требует, чтобы мы рассуждали и действовали в соответствии с точным взглядом на мир. Самообман, заслоняя наш взгляд, разрушает мораль и развращает «весь моральный облик в его принципе» (стр.158).

Адам Смит разделял опасения Батлера по поводу «ослепляющего» эффекта самообмана и его способности влиять на наши моральные суждения. Согласно Смиту, именно наша способность к самообману позволяет нам хорошо думать о себе и отводить взгляд от менее совершенной моральной истории (2000, с. 222). Таким образом мы можем сохранить желаемое, но неточное представление о нашем характере. Смит отмечает, что

[Мне] так неприятно думать плохо о себе, что мы часто намеренно отворачиваемся от тех обстоятельств, которые могут сделать это суждение неблагоприятным.Они говорят, что он смелый хирург, и его рука не дрожит, когда он делает операцию самому себе; и он часто столь же смел, что не колеблясь приоткрывает таинственную пелену самообмана, скрывающую с его точки зрения уродства его собственного поведения. (стр. 222-223)

Самообман для Смита является препятствием на пути к самопознанию и моральному пониманию. Если человек не воспринимает четко свой характер и его проявления в действии, то он менее способен действовать морально и исправлять предыдущие несправедливые действия.Самообман также может повлиять на способность человека развиваться морально и исправлять или улучшать его характер. И Батлер, и Смит признали, что даже самое терпеливое и внимательное моральное размышление совершенно бесполезно, если оно соответствует взгляду на вещи, искаженному самообманом.

Одно беспокойство, которое может вызывать у нас такая оценка самообмана, касается очевидного пренебрежения примерами самообмана, которые не касаются моральных вопросов. Мы не всегда заблуждаемся по поводу своих аморальных действий или мотивов.Люди довольно часто обманываются в отношении своего интеллекта, внешнего вида, артистических талантов и других личных качеств или способностей. Возможно, самообман относительно этих качеств часто приводит к положительным или желательным последствиям; то есть, это может привести к тому, что указанные люди станут более здоровыми, счастливыми и более продуктивными в своей жизни, чем они были бы в противном случае (см. Brown and Dutton 1995 и Taylor 1989). Майк Мартин, обсуждая отношение Батлера к самообману, выразил эту озабоченность.По мнению Мартина, самообман не всегда приводит к негативным или аморальным последствиям, но когда это происходит, мы должны относиться к нему критически. Его «Принцип производного — неправильного» отражает это понимание: «Самообман часто ведет к безнравственности, угрожает привести к ней или поддерживает ее, и когда это происходит, то он неверен в зависимости от имеющейся безнравственности» (1986, стр. 39). Для Мартина самообман не всегда ошибочен в силу его последствий. Но оценивая неправомерность любого конкретного случая самообмана, мы должны учитывать его последствия и действия, которые он делает возможными.

Второе беспокойство, которое у нас может возникнуть в связи с оценкой самообмана Батлер-Смит, проистекает из того факта, что мы не всегда самообман в позитивном направлении. Мы часто заблуждаемся, думая, что мир или какая-то его часть хуже, чем есть на самом деле. Дональд Дэвидсон, комментируя такие случаи, утверждает, что если пессимисты — это люди, которые считают, что мир хуже, чем он есть на самом деле, то все они могут быть самообманами (1986, с. 87). Но если пессимисты имеют более реалистичный взгляд на вещи, чем все мы, как показывают исследования депрессивного реализма, тогда мы, возможно, захотим воздержаться от этого вывода (см. Dobson and Franche 1989).Может оказаться, что пессимисты — единственные, кто не глубоко ошибается в отношении мира и своей роли в нем. Эти возможности, безусловно, необходимо учитывать при взвешивании преимуществ и недостатков привычного или эпизодического самообмана.

3. Правда и доверчивость

До сих пор мы исследовали, каким образом самообман может помешать моральным рассуждениям человека. Но что мы должны сказать о влиянии самообмана на наши общие рассуждения, то есть на наши рассуждения о неморальных вопросах? Есть ли у нас основания распространить беспокойство Батлера по поводу самообмана на другие формы рассуждений? W.К. Клиффорд в «Этике веры» (1886) дал утвердительный ответ на этот вопрос и очень яростно выступил против любой формы самообмана. Клиффорд считал, что у нас есть моральный долг — формировать наши убеждения в соответствии со всеми доступными доказательствами. Поэтому, с его точки зрения, неверно верить во что-то, потому что это желательно, удобно или удобно. Клиффорд поддерживает эту позицию в качестве примера. Он просит своего читателя представить себе судовладельца, который по неосторожности отправляет в плавание ветхое судно.Судовладелец полностью осведомлен о состоянии судна, но сознательно подавляет свои сомнения и заставляет себя поверить в обратное. В результате его халатности корабль вместе со всеми находившимися на нем пассажирами тонет в середине океана (стр. 79). По словам Клиффорда, судовладелец должен нести ответственность за смерть пассажиров; поскольку, как выразился Клиффорд, « он не имел права верить на такие доказательства, которые были перед ним » (стр. 70). Клиффорд добавляет, что даже если бы корабль успешно добрался до берега, моральный статус судовладельца был бы таким же: «только бы его не узнали» (стр.71). Вера при недостаточности доказательств всегда морально неправильна, независимо от последствий. И учитывая, что самообман включает в себя веру при недостаточных доказательствах, о нем можно сказать то же самое: это всегда морально неправильно , независимо от его последствий .

Клиффорд был особенно обеспокоен тем влиянием, которое вера, основанная на недостаточных доказательствах, окажет на способность человека (и общества) проверять истину. Он думал, что вера, основанная на недостаточных доказательствах, сделает людей легковерными или готовыми поверить.Отсутствие благоговения перед истиной распространяется не только на всю жизнь отдельного человека — от момента к моменту, так сказать, — оно также распространяется от одного человека к другому. Таким образом, человечество может оказаться окруженным густым облаком лжи и иллюзий (стр. 76-77). Философы критиковали этику убеждений Клиффорда по разным причинам. Некоторые утверждали, что не может быть этики убеждений, потому что убеждения, в отличие от действий, не находятся под нашим прямым контролем (см. Price 1954), а другие беспокоились, что требования Клиффорда к убеждениям ошибочны или чрезмерно строги (см. James 1999, and van Inwagen 1996 г.).Обсуждая конкретные мысли Клиффорда о самообмане, Майк Мартин утверждал ( против Клиффорда), что не все случаи самообмана (или веры при недостаточных доказательствах) приводят к доверчивости или общему пренебрежению истиной. Действительно, многие случаи самообмана кажутся изолированными и относительно безобидными (1986, стр. 39–41).

Иммануил Кант также выразил серьезную озабоченность по поводу разъедающего воздействия самообмана на веру и нашу способность проверять истину.Он называет ложь «гнилым пятном» и предупреждает, что «зло лжи» имеет тенденцию передаваться от одного человека к другому (1996, с. 183). Хотя человек может обмануть себя или другого по тому, что кажется уважительной причиной, следует избегать всякого обмана, потому что это «преступление человека против его собственной личности» (стр. 183). Когда человек обманывает себя или другого, он использует себя как простое средство или «говорящую машину» (стр. 183). Поступая таким образом, он не может использовать свою способность говорить для ее естественной цели, то есть для сообщения истины (стр.183-184). Категорическая трактовка Кантом всех форм обмана является результатом его особой версии деонтологизма. И его особенно резкая критика внутренней лжи проистекает из его взглядов на моральную важность поступков из долга. По Канту, человек действует морально только тогда, когда он действует из долга или из уважения к моральному закону. Хотя мы никогда не можем быть уверены в том, что нам удалось действовать, руководствуясь своим долгом, мы обязаны стремиться к этой цели (стр. 191). Посредством самопознания человек может исследовать свои мотивы, и , возможно, узнают о внутренних угрозах нравственному поведению.(Учитывая, что Кант считал, что наш самоанализ подвержен ошибкам, здесь уместно сделать оговорку). Когда ему удастся самоанализ, он будет в лучшем положении, чтобы действовать морально из уважения к моральному закону. Самообман особенно проблематичен для Канта, потому что он позволяет человеку скрывать свои мотивы и действовать под видом нравственной чистоты. Самообманщик может утешить себя своими действиями и тем, что он видит во внешнем мире, и таким образом избежать морально важных мыслей и вопросов о мотивах этих действий.

Ограниченные замечания Канта о самообмане во многих отношениях характерны для его моральной философии. Но есть еще многое, что мы можем извлечь из его идей. Независимо от того, является ли человек кантианцем или нет, самопонимание кажется чем-то ценным для большинства людей и для большинства (если не для всех) моральных теорий. Любой, кто занимается моральными рассуждениями, должен быть обеспокоен, если не подозревать, о точности убеждений или мотивов, которыми руководствуется этот процесс. Даже консеквенциалисты должны беспокоиться о возможности того, что в результате самообмана они могут неправильно рассчитать предсказуемые последствия своих действий.Джон Стюарт Милль (1910), например, признал, что самообман может помешать способности человека правильно применять утилитарный стандарт морали. Однако он считал, что самообман и соответствующее неправильное применение моральных стандартов представляют проблему для всех моральных теорий. Отвечая на это беспокойство, Милль спрашивает:

Но разве полезность — это единственное вероучение, которое может дать нам оправдание для злодеяний и средство обмануть нашу совесть? Их в изобилии предоставляют все доктрины, которые признают моральным фактом существование противоречивых соображений; что делают все доктрины, в которые верят здравомыслящие люди.Это вина не какого-либо вероучения, а сложного характера человеческих дел в том, что правила поведения не могут быть сформулированы так, чтобы не требовалось никаких исключений, и что вряд ли какие-либо действия могут быть безопасно объявлены либо всегда обязательными, либо всегда обязательными. осуждаемый. Не существует этического кредо, которое не смягчало бы жесткость его законов, предоставляя определенную свободу под моральную ответственность агента для приспособления к особенностям обстоятельств; и под каждым вероучением, с таким открытием, проникают самообман и нечестная казуистика.(стр.23)

Как замечает здесь Милль, самообман может помешать применению любого стандарта морали. Для любого существующего стандарта, каким бы жестким или точным он ни был, всегда существует вероятность того, что он будет неправильно применен в результате самообмана. Согласно Миллю, из этого можно сделать вывод, что причина неправильного применения не в самом стандарте, а в сложности человеческих дел и нашей большой способности к самообману.

4.Автономная вера и действие

Как мы уже видели, самообман (в лучшую или в худшую сторону) может повлиять на рассуждения человека разными способами. Кант, Батлер и (в меньшей степени) Милль особенно обеспокоены тем влиянием, которое самообман может оказать на наши рассуждения морали . Некоторые философы предположили, что, вмешиваясь в наши рассуждения, самообман может уменьшить автономию человека, где автономия понимается (примерно) как рациональное самоуправление.Марсия Барон рассматривает возможность того, что самообман уменьшает автономию человека, заставляя его «оперировать неадекватной информацией» или «искаженным взглядом на обстоятельства» (1988, стр. 436). Когда человек обманывается в важных вопросах, он может серьезно потерять контроль. Способность принимать автономные решения требует, чтобы у человека был определенный объем информации о мире и доступных в нем вариантах. Если мне не хватает информации о мире, то я могу быть не в состоянии разработать план, соответствующий этому (то есть миру) или какой-либо его особенности, и действовать в соответствии с ним.Однако утверждалось, что самообман не может всегда быть менее автономным в итоге, чем он был бы в противном случае. Как указала Джули Кирш, оценивая влияние самообмана на независимость человека, нам, возможно, необходимо быть внимательными к ценностям самообманщика и к истории рассматриваемого случая. Был ли самообман преднамеренно произведен? Помогло ли это уменьшить паразитирующую тревогу? И разве самообманщик больше заботится о своей самооценке или «счастье», чем об истине или «реальном мире»? Если человек совершает преднамеренный самообман, преследуя собственные интересы, мы можем интерпретировать его действия как выражение автономии, а не обязательно как препятствие для нее (2005, стр.417-426). В конце концов, хотя многие из нас ценят истину выше комфорта, это предпочтение, похоже, разделяют не все люди. В самом деле, даже любящие истину, трезво мыслящие философы и ученые, вероятно, предпочли бы остаться без определенных частей информации, таких как неприятные подробности, окружающие их верную и неизбежную смерть.

Изучая связь между самообманом и автономией, мы можем также захотеть рассмотреть степень или частоту самообмана.Клиффорд, как мы видели, считал, что привычный самообман может сделать человека легковерным. Может ли это (или тем самым) сделать его менее автономным? Барон предупреждает, что это может быть, и считает это одним из самых неприятных последствий самообмана. Она утверждает, что самообман постепенно подрывает свободу воли человека, разъедая его «процессы формирования убеждений» (1988, с. 438). Это может быть верно в отношении привычного самообмана, но, как мы уже видели, не всякий самообман является привычным.Самообман можно изолировать или ограничить конкретными проблемами. Однако анализ Барона может показаться более правдоподобным, если мы готовы признать, что самообман не всегда легко контролировать или контролировать. Некоторые теоретики самообмана предполагают, что самый простой или самый эффективный способ обмануть себя — это сделать это с закрытыми метафорическими «глазами» и отказаться от всякого контроля. Самообман в такой модели будет трудно (или невозможно) использовать, потому что он опирается на процессы, которые обязательно являются слепыми и независимыми.Как отмечает Амели Рорти,

[c] Комплексная психологическая деятельность лучше всего функционирует на предкритическом и предрефлексивном автоматическом или автономном уровне. Полезность многих из наших предположительно самообманчивых реакций — например, движимых страхом и доверием, — зависит от их относительно неразборчивости, действующих на глубоко укоренившемся привычном предкритическом уровне. (1996, с. 85)

Если успех стратегии зависит от того, что она не отслеживается, то стратегию и ее охват может быть трудно контролировать.Таким образом, один случай самообмана может вскоре привести к другим. Вот почему Рорти заключает, что «опасность самообмана заключается не столько в иррациональности ситуации, сколько в разветвленных последствиях привычек, которые она развивает, ее упорстве и тенденции к обобщениям» (стр. 85). Единичный случай самообмана может показаться prima facie безобидным и находящимся под контролем. Однако рассмотрение его менее непосредственных или долгосрочных последствий может заставить нас отвергнуть эту первоначальную оценку как недальновидную и неполную.Таким образом, самообман может быть аналогичен курению сигарет или употреблению алкоголя. Нет ничего пагубного в том, чтобы выкурить сигарету или время от времени выпить джин с тоником в компании друзей. Однако, если у человека разовьется — или даже начинает развиваться — привычка курить или пить джин с тоником, то он вполне может быть на пути к развитию изнурительной зависимости от автономии.

5. Ответственность

Должны ли мы и в какой степени считать самообманщика ответственным за его самообман, будет зависеть от того, с какой точки зрения мы принимаем самообман.Как указано в разделах 1 и 2, существует множество разногласий по поводу того, является ли самообман (иногда или всегда) преднамеренным. Теоретики, которые считают самообман преднамеренным, будут иметь основания считать самообманщиков ответственными за их самообман. Если самообман — это действие или что-то, что делает человек , , тогда самообман может нести ответственность за это (то есть он будет так же, как ответственным за это, как он будет кем угодно. еще).Конечно, если теоретик не думает, что мы несем ответственность за все, что мы делаем (скажем, потому, что он жесткий детерминист), то он, конечно, будет думать так же о самообмане. Ситуация усложняется, когда рассматриваемый теоретик (например, Дэвидсон 1986, 1998 и Груш 1984) также рассматривает самообманщика как разделенного или состоящего из частей или субагентов. Как же тогда он должен оценивать самообманщика? Должен ли он привлекать к ответственности «часть» самообманщика, то есть «часть» обмана? И рассматривать другую «часть», то есть обманутую, как пассивную и беспомощную жертву первой?

Те, кто делает , а не , думают, что самообман является преднамеренным, могут не захотеть считать самообманщика ответственным за его самообман.Такие теоретики могут рассматривать самообман как нечто такое, что происходит с самообманщиком; ибо самообман ничего не делает активно для того, чтобы вызвать самообман. Тем не менее, даже с этой точки зрения, мы можем подумать, что самообман в некоторой степени контролирует то, что с ним происходит. Хотя самообман — это не то, что человек делает или активно вызывает, это то, от чего он может остерегаться и стараться избегать. Если это правда, то мы вправе считать самообманщика ответственным за халатность, которая способствовала его душевному состоянию.Но есть люди, которые не захотят приписывать даже эту слабую форму ответственности самообману. Нил Леви, который описывает самообман как «своего рода ошибку», утверждает, что нам нужно «отказаться от презумпции», что самообманщики несут ответственность за свое душевное состояние (2004, с. 310). Леви утверждает, что мы часто не можем предотвратить самообман, потому что не осознаем, что можем подвергаться риску. Во многих случаях наша неспособность воспринимать предупреждающие знаки сама по себе является функцией нашего мотивационно предвзятого состояния ума.Если у меня есть сомнения относительно определенного убеждения, которого я придерживаюсь, тогда у меня может быть причина использовать форму контроля против моего бездумного принятия его. Однако, если я в достаточной степени заблуждаюсь относительно истинности своих убеждений из-за силы моих желаний, я могу придерживаться их без даже намека на подозрения или сомнения. И поэтому меня не будет ничего, что могло бы побудить меня реализовать стратегию самоконтроля. Если это правда, то со стороны других было бы неуместно возлагать на меня ответственность за мой самообман (стр.305-310).

6. Выводы

Все рассмотренные нами философы выражают серьезную озабоченность по поводу последствий, которые самообман может оказать на нашу нравственную жизнь. Батлер, Смит, Клиффорд и Кант показали, что наши моральные рассуждения эффективны только тогда, когда они соответствуют реальному состоянию мира. И даже когда наши моральные рассуждения эффективны, самообман позволяет нам скрыть от самих себя нашу истинную мотивацию или то, что в первую очередь побуждает и направляет наши рассуждения.Но, как мы видели, самообман не ограничивается нашими желаниями, мотивами и моральными соображениями: мы можем обманывать себя относительно состояния мира, людей в нем и даже нашей собственной личности и телесных недостатков. Самообман, если его регулярно практиковать, может служить своего рода глобальным анестетиком, который защищает нас от жизненных недугов. Большинство философов признают, что жестокий и широко распространенный самообман вреден и может привести к катастрофическим результатам. Однако сравнительно меньше соглашается с неправомерностью легких и локализованных случаев самообмана, которые просто усиливают эго человека или добавляют немного романтики в холодный и лишенный любви мир.В то время как одни философы считают такие случаи безвредными и даже необходимыми, другие считают их опасными и разрушительными для человеческого благополучия и автономии.

7. Ссылки и дополнительная литература

• Аристотель, Нихомахова этика . Перевод Мартина Оствальда (Верхняя река Сэддл: Prentice Hall, 1999).
• Бах, Кент. «Самообман разоблачен». Философская психология 15.2 (2002), стр. 203-206.
• Барон, Марсия. «Что плохого в самообмане?» В Перспективы самообмана .Под редакцией Брайана П. Маклафлина и Амели Оксенберг Рорти (Беркли: Калифорнийский университет Press, 1988).
• Барнс, Аннет. Видеть сквозь самообман (Кембридж: издательство Кембриджского университета, 1997).
• Бермудес, Хосе Луис. «Самообман, намерения и противоречивые убеждения». Анализ 60,4 (октябрь 2000 г.), стр. 309-319.
• Браун Дж. И К. Даттон. «Правда и последствия: цена и преимущества точного самопознания». Бюллетень личности и социальной психологии 21 (1995), стр.1288-1296.
• Батлер, Джозеф Д. К. Л. Пятнадцать проповедей, прочитанных в часовне Роллс, и диссертация о природе добродетели . Отредактировал преподобный W.R. Мэтьюз (Лондон: G. Bell & Sons LTD, 1958).
• Клиффорд, Уильям Кингдон. «Этика веры». В Лекций и очерков . Отредактировано Лесли Стивеном и Фредериком Поллоком (Лондон: Macmillan and Co., 1886).
• Дэвидсон, Дональд. «Кого одурачили?» В г. Самообман и парадоксы рациональности. Под редакцией Дж. П. Дюпюи (Стэнфорд: CSLI Publications, 1998).
• Дэвидсон, Дональд. «Обман и разделение». В Множественное Я . Под редакцией Джона Эльстера (Кембридж: издательство Кембриджского университета, 1986).
• де Соуза, Рональд. Рациональность эмоций (Кембридж: MIT Press, 1987).
• Добсон К. и Франш Р. Л. «Концептуальный и эмпирический обзор гипотезы депрессивного реализма». Канадский журнал поведенческих наук 21 (1989) стр.419- 433.
• Фингарет, Герберт. Самообман (Беркли: Калифорнийский университет Press, 2000).
• Фридрих, Дж. «Стратегии первичного обнаружения и минимизации ошибок (PEDMIN) в социальном познании: переосмысление феномена смещения подтверждения». Психологический обзор 100 (1993), стр. 298-319.
• Голдстик, Дэниел. «Когда непоследовательная вера логически невозможна». Logique & Analyze 125–126 (1989), стр. 139–142.
• Хейт, Мэри. Исследование самообмана (Suzzex: The Harvester Press, 1980).
• Джеймс, Уильям. «Воля к вере». В Причина и ответственность : Некоторые основные проблемы философии , 10-е издание . Отредактировано Джоэлом Файнбергом и Рассом Шафером — Ландау (Belmont: Wadsworth Publishing Company, 1999).
• Кант, Иммануил. Метафизика морали, Кембриджские тексты в истории философии .Перевод и редакция Мэри Грегор (Кембридж: издательство Кембриджского университета, 1996).
• Кирш, Джули. «Что такого хорошего в реальности?» Канадский философский журнал , 3 (сентябрь 2005 г.), стр. 407-427.
• Лазар, Ариэла. «Самообман или самообман? О формировании убеждений «под влиянием». Mind 108 (апрель 1999 г.), стр. 265–290.
• Леви, Нил. «Самообман и моральная ответственность». Ratio , 3 (сентябрь 2004 г.), стр.294-311.
• Мартин, Майк. Самообман и мораль (Лоуренс: Университет Канзаса, 1986).
• Мел, Альфред. Разоблачение самообмана (Princeton: Princeton University Press, 2001).
• Милл, Джон Стюарт. Утилитаризм (Лондон: J. M. Dent & Sons LTD, 1910).
• Груши, Дэвид. Мотивированная иррациональность (Оксфорд: Кларендон Пресс, 1984).
• Груши, Дэвид. «Цели и стратегии самообмана.»В г. Кратное Я. Под редакцией Джона Эльстера (Кембридж: издательство Кембриджского университета, 1985).
• Прайс, Х. Х. «Вера и воля». Труды аристотелевского общества , дополнительный том, 28 (1954), стр. 1-26.
• Рорти, Амели Оксенберг. «Удобный самообман: руководство для путешественников». В Самообман и обман: межкультурное философское исследование . Отредактировано Роджером Т. Эймсом и Вималом Диссанаяке (Олбани: Государственный университет Нью-Йорка, 1996).
• Сартр, Жан-Поль. Экзистенциализм и гуманизм . Перевод Филиппа Мариета (США: Mathuen, 1948).
• Сартр, Жан-Поль. Бытие и ничто; Феноменологический очерк онтологии . Перевод Хейзел Э. Барнс (Нью-Йорк: Washington Square Press, 1956).
• Смит, Адам. Теория моральных чувств (Амхерст: Книги Прометея, 2000).
• Тэлботт, Уильям Дж. «Преднамеренный самообман в едином связном« я ».” Философия и Феноменологические исследования 55 (март 1995 г.), стр. 27-74.
• Тейлор, Шелли Э. Позитивные иллюзии: творческий самообман и здоровый разум (Basic Books, Inc., Publishers, 1989).
• Тропе Яаков и Акива Либерман. «Проверка социальных гипотез: когнитивные и мотивационные механизмы». В Социальная психология: Справочник основных принципов . Под редакцией Э. Хиггинса и А. Круглански (Нью-Йорк: Guilford Press, 1996).

  No related posts.