Саморегуляция личности: Саморегуляция личности

Содержание

Уровневые характеристики саморегуляции личности Текст научной статьи по специальности «Психологические науки»

УДК 159.923

УРОВНЕВЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ САМОРЕГУЛЯЦИИ ЛИЧНОСТИ

Т. О. Сафонова, И. С. Морозова

THE CHARACTERISTIS OF LEVELS OF SELF-CONTROL OF THE PERSON

T. О. Safonova, I. S. Morosova

В статье рассмотрена проблема саморегуляции личности, описаны уровневые характеристики регуляции. Саморегуляция рассматривается на уровне индивидной организации, личностной и на уровне субъекта деятельности.

In article the problem of self-control of the person is considered, levels and regulation characteristics are described. Self-control is considered at level of the individual, the person and at level of the subject of activity.

Ключевые слова: личность, саморегуляция.

Keywords: the person, self-control.

Проявления личностных особенностей человека при взаимодействии с окружающим миром крайне разнообразны. Они имеют свою специфику для различных видов активности человека и по-разному проявляются в зависимости от особенностей деятельности, в которой реализуются. В то же время, наблюдая за человеком, сложной палитрой его поведения, особенностями общения, восприятия событий, эмоциональными реакциями в различных жизненных обстоятельствах, мы всегда видим в том, как человек действует, и нечто общее, целостное и типичное, характеризующее его уникальную целостную личность.

По мнению А. Н. Леонтьева, личность — это психологическое образование особого типа, порождаемое жизнью человека в обществе. «Независимо от накапливаемого человеком опыта, от событий, которые меняют жизненное положение, наконец, независимо от происходящих физических его изменений, он как личность остаётся и в глазах других людей, и для самого себя тем же самым». Личность всегда выступает как член общества, как исполнитель определённых общественных функций [11].

Общий подход к пониманию проблемы личности, обозначенный А. Н. Леонтьевым, нашёл своё развитие в работах А. В. Петровского. Он даёт следующее определение личности: «Личностью в психологии обозначается системное социальное качество, приобретаемое индивидом в предметной деятельности и общении и характеризующее уровень и качество представленности общественных отношений в индивиде» [18].

Наряду с понятием «личность» употребляются термины «индивид», «субъект деятельности». Содержательно эти понятия переплетены между собой. Анализ каждого из этих понятий, их соотношение с понятием «личность» позволит более полно раскрыть понимание проблемы уровневых характеристик саморегуляции.

Однако, чтобы понять личность как неповторимую целостную индивидуальность, нужно представить человека как открытую и закрытую систему. Эта закрытость является результатом внутренней взаимосвязанности свойств человека как личности, индивида и субъекта. Согласно Б. Г. Ананьеву, лич-

ность трактуется, с одной стороны, как открытая система, взаимодействующая с миром и им детерминированная, а с другой стороны, — как закрытая, замкнутая система вследствие внутренней взаимосвязанности ее свойств, «встроенная в открытую систему взаимодействия с внешним миром, образующая самосознание и «я» как ядро человеческой личности» [3]. Благодаря этому противоречивому сочетанию, сознание человека является одновременно субъективным отражением объективной действительности и внутренним миром личности. Этот внутренний мир путем экстериоризации проявляется в поведении и деятельности человека. Через сложные переходы из закрытой системы в открытую человек вносит свой индивидуальный вклад в материальную и духовную культуру своего общества и человечества. Так находит свое внешнее выражение его неповторимая индивидуальность. Сложные субординационные, иерархические связи, характерные для человека, могут быть, по мнению Ананьева, представлены следующим образом:

индивид -» личность —» индивидуальность.

«Единичный человек, — пишет Б. Г. Ананьев, -как индивидуальность может быть понят лишь как единство и взаимосвязь его свойств как личности и субъекта деятельности, к структуре которых функционируют природные свойства человека — индивида».

Благодаря противоречивому сочетанию в человеке свойств открытой и закрытой систем, его сознание является одновременно и субъективным отражением объективной реальности, и внутренним миром личности. Механизмом и одновременно результатом диалектической связи этой открытости и закрытости человеческой личности выступает общение и обособление.

Понятия «индивид», «личность» и «субъект деятельности» не тождественны по содержанию: каждое из них раскрывает специфический аспект индивидуального бытия человека. Индивид — это целостность и неделимость отдельной особи биологического вида, особенности конкретного представителя вида, отличающие его от других представителей этого вида. Личность может быть понятна только в системе устойчивых межличностных связей, опо-

средствованных содержанием, ценностями каждого из участников. Межличностные связи, формирующие личность в коллективе, внешне выступают в форме общения, характерные для предметной деятельности. Это значит, что отношение индивида к другому индивиду опосредствуется объектом деятельности. Всё сказанное позволяет понять личность в качестве субъекта относительно устойчивой системы межиндивидных отношений, складывающихся в деятельности и общении [12].

Детерминация развития индивида имеет системный характер и отличается высокой динамичностью. Она необходимо включает как социальные, так и биологические детерминанты. Говоря о понятиях «индивид», «личность» и «субъект деятельности», мы говорим о соподчиненных понятиях, следовательно, уровни регуляции психических процессов также имеют соподчиненную, уровневую тенденцию. Становление личности есть процесс социализации человека, который состоит в освоении им своей родовой, общественной сущности. Становление личности связано с принятием индивидом выработанных в обществе социальных функций и ролей, социальных норм и правил поведения, с формированием умений строить отношения с другими людьми. Сформированная личность есть субъект свободного, самостоятельного и ответственного поведения в социуме.

Важнейшим шагом в раскрытии структуры деятельности является уяснение ее своеобразия как специфически человеческой формы активного отношения. Ключом к раскрытию своеобразия человеческой активности является тезис о ее биологической и социальной детерминации. Сущность биологической детерминации предполагает, по крайней мере, следующее: во-первых, инициацию взаимодействия на основе биологически обусловленных потребностей; во-вторых, организацию взаимодействия в соответствии с закономерностями внешней реальности как пространственно-временной целостности; в-третьих, осуществление взаимодействия на основе биологически обусловленных физиологических и нейрофизиологических механизмов. Социальная детерминация взаимодействия человека с внешним миром характеризуется соответственно относительной независимостью от биологических потребностей; отражением в способах организации социальной реальности как особого типа реальности, имеющего свои закономерности; отсутствием жесткого закрепления социально-детерминированных форм отношения биологически обусловленными механизмами физиологических и нейрофизиологических процессов. Признание двойной детерминации человеческой деятельности имеет ряд следствий. Важнейшее в контексте настоящего изложения следствие касается представления о многоуровневой структуре деятельности. Система деятельности оказывается реализацией биологических законов, закрепленных физиологическими и нейрофизиологическими механизмами, ограниченной в определенной мере диапазоном их возможностей. Деятельность как бы ограничена «снизу» физиологической

системой, через которую и оказывают на деятельность влияние биологические законы.

В то же время деятельность как социально -детерминированное отношение оказывается в определенном смысле свободной от биологической детерминации, ориентированной на ценности и закономерности социальной жизни. Одновременное сочетание в целостной системе требований двух различных сфер реальной жизни может быть достигнуто лишь при условии многоуровневости структуры. «Непрерывность» переходов от уровня к уровню, от биологической обусловленности и ее закрепления в физиологических механизмах к социально-детерминированным формам отношения и взаимодействия, свободным от биологической обусловленности, придает деятельности характер целостности, диалектически объединяющей компоненты, имеющие различную природу. Единство проявлений в деятельности биологической и социальной детерминации достигается за счет «вертикальных» субординационных связей ее структурных составляющих.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});

Следует четко определить качественные особенности каждого уровня, сформулировать критерии их выделения. Наиболее обоснованным, на наш взгляд, является критерий, базирующийся на различении содержания составляющих компонентов.

Если рассматривать саморегуляцию на индивидном уровне, то уместно говорить о простейшем неосознаваемом уровне регуляции психической деятельности.

Способность к регуляции психических процессов и состояний отмечалась еще в работах Аристотеля. Однако в большинстве проанализированных нами работ регуляция осуществляемого действия и различных психических процессов не ставится как особая проблема [4].

Идея регуляции деятельности психикой принадлежит И. М. Сеченову и связана с рефлекторной теорией психического. Развивая сеченовское понимание регуляции, С. Л. Рубинштейн разделяет ее на побудительную и исполнительную, намечая тем самым переход от общей идеи психической регуляции к изучению ее конкретных форм и механизмов. Наличие разных механизмов психической регуляции отчетливо выступает в традиционном различении произвольных и непроизвольных психических процессов. В свою очередь, дифференциация этих механизмов приводит к постановке вопроса об организации психической активности человека в целом

[13].

Огромная заслуга в постановке и раскрытии важных аспектов проблем психической саморегуляции принадлежит В. М. Бехтереву, а также его ученикам и последователям в лице Л. Ф. Лазурского, М. Я. Басова, В. Н. Мясищева.

По мнению В. М. Бехтерева, психическая саморегуляция — это сознательное воздействие человека на собственную сферу психических явлений (психических процессов, состояний, свойств) с целью поддержания или изменения характера их функционирования. А. В. Запорожец (1986), основываясь на мысли Сеченова, выдвинул гипотезу о том, что не-

произвольные движения человека превращаются в произвольные, благодаря тому, что они становятся ощущаемыми, т. е. осознаваемыми.

Б. Г. Ананьев был одним из первых отечественных психологов, увидевшим перспективу полезного применения концептуального аппарата кибернетики в психологических исследованиях. Он трактует работу головного мозга как «сложную организацию контуров регулирования с многочисленной цепью звеньев, включающих объекты регулирования, измерительные и исполнительные устройства, механизмы обратной связи, обеспечивающие постоянство регулируемой величины. Можно думать, что в мозговой деятельности человека совмещены все типы обратных связей, свойственные живым управляющим системам» [2].

По мнению А. О. Прохорова, механизмы саморегуляции имеют место уже на клеточном уровне организации жизнедеятельности человека. В основе единства и целостности организма человека как биологической системы лежат химическая и нервная саморегуляции физиологических функций. Саморегуляция пронизывает все психические явления, присущие человеку, — саморегуляция отдельных психических процессов: ощущения, восприятие,

мышление и др.; саморегуляция собственного состояния, или умение управлять собой, ставшее свойством человека, чертой его характера в результате воспитания и самовоспитания, включая саморегуляцию социального поведения субъекта [19].

Говоря о биологической регуляции прежде всего подразумевается нейрогуморальная регуляция психической деятельности. Биологическое регулирование психической деятельности возможно, поскольку сама психика является функцией центральной нервной системы. Таким образом, естественно, что при изменении состояния головного мозга, а также химического состава крови изменяется психическая деятельность человека.

К. А. Абульханова-Славская понимает под психической саморегуляцией человека его способность к организации собственной активности; ее мобилизации, регулирования, согласования с объективными требованиями и активностью других людей. В процессе саморегуляции субъектом деятельности регулируется уровень психической активности, соответствующий данным условиям деятельности, длительность напряжения, производится точный расчет психических ресурсов и их рационального расходования. Все эти параметры системным образом регулируются самим человеком, являющимся субъектом деятельности [1].

По мнению К. А. Абульхановой-Славской, проблема психической регуляции деятельности должна ставиться с учетом как конкретных механизмов регуляции, так и общих методологических принципов, прежде всего принципа субъекта деятельности. Этот принцип позволяет понять, каким образом согласованы регуляция деятельности обществом, с одной стороны, и личностью — с другой [14].

В разработках обобщенной модели регуляции психической деятельности Ю. Я. Голикова и

А. И. Костина в качестве методологического основания модели положено сочетание системного и межсистемного подходов, что отражает, по мнению авторов, как целостность, так и неустойчивость, неупорядоченность процессов регуляции. В модели психическая активность разделяется на три типа: текущая, ситуативная и долгосрочная. Текущая активность инициализируется необходимостью обеспечения непосредственного реагирования на события, ситуативная — поиском выхода из некоторой ситуации, долгосрочная — формированием обшей стратегии поведения [19].

Исследуя развитие индивида, психология, конечно, не ограничивается анализом только отдельных психических функций и состояний. Её прежде всего интересует формирование и развитие личности человека. В этой связи проблема соотношений биологического и социального выступает преимущественно как проблема организм и личность. Одно из этих понятий сформировалось в контексте биологических, другое — социальных наук, но и то, и другое относится к индивиду как представителю вида «человек разумный» и как члену общества. Вместе с тем в каждом из этих понятий фиксируются разные системы свойств человека: в понятии «организм» -структура человеческого индивида как биологической системы, в понятии личность — его включённость в жизнь общества.

С. Л. Рубинштейн считал, что все психические процессы, с изучения которых начинается анализ психического содержания деятельности человека, протекают в личности, и каждый из них в своём реальном протекании зависит от неё. Зависимость психических процессов от личности как индивидуальности выражается, во-первых, в индивидуальнодифференциальных различиях. Люди, в зависимости от общего склада их индивидуальности, различаются по типам восприятия и наблюдения, памяти, внимания. Зависимость психических процессов от личности выражается в том, что они, не имея самостоятельной линии, зависят от общего развития личности, а также в том, что у человека они превращаются в сознательно регулируемые действия или операции, которыми личность как бы овладевает и которые она направляет на разрешение встающих перед ней в жизни задач.

Подходы к исследованию личностной саморегуляции можно условно расположить в рамках континуума «личность-деятельность». На крайних полюсах будут находиться концепции, которые рассматривают личностную регуляцию в «чистом виде», вне деятельностного контекста, как работу с собой по изменению собственных ценностей, установок, мотивации и т. д., и концепции, которые представляют лишь операциональный подход к произвольным процессам, игнорирующие индивидуальную специфику в их реализации [16].

А. К. Осницкий также разделяет личностную и деятельностную саморегуляции: «…саморегуляция деятельности обнаруживает себя в феноменологии предметных преобразований и в преобразовании прилагаемых усилий. Саморегуляция личностная

связана преимущественно с определением и коррекцией своих позиций (в рамках культурноисторической традиции, закрепленных в нормах социума)… Личность «окрашивает» деятельность гуманностью или негуманностью целей, точнее, — гуманностью или негуманностью смыслов» [17].

В контексте изучения личностной саморегуляции Ю. А. Миславский включает в состав структурно-функциональных компонентов системы саморегуляции личности следующие составляющие: ценности и цели, идеалы и образ «Я», а также уровень притязаний и самооценивание (самооценку) [19].

Л. П. Гримак считает, что личностный уровень регуляции должен исследоваться в широком контексте процессов жизнедеятельности, где в качестве основного механизма регуляции выступает жизненный выбор. «Личностные уровни регуляции жизнедеятельности мобилизуются в тех случаях, когда надо переделывать не обстоятельства, не жизнь, а самое себя, личностные свои ценности и психологические установки» [5].

Личностная саморегуляция изучались в рамках концепций волевого овладения личностью своим поведением (Л. П. Басов, В. И. Селиванов, В. А. Иванников, Т. И. Шульга, А. В. Быков, Т. Куль и др.). Волевое поведение рассматривается различными авторами как процесс производства новых мотивационных образований, способствующих развертыванию поведения в выбранном направлении. В современных исследованиях волевое поведение рассматривается как процесс произвольного формирования побуждений.

При изучении подходов к волевой регуляции поведения человека необходимо отметить принадлежности ее к нескольким направлениям. С одной стороны, это преобразование непроизвольных психических процессов в произвольные, с другой — обретение человеком контроля над своим поведением, с третьей — выработка волевых качеств личности.

М. Я. Басов считал, что своеобразным психический механизм, через который личность регулирует свои психические функции, является воля. Она, прилаживая их друг к другу и перестраивая их в соответствии с решаемой задачей. М. Я. Басов полагал, что восприятие, мышление, эмоции (чувствование), движения регулируются вниманием через смену содержания сознания, то есть через отвлечение внимания. Воля лишена способности порождать действия или мысли, она только регулирует их, считал он [8].

Б. В. Зейгарник рассматривает саморегуляцию как сознательный процесс, направленный на управление своим поведением. Ею выделяются два уровня саморегуляции: операционально-технический,

связанный с сознательной организацией действия с помощью средств, направленных на его оптимизацию, и мотивационный, связанный с организацией общей направленности деятельности с помощью сознательного управления своей мотивационно-потребностной сферой [7].

В. И. Селиванов включал регуляцию эмоций и психических состояний, создание психической ус-

тойчивости, обеспечивающей успешность деятельности. В. И. Селиванов считал, что способностью человека сознательно регулировать свое поведение обладает воля. Он указывал, что воля есть регулирующая функция мозга, выраженная в способности человека сознательно управлять собой и своей деятельностью, руководствуясь определенными побуждениями и целями [21].

По мнению Е. П. Ильина, волевая регуляция реализуется через разновидность волевых действий, для которых существенным становится проявление волевых усилий и которые соотносятся с волевым поведением. По мнению Е. П. Ильина, именно воля как сознательная организация и саморегуляция позволяет человеку управлять своими чувствами, действиями, познавательными процессами. В рамках индивидуальных различий волевой сферы выделяемые параметры могут характеризовать как волевую сферу человека в целом, так и отдельные звенья волевого акта [9].

Как особую форму регуляции поведения понимает волю Л. М. Веккер. Он выделяет три формы регуляции: непроизвольную, произвольную и волевую. Волевая регуляция есть высшая форма произвольной регуляции поведения со стороны личности, когда регуляция осуществляется на основе критерия интеллектуальной, эмоционально-нравственной и общесоциальной ценности. Необходимость волевой регуляции Л. М. Веккер связывает с переводом регуляции на личностный уровень [8].

В концепции В. А. Иванникова роль личности в волевой регуляции проявляется в способности к смыслообразованию при недостатке мотивации для осуществления или прекращения действия (Иванников, 1991). При этом управление поведением в процессе преодоления трудностей в деятельности опосредуется волевыми качествами личности.

В. А. Иванников выделяет четыре типа критериев волевой регуляции. Волевая регуляция проявляется:

1) в волевых действиях;

2) в выборе мотивов и целей;

3) в регуляции внутренних состояний человека, его действий и различных психических процессов;

4) в волевых качествах личности [8].

Проблемы саморегуляции рассматривались так

же в русле деятельностного подхода. Неслучайно большинство ранних отечественных исследований проблем саморегуляции было связано с изучением регуляции какой-либо конкретной деятельности: профессиональной (изучение сенсомоторной деятельности человека-оператора), учебной, спортивной и т. д. Большинство подобных исследований были направлены на поиск путей оптимизации деятельности, например повышения продуктивности в условиях взаимодействия в системе «человек-машина», или повышения эффективности деятельности в экстремальных условиях. (О. А. Конопкин, 1980; Н. Д. Завалова, Б. Ф. Ломов с соавт., 1986; А. В. Махнач, 1993).

Согласно взглядам С. Л. Рубинштейна [20], специфическими способами реализации психической активности являются «сознание» и «действие».

Можно сказать, что активность человека как индивида, личности и индивидуальности осуществляется в форме «действия», т. е. различных видов активности (практическая деятельность, общение, познание, поведение и т. д.) и регулируется «сознанием» в форме процессов саморегуляции различных видов активности (функциональные системы, кольцевой контур регуляции, система осознанной саморегуляции деятельности и т. д.). Такое выделение двух сторон единого процесса психической активности человека в форме двух специфических способов его существования послужило методологической предпосылкой и в какой-то мере предопределило развитие психологических представлений о возможности относительно независимого выделения процессов активности и процессов регуляции этой активностью на каждом из уровней организации психики человека [19].

«Психическая саморегуляция человеком своей деятельности, — пишет О. А. Конопкин, — является высшим уровнем регуляции поведенческой активности биологических систем, отражающих качественную срецифику реализующих ее психических средств отражения и моделирования действительности и самого себя, своей активности и деятельности, поступков, их оснований» [10]. Существенным в контексте данного исследования является вопрос, как соотносятся процессы саморегуляции и виды психической активности и деятельности. Развивая представления С. Л. Рубинштейна, который выделял две специфические формы существования человека

— деятельность и сознание, в концепции осознанной саморегуляции проводится мысль о согласованности деятельности и ее саморегуляции в том смысле, что принятая субъектом цель определяет как направленность деятельности, так и ее регуляцию, т. е. какой операционально и содержательно будет саморегуляция, такой будет и деятельность. И в этом их единство, но и не тождество, не одно и то же и они могут не совпадать по своей направленности, структуре, смыслу и даже по времени, что было доказано как теоретически, так и экспериментально (О. А. Конопкин, 1980, О. А. Конопкин, В. И. Моро-санова, В. И. Степанский, 1992) [16].

Саморегуляция понимается В. И. Моросановой как целостная система выдвижения и управления достижением целей поведения и деятельности. Эта система реализуется процессом осознанной саморегуляции, имеющим универсальную структуру для разных видов активности и деятельности. Система реализуется соответствующими частными регуляторными процессами выдвижения целей, моделирования значимых условий, программирования действий, оценивания и коррекции результатов. Индивидуальные особенности саморегуляции характеризуются тем, как человек планирует и программирует достижение цели, учитывает значимые внешние и внутренние условия, оценивает результаты и корректирует свою активность для достижения субъективно-приемлемых результатов. В этой концепции не только констатируется, что когнитивные процессы переработки информации имеют определенную

структуру, но и разработаны теоретические и методические подходы к исследованию индивидуальных различий и их личностных предпосылок [15].

Понятие индивидуального стиля саморегуляции предложено В. И. Моросановой как средство реализации субъектного подхода к исследованию индивидуально-типических форм произвольной активности человека. В. И. Моросановой было представлено как в теоретическом, так и в эмпирическом плане, что динамические, личностно-темпераментальные диспозиции (например экстраверсия и интроверсия) могут быть описаны специфическими профилями индивидуальных особенностей саморегуляции. А степень и своеобразие субъектной активности, проявляющиеся в таких субъектных качествах, как творческость, автономность, настойчивость и др., определяют способность преодолевать субъективные и объективные трудности достижения жизненных целей и, в свою очередь, способствуют через регуляторный опыт формированию личностных качеств [15].

В системно-деятельностной концепции психической саморегуляции состояния, развиваемой Л. Г. Дикой совместно с сотрудниками лаборатории, психическая саморегуляция рассматривается одновременно как психическая деятельность и как психологическая система, это позволяет в выборе детерминант реализовать принципы полисистемного подхода и межсистемного анализа, то есть выделить те детерминанты, которые представляют собой системные основания саморегуляции.

Принцип субъекта деятельности, по мнению Л. Г. Дикой, дает возможность реализовать в экспериментальных исследованиях саморегуляции в деятельности человека принципы активности, развития и показать, что именно они и составляют ядро саморегуляции [6].

Концепция субъекта деятельности дает комплексную характеристику психологической системы деятельности, предполагающей взаимную соотнесенность состояний, способностей, отношений индивида и объективных условий его деятельности. Способность организации собственной активности -ее мобилизации, направления, согласования с объективными требованиями и активностью других людей — важнейшая характеристика личности как субъекта деятельности и одновременно отличительная черта личностного уровня регуляции деятельности [14].

Принцип субъекта деятельности позволяет понять, каким образом согласованы регуляция деятельности обществом, с одной стороны, и личностью — с другой. Таким образом, появляется возможность связать объективные общественные структуры деятельности (с их нормативными требованиями) с личностно-психологической структурой деятельности (отношение к деятельности, цели, мотивация, способности, активность личности и т. д.)

[14].

Следующий тезис, вытекающий из признания социальной обусловленности деятельности касается особенностей ее регуляции. Для пояснения этих особенностей обратимся к аналогии с понятием «регуляция» в общей теории систем.

Принято различать два типа регулирования: пассивный и активный. Механизмы пассивного регулирования как бы встроены в систему, их регулирующее воздействие ограничивается прямыми связями элементов, входящих в систему. Механизмы активно-

го регулирования основываются на появлении или выделении специфических образований, изменяющих характер прямых связей координации и субординации и преобразующих всю систему. Они требуют дополнительных затрат, в то время как пассивное регулирование осуществляется без специальной ресурсной поддержки по принципу экономии.

Управление деятельностью, ее регулирование осуществляется по активному типу посредством особого механизма. Природа этого механизма имеет свои истоки в области социальной детерминации деятельности, сам этот механизм делает возможным воздействие социальной среды на индивидуальную жизнь и деятельность.

Две стороны взаимоотношений человека и его социального окружения — отношения социальнокультурного мира к индивидуальности и индивидуальности к этому миру — определяют характер процессов регулирования и выступают в виде значений и смыслов.

Значение может быть представлено как структурный элемент деятельности, выполняющий функции регулирования ее индивидуальных форм с учетом закономерностей социального бытия. Оно фиксирует устоявшиеся культурные нормы взаимоотношений человека с его внешним, в том числе социальным окружением. Именно регуляция деятельности посредством значений обеспечивает возможности усвоения социального опыта, развитие форм общения и потребления продуктов культуры, обеспечивает реализацию деятельности познания, производства материальных и культурных ценностей, общения, обучения, игры.

Логично предположить, что в значениях стабилизируются «нормы» регуляции деятельности, «нормы» связей содержания ее структурных составляющих, не требующих постоянного личностного отношения. Субъект, однажды усвоив то или иное значение, последующие акты деятельности реализует на его основе без специальной личностной оценки.

Смысл может быть представлен как структурный элемент деятельности, выполняющий функции ее регуляции как неповторимой, индивидуальноличностной деятельности в контексте актуального социального окружения и актуального мотива. Смысл характеризует изменчивость, вариативность индивидуальных проявлений деятельности при относительном постоянстве «норм» взаимоотношений с внешним окружением, раскрывает личностную пристрастность деятельности. Возникнув в индивидуальной деятельности как отношение мотива к цели, смысл передается через продукты деятельности, через непосредственное и опосредованное общение другим людям, закрепляется в культуре в виде значения, а затем снова, уже в виде значения, становится достоянием сознания отдельного человека и регулятором деятельности.

Переход смысла в значение через систему социально-культурных отношений может рассматриваться как механизм развития деятельности, закрепления социально одобренных форм ее регуляции. Смысл выступает как регулятивный механизм для высших уровней организации деятельности, опосредует их координационные и субординационные связи.

Отношение между смыслом и значением в регуляции деятельности на разных ее уровнях находит

выражение прежде всего в единстве сознания. И смысл, и значение обеспечивают целенаправленный осознанный характер деятельности. Этим объясняется, в частности, то, что личностный уровень рассматривается как центральный, ведущий не только в силу его местоположения в структуре, но и в силу сосредоточения в нем особенностей регуляции целостной деятельности.

В различных видах деятельности соотношения смысла и значения могут быть представлены по-разному. Смысл может совпадать со значением. В этом случае и содержание компонентов деятельности, и ее регуляция соответствуют сложившимся в культуре и социально одобренным способам взаимодействия, а деятельность в целом носит репродуктивный характер.

При несовпадении смысла и значения ведущая роль в регуляции принадлежит смыслу. Деятельность в этом случае может дать новые неожиданные результаты как для самого субъекта, так и для общества в целом. Это продуктивный тип деятельности, в котором наиболее ярко раскрываются творческие способности человека, его интеллектуальный и личностный потенциал. Ведущая роль смысла продемонстрирована во многих исследованиях интеллекта, творческих процессов, личности, закономерностей освоения знаний и формирования умений в процессе обучения и воспитания. Логика анализа характера регулирования деятельности по активному типу посредством смыслов и значений предполагает, что эти составляющие деятельности могут рассматриваться как системообразующие факторы, придающие деятельности специфически человеческие черты.

Литература

1. Абульханова-Славская, К. А. Деятельность и психология личности [Текст] / А. К. Абульханова-Славская. — М.: Наука, 1970. — 336 с.

2. Ананьев, Б. Г. Билатеральное регулирование как механизм поведения / Б. Г. Ананьев // Вопросы психологии. — 1963. — № 5. — С. 80 — 85.

3. Ананьев, Б. Г. О проблемах современного человекознания. — М.: Наука 1977. — 380 с.

4. Аристотель. О душе. Собрание сочинений. В 4-х т. — Т. 1. -М.: Педагогика, 1975. — 427 с.

5. Гримак, Л. П. Общение с собой / Л. П. Гри-мак. — М.: Издательство политической литературы, 1991. — 205 с.

6. Дикая, Л. Г. Психологическая саморегуляция функционального состояния человека (системно-деятельностный подход) / Л. Г. Дикая. — М.: Институт психологии РАН, 2003. — 318 с.

7. Зейгарник, Б. В. Саморегуляция поведения в норме и патологии / Б. В. Зейгарник, А. Б. Холмогорова, Е. С. Мазур // Психологический журнал. -1989. — Т. 10. — № 2. — С. 122 — 132.

8. Иванников, В. А. Психологические механизмы волевой регуляции. — М.: УРАО, 1998. — 144 с.

9. Ильин, Е. П. Психология воли / Е. П. Ильин.

— СПб: Питер, 2000. — 288 с.

10. Конопкин, О. Н. Функциональная структура саморегуляции деятельности и поведения /

О. Н. Конопкин // Психология личности в социалистическом обществе. — М.: Наука, 1989. — С. 158.

11. Леонтьев, А. Н. Деятельность. Сознание. Личность / А. Н. Леонтьев. — М., 1975.

12. Мироненко, В. В. Хрестоматия по психологии: учеб. пособие для студентов пед. ин-тов. — М.: Просвещение, 1977. — 528 с.

13. Морозова, И. С. Волевая регуляция деятельности: учеб. пособие [Текст] / Г. П. Горбунова, И. С. Морозова; ГОУ ВПО «Кемеровский государственный университет». — Кемерово: Кузбассвузиз-дат, 2005. — 95 с.

14. Морозова, И. С. Личность и саморегуляция деятельности: учеб. пособие [Текст] / И. С. Морозова. — Кемерово: Кузбассвузиздат, 2000. — 110 с.

15. Моросанова, В. И. Стилевые особенности саморегуляции личности [Текст] / В. И. Моросанова

// Вопросы психологии. — 1991. — № 1. — С. 121 -127.

16. Моросанова, В. И. Самосознание и саморегуляция поведения / В. И. Моросанова, Е. А. Ароно-ва. — М.: Институт психологии РАН, 2007. — 213 с.

17. Осницкий, А. К. Проблемы исследования субъектной активности / А. К. Осницкий // Вопросы психологии. — 1996. — № 1. — С. 5 — 19.

18. Петровский, А. В. Быть личностью / А. В. Петровский. — М.: Педагогика, 1990. — 112 с.

19. Прохоров, А. О. Саморегуляция психических состояний: феноменология, механизмы, закономерности / А. О. Прохоров. — М.: ПЕР СЭ, 2005. -352 с.

20. Рубинштейн, С. Л. Проблемы общей психологии [Текст] / С. Л. Рубинштейн. — М., 1973. — 416 с.

21. Селиванова, В. И. Вопросы психологии воли / под ред. В. И. Селиванова. — Рязань, 1979. — 134 с.

Саморегуляция, ресурсы и личностный потенциал

Представлены основы современного подхода к объяснению жизнедеятельности человека через призму принципа саморегуляции. Раскрывается множественность критериев желаемого, выходящая за рамки максимизации положительных эмоций, дается определение психологического и субъективного благополучия, всесторонне проанализировано понятие ресурсов и дана классификация их видов, обосновано понятие личностного потенциала как потенциала саморегуляции и предложены две классификации видов и форм саморегуляции.

Autoregulation, Resources, and Personality Potential.pdf Самым общим контекстом того узла проблем, который обозначен в заглавии настоящей статьи, выступает проблема, которую сравнительно недавно начали обозначать термином «жизнеспособность» (Махнач, 2016) [1]. Речь идет о достаточно традиционном вопросе: «Почему у одних все получается, а у других нет?». Мы привыкли в нашей культуре к понятию успеха. Но это понятие не вполне адекватно. Критерии успеха чаще внешние, чем внутренние, хотя бывают и внутренние тоже. Успех может быть и случайным, не являться следствием наших усилий, а с другой стороны, можно достичь социального успеха, адаптации к внешним требованиям ценой отказа от главного в себе — «слушайся и будешь в шоколаде». Идя этим путем, можно оказаться «в шоколаде», но при этом потерять что-то очень важное, хоть и менее очевидное при поверхностном взгляде. Проблема жизнеспособности — более общая, гораздо шире, чем проблема успеха, оцениваемого по социальным критериям. Суть жизни любого живого существа правомерно рассматривать как поддержание динамического равновесия в отношениях с миром, движение от относительно худшего состояния к относительно лучшему. Можно использовать самые разные критерии, чтобы оценивать качество жизни; если она становится постепенно лучше, то мы на правильном пути, и наоборот, траектория неверна, если жизнь становится хуже, если сегодня хуже, чем вчера, а завтра хуже, чем сегодня. Исследования предикторов суицидального поведения выявили, что вероятность суицидальных попыток связана не с абсолютно низким качеством жизни, а с резким относительным его ухудшением, хоть и далеко не достигающим «дна», на котором стабильно живут много людей, не помышляющих о самоубийстве (Baumeister, 1991) [2]. Именно динамические тенденции являются решающими. В нашем столетии психология все больше поворачивается от изучения механизмов самотождественности и линейного детерминизма применительно к психике, личности и жизнедеятельности, представляющих эти процессы по аналогии с предсказуемыми движениями бильярдного шара под действием удара кия, к пониманию их как процессов, которые продолжают меняться в каждой своей точке. Поведение человека — это не просто «дали мотивацию», и человек пошел в заданном направлении. Все гораздо сложнее, и мы должны, как в фантазии Л. Кэрролла, «бежать изо всех сил, чтобы только оставаться на месте». В широком смысле саморегуляция — это универсальный принцип активности живых и квазиживых систем, направляемых целями или другими высшими критериями желательного. Это механизм целесообразной коррекции активности в движении от менее благоприятных к более благоприятным результатам. Что такое хорошо, и что такое плохо Общепризнано, что человек стремится к лучшему. Есть ли какие-то общие объективные критерии, позволяющие понять, что имеется в виду под лучшим? Можно говорить по меньшей мере про три разных критерия того, что значит лучше. Во-первых, все живое стремится к приятному, т. е. получать положительные эмоции и избегать отрицательных, стремится к счастью или удовлетворению и избеганию неприятностей. Во-вторых, оно стремится к успешному. Под успешностью можно понимать максимальный контроль над результатами действий. Маленькие дети обычно счастливее, чем взрослые, поскольку их потребности и мечты легче удовлетворить, но они мало контролируют свое счастье, успешность их действий меньше зависит от них самих, а больше от степени благоприятности окружающей среды. В-третьих, человеку присуще стремление к осмысленному. Ценность определенным событиям и действиям придает то, что они связаны с широким контекстом и отдаленными последствиями, при этом они не обязательно дают максимум удовольствия. Было, в частности, экспериментально показано, что когда в семье появляются дети, уровень субъективного благополучия родителей падает, зато уровень осмысленности возрастает (Baumeister, Vohs, 2002) [3]. Поэтому люди нередко жертвуют благополучием, счастьем и даже порой жизнью ради того смысла, который больше индивидуальной жизни. Конечно, контроль над действиями и осмысленность значимо нагружены положительным аффектом, и их бывает трудно в исследованиях разводить, тем не менее они к нему не сводимы, и уже появляются вполне успешные попытки такого экспериментального разведения [4, 5]. Целенаправленная работа по их разведению разворачивается на основе новой методики переживаний в деятельности [6], ряд экспериментальных публикаций находится в процессе подготовки. Один лишь критерий приятного, максимизации положительных эмоций, благополучия и счастья, лежащий в основе многих философских и житейских вариантов гедонизма, оказывается принципиально неполным. Все хорошее можно свести исключительно к положительным эмоциям, лишь если резко сузить временную и смысловую перспективу и ограничить жизнь только текущим моментом, здесь-и-теперь. В рамках здесь-и-теперь действительно решающую роль играет эмоциональный баланс, стремление к активизации положительных эмоций, гедонизму. В этом мо-тивационные корни наркомании: главное, максимизировать положительные эмоции сию минуту, здесь-и-теперь, а потом хоть трава не расти. Ошибку исключительной ориентации на эмоциональную оценку демонстрируют классические эксперименты Д. Редельмейера, Дж. Каца и Д. Канемана с пациентами, подвергавшимися колоноскопии, довольно болезненному обследованию прямой кишки [7]. Пациенты с помощью специального ручного устройства фиксировали в режиме реального времени динамику интенсивности неприятных ощущений. Оказалось, что многое зависит от динамики; большую роль играет та интенсивность, на которой обследование завершается. Пациентам двух групп проводили обследование по единой схеме; в контрольной группе оно завершалось на довольно высокой интенсивности неприятных ощущений, а в экспериментальной группе схема была продолжена, и после этого обследование длилось еще несколько дополнительных минут при несколько меньшей интенсивности неприятных ощущений. После завершения обследования пациенты ретроспективно оценивали общую меру неприятных ощущений. Парадоксальным образом пациенты экспериментальной группы оценили свои ощущения как в целом менее неприятные, чем пациенты контрольной, хотя они получили неприятные ощущения того же объема и интенсивности с добавкой. Авторы делают вывод о большом вкладе максимального и конечного значения интенсивности неприятных ощущений для обобщенной ретроспективной оценки. Гедонисты — это люди, для которых важнее всего положительные эмоции именно потому, что они ориентируются исключительно на «здесь-и-теперь». Они субъективно правы именно потому, что игнорируют смысловые контексты и временную перспективу. Благополучие всецело определяется максимумом положительных и минимумом отрицательных эмоций лишь в рамках стоп-кадра здесь-и-теперь. Если ввести более широкую перспективу, все оказывается не совсем так, и описанные эксперименты Д. Редельмейера с соавторами убедительно это демонстрируют. Различия между сиюминутной гедонистической оценкой и перспективной оценкой находят отражение в разведении таких двух легко смешиваемых понятий, как «психологическое благополучие» (psychological well-being) и «субъективное благополучие» (subjective well-being). Эти схожие понятия исторически появились независимо друг от друга, в разных, хоть и схожих контекстах, и их соотношение представляет собой реальную проблему. Понятие психологического благополучия ввела в 1980-е гг. К. Рифф для обозначения комплекса психологических характеристик, выступающих предпосылками здоровья и счастья. Теоретическая модель и перечень этих характеристик были выстроены автором на основании концепции позитивного душевного здоровья (С. Джурард, М. Яхода и др.), сформулированной в 1970-е гг. в русле гуманистической психологии [8]. Понятие субъективного благополучия ввел в 1970-е гг. для обозначения обобщенной субъективной оценки меры счастья Э. Динер, исходивший из положения о том, что счастье и благополучие определяются исключительно субъективной оценкой, а не объективными предпосылками, и разработавший завоевавшую огромную популярность шкалу удовлетворенности жизнью [9]. Заданный нами выше контекст рассмотрения проблемы позволяет следующим образом определить соотношение между этими двумя конструктами: психологическое благополучие характеризует объективную меру того, насколько человек по своим психологическим характеристикам и способам функционирования близок к оптимальному уровню жизнеспособности, субъективное благополучие выражает восприятие и оценку самим человеком этой меры близости к желаемому. Между желанием и результатом: мотивация, способности и ресурсы Несмотря на всеобщее стремление к благополучию, достигаемые результаты не у всех одинаковы. Кроме общего стремления к хорошему, требуется что-то еще. М.К Мамардашвили [10. С. 531] констатировал отсутствие прямой причинной связи между желанием добра и реальным деланием добра, отмечая необходимость для этого специальных «нравственных мускулов». Что опосредует успешность стремления к наилучшему? Во-первых, конкретная мотивация. Достаточно давно было доказано, что из общих движущих человеком мотивов не выводится непосредственная мотивация конкретной деятельности, на которую влияют ситуационные факторы, субъективное восприятие этих факторов, атрибутивные схемы, возможные альтернативы и многое другое [11]. Можно говорить отдельно про содержание, интенсивность и качество мотивации. Содержание мотивации — это конкретные потребности и ценности, направленность на реализацию которых задает мотивацию конкретной деятельности. Этот аспект мотивации выдвигался на первый план в теории иерархии базовых потребностей — первой теории мотивации А. Маслоу [12а], а также в теории мотивации А.Н. Леонтьева, подчеркивавшего предметность потребностей. Влияние интенсивности мотивации на деятельность выражает старый закон Йеркса-Додсона [11], который описывает зависимость успешности деятельности от интенсивности мотивации. До какого-то уровня рост интенсивности мотивации положительно влияет на деятельность, а потом начинает действовать разрушительно. Наконец, в теории самодерминации Э. Деси и Р. Райана [12] указывается, что важна не столько интенсивность, сколько качество мотивации. Не всякая интенсивная мотивация работает одинаково хорошо, в частности, даже если внешняя мотивация может позволить успешно решать какие-то тактические задачи, на психологическое благополучие она влияет скорее негативно и не помогает человеку лучше себя в этом мире ощущать. Если игнорировать временное измерение, временную перспективу, сводя все к «здесь-и-теперь», преимущества внутренней мотивации перед внешней исчезают. Они возникают, если ввести эту перспективу. Помимо конкретной мотивации, связь между желанием и результатом опосредуют способности. Трудно сомневаться в их значимости, однако при системном рассмотрении оказывается, что вклад способностей не является определяющим и опосредован другими, прежде всего личностными факторами. Например, интеллект значимо предсказывает академические достижения учащихся, однако самодисциплина предсказывает их еще лучше [13]. Для творческих результатов личность и мотивация важнее, чем креативность [14]. В спорте мы встречаемся как с очень одаренными атлетами, которые, однако, не слишком хорошо справляются со своими способностями и характеризуются большой нестабильностью (например, недавно завершивший карьеру теннисист Марат Сафин), так и с гораздо менее одаренными спортсменами, которые, однако, за счет качеств личности и хорошей саморегуляции выжимают из своих ограниченных возможностей максимум и достигают результатов, сопоставимых с первыми (например, его соперник Николай Давыденко). Способности важны, но важнее способность использовать свои способности. Более общее понятие, которое используется в этой связи, — это ресурсы. Под понятием «ресурсы» мы будем понимать средства, наличие и достаточность которых способствует достижению цели и поддержанию благополучия, а отсутствие или недостаточность — затрудняет. Для того, у кого нет цели, ничто не служит ресурсом. Можно сказать, что свойство быть ресурсом — это системное качество, приобретаемое некоторыми объектами или индивидуальными особенностями в структуре деятельности, задаваемой мотивом и целью. При этом ресурсы — это не объяснительное понятие, а описательное. В зависимости от выраженности ресурсов задачи, решаемые субъектом (это могут быть задачи ориентации и самоопределения, задачи достижения поставленных целей или задачи предотвращения неблагоприятных последствий трудной жизненной ситуации [15]), решаются легче или, напротив, труднее. При этом можно различать специфические, узконаправленные ресурсы, имеющие значение лишь для определенного класса стрессовых ситуаций, и универсальные метаресурсы, обладание которыми дает выигрыш в самых разнообразных ситуациях. Можно различать по меньшей мере четыре наиболее глобальных класса ресурсов: физиологические ресурсы (например, общее состояние здоровья или тип нервной системы, от которого зависит легкость и физиологическая «цена» мобилизации), психологические ресурсы (особенности личности, характера, способностей, психических процессов), предметно-материальные ресурсы (орудия и другие предметы, служащие «удлинением» функциональных органов индивида и расширяющие его возможности, например, разнообразные средства передвижения, такие как автомобиль, велосипед, самокат, роликовые коньки, ходули и др.) и социальные ресурсы, обнаруживающиеся во взаимодействии с другими людьми (в частности, социальная поддержка, социальный капитал, репутация и др.). Дефицит одних видов ресурсов может компенсироваться за счет других [16]. В свою очередь, в числе психологических, или личностных, ресурсов можно выделить следующие их разновидности [17]: 1. Психологические ресурсы устойчивости. К ним мы относим прежде всего ценностно-смысловые ресурсы, наличие которых дает субъекту чувство опоры и уверенности в себе, устойчивую самооценку и внутреннее право на активность и принятие решений. К основным переменным этой группы, по нашим данным, относятся, в частности, удовлетворенность жизнью, осмысленность жизни, чувство связности (А. Антоновский) и субъективная витальность как диспозиция (Р. Райан, К. Фредерик), а также базовые убеждения (Р. Янофф-Бульман). 2. Психологические ресурсы саморегуляции. К ним мы относим психологические переменные, отражающие устойчивые, но выбранные из ряда альтернатив стратегии саморегуляции как способа построения динамического взаимодействия с обстоятельствами жизни, такие как мера субъективного контроля над ними или зависимости от них, устойчивые ожидания положительных или отрицательных исходов событий, стратегии взаимодействия со сложностью и неопределенностью, гибкость или ригидность целеполагания, характеристики связи усилий с результатами деятельности и др. В числе релевантных переменных можно назвать каузальные ориентации (Э. Деси, Р. Райан), локус контроля (Дж. Роттер), ориентацию на действие / состояние (Ю. Куль), самоэффективность (А. Бандура), толерантность к неопределенности, склонность к риску, поленезависимость, рефлексию, параметры временной перспективы. Некоторые психологические переменные, такие как оптимизм (Ч. Карвер, М. Шейер, М. Селигман) или жизнестойкость (С. Мадди), проявляют себя одновременно и как ресурсы устойчивости, снижая общую меру уязвимости субъекта для стрессовых ситуаций, и как ресурсы саморегуляции, определяя характер конкретных решений, принимаемых субъектом в процессе взаимодействия с обстоятельствами его жизни. 3. Мотивационные ресурсы, отражающие энергетическое обеспечение действий индивида по преодолению стрессовой ситуации. 4. Инструментальные ресурсы. К ним относятся способности (индивидуальные особенности, предсказывающие легкость и успешность выполнения того или иного класса задач), выученные (приобретенные) инструментальные навыки и компетенции, например навыки и стереотипы организации операциональной стороны деятельности, а также стереотипные тактики реагирования на те или иные ситуации (в том числе психологические защиты, или механизмы совладания в узком смысле слова). Особое значение мы придаем универсальным ресурсам саморегуляции. Они во многом компенсируют дефицит ресурсов устойчивости даже в наиболее экстремальных жизненных обстоятельствах. Эта группа ресурсов, в отличие от остальных, основана во многом на переструктурировании системных связей во взаимодействиях с миром и благодаря этому способна превращать в достоинства даже то, что на первый взгляд выглядит очевидным минусом (например, отчаяние, заставляющее отказаться от воспроизведения безуспешных попыток опереться на прошлый опыт [18], пессимизм и недоверие, повышающие тщательность определенных видов деятельности и внимательность к ошибкам [19], травма и другие жизненные обстоятельства, резко ограничивающие возможности субъекта). Все это мобилизует человека на изменение структуры и компенсаторное повышение качества саморегуляции своей жизнедеятельности; так, у определенной категории лиц с ограниченными возможностями здоровья травма парадоксальным образом оказывается ресурсом роста [20]; известно, что ситуации клинической смерти и других околосмертных переживаний, сталкивающих человека с осознанием реальности собственной смерти, приводят к повышению чувства ответственности за свою жизнь и, как следствие, повышению ее качества [21]. Можно привести прямую аналогию с законом экономической жизни, описанным как «ресурсное проклятие» и хорошо известным россиянам на собственном опыте: благоприятная экономическая конъюнктура и изобилие природных ресурсов приводят к снижению качества принимаемых решений, поскольку цена ошибки сравнительно невелика, и напротив, ситуация дефицита ресурсов делает цену ошибки высокой и вынуждает повысить качество саморегуляции. Ранее мы уже сформулировали это правило в виде общего экзистенциального закона: дефицит любого ресурса повышает эффективность его использования [22]. Именно применительно к ресурсам саморегуляции в ряде исследований сотрудников нашей лаборатории было показано, что они сливаются в единый фактор интегральных ресурсов личности [23-25]. Этот фактор напрямую не предсказывает благополучие, но опосредует влияние на него других ресурсов, а также благоприятных и неблагоприятных условий. В частности, в диссертационном исследовании Т.Ю. Ивановой [24] было показано, что личностные ресурсы выполняют несколько важных функций, и все они связаны не с прямым влиянием на благополучие, а с системным. Личностные ресурсы выполняют буферную функцию, уменьшая зависимость психологического благополучия от факторов среды и ситуации: люди с высокими личностными ресурсами склонны не замечать негативного влияния внешней среды, а у людей с низкими существует прямая связь с динамикой негативного влияния на психологическое благополучие. Личностные ресурсы выполняют фильтрующую функцию, опосредуя восприятие и оценку субъектом жизненных обстоятельств: люди с высокими и низкими личностными ресурсами по-разному относятся к требованиям на работе и в профессиональной деятельности. Личностные ресурсы выполняют мотивационную функцию, способствуя восприятию рабочих ресурсов как более доступных, а рабочих требований — как предметных задач, а не угрозы благополучию. От личностных ресурсов к личностному потенциалу Понятие ресурсов заимствовано из экономического контекста. Другой взаимосвязанной с ним экономической метафорой, описывающей интересующие нас закономерности, является метафора психологического капитала. Это понятие введено по аналогии с категорией капитала в экономике и с появившимися в последние десятилетия в науках о культуре и обществе понятиями «социальный капитал» и «символический капитал» (П. Бурдье). Одна трактовка психологического капитала, получившая в последние годы заметное распространение и популярность в организационном контексте, вводит понятие психологического капитала в прикладном контексте проблемы позитивного организационного поведения как ответ на вопрос о том, по каким критериям и достоинствам следует в первую очередь проверять и отбирать персонал для успешно работающих организаций [26]. Психологический капитал определяется в этом подходе операционально, как позитивное психологическое состояние развития, характеризующееся: 1) уверенностью в себе, или самоэффективностью, позволяющей прикладывать необходимые усилия для решения сложной задачи; 2) оптимизмом как позитивной атрибуцией текущих и будущих успехов; 3) надеждой как упорством в стремлении к цели вкупе со способностью менять ведущие к ней пути и 4) резилентностью, т.е. упругой устойчивостью к воздействию неблагоприятных обстоятельств [26. Р. 3]. Авторы разработали опросник для диагностики психологического капитала, включающий четыре соответствующих шкалы; хотя они подчеркивают, что психологический капитал как целое не сводится к сумме четырех его составляющих и представляет собой объяснительный конструкт более высокого порядка, чем просто очередной набор компетенций [26. Р. 19], в чем конкретно это проявляется, остается неясным. Хотя авторы сводят к минимуму теоретическое обоснование и осмысление своей модели, на уровне конкретных составляющих модель психологического капитала Ф. Лютанса с соавторами очень близка модели личностного потенциала. Другое, менее популярное, но более, на наш взгляд, глубокое понимание психологического капитала введено М. Чиксентмихайи [27, 28]. Его трактовка основана на идее ограниченного запаса психической энергии, которая, как и любые ресурсы, может «инвестироваться» в одни или другие виды деятельности, способные обеспечивать либо непосредственное удовлетворение, либо отсроченные выгоды, а может и «проматываться», не принося ни удовольствия, ни пользы. Пользу Чиксентмихайи в этом контексте рассматривает прежде всего в терминах развития навыков и повышения внутренней сложности. Примером занятий, ведущих к этому, могут служить благотворительная активность, спорт, творчество. Ресурсы внимания и психической энергии, вкладываемые в подобные занятия, обернутся в будущем прибылью, в то время как вложение их в занятия, приносящие непосредственные положительные эмоции, приведет к их потере. Ресурсы, вкладываемые в воспитание ребенка, превратятся в его социальный капитал и облегчат формирование его психологического капитала. При этом Чиксентмихайи подчеркивает, что речь не идет об «отсрочке удовлетворения» в духе протестантской этики; напротив, важно, чтобы занятия, способствующие формированию психологического капитала в терминах овладения более сложными умениями, несли в себе позитивные эмоции, но при этом требовали приложения усилий [27. Р. 79-80]. Эта модель дополняет и развивает концепцию истощения эго Р. Бау-майстера: саморегуляция представляет собой энергозатратный процесс, запас энергии тратится и на физическую, и на психологическую активность [29]. Чиксентмихайи показал, что мы сами по-разному можем управлять этой энергией. Внимание он рассматривает как главный компонент психологического капитала, который позволяет нам перенаправлять энергетические потоки на разные виды деятельности, не просто механически затрачивать энергию на решение задач, но самим управлять этим процессом. Капитал как экономическая категория обозначает ресурсы, которые вкладываются, принося прибыль, но сами не расходуются. У нас не становится меньше резилентности, меньше самоэффективности или меньше управления вниманием; наоборот, все эти ресурсы умножаются. Но где в этой модели инвестор, тот, кто управляет капиталом? Ресурсы сами себя ни во что не вкладывают. Вспомним библейскую притчу о двух рабах: один вложил свой ресурс (талант) в оборот, другой зарыл в землю. Эта притча говорит нам, что неважно, сколько у тебя ресурсов; если ты не знаешь, как ими пользоваться, их никогда не будет достаточно. Ответ на этот вопрос позволяет дать понятие личностного потенциала как потенциала саморегуляции [30]. В отличие от термина «капитал» термин «потенциал» — это физико-энергетическая метафора, смысл которой связан с физическим понятием потенциальной энергии как потенциальной способности тела выполнять работу. Понятия этого ряда в психологии предлагались В.М. Бехтеревым (самодеятельность), З. Фрейдом (работа бессознательного), П. Жане (работа личности), Ф.Е. Василюком (работа переживания) и др. Речь идет именно о работе саморегуляции, о процессах, которые разворачиваются после того, как мотивация сыграла свою роль, дав деятельности начальный толчок. Мы получили толчок и что-то начали делать, а дальше многое зависит от личностного потенциала саморегуляции. По сути, понятие личностного потенциала описывает систему индивидуальных различий, связанных с эффективностью управления энергетикой. Эволюционная тенденция к росту этой эффективности описана, в частности, в богатой по своим эвристическим возможностям теории энергоэволюционизма М.И. Веллера [31]. Хотя в современной психологии язык энергетических процессов не пользуется популярностью, возможно, разработка концепции личностного потенциала может вдохнуть в этот старый подход новую жизнь. Принцип саморегуляции как альтернатива идее линейной причинности Идея саморегуляции исторически возникла как альтернатива идее линейной причинности, предполагавшей, что любое наше действие где-то начинается и где-то кончается. Н.А. Бернштейн ввел принцип рефлекторного кольца как оппозицию идее рефлекторной дуги Павлова, у которого рефлекс имеет начало и конец. Бернштейн показал, что это бесконечный циклический процесс, который построен так, что на каждом шаге происходит оценка того, насколько то, что получается, близко к тому, чего нам бы хотелось, и внес необходимые коррективы в этот процесс для его оптимизации. Позднее эта модель саморегуляции получила известность благодаря работам Норберта Винера и его соавторов [32, 33]. В центре парадигмы саморегуляции находится идея непрерывных целесообразных изменений. Саморегуляция — это то, что срабатывает, когда не удается уйти от необходимости изменений в деятельности и личности. Ключевой момент механизмов саморегуляции — отрицательная обратная связь, т. е. сигналы об отклонении действительного от желаемого, что помогает нам не принимать желаемое за действительное. Положительная обратная связь — это отождествление желаемого и действительного, сигнал о том, что все в порядке, ничего не надо менять, можно продолжать в том же духе. По сравнению с реакцией на успех реакция на неудачу, на отклонение от цели обнаруживает гораздо больший диапазон и имеет гораздо больше последствий. Это основа любого развития, обучения, целесообразной активности всего живого. Личностный потенциал помогает осуществлять необходимые изменения, когда они должны быть осуществлены. В этом случае наша система будет продолжать совершенствоваться до естественного исчерпания ее физиологических ресурсов в виде старости и смерти. Есть определенные психологические характеристики, которые с этим связаны: активность, продуктивность, субъектность, резилентность, продуктивное совладание, самодетерминация, целенаправленность, гибкость. Плохая саморегуляция приводит к саморазрушению системы при достаточных физиологических ресурсах, когда система начинает действовать себе во вред, тратить ресурсы впустую. Мы обнаруживаем в этом случае такие признаки системы, как зависимость, конформность, уязвимость, виктимность, непродуктивность, ригидность. Эти два глобальных паттерна можно соотнести с такими конструктами, как антихрупкость и хрупкость (Талеб, 2014) [34]. Люди с низким личностным потенциалом, характеризующиеся хрупкостью, тоже могут быть успешны, но платят за это высокую цену — они не могут быть успешны и счастливы одновременно. Либо они отказываются от успеха и радуются жизни, либо достигают успехов, истощая свои ресурсы. Формы и уровни саморегуляции постоянно усложняются в ходе филогенетической и онтогенетической эволюции [32]. Самая простая из них — самоконтроль, т. е. торможение, блокирование непосредственных импульсивных реакций на внешние и внутренние раздражители. Взрослый человек обладает способностью, хоть и ограниченной, сказать «нет» своим потребностям [35]. Следующая форма — самодисциплина: отсрочка и, в более общем виде, планирование действий во времени. Для того чтобы осуществить переход от способности к самоконтролю и самодисциплине, нужна временная перспектива, способность к антиципации будущих событий, которая формируется постепенно в процессе развития. Третий уровень — самоуправление. Чтобы перейти от самодисциплины к самоуправлению и к регуляции поставленных целей, требуется толерантность к неопределенности, т. е. готовность реагировать на непредсказуемые внешние изменения за рамками принятых заранее планов и поставленных целей, менять цели и намерения, иными словами, готовность действовать в условиях, которые заранее не предопределены. Четвертый уровень — самодетерминация, способность самому ставить себе цели и определять направление своей деятельности. Наконец, на самом высшем уровне мы говорим о самоорганизации. Это качественные изменения системы в целом, связанные с повышением уровня ее сложности и организованности. Кроме эволюционной классификации по уровням сложности, виды саморегуляции можно классифицировать на основании разных критериев желаемого, которые лежат в основе оценки текущего положения дел [33]. Так, в 1980-е гг. была дискуссия М. Чиксентмихайи и Дж. Накамуры с Ч. Карвером и М. Шейером [30]. Карвер и Шейер в своей обобщенной модели саморегуляции поведения, опирающейся непосредственно на работы Н. Винера, вслед за Винером рассматривали в качестве критерия желаемого цели, преследуемые индивидом; М. Чиксентмихайи и Дж. Накамура не соглашались с принятием целей в качестве такого высшего критерия и обосновывали большую адекватность другого критерия — позитивных переживаний. Представляется вполне очевидным, что ни один из этих ответов не подходит в качестве универсального, напротив, оба они могут быть верными в конкретных случаях. Возможны и другие варианты критериев регуляции. 1. Первой разновидностью саморегуляции по этому основанию можно считать функциональную саморегуляцию. Сюда мы относим и текущую саморегуляцию функциональных состояний, и более развернутую во времени саморегуляцию функционирования организма в целом, включая вопросы здорового образа жизни. Желательным критерием хорошего функционирования и успешности функциональной саморегуляции выступает сбалансированность телесных и психических процессов и подсистем организма, проявляющаяся в целом ряде признаков, как объективных (антропометрические показатели, заболеваемость), так и субъективных (самочувствие). 2. Второй столь же хорошо изученной разновидностью саморегуляции выступает целевая саморегуляция. Критерием желаемого выступает цель, а регулируемым процессом — деятельность по ее достижению. Помимо уже упомянутой концепции Ч. Карвера и М. Шейера, к концепциям целевой саморегуляции относится и концепция осознанной саморегуляции О.А. Конопкина и В.И. Моросановой. Вместе с тем соотношение достижения целей и психологического благополучия, как показывают исследования последнего времени, неоднозначны, что свидетельствует об ограниченности моделей целевой саморегуляции. Многое зависит от специфики целей, их качества и связей с мотивацией. Так, например, успешное достижение внешне мотивированных целей, не связанных с собственным Я субъекта, не приводит к повышению благополучия, в отличие от внутренне мотивированных целей [34]. Поэтому целевая саморегуляция неизбежно должна рассматриваться в более общих жизненных контекстах. 3. Отдельной разновидностью интересующих нас процессов выступает эмоциональная саморегуляция, под которой понимается регуляция эмоциональных состояний. Критерием в данном случае является именно субъективное переживание. 4. Мотивационная саморегуляция личности направлена на обеспечение процессов выбора и осуществления субъектом своих мотивов [36]. Далеко не всегда этот процесс может быть редуцирован к достижению цели, а саморегуляция — к целевой. Это критерий более высокого ранга, по отношению к которому функциональные, целевые и эмоциональные критерии служат вспомогательными, более частными. 5. Наиболее общим контуром саморегуляции будет выступать саморегуляция жизнедеятельности в целом, или личностная саморегуляция. Применительно к саморегуляции жизнедеятельности критерием желаемого будет выступать «внутренняя необходимость жизни личности» [37], а этой внутренней необходимостью, в свою очередь, является «реализация своего пути, своего жизненного замысла» [37. С. 47]. Предложенное различение приводит к пониманию саморегуляции как иерархической системы, образуемой различными взаимосвязанными контурами; по отношению к большинству из них субъект может занимать активную позицию, произвольно выбирая и изменяя критерии желаемого и переключаясь с одной системы на другую. Это не относится, вероятно, только к наиболее общей системе саморегуляции жизнедеятельности, которой подчиняются остальные системы: мотивационной и целевой саморегуляции, с одной стороны, эмоциональной и функциональной — с другой. К системно-динамической модели регуляции деятельности Сказанное позволяет нам реконструировать путь к тому, чтобы наши действия были приятными, результативными и осмысленными. Удобно представить этот путь в виде последовательности внутренних вопросов и ответов на них. Первый вопрос — вопрос мотивации: мне это вообще надо? Ответ дается в терминах содержания, интенсивности и качества мотива, связи поставленной или принятой цели с личностью в целом в таких категориях, как личностный смысл, конкордантность или аутентичность. Положительный ответ санкционирует дальнейшее разворачивание деятельности, отрицательный — ее тормозит. Второй вопрос — насколько вероятным мы считаем успешное достижение желаемого результата. Даже самое сильное желание не приведет к действию, если оно сопровождается убеждением в невозможности достичь желаемого. Начиная с модели ожидаемой ценности Дж. Аткинсона, эта идея получила развитие в целом ряде теорий 1960-1970-х гг., связанных с различными трактовками «конструктов контроля» (Skinner, 1983) [38], т.е. конструируемых субъектом взаимосвязей между элементами деятельности, ее результатов и последствий. Ключевыми объяснительными понятиями выступают ожидание, каузальная атрибуция, локус контроля, выученная беспомощность, атрибутивный стиль, самоэффективность. Третий вопрос — начинать действовать или подождать? Этот аспект регуляции действия раскрывается в «модели Рубикона» Х. Хекхаузена, Ю. Куля и П. Голвитцера [11] и связан с отношением к неопределенности и принятием риска. Даже когда принципиальное решение принято, ничто не определяет момент перехода к реализации действия, кроме экзистенциального акта внутреннего принятия ответственности за него. Существуют индивидуальные различия в решительности, готовности принять эту ответственность, несмотря на всю сохраняющуюся неопределенность. Четвертый вопрос — все идет как надо или нет? Для ответа на этот вопрос необходимо разделить желаемое и действительное, преодолеть нарциссизм и увидеть реальность максимально трезво и объективно. Пятый вопрос — нужно ли и можно ли что-то менять в ходе деятельности? Постановке этого вопроса способствуют такие личностные характеристики, как гибкость, креативность. В случае их дефицита субъект стремится максимально сохранять статус кво, что является симптомом хрупкой организации деятельности [34]. Шестой вопрос — сохраняет ли изначальная цель свою актуальность на очередном этапе деятельности или уже пройденный путь привел к ее пересмотру, цель потеряла свой смысл и лучше бы от нее отказаться и поставить новую цель? Вызов отказа от цели представляет собой важную лакмусовую бумажку индивидуальных различий в саморегуляции [39]. Наконец, седьмой вопрос — не нужно ли пересмотреть ценностные основания своих действий? Возможность такого пересмотра является признаком автономной субъектности (Harre, 1979) [40]. Действительно, пока я «не могу пост

Ключевые слова

саморегуляция, ресурсы, благополучие, перспектива, эмоции, мотивация, психологический капитал, личностный потенциал, autoregulation (self-regulation), resources, well-being, perspective, emotions, motivation, psychological capital, personality potential

Авторы

Леонтьев Дмитрий Алексеевич

Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»

доктор психологических наук, профессор, заведующий Международной лабораторией позитивной психологии личности и мотивации

[email protected]

Всего: 1

Ссылки

Махнач А.В. Жизнеспособность человека и семьи: социально-психологическая пара дигма. М. : Институт психологии РАН, 2016.

Baumeister R. Escaping the Self: Alcoholism, Spirituality, Masochism, and Other Flights from the Burden of Selfhood. Basic Books, 1991

Baumeister R.F., Vohs K.D. The pursuit of meaningfulness in life // Handbook of Positive Psychology / eds. by C.R. Snyder, S.J. Lopez. New York : Oxford University Press, 2002. Р. 608-617.

Baumeister R.F., Vohs K.D., Aaker J.L., Garbinsky E.N. Some Key Differences Between a Happy Life and a Meaningful Life // The Journal of Positive Psychology. 2013. № 8. Р. 505-516.

Huta V., Ryan R.M. Pursuing pleasure or virtue: The differential and overlapping wellbeing benefits of hedonic and eudaimonic motives // Journal of Happiness Studies. 2010. № 11. Р. 735-762.

Леонтьев Д.А. Переживания, сопровождающие деятельность, и их диагностика // Современная психодиагностика России. Преодоление кризиса : сборник материалов III Всероссийской конференции по психологической диагностике / отв. ред. Н.А. Батурин. Челябинск : Издательский центр ЮУрГУ, 2015. Т. 1. С. 175-179.

Redelmeier D., Katz J., Kahneman D. Memories of colonoscopy: a randomized trial // Pain. 2003. № 104 (1-2). Р. 187-194.

Леонтьев Д.А. Подход через позитивные черты личности: от психологического бла гополучия к добродетелям и силам характера // Личностный потенциал: структура и диагностика / под ред. Д.А. Леонтьева. М. : Смысл, 2011. С. 76-91.

Осин Е.Н., Леонтьев Д.А. Апробация русскоязычных версий двух шкал экспрессоценки субъективного благополучия // Материалы III Всероссийского социологического конгресса. М. : Институт социологии РАН, 2008.

Мамардашвили М.К. Психологическая топология пути. М. : РХГИ, 1997.

Хекхаузен Х. Мотивация и деятельность. 2-е изд., перераб. М. : Смысл ; СПб. : Питер, 2003.

Ryan R.M., Deci E.L. Overview of self-determination theory: an organismic dialectical perspective // Handbook of self-determination research / ed. by E.L. Deci, R.M. Ryan. The University of Rochester Press, 2002. Р. 3-33. 12а. Леонтьев Д.А. Самоактуализация как движущая сила личностного развития: исто-рико-критический анализ // Современная психология мотивации / под ред. Д.А. Леонтьева. М. : Смысл, 2002. С. 13-46.

Duckworth A.L., Seligman M.E.P. Self-discipline outdoes IQ predicting academic performance in adolescents // Psychological Science. 2005. № 16 (12). Р. 939-944.

Amabile T.M. Beyond Talent: John Irving and the Passionate Craft of Creativity // American Psychologist. 2001. Vol. 56, № 4. Р. 333-336.

Леонтьев Д.А. Промежуточные итоги: от идеи к концепции, от переменных к системной модели, от вопросов к новым вопросам // Личностный потенциал: структура и диагностика / под ред. Д.А. Леонтьева. М. : Смысл, 2011. С. 669-675.

Леонтьев Д.А. Развитие личности в норме и в затрудненных условиях: вызовы и ресурсы // Культурно-историческая психология. 2014. № 3. С. 97-106.

Леонтьев Д.А. Психологические ресурсы преодоления стрессовых ситуаций: к уточнению базовых конструктов // Психология стресса и совладающего поведения в современном российском обществе : материалы II Международной научно-практической конференции. Кострома, 2010. Т. 2. С. 40-42.

Мамардашвили М.К. Лекции о Прусте (психологическая топология пути). М. : Ad Marginem, 1995.

Зелигман М. Как стать оптимистом. М. : АСТ, 1994.

Александрова Л.А., Лебедева А.А., Леонтьев Д.А. Ресурсы саморегуляции студентов с ограниченными возможностями здоровья как фактор эффективности инклюзивного образования // Личностный ресурс субъекта труда в изменяющейся России : материалы II Международной научно-практической конференции. Кисловодск : СевКавГТУ, 2009. Ч. 2 : Симпозиум «Субъект и личность в психологии саморегуляции». С. 11-16.

Леонтьев Д.А. Время как измерение человеческой жизни // Время пути: исследования и размышления / под ред. Р.А. Ахмерова, Е.И. Головахи, Е.Г. Злобиной, А.А. Кроника, Д.А. Леонтьева. Киев : Изд-во Ин-та социологии НАН Украины, 2008. С. 8-36.

Леонтьев Д.А. Экзистенциальный смысл суицида: жизнь как выбор // Московский психотерапевтический журнал. 2008. № 4. С. 58-82.

Лебедева А.А. Субъективное благополучие лиц с ограниченными возможностями здоровья : дис.. канд. психол. наук. М., 2012.

Иванова Т.Ю. Функциональная роль личностных ресурсов в обеспечении психологического благополучия : дис.. канд. психол. наук. М., 2016.

Иванова Т.Ю., Леонтьев Д.А., Рассказова Е.И. Функции личностных ресурсов в ситуации экономического кризиса // Психология : журнал высшей школы экономики. 2016. Т. 13, № 2. С. 323-346.

Luthans F., Youssef C.M., Avolio B.J. Psychological Capital: Developing the Human Competitive Edge. New York : Oxford University Press, 2007.

Csikszentmihalyi M. Good Business: Leadership, Flow, and the Making of Meaning. N.Y. : Penguin, 2003.

Csikszentmihalyi M. Materialism and the evolution of consciousness // Psychology and Consumer Culture: The Struggle for a Good Life in a Materialistic World / еds. by T. Kasser, A.D. Kanner. Washington (DC) : American Psychological Association, 2004. P. 91-106.

Baumeister R.F., Bratslavsky E., Muraven M., Tice D.M. Ego depletion: Is the active self a limited resource? // Journal of Personality and Social Psychology. 1998. № 74 (5). Р. 1252-1265.

Леонтьев Д.А. Личностный потенциал как потенциал саморегуляции // Ученые записки кафедры общей психологии МГУ им. М.В. Ломоносова / под ред. Б.С. Братуся, Е.Е. Соколовой. М. : Смысл, 2006. Вып. 2. С. 85-105.

Веллер М.И. Энергоэволюционизм. М. : Астрель, 2011.

Леонтьев Д.А. Саморегуляция как предмет изучения и как объяснительный принцип // Психология саморегуляции в XXI в. / под ред. В.И. Моросановой. СПб. ; М. : Нестор-История, 2011. С. 74-89.

Леонтьев Д.А. Виды и уровни саморегуляции в психологическом контексте // Личностный ресурс субъекта труда в изменяющейся России : материалы III Международной научно-практической конференции. Кисловодск ; Ставрополь ; Москва, 2013. Ч. 2: Симпозиум «Субъект и личность в психологии саморегуляции». С. 67-70.

Моросанова В. И. Психология саморегуляции. М. ; СПб. : Нестор-История, 2012.

Леонтьев Д.А., Сучков Д.Д. Постановка и достижение целей как фактор психологического благополучия // Психологические исследования. 2015. Т. 8, № 44. С. 1. URL: http://psystudy.ru

Талеб Н.Н. Антихрупкость: как извлечь выгоду из хаоса. М. : КоЛибри, 2014.

Франкл В. Человек в поисках смысла / под ред. Л.Я. Гозмана, Д.А. Леонтьева. М. : Прогресс, 1990.

Файзуллаев А.А. Мотивационная саморегуляция личности. Ташкент : Фан, 1987.

Василюк Ф.Е. Психология переживания: анализ преодоления критических ситуаций. М. : Изд-во Моск. ун-та, 1984.

Skinner E.A. A guide to constructs of control // Journal of Personality and Social Psychology. 1996. № 71. Р. 549-570.

Рассказова Е.И. Психологические факторы выбора и изменения стратегии действия // Психологический журнал. 2016. Т. 37, № 3. С. 39-49.

Harre R. Social being: a theory for social psychology. Oxford : Blackwell, 1979.

Гордеева Т.О. Психология мотивации достижения. 2-е изд. М. : Смысл, 2015.

Леонтьев Д.А. Личностное изменение человеческого развития // Вопросы психологии. 2013. № 3. C. 67-80.

Флоренский П.А. Столп и утверждение истины (1914). М. : Правда, 1990. Т. 1 (I).

Нарушения операционального уровня саморегуляции у лиц с расстройствами личности | Шеховцова

Рекомендуемое оформление библиографической ссылки:

Шеховцова Е.С., Булыгина В.Г. Нарушения операционального уровня саморегуляции у лиц с расстройствами личности // Российский психиатрический журнал. 2020. №5. С. 47-55.

Аннотация

В эмпирическом исследовании с целью определения операционального уровня саморегуляции у обвиняемых с расстройствами личности в диагностический комплекс включён новый инструмент оценки характеристик ситуационного анализа. Выделен симптомокомплекс психологических характеристик, отражающих нарушения операционально-технического уровня саморегуляции. В генезе криминального поведения наибольшее значение имеют интолерантность к неопределённости, неадекватность интерпретации ситуации, недостаток социальной направленности прогноза. Выделены прогностически значимые характеристики ситуационного анализа и операционального уровня саморегуляции при оценке степени дизрегуляции поведения в криминальной ситуации.

Ключевые слова расстройства личности; саморегуляция; дизрегуляция; криминальное поведение; ситуационный анализ

Литература

1. Korzun DN, Tkachenko AA. [Violations of the levels of regulation of activity and the legal criterion of limited legal capacity due to mental disorders]. Sibirskii vestnik psikhiatrii i narkologii [Siberian Bulletin of Psychiatry and Narcology]. 2013;4(79):68–73. Russian. 2. Lapshina EN. Osobennosti samoregulyatsii lits, priznannykh ogranichenno vmenyaemymi [PhD thesis]. [Moscow (Russia)]: FGU “GNTsSSP im. V.P. Serbskogo” [FSU Serbsky State Medical Center]; 2006. 265 p. Russian. 3. Kudryavtsev IA. [Forensic psychological examination of the orientation of the personality and features of violation of self-regulation of social behavior in borderline mental pathology]. Rossiiskii psikhiatricheskii zhurnal [Russian Journal of Psychiatry]. 2013;(4):9–19. Russian. 4. Savina OF, Makushkin EV, Morozova MV. [Algorithm of expert research of disregulation of activity in criminal situation in persons with mental disorders]. Rossiiskii psikhiatricheskii zhurnal [Russian Journal of Psychiatry]. 2018;(1):31–42. Russian. 5. Leont’ev DA. Psikhologiya smysla: priroda, stroenie i dinamika smyslovoi real’nosti. Moscow; 2003. 487 p. Russian. 6. Konopkin OA. Osoznannaya samoregulyatsiya kak kriterii sub»ektnosti. Voprosy psikhologii. 2008;(3):22–34. Russian. 7. Gorinov VV, Korzun DN, Vasyukov SA. Rasstroistva lichnosti: sovremennye klassifikatsii, diagnostika i osobennosti ekspertnoi otsenki. In: prof. VV Vandysh editor. Sudebnaya psikhiatriya. Aktual’nye problemi. Moscow; 2018. Issue 15. P. 50–63. Russian. 8. ICD-11 for Mortality and Morbidity Statistics. URL: https://icd.who.int/browse11/l-m/en (accessed: 28.04.2020). 9. Vinogradova MG. Smyslovaya regulyatsiya poznavatel’noi deyatel’nosti pri istericheskom rasstroistve lichnosti [PhD thesis]. [Moscow (Russia)]: MSU. [MGU]; 2004. 192 p. Russian. 10. Sazonova NI. Rasstroistva lichnosti kak uslovie, vliyayushchee na so-vershenie pravonarushenii. Vestnik moskovskogo universiteta MVD Rossii. 2010;(1):16–22. Russian. 11. Gorinov VV, Korzun DN, Vasyukov SA, Ilyushina EA. [Modern approaches to expert assessment of limited sanity]. Rossiiskii psikhiatricheskii zhurnal [Russian Journal of Psychiatry]. 2017;(3):10–8. Russian. 12. Gul’dan VV. Motivatsiya protivopravnykh deistvii u psikhopaticheskikh lichnostei [Doct of Psy. Sci. thesis]. [Moscow (Russia)]: MSU. [MGU]; 1985. 48 p. Russian. 13. Ratinova NA. Samoregulyatsiya povedeniya pri sovershenii agressivno-nasil’stvennykh prestuplenii [PhD thesis]. [Moscow (Russia)]: FGU “GNTsSSP im. V.P. Serbskogo” [FSU Serbsky State Medical Center]; 1998. 229 p. Russian. 14. Kalashnikova AS, Safuanov FS. Rol’ psikhicheskikh rasstroistv, ne isklyuchayushchikh vmenyaemosti, v formirovanii raznonapravlennoi agressii. Rossiiskii psikhiatricheskii zhurnal [Russian Journal of Psychiatry]. 2010;(4):16–22. Russian. 15. Kudryavtsev IA, Lapshina EN. Psikhologicheskie mekhanizmy i effekty vliyaniya patologii kharaktera na samoregulyatsiyu obshchestvenno opasnykh deistvii. Rossiiskii psikhiatricheskii zhurnal [Russian Journal of Psychiatry]. 2008;(3):29–35. Russian. 16. Bulygina VG, Shekhovtsova ES, Dubinskii AA. [Situational analysis in normal and in mental pathology]. Psikhicheskoe zdorov’e [Mental Health]. 2018;(2):26–31. Russian. 17. Gorinov VV, Korzun DN, Shekhovtsova ES. [Personality, personality disorder, dysregulation of behavior and activity]. Nevrologicheskii vestnik [Neurological Bulletin]. 2019;(3):28–31. Russian. 18. Loranger AW, Janka А, Sartorius N. Assessment and diagnosis of personality disorders. The ICD-10 international personality disorders examination (IPDE). New York: Cambridge University Press; 2007. 225 p. 19. Stroop JR. Studies of interference in serial verbal reactions. Journal of Experimental Psychology. 1935;18(6):643–62. 20. Kagan J. Reflection-impulsivity: The generality and dynamics of conceptual tempo. Journal of Abnormal Psychology. 1966;(71):17–24. 21. Morosanova VI. Individual’nyj stil’ samoregulyacii: fenomen, struktura i funkcii v proizvol’noj aktivnosti cheloveka. Moscow: Nauka; 1998. 192 p. Russian. 22. Kornilova TV. Neopredelennost’, vybor i intellektual’no-lichnostnyj potencial cheloveka (v razvitie smyslovoj teorii myshleniya). Metodologiya i istoriya psihologii. 2009;(4):47–59. Russian.

DOI: http://dx.doi.org/10.24411/1560-957Х-2020-10505

Метрики статей

Загрузка метрик …

_{Metrics powered by PLOS ALM}