Фатализм тезис: ФАТАЛИЗМ — это… Что такое ФАТАЛИЗМ?

Содержание

Фатализм — Блог Викиум

Фатализмом является течение в философии, которое утверждает, что все события в жизни человека неизбежны. Переводится слово «фатальный» как «рок». Фатализм и пессимизм имеют нечто общее, ведь и в том, и в другом случае человек ничего не предпринимает, чтобы как-то повлиять на судьбу. В этой статье вы узнаете более подробно о фатальности, а также познакомитесь с простыми примерами.

Что такое фатализм?

В современном мире теория о фатализме подразумевает причинность происходящего, напрямую связанного с законами Вселенной. Исходя их этого, можно говорить о том, что законы Вселенной индивид просто не в силах обойти и что-то изменить в своей жизни, так как эти попытки не увенчаются успехом.

По мнению Спинозы, человек для Вселенной — всего лишь пылинка, не способная распоряжаться собой. Определение фатализма в простой формулировке можно раскрыть как самую обычную человеческую судьбу. Такой же философской позиции придерживались и стоики. Они считали, что от фаталити нельзя отказаться и остается просто смириться со всем происходящим.

Отношение стоиков к фатализму

В подтверждение своего отношения к фатализму стоики даже придумали тезис, который говорит о том, что идущему судьба помогает преодолевать путь, а сопротивляющегося все равно будет тащить против его воли. Основной смысл данной фразы предполагает, что у каждого человека судьба уже заранее прописана, и что-то изменить в бытие просто не представляется возможным.

Дальнейшая жизнь человека зависит напрямую от его отношения к данной идее. Таким образом, есть тип людей, способных жить примирившись с таким положением дел, относясь ко всем ударам судьбы абсолютно спокойно, а есть люди, которые постоянно сопротивляются и при этом чувствуют себя очень несчастными.

Понятие «судьба» означает уже прописанные правила жизни, за которыми человек может просто наблюдать. В соответствии с видением стоиков, человек в любом случае будет идти по своему пути, но длина этого пути будет зависеть напрямую от восприятия.

Примеры фатализма

История представляет большое количество фаталистических примеров, когда великие люди принимали судьбоносные события, как должное и продолжали двигаться по течению. Ярким примеров является Юлий Цезарь, которого предостерегал прорицатель Спурина, говоря о то, что общение с супругой Кальпурнией может быть фатальным. Кроме того, Цезарю было сказано, чтобы он остерегался мартовских ид. Юлий Цезарь не придал значение этому предупреждению, в связи с чем и был зарезан теми, о ком его заранее предупреждали.

Подобная история случилась и с королем Швеции Густавом III. Он получил весть о том, что на предстоящем балу на него хотят совершить покушение. Все, что сделал Густав III с этой проблемой, — смирился, сказав, что именно это место прекрасно подойдет тем, кто хочет его убить. Несмотря на то, что бал был маскарадным, убийце все же удалось вычислить короля, после чего он и совершил покушение. Сразу Густав III не умер, так как пуля задела всего лишь ногу, но спустя почти 2 недели он скончался от заражения крови. Таким образом об этой ситуации можно говорить как о фатальной, ведь королю все равно не удалось избежать смерти.

Барон Унгерн известен своей отвагой, ведь в бою он всегда практически с голыми руками шел на своего противника. Он стал еще одним ярким примером фатализма. Однажды после боя в его одежде с обувью нашли около 70 пуль, которые даже не ранили Унгерна. Барон всегда верил гадалкам, и однажды одна из них рассказала ему, что через 130 дней тот умрет. Никакого изъяна в данном предсказании барон не нашел, ведь слова гадалки подтвердило еще несколько монахов, а число 130 он считал для себя роковым.

Все 130 дней происходило множество событий, когда барон был на волосок от смерти, его предавали собственные воины, по нему не раз открывали стрельбу, но Унгерну всегда удавалось спастись. Однако вскоре его взяли в плен, где он пытался сам себя убить, но по каким-то причинам не мог этого сделать. Спустя 130 отведенных дней, которые барону предсказала гадалка с монахами, Унгерна казнили. Барон был фаталистом и считал, что судьба предначертана свыше, а изменить что-то просто невозможно.

Словосочетание «злой рок» известно каждому, оно используется при объяснении многих негативных ситуаций, происходящих в жизни. В истории существует много учений, подтверждающих, что фатализм все же имеет место быть, и часто человек просто не способен что-то изменить. Тем не менее, есть люди, которые все же пытаются обойти намеченный путь, изменив свою жизнь в лучшую сторону. Если вы хотите пойти этой дорогой, то для начала следует пройти курс Викиум «Детоксикация мозга».

Читайте нас в Telegram — wikium

Виктор Франкл о фатализме, конформизме и нигилизме — Моноклер

Рубрики : Последние статьи, Психология, Публичные лекции

Become a Patron!

Виктор Франкл о том, какие коллективные неврозы преследуют людей эпохи автоматизации, как врожденная воля к смыслу замещается волей к власти и удовольствиям или вовсе вытесняется постоянным увеличением темпа жизни и почему проблема поиска смысла не может ограничиться простым продолжением рода.

Кажется, нет нужды представлять Виктора Франкла читателям нашего журнала: великий психиатр, сумевший на основе пережитого им в концлагерях опыта создать уникальный метод терапии, направленный на поиск смыслов во всех проявлениях жизни, даже самых невыносимых, появлялся на страницах «Моноклера» не раз: о его военном опыте можно прочитать в выбранных нами фрагментах книги «Сказать жизни «Да!». Психолог в концлагере», а о логотерапии — в статье «Десять тезисов о личности».

Но сегодня мы публикуем лекцию «Коллективные неврозы наших дней», которую Виктор Франкл прочел 17 сентября 1957 г. в Принстонском университете. Чем она так интересна? Не только подробным анализом психического состояния людей, которым довелось родиться в эпоху войн, тотальной автоматизации жизни и обесценивания личности, но и размышлениями Франкла о тех последствиях, к которым ведут выделенные им симптомы: ученый объясняет, как эфемерное отношение к жизни ведет к отказу от долгосрочного планирования и целеполагания, фатализм и невротическая тенденция к обесцениванию делают людей легко управляемыми «гомункулами», конформизм и  коллективное мышление ведут к отрицанию собственной личности, а фанатизм — к игнорированию личностей других.

Психиатр уверен, что причина всех симптомов коренится в страхе свободы, ответственности и в бегстве от них, а скука и апатия, преследующие не одно поколение людей, — это проявления экзистенциального вакуума, в котором оказывается человек, добровольно отказавшийся от поиска смысла или заменивший его стремлением к власти, удовольствиям и простому продолжению рода, что, как уверен Франкл, лишено всякого смысла (да, да — и в этой последней надежде оправдать свое существование он нам отказал).

«Если жизнь целого поколения людей бессмысленна, то разве не бессмысленно пытаться эту бессмысленность увековечить?»

Предлагает ли Виктор Франкл какие-то варианты выхода из этого вакуума и экзистенциальной фрустрации? Конечно, но об этом нам расскажет сам мэтр. Читаем.

 

Коллективные неврозы наших дней

Темой моей лекции является «болезнь нашего времени». Сегодня вы вверяете решение этой задачи психиатру, поэтому я, видимо, должен рассказать вам о том, что думает психиатр о современном человеке, соответственно, речь должна идти о «неврозах человечества».

Кому-то в этой связи покажется небезынтересной книга под названием: «Нервное расстройство — заболевание нашего времени». Имя автора — Венк, и книга была опубликована в 53-м году, только не в 1953-м, а в 1853-м…

Таким образом, нервное расстройство, невроз не принадлежит исключительно к современным заболеваниям. Хиршман из Кречмеровской клиники Тюбингенского университета статистически доказал, что, без всякого сомнения, неврозы в последние десятилетия стали встречаться чаще; изменилась и симптоматика. Удивительно, что в контексте данных изменений показатели симптома тревожности пошли на убыль. Поэтому нельзя сказать, что тревожность составляет болезнь нашего века.

Установлено, что состояние тревожности не имело тенденций к экспансии не только в последние десятилетия, но и в последние века. Американский психиатр Фрихен утверждает, что в более ранние века состояние тревожности было наиболее распространенным, и что для этого было больше соответствующих причин, чем в наши дни, — он имеет в виду судебные процессы над колдунами, религиозные войны, миграцию народов, работорговлю и эпидемии чумы.

Одним из наиболее часто упоминаемых утверждений Фрейда является то, что человечество оказалось тяжело поражено нарциссизмом по трем причинам: во-первых, из-за учения Коперника, во-вторых, из-за учения Дарвина и, в-третьих, из-за самого Фрейда. Мы с готовностью принимаем третью причину. Однако в отношении первых двух нам не понятно, почему объяснения, связанные с «местом» (Коперник), которое занимает человечество, или с тем, «откуда» (Дарвин) оно взялось, могут оказывать столь сильное воздействие. На достоинство человека никак не влияет то, что он живет на Земле, планете Солнечной системы, не являющейся центром Вселенной. Беспокоиться об этом — все равно, что беспокоиться из-за того, что Гёте не родился в центре Земли, или из-за того, что Кант не жил на магнитном полюсе. Почему то, что человек не является центром Вселенной, должно влиять на его значимость? Умаляет ли достижения Фрейда то обстоятельство, что большую часть своей жизни он провел не в центре Вены, а в девятом районе города? Очевидно, что все, что связано с достоинством человека, зависит не от его местоположения в материальном мире. Короче говоря, мы столкнулись со смешением различных измерений бытия, с игнорированием онтологических различий. Только для материализма светлые годы могут быть мерой величия.


Читайте также Карл Роджерс: что значит «становиться человеком»?

Таким образом, если — с точки зрения quaestio jurisⓘ«вопроса права» — Пер. с лат. — мы оспариваем право человека считать, что его достоинство зависит от духовных категорий, то с точки зрения quaestio factiⓘ«вопроса факта» — Пер. с лат. — можно усомниться в том, что Дарвин снизил самооценку человека. Может даже показаться, что он повысил ее. Потому что «прогрессивно» мыслящее, помешанное на прогрессе поколение эпохи Дарвина, мне кажется, вовсе не чувствовало себя униженным, но, скорее, гордилось тем, что обезьяньи предки человека смогли эволюционировать так далеко, что ничто не может помешать развитию человека и превращению его в «сверхчеловека». В самом деле, то, что человек встал прямо, «повлияло на его голову».

Откуда же тогда создалось впечатление, что случаи неврозов участились? По моему мнению, это произошло вследствие роста чего-то, что вызывает потребность в психотерапевтической помощи. Действительно, люди, которые шли в прошлом к пастору, священнику или раввину, сегодня обращаются к психиатру. Но сегодня они отказываются идти к священнику, так что доктор вынужден быть, как я называю, медицинским духовником. Эти функции духовника стали присущи не только неврологу или психиатру, но и любому доктору. Хирургу приходится выполнять их, например, в неоперабельных случаях, или когда он вынужден сделать человека инвалидом, проводя ампутацию; ортопед же сталкивается с проблемами медицинского духовника, когда он имеет дело с покалеченными; дерматолог — когда лечит обезображенных пациентов, терапевт — когда беседует с неизлечимыми больными, и, наконец, гинеколог — когда к нему обращаются с проблемой бесплодия.

Не только неврозы, но даже психозы в настоящее время не имеют тенденции к росту, при этом с течением времени они видоизменяются, но их статистические показатели остаются на удивление стабильными. Я хотел бы проиллюстрировать это на примере состояния, известного как скрытая депрессия: у прошлого поколения скрытыми были навязчивая неуверенность в себе, связанная с чувством вины и угрызениями совести. У нынешнего поколения, однако, симптоматологически доминируют жалобы на ипохондрию. Депрессия — состояние, связанное с бредовыми идеями. Интересно посмотреть, как изменилось содержание этих бредовых идей в течение последних нескольких десятилетий. Мне представляется, что дух времени проникает в самые глубины психической жизни человека, поэтому бредовые идеи наших пациентов формируются в соответствии с духом времени и изменяются вместе с ним. Кранц в Майнце и фон Орелли в Швейцарии утверждают, что современные бредовые идеи по сравнению с тем, что было раньше, в меньшей степени характеризуются доминированием чувства вины — вины перед Богом, и в большей — беспокойством о собственном теле, физическом здоровье и работоспособности. В наше время бредовая идея греха вытесняется страхом болезни или бедности. Современный пациент озабочен своим моральным состоянием в меньшей степени, чем состоянием своих финансов.

Изучая статистику неврозов и психозов, давайте обратимся к тем цифрам, которые связаны с самоубийствами. Мы видим, что цифры изменяются с течением времени, но не так, как, казалось бы, они должны изменяться. Потому что существует хорошо известный эмпирический факт, что во времена войн и кризисов число самоубийств снижается. Если вы попросите меня объяснить это явление, то я приведу слова архитектора, который однажды сказал мне: лучший способ укрепить и усилить ветхую структуру — это увеличить нагрузку на нее. Действительно, психическое и соматическое напряжение и нагрузка, или то, что в современной медицине известно как «стресс», далеко не всегда является патогенным и приводит к возникновению заболевания. Из опыта лечения невротиков мы знаем, что, потенциально, освобождение от стресса так же патогенно, как и возникновение стресса. Под давлением обстоятельств бывшие пленные, бывшие узники концлагерей, а также беженцы, пережив тяжелейшие страдания, были вынуждены и оказались способны действовать на пределе своих возможностей, проявив себя с лучшей стороны, и эти люди, как только с них сняли стресс, неожиданно освободив, психически оказались на краю могилы. Я всегда вспоминаю эффект «кессонной болезни», который переживают водолазы, если их слишком быстро вытаскивают на поверхность из слоев повышенного давления.

Давайте вернемся к тому факту, что число случаев заболевания неврозами — по крайней мере в точном клиническом смысле этого слова — не увеличивается. Это означает, что клинические неврозы ни в коей мере не становятся коллективными и не угрожают человечеству в целом. Или скажем более осторожно: это всего лишь означает, что коллективные неврозы так же, как и невротические состояния — в самом узком, клиническом, смысле этого слова, — не являются неизбежными!

Сделав эту оговорку, давайте обратимся к тем чертам характера современного человека, которые можно назвать неврозоподобными, или «сходными с неврозами». Согласно моим наблюдениям, коллективные неврозы нашего времени характеризуются четырьмя главными симптомами:

1) Эфемерное отношение к жизни. Во время последней войны человек должен был учиться доживать до следующего дня; он никогда не знал, увидит ли следующий рассвет. После войны это отношение сохранилось в нас, оно укрепилось страхом перед атомной бомбой. Кажется, что люди оказались во власти средневекового настроения, лозунгом которого является: «Apr’es moi la bombe atomique»ⓘ«После меня хоть атомная война» — Пер. с фр.. И поэтому они отказываются от долгосрочного планирования, от постановки определенной цели, которая бы организовывала их жизнь. Современный человек живет мимолетно, день ото дня, и не понимает, что теряет при этом. Он также не осознает истинность слов, сказанных Бисмарком: «В жизни мы относимся ко многому, как к визиту к дантисту; мы всегда верим, что нечто настоящее еще только должно произойти, тем временем оно уже происходит». Давайте возьмем за образец жизнь многих людей в концентрационном лагере. Для раввина Ионы, для д-ра Флейшмана и для доктора Вольфа мимолетной не была даже лагерная жизнь. Они никогда не относились к ней как к чему-то временному. Для них эта жизнь стала конфирмацией и вершиной их существования.

2) Другим симптомом является фаталистское отношение к жизни. Эфемерный человек говорит: «Нет смысла строить планы на жизнь, поскольку однажды атомная бомба все равно взорвется». Фаталист говорит: «Строить планы даже невозможно». Он рассматривает себя как игрушку внешних обстоятельств или внутренних условий и поэтому позволяет управлять собой. Он не управляет сам, а лишь выбирает вину за то или иное в соответствии с учениями современного нигилизма. Нигилизм держит перед ним кривое зеркало, искажающее изображения, в результате чего он представляет себя или психическим механизмом, или просто продуктом экономической системы.


По теме «Человек Одинок»: Эрих Фромм о мире потребления и подлинном бытии

Я называю этот вид нигилизма «гомункулизмом», поскольку человек заблуждается, считая себя продуктом того, что его окружает, или собственного психофизического склада. Последнее утверждение находит поддержку в популярных интерпретациях психоанализа, который приводит множество доводов в пользу фатализма. Глубинная психология, которая видит свою главную задачу в «разоблачении», наиболее действенна при лечении невротической тенденции к «обесцениванию». В то же время мы не должны игнорировать факт, отмеченный известным психоаналитиком Карлом Штерном: «К несчастью, существует широко распространенное мнение, будто редуктивная философия является частью психоанализа. Это типично для мелкобуржуазной посредственности, которая с презрением относится ко всему духовному» ⓘК. Stern, Die dritte Revolution. Salzburg: Muller, 1956, p. 101. Для большинства современных невротиков, которые обращаются за помощью к заблуждающимся психоаналитикам, характерно презрительное отношение ко всему, имеющему отношение к духу и, в особенности, к религии. При всем уважении к гению Зигмунда Фрейда и его достижениям первооткрывателя мы не должны закрывать глаза на тот факт, что сам Фрейд был сыном своей эпохи, зависимым от духа своего времени. Конечно, рассуждения Фрейда о религии, как об иллюзии или о навязчивом неврозе Бога, как образа своего отца, были выражением этого духа. Но даже сегодня, после того, как прошло несколько десятилетий, опасность, о которой Карл Штерн предупреждал нас, нельзя недооценивать. При этом сам Фрейд вовсе не был человеком, который бы слишком глубоко исследовал духовное и моральное. Разве он не говорил, что человек еще более аморален, чем представляет себе, но также гораздо более морален, чем думает о себе? Я бы закончил эту формулу, добавив, что он часто еще более религиозен, чем подозревает об этом. Я бы не стал исключать из этого правила и самого Фрейда. В конце концов, именно он однажды апеллировал к «нашему Божественному Логосу».

Сегодня даже сами психоаналитики ощущают кое-что, что можно, вспоминая заглавие книги Фрейда «Недовольство культурой», назвать «неудовлетворенность популярностью». Слово «сложный» стало приметой наших дней. Американские психоаналитики жалуются, что так называемые свободные ассоциации, частично использующие базовую аналитическую технику, уже в течение долгого времени не являются действительно свободными: пациенты узнают слишком много о психоанализе еще до того, как они приходят на прием. Интерпретаторы более не доверяют даже рассказам пациентов о своих сновидениях. Они слишком часто подаются в искаженном виде. Так, во всяком случае, говорят знаменитые аналитики. Как отмечает Эмиль Газе, редактор Американского психотерапевтического журнала, пациенты, обращающиеся к психоаналитикам, видят сновидения на тему эдипова комплекса, пациенты адлерианской школы видят в сновидениях борьбу за власть, а пациенты, обращающиеся к последователям Юнга, наполняют свои сны архетипами.

3) После краткого экскурса в психотерапию вообще и в проблемы психоанализа в частности, мы вновь возвращаемся к чертам коллективно-невротического характера в современном человеке и переходим к рассмотрению третьего из четырех симптомов: конформизму, или коллективному мышлению. Он проявляет себя, когда обычный человек в повседневной жизни желает быть как можно менее заметным, предпочитая растворяться в толпе. Конечно, мы не должны смешивать между собой толпу и общество, поскольку между ними есть существенное различие. Обществу, чтобы быть настоящим, нужны личности, и личность нуждается в обществе как сфере проявления своей активности. Толпа — это другое; она чувствует себя задетой присутствием оригинальной личности, поэтому подавляет свободу индивида и нивелирует личность.


Углубляемся Карл Густав Юнг: «Чем больше толпа, тем ничтожнее индивид»

4) Конформист, или коллективист, отрицает свою собственную личность. Невротик, страдающий от четвертого симптома — фанатизма, отрицает личность в других. Никто не должен превосходить его. Он не хочет слушать никого, кроме самого себя. На самом деле у него нет собственного мнения, он просто выражает расхожую точку зрения, которую присваивает себе. Фанатики все больше политизируют людей, в то время как настоящие политики должны все больше очеловечиваться. Интересно, что первые два симптома — эфемерная позиция и фатализм, наиболее распространены, на мой взгляд, в западном мире, в то время как два последних симптома — конформизм (коллективизм) и фанатизм — доминируют в странах Востока.

Насколько распространены эти черты коллективного невроза среди наших современников? Я попросил нескольких своих сотрудников протестировать пациентов, выглядевших, по крайней мере в клиническом смысле, психически здоровыми, которые только что прошли курс лечения в моей клинике в связи с жалобами органико-неврологического характера. Им задали четыре вопроса, чтобы выяснить, в какой мере они проявляли те или иные симптомы из четырех упомянутых. Первым вопросом, направленным на проявление эфемерной позиции, был следующий: считаете ли вы, что стоит предпринимать какие-либо действия, если мы все, возможно, однажды погибнем от атомной бомбы? Второй вопрос, проявляющий фатализм, формулировался таким образом: считаете ли вы, что человек является продуктом и игрушкой внешних и внутренних сил? Третьим вопросом, вскрывающим тенденции к конформизму или коллективизму, был такой: считаете ли вы, что лучше всего не привлекать к себе внимания? И, наконец, четвертый, по-настоящему хитрый вопрос, был сформулирован так: считаете ли вы, что кто-либо, убежденный в своих лучших намерениях в отношении своих друзей, имеет право использовать любые средства, которые считает нужными для достижения своей цели? Разница между фанатичными и человечными политиками заключается в следующем: фанатики считают, что цель оправдывает средства, в то время, как мы знаем, есть средства, которые оскверняют даже самые святые цели.

Итак, среди всех этих людей только один человек оказался свободным от всех симптомов коллективного невроза; 50% опрошенных проявили три, а то и все четыре симптома.

Я обсуждал эти и другие аналогичные результаты в Северной и Южной Америке, и везде меня спрашивали о том, является ли такое положение дел характерным только для Европы. Я отвечал: возможно, что у европейцев в более острой форме проявляются черты коллективного невроза, но опасность — опасность нигилизма — носит глобальный характер. В самом деле, можно заметить, что все четыре симптома коренятся в страхе свободы, в страхе ответственности и в бегстве от них; свобода вместе с ответственностью делают человека духовным существом. А нигилизм, по-моему, можно определить как то направление, в котором следует человек, утомившийся и уставший от духа. Если представить себе, как мировая волна нигилизма катится, нарастая, вперед, то Европа занимает положение, подобное сейсмографической станции, регистрирующей на ранней стадии грядущее духовное землетрясение. Может быть, европеец более чувствителен к ядовитым испарениям, исходящим от нигилизма; будем надеяться, что он в результате окажется в состоянии изобрести противоядие, пока для этого есть время.

Я только что говорил о нигилизме и в связи с этим хочу отметить, что нигилизм — это не философия, утверждающая, что существует только ничто, nihil — ничего, и поэтому Бытия нет; нигилизм — это точка зрения на жизнь, которая приводит к утверждению, что Бытие бессмысленно. Нигилист — это человек, который считает, что Бытие и все выходящее за пределы его собственного существования бессмысленно. Но отдельно от этого академического и теоретического нигилизма существует практический, так сказать, «житейский» нигилизм: он проявляется, и сейчас ярче чем когда-либо раньше, у людей, которые считают свою жизнь бессмысленной, которые не видят смысла в своем существовании и поэтому думают, что оно ничего не стоит.

Развивая свою концепцию, скажу, что наиболее сильное влияние на человека оказывает не воля к удовольствию, не воля к власти, но то, что я называю волей к смыслу: коренящееся в его природе стремление к высшему и конечному смыслу своего бытия, борьба за него. Эта воля к смыслу может быть фрустрирована. Я называю этот фактор экзистенциальной фрустрацией и противопоставляю ее сексуальной фрустрации, которой так часто приписывается этиология неврозов.

У каждой эпохи свои неврозы, и каждая эпоха нуждается в своей психотерапии. Экзистенциальная фрустрация сегодня, как мне представляется, играет в формировании неврозов по крайней мере такую же важную роль, какую прежде играла фрустрация сексуальная. Я называю такие неврозы ноогенными. Когда невроз является ноогенным, он коренится не в психологических комплексах и травмах, но в духовных проблемах, моральных конфликтах и экзистенциальных кризисах, поэтому такой коренящийся в духе невроз требует от психотерапии сосредоточения на духе — это то, что я называю логотерапией, в отличие от психотерапии в самом узком смысле этого слова. Как бы то ни было, логотерапия результативна при лечении даже невротических случаев, имеющих психогенное, а не ноогенное происхождение.

Адлер познакомил нас с важным фактором формирования неврозов, который он назвал чувством неполноценности, но для меня очевидно, что сегодня чувство бессмысленности играет не менее важную роль: не чувство того, что твое бытие менее ценно, чем бытие других людей, но чувство того, что жизнь вообще больше не имеет смысла.

Современному человеку угрожает утверждение бессмысленности его жизни, или, как я называю его, экзистенциальный вакуум. Так когда этот вакуум проявляется, когда этот, столь часто скрытый вакуум заявляет о себе? В состоянии скуки и апатии. И сейчас мы можем понять всю актуальность слов Шопенгауэра о том, что человечество обречено вечно качаться между двумя крайностями желания и скуки. Действительно, скука сегодня ставит перед нами — и пациентами, и психиатрами — больше проблем, чем желания и даже так называемые сексуальные желания.

Проблема скуки становится все более насущной. В результате второй промышленной революции так называемая автоматизация, вероятно, приведет к огромному увеличению свободного времени среднего рабочего. И рабочие не будут знать, что им делать со всем этим свободным временем.


Читайте также Особенности массовой культуры: Эрнест ван ден Хааг об отчуждении и стандартизации

Но я вижу и другие опасности, связанные с автоматизацией: однажды человек в своем самопонимании может оказаться под угрозой уподобления себя думающей и считающей машине. Сперва он понимал себя творением — как бы с точки зрения своего творца, Бога. Затем пришел машинный век, и человек начал видеть в себе творца — как бы с точки зрения своего творения, машины: I’homme machine, — как считает Ламетри. Сейчас мы живем в век думающей и считающей машины. В 1954 году швейцарский психиатр писал в Венском неврологическом журнале: «Электронный компьютер отличается от человеческого разума только тем, что работает, в основном, без помех, чего, к сожалению, нельзя сказать о человеческом разуме». Такое утверждение несет в себе опасность нового гомункулизма. Опасность, что однажды человек может вновь неверно понять себя и истолковать снова как «ничего, кроме». В соответствии с тремя великими гомункулизмами — биологизмом, психологизмом и социологизмом, — человек был «ничем, кроме» автоматических рефлексов, множества влечений, психического механизма, или просто продуктом экономической системы. Кроме этого, человеку не осталось ничего, человеку, которого в псалме назвали «paulo minor Angelis», поместив, таким образом, чуть ниже ангелов. Человеческая сущность оказалась как бы несуществующей. Мы не должны забывать, что гомонкулизм может оказывать влияние на историю, во всяком случае, уже делал это. Нам достаточно вспомнить, что не так давно понимание человека, как «ничего, кроме» продукта наследственности и окружающей среды, или «Крови и Земли», как его потом назвали, толкнуло нас к историческим катаклизмам. Во всяком случае, я считаю, что от гомункулистского образа человека лежит прямая дорожка к газовым камерам Аушвица, Треблинки и Майданека. Искажение образа человека под влиянием автоматизации по-прежнему представляет собой отдаленную опасность. Нашей, врачебной, задачей является не только распознавание и, если необходимо, лечение болезни, включая психические заболевания и даже связанные с духом нашего времени, но также предотвращение их, когда только возможно, поэтому у нас есть право предупредить о грядущей опасности.

До экзистенциальной фрустрации я говорил о том, что недостаток знаний о смысле существования, который только и может сделать жизнь стоящей, способен вызывать неврозы. Я описал то, что называется неврозом безработицы. В последние годы активизировалась другая форма экзистенциальной фрустрации: психологический кризис выхода на пенсию. Им должны заниматься психогеронтология или геронтопсихиатрия.

Жизненно важным является возможность направить чью-то жизнь к цели. Если человек лишен профессиональных задач, ему надо найти другие жизненные задачи. Я считаю, что первой и главной целью психогигиены является стимулирование человеческой воли к смыслу жизни путем предложения человеку таких возможных смыслов, какие находятся за пределами его профессиональной сферы. Ничто так не помогает человеку выжитьⓘАмериканский психиатр Дж. Е. Нардини («Survival Factors in American Prisoners of War of the Japanese», The American Journal of Psychiatry, 109: 244, 1952) отметил, что американские солдаты, попавшие в плен к японцам, имели бы больше шансов на выживание, если бы у них было позитивное видение жизни, направленное на цель более достойную, чем выживание. и сохранить здоровье, как знание жизненной задачи. Поэтому мы понимаем мудрость слов Харви Кушинга, которые приводит Персиваль Бейли: «Единственный способ продлить жизнь — всегда иметь незавершенную задачу». Я сам никогда не видел такой горы книг, ожидающих прочтения, какая высится на столе девяностолетнего венского профессора психиатрии Жозефа Берже, чья теория шизофрении много десятилетий тому назад дала так много для исследований в этой области.

Духовный кризис, связанный с выходом на пенсию, представляет собой, если сказать точнее, постоянный невроз безработного. Но существует также временный, периодически возникающий невроз — депрессия, которая причиняет страдание людям, начинающим осознавать, что их жизнь недостаточно содержательна. Когда каждый день недели превращается как бы в воскресенье, неожиданно дает о себе знать чувство экзистенциального вакуума.

Как правило, экзистенциальная фрустрация не проявляет себя, существуя, обычно, в завуалированной и скрытой форме, но нам известны все маски и образы, под которыми ее можно распознать.

При «заболевании властью» фрустрированная воля к смыслу замещается компенсирующей ее волей к власти. Профессиональная работа, в которую с головой уходит руководящий работник, на самом деле означает, что его маниакальный энтузиазм является самоцелью, которая никуда не ведет. То, что старые схоласты называли «ужасной пустотой», существует не только в царстве физики, но и в психологии; человек боится своей внутренней пустоты — экзистенциального вакуума и бежит от него в работу или в удовольствие. Если место его фрустрированной воли к смыслу занимает воля к власти, то это может быть экономическая власть, которая выражается волей к деньгам и является наиболее примитивной формой воли к власти.

По-другому дело обстоит у жен руководящих работников, страдающих «заболеванием властью». В то время как у руководящего работника слишком много дел, не позволяющих перевести дыхание и побыть наедине с самим собой, женам многих руководящих работников часто нечем заняться, у них столько свободного времени, что они не знают, что с ним делать. Они также оказываются в тупике, когда сталкиваются с экзистенциальной фрустрацией, только у них это связано с неумеренным потреблением алкоголя. Если мужья трудоголики, то у их жен развивается дипсомания: они бегут от внутренней пустоты на бесконечные вечеринки, у них развивается страсть к сплетням, к игре в карты.

Их фрустрированная воля к смыслу, таким образом, компенсируется не волей к власти, как у их мужей, но волей к удовольствиям. Естественно, это может быть и секс. Мы часто обращаем внимание на то, что экзистенциальная фрустрация ведет к сексуальной компенсации и что за экзистенциальной фрустрацией стоит фрустрация сексуальная. Сексуальное либидо процветает в условиях экзистенциального вакуума.


По теме Эрих Фромм: «Если вы спросите людей, что такое рай, они скажут, что это большой супермаркет»

Но, кроме всего вышеперечисленного, есть еще один способ избегания внутренней пустоты и экзистенциальной фрустрации: езда с бешеной скоростью. Здесь я хочу прояснить широко распространенное заблуждение: темп нашего времени, связанный с техническим прогрессом, но не всегда являющийся следствием последнего, может быть источником только физических заболеваний. Известно, что за последние десятилетия от инфекционных болезней умерло гораздо меньше людей, чем когда-либо прежде. Но этот «дефицит смерти» с лихвой компенсировался дорожными инцидентами со смертельным исходом. Однако на психологическом уровне картина иная: скорость нашего времени не является, как часто считают, причиной заболеваний. Наоборот, я считаю, что присущие нашему времени высокий темп и спешка, скорее, представляют собой безуспешную попытку излечить самих себя от экзистенциальной фрустрации. Чем менее способен человек определить цель своей жизни, тем более он ускоряет ее темп.

Я вижу попытку под шум двигателей, как vis a tergo быстро развивающейся моторизации, убрать с дороги экзистенциальный вакуум. Моторизация может компенсировать не только чувство бессмысленности жизни, но также чувство банальной ущербности существования. Не напоминает ли нам поведение такого количества моторизованных parvenusⓘВыскочка (фр.). — Прим. пер. то, что зоопсихологи, изучающие животных, называют поведением, направленным на то, чтобы произвести впечатление?

То, что производит впечатление, часто используется для компенсации чувства ущербности: социологи называют это престижным потреблением. Я знаю крупного промышленника, который как пациент представляет собой классический случай заболевшего властью человека. Вся его жизнь подчинялась одному-единственному желанию, ради удовлетворения которого он, истощая себя работой, разрушил свое здоровье, — у него был спортивный самолет, но он не был удовлетворен, потому что хотел самолет реактивный. Соответственно, его экзистенциальный вакуум был так велик, что преодолеть его можно было только со сверхзвуковой скоростью.

Мы говорили, с позиции психогигиены, о той опасности, которую в наше время представляет нигилизм и гомункулистский образ человека; психотерапия сможет устранить эту опасность только в том случае, если убережет себя от заражения гомункулистским образом человека. Но если психотерапия будет под человеком понимать всего лишь существо, которое воспринимается «ничем, кроме» так называемых ид и суперэго, к тому же, с одной стороны, «управляемого» ими, а с другой стороны, стремящегося их примирить, то гомункулус, являющийся карикатурой на то, что есть человек, будет сохранен.

Человек не «управляем», человек сам принимает решения. Человек свободен. Но мы предпочитаем вместо свободы говорить об ответственности. Ответственность предполагает, что есть то, за что мы ответственны, а именно — за выполнение конкретных личных требований и задач, за осознание того уникального и индивидуального смысла, который каждый из нас должен реализовывать. Поэтому я считаю неверным говорить только о самореализации и самоактуализации. Человек будет реализовывать себя лишь в той степени, в какой он выполняет в окружающем мире определенные конкретные задачи. Так что не per intentionem, но per effectum.

С аналогичных позиций мы рассматриваем и волю к удовольствию. Человек терпит неудачу, поскольку воля к удовольствию противоречит себе и даже противостоит себе самой. Мы каждый раз убеждаемся в этом, рассматривая сексуальные неврозы: чем больше удовольствия старается получить человек, тем меньше его достигает. И наоборот: чем сильнее человек пытается избежать неприятностей или страдания, тем глубже он погружается в дополнительные страдания.

Как видим, существует не только воля к удовольствию и воля к власти, но также воля к смыслу. У нас есть возможность придавать смысл нашей жизни не только творчеством и переживаниями Истины, Красоты и Доброты природы, не только приобщением к культуре и познанием человека в его уникальности, индивидуальности и любви; у нас есть возможность делать жизнь осмысленной не только творчеством и любовью, но также и страданием, если мы, не имея больше возможности изменять нашу судьбу действием, займем верную позицию по отношению к ней. Когда мы больше не можем контролировать и изменять свою судьбу, тогда мы должны быть готовы принять ее. Для творческого определения своей судьбы нам нужно мужество; для правильного отношения к страданию, связанному с неизбежной и неизменяемой судьбой, нам нужно смирение. Человек, испытывающий ужасные страдания, может придать своей жизни смысл тем, как он встречает свою судьбу, принимая на себя страдания, при которых ни активное существование, ни существование креативное не могут придать жизни ценность, а переживаниям — смысл. Правильное отношение к страданию — это его последний шанс.

Жизнь, таким образом, вплоть до последнего вздоха имеет свой смысл. Возможность реализации правильного отношения к страданию — того, что я называю ценностями отношения, — сохраняется до самого последнего момента. Теперь мы можем понять мудрость Гёте, который сказал: «Не существует ничего, что нельзя было бы облагородить поступком или страданием». Добавим, что достойное человека страдание заключает в себе поступок, вызов и предоставляемую человеку возможность обрести высшее достижение.

Помимо страдания смыслу человеческого существования угрожают вина и смерть. Когда нельзя изменить то, вследствие чего мы оказались виноваты и понесли ответственность, тогда вина, как таковая, может быть переосмыслена, и здесь опять все зависит от того, насколько готов человек занять правильную позицию по отношению к самому себе — искренне раскаяться в содеянном. (Я не рассматриваю случаи, когда содеянное можно как-то искупить.)

Теперь что касается смерти — отменяет ли она смысл нашей жизни? Ни в коем случае. Как не бывает истории без конца, так не бывает жизни без смерти. Жизнь может иметь смысл независимо от того, длинная она или короткая, оставил человек детей после себя или умер бездетным. Если смысл жизни заключается в продолжении рода, то каждое поколение будет находить свой смысл только в следующем поколении. Следовательно, проблема поиска смысла просто передавалась бы от одного поколения к другому и решение ее постоянно бы откладывалось. Если жизнь целого поколения людей бессмысленна, то разве не бессмысленно пытаться эту бессмысленность увековечить?

Мы видим, что любая жизнь в каждой ситуации имеет свой смысл и до последнего дыхания сохраняет его. Это в равной степени справедливо для жизни и здоровых и больных людей, в том числе, психически больных. Так называемая жизнь, недостойная жизни, не существует. И даже за проявлениями психоза скрывается по-настоящему духовная личность, недоступная для психического заболевания. Болезнь затрагивает только возможности общения с окружающим миром, но сущность человека остается неразрушимой. Если бы это было не так, то не было бы смысла в деятельности психиатров.

Когда семь лет назад я был в Париже на Первом конгрессе по психиатрии, Пьер Бернар спросил меня как психиатра — могут ли идиоты стать святыми. Я ответил утвердительно. Более того, я сказал, что, благодаря внутренней позиции, ужасный сам по себе факт родиться идиотом не означает, что этому человеку невозможно стать святым. Конечно, другие люди и даже мы, психиатры, едва ли в состоянии это заметить, поскольку психическое заболевание блокирует у больных людей саму возможность внешних проявлений святости. Один Бог знает, сколько святых скрывалось за ужимками идиотов. Затем я спросил у Пьера Бернара, не является ли это интеллектуальным снобизмом — сомневаться в самой возможности подобных преображений? Не означают ли подобные сомнения того, что в сознании людей святость и моральные качества человека зависят от его IQ? Но тогда можно ли, например, сказать, что если IQ ниже 90, то шансов стать святым нет? И еще одно соображение: кто сомневается в том, что ребенок — это личность? Но разве идиота нельзя считать человеком инфантильным, который остался в своем развитии на уровне ребенка?

Поэтому нет причин сомневаться в том, что даже у самой жалкой жизни есть свой смысл, и я надеюсь, что мне удалось показать это. Жизнь обладает безусловным смыслом, и нам нужна безусловная вера в это. Это важнее всего во времена, подобные нашему, когда человеку угрожает экзистенциальная фрустрация, фрустрация воли к смыслу, экзистенциальный вакуум.

Психотерапия, если она исходит из верной философии, может иметь только безусловную веру в смысл жизни, любой жизни. Мы понимаем, почему Уолдо Франк писал в американском журнале, что логотерапия придала убедительности повсеместным попыткам вытеснить сознательной философией неосознаваемые философские воззрения Фрейда и Адлера. Современные психоаналитики, особенно в Соединенных Штатах, уже поняли и согласились с тем, что психотерапия не может существовать без концепции мира и иерархии ценностей. Становится все более важно привести самого психоаналитика к осознанию своих часто бессознательных представлений о человеке. Психоаналитик должен понимать, насколько опасно оставлять это неосознанным. Во всяком случае, единственный способ для него сделать это — осознать, что его теория исходит из карикатурного образа человека и что необходимо внести в него коррекцию.

Именно это я пытался сделать в экзистенциальном анализе и логотерапии: не заменить, но дополнить существующую психотерапию, сделать исходный образ человека целостным образом истинного человека, включающим в себя все измерения, и отдать должное той реальности, которая принадлежит только человеку и называется «бытием».

Я понимаю, что вы можете упрекнуть меня в том, что я сам создал карикатуру на образ человека, который предложил корректировать. Возможно, отчасти вы правы. Возможно, действительно, то, о чем я говорил, несколько односторонне и я преувеличил угрозу, исходящую от нигилизма и гомункулизма, которые, как мне показалось, составляют неосознаваемую философскую основу современной психотерапии; возможно, действительно, я сверхчувствителен к малейшим проявлениям нигилизма. Если это так, пожалуйста, поймите, что я обладаю этой сверхчувствительностью оттого, что этот нигилизм мне пришлось преодолевать в самом себе. Возможно, поэтому я способен обнаружить его, где бы он ни скрывался.

Возможно, я вижу соринку в чужом глазу так отчетливо потому, что выплакал бревно из своего собственного, и поэтому, может быть, у меня есть право делиться своими мыслями вне стен моей собственной школы экзистенциального самоанализа.

Источник: Франкл В. Воля к смыслу/Пер. с англ. — М.: Апрель-Пресс, Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2000. — 368 с. (Серия «Психологическая коллекция»)
Обложка: Vintage Everyday
 

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Похожие статьи

Фатализм ▷ translation to English, pronunciation, synonyms, antonyms, pictures, examples

Эксперты предупреждают о практических проблемах, которые во Франции являются знакомой разновидностью фатализма.

Experts warn about the practical challenges, which is a familiar brand of fatalism in France.

Другие критики, такие как Барт Бити, возражали против того, что они считали фатализмом произведения.

Other critics, such as Bart Beaty, objected to what they saw as the work’s fatalism.

Гендвар Аргрим — дварфский бог — герой фатализма и одержимости.

Gendwar Argrim is the dwarven hero — god of Fatalism and Obsession.

Более того, концепция психоистории, придающая событиям в истории ощущение рационального фатализма, не оставляет места для морализации.

Furthermore, the concept of psychohistory, which gives the events in the story a sense of rational fatalism, leaves little room for moralization.

Главный аргумент в пользу логического фатализма восходит к древности.

The main argument for logical fatalism goes back to antiquity.

Одним из известных древних аргументов относительно фатализма был так называемый аргумент праздности.

One famous ancient argument regarding fatalism was the so — called Idle Argument.

Теологический фатализм — это тезис о том, что безошибочное предвидение человеческого действия делает его необходимым и, следовательно, несвободным.

Theological fatalism is the thesis that infallible foreknowledge of a human act makes the act necessary and hence unfree.

Фатализм — более свободный термин, чем детерминизм.

Fatalism is a looser term than determinism.

Фатализм (Fatalisme). Философский словарь

Фатализм (Fatalisme). Философский словарь

ВикиЧтение

Философский словарь
Конт-Спонвиль Андре

Фатализм (Fatalisme)

Вера в неизбежность всего происходящего. Фатализм отбивает охоту к действию, и всякий фаталист прежде всего ленив или должен быть ленивым.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

Читайте также

Фатализм

Фатализм Другой исторически известный вариант теоретического разрешения рассматриваемого парадокса — фатализм (от лат. fatum — рок, судьба), который в отличие от волюнтаризма совершенно исключает момент свободы, свободного выбора субъекта, активную роль

5. Провиденциализм и фатализм

5. Провиденциализм и фатализм а) Наконец, поскольку стоики все же оставались античными мыслителями, а, согласно основной античной интуиции, вещь, лишенная самостоятельного разума, не могла не подчиняться внеразумному принципу судьбы, то и у стоиков весь их методологизм и

4. Телеология и фатализм

4. Телеология и фатализм а) Гомер не знает никаких изолированных предметов или каких нибудь изолированных героев. Каждый изображаемый у него предмет и каждый действующий у него герой означают не только свое тоже изолированное назначение. Здесь все творит свою

2. Фатализм

2. Фатализм Без принципа разумности невозможно объяснить целесообразное существование живых вещей. Но жизнь вещей отнюдь не всегда является целесообразной. В жизни творится много дурного и хаотического, много преступного и даже безумного, много бесцельного и

Фатализм в обработке ошибок / Comments / Habr

Я бы предложил разделение ошибок (не исключений) на три класса в зависимости от того, что можно с этой ошибкой сделать, и кто в ней виноват. Например,

1. Нарушение пред-условий — внешний мир попросил фигню.

Мы — библиотека с функцией `createUser`, и ее вызвали с недопустимыми знаками в имени пользователя. Мы — Calculator-as-a-Service, и нас попросили поделить на ноль. Мы — драйвер TCP, и нам прислали сегмент с seqnum за пределами окна приема.

Виноваты ли мы в этой ошибке? Нет. Может ли повторение операции проверки данных, кода, который обнаружил ошибку, привести к другому результату? Бесполезно, чистые функции на то и чистые.

Значит, нам нужно на некорректный запрос вернуть корректный ответ — выбросить исключение на неправильное имя пользователя, вернуть HTTP 400 Bad Request в ответ на деление на ноль, и отправить RST в ответ на запоздалый сегмент.

2. Нарушение пост-условий — внешний мир ответил фигню.

HTTP-запрос отвалился по таймауту. При попытке открыть файл нам говорят EAGAIN или «device is busy». Мы скачиваем страницу, а там неразбираемая белиберда вместо содержимого.

Виноваты ли мы в этой ошибке? Нет. Может ли повторение операции (запрос внешнего ресурса) привести к другому результату? Да.

Значит, нам нужно выбросить исключение, которое имеет общепринятый способ обработки, или повторить операцию энное количество раз с учетом rate limit-ов, или перепоставить операцию в очередь, или вывести интерактивное окно с вопросом «ну что, еще разок?».

3. Нарушение инварианта — мы сотворили фигню.

Программист допустил ошибку при реализации, реальный функционал программы отличается от запланированного. В какой-то момент времени новое состояние программы нарушает какой-то из внутренних инвариантов и переходит в невозможное/запрещенное/недопустимое.

Мы виноваты? Да. Может ли повторение операции привести к другому исходу? Нет, так как все поведение нечистых функций, работающих с внешним миром, закрыто обработкой ошибок из пп.1 и 2.

Это тот случай, когда самое время с грохотом упасть, потому что мы достигли ситуации, которой не может быть. Это и есть фатальная ошибка, и обработать ее в реалтайме невозможно.

Характеристика героя Вулич (Герой нашего времени Лермонтов М.Ю.) :: Litra.RU




Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!


/ Характеристики героев / Лермонтов М.Ю. / Герой нашего времени / Вулич

-Вариант 1
-Вариант 2

    Вулич — один из героев повести «Фаталист», поручик-бретер, с которым Печорин встретился в казачьей станице. В. замкнут и отчаянно храбр; страстный игрок, для которого карты — лишь символ роковой игры человека со смертью, игры, лишенной смысла и цели. Среди офицеров заходит спор о том, есть ли предопределение, т. е. подвластны люди некоей высшей силе, управляющей их судьбами, или они сами распоряжаются своей жизнью. В., в отличие от Печорина признающий предопределение, вызывается на себе проверить истинность тезиса. Пистолет приставлен ко лбу: осечка, сохраняющая жизнь В., как будто служит доказательством в пользу фатализма (тем более что Печорин предсказал В. смерть именно «нынче»). Но Печорин все равно не убежден: «Верно… только не понимаю теперь…» В ту же ночь В. погибает, зарубленный пьяным казаком.

    Мысль Печорина движется от сомнения к сомнению, тогда как В. сомнений чужд. Жизнь его так же бессмысленна, как нелепа и случайна его смерть; храбрость В. — по ту сторону добра и зла: она не разрешает какой-либо нравственной задачи, стоящей перед душой «во всякой борьбе с людьми или с собой». «Фатализм» Печорина проще, примитивнее и банальнее, но он держится на реальном знании, исключающем «обман чувств или промах рассудка» — «хуже смерти ничего не случится — а смерти не минуешь!».

    Наконец, фатализм В. противоположен наивному «народному» фатализму Максима Максимыча («Впрочем, видно, уж так у него на роду было написано.;.»), означающему смиренное приятие судьбы, коэгорое уживается и с нравственной ответственностью за свои мысли и поступки.


Добавил: 77793

/ Характеристики героев / Лермонтов М.Ю. / Герой нашего времени / Вулич


Смотрите также по произведению «Герой нашего времени»:


Фатализм и случайность будущего (Логический анализ)(А.С. Карпенко. Фатализм и случайность будущего: логический анализ. М., Наука. 1990, 214 с.)

Полный текст автореферата диссертации по теме «Фатализм и случайность будущего (Логический анализ)(А.С. Карпенко. Фатализм и случайность будущего: логический анализ. М., Наука. 1990, 214 с.)»

АКАДЕМИЯ НАУК СССР ОРДЕНА ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ

_ИНСТИТУТ ФИЛОСОФИИ_

На правах рукописи

КАРПЕНКО Александр Степанович

ФАТАЛИЗМ Я СЛУЧАЙНОСТЬ В1й1№0 (Логический анализ)

(А. С. Карпенко. Фатализм и случайность будущего: логический анализ, М., Наука, 1990, 214 с.)

Специальность 09.00.07 — логика

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук

Москва — 1991

Работа выполнена на секторе логики Института философии АН СССР

Официальные оппоненты:

— доктор философских наук, профессор А.А.Ивин

— доктор философских наук, профессор В. Н. Костик

— доктор философских наук, профессор Е. Е. Ледников

Ведущая организация — кафедра логики философского факультета МГУ.

Защита диссертации состоится » «_1991г. в

_час. на заседании специализированного совета Д 002.29.03 по

защите диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук при ордена Трудового Красного Знамени Институте философии АН СССР по адресу: 121019, Москва, Волхонка. 14.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института философии АН СССР.

Автореферат разослан » «_1991 г.

Ученый секретарь специализированного совета кандидат философских наук

В. И. Аршинов

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность тели. Глобальной логико-философской проблемой является взаимоотношение между истиной, временем и необходимостью. Особая значимость этой проблематики становится очевидной. когда мы сталкиваемся с различными фаталистическими аргументами, цель которых — доказать, что будущее предопределено и поэтому человек не имеет свободы воли. Последнее указывает на актуальность темы, получившей название «Фатализм и случайность будущего», где, с одной строны, требуется самый тщательный анализ принципов (логических, теологических, онтологических), лежащих в основе различных доктрин фатализма, а с другой стороны, — обоснование способов опровержения этих доктрин с тем, чтобы показать, что будущее не является фатальным, а значит человек свободен и морально ответствен за свои поступки.

Доктрина, утверждавшая, что одних законов логики вполне достаточно для доказательства того, что все в мире происходит по необходимости, получила название логического фатадиэла. В свою очередь, аргумент о том, что всеведение Бога влечет необходимость всего происходящего, называется аргументом теологического фатсиизда. Опровержение обоих фаталистических аргументов потребовало создание различных теорий истины, времени и модальности. В ходе дискуссий, которые идут уже третье тысячелетие, при обсуждении фаталистических аргументов в центре внимания оказались такие вопросы, как истинностный (логический) статус высказываний о будущих случайных событиях и о будущем вообще, статус самих логических законов, асимметрия времени и способы ее выражения в логической форме, принцип неизменяемости прошлого, взаимосвязь прошлого с будущим, и т.д.

Оказалось, что ухазанные вопросы и в особенности принципы, лежащие в основе доктрин фатализма, связаны с социальными проблемами современности, в результате чего приходим к логико-философскому пониманию тоталитаризма и тоталитарного мышления. Актуальность этой тематики пояснений не требует.

Стоит особо подчеркнуть, что проблема фатализма обсуждается в диссертации не в том его житейсхо-обыденном понимании: «Что бы человек ни сделал, с ним случится непременно то, что ему на роду написано». — а именно исследуются логические реконструкции фаталистических аргументов. Логическая проблематика выходит на первое место, когда анализируются различные способы опровержения фаталистических аргументов средствами современной логихи.

Дело в том, что для опровержения фаталистических аргументов недостаточно только признать наличие объективной случайности. Надо еще это выразить непротиворечивым образом логическими средствами. Поэтому рассматриваемые проблемы имеют исключительную значимость для возникновения и развития разного рода неклассических логик, среди которых особый.интерес представляют модально-временные логихи, моделируемые на временных структурах. линейных в прошлое и ветвящихся в будущее. Ветвление времени в будущее озанчает, что ход Истории имеет альтернати-. вы, и в каждой точке ветвления человек имеет возможность совершить выбор. В этом также заключается один из смыслов случайности будущего в противоположность предопределенному будущему, где не ыохет быть ни случайности, ни выбора.

Особое место среди исследуемых в диссертации логических проблем’ занимает проблема логического статуса высказываний о будущих (случайных) событиях. От ее решения зависит не только способ обоснования иди опровержения фаталистических аргументов. но и новый подход к пониманию того, что такое логика. Отвлекаясь от конкретного содержания, уже на алгебро-логическом уровне приходим к тоцу. что в качестве истинностных значений могут выступать некоторые структуры. Отсюда логика понимается как исчисление определенных структур.

Сяепень раэрабояанносяи проблемы. В античности, начиная с Аристотеля, а затеи в особенности » средневековье проблемы логического и теологического фатализма вызвали напряженные дискуссии. Эти дискуссии возродились с особой силой в XX веке, прежде всего благодаря, развитию символической логики. В этом

обсуждении приняли участив такие известные логики как Ч. С. Пирс. Я. Лукасевич, А. Н. Прайор, У. Куайн, Я. Хинтикка. Г. фон Вригт, Н. Решер, Б. ван Фраассен, Р. Томасон, С. Мак-Колл, Р. Мак-Артур, и др. В свор очередь это способствовало более тщательному философскому анализу указанных проблем. Здесь стоит выделить монографию Д. Фреде1, которая примечательна широким использованием античных первоисточников. Обзор фи-ософов позднего средневековья, пытавшихся решить проблему теологического фатализма, дан С. Нормором2. Фатализм как логический Оеперлиниэл обстоятельно рассмотрен И. Збигневым3.

Начиная со статьи профессора Д. Вильямса4, представителя американской аналитической философии, количество работ по логическому и теологическому фатализму сильно возросло, а сани дискуссии продолжаются и по сей день. Среди советских философов, обративших внимание на аристотелевскую проблему высказываний о будущих случайностях, следует отметить А. С. Ахмановаг, А. А. Ивина8 и 3. Н. Микеладэе7. Однако все три указанные работы косят довольно-таки частный характер.

Цель и основные заОачи исслеОовакия. Основной целью работы является анализ генезиса дискуссий о логическом и теологическом фатализме. При этом предпринята попытха совместить исторический ход дисхуссий с логическим развитием возникающих

Frede О. Aristotle* und die ‘Seeschlacht». Das РгоЫ«а der Contingently Future In De Interpretation« 9. Gdttlngen, 1070. См. переработанный и сокращенный вариант »тоЯ книга: The ■ea-battle reconsidered: a defence оГ the traditional Interpretation // Oxford studies. 1965. Vol.3. P.31-87,

2

Noraore C. Future contingents // The Caabrldge history of later aedleval philosophy. Caabrldge. 1982. P.3S8-381.

3

Jordan Z.A. Logical deteralnlsa // Notre Daa* Journal of Foraal Logic. 1963. Vol.4. P.1-38.

*Ullllaas D. The sea-fight tomorrow // Structure, aetod and aeanlng. Essays In honor of Henry H.Sheffer. N.Y. 1951. P.282-306. s

Ахианов i.e. Логическое учение Аристотеля. M., i960. Гл.б.

g

Ивнн А.А. Каузальное определение истины // Философские неуки. 1978. Я 4. С.85-93.

7Микелезде З.Н. Основоположения логики Аристотеля. Соч. Т.2.

II.. 1978. С.5-50.

различных проблем. Все это предполагает анализ исходных логических принципов, лежащих в основе конструирования фаталистических аргументов. Кроме логико-философского осмысления дискуссий о фатализме ставится также задача установления прямой связи обсуждаемых вопросов с социальными проблемами современ-лости.

Научная кобизна исследования. В ходе исследования получены следующие результаты:

— используя обширный фактический материал, дан логический анализ дискуссий о фатализме;

— показано, что функция конструирования фаталистических аргументов состоит в выявлении тех трудностей, которые возникают при использовании таких понятий как «будущее», «прошлое», «истинность о будущем», «истинность о прошлом», «всеведение Бога», «неизменяемость прошлого», и т. д;

— впервые в отечественной литературе проведен логико-философский анализ доктрины теологического фатализма;

— выявлено, что разного рода фаталистические аргументы основываются на принципе неизленяелости прошлого;

— установлена глубокая связь принципов логического и теологического фатализма с тоталитаризлол:

— показано, что различные способы опровержения фаталистических аргументов привели к возникновению таких неклассических логик, как многозначеные, некоторые виды модальных, временные и комбинированные системы логих, особое место среди которых занимают модально-временные логики;

— приведена систематизация различных подходов х решению проблемы истинностного статуса высказываний о будущих (случайных) событиях;

— разработан новый семантический подход к многозначным логикам, получивший название фатор-селанпики. Обнаружено, что теория супероценок ван Фраассена и квази-истинностно-функци-ональную теорию Решера можно выразить в терминах фактор-семантики.

— проводится мысль, которая обосновывавгея алгебро-логическими результатами, что современный этап развития логики

характеризуется структурализацией самих истинностных значений, в результате чего приходим к идее о внутреннем и внешнем ал-гебро-логическом уровнях логики.

Практическая значилоспъ работы. Полученные в диссертации результаты убедительно показывает, как фундаментальные философские проблемы воздействуют на развитие самой логики. В то же самое время имеет место и обратный процесс, когда современная логическая техника применяется для анализа старых философских проблем. Такое взаимодействие философии и логики является весьма плодотворным для обеих наук.

Результаты исследования могут быть использованы для разработки курсов «Философия и логика». «Логика в социологии», «Введение в неклассические логики».

По материалам диссертации были разработаны и прочинаты спецкурсы «Пропозициональная многозначная логика» (1983, 1985 гг. ) и «Фатализм и логические реконструкции индетерминизма» (1987 г. ) для студентов философского факультета Московского государственного университета.

Апробация работы. Диссертация обсуждалась и рекомендована к защите на заседании сектора логики Института философии АН СССР: Основные идеи диссертации изложены в монографии, а также в серии статей, опубликованных в сборниках и журналах.

Результаты диссертации обсуждались автором в докладах и в выступуплениях на семинарах, симпозиумах, конференциях, в том числе следующих:

Координационное совещание по модальным и интенсиональным логикам (Москва, 1978).

II Советско-финский коллоквиум по логике (Москва, 1979).

Симпозиум по логике Аристотеля (Тбилиси. 1983).

IV Советско-финский коллоквиум по логике (Телави, 1985).

IX Всесоюзная конференция по логике, методологии и философии науки (Харьков. 1986).

Всесоюзная конференция «Методологические и мировоззренческие проблемы истории философии» (Москва, 1986).

I Советско-польский симпозиум по логике (Москва, 1986).

V Совестко-финский коллоквиум по логике (Турку, 1987).

VIII Международный конгресс по логике, методологии и

философии науки (Москва, 1987).

Доклад в Доне Ученых АН СССР (Москва. 1990).

Структура диссертации. Диссертация представлена в виде монографии на 214 страницах и состоит из предисловия, трех глав и заключения. Кроме списка использованной литературы (311 названий) приведен также выборочный список новейшей литературы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

В предисловии констатируется, что обоснование несовместимости трех следующих положений со свободой человека:’

(1)истинности высказываний о будущих случайных событиях,

(2)догмата о всеведении Бога.

(3)естественнонаучных принципов и законов природы, — лежит в основе доктрин, соответственно получивших название логического фатализла, теологического фапализла и леханиспического Оеперлинизла. Обсуждение этих доктрин <в основном первых двух), а главное их опровержение ставит целый ряд глубоких философских и логических проблем, решении которых и посвящена данная работа.

В первой главе показано зарождение и развитие дискуссий о фатализме и связанных с ними логико-филосфских проблем. Во второй главе обсуждены логические н философские аспекты фаталистических аргументов и рассмотрены некоторые их реконструкции. Устанавливается связь принципов логического и теологического фатализма с тоталитаризмом. В третьей главе анализируется различные способы опровержения фаталистических аргументов средствами современной логики. Заключение носит специальный алгебро-логический характер и содержит некоторые результаты, полученные автором при решети проблемы истинностного сгатуса высказываний о будущих (случайных) событиях.

Первая глава «Проблема будущей случайности* начинается с рассмотрения 9-ой главы трактата Аристотеля «Сб нстохкова-

нии»8, где впервые сформулирован следующий фаталистический аргумент. Изложим этот аргумент в несколько реконструированном виде.

Предположил, сейчас истинно, что завтра будет лорское сражение. Из этого следует, что не ложеа быть, чтобы завтра не было лорского сражения, иначе не было бы истинно, что лорское сражение завтра произойдет. Следовательно, завтрашнее лорское сражение является необходилыл. Подобно эподу, если бы было сейчас ложно, что завтра будет лорское сражение, то необходило, что лорское сражение завтра не произойдет. Но сейчас истинно или ложно, что завтра будет лорское сражение. Следовательно, или необходило, что оно будет, илинеобходилт, что оно не будет. Обобщив этот аргулент получаел, что все, что происходит, происходит по необходилости и нет ни случайных событий, ни свободы воли (сл. 18а34-Ь5).

Суть аргумента заключается в том, что истинность (ложность) высказывания о каком-то событии влечет необходимость (невозможность) этого события, т.е. устанавливается взаимная обусловленность истинных (ложных) высказываний с положением дел,, описываемых этими высказываниями, и эта обусловленность является логической» а не причинной. Более того, на что не всегда обращается внимание, в поддержку этого аргумента Аристотелем разрабатывается второй фаталистический аргумент, который изложим следующим образом.

Если высказывание истинно, то оно было истинно и раньше без всякого ограничения на вреля. Ну а если высказывание было всегда истинно, то событие, которое оно описывает, не ложек не произойти и позяолу необходило (сл.1вЪ9-17 и 19а5-6).

Считая эти аргументы логически правильными, Аристотель указывает на то. что фаталистическое следствие этих аргументов (необходимость всего происходящего) приходит в противоречие с объективной случайностью. Поэтому, исходя из этого, надо найти логический способ опровержения фаталистических аргумен-

8Араетотель. Сочннеявяая. Т.г. К.,1978. С.99-102.

тов,т.е. решить проблему (не)совместимости истинности высказывания со случайностью будущего события, описываемого этим высказыванием [проблема будущей случайности). Однако краткость и схатость текста, тонкость понятийного аппарата, некоторая двусмысленность и отсутствие пояснений — все это делает весьма сложным понимание того, каково >е решение Аристотеля. Для того, чтобы разобраться в этом, рассмотрим исходные логические принципы (законы), лежащие в сснове обоих фаталистических аргументов. Таким общим принципом является логический принцип бивалентности (двузначности), который устанавливает, что ках-дое высказывание является истинны.« иди дожни*. В свою очередь этот принцип надо отличать от принципа исключенного третьего (tertiun поп datur), который устанавливает, что из Обух противоречащих друг другу высказываний только одно истинно. Формально это выглядит так:

(1) Т(р) v F(p),

(2) Tip) v Т(~р),

где р — пропозициональная переменная; ~р — высказывание, противоречащее р. и читается как «не-р»; Tip) и Ftp) обозначают соответственно «истинно, что р» и «ложно, что р»; v обозначает строгую дизъюнкцию и читается как «или…, или…, но не одновременно».

Принцип (2) будем называть семантической формулировкой закона исключенного третьего, формальная запись которого выглядит так:

(3) р V ~р.

Формула (3) совпадает с (2), если имеет место схема А. Тарского, которая утверждает, что фраза «истинно, что… «, предваряющая высказывание «р», является излишней в классической логике, т. е.

Tip) я р. где в читается «эквивалентно».

Легко видеть, что если р v ~р является теоремой некоторой логической системы и имеет место Tip) я р для этой системы, а также берется обычное определение ложности:

Ftp) ш Т(~р),

g

то Tip) v F(p) также имеет место в этой системе. В этом смысле принцип бивалентности (1) и закон исключенного третьего (3) эквивалентны.

Однако одна из основных интерпретаций аристотелевского решения проблемы будущей случайности

состоит в том, что (1) и (3) не эквивалентны, т. е. Аристотель ограничивает действие принципа бивалентности относительно высказываний о будущих случайных событиях, но в то же самое время принимает закон исключенного третьего (3). Таким образом, в силу ограничения (1), оба фаталистических аргумента разрушаются.

Стоит отметить, что ни одна из глав аристотелевского «Органона» не вызвала к себе такого внимания и кэ породила столько дискуссий,, как эта. Поэтому перейдем к стим дискуссиям, а главное, выделим те основные вопросы, которые были ими поставлены.

Начало современной дискуссии был положено известным польским логиком Я. Лукасевичем, который для высказываний о будущих случайных событиях ввел третье истинностное значение, отличное от «истина» и «ложь». И тогда сразу же возникает вопрос о статусе самой классической логики. В дискуссию на первом ее этапе включился Ч. Бэйлис, К. Дукас, Д. Вильяме. У. Куайн, А. Прайор, Л. Линский, Дж. Райл и Р. Батлер. В центре внимания оказались такие фундаментальные вопросы, как-о реальности будущего, об отношении истины ко времени, связи между истиной и событиями, о доктрине божественного всеведения, о логической структуре прогноза, о видах необходимости и т. д. И конечно, о логике высказываний о будущих случайных событиях. При этом решение указанных вопросов в основном зависело от того, какую из концепций времени, динамическую или статическую, принимал тот или иной философ.

Дальнейшая дискуссия намного углубляет и расширяет исходную проблематику и развернулась главным образом на страницах двух, крупнейших философских журналов: это американский «The Philosophical Review» и английский «Hind». Новый этап дискуссии характеризуется скрупулезным изучением самого первоисточника с тем, чтобы ответить на следующие вопросы:

(1) Каково собственно позитивное решение Аристотеля?

(2) Является ли принятое им решение приемлемым само по

себе?

(3) Независимо от того, приемлемо это решение или нет, опровергают ли в действительности дистинкции, которые он делает, фатализм?

(4) Какими средствами фаталистические аргументы, представленные в «Об истолковании 9». могут быть опровергнуты?

(5) Являются ли фаталистические аргументы Аристотеля действительно фаталистическими?

В дискуссию включились такие известные западные философы и логики как Г. И. К. Энскомб, Р. Тейлор, Я. Хинтикка. Ы. Решер, С. Хак-Колл, Р. М. Гэйл, С. Кан, Г. фон Вригт, В. Мак-Ким и многие другие. Ухе к началу 60-х годов четко обозначились две основные линии интерпретации аристотелевского текста 9-ой главы «Об истолковании», которые получили название «традиционной интерпретации» и «средневековой интерпретации».-вер, что она совсем не затрагивает првильность принципов (1) и (2), а лишь ограничивает распределение оператора необходимости N. т. е. относительно высказываний о будущих случайных событиях Аристотель отвергает следующее:

(14 Н(Т(р)) V ШГ(р)), (2′) ЫСТ(р)) V Н(Т(~р)).

Особенностью средневековой интерпретации является модализация истинностных значений «истина» и «ложь». Причем модализация понимается в весьма широком смысле. С одной стороны, это различные эквиваленты понятия необходимости, например, определенно истинно или акяуально истинно в отличие от проект истинно. С другой стороны, вводятся различные виды самой необходимости. Из современных авторов подобная интерпретация

была принята Линским, Батлером, Энскомб и Стронгом. а позиция Энскомб была поддержана Олбриттонои и Хинтиккой.

Вслед за Аль-Фараби эта интерпретация была принята другими арабскими философами, включая Аверроэса. На Западе аналогичная интерпретация может быть найдена у Абеляра, которая восходит к учению о будущих случайностях у Ансельма. Указанная интерпретация была принята большинством средневековых комментаторов трактата «Об истолковании», в том числе Фомой Аквинским, Дун-сом Скоттом и Оккамом. Решер замечает, что как для мусульман, например Аль-Фараби, так и для христиан, например Фомы Аквин-ского. трудно было стать на точку зрения традиционной интерпретации, т.е. признать, что некоторые высказывания о будущих событиях ни истинны и ни ложны, поскольку в этом случае возникает проблема примирения подобной интерпретации с теологическим учением: как может осуществляться божественное предвидение будущих случайных событий (например, свободные человеческие поступки), если утверждения и отрицания о таких событиях ни истинны и ни ложны?

Итак, какова же логическая суть двух основных интерпретаций аристотелевского решения проблемы будущей случайности? Пусть р есть высказывание о будущем случайном событии, а знак «-»» обозначает «если …. то…Тогда для всякого р

(I) ~<ТСр v ~р) (Tip) v Т(~р))>.

(II) ~(N(T(p) v Т(~р)) (N(T(p)) v N(T(~p)))),

где (I) относится к традиционной интерпретации, а (II) — к альтернативной (средневековой). Различие и сходство обеих интерпретаций очевидно. На языке логики мы выразили бы это так. В первом случае говорится о недистрибутивности оператора истинности Т относительно операции дизъюнкции v, т. е. принимается закон исключенного третьего Т(р v ~р) и отбрасывается Т(р) v Т(~р) (отрицание последнего означает, что принимается ~Т(р) & ~Т(~р)), а во втором случае говорится о недистрибутивности оператора необходимости N относительно v, т. е. принимается N(T(p) v Т(~р)) и отбрасывается N(T(p)) v N(T(~p)>. Таким образом, то. что отбрасывается в (I), принимается в (II), причем в усиленной форме.

Сторонники традиционной интерпретации (I) соглашаются, что это решение опровергает фатализм, поскольку принимая ~Т(р) & ~Т(~р) мы не молем теперь заключать от истинности к необходимости. Однако большинство авторов это решение не принимают, поскольку ограничение на дистрибутивность оператора Т относительно V ведет к отрицанию принципа двузначности, а такую ревизию логики может, конечно, не каждый принять. Тем не менее, например, для Тейлора и .Сана это единственный способ опровергнуть фаталистический аргумент, в то время как Лукасевич и Прайор впоследствии попытаются найти пути не столь радикальные. Другие же, например, Вильяме, Райл, и. Ниль считают, что для логики здесь ничего опасного нет, так как сам фаталистический аргумент неверен, поскольку истинность не влечет необходимость. Такое явное расхождение в оценке фаталистического аргумента Аристотеля и в способах его опровержения в итоге привело к напряженной дискуссии, продолжающейся до наших дней, тема которой — логический фатализм.

Трудности, с которыми столкнулись сторонники традиционной интерпретации, а именно переосмысление статуса логики, совсем не возникают для сторонников альтернативной интерпретации, потому что здесь решение Аристотеля не затрагивает статуса принципов классической логики, поскольку не возникает проблема истинности высказываний о будущем. Проблема фатализма здесь решается за счет правильного употребления модальных понятий, т. е. за счет исключения ошибок модальной логики. Как раз такой ошибкой и является дистрибутивность оператора N относительно V, поэтому никакого опровержения фаталистического аргумента не требуется. Однако признание факта, что все высказывания о будущем истинны или ложны, ставит другую сложнейшую проблему -проблему совместимости всеведения (всезнания) Бога со свободой поступков человека. Ведь если Богу заранее известны все поступки человека, то является ли человек ответственным за них? А принять существование ни истинных и ни ложных высказываний, значит допустить, что Бог не является всеведущим. Исключительно напряженная дискуссия на эту тему, которая в последнее время обострилась, — это дискуссия о леологическол фаяализле.

Кроме общей логической структуры обеих интерпретаций они еще сходятся в том. что требуют проведения (логической) асимметрии времени. В первом случае высказывания о прошлом истинны или ложны, а высказывания о будущих случайностях таковыми не являются, но с течением времени приобретут свой истинностный статус. Во втором случае высказывания о прошлом необходимо истинны или необходимо ложны, тогда как о будущих случайностях просто истинны или ложны, но с течением времени истинность или ложность становится необходимой. Одним из следствий асимметрии между прошлым и будущим является невозможность воздействовать на прошлое в отличие от воздействия на будущее или, по-другому, причины прошлых событий не могут лежать в настоящем или в будущем. Казалось бы абсурдным подвергать это сомнению. Тем не менее И. Дамметом были выдвинуты некоторые концептуальные построения в пользу подобной симметрии, после чего этот вопрос стал обсуждаться с новой силой.

Обратим внимание, что в дискуссии все более настойчиво ставится вопрос о некоторой теории овремененных высказываний, которая была бы адеватна для соответствующей интерпретации аристотелевского текста. И такие теории одновременно и независимо друг от друга были построены Хинтиккой, Мак-Коллом, Решером и Прайором.

Конечно, как и следовало ожидать, дальнейший ход дискуссии о двух основных линиях интерпретации показал, что примирить их не удалось, а наоборот, они еще более разошлись. Несколько неожиданно эта дискуссия приобретает дополнительный смысл. Как бы полустихийно складываются два метода исследования: текстуальный и лингвистический анализ аристотелевских текстов, с одной стороны, и философская концепция взаимосвязи истины, времени и модальности как выражение стиля греческого мышления (соответственно, анализ аристотелевской проблемы на основе этого стиля) — с другой. Разумеется эти подходы не только не исключают друг друга, но оказываются вэаимодополнительными. Только текстуальный анализ проблемы может быть ошибочен в силу необычайной сложности самого текста, а незаурядный стиль мышления в решении каких-то сложных проблем может не замечать какие-то (но важные) частности проблемы. Поэтому не

удивительно, что порой коллизия этих двух методов исследования, а зачастую и их единство выявляют все новые предположения и ответы на поставленные в тексте «Об истолковании 9» проблемы.

Глава заканчивается выводом, что традиционная интерпретация является более адекватной тексту, дает оригинальное решение проблемы и, самое главное, имеет весьма значительные последствия для развития самой логики.

Вторая глава — «Фатализм» — начинается с рассмотрения доктрины логического фатадизда под которым понимается, что из законов логики следует необходимость всего происходящего, в том числе и человеческих поступков. Поэтому представляет особый интерес выявить логическую структуру исходного фаталистического . аргумента Аристотеля. Пусть «р» есть высказывание о будущем случайном событии. Тогда:

1. Tip) -» N С р) — посылка (принцип необходимости)

2. Ftp) -> N(~p) — посылка (принцип необходимости)

3. Т(р) v Ftp) — посылка (принцип двузначности)

4. Nip) v К(~р) — из (1), (2) и (3) по правилу классической логики: если А -* С, В -> D и A v В, то С v D.

Однако фаталистический аргумент можно реконструировать по-другому:

1. Tip) Nip)

2. Т(~р) N(~p) — подстановка в (1): ~р вместо р

3. Т(р) v Т(~р) — посылка (семантический принцип исключенного третьего)

4. Nip) V N(~p) — из (1), (2) и (3).

Таким образом, чтобы избежать фаталистического следствия, нужно отбросить как Tip) v Ftp), так и Tip) v Ti~p).

Итак, из приведенных реконструкций фаталистического аргумента Аристотеля хорошо видно, как устанавливается связь между логическими принципами (принципом двузначности,, семантическим принципом исключенного третьего) и предопределенностью будущего. Эта связь, как уже говорилось, и получил? название доги-.

ческого фапали.зла. Отсюда следует, что имеются два пути опровержения логического фатализма: либо отрицать указанные логические принципы, как это сделал Аристотель в соответствии с традиционной интерпретацией, либо отрицать посылку {1).

Утверждение в виде Т(р) •* Niр) несколько озадачивает и настораживает в силу своей простоты и тех следствий, которые из него вытекают. Именно здесь возникают основные трудности: какой это вид необходимости и, главное, как она связана с истинностью? Целый ряд исследователей считают, что Аристотелем допущена модальная ошибка в отношении посылки ( 1 ). Суть этой ошибки состоит в смешении того, что схоласты называли «необходимым следованием» (nécessitas consequentiae): N(p э q) и «необходимым заключением» (nécessitas consequentis): р э N(q), т. е. высказывание может с необходимостью следовать из (другого) высказывания, но само не быть необходимо истинным.

Однако текстуальный анализ показывает, что Аристотель (см.19а23-27) пытается избежать подобной модальной ошибки, и тогда сторонникам традиционной интерпретации следует показать, как можно обосновать принцип необходимости Т(р) -* N(р)?

Убедительнее всего этот вопрос рассмотрен Д. Фреде в контексте аристотелевской теории отношений между положением дел и истинностью (или ложностью) соответствующего высказывания. Нэ этой теории отношений следует, что связь между истинным высказыванием и положением дел несовместима со случайностью: если существует отношение между высказыванием и положением дел, то не событие «следует» из истинности высказывания, а предположение одного из понятий отношения требует с необходимостью предположения другого, т.е. в нашем случае предположение высказывания истинным требует предположения, что положение дел определено. При этом заметим, что положение дел не слудет из истинности или ложности высказываний, как, например, саключенне из посылок, а скорее наоборот, если состояние дел установлено, то истинность высказывания об этом тоже установлена. Все это хорошо согласуется с корреспонденткой теорией истины, изложенной Аристотелем в 7-й главе 4-й книги «Метафизики».

Таким образом, принцип необходимости устанавливает взаимную обусловленность истинных (ложных) высказываний с положением дел, описываемых этими высказываниями. Здесь ничего не

говорится о причинной связи между истинностью и событием, что, конечно, было бы ошибкой. Между тем значительная часть критики данного фаталистического аргумента шла именно этим путем, т.е. критики пытались показать, что аргумент логического фатализма не является «чисто» логическим. Для того, чтобы не дать никаких поводов для подобной критики. Тейлор реконструирует фаталистический аргумент Аристотеля, ставя перед собой цель показать, что определенные предположения, имеющие универсальный характер в современной философии, «дают доказательство того, что фатализм верен без какого-лиоо обращения за помощью к теологии или физике»9.

Статья «Фатализм» вызвала бурную дискуссию, которая продолжается и сейчас. Тщательный анализ логической структуры нового фаталистического аргумента показывает, что он ошибочен (по крайней мере в силу указанной выше модальной ошибки), но продолжающаяся дискуссия о нем, как и об исходных фаталистических аргументах Аристотеля, свидетельствует о том, что затронуты исключительной важности вопросы.

Переходя к доктрине теологического фатализла, сразу подчеркнем, что последний связан с обсуждением фаталистических аргументов Аристотеля. Смысл любой доктрины фатализма -доказать, что будущее предопределено, т.е. для будущего хсда развития событий и самих поступков людей нет альтернатив. А если нет альтернатив, то ничего ухе изменить нельзя. Таким образом, будущее в фаталистическом аргументе по своим свойствам ничем не отличается от обычного понимания прошлого: то что произошло, ухе не станет иным. Идея обосновать необходимость и неизменяемость будущего тем, что таковым является прошлое, и составляет суть второго фаталистического аргумента Аристотеля. Первоначальный принцип необходимости усиливается посылкой о том, что истины, лежащие в прошлом, являются необходилили. Эта посылка создала контекст в котором впервые был рассмотрен аргумент, заключающий от предвидения

8Т»у1о ■ й. Г»1«11ва // ТЬ* РЬ11оворЬ’с»1 Л»у1¡ы. 1862. Уо1.71. Р.56-вв.

Бога к фатализму. Идея аргумента состоит в том, что предвидение Богом наших действий влечет эти действия, т. е. что мы эти действия непременно совершим. Но если Бог уже знает, то его предвидение имеет вид необходимости, которая принадлежит прошлому, и эта необходимость переносится на наши будущие действия. Обсуждение проблемы (логической) совместимости всеведения Бога с человеческой свободой потребовало самого тщательного анализа таких понятий, как . «свобода», «необходимость», «случайность», «истина», «время» — всех тех понятий. которые используются при анализе . логического фатализма, но кроме них и понятий «власть», «способность», «возможность сделать по-другому», «добровольность», «внутри * чьей-то власти», т. е. понятий, которые оказалась существенными уже при анализе фаталистического аргумента Тейлора. В круг рассмотрения данной проблемы попадают и новые понятия: «Бог», «всеведение», «всемогущество», «вневременность», «вечность» и т.д. Рассмотрение всех этих понятий увело бы исследование довольно далеко от главного, а именно от логической проблематики теологического фатализма.

Что же касается историко-философского аспекта, то трудно указать средневекового философа, который не пытался бы совместить. догмат о всеведении Бога со свободой человека. Искомое решение дачной проблемы может основываться только на ограничении аристотелевского принципа необходимости: «если истинно, то необходимо», поскольку ограничение принципа двузначности ведет к тому, ‘ что Бог не является всеведущим. Поэтому, хотя необходимо, что все, что Бог знает, является истинным, и все то, что истинно, известно Богу, тем не менее отсюда не следует, что то, что Бог знает, является необходимым, т. е. необходимость следования N(Gp э р) не влечет необходимость консеквента Ср э Np, где Ср обозначает «Бог знает, что р». Последнее имело бы место, если предположить, что Бог с необходимостью знает р, т.е. N(Cp), но это отрицается христианской теологией, поскольку несовместимо с доктриной свободы божественной воли. Таким образом, божественное всеведение совместимо со случайностью событий как на теологическом основании, поскольку божественная воля свободна, так и на логическом основании, поскольку nécessitas conseguentiae не влечет nécessitas consequentis.

Однако это решение все-таки не является адекватным, ибо антецедент условного высказывания Ср э р сам по себе необходим, потому что он принадлежит к прошлому времени, а то, что произошло, не может стать другим, оно необходимо, и тогда фаталистический аргумент срабатывает, хотя допущение о свободе божественной воли остается в силе. Отсюда возникает действительно серьезная проблема о статусе аристотелевского и средневекового принципа, гласяще: о, что то, что находится в прошлом, не может быть изменено, или, как писали средневековые авторы: «Ad praeteritum non est potentia». Чтобы избежать этой трудности, Фома Аквинский принимает точку зрения Боэция, что знание Бога находится вне времени. Но вневременное знание Бога, кроме чисто теологических вопросов, например, об атрибутах Бога, о вмешательстве Бога в ход вещей посредством пророчеств, не говоря уже о том, что есть вечность?, ставит также серьезные логические проблемы, например, о временных и вневременных’ высказываниях, о переводе одних в другие, о вневременном или временном характере истины и т. д. Таким образом, опять приходится возвращаться к принципу необходимости относительно прошлого с тем, чтобы более углубленно попытаться провести асимметрию между прошлым и будущим.

Все дело в том. что будущее и прошлое настолько связагы друг с другом, что рассматривая одну сторону, нельзя не учитывать другую. Поэтому, если прошлое необходимо, то необходимо и будущее, но если будущее случайно, то в каком-то смысле случайно и прошлое. Или можно подойти с другой стороны: в какой-то степени ослабляя принцип необходимости относительно прошлого, в той же степени ослабляем принцип необходимости относительно будущего. Видимо первым, кто это осознал, был Уильям Оккам (1300-1349/50), идеи которого в интересующей нас области интенсивно обсуждаются в последние десятилетия и особенно сейчас, в связи с выходом статьи Н. Пайка10, в которой построен аргумент в защиту теологического фатализма.

10Plke N. Divine oanlsclence and voluntary ac.lon // The Philosophical Review. 196S. Vol.74. P.27-46.

Анализ аргумента Пайка показывает, что в нем содержится весьма существенное допущение о том, что никто не в состоянии изменить прошлое. Таким образом, центральный тезис в поддержку несовместимости всеведения Бога и свободы воли человека заключается в неизменяемости прошлого. Наиболее распространенный ответ на фаталистический аргумент Пайка, который называется «оккамовским», а приверженцы такого ответа — «окка-

мкэтами», состоит в том, что принцип необходимости и неизменяемости прошлого применим не ко всем фактам. Поэтому сами факты должны быть разделены на жесткие (hard) и мягкие (soft). Интуитивно жесткий факт о времени является «истинным» безотносительным фактом и тогда жесткий факт о прошлом является неизменным (fixed) фактом.’ Например, факт о том, что Сократ выпил яд цикуты в прошлый (в таком-то году) момент времени t, является жестким фактом о прошлом времени t. Мягкий факт о времени t является соотносительным фактом, т.е. это не только факт о времени t. но также и о другом времени или временах, например таким фактом для оккамистов является всеведение Бога относительно настоящих и будущих поступокв, и в таком случае человек обладает свободой воли.

Контекст решения проблемы Оккамои проблемы теологического фатализма привели А. Н.Прайора к блестящей идее о ветвлении будущего времени, т.е. к наличию альтернативных возможностей для будущего, в то время как- прошлое единственно. Таким образом, топологическая структура времени выглядит следующим образом:

z • • •

• • •

Здесь мы принимаем, что высказывание в любой точке времени истинно или ложно (принцип двузначности). Пусть, например, р истинно в х,у, г и ложно в I. Тогда из истинности р не следует истинность «необходимо р», потому что условем истинности для «необходимо р» естественно считать истинность р на всех ветвях. Таким образом, принцип необходимости отбрасывается и

этим разрушаются фаталистические аргументы.

Анализ различных фаталистических аргументов, в том числе и детерминистских, несколько нео1иданно приводит к выводу, что человек свободен, если он в каком-то смысле имеет власть над прошлым. То есть для того, чтобы разрушить фаталистические аргументы, надо ограничить принцип необходимости относительно прошлого. Тогда прошлое в каких-то пределах изменяемо, а значит человек в этих пределах .;меет власть над прошлым: он может по своему разумению и умению конструировать события, которые возможно были (и даже, которые не были!), основывать на них некоторые теории о будущем и осуществлять их. Но это все должно происходить в определенных рамхах и границах -нельзя нарушать закон природы, регулирующий взаимосвязь прошлого с будущим. 0 том, насколько это опасно, свидетельствует практика тоталитарных режимов, где не только любая истина, высказанная в прошлом о будущем, но и вообще чуть ли не всякая истина о прошлом может быть сокрыта, стерта или превращена в ложь, если эта истина вдруг не согласуется с тем, что происходит, и с тем, что декларировано.

Переход к тоталитаризму здесь не случаен, поскольку принципы логического фатализма являются также принципами и тоталитаризма, что и неудивительно: тоталитарная систе ¡а пропитана духом неизбежности происходящего и непредоввравилос-яи наступления исхомого будущего. В связи с этим возникает следующий вопрос: как объяснить, что одни и те хе принципы ничуть не мешали в социально-политической сфере дать образцы демократических устройств государства в античности, тогда как в наше время те же самые принципы существенно способствовали крайне тоталитрному режиму? Ответ на этот вопрос прост: идеология. Вокруг проблем логического фатализма в античности велись бескомпромиссные споры, ио они никогда не выходили за рамки философского спора, в то время как в наше время там, где философия полностью подменяется идеологией, где от теоретически-философского осмысления мира перешли к идеологически-практическому его переустройству, — тан некогда сугубо логико-филосо*ские принципы становятся строю принудительными.

Обратим внимание на одно фундаментальное расхождение между фатализмом и тоталитаризмом: если в первом случае будущее подгоняется под прошлое, и теоретическим результатом этого как раз и являются фаталистические аргументы, то во втором случае — прошлое подгоняемся под утопическое будущее. Практический результат известен, и достигнуть его можно было только посредством яеррора против собственного народа.

Есть только один простой способ, подрывающий тоталитарную систему, — открыть истинное о прошлом, говорить правду о настоящем, и быть предельно осторожным с истинами о будущем, при условии, конечно, что цепь Термидоров должна быть прервана. В то же самое время существует много способов, опровергающих логический фатализм. Об этом вся следующая глава.

Третья глава называется «Логика против фатализма» и призвана показать, как в логической форме можно выразить индетерминизм. Сам этот феномен в логике является чрезвычайно важным, однако это не означает, что логический индетерминизм.более ис-линен, чем логический фатализм. В этой связи представляет интерес взаимодействие философии и логики, и как результат этого: появление новых направлений в логике.

Именно трехзначная логика Лукасевича (1920 г. ) и является первой такой попыткой в построении «логики случайного бытия». С этой целью в логику вводится третье, промежуточное истинностное значение, которое обозначается «д» в отличие от и1″ («истина») и , «О» («ложь»), интерпретируется как «возможность» (или «случайность») и предназначено отразить индетерминистский статус высказываний о будущих случайных событиях. Исходными логическими связками являются импликация •* и отрицание для которых сохраняются классические значения, когда аргументам приписываются только значения 1 или/и 0. В остальных случаях имеем:

(1 « (I.* 0)

(О — <| ■ -» 1) » 1,

Операции дизъюнкция V и конъюнкция & определяются через исходные:

X V у = (х -» у) у, X & у = ~(~х V ~у).

Свойства этой новой логики оказались весьма необычными: в ней, например, не имеют места ни закон исключенного третьего, ни закон непротиворечия. Последнее было особо плохо воспринято критикой. Например. следующее конъюнктивное высказывание «Через год я буду в Варшаве и через год я не буду в Варшаве», — имеет промежуточное истинностное значение, хотя совершенно очевидно, что такое высказывание должно быть ложным сейчас.

Однако для нас более важно то, как трехзначная логика Лухасевича соотносится с аристотелевским решением проблемы фатализма. Здесь-то как раз и имеется серьезное расхождение. Традиционная интерпретация ясно утверждает, что Аристотель принимает закон исключенного третьего, но отвергает принцип двузначности, в то время как в рассматриваемой логике и то, и другое отбрасываются. Как бы то ни было, многозначные логики Яукасевича (т.е. обобщенные на произвольное количество значений) получили исключительно широкое развитие, и поток работ не прекращается.

В итоге можно сказать, что выразительные средства новой логики, которую обозначим посредством 1.3, оказались явно недостаточными для логической экспликации аристс гелевскоЯ проблемы об истинностном статусе высказываний о будущих случайных событиях. Поэтому представляет интерес выявить те логические средства, с помощью которых можно адекватно реконструировать аристотелевское решение проблемы фатализма. Сложившуюся ситуацию кратко можно охарактеризовать так: каким образом оказывается возможным, отбросив логический принцип двузначности, тем не менее сохранить все законы классической логики?

Оказывается, это можно сделать разными способами, и первый из них был предложен опять же Лукасевичем (1953 г. ). Используя метод умножения матрицы классической логики на саму себя, получаем четырехзначные истинностные таблицы, которые верифицируют все законы классической логики, хотя принцип двузначности

и нарушен. Далее, для экспликации таких понятий как «необходимость «, «возможность» и «случайность» вводятся соответствующие модальные операторы (это уже делалось в Lj! и на базе уже имеющихся таблиц истинности разрабатывается четырехзначная L-модальная логика. Однако, как и l3, она оказывается неадекватной для экспликации аристотелевской проблемы. Но эти две попытки привели к весьма интересной и плодотворной идее, что искомая логика не должна быть строго истинностно-функциональной. т. е. значение сложных высказываний по крайней мере не всегда зависит от приписывания истинностных значений атомарным l оказываниям.

Как бы промежуточным этапом на этом пути является построение Решером квази-истинностно-функциональной логики, но наибольший интерес для решения исходной проблемы представляет логическая семантика супероценок, предложенная ван Фраассеном. Охарактеризовать ее можно следующим образом.

1. Класс истин совпадает с множеством тавтологий классической логики. Таким образом, имеет место закон исключенного третьего р v ~р.

2. Принцип двузначности отбрасывается, что позволяет образовывать истинностно-значные провалы (truth-value gaps). То есть данная семантика допускает случаи, когда высказыванию вообще ничего не приписывается в качестве истинностного значения. Например, такими высказываниям являются высказывания о будущих случайных событиях.

3. Семантика не является истинностно-функциональной, т. е. например, ни р, ни ~р могут вообще не иметь истинностных значений, но тем не менее формула р v ~р является тавтологией.

4.Схема Тарского Tip) з р не имеет места. Последнее весьма существенно для анализа аристотелевской проблемы, поскольку имея р V ~р мы теперь не можем перейти к Tip) v Т(~р) и, таким образом, аргумент логического фатализма не срабатывает.

Несмотря на достигнутый успех, однако отметим что предложенный логический язык является все-таки недостаточно богатым и не позволяет, например, эксплицировать в точных терминах проблему асимметрии вреыени. А эта проблема является одной из центральных в доктринах логического и теологического фатализма. Таким образом, в логику должен быть введен

г.

временной параметр, и это может быть сделано по-разному. Наиболее эффективным является расширение логического аппарата за счет временных операторов, в основе определения которых лежит идея о том. что истинностные значения высказываний изменяются во времени.

Эта точка зрения была широко распространена в античности и в средневековье и, можем добавить, утеряна в новое время, что связано с определенным этапом в развитии науки, включая механику Ньютона и лапласовский детерминизм. Уже при первоначальном , нализе Лрайором аристотелевского аргумента появляется временной оператор будущего времени Гр, интерпретируемый им как «будет, что р», функцией которого является образование высказываний будущего времени из соответствующих высказываний настоящего времени.

Однако заметим, что смысл временных модальностей, обсуждаемых здесь Аристотелем, и в особенности оператора «возможно будет», был весьма нетривиальным; а для зарождающейся новой ветви формальной логики — временной логики ~ нужен был для начала объект (который она смогла бы эксплицировать) значительно проще, чем временные модальности из 9-ой главы трактата «Об истолковании». Как раз таким наиболее благоприятным объектом и явились понятия возможности и необходимости с временной ссылкой на будущ^-е время, используемые Диодором Кроносом (младшим современником Аристотеля) в своем знаменитом фаталистическом аргументе под названием «Главное рассуждение»: «Из возможного не может произойти невозможное. А так как невозможно, чтобы совершившееся стало теперь иначе, чем оно есть, то невозможно, чтобы и прежде оно могло быть иначе. Невозможное никогда не может быть возможным и наоборот».

Спор о фаталистическом аргументе Диодора Кронса продолжается и сейчас. Интересна взаимосвязь этого аргумента с рассмотренными выше. По крайней мере здесь токе в основе лежит посылка о необходимости прошлого, из чего следует его неизменяемость, и таковым, следовательно, является и будущее.

Первая временная логика с оператором Гр, построенная

Прайором для анализа фаталистического аргумента Диодора, является непригодной для логической реконструкции аристотелевского решения проблемы фатализма. В этой логике имеет место следующая аксиома:

Пр V ч) * (Гр V Ря).

Если мы возьмем временную структуру, например, для простоты содержащую всего два момента времени «сегодня» и «завтра», то тогда из истинности того, что завтра будет (р V ~р), следует истинность того, что завтра будет р или истинность того, что завтра будет ~р. Однако именно против этого и возражает Аристотель в 9-ой главе трактата «Об истолковании».

Для анализа модальных понятий, встречающихся при формулировке фаталистических аргументов, требуется также введение в логику временного оператора прошлого времени Рр -«был случай, что р», а также более сильных временных операторов: Ср — «всегда будет случай, что р» и Нр — «всегда был случай, что р», которые определяются следующим образом:

Ср в ~р~р и Нр = ~Р~р. При аксиоматическом построении временной логики требуются также аксиомы связи между прошлым и будущим временем. Например, должна быть аксиома

р НГр,

которая несет в себе явно детерминистский (фаталистический) оттенок: «если р (истинно), тогда всегда было (истинным), что будет р» (если сегодя идет дождь, то всегда было истинно, что сегодня будет дождь).

Имеется оригинальный способ построения индетерминистской временной логики. Он заключается в том, что выражения, начинающиеся с Рр и Ср могут принимать третье истинностное значение. Тогда приведенные выше две «детерминистские» аксиомы отбрасываются. Однако дальнейшего развития данная трехзначная временная логика не получила, видимо в силу некоторой исксственности построения и возникающих в связи с этим проблем семантического характера.

Нужны новые идеи и при том такие, чтобы можно было провести логическую асимметрию времени. не прибегая к помощи дополнительных истинностных значений. Такой исключительно плодотворной идеей I. оказалась новая модель временя, в которой

принимается, что прошлое линейно, а будущее ветвится. Аналитическому рассмотрению индетерминистских временных логик с ветвящимся будущим и посвящены два последних параграфа диссертации.

Здесь можно выделить две логические системы, эксплицирующие оккаловский и пирсовский подходы к проблеме всеведения Бога и свободы воли, а также к пониманию того, что есть будущее? Оккамовский подход характерен тем. что из всего множества альтернативных возможностей (ветвей) для будущего выделяется одна, которая назыв этся актуальны буОущи*. Именно относительно этой ветви дается определение временных операторов. В свою очередь наличие других ветвей позволяет определить модальные операторы «необходимо, что… » и «возможно, что… тогда как их определение на линейных структурах совпадало бы с определением временных операторов. В итоге возникает сложнейшая техническая проблема о построении единой временной логики, которая сочетала бы в себе интерпретацию модальных операторов на модели с ветвящимся временем и интерпретацию временных операторов на модели с линейным временем. Полностью эта проблема не решена до сих пор, хотя доказана разрешимость ветвящихся структур (1983 г. ).

Оккамовский подход в логике как философская концепция получил название Акшуаиизла, и разрабатывался также Ансельмом и Лейбницем. Его можно охарактеризовать следующим образом:

1)Четкая идея актуального будущего, которая делает возможным доктрину божественного предвидения будущих случайных событий.

2)Вера в альтернативные будущие возможности, что влечет доктрину человеческой свободы.

3)Ограничение принципа о необходимости прошлого, например, за счет различения двух видов необходимости.

Следует обратить внимание, что оккамовскому подходу (а в целом самой концепции актуального будущего) можно выдвинуть серьезное возражение, которое состоит в следующем: на каком основании заранее актуализируется один из возможных ходов истории? По крайней мере некоторые новейшие космологические тео-

рии говорят о квантово-механическом зарождении Вселенной. Ыох-но с уверенностью сказать, что возможность различных альтернатив развития и наличие случайности в открытых системах ведет в каждом случае к новой структурной организации, гораздо более высокого уровня, чек в системах, в которых будущий ход истории заранее предопределен и даже программируем. В конечном итоге такое вмешательство в будущее ведет к регрессу и деградации, как и во всяких замкнутых системах. В открытых же системах возможность точного прогнозирования должна оборачиваться огромными энергетическими затратами (имеется в виду научное прогнозирование), которые в принципе недостижимы, поскольку должны достигать или даже превосходить энергетический уровень всей системы. Отсюда ясно, к каким чудовищным последствиям может привести (и привело) идеологическое программирование (прогнозирование) в открытых системах. Все это говорится к тому, что если мы принимаем концепцию открытого и случайного будущего (которая несомненно заслуживает того, чтобы ее принять), то возникает нетривиальный вопрос, как эту концепцию можно эксплицировать формально-логически, а это значит, какие средства логики для этого потребуются. В оккамовских логиках предпринята попытка формально объединить модальные операторы с временными, однако, такое объединение оказалось несколько искусственным, в результате чего возникли дополнительно весьма сложные философские и технические проблемы. Более естественным является не объединение, не сочленение, а синтез этих операторов. Так появляются новые операторы, а именно, модально-временные операторы. Эти операторы и составляют суть индетер-министской пирсовской логики, философским обоснованием которой является концепция локализованного будущего.

Из этой концепции (в нашей стране первоначально получивший развитие в логических работах В.р имеет место, а формула р -» нЯр нет.

В итоге ставится задача о<5 аксиоматизации данной модально-временной логики, которая была осуществлена Дх. Борджессом в 1980 г.

Обратим внимание на то, что целый ряд авторов, начиная с прекрасной работы Р. Томасона12, считают, что аристотелевское рассмотрение модальных понятий в «Об истолковании 9» требует, чтобы время было линейным в прошлое и ветвящимся в будущее. Однако, заметим, здесь мы имеем довольно-таки сложное восхождение от Аристотеля до Томасона через Оккама и Прайора, а затем в обратную сторону: применение ухе готовой оккамовской модели, снабженной теорией супероценок ван Фраассена, к проблематике Аристотеля.

Все это говорит об исключительной сложности обсуждаемых вопросов, потребовавших для своего анализа весьма нетривиальных логических средств. Влияние на логику, как прямо, так и косвенно, исходной проблематики оказалось столь сильным, что позволяет даже несколько переосмыслить сам статус логики. Этому вопросу посвящен последний раздел диссертации, который называется «Вместо заключения».

Одной из главных логических проблем, поставленных Аристотелем в 9-ой главе трактата «Об истолковании», является проблема истинностного статуса высказывания о будущих случайных событиях и в связи с этим о будущих событиях вообще.

12

Thompson R.H. Indeteralnlst tlae and truth-value gaps // Thaorla. 1970. Vol.3. P.264-284.

Суммируем подходы к решению этой проблемы.

I. Никакие высказывания о будущем не являются истинными или ложными. Поскольку такие высказывания в принципе не имеют истинностного статуса, то они вообще не являются высказываниями (Ч. Броуд).

II. Высказывания о будущем не являются ассерторическими. Но такие высказывания являются модализованными, т.е. «Возможно завтра будет морское сражение», «необходимо завтра будет ‘морское сражение», и тогда они или истинны или ложны (Ч.Пирс, Ахманов, Смирнов).

III. Истина вечна н непреходяща, и прошлое, настоящее и будущее образуют одну и ту же реальность. Поэтому любое высказывание или истинно или ложно (сторонники статической теории времени).

IV. Все высказывания или истинны или ложны. Но чтобы выразить индетерминистский статус некоторых высказываний, принимается концепция ветвящегося будущего времени. Тогда высказывания о будущем случайном событии в одно и то же время на одной ветви может быть истинным, а на другой ложным (окхамовский подход).

V. Высказывания о будущих случайных событиях или истинны или ложны, тогда как высказывания о прошлом, настоящем и предопределенном будущем необходимо истинны или необходимо ложны (средневековая интерпретация).

VI. Высказывания о будущих случайных событиях или истинны или ложны, но неизвестно и в принципе нельзя установить, каковыми они являются в данном случае (Гоббс, Даммет, Мак-Ким).

VII. Высказывания о будущих случайных событиях сейчас ни истинны и ни ложны, но со временем становятся таковыми (традиционная интерпретация).

VIII. Высказывания о будущих случайных событиях имеют новое истинностное значение, отличное от истины и лжи, и интерпретируемое как «возможноть» (Лукасевич).

IX. Поскольку само будущее является модализованным, то и высказываниям о будущем могут приписываться только модальные

оценки: необходимо, возможно (случайно), невозможно (Ушенко, Вайцзеккер).

X. Истинностные значения, в частности о будущем, являются структурализованными. Например, в качестве истинностных значений высказываниям приписываются последовательности, состоящие из вхождений 1 — «истинно» н 0 — «ложь» (исходная идея принадлежит Прайору).

Наиболее интересным здесь подходом является последний, т. е. структурализация истинностных значений. Глубинным смыслом этой идеи, может быть первоначально и неосознаваемым, является то, что истинностное значение не просто соответствует той ситуации, которая описывается в высказывании, а гораздо сложнее: на истинностные значения каким-то образом налагаются свойства онтологической структуры бытия, описываемой данными высказываниями. Если будущее в каком-то смысле реально (а иначе не было бы настоящего и прошлого),, то как оценивать высказывания о случайностях в будущем? Впервые эту проблему и попытался разрешить Лукасевич, приписывая таким высказываниям промежуточное истинностное значение, которое так и называется «возможно» («случайно»), т.е. истинностное значение соответствует случайности в будущем. Но в данном случае это соответствие весьма поверхностное, лишь терминологическое, о чем и говорит моделирование истинностного значения «возможно» числовым значением Тогда выходит, что другие дробные

истинностные значения в многозначных логиках Лукасевича представляют собой «степени» возможности. Но проясняется ли этим смысл множества истинностных значений в логиках Лукасевича, ведь логические операции просто задаются на числах?

Наша задача попытаться ответить на этот вопрос, который касается и других неклассических логик. Однако п-эначная логика Лукасевича представляет собой хороший объект для изучения с различных точек зрения, в том числе и исторической — как первая некяассическая логика.

Уже говорилось, что Лукасевич построил также четырехзначную и-модальную логику, в основе построения которой лежит декартово произведение матрицы классической логики на саму себя. Оказывается, что из полученной таким образом

четырехзначной матрицы, которая является характеристической для классической логики, можно перейти к трехзначной матрице Лукасевича. с В).

Заметим, что если в качестве истинностных значений выбираются только две последовательности: состоящие только из вхождений 1, или только из вхождений 0. то это и есть супероценки в смысле ван Фраассена. Тогда остальные истинностные значения из множества Bs представляют собой «истинностно-эначные провалы».

Для любого а е Bs обозначим через ij(a) число вхождений 1 в а. Тогда а « р, если т)(а) = ij(0) и Bs/<* есть фактор-множество множества В8 по отношению эквивалентности Очевидно, что мощность множества равна s+1. Фактор-множество Bs/<*

снабдим операциями т и ►* следующим образом: для |а|, |0| € В8/« пусть ч|а| = |-Лс| и |а| |0| = |а’э 0′ где а’е |а|, Р’ € |Э|- В этом случае мы имеем булеву интерпретацию n-значного обобщения (h = в+1) трехзначной квази-истинностно-функциональной матрицы Решера. Чтобы получить строгую (обычную) матрицу, надо на множестве Bs ввести» некоторые бинарные отношения и относительно их определить бинарные операции. Так, пусть a’R0′ есть отношение толерантности:

<а1…..as> R <bj…..bs> «

i)(<x) s i)(0> h Viss (aj= 1 •» bj= 1)

S

i}(a) > i)(0) и Viss (bp 1 4 at= 1), и пусть |а| |Э| = |а* э+ 0* |, где а* € |а|, 0′ € |0| и

а’И/З’. Тогда имеет место следующая теорема:

Матрица Яд+1 = <ВБ/а, •«, >*. (|18|) являемся характеристической матрицей Оля п-значной логики Лукасебича ь . где п = .

Смысл теоремы состоит в том, что истинностные значения I. интерпретируются в виде классов эквивалентности, состоящих из 1-0-последовательностей. Например, д интерпретируется классом <<100>, <010>, <001>). Содержательно эта интерпретация означает следующее. 1-0-последовательности есть временные ряды в смысле Прайора, т. е. в каждый момент времени высказывание является истинным или ложным, и множество моментов времени определяется числом 5. Тогда высказыванию о будущем случайном событии приписывается некоторое множество временных 1-0-последовательностей, а не одна какая-то единственная заранее предустановленная последовательность, т. е. предполагается, что временной ход описываемого события может быть различным. В этом и заключается индетерминистская интерпретация 1.п. А отношение И указывает на границы такой интерпретации.

Однако с формальной точки зрения мы имеем нечто более интересное. Булевы вектора в каждом классе эквивалентности можно лексикографически упорядочить. Лексикографический порядок является линейным порядком и образует цепь. Цепь с первым и последним элементом есть не что иное как линейно-упорядоченная алгебра Гейтинга. Таким образом в качестве истинностных значений для I. выступают конечные линейно-упорядоченные алгебры Гейтинга. Из всего этого можно сделать по крайней мере два вывода. Во-первых, логика имеет два алгебраических уровня. Первый уровень (внутренний) — это алгебраические структуры истинностного значения в данной логике. Для £-п такими структурами являются конечные алгебры Гейтинга. В общем случае в качестве истинностных значений могут выступать различные алгебры, и тогда возникает серьезная проблема построения такой логической теории, в которой допускается приписывать высказываниям в качестве истинностных значений произвольные алгебраические структуры. Операции на алгебрах определяют второй (внешний) уровень логики, а именно, алгебру самой логики. Проблема состоит в определении

(логических) операций на алгебрах. Операции на алгебра] непосредственно приводят к категорному рассмотренио логики I построению топоса для нее. Взаимоотношение двух алгебраически] уровней логики является важнейшей темой исследования.

Во-вторых, моделями конечных алгебр Гейтинга являются та! называемые конечные линейные суперинтуиционистские логики. Таким образом, логику Лукасевича 1п можно себе представить ка! логическое исчисление, в котором пропозициональные переменные пробегают по указанным суперинтуиционистским логикам, т. е. сами логики выступают в качестве истинностных значений. Философский смысл этого состоит в том, что рассужденш (мышление человека) можно было бы представить как рассужденш целыми логическими структурами с логическими операциями на; ними. Данный подход позволяет совершенно по-новому посмотрел на сам статус логики.

Рассмотрим также более сложный случай, который является I более естественным, если время постулируется бесконечным. Тогда мы имеем континуум 2й 1-0-последовательностей. Лроведе! факторизацию этого множества последовательностей, как пс конечному числу вхождений 1, так и по конечному числ; вхождений 0. Получаем счетное множество классо1 эквивалентности такое; что в каждом классе содержится счетно« множество 1-0-последовательностей (класс, в который попал! 1-0-последовательности, как с бесконечным числом 1. так I бесконечным числом 0, отбрасываем). На этих класса] эквивалентности аналогичным образом, как и для случая (.й, определяем операции отрицания и импликации. Выделении элементом является <|1и|). Мною доказано, что построешш таким образом фактор-матрица изоморфна матриц) *£=<£,ч.{(Г>>, где порядковый тип £ есть . т.е.

X — (0*. 1,2…..и.-ы,….-2.-1,0″>.

Матричные операции определяются следующим образом:

ч* » -х; х у = • если х * у

1у-х. если х > у.

Тогда, например, число 3 интерпретируется счетным множеством 1-0-посхедовательностей, в которых 1 входит по 3 раза в каждую, а число вхождений 0 бесконечно. упорядоченные лексикографически, представляют собой объединения счетных множеств линейных алгебр Гейтинга и дуальных им линейных алгебр Брауэра (потому что факторизация проводилась по двум параметрам). Это составляет внутренний уровень логики Lg. Внешним уровнем является непредставимая MV-алгебра Чена.

И, наконец, отметим, что структурализация истинностных значений не исчерпывается линейными структурами. Если (временные) 1-0-последовательности в классах эквивалентности будут упорядочены древовидным отношением, то мы придем к исчислению самих ветвящихся структур. Это, по-видимому, соответствовало бы внутреннему смыслу индетерминистской югики, поскольку здесь сама структура истинностных значений соответствует ветвящемуся (случайному) характеру будущего. Главное во всем этом то. что та или иная концепция будущего может моделироваться структурой истинностных значений, и гогда логика предстает в виде исчисления этих структур.

Основные публикации по леле диссертации.

1. Фатализм и случайность будущего: логический анализ. U., Наука, 1990, 11 п. л.

2. Учебно — методические материалы по спецкурсу «Пропозициональная многозначная логика» (для студентов старших курсив). IL , КГ/, 1986, 3 п. л.

3. Проблема высказываний о будущих событиях в трехзначной логике // Проблемы логики, методологии м истории науки. Выпуск 2. IL, МГУ. 1978. С. 192-214.

4. Каков истинностный статус утверждений о будущих событиях? // Модальные & интенсиональные логики. U., 1978. С. 66-70.

5. T-F-InterprétâtIon of some n-valued logics // VI th International Congress for Logic, Methodology and Philosophy of Science. Abstracts. Section 5. Hannover, 1979.

6. Фактор-семантика и классы многозначных систем логики // Релевантные логики и теория следования. М., 1979. С. 67-75.

7. Aristotle. Lukasiewicz, and factor-senantics // Acta Phllosophica Fennica. 1982. Vol.35. P.7-21.

8. Factor-semant les for n-valued logics // Studia Logica. 1983. Vol.XLII. P.179-185.

9. Аристотель и «морское сражение» // Симпозиум по логике Аристотеля. Тбилиси. 1983. С. 51-54.

10. Аристотель, Лукасевич и фактор-семантика // Модальные и интенсиональные логики и их применение к проблемам методологии науки. М., Наука, 1984. С. 107-124.

11. Фактор-семантика для n-значных логик // Там же. С. 124-140.

12. Будет или не будет завтра морское сражение? // Логика Аристотеля. Тбилиси, 1985. С. 98-111.

! 3. Истинностны е значения // Интенсиональные логики и логическая структура теории. Тбилиси. 1985. С. 72-73.

14. Фактор-семантика для бесконечнозначной логики Лукасевича // Неклассические логики. U., 1985. С. 20-26.

15. Логика как истинностное значение // Логика и системные методы анализа научного знания. М., 1986. С. 135-137.

16. Logic as truth-value // VIII International Congress of Logic, Hethodology and Philosophy of Science. Abstracts. Vol.1. Hoscow, 1987. P.263-265.

17. Логика как теория истинностных значений // Философские проблемы истории логики и методологии науки. Часть 1. М., 1986. С. 80-83.

18. Некоторые алгебры в качестве истинностных значений // Нестандартные семантики неклассических логик. М., 1986. С. 5-13.

19. T-F-sequences and their sets as truth-values If Intensional Logic, History of Philosophy and Hethodology. Vol.2. Budapest. 1988. P.109-119.

20. Algebralc structure of the Лruth-values for tu // Bulletin of the Section of Logic. 1988. Vol.17. P.127-137.

21. Истинностные значения. Что это такое? // Исследования по неклассическим логикам. IL,. Наука. 1989. С.38-53.

22. От фактор-сема нтккм к логическому исчислению алгебр // Синтаксические м семантические исследования неэкстенсиональных логик. И.. Наука. 1989. С.93-100.

23. Логический фатализм ■ тоталитаризм //Философские основания неыассическнх логик. II. 1990. С. 138-152.

Дэвид Фостер Уоллес и вызов фатализму

Недавно мне довелось ознакомиться с основными справочными работами, чтобы сравнить их описания фатализма. То, что я обнаружил, меня разочаровало.

Оксфордский философский словарь под редакцией Саймона Блэкберна содержит следующую статью о «фатализме»:

«Доктрина о том, что то, что будет, будет, или о том, что человеческие действия не имеют никакого влияния на события. «Либо на пуле есть мой номер, либо нет; если это так, то нет никакого смысла принимать меры предосторожности, потому что это все равно меня убьет; если нет, то нет смысла принимать меры предосторожности, потому что это не убьет меня; следовательно, в любом случае нет смысла принимать меры предосторожности.Дилемма игнорирует весьма вероятную возможность того, что ваш номер на пуле будет зависеть от того, принимаете ли вы меры предосторожности. Фатализм ошибочно путают с детерминизмом, который сам по себе не подразумевает, что человеческие действия неэффективны ».

Первое предлагаемое определение — это тавтология: «что будет, то будет»; если этот тезис является фатализмом, тогда доктрина верна, но неинтересна. Второе определение, «человеческое действие не влияет на события», явно неверно, потому что, например, для получения развода логически необходимо вступить в брак.Такие примеры, как пуля, были известны в древности как «пустые аргументы», и соответствующий ответ, данный философом-стоиком Хрисиппом, состоит в том, что принятие мер предосторожности может спасти вас, и если так, то им суждено было это сделать. Следовательно, такие примеры не опровергают фатализм. Более того, разница между фатализмом и детерминизмом не в том, что фатализм утверждает, что человеческие действия неэффективны, а в том, что фатализм не ссылается на причинно-следственную связь. Более того, некоторые детерминисты подтверждают свободу воли, но все фаталисты ее отрицают.

Запись о «фатализме» в The Oxford Companion to Philosophy , New Edition, под редакцией Теда Хондериха, больше не помогает:

«Вера, не путать с причинным детерминизмом, что размышления и действия бессмысленны, потому что будущее будет таким же, что бы мы ни делали. Согласно знаменитому «праздному аргументу» древности: «Если вам суждено вылечиться от этой болезни, вы выздоровеете независимо от того, позовете вы к врачу или нет; точно так же, если вам суждено не излечиться от этой болезни, вы не выздоровеете, не обращаетесь ли вы к врачу или нет; и суждено либо ваше выздоровление, либо невыздоровление; поэтому нет смысла вызывать врача.Таким образом, все действия и решения «праздны», потому что они не могут повлиять на будущее. Детерминисты отвергают фатализм на том основании, что можно определить, что мы можем вылечиться, только вызвав врача ».

Здесь фатализм отождествляется с «праздным аргументом», как если бы этот аргумент сам по себе является фаталистической позицией. Фактически, «праздный аргумент» — это предполагаемое опровержение фатализма, на который легко ответить ответом Хрисиппа о том, что, например, вопрос о том, вызовете ли вы врача, столь же сурово, как и выздоровеете ли вы.

Кембриджский философский словарь , третье издание, под редакцией Роберта Ауди, не предлагает статьи о «фатализме», но отсылает читателей к статье под названием «Проблема свободы воли». Там термин «фатализм» не упоминается, но подробное обсуждение свободы воли и детерминизма включает следующие два предложения: «Логические версии детерминизма заявляют, что каждое будущее событие определяется тем, что уже является истиной, в частности той истиной, что оно будет происходит тогда. Некоторые богословские варианты принимают предопределение всех обстоятельств и событий божественным существом, которое заранее знает, что они достигнут.”

Термин «логический детерминизм» предполагает, что фатализм — это форма детерминизма, но это не так. Более того, хотя божественное предвидение может вызвать предположения о человеческой свободе, фатализм не основывается на теизме.

Философская энциклопедия Рутледж , отредактированная Эдвардом Крейгом, добавляет путаницы. Его запись гласит:

«Фатализм» иногда используется для обозначения принятия детерминизма вместе с готовностью признать последствия того, что не существует такой вещи, как человеческая свобода.Это слово также часто используется в связи с богословским вопросом: означает ли предполагаемое предвидение Бога, что будущее уже определено. Но иногда это объясняется совсем по-другому, как точка зрения, согласно которой человеческий выбор и действия не влияют на будущие события, которые будут такими же, как и мы, что бы мы ни думали или делали. На первый взгляд, это едва ли понятно и наводит на мысль, что фатализм — это просто выражение безропотного принятия ».

Здесь фатализм сначала смешивают с детерминизмом, затем ошибочно связывают с верой в предвидение Бога, затем приравнивают к тавтологии, что то, что будет, будет, и, наконец, якобы опровергается «пустыми аргументами».Краткая сопроводительная статья начинается с утверждения, что «если понимать именно то, что в ней говорится, изречение о том, что человеческий выбор и действия не имеют влияния на будущие события, абсурдно». Вот пример заблуждения ignoratio elenchi, возражения против иска, не оспариваемого.

К счастью, правильное понимание фатализма можно найти в Энциклопедии этики , второе издание, под редакцией Лоуренса К. Беккера и Шарлотты Б. Беккер. Здесь начинается расширенная статья «Судьба и фатализм», автором которой является Джон Мартин Фишер: «Фатализм можно понимать как доктрину, согласно которой агенты никогда не могут свободно делать что-то, кроме того, что они делают на самом деле, — это логическая или концептуальная истина.”

Обратите внимание на следующие ключевые моменты в определении Фишера. Во-первых, фатализм — это не форма детерминизма. Во-вторых, фатализм не предполагает теизма. В-третьих, фатализм отрицает свободу воли на основе концептуальных соображений. В-четвертых, фатализм не утверждает и не подразумевает, что действия человека не влияют на будущие события.

Ключевой вопрос, конечно, заключается в том, может ли фатализм, понимаемый должным образом, быть обоснован философски изощренным аргументом. Самая знаменитая современная попытка была предпринята в 1962 году Ричардом Тейлором, чья доступная статья «Фатализм» в журнале The Philosophical Review вызвала бурную дискуссию во многих ведущих журналах.Более чем два десятилетия спустя подробный вклад в полемику был внесен в старшую диссертацию в Амхерст-колледже, представленную будущим знаменитым писателем Дэвидом Фостером Уоллесом. Он был переиздан вместе с основными моментами первоначальной философской дискуссии в Судьба, время и язык: эссе о свободной воле , опубликованном издательством Columbia University Press в 2011 году и под редакцией профессора Морин Экерт из Массачусетского университета в Дартмуте и меня. .

В общем, фатализм — это не тавтология, теологический постулат или абсурдное заявление о неэффективности человеческих действий.Скорее, это сложный тезис, отрицающий свободу воли на основе концептуальных соображений и требующий для своей оценки тщательного исследования вопросов, касающихся времени, логики и свободы.

Стивен М. Кан

Стивен М.Кан является почетным профессором философии в Центре аспирантуры городского университета Нью-Йорка, где он почти десять лет проработал проректором и вице-президентом по академическим вопросам, а затем исполнял обязанности президента. Он является автором или редактором более шестидесяти книг, в том числе «Религия в разумных пределах»; Преподавание философии: руководство; Внутри академических кругов: профессора, политика и политика; Философские приключения; Путешествие философа: очерки шести десятилетий и Навигация в академической жизни: как работает система .

Фатализм — фатализм и детерминизм, Морское сражение Аристотеля, Богословский фатализм, Библиография — фатализм, случается, необходимость и тезис

Фатализм — это тезис о том, что все, что происходит, должно случиться. Это не следует путать с совершенно безобидной идеей о том, что все, что происходит, происходит. Фатализм также не следует смешивать с утверждением о том, что все, что бы ни случилось, обязательно происходит, когда это утверждение просто выражает тавтологическую природу предшествующей безобидной идеи.Фатализм — это основной тезис, который утверждает, что возникновение любого события или положения дел необходимо.

Прояснение этого тезиса требует формулировки необходимости фаталиста; мы должны знать, что означает «должно», когда фаталист говорит нам, что все, что происходит, должно произойти. Поскольку фатализм в некоторой степени является термином искусства, нет жестких априорных ограничений относительно того, как следует понимать необходимость, используемую фаталистом. Однако есть один критерий для любого приемлемого определения.Фатализм занимал мыслителей более двух тысячелетий прежде всего потому, что его истинность, по-видимому, влечет за собой отсутствие у нас силы (способности, способности) выполнять какие-либо действия, кроме тех, которые мы действительно выполняем. Если мы совершаем действие, которое является типом события, и это событие необходимо, то другого действия не могло бы произойти. И, если бы не могло произойти никакого другого действия, тогда у нас нет силы совершить какое-либо действие, кроме того, которое мы фактически совершили. Если фатализм верен, то для нас не существует альтернативных вариантов действий, и поэтому представление о себе как о значимых, свободолюбивых агентах, обладающих властью влиять на конституцию будущего, полностью скомпрометировано.Любое объяснение фаталистической необходимости, заслуживающее названия, должно учитывать на первый взгляд противоречие между фатализмом и автономным поведением.

Практически все философы истолковывают фаталистическую необходимость как логическую или концептуальную. Стивен Кан является представителем, когда заявляет, что фатализм

— это тезис о том, что только законы логики [его курсив] достаточно, чтобы доказать, что ни у одного человека нет свободы воли, достаточно, чтобы доказать, что единственные действия, которые может выполнять человек, — это действия, которые он действительно совершает, и достаточно, чтобы доказать, что человек может вызвать только те события, которые действительно происходят, и может предотвратить только те события, которые на самом деле не происходят.(стр. 8)

Хотя логические толкования фаталистической необходимости удовлетворяют минимальным требованиям сохранения антагонизма prima facie между фатализмом и действиями автономных лиц, они несправедливо карикатурно изображают природу некоторых аргументов, которые все стороны считают фаталистическими. Если все фаталистические аргументы задуманы как содержащие только утверждения логических законов (т. Е. Тавтологий) в качестве предпосылок, трудно понять, как может развиваться любой существенный тезис, и как любое разногласие по поводу истинности фатализма может быть чем-то большим, чем просто словесная ссора. .Фактически, изощренные фаталистические аргументы Аристотеля (384–322 до н. Э. ), Диодора Кроноса (ум. Ок. 284 до н. Э. ) и других демонстрируют, что существуют неявные существенные, хотя и противоречивые, предположения относительно природы истины и времени. Прежде чем исследовать эти аргументы, важно провести различие между фатализмом и детерминизмом — двумя тезисами, которые часто смешивают.

Фатализм как метафизический тезис

БАРНС, Э.и КАМЕРОН, Р. «Открытое будущее: двойственность, детерминизм и онтология», Philosophical Studies, vol. 146. С. 291–309, 2009.

.

БЕЛНАП Н. и ГРИН М. «Индетерминизм и тонкая красная линия», Philosophical Perspectives, vol. 8. С. 365–388, 1994.

.

BIGELOW, J. «Презентизм и свойства», Philosophical Perspectives, vol. 10. С. 35–52, 1996.

.

BOURNE, C. «Будущие контингенты, непротиворечие и закон исключенной средней путаницы», Анализ, том.64, стр. 122–128, 2004.

CORREIA, F. и IACONA, A. (ред.). Вокруг дерева: семантические и метафизические вопросы ветвления и открытого будущего. Дордрехт и Нью-Йорк: Springer, 2013.

.

ДИЕКЕМПЕР, Дж. «Временная необходимость и логический фатализм», Труды Аристотелевского общества, вып. 104, с. 289–296, 2004.

ДУММЕТ, М. «Постижение прошлого», Philosophical Review, vol. 73, стр. 338–359, 1964.

ГУДМАН, Н.«О заблуждении», Mind, vol. 74, стр. 248, 1965.

HUME, D. Вопросы о человеческом понимании и о принципах морали. Лондон: Т. Каделл, 1777.

ЛЬЮИС Д. О множественности миров. Оксфорд: Блэквелл, 1986.

UKASIEWICZ J. «О детерминизме» в Избранных произведениях (стр. 110–128). Амстердам: Северная Голландия, 1970.

MACFARLANE, J. «Будущие контингенты и относительная истина», Philosophical Quarterly, vol.53. С. 321–336, 2003.

.

МАКФАРЛАН, Дж. «Истина в саду расходящихся тропинок», М. Кёльбель и М. Гарсия-Карпинтеро (ред.). Относительная правда (стр. 81–102). Оксфорд: Clarendon Press, 2008.

.

МАКАРТУР Р. «Факты и модальность будущего времени», Nos, vol. 8. С. 283–288, 1974.

.

ØHRSTRØM, P. «Ансельм, Оккам и Лейбниц о божественном предвидении и человеческой свободе», Erkenntnis, vol. 21. С. 209–222, 1984.

.

ПРИОР, А.«Трехзначная логика и будущие контингенты», Philosophical Quarterly, vol. 3. С. 317–326, 1953.

ПРИОР, А. Прошлое, настоящее и будущее. Оксфорд: Clarendon Press, 1967.

ПУТНАМ, Х. «Формализация понятия« о »», Философия науки, вып. 25. С. 125–130, 1958.

RESCHER, N. «Заметка о« примерно »», Mind, vol. 72, стр. 268–270, 1963.

RYLE, G. Dilemmas. Кембридж: Издательство Кембриджского университета, 1956.

THOMASON, R. «Некоторые результаты о полноте для модальных исчислений предикатов», в К. Ламберте (ред.). Философские проблемы логики (стр. 56–76). Дордрехт: Рейдел, 1970.

ТУЛИ М. Время, время и причинно-следственная связь. Оксфорд: Clarendon Press, 1997.

TORRE, S. «Открытое будущее», Philosophy Compass, vol. 6. С. 360–373, 2011.

.

ВАН ИНВАГЕН П. «Несовместимость свободы воли и детерминизма», Философские исследования, т.25. С. 185–199, 1975.

.

ВОЛЬТЕР Кандид, или оптимизм. Париж, 1759 г.

ЯБЛО, С. Обнесс. Princeton: Princeton University Press, 2014.

.

Тестирование резервной емкости Модель

Абстрактные

Хотя различия в состоянии здоровья широко распространены между группами этнических и расовых меньшинств и белые в Соединенных Штатах, латиноамериканцы, по-видимому, имеют относительное преимущество в одном особый результат для здоровья: смертность от всех причин.Это преимущество наиболее ярко выражено среди наименее культурные латиноамериканцы. Поэтому вполне вероятно, что это явление, известное как Латиноамериканский парадокс частично можно объяснить социальными и культурными ресурсами, которые преобладают в латиноамериканских культурах. Эти ресурсы могут нейтрализовать негативные эффекты низкого социально-экономический статус здоровья, как это постулируется в модели резервного потенциала. Фатализм — это один такая культурная ценность, и предыдущие результаты были неоднозначными в отношении ее связи с результаты в отношении здоровья латиноамериканцев.Исследования, проводимые среди белых популяций, обычно обнаруживают отрицательные результаты. связь между фатализмом и последствиями для здоровья. Чтобы объяснить эти расходящиеся результаты, Фатализм может быть концептуально связан с другим социокультурным ресурсом — религиозностью. Некоторые исследования обнаружили связь между религиозностью и фатализмом. В общем, религиозность — особенно религиозное посещение — положительно связано с результатами для здоровья и вовлечением в здоровое поведение. Большинство исследований изучали связь между религиозностью и фатализмом. к конкретным последствиям для здоровья, таким как диагностика заболеваний или смертность, или поведение в отношении здоровья.Меньше исследования рассмотрели влияние посещения религиозных обрядов и фатализма на более общие результаты для здоровья, такие как качество жизни, связанное со здоровьем. Кроме того, существует значительный вариативность результатов этих исследований, что свидетельствует о сложной взаимосвязи и возможность модерирования переменных. Таким образом, в настоящем исследовании использовался регрессионный анализ, чтобы изучать взаимосвязь между фатализмом, посещаемостью религиозных обрядов, качеством жизни, связанным со здоровьем, и участие в здоровом образе жизни в выборке из 133 латиноамериканцев с низким уровнем аккультурации и социально-экономический статус.Было высказано предположение, что сочетание высокого фатализма и высокого Посещение религиозных обрядов положительно скажется на высоком уровне физического и психического здоровья связанное с этим качество жизни и участие в здоровом образе жизни. Однако результаты показали, что взаимодействие фатализма и религиозной посещаемости не смогло предсказать, связанное с физическим здоровьем качество жизни и участие в здоровом образе жизни. И, вопреки моей гипотезе, сочетание высокого фатализма и высокой религиозной посещаемости было связано с низким психическим здоровьем связанное с этим качество жизни.

Содержание

Введение — Обзор литературы — Методология — Результаты — Обсуждение — Приложение A. Меры

«Фаталистические культурные убеждения в стремлении к достижению в США и» Сьюзан Ли

Абстрактные

Интегративная модель Бетанкура для изучения культуры и поведения (Betancourt, Flynn, Riggs, & Garberoglio, 2010; Betancourt, Hardin, & Manzi, 1992; Betancourt & Lopez, 1993) была использована для проверки того, повлияли ли фаталистические культурные убеждения по-разному на стремление к достижениям. среди подростков из различных культурных групп в Чили (мапуче и основные чилийцы) и U.С. (латиноамериканец и англо-русский язык). Результаты были следующими: 1) более высокий уровень фатализма отрицательно повлиял на стремление к достижению в Чили и США, 2) студенты в Чили и США имели схожий уровень культурных убеждений, 3) группы SES имели значительные различия в уровнях фатализма среди Учащиеся общеобразовательных школ и меньшинств, но только в США, и 4) Учащиеся меньшинств и студентов с низким уровнем SES имели одинаковый уровень фаталистических культурных убеждений в США и Чили. Эти результаты демонстрируют важность связи между SES и фатализмом и его значимость для достижения результатов среди этнических и национальных групп.Кроме того, обсуждаются последствия вмешательства в образовательные программы в культурно разнообразных обществах. Проблемы для будущих исследований включают вопросы, связанные с ролью фатализма и связанных с ним психологических процессов в стремлении к достижению и результатам.

Дисциплина LLU

Клиническая психология

Школа

Школа поведенческого здоровья

Первый советник

Бетанкур, Эктор

Второй советник

Флинн, Патрисия М.

Третий советник

Наваррете, Бренда В.

Название степени

Доктор философских наук

Предметные рубрики Библиотеки Конгресса / MESH

Психология подростков — межкультурные исследования; Мотивация достижения; Мотивация (психология) в подростковом возрасте; Судьба и фатализм — психологические аспекты; Attitude (Психология) — Межкультурные исследования; Подростковое поведение; Мотивация;

Тема — местный

Чили; Соединенные Штаты;

Цифровое издательство

Библиотеки университета Лома Линда

Права на использование

Это название здесь любезно предоставлено автором, который предоставил Университету Лома Линда ограниченное неисключительное право сделать эту публикацию доступной для широкой публики.Все остальные авторские права сохраняются за автором.

Рекомендуемое цитирование

Ли, Сьюзан, «Фаталистические культурные убеждения в стремлении к достижениям в США и Чили» (2014). Университет Лома Линда Электронные диссертации, диссертации и проекты . 248.
https://scholarsrepository.llu.edu/etd/248

Коллекция

Университет Лома Линда Электронные тезисы и диссертации

Сайт коллекции

http: // scholarsrepository.llu.edu/etd/

Репозиторий

Университет Лома Линда. Мемориальная библиотека Дель Э. Уэбба. Архив университета

Китайский фатализм и его связь с результатами адаптации и адаптации

описание. имя22 9023 90232 9023
Поле постоянного тока Значение Язык
dc.contributor.advisor Spinks, JA
dc. Ли, TMC
участник постоянного тока.автор Чан, Винг-зе, Стефани.
dc.contributor.author 陳詠思.
dc.date.issued 2000
dc.identifier.citation Chan, W. S. [陳詠思]. (2000). Китайский фатализм и его связь с результатами адаптации и адаптации. (Тезис). Университет Гонконга, Покфулам, САР Гонконг. Получено с http://dx.doi.org/10.5353/th_b3122404
dc.идентификатор.uri http://hdl.handle.net/10722/33311
dc.language eng
dc.publisher Университет Гонконга (Покфулам) , Гонконг)
dc.relation.ispartof HKU Theses Online (HKUTO)
dc.rights Автор сохраняет все права собственности (например, патентные права) и право использования в будущих произведениях.
dc.rights Эта работа находится под лицензией Creative Commons Attribution-NonCommercial-NoDerivatives 4.0 International License.
dc.source.uri http://hub.hku.hk/bib/B31224040
dc.subject.lcsh Судьба и фатализм — Психологические аспекты — Китай Гонконг.
dc.subject.lcsh Adjustment (Психология)
dc.title Китайский фатализм и его связь с результатами адаптации и адаптации
dc.type PG_Thesis
dc.identifier.hkul b3122407 — b3122407 — магистр философии
dc. описание. уровень магистр
dc. описание. дисциплина психологияdescription.nature Publish_or_final_version
dc.identifier.doi 10.5353 / th_b3122404
dc.date.hk402 9023 991012284119703414

«Фатализм как культурное влияние на корреляты тревоги и беспокойства в» Джуди Майер-Чайрес

Отдел

Психологические науки и науки о мозге

Ключевые слова автора

Беспокойство; Латиноамериканец; Латиноамериканец; фатализм; подростки

Абстрактные

Доказательства того, что латиноамериканцы, как и в Соединенных Штатах, испытывают более низкие уровни тревожных расстройств по сравнению с нелатиноамериканцами / белым населением, еще не привели к выявлению источников этих различий.Более высокий уровень тревожных расстройств среди более аккультурированных латиноамериканцев / людей по сравнению с теми, у кого более низкий уровень аккультурации, предполагает, что существуют влиятельные культурные переменные, относящиеся к тревожности, в частности, потеря защитного латиноамериканского / культурного фактора в процессе аккультурации. Фатализм, часто цитируемая латиноамериканская / культурная характеристика, появляется как интригующий кандидат для исследования в связи с тревогой из-за общих элементов будущей ориентации и контроля. В частности, были изучены корреляты тревожности непереносимости неопределенности и первичного и вторичного контроля.Настоящее исследование рассматривает литературу о культурных факторах, имеющих отношение к латиноамериканскому опыту / опыту и их роли в периоде развития в подростковом возрасте, тревоге у латиноамериканцев / населения, а также конструкту фатализма и его роли в здоровье и психическом здоровье латиноамериканцев / о. Затем проверяется связь между аккультурацией, фатализмом и коррелятами тревожности. В частности, была выдвинута гипотеза, что аккультурация предсказывает фатализм, фатализм отрицательно предсказывает тревогу, беспокойство, МЕ и первичный контроль и положительно предсказывает вторичный контроль.Кроме того, предполагалось, что вторичный контроль смягчит связь между фатализмом и тревогой и беспокойством, что более высокий фатализм будет предсказывать более низкие уровни тревоги и беспокойства, когда присутствует высокий уровень вторичного контроля. 47 латиноамериканцев / участников в возрасте от 12 до 17 лет были набраны для исследования. Подростки и их родители / опекуны заполнили анкеты самоотчета. Гипотезы исследования частично подтвердились. Первоначальный анализ показал, что аккультурация не предсказывала фатализм; однако исследовательский анализ с использованием модели аккультурации, состоящей из четырех частей, выявил существенное взаимодействие: различные комбинации высокого и низкого латиноамериканства и американизма по-разному связаны с фатализмом.Фатализм не был значимым предиктором беспокойства, но оказался положительным предиктором беспокойства.

Написать ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *