Нигилисты это: Нигилизм | Понятия и категории

The Russian Intelligentsia: Taming Nihilism in the Stalin Period | Vinogradov

Русская и советская интеллигенция всегда была явлением весьма неоднозначным и неоднородным. Образы ее периодически менялись на протяжении почти двух веков в России, но одной из ее главных неизменных черт до настоящего времени остается то, что получило в русской публицистике и художественной литературе ХIХ века название «нигилизм».

Современный образ нигилиста во многом, конечно, далек от образа, созданного И.Тургеневым в романе «Отцы и дети», однако нельзя не отметить некий его неуничтожимый дух, витающий над этой частью русского народа и выражающийся, прежде всего, в постоянном глубинном неприятии и противостоянии любой власти. Отношение к власти — основной маркер, определяющий оппозицию «свой — чужой».

Вообще, само возникновение феномена русской интеллигенции, в сущности, было связано именно с актом нигилизма, в свое время совершенным образованной частью русского общества. Это был протест, вызванный явным разрывом между российской действительностью и провозглашенными государственными принципами, национальными и религиозными ценностями. Отныне взятая на себя миссия интеллигенции — это собственное распространение и создание духовных, нравственных ценностей. В эту систему встраивается и научный прогресс, так как в итоге он должен нести облегчение для жизни народа, главного страдальца российской действительности. Естественно, что эта деятельность периодически вступает в противоречие с существующими в конкретный исторический период представлениями, нормами и правилами. Таким образом, субкультура нигилизма становится совершенно естественной для интеллигенции и совершенно свободно растворяется среди большинства ее представителей.

Как писал Н.Бердяев в работе «Истоки и смысл русского коммунизма»: «…но в действительности нигилизм есть явление гораздо более широкое, чем писаревщина, его можно найти в подпочве русских социальных движений, хотя нигилизм сам по себе не был социальным движением. Нигилистические основы есть у Ленина, хотя он и живет в другую эпоху. Мы все нигилисты, говорит Достоевский. Русский нигилизм отрицал Бога, дух, душу, нормы и высшие ценности. И тем не менее нигилизм нужно признать религиозным феноменом. Возник он на духовной почве православия, он мог возникнуть лишь в душе получившей православную формацию. Это есть вывернутая наизнанку православная аскеза, безблагодатная аскеза. В основе русского нигилизма, взятого в чистоте и глубине, лежит православное мироотрицание, ощущение мира, лежащие во зле, признание греховности всякого богатства и роскоши жизни, всякого творческого избытка в искусстве, в мысли. Подобный православной аскетике нигилизм был индивидуалистическим движением, но также был направлен против творческой полноты и богатства жизни человеческой индивидуальности. Нигилизм считает греховной роскошью не только искусство, метафизику, духовные ценности, но и религию. Все силы должны быть отданы на эмансипацию земного человека, эмансипацию трудового народа от непомерных страданий, на создание условий счастливой жизни, на уничтожение суеверий и предрассудков, условных норм и возвышенных идей, порабощающих человека и мешающих его счастью. Это — единое на потребу, все остальное от лукавого» [1].

«Все силы должны быть отданы на эмансипацию земного человека» [2], — вот главная формула нигилизма, исповедуемая всеми поколениями российской интеллигенции в независимости от того, какую идеологическую позицию занимает тот или иной ее представитель. Именно это положение раскололо российскую интеллигенцию в 1917 году, когда одна часть ее поверила в то, что, наконец, появилась такая система эмансипации земного человека, благодаря которой вот-вот наступит та самая долгожданная счастливая жизнь, лишенная порабощения, а другая часть интеллигенции решительно ее отвергла. Вот с этой другой, не поверившей частью и предстояла серьезная идеологическая работа. Показательно, что создание образа интеллигенции на отечественном экране начинается именно с мотива переубеждения.

Двадцатые годы

Эти нигилистские свойства сознания интеллигенции четче всего просматриваются применительно к образу ученого как наиболее последовательного выразителя духа этой общности, стойкого служителя идеи всеобщего счастья. Именно ученым, подвергающим сомнению многие привычные жизненные основания, в большой степени присуща субкультура нигилизма. Словно почувствовав это, уже в 1918 году выходит картина «Уплотнение» [3] — первое обращение к теме отношений новой власти и интеллигенции, где авторами картины значатся нарком просвещения А.Луначарский, режиссеры А.Пантелеев и А.Долинов. Фильм сохранился не полностью, но из доступного материала можно судить о главной идее работы: прогрессивная часть интеллигенции принимает Советскую власть и солидаризуется с рабочим классом, так как новая власть выполняет главную для русской интеллигенции миссию — эмансипацию.

В центре повествования две семьи — семья профессора и рабочего. Профессора «уплотняют», подселяя ему рабочего с дочерью. Старший сын профессора недоволен «соглашательским» поведением отца по отношению к новой власти и его дружеским общением с представителями чуждого ему класса. За отца вступается младший сын, влюбленный в дочь подселенного рабочего, демонстрирующий широкие демократические взгляды. Конфликт между братьями разрастается и выливается в драку. Дочь рабочего вызывает наряд бойцов из комендатуры городского района. Старшего сына арестовывают. На стороне же профессора оказываются его младший сын и дочь. Немного посокрушавшись об арестованном старшем сыне, отец продолжит свою дружбу с пролетариатом, советской властью и даже начнет читать популярные лекции в клубе. Так, несколько прямолинейно, схематично, но пропагандистски доходчиво, на экране сближаются классы, а представители интеллигенции, наконец, понимают, что советская власть несет идеи свободы, равенства и братства, о чем, собственно, они сами мечтали, и нет более причин для нигилистического отношения к действительности как к миру, лежащему во зле.

Однако тема перехода представителей старого мира на сторону Советской власти возникает не так уж и часто в кинематографе первого постреволюционного десятилетия (очевидно, что в реальности еще велико недоверие к элементам непролетарского происхождения). Отношение все больше негативное, как например, в картинах «Человек с портфелем» (1929, не сохранился), «Лицом к лицу» (1930). Но сами по себе истории о представителях чуждых классов и их мировоззренческом выборе касаются не столько интеллигенции, как в фильме «Уплотнение», сколько бывших офицеров царской армии («Прозревший», 1919, фильм не сохранился), «Враги», «Отец и сын», «Разрушенный очаг» (1924), «На крыльях ввысь» (1923, не сохранился), «Седьмой спутник» (1928), «Разлом» (1929). Не принявших Советскую власть в отечественных картинах ждет печальное и жалкое будущее, как, например, бывшего фабриканта из фильма «В когтях советской власти» («Приключения фабриканта», 1926), бежавшего из новой России в Париж и нашедшего там единственное место — работу клоуном в цирке. Трагикомический финал символичен и касается, по мысли авторов, судьбы всей русской эмиграции.

Тридцатые годы

Только к середине тридцатых годов возникает полноценный положительный образ ученого, принявшего советскую власть. Нельзя не вспомнить Дмитрия Полежаева из фильма «Депутат Балтики» (1937), поставленного А.Зархи и И.Хейфицем, и доктора Степанова «из бывших» в фильме-утопии А.Роома «Строгий юноша» (1936). Правда, вторую картину нельзя считать воплощением официальной идеологической позиции государства, а скорее сарказмом в отношении будущего коммунистического проекта. Но понять этот проект и официальное отношение к дореволюционной интеллигенции и оценить плоды уже выросшей комсомольской молодежи вполне возможно.

Один из героев фильма — врач, принявший советскую власть, обласканный ею и живущий в собственном загородном поместье, по сути помещичьей усадьбе с прислугой, с личным автомобилем, мраморными догами, сигарами, заграничными спиртными напитками и т.д. У него есть молодая жена (намек на дореволюционный неравный брак) и нахлебник — шутовской образ прошлого — Цитронов, и в определенном смысле темная старорежимная половина самого хозяина. Все материальные блага, вплоть до присылаемых заграничных напитков, ему дало правительство, как сообщается в одной из сцен. Действительно, аскетический быт революционных пассионариев уходил в прошлое. Многое, что отрицалось в 1920-е годы теперь становилось нормой. И в этом смысле весьма интересно как конструктивистские интерьеры комсомольского общежития в фильме сосуществуют с архитектурой дворянской усадьбы XIX века. Это не просто буржуазный быт, которого так боялись и с чем боролись в двадцатые, считая его врагом коммунизма, а совершенное ничем не стесненное барство. И этого достигает научное светило мирового уровня, принявшее Советскую власть. В принципе, молодые строители коммунизма, живущие в своих общежитиях, со временем могут достичь того же. Конечно, не все, а лишь единицы, ведь, как заявляет главный герой фильма, комсомолец Гриша: «Уравниловки быть не должно».

За что же удостоился подобного благосостояния доктор Степанов? Ответ весьма любопытен. Как заявляет его приживал Цитронов: «Доктор Степанов буквально воскрешает из мертвых!», — фантастическое достижение (сказано, естественно, образно, для того чтобы подчеркнуть высшую степень врачебного искусства). Однако эта фигура речи, прозвучавшая в фильме, имеет и весьма явные христианские аллюзии, и намек на идеи русского космизма, в частности, на проекты Н.Федорова, неожиданно оказавшиеся созвучными целям новой утопической системы. В фильме все это звучит так, словно при советской власти, наконец, осуществилась давнишняя мечта человечества — победа над смертью.

Однако не все так однозначно и тень сомнения все же лежит на этом образе ученого. Несмотря на свои научные заслуги, доктор Степанов представляет образ прошлого, адаптированного к современности, поэтому и существует он только в пространстве своей клиники и усадьбы. Современность и проект будущего должны быть сформированы новым поколением молодых людей, воспитанных при советской власти и поэтому лишенных родовых пятен капитализма. Живущие в конструктивистском пространстве, они свободно перемещаются в любых других (например, стадион), выстроенных в стиле классицизма, и даже примеривающие из «Травиаты» фрак, как впрочем, и всю историю из известного произведения.

Так какое же положение может занимать интеллигенция, а тем более ученые при советской власти, что позволено им, насколько велика их власть? Тем более, что зритель видит явное неравенство в положении молодых комсомольцев, ютящихся в общежитии, и ученого, живущего в загородном поместье.

Подобным вопросом задается Николай, приятель Гриши, — не нарушает ли мировое светило главного закона нашего общества? А именно, не злоупотребляет ли врач своим величием и своей властью? Получается, что известному человеку можно все. На эти сомнения дает ответ сам Григорий: «Это чистая власть, он великий ученый, а не банкир. Это власть гения, поклонение великим зодчим социализма остается в новом государстве. Влияние высокого ума — это высокая власть». Вывод весьма однозначен: в обществе рабочих и крестьян представители интеллигенции могут занять ведущие позиции и стать лидерами. Новая власть предоставляет такую возможность на условиях свободной соревновательности. Как объясняет нам III комплекс ГТО, сформулированный Григорием: «Само понятие соревнования снимает понятие равенства. Равенство есть неподвижность, соревнование есть движение. Равняйся на лучших, помогай отстающим и добейся всеобщего подъема. Лучшие — это наши вожди… Лучшие — это те, кто творит мысли, науку, технику, музыку… Это высокие умы… Те, кто борется с природой, победители смерти».

Таким образом, в картине декларируется отказ от родовой печати классово чуждого элемента («из бывших») и теперь представитель интеллигенции может совершенно свободно войти в мир нового общества и занять там высшее положение — все зависит только от плодов его деятельности.

Еще одна работа — «Депутат Балтики» (1936), снятая в то же время, настежь раскрывала интеллигенции двери перед советской властью. Фильм посвящается великому русскому ученому Клименту Аркадьевичу Тимирязеву, дворянину, открыто приветствовавшему большевистскую революцию 1917 года. За этот поступок он был осужден университетской общественностью. Ученый, отвергнутый своим кругом, за исключением буквально нескольких последователей, жены и бывшего ученика, ставшего большевиком, тем не менее обретает подлинную связь с народом, благо которого, если мы вспомним выше приведенную цитату из Н.Бердяева, является высшим смыслом и целью усилий интеллигенции. Вот главная награда настоящему интеллигенту за разрыв со своим классом, не принявшим Октябрьской революции, — возможность участвовать в действительной «эмансипации земного человека», то, что осуществляет на практике большевистская партия.

Великий ученый даже произносит обличительную речь, дабы воззвать к совести и разуму ощетинившейся интеллигенции, что люди науки, воспитанные на средства народа, теперь платят ему черной неблагодарностью, но становится совершенно ясно из фильма, что все бесполезно, — надо воспитывать новую трудовую интеллигенцию. Но хотя зритель и слышит, что за Полежаевым идут сотни и тысячи интеллигентов, в фильме мы видим только одного его ученика, да представителей народа, осознавших, что профессор им друг. А все остальные представители этого класса (прослойки, в советском определении) поражены нигилизмом по отношению к новой власти и традиционно призывают к неподчинению.

Вывод один: прогрессивно мыслящих людей из «бывших» — единицы, и государству предстоит огромная работа по воспитанию собственной советской интеллигенции и ученых. Новая интеллигенция — это выучившиеся представители рабочего класса и крестьянства. В них нет и следа от «неправильного» нигилизма дореволюционных собратьев. Нигилизм, если он и возникает, уже надежно взят в берега и направлен на поиск научной истины и непримиримости к врагам советской власти.

Великая Отечественная война

Наиболее ярко форма подлинного нигилизма демонстрируется в кинематографе периода Великой Отечественной войны. В «мягких», воспитанных людях, как казалось, всегда нацеленных на компромисс, вновь проявляется дух стоицизма и непримиримости. Качества, которые можно считать производными от того самого нигилизма. Понимание высшего блага и высшей цели порождает, с точки зрения новой власти, уже нигилизм подлинный. Приверженность этим идеям позволяет совершить, то к чему призывала советская власть — перешагнуть через родовые связи ради обретения новых, основанных на новой вере.

Самым ярким примером в этом отношении становится, пожалуй, картина А.Роома «Нашествие» (1944), снятая по пьесе Л.Леонова. Фильм об испытании веры, где интеллигенция демонстрирует свои лучшие качества. Семья провинциального врача, занимающая дом сбежавшего после революции фабриканта (почти как в фильме «Строгий юноша»), оказывается в зоне немецкой оккупации. За учтивостью и интеллигентностью отца семейства видна стальная непреклонность и готовность умереть за идеалы. Более того, идеалы оказываются сильнее отцовского чувства, когда врач ошибочно решает, что его сын, вернувшийся из лагерей, служит немцам. Даже когда ошибка понята родителями, отец и мать в момент ареста сына сохраняют стоическую выдержку. Сын теперь для них мученик, праведник, и они понимают, что главное спасти не жизнь, а свою совесть и душу. А путь сына в этой связи начинает приобретать христианские аллюзии, вплоть до распятия и вознесения. Лагеря, одиночество, отречение самых близких, изгнание — все это проходит сын врача-интеллигента. И в одном из эпизодов он процитирует строчку А.Блока из поэмы «Двенадцать»: «Ветер, ветер, на всём белом свете!». Никогда еще до этого фильма интеллигенция в советском кинематографе не приобретала образ великомученика.

Когда-то ветер революции в поэме Блока пытался сбить с ног всякого прохожего, теперь же вновь дует ветер — ветер войны, и каждый человек должен на что-то опереться, дабы не быть сбитым с ног. Отцу кажется, что сын этого сделать не может, и его опрокидывает этот дикий ветер, но прозрение, наконец, наступает… Сын взойдет на «свой крест», и уже после того, когда родители встанут перед повешенным (в кадре появятся лишь они), зритель понимает, что по сути они видят их сына, вознесшегося на небеса. Душа важнее земной жизни! — вот главная формула нравственного закона времен войны. И интеллигенция становится одним из ее носителей. Кажется, что эти, на первый взгляд слабые, часто компромиссные люди в тяжелую минуту должны спасовать, отречься. Да и обиженных Советской властью среди них много, но оказывается, что в годы испытаний для страны интеллигенция вновь проявляет свой нигилизм. Именно в этот момент ее представители становятся высшим воплощением устремления духа и отрицания того, что враждебно стране, поднимаясь до уровня христианских мучеников за веру.

Эпоха малокартинья

Послевоенный кинематограф, особенно в период малокартинья, продолжает демонстрировать возможность практически идеальных отношений между учеными, интеллигенцией и советской властью. Остановимся в качестве примера лишь на двух картинах этого периода «Академик Павлов» и «Суд чести», вышедших почти одновременно. Первый фильм демонстрирует то, что дала ученому советская власть, а второй — чем ученые обязаны государству за все им предоставленное.

«Академик Павлов» (1949) Г.Рошаля посвящен истории жизни великого ученого. В самом начале карьеры главный герой формулирует для себя цель, поразительно совпадающую с общим миропониманием интеллигенции, исповедующей нигилизм. На торжестве, состоявшемся по случаю своего первого открытия, отвечая одному из поздравлявших, назвавших Павлова мучеником науки, ученый говорит: «Подлинный мученик не я, а русский народ, он подвижник, гибнущий на полях сражений в Манчжурии, и мы обязаны добыть ему счастья. Мы не должны останавливаться господа!». Все остальное — от лукавого. Для достижения этой цели он действительно готов стать мучеником, именно здесь кроятся корни его непреклонного характера, его неприятный для многих нигилизм. Он один может пойти против научного сообщества, представляющего собой вязкую, инертную среду, через которую весьма трудно пробиться. Любое совершенное открытие в этих условиях приравнивается к подвигу (подобное понимание этого сообщества будет транслироваться в 1960–1970-е годы применительно уже к советскому времени). Может разорвать отношения со своим лучшим учеником, пытающимся его остановить, заявляя, что нельзя вторгаться в область мозга — это область непознаваемого, где обитают такие субстанции, как душа, дух. Вот здесь ученик и сталкивается с проявлением нигилизма чуть ли не базаровского типа. «Душа и дух — чепуха, идеалистические бредни!», — заявляет Павлов, обвиняя своего ученика в самом страшном преступлении интеллигенции — трусости. Это качество всегда превращает интеллигента в простого обывателя. Трусость — это предательство духа интеллигенции, которая обязана быть, в этой логике, стоической.

Пойти на конфликт с властью, считающей, что опыты ученого, замахнувшегося на сакральное, подрывают государственные устои, и собирающейся отобрать у него возможность научной работы. Только Советская власть смогла изменить создавшееся положение. Но, как и положено ученому, поклоняющемуся только одному богу — господину факту, он не бросается сразу ей на грудь, несмотря на то, что находится в бедственном положении. Из-за границы следует предложение покинуть страну, на что он отвечает: «Наука имеет отечество! Я — русский и останусь здесь!», — тезис, весьма важный в СССР, начиная с 1948 года (эпоха борьбы с космополитизмом).

Павлов сетует в разговоре с М.Горьким, что Россия рушится. На что писатель ему объясняет: «Старая рушится, а новая рождается». Павлов скептичен и недоверчив, как и полагается ученому и интеллигенту, который боится обмануться. Ведь довериться ему мешает все то, что связано с его нигилизмом. «Чистый ерш! — говорит про него Горький. — Всю жизнь в протестующих ходили. И похвально! А нынче в этом смысла нет, Иван Петрович. Одна привычка! Рефлекс по-вашему!».

Получается, что сопротивление большой части интеллигенции сейчас — это есть всего лишь рефлекс. Причин для нигилизма и недоверия больше нет, ведь советская власть представляет помощь его лаборатории, создает целый институт по его направлению исследований. И естественно, что от его былого нигилизма через некоторое время не остается и следа. А уже в беседе Павлова с Кировым подчеркивается, что советская власть его считает своим за характер, за бесстрашие ума, за веру в человека, за страстное желание сделать его счастливым. Шел он, как сам считал, своим путем, а пришел к большевикам, потому что коммунизм — единственный верный путь человечества. И на этом пути наука — мощный рычаг. Как и коммунисты пытаются глубоко вмешаться в устройство мира и человека, так и Павлов — вмешаться в природу человека — «мы заставим отступить старость и продлим жизнь человека» (эти заявления теперь уже более осторожны, чем были раньше: «Мы победим смерть!»). Но это задача уже следующих поколений и академик символически передает эстафету новой советской интеллигенции — молодым ученым, рожденным в СССР.

А вот что должны знать и помнить ученые, которым родное государство предоставило все возможности для занятий наукой, наглядно демонстрирует картина «Суд чести» А.Роома (1949). Да, действительно, у советской науки есть результаты и весьма впечатляющие. Они складываются из двух составляющих: природного гения русских-советских ученых с их упорным трудом и помощью советского государства. Многие фильмы этого периода подчеркивают приоритет отечественной науки перед западной.

Государство ни в чем не ограничивает ученого, но он должен помнить свое Отечество и быть ему верным. За все надо платить. А не как пишут в американских журналах (фраза из фильма), что наука не знает географических границ. С опровержения этого утверждения и начинается фильм. Один из советских ученых хочет опубликовать результаты своей научной работы в Америке. В Москве книги еще нет, а он спешит опубликоваться за границей в погоне за сенсацией. Допустимо ли это? Достойно ли это советского ученого? Космополиты заявляют, что нельзя изолировать нашу великую науку от мира. Разве можно быть против научных публикаций в иностранной прессе? Неважно на каком языке сказано новое слово в науке, а важно, что оно сказано. И к тому же речь идет не об открытиях в секретной военной области, а о лекарстве для облегчения страдания больных. Но на суде чести четко озвучивается категорический императив, на котором настаивает государство: «Сначала у нас, а потом сколько угодно на другие языки переводите». А что касается сугубо военного предназначения, то пушки не смолкли, и любое открытие можно использовать в военных целях.

Изменение традиционного образа

В настоящем ученом, помимо основных моральных качеств советского человека, обязательно должна была присутствовать главная черта — верность науке. Вся его жизнь должна была быть подчинена ей. Если в сталинском кинематографе каждый крупный ученый имел хорошую квартиру, дачу, часто персональный автомобиль, словом, быт его был прекрасно обустроен, то с приходом хрущевской «оттепели» ученые на экране все чаще стали превращаться в одержимых наукой людей с полностью разваленной личной жизнью и бытом. Главной для них становится наука.

Причиной тому явился пассионарный взрыв в обществе того времени и пересмотр сталинского периода. Вновь на первое место выходят романтические герои схожие с героями революции, гражданской войны, Великой Отечественной. И эти персонажи просто не могут жить в хоромах, иметь большую зарплату и параллельно с этим искать днем и ночью научную истину. На экран приходят настоящие пассионарии, подвижники, аскеты. Именно они совершают открытия, борются со всем негативным, что мешает научной работе: бюрократизм, равнодушие коллег, многое другое. Кроме того, «шестидесятники» обязательно ведут борьбу с «мещанским уютом», как когда-то вели борьбу с бытом, буржуазными пережитками пассионарии двадцатых годов.

 

 

 

[1] Русский социализм и нигилизм // Николай Бердяев. Истоки и смысл русского коммунизма, репринтное воспроизведение издания YMCA-PRESS, 1955. М.: Наука, 1990.

[2] Там же.

[3] Первая сценарная работа А.В.Луначарского. Первая советская кинопостановка Петроградского кинокомитета (сейчас — киностудия «Ленфильм») снята за несколько дней в его служебных комнатах. — Прим. авт.

Русланбек Давлетов — о проблемах правоприменения и правовом нигилизме – Газета.uz

Министр юстиции Узбекистана Русланбек Давлетов высказался о проблемах правоприменительной практики и правового нигилизма на 25-м пленарном заседании Сената Олий Мажлиса в субботу.

Правоприменительная практика по своей сути означает исполнение законодательства и его применение на практике, отметил министр.

Министерство юстиции в 2019 году проанализировало 29 сфер и на основе выявленных проблем разработало 23 документа, которые были внесены в Кабинет Министров. Из них были приняты 16.

Русланбек Давлетов признал, что в вопросе правоприменения есть очень много проблем. В рамках выявленных правонарушений Минюст внес около 4500 представлений, более 1500 предложений по привлечению к административной ответственности и около 30 — к уголовной.

В результате были отменены более 1000 незаконных документов, около 3000 должностных лиц привлечены к дисциплинарной ответственности, еще примерно 1500 человек привлечены к административной ответственности.

При анализе нарушений установлено, что большинство из них приходится на сферы занятости и трудовых отношений (33%) и здравоохранения (30%). Больше всего нарушений выявлено в Андижанской (18%), Кашкадарьинской (10%), Сурхандарьинской (10%), Ферганской (9%) и Бухарской (8%) областях.

Министр назвал сносы недвижимости одной из главных проблем 2019 года в сфере применения норм права.

«Еще в начале года мы провели акцию и за два месяца получили свыше 2000 обращений. Мы направили 360 заявлений в суд, требовали компенсацию в 30 млрд сумов, 50 должностных лиц привлечены к ответственности. Но мы только потом поняли, что это лишь вершина айсберга. После непосредственного вмешательства президента проблемы в этой сфере полностью исчезли. Такие процессы должны превратиться в историю, Нужно открыть новую страницу, потому что обновился порядок [изъятия земель и компенсации]», — сказал он.

Согласно новому порядку, проекты решения о сносе направляются на правовую экспертизу. Решение о сносе допускается только при наличии положительного заключения органов юстиции.

Еще один вызов в сфере правоприменительной практики — возвращение в государственную собственность ранее приватизированных предприятий.

«Это тоже нужно признать. Были сотни попыток вернуть в госсобственность предприятия, приватизированные 20−25 лет назад. Это очень сильно влияет на имидж Узбекистана. В этом случае тоже после вмешательства президента вопрос был решен (принято постановление президента —

ред.)», — сказал министр.

Следующая проблема — выделение земельных участков хокимиятами.

«Несмотря на то, что земли выделяются через аукцион, в 2018 году было выявлено 527 случаев, когда районные хокимы напрямую выделяли земли без аукциона. Это 300 га земли, бюджет мог получить 20 млрд сумов. В 507 случаях земли выделялись под строительство домов», — заявил глава Минюста.

Согласно действовавшему ранее порядку, после победы на аукционе хоким должен был подписать документ в течение трех дней, но фактически эта процедура затягивалась на срок от двух до шести месяцев. Затем постановлением президента

требование о принятии решения об отводе земельного участка победителю аукциона хокимом было отменено.

В 2019 году в Юнусабадском районе Ташкента был запущен эксперимент по управлению многоквартирным жилищным фондом профессиональными управляющими компаниями. Их отбор проводился посредством конкурса, организуемого хокимиятом района совместно с доверенными лицами собственников помещений многоквартирных домов.

Однако, как выяснилось, в решениях хокима района победителями тендера стали компании, которые вообще не участвовали в отборе. Например, 4-й и 13-й лоты переданы в управление PUK Madali Servis и Mehriddin Ta’mir Baraka, которые не участвовали в конкурсе.

«Эта компания не участвовала в тендере, не вносилась в протокол. Вот до какой степени мы допускаем правовой нигилизм. Вот в каком состоянии оказалась практика правоприменения в этой сфере», — отметил Русланбек Давлетов.

Министерство юстиции также проанализировало вопрос выплаты зарплат сотрудникам социальной сферы — учителям и врачам.

«Мы столкнулись с тем, что в 345 тысячах случаев из их зарплаты удерживали деньги за коммунальные платежи. Это делалось без их согласия. Чаще всего такое происходил в Ферганской долине — в Андижанской (72 тысячи), Наманганской (50 тысяч) и Ферганской (49 тысяч) областях», — уточнил он.

В октябре было принято решение, согласно которому удерживать средства из зарплаты за коммунальные услуги запрещено, даже если имеется согласие работника.

Ранее мы писали, что министр юстиции предложил применить «регуляторную гильотину» и ввести мораторий на поправки в новые законы.

Борис Гройс. Диалектика нигилизма

I. Утопия и смерть

В последнее время идеи универсализма не пользуются популярностью. Дело в том, что под влиянием Мишеля Фуко универсализм большей частью ассоциируется с универсальной нормой — с представлением о белом мужчине, руководствующимся в своем поведении рациональными доводами и соображениями. Естественно, что такая норма кажется социально доминантной, но никак не универсальной. Отсюда возникает симпатия к девиантным формам поведения: одержимости страстью, иррациональной ставке на случайность, но также и ко всем видам этнических, гендерных и прочих различий, не укладывающихся в доминирующую норму.

Тут надо, однако, сразу сказать, что понимание универсализма как доминирующей нормы диктуется социологическим, научным взглядом на человека. Фуко и был в первую очередь социологом и историком науки. Хайдеггер в свое время, впрочем, справедливо сказал, что наука не умеет думать.

Но что означает думать? Думать означает: думать о смерти.

Действительно, универсальным является исключительно отношение человека к смерти. Смерть есть единственное и универсальное содержание человеческого существования. Смерть есть ничто. В смерти внешний мир исчезает — но и тело человека исчезает в процессе разложения. И тут следует заметить: все телесные свойства, соответствующие так называемой «норме», так же исчезают, как и все свойства, соответствующие «отклонениям от нормы». В результате молекулы тела разбегаются — и тут уже не различить, где была норма, а где — отклонения от нее. Эта загробная пустота на месте тела и есть то, что гарантирует универсальность тела.

Все дело в том, что эта пустота не застигает человека врасплох, как это происходит с другими животными. Мы знаем, что мы умрем. Это знание противопоставляет нас природе и обществу. Поскольку человек знает, что его будущее есть ничто, он поселяется в нем уже при жизни — тем более, что и воспоминания человека о прошлом уходят в ничто. Действительно, мы не можем вспомнить сцены нашего рождения. А это означает, что нам вообще нечего вспомнить.

Человек идет из ничто в ничто — из пустоты в пустоту. Иначе говоря, человек в основе своей утопичен — для него нет места в мире. Утопия не есть нечто, что должно быть достигнуто. Утопия — это то ничто, в котором мы всегда уже живем. Пустота, ничто, утопия — и есть суть имена для универсального в человеке.

Впрочем, тут возникают различия. Различия эти относятся к тому, как персональная утопия соотносится с внешним природным и общественным пространством.

Здесь можно различить по меньшей мере три модели.

1) Религия.

Индивидуальное культивирование персональной утопии пренебрегает внешними обстоятельствами, оставляя, как говорил Витгенштейн, все на своих местах.

Таков путь ранних христианских анахоретов и буддийских монахов. Таков путь Сартра в его ранний период. Сартр полагает, как это и положено истинному философу, что человек есть ничто — существование без сущности. В то же время Сартр, конечно, уже не имеет в своем распоряжении возможностей замкнуться в своей личной утопии — возможностей, которые предоставляли человеку более архаичные культуры. Поэтому Сартру остается только культивировать личный стоицизм в сочетании с ненавистью и отвращением к природе и обществу. Все, что Сартр видит, вызывает у него тошноту; а взгляд другого ввергает его в адские муки. Отсюда знаменитое сартровское: ад — это другие.

2) Искусство.

Здесь речь идет о попытке создать во внешнем мире пространство пустоты — и поселиться в нем. Этот ход хорошо описан во второй части эссе Хайдеггера «Исток художественного творения». Хайдеггер говорит, что цель архитектора — произвести разрыв в толще мира. Истинный архитектор строит пустоту — не здание, на которое следует смотреть со стороны, а, напротив, место, в которое надо войти и из которого открывается вид на окружающий мир. Здесь пространство пустоты, пространство ничто овнешняется. Согласно Хайдеггеру, архитектор может пригласить в эту пустоту народ. Действительно, в ничто может войти каждый — и никому не будет тесно. В истории искусства (и на это уже обращали внимание) к хайдеггеровскому овнешнению ничто ближе всего «Черный квадрат» Малевича. Малевич так и описывал его, как «ничто форм». Современникам (в частности, Бенуа) черный квадрат показался скучным. Здесь, кстати, следует упомянуть о том, что эссе «Исток художественного творения» Хайдеггер написал через несколько лет после того, как прочел цикл лекций, посвященный скуке. В них Хайдеггер доказывал, что пустота, ничто субъективности, внутренне переживается как раз в состоянии скуки — когда все вещи мира становятся одинаково скучны. Хайдеггер приводит в своих лекциях различные примеры ситуаций, которые переживаются нами как скучные. Как наиболее скучную ситуацию Хайдеггер описывает званый ужин с коллегами.

3) Политика.

Политическим действием, в котором ничто субъективности обнаруживает себя, является, согласно Гегелю, революция (как он описывает ее на примере Французской революции в своей «Феноменологии духа»). Здесь субъект переходит от самосозерцания и производства искусства к политическому действию. Но поскольку субъект есть ничто, единственным действием, на которое он способен, является негация, разрушение. Революция разрушает все существующие общественные институты — и приводит общество к пункту ноль, в котором субъективность встречается сама с собой, то есть со смертью. Любая революция совершается во имя освобождения. Но субъективность не может освободиться сама от себя, капитулирует перед господством смерти — и отступает. Здесь, согласно Гегелю, начинается контрреволюция.

Революционная встреча ничто с самим собой всегда имеет экстатический характер. Гегель пишет о его ревитализирующем эффекте и предполагает, что революции могут иметь репетитивный характер. Сам Гегель отвергает это предположение, поскольку оно противоречит его теории исторического прогресса. Но многие постгегельянские авторы, такие, как Батай, Кайуа или Бахтин, понимали революционное насилие как форму ревитализации субъекта. Человек устает от постоянных скуки и отвращения, которые являются фундаментальными модусами его отношения к миру, — и восстает против мира, пытаясь сделать его похожим на себя, то есть обратить в ничто. Недаром нам так нравятся фильмы-катастрофы или фильмы, рассказывающие о вторжении инопланетян. Мир надоел нам. Нормы и отклонения от них надоели нам в равной степени. Хочется все их послать куда подальше. В этом смысл революции.

Ницще был, конечно, прав в том, что выбор, который предоставляет нам жизнь, сводится к выбору между пассивным и активным нигилизмом. Мы либо эстетизируем скуку жизни, либо восстаем против нее. Но, к счастью, мы не принадлежим к этому миру — мы живем не в мире, а в утопии.

 

II. Государство и ничто

Понятие «нигилизм» было, как известно, введено в оборот Тургеневым. Один из героев тургеневского романа, а именно Базаров, был назван нигилистом потому, что он отрицал реальность каких-либо идеалов истинного, доброго и прекрасного, а соответственно, и всю форму их культурной репрезентации. Имя героя, Базаров, указывает на то, что Тургенев имел здесь в виду скорее капитализм и рынок, нежели социализм, но впоследствии именно социалистов стали чаще всего называть нигилистами. Ницше, бывший поклонником русской литературы, диагностировал всю культуру своего времени как нигилистическую — и призывал к преодолению нигилизма. Почти всю постницшеанскую мысль можно считать реакцией на этот призыв — попыткой преодолеть нигилизм. Отсюда возник культ телесности, который мы наблюдаем уже многие десятилетия. Действительно, если вся культура обрушилась в ничто, то возникают две возможности для человеческого существования: 1) человек как разрыв в единстве мира, как чистая негативность, 2) человек как тело, как животное среди других животных.

Если человек понимается как тело, то все его претензии на дискурсивную или иную культурную саморепрезентацию автоматически отвергаются как пустая претензия. Здесь нигилизм превращается в радикальный позитивизм: человек совпадает со своим телом, как оно фактически показывает себя в социальном пространстве. Действительно, тело человека наблюдаемо — и таким образом можно установить объективные сходства и различия между различными телами. Человечество распадается на массу различных тел — мужских и женских, склонных к той или иной сексуальной ориентации, этнически различных, принадлежащих к разным поколениям, здоровых и больных и так далее. Задача науки — изучить эти тела, задача политики — найти наилучшее соотношение между этими телами в социальном пространстве.

По этой же линии различения между телами идет и современный раскол между правыми и левыми. Левые стремятся улучшить положение различных меньшинств — женщин, этнических меньшинств и других. Правые вяло (или в некоторых случаях активно) сопротивляются. Но в любом случае топография конфликта между правыми и левыми в последнее время радикально изменилась. Раньше левые были за бедных, а правые — за богатых. Или, говоря в марксистских терминах, левые были за рабочий класс, правые — за капиталистов. Но в перспективе современного позитивизма подобное противостояние не имеет смысла. На индивидуальном человеческом теле не написано, богат человек или беден, капиталист он или рабочий. Чтобы провести такие различия, необходимо опираться на некую теорию, которая структурирует человечество по признакам не телесных, а экономических различий — например, на марксизм. Но в наше время подобные теории отвергаются как «абстрактные», устаревшие и «тоталитарные», поскольку человеческое тело признается единственной реальностью. В результате траектория раскола между правым и ле­вым меняется.

Ранее солидарность была горизонтальной — бедные были солидарны в борьбе против богатых. Если бедный становился богатым, то, соответственно, его положение относительно фронтов классового конфликта менялось — вчерашний друг становился врагом. Но теперь дело выглядит иначе. Оттого, что какая-то женщина стала богатой, она не перестала быть женщиной. Оттого, что, скажем, афроамериканец стал богатым, цвет его кожи не изменился. Соответственно, солидарность неуспешных женщин и афроамериканцев с успешными женщинами и афроамериканцами не утрачивается — напротив, она даже усиливается, поскольку их успех, как кажется, обещает успех и тем, кто пока остались неуспешными. Иначе говоря, при замене классовых критериев на телесные горизонтальная солидарность заменяется на вертикальную. В этом, кстати говоря, истинная причина краха традиционных левых партий — от коммунистов до социал-демократов — краха, который уже давно происходит по всему миру. Не пролетарии всех стран соединяются, а курды, женщины, представители ЛГБТ и так далее.

Впрочем, есть одна идеологическая компонента, которую новые левые унаследовали от старой, социалистической левой. А именно, социалисты думали, что государство выражает интересы класса капиталистов — как и сейчас многие думают, что государство отражает интересы патриархата, белых, гетеросексуалистов и других.  Впрочем, то же думают старые и новые правые. Поэтому и те, и другие удивляются, когда при замене, скажем, мужчин на женщин ничего не меняется. В чем, собственно, разница между Тэтчер или Меркель и любым аналогичным политиком мужского пола? Очевидно, что никакой.

Дело в том, что современные постреволюционные государства являются чисто нигилистическими. Они представляют только ничто, пустоту, смерть — и более ничего. Традиционные государства действительно опирались на заветы прошлого, на волю Божью — или ставили себе цели, которые они хотели достичь в будущем. Иначе говоря, «мирская» государственная власть репрезентировала онтологическую власть: Божественную власть, власть разума, законы природы или логики истории. Соответственно, эти государства осуществляли некий план: Божественный план, прогресс разума, достижение счастья на Земле и так далее. Естественно, возникали вопросы по поводу того, как эти планы осуществлялись и вообще как государственная власть соотносилась с онтологической властью, которую она номинально представляла. Здесь открывалась возможность критики и рациональной дискуссии о природе и целях власти.

Современные государства не имеют ни основы в прошлом, ни цели в будущем. Вера в онтологию власти уже давно утрачена. Бог, как известно, умер. Разум запутался в собственных противоречиях, а человеческая природа оказалась искусственно манипулируемой. Мы живем в эпоху онтологического безвластия, онтологической анархии. Современное государство и репрезентирует эту онтологическую анархию. Часто считают, что анархия противостоит государству. Но дело обстоит как раз наоборот. Анархия является содержанием современного государства. Все государственные правила и запреты имеют цель заключить разрушительные энергии анархии внутри самого государства — не допустить население к контакту с ними, не дать ему заразиться бациллами ничто. Негативная энергия анархии универсальна — она изнутри подпитывает власть и ее универсалистские претензии. Именно негативный универсализм анархии обеспечивает превосходство власти над подданными, которые руководствуются «позитивными», приватными интересами и желаниями, диктуемыми устройством их тел.

Современные государства можно описать как хрупкие сосуды, внутри которых содержится ничто — революционная энергия чистого разрушения. Стенки этих сосудов со временем прохудились — и того и гляди дадут течь. Поэтому все смотрят на современные государства — и, в особенности, на три ведущие нигилистические империи — с иррациональным ужасом. Ни о какой рациональной критике здесь не может быть и речи. Во время финансового кризиса о некоторых банках говорили, что они слишком велики, чтобы упасть (too big to fail). Но в еще большей степени это можно сказать о трех сегодняшних империях, чьи конфликты напоминают конфликты трех империй в романе Оруэлла «1984». Понятно, что крах хотя бы одной из этих империй может вызвать разлив разрушительных энергий, от которых никому не удастся укрыться.

И это будет энергия скорее холода, нежели пламени. В свое время Ницше говорил, что государство — это самое холодное из всех чудовищ. Противостоять этому холоду можно только осуществив операцию интеллектуальной самокриогенизации. Желательно до нуля по Кельвину.

За нигилизмом / Православие.Ru

Из книги иеромонаха Серафима (Роуза) «Человек против Бога», изданной в серии «Духовное наследие русского зарубежья», выпущенной Сретенским монастырем в 2006 г.

Описанный на этих страницах образ «нового человека» был исключительно отрицательным, и многие из изучающих современное состояние человека, признавая истинность некоторых наших наблюдений, непременно отвергнут их как «односторонние». Поэтому справедливости ради нам следует рассмотреть другую, «позитивную» сторону.

И действительно, не вызывает никакого сомнения, что параллельно с описанными нами порождаемыми нигилизмом отчаянием, разочарованием, ачеловечностью развивается направление оптимистично-идеалистическое, произведшее на свет своих собственных «новых людей». Среди них молодые люди, идеалисты и практики одновременно, с готовностью решающие трудные проблемы сегодняшнего дня, стремящиеся распространить американский или советский или какой-либо более универсальный идеал, стоящий над ними, на «отсталые» страны. Это ученые-энтузиасты, сметающие все возможные «преграды» в процессе проводимого сегодня «волнующего» поиска и эксперимента. Это пацифисты и идеалисты ненасилия, борющиеся за мир, братство, мировое единство и преодоление вековой ненависти. Это «сердитые» молодые писатели, ратующие за справедливость и равенство и несущие в этот печальный мир настолько успешно, насколько и доступно новое «благовестие» о радости и творчестве. Сюда относятся и те художники, чье изображение современного человека мы так безжалостно критиковали выше, потому что они стремятся обличить мир, который его произвел, и таким образом указать ему на иной путь. Это и большое число обычных молодых людей, которые счастливы жить в столь «восхитительное» время: они честны, добропорядочны, с уверенностью и оптимизмом смотрят в будущее, где мир по меньшей мере узнает счастье вместо горя. Старшее поколение, слишком изломанное той эрой нигилизма, через которую оно прошло, чтобы разделять энтузиазм этих молодых людей, возлагает на него все свои надежды. Так может ли случиться, что, если тому будет благоприятствовать дух века сего, их мечты станут реальностью?

Прежде чем ответить на этот вопрос, зададим себе другой, более фундаментальный: какова природа веры и надежды, воодушевляющих подобные мечты? Ответ очевиден: эти вера и надежда целиком и полностью принадлежат миру сему. Художественные и научные новинки, благосостояние и комфорт, исследование новых миров, «мир», «братство» и «радость» в том значении, в каком их понимает общественное сознание, — вот блага мира сего, которые приходят и которые, если стремиться к ним с той преданностью, с какой делает это оптимистично настроенный «новый человек», являются духовно вредными. Настоящий и вечный дом человека не в этом мире. Истинные мир, любовь и радость во Христе, которые верующий узнает уже в этой жизни, относятся к абсолютно иному порядку, нежели их мирские пародии, которые «новый человек» наполняет пустыми надеждами.

Существование этого «нового человека», чьи вера и надежда ориентированы исключительно на этот мир, является еще одним доказательством успеха нигилистической программы. Фотография этого «нового человека» в его, так сказать, «позитивной форме» сделана с негатива того самого недочеловека, которого мы описывали выше. На негативе мы видим его побежденным бесчеловечным миром, с измененными природными свойствами. Пессимизм и отчаяние, выраженные в этом образе, являются последним слабым протестом против деятельности нигилизма, и в том состоит его единственное позитивное значение и в то же время свидетельство его успеха. На позитиве «новый человек» приготовился изменить мир, пусть и несовершенный, но единственный известный ему. В этом образе уже больше нет конфликта, потому что человек зашагал по пути переформирования и переориентации, в результате чего он должен полностью «приспособиться» к новому миру. Оба эти образа едины, так как оба они отражают смерть того человека, который жил до сих пор, а именно странника на этой земле, вглядывающегося в небеса, как в свой истинный дом, и в то же время свидетельствуют о рождении «нового человека», принадлежащего единственно этой земле, не знающего ни надежды, ни отчаяния, находящихся вне мира сего.

Расположенные между этими двумя образами, позитивные и негативные отпечатки-образы «нового человека» составляют картину состояния современного человека — человека, в котором обмирщенность победила веру. В то же время они являются знаком перехода, предзнаменованием основного изменения «в духе века сего». На негативе отпадение от христианской истины, являющееся основной характеристикой современности, кажется, достигло своего критического предела: Бог «мертв», человек, сотворенный по Его образу, утратил свою природу и ниспал в недочеловечество. С другой стороны, на позитиве видно начало нового движения: человек открыл свою новую природу, природу земной твари. Век отрицания и нигилизма, содеяв максимально, на что способен, закончился: «новый человек» настолько равнодушен к христианской истине, что даже не отрицает ее, все его внимание обращено к этому миру.

Новый век, который многие называют «постхристианским», есть одновременно и век, следующий «за нигилизмом», — это определение отражает одновременно и реальный факт в настоящем, и надежду на будущее. Реальный факт состоит в том, что нигилизм, негативный по своему содержанию, хотя, возможно, и позитивный по своим устремлениям, всю свою энергию черпающий из страсти к разрушению христианской истины, достигает цели своей программы в тот момент, когда производит механизированную «новую землю» и дегуманизированного «нового человека». Здесь уничтожается влияние христианства на человека и общество, и теперь нигилизм должен отойти в сторону и уступить место другому, более «конструктивному» движению, способному действовать на основе автономных и позитивных мотивов.

Это движение, которое мы будем описывать под именем анархизма, перенимает у нигилизма эстафету революции и должно будет довести до логического завершения то, что начал нигилизм.

Надежда, содержавшаяся в определении «за нигилизмом», наивна, ее духовный и исторический смысл состоит в том, что новому веку предстоит увидеть не только устарение, но и преодоление нигилизма. Бог нигилизма, ничто, — это пустота, вакуум, который жаждет быть заполненным; те, кто жили в этом вакууме и признавали нечто своим богом, не могут не искать другого бога, надеясь, что он выведет их из века и из-под власти нигилизма. Такие люди пытаются увидеть в сложившейся ситуации некий позитивный смысл. Не желая верить, что прошедший век был абсолютно бесплодным, они и сочиняют оправдания, в которых нигилизм, каким бы зловещим он ни был, предстает как необходимое средство к достижению цели, лежащей за его пределами, подобно как разрушение предваряет перестройку, а темнота предшествует рассвету. Если настоящая темнота, неуверенность и страдание и неприятны, то они — продолжается оправдание — все-таки полезны и очистительны: лишенные иллюзий, среди «темной ночи» сомнения и отчаяния, мы должны перетерпеть все эти испытания и остаться «открытыми» и «восприимчивыми» к тому, что может принести всемогущее будущее. Нигилизм, следует вывод, это апокалипсическое знамение приближения нового, лучшего века. Эта апология почти универсальна, ее можно приспособить к бесчисленным современным представлениям. Крайним примером подобного приспособления может служить приведенное выше высказывание Геббельса о «позитивном» значении национал-социализма. Другие, более духовные его варианты повсеместно встречаются со времени кризиса мысли, вызванного французской революцией. Поэты, «пророки», оккультисты и люди более прозаические, на которых они оказали влияние, безумно страдая от беспорядков их времени, находят утешение в мысли, что на самом деле это есть замаскированное богословие. И снова можно процитировать Йейтса, чье отношение весьма типично: «Дорогие хищные птички, готовьтесь к войне… Любите войну за ее ужас; веру можно изменить, цивилизацию обновить… Вера происходит от потрясения… Вера постоянно обновляется перед ужасом смерти».

Подобное же отношение порождает надежды, связанные с Советским Союзом. Большинство людей, «будучи реалистичными», принимают социальные, политические, экономические преобразования, производимые марксизмом, резко осуждая при этом его насильственные методы и экстремистскую идеологию.

Исполненные оптимизма и надеющиеся на изменения к лучшему, они приветствовали «оттепель», явившуюся со смертью Сталина, ожидая вскоре увидеть первые признаки далеко идущего марксистского идеала. От «сосуществования» легко перейти к сотрудничеству, а от него и к гармонии. Подобные идеи — результат глобального непонимания природы современной революции. Нигилизм — лишь одна из ее сторон. Насилие и отрицание, разумеется, только подготовительный этап более обширного плана, чья цель обещает быть не то чтобы лучше, но несравненно хуже, чем век нигилизма. Если в наше время мы видим признаки того, что эра насилия и отрицания проходит, то это совсем не потому, что нигилизм «преодолен» или «исчерпал себя», но потому, что задача его практически завершена и в нем нет более нужды. Возможно, революция переходит из фазы злобной в фазу более «милостивую» — но не потому, чтобы она изменила свое направление и стремления, а потому, что она уже приближается к достижению своей главной цели, от которой никогда не отказывалась, и, упоенная успехом, она приготовилась расслабиться и насладиться этой целью.

Последняя надежда современного человека оказывается лишь еще одной иллюзией; надежда на новый век, следующий за нигилизмом, представляет собой формулировку последнего пункта в программе революции.

И марксизм вовсе не единственный способствует осуществлению этой программы. Сегодня не существует ни одной крупной державы, чье правительство не было бы «революционным», не найдется ни одного облеченного властью или влиянием лица, чья критика марксизма шла бы дальше предложения более удачных средств для достижения не менее «революционной» цели. Отказаться от идеологии революции в современном «интеллектуальном климате» слишком явно означало бы обречь себя на политическое безвластие. Что еще яснее может доказать антихристианский характер нашего века? (Глубинное антихристианство есть, несомненно, то псевдохристианство, которое является целью революции.)

Сам нигилизм, подходя к завершению своей программы, указывает на цель, лежащую за ней, в этом-то и состоит реальное значение нигилистической апологии Йейтса и других. И снова именно у Ницше, этого причудливого «пророка», знавшего о нигилизме все, кроме его главного смысла, эта идея выражена с наибольшей силой:

«При определенных обстоятельствах возникновение экстремальных форм пессимизма и действительного нигилизма может служить признаком того, что идет процесс чрезвычайного роста и человечество переходит в совершенно новые условия существования. Вот что я понял».

«За нигилизмом будет происходить “переоценка ценностей”: в этой формуле находит выражение некоторое контрдвижение, являющееся таковым по своему принципу и миссии; в отдаленном будущем оно сменит совершенный нигилизм, который оно рассматривает, однако, как необходимый шаг на пути к собственному приходу, необходимый как логически, так и психологически, и оно, это движение, может наступить только как его кульминация и выход из него».

Достаточно странно, но та же мысль выражена в абсолютно ином контексте у Ленина, когда после восторгов по поводу нигилистической идеи вселенской «фабрики» он продолжает: «Но эта “фабричная” дисциплина, которую победивший капиталистов и свергнувший эксплуататоров пролетариат распространит на все общество, никоим образом не является ни идеалом нашим, ни нашей конечной целью, а только ступенькой, необходимой для той радикальной очистки общества от гнусностей и мерзостей капиталистической эксплуатации для дальнейшего движения вперед».

Вот это-то «движение вперед», которое Ницше и Ленин описывают как «совершенно новые условия существования», и является главной целью революции. Эта цель, поскольку она находится «за нигилизмом» и представляет собой обширную тему для разговора, требует отдельного рассмотрения. В заключение настоящей главы и нашего разговора о нигилизме определим еще его природу, трехчастный вывод нигилистической мысли.

Эту задачу можно рассматривать как, вопервых, вывод из нигилистического уничтожения старого порядка — это идея «нового века» — «нового» в абсолютном, а не в относительном смысле. Этот начинающийся век не просто последний или даже величайший из всех веков, он есть вступление в совсем иное время, противопоставленное всему, что было прежде. В 1884 году Ницше писал в одном из писем: «Быть может, я первый говорю сейчас об идее, которая разделит историю человечества надвое», следствием ее будет то, что «все, кто родится после нас, будут принадлежать более высокой истории, чем вся предшествующая история». Конечно, Ницше был ослеплен гордостью — он не сделал никакого «открытия», а лишь облек в слова то, что уже какое-то время «витало в воздухе». Та же самая мысль была высказана Достоевским еще двенадцатью годами раньше устами Кириллова, наиболее крайнего представителя «бесов»: «Тогда новая жизнь, тогда новый человек, все новое… Тогда историю будут делить на две части: от гориллы до уничтожения Бога и от уничтожения Бога до… перемены земли и человека физически».

Здесь заложен уже второй вывод нигилистической мысли. Нигилистический бунт и антитеизм, ответственные за «смерть Бога», дали жизнь идее, которая должна открыть этот «новый век», а именно: идее преобразования самого человека в бога.

«Все боги мертвы, — говорит Заратустра Ницше, — теперь мы желаем, чтобы жил суперчеловек». «Убийство» Бога слишком серьезная драма, чтобы человек мог оставаться в прежнем состоянии: «Не следует ли нам опять стать богами, чтобы быть достойными этого?» У Кириллова же суперчеловек есть человекобог, потому что, по его логике, «если Бога нет, то я сам бог».

Именно эта концепция суперчеловека лежит в основе и вдохновляет идею «преобразования человека» как в реализме Маркса, так и в витализме бесчисленных оккультистов и художников. Разнообразные концепции «нового человека» есть не что иное, как наброски суперчеловека, как ничто, бог нигилизма, — это пустота, ожидающая быть заполненной откровением «нового бога»; так же и «новый человек», которого нигилизм лишил формы и характера, умалил, оставил без веры, без ориентации, — этот «новый человек», независимо от того, оценивают ли его положительно или отрицательно, стал более «подвижным» и «гибким», «открытым» и «восприимчивым», он — пассивный материал, ожидающий нового открытия или откровения и приказа, который бы облек его в его окончательную форму.

Наконец, вывод из нигилистического уничтожения власти и порядка представляет собой присутствующую во всех мифах «о новом порядке» идею об абсолютно новых видах порядка — порядка, который его наиболее яростные защитники без колебания называют «анархией». По марксистскому мифу, нигилистическое государство должно «отмереть», оставив мировой истории уникальный мировой порядок, который без преувеличения можно будет назвать «тысячелетним царством».

«Новый век», управляемый анархией и населенный «суперлюдьми», — вот революционная мечта, которая вдохновила невероятные драмы современной истории. Это апокалиптическая мечта, и правы те, кто видят в ней странное извращение христианского ожидания Царства Небесного. Но этим нельзя оправдать того «сочувствия», которое вызывают, у многих по крайней мере, наиболее «честные» и «благородные» из революционеров и нигилистов; вот одна из ловушек, о которых, мы считаем, необходимо предупредить сразу. В мире, балансирующем на краю благонамеренных, но наивных людей, большим искушением служит желание избрать некоторых наиболее ярких представителей, населяющих современный интеллектуальный ландшафт, и, в неведении истинных критериев правды и духовности, сделать из них «духовных гигантов», чье слово было хотя и «неправославно», но «зажигательно». Однако реальность и этого, и будущего мира слишком сурова, чтобы можно было позволить себе подобную неопределенность и либерализм. Благие намерения слишком легко попадают мимо цели, гений и благородство слишком часто извращаются, развращение лучших производит не лучших, так сказать, второго сорта, но худших. Нельзя отказать в талантливости, ревности и ладе, некотором благородстве таким, как Маркс, Прудон, Ницше, но их благородство — это благородство Люцифера, некогда первого из Ангелов, который, желая стать бо/льшим, чем он был, ниспал с такой высоты в бездну. Их видение, которое некоторые принимают за род более глубокого христианства, есть видение правления антихриста, сатанинское извращение и подделка Царства Божия. Все нигилисты — и прежде всего наиболее гениальные и обладающие наибольшей широтой видения — пророки диавола, отказывающиеся отдать свой талант на смиренное служение Богу. «Они воюют против Бога Его же дарами».

Вряд ли можно отрицать (и это подтверждает трезвый взгляд на все преобразования, происшедшие с миром и человеком за последние века), что война врагов Божиих оказалась успешной, ее окончательная победа представляется весьма близкой. Но что за «победа» может быть в такой войне? Какого рода «мир» ждет человечество, столь долго обучавшееся насилию? Мы знаем, что в христианской жизни средства и цели находятся в гармонии. Через молитву и благочестивую жизнь, через Таинства Церкви христианин изменяется благодатью Божией, все более уподобляясь своему Господу и становясь достойным участия в том Царстве, которое Он приготовил всем, следующим Ему в истине. Тех, кто Его, узнают по плодам их: терпению, смирению, кротости, послушанию, миру, радости, любви, доброте, прощению, — эти плоды одновременно и готовят к этому Царству, и делают уже причастными Его во всей полноте. Цель и средства едины; начатое в этой жизни совершенствуется в будущей. Подобным же образом и в деяниях диавола есть, если можно так выразиться, «гармония»: характер «добродетелей» его служителей соответствует целям, которым они служат. Ненависть, гордость, бунтарство, несогласие, насилие, необузданная власть — все эти свойства не смогут вдруг чудесным образом исчезнуть, когда, наконец, революционное царство осуществится на земле.

Они, напротив, скорее углубятся и разовьются. Если революционная цель, стоящая «за нигилизмом», и описывается в абсолютно противоположных терминах, если нигилисты и видят в ней царство «любви», «мира» и «братства», то это потому, что диавол — обезьяна Бога, и даже в своем отрицании он вынужден признать источник этого отрицания; или, что ближе к нашей теме, люди, упражняющиеся в нигилистских «добродетелях» и принявшие нигилистическое преобразование мира, настолько изменились, что уже начинают жить в революционном царстве и видеть все глазами диавола, то есть противоположно тому, как видит это Бог.

То, что стоит «за нигилизмом» и о чем мечтали величайшие его «пророки», является не преодолением нигилизма, но его кульминацией. «Новый век», будучи произведением нигилизма, на деле будет мало чем отличаться от той нигилистической эпохи, которая нам известна. Думать иначе, искать спасения в каком-то новом «развитии», будь оно результатом неизбежного «прогресса» или «эволюции», или некоей романтической диалектики, или даром из сокровищницы будущего, перед которым в суеверном ужасе предстоит человечество, — думать так — значит пасть жертвой чудовищного заблуждения. Нигилизм представляет собой духовный беспорядок, и преодолеть его можно только духовными средствами, в современном же мире не было сделано ни одной попытки применить эти средства. Очевидно, что нигилистической болезни предоставлено развиваться до самого своего конца. Цель революции, бывшая первоначально галлюцинацией нескольких лихорадочных умов, ныне стала целью всего человечества. Люди устали, Царство Божие слишком далеко, православный христианский путь слишком узок и труден. Революция проникла в «дух века сего», и противиться этому мощному напору современный человек не в состоянии, потому что для этого ему нужны две вещи, целиком и полностью уничтоженные нигилизмом: истина и вера.

Закончить наш разговор о нигилизме на этой ноте — значило бы подвергнуться обвинениям в том, что у нас есть свой собственный нигилизм: наш анализ, может быть сказано, чрезмерно «пессимистичен». Категорично отрицая почти все, что современники считают ценным и истинным, мы как бы находимся в той же полноте отрицания, что и самые крайние нигилисты. И христианина действительно в определенном смысле можно назвать «нигилистом», потому что для него мир — ничто, а Бог — всё. Такая позиция, конечно, прямо противоположна тому нигилизму, который мы здесь рассматривали; там Бог — ничто, а мир —всё. То есть нигилизм исходит из бездны, а христианский «нигилизм» исходит из полноты. Настоящий нигилист верит в вещи приходящие и оканчивающиеся ничем: оптимизм на подобной основе тщетен. Отвергая всю суетность, христианин верит в то единственное, что не проходит, — в Царство Божие.

Тому, кто живет во Христе, могут быть даны многие блага мира сего, и он может наслаждаться ими, даже осознавая их мимолетность, но он не нуждается в них, они для него ничего не значат. С другой стороны, тот, кто не живет во Христе, уже живет в бездне, и все сокровища мира не могут заполнить его пустоты.

Впрочем, мы используем лишь литературный прием, когда называем нищету и нестяжательность христианина «нигилизмом». На самом деле они есть полнота, изобилие, радость паче всякия радости. И только обладающий этим изобилием может мужественно смотреть в лицо бездне, в которую ведет людей нигилизм. Самый крайний отрицатель, самый разочарованный из всех людей может существовать, только если сбережет от своего разрушительного анализа хотя бы одну иллюзию. Вот в чем психологический корень «нового века», на который возлагают надежду наиболее последовательные нигилисты. Тот, кто не верит во Христа, неизбежно должен будет уверовать в антихриста.

Но если историческим концом нигилизма должно стать царство антихриста, его духовный конец лежит за пределами этого последнего дела сатаны на земле, его духовный конец — ад, и именно там нигилизм ждет его окончательное поражение. Нигилист должен быть побежден не только потому, что его мечта о земном рае ведет к вечной погибели, так как последовательный нигилист, в отличие от своего «оппонента» — антихриста, слишком разочарован, чтобы действительно верить в этот рай, если он когда-нибудь наступит. Нигилист должен быть побежден скорее потому, что ад доказывает всю бесплодность его заветного желания — сведения на нет Бога, Его творений и себя самого. Хорошо выразил Достоевский опровержение нигилизма словами умирающего старца Зосимы:

«О, есть и во аде пребывшие гордыми и свирепыми, несмотря уже на знание бесспорное и на созерцание правды неотразимой; есть страшные, приобщившиеся сатане и гордому духу его всецело. Для тех ад уже добровольный и ненасытимый; те уже доброхотные мученики. Ибо сами прокляли себя, прокляв Бога и жизнь. Злобною гордостью своей питаются, как если бы голодный в пустыне кровь собственную свою сосать из своего же тела начал. Но ненасытимы во веки веков и прощение отвергают, Бога, зовущего их, проклинают. Бога Живого без ненависти созерцать не могут и требуют, чтобы не было Бога жизни, чтобы уничтожил Себя Бог и все создание Свое. И будут гореть в огне гнева своего вечно, жаждать смерти и небытия. Но не получат смерти…»

Великая и непобедимая истина христианства состоит в том, что нет уничтожения, нигилизм тщетен. С Богом можно бороться, и в этом состоит содержание современной эпохи, но Его нельзя победить и от Него никуда нельзя скрыться: Его Царство будет длиться вечно, и все, кто отвергает призыв к Его Царству, должны будут вечно гореть в адском пламени.

Поэтому, естественно, основным стремлением нигилизма было исключить ад и страх ада из сознания людей, в чем он явно преуспел; для большинства сегодняшних людей ад превратился в глупость, предрассудок, если не в «садистскую» фантазию. Даже те, кто еще верят в либеральные «небеса», не оставляют в своей вселенной места для ада. Как ни странно, однако современному человеку гораздо больше знаком ад, чем небеса; само слово и понятие, которое за ним стоит, занимает значительное место в сегодняшнем искусстве и мысли. Ни от одного внимательного наблюдателя не может укрыться тот факт, что в нигилистическую эпоху более чем когда-либо люди превратили землю в подобие ада, и те, кто понимают, что живут в бездне, без колебаний называют свое состояние адским. Мука и беды этой жизни есть предвкушение ада, равно как радости христианской жизни — радости, которые нигилист и представить себе не может, так далеки они от него — это предвкушение рая.

Но даже если нигилист и представляет смутно, что такое ад, он не знает его во всей полноте, которую и нельзя постичь в этой жизни. Самые крайние нигилисты, служащие демонам и даже призывающие их, не имеют необходимого духовного видения, чтобы узнать их, как они есть. Сатанинский дух, дух ада всегда скрывается под личиной в этом мире: его ловушки, расставленные вдоль широкого пути, кажутся многим приятными или, по крайней мере, волнующими, а для тех, кто последует его пути, диавол предлагает утешительную мысль и надежду на совершенное умирание. Хотя несмотря на утешение диавола, ни один из его последователей не может быть вполне «счастлив» в этой жизни, хотя в последние дни, предисловием к которым являются бедствия нашего времени, будет «великая скорбь, какой не было от начала мира доныне» (Мф. 24, 21), все же только в будущей жизни слуги диавола осознают всю горечь безнадежной скорби.

Христианин верит в ад и боится его пламени, — не земного пламени, которым представляет его умник-невер, но пламени бесконечно более жгучего, потому что, как и тела, в которых люди воскреснут в последний день, оно будет духовным и не будет иметь конца. Мир упрекает христианина за его веру в такие неприятные вещи, но не извращенность или садизм, а вера и опыт приводят его к этому. Только тот может полностью поверить в ад, кто полностью верит в небеса и жизнь в Боге, потому что только тот, кто хоть немного представляет себе эту жизнь в Боге, может осознать, что значит ее отсутствие. Для большинства сегодняшних людей жизнь — мимолетный пустяк, не нуждающийся в утверждении или отрицании, облаченный в утешительные иллюзии и надежду на абсолютное ничто в будущем; эти люди ничего не узнают об аде, покуда сами не окажутся в нем. Но Бог слишком любит даже таких людей, чтобы дать им просто «забыть» Себя и «отойти» в ничто, где нет Того, Кто Сам — единственная жизнь человеков. Даже этим людям, сущим в аду, Он предлагает Свою любовь, которая мучит тех, кто в этой жизни не приготовился к ее принятию. Многие испытываются и очищаются в этом пламени, делаясь достойными жизни в Царствии Небесном, но другие вечно пребудут в аду с демонами, для которых он был предуготован.

Даже сегодня, когда люди стали так слабы, что не могут смотреть правде в лицо, не следует смягчать реальность будущей жизни. Тем же, которые осмеливаются считать, что они знают волю Бога Живого, и судить Его за «жестокость» — будь они нигилисты или более сдержанные гуманисты, — можно указать на то, во что все они веруют, — на достоинство человека. Бог призвал нас не к современным «небесам» покоя и сна, но к полной обожествляющей славе сынов Божиих, и если мы, которых Бог считает достойными этого, отвергаем Его призвание, тогда для нас лучше адское пламя, мука, служащая последним и ужасным доказательством высокого призвания человека и Божественной негасимой любви ко всем человекам, чем ничто, на которое уповают нигилисты и маловеры нашей эпохи. Человек достоин только ада — и никак не менее, если он не достоин небес.

Марк Мэнсон: Как побороть в себе нигилиста

Если бы я работал в Starbucks, вместо имен людей на стакане с кофе я написал бы следующее:

«Однажды ты и все, кого ты любишь, умрут. И мало что из того, что ты говоришь или делаешь, будет иметь какое-либо значение для кого-то, кроме небольшой группы людей — и то недолго. Это Неудобная Правда жизни. И все, что ты думаешь или делаешь, — это упорная попытка избежать этой правды. Мы — космическая пылинка, прилипшая на крошечную синюю крупинку. Мы воображаем собственную важность. Мы придумываем цель — мы ничто.

Наслаждайся своим чертовым кофе».

Конечно, мне пришлось бы написать это очень маленькими буквами. И чтобы написать всю фразу, мне потребовалось бы достаточно много времени, а значит, очередь из утренних клиентов растянется за дверь. Не совсем звездный сервис, ага. Это, вероятно, одна из причин, почему я там не работаю.

А если серьезно, как вы можете с чистой совестью пожелать кому-либо «хорошего дня», зная, что все его мысли и мотивы основаны на бесконечной необходимости избегать присущей человеку бессмысленности существования?

Потому что в бесконечном пространстве/времени Вселенной не важно, хорошо ли прошла операция по замене тазобедренного сустава вашей матери, ходят ли ваши дети в университет и считает ли ваш босс, что вы создали сносную электронную таблицу. Неважно, победят ли демократы или республиканцы на президентских выборах. Неважно, поймают ли знаменитость за употреблением кокаина во время яростной мастурбации в туалете аэропорта (еще раз). Неважно, горят ли леса, тает ли лед, поднимаются ли воды, бурлит ли воздух или то, что мы все испаримся перед лицом превосходящей инопланетной расы.

Но вас это волнует.

Вас волнует, и вы отчаянно убеждаете себя: раз вам это небезразлично, то это имеет какой-то важный космический смысл.

Вы волнуетесь, потому что в глубине души вам нужно ощущать это чувство важности, чтобы избежать Неудобной Правды, избежать непостижимости своего существования, чтобы не быть раздавленными весом вашей собственной материальной незначительности. И вы — как и я, как и все, — затем проецируете это воображаемое чувство важности на мир вокруг вас, потому что это дает вам надежду.

Слишком рано для такого разговора? Вот, выпейте еще кофе. Я даже сделал смешное улыбающееся лицо молоком. Разве оно не миленькое? Я подожду, пока вы выложите его в Instagram.

Итак, о чем это мы? Ах, да! Непостижимость вашего существования — верно. Теперь вы можете подумать: «Ну, Марк, я считаю, что мы все здесь по какой-то причине, и это не случайно, и каждый имеет значение, потому что все наши действия влияют на кого-то, и даже если мы можем помочь одному человеку, оно все равно того стоит, верно?

Ах, ну разве вы не милашка!

Видите, это говорит ваша надежда. Это история, которую создает ваш разум, чтобы был смысл просыпаться по утрам: что-то должно иметь значение, потому что без чего-то значащего нет причин дальше жить. И какая-то форма простого альтруизма или уменьшения страданий — это вечная уловка нашего разума, заставляющая нас чувствовать, что стоит что-то делать.

Наша психика нуждается в надежде на выживание так же, как рыба — в воде. Надежда — это топливо для нашего умственного двигателя. Это масло на нашем печенье. Это много по-настоящему глупых метафор. Без надежды весь ваш умственный аппарат заглохнет или умрет с голоду. Если мы не будем верить, что будущее лучше настоящего, что наша жизнь улучшится, мы умрем духовно. В конце концов, если нет надежды на лучшее, то зачем жить — зачем что-то делать?

Но вот кое-что многие люди не понимают: противоположность счастья — это не гнев и не грусть. Если вы злитесь или грустите, это значит, что вас все равно что-то заботит. Это означает, что что-то все еще имеет значение. Это означает, что у вас все еще есть надежда.

Нет, противоположность счастья — это безнадежность, бесконечный серый горизонт смирения и безразличия. Это вера в то, что все вокруг — херня, так зачем вообще что-то делать?

Безнадежность — это холодный и мрачный нигилизм, ощущение, что во всем этом нет никакого смысла, так что, блин, почему бы не пройтись по лезвию, не переспать с женой босса и не расстрелять школу? Это Неудобная Правда, молчаливое осознание того, что перед бесконечностью все, что может нас заботить, стремится к нулю.

Безнадежность — это корень беспокойства, психических заболеваний и депрессии. Это источник всех страданий и причина всех зависимостей. Это не преувеличение. Хроническое беспокойство — это кризис надежды. Это страх неудачного будущего. Депрессия — это кризис надежды. Это вера в бессмысленность будущего. Заблуждение, зависимость, одержимость — все это отчаянные и навязчивые попытки разума создать надежду при помощи невротического тика или одержимого желания одновременно.

Избежание безнадежности — то есть формирование надежды, — становится основным проектом нашего разума. Весь смысл, все, что мы понимаем о себе и о мире, создается с целью сохранить надежду. Поэтому надежда — единственное, ради чего любой из нас охотно умирает. Надежда — это то, что мы считаем более значимым, чем мы сами. Без нее мы считаем себя ничем.

Когда я учился в колледже, умер мой дедушка. За несколько лет у меня появилось сильное чувство, что я должен жить так, чтобы он гордился мной. На каком-то глубинном уровне это казалось разумным и очевидным, но это не так. На самом деле это не имело никакого логического смысла. Мы не были близки с дедушкой. Мы никогда не разговаривали по телефону. Мы не переписывались. Я даже не видел его ни разу за последние пять или около того лет, пока он был жив.

Не говоря уже о том, что он был мертв. Как могло мое стремление «жить, чтобы заставить его гордиться» повлиять на что-либо?

Его смерть заставила меня смириться с этой Неудобной Правдой. Итак, мой разум взялся за работу, пытаясь найти надежду в этой ситуации, чтобы поддержать меня, чтобы сдержать нигилизм в рамках. Мой разум решил, что поскольку дедушка был теперь лишен способности надеяться и стремиться в своей собственной жизни, то я буду надеяться и стремиться в его честь. Это был маленький кусочек веры моего разума, моя личная мини-религия цели.

И это сработало! На короткое время его смерть вселила банальные и пустые переживания, имеющие смысл и значение. И этот смысл дал мне надежду. Вы, вероятно, чувствовали нечто подобное после смерти кого-то из близких. Это общее чувство. Вы говорите себе, что будете жить так, чтобы ваш любимый человек гордился. Вы говорите, что проживете свою жизнь в его честь. Вы говорите себе, что это важно и хорошо.

И эта «хорошесть» — то, что поддерживает нас в моменты экзистенциального ужаса. Я гулял, представляя, что дедушка наблюдает за мной, как этакий любопытный призрак, постоянно заглядывая через плечо. Этот человек, которого я едва знал, когда он был жив, теперь почему-то был чрезвычайно обеспокоен тем, как я сдал экзамен по высшей математике. Это было совершенно иррационально.

Наша психика создает такие маленькие повествования, когда сталкивается с несчастьем. Эти истории мы придумываем для себя. И нам нужно постоянно поддерживать эти истории надежды, даже если они становятся неразумными или разрушительными, поскольку это единственная стабилизирующая сила, защищающая наш разум от Неудобной Правды.

Эти рассказы о надежде дают нам смысл жизни. Они подразумевают не только то, что в будущем есть что-то лучшее, но и то, что на самом деле можно взяться и достичь этого. Когда люди твердят о том, что им нужно найти «цель жизни», они на самом деле не понимают, что имеет значение, на что стоит потратить свое ограниченное время здесь, на земле, — словом, на что надеяться. Они изо всех сил пытаются понять, какими должны быть их жизни до и после.

Это сложная часть: найти это «до и после» для себя. Это сложно, потому что невозможно узнать наверняка, правильно ли вы поняли. Вот почему многие люди ударяются в религию, потому что религии признают это состояние незнания и требуют верить, встретившись с ним. Вероятно, это также частично объясняет, почему религиозные люди гораздо меньше страдают от депрессии и совершают самоубийства, чем нерелигиозные люди: исповедуемая вера защищает их от Неудобной Правды.

Но ваши надежды не обязательно должны быть религиозными. Они могут быть какими угодно. Эта книга — мой маленький источник надежды. Она дает мне цель, она дает мне смысл. И повествование, которое я построил вокруг этой надежды, состоит в моей вере, что эта книга может помочь некоторым людям, что она может сделать мою жизнь и мир немного лучше.

Знаю ли я это наверняка? Нет. Но это моя маленькая история до и после, и я придерживаюсь ее. Благодаря ей я просыпаюсь по утрам и восхищаюсь своей жизнью. И это не просто неплохая вещь, она — единственная.

Для некоторых людей история до/после — хорошо воспитать детей. Для других — сохранить окружающую среду. Для третьих — заработать кучу денег и купить помпезную тачку. А для кого-то — просто попытаться улучшить свой свинг в гольфе.

Независимо от того, осознаем мы это или нет, такие истории есть у каждого. Неважно, нашли ли вы надежду с помощью религии или основанной на фактах теории, интуиции или аргументированного довода — результат один и тот же: у вас есть убеждение, что (а) существует потенциал для роста, улучшения или спасения в будущем, и (б) есть способы, при помощи которых этого можно достичь. Вот и все. День за днем, год за годом наша жизнь состоит из бесконечного повторения этих историй надежды. Это психологическая морковь, висящая на конце палки.

Если все это звучит нигилистично, пожалуйста, не поймите неправильно. Эта книга не выступает в пользу нигилизма. Она против нигилизма — как нигилизма внутри нас, так и растущего чувства нигилизма, которое, похоже, появляется в современном мире. А чтобы успешно спорить с нигилизмом, нужно начать с него. Нужно начать с Неудобной Правды. И от нее нужно медленно строить убедительные аргументы в пользу надежды. И не просто надежды, а устойчивой, доброжелательной формы надежды. Надежды, которая может объединить, а не разлучить нас. Надежды крепкой и мощной, но все же основанной на разуме и реальности. Надежды, которая может довести нас до конца наших дней с чувством благодарности и удовлетворения.

Это нелегко сделать (очевидно). И в XXI веке это, возможно, сложнее, чем когда бы то ни было. Современный мир охватывают нигилизм и сопровождающее его чистое потакание желаниям. Это сила ради силы. Успех ради успеха. Удовольствие ради удовольствия. Нигилизм не признает более широкого «почему?». Он не придерживается великой истины или причины. Это просто «Потому что от этого хорошо». И из-за этого, как мы увидим, все кажется таким скверным.

Слова-сигналы нигилизма и «Обрыв» И.А. Гончарова — Saint Petersburg State University

TY — JOUR

T1 — Слова-сигналы нигилизма и «Обрыв» И.А. Гончарова

AU — Зубков, Кирилл Юрьевич

PY — 2018

Y1 — 2018

N2 — Рассматривается набор слов-сигналов, использовавшихсядля обсуждения деятельности «нигилистов» в русской литературе и пуб-лицистике 1860-х гг., в том числе отдельные абстрактные понятия, распро-страненные метафоры, научные термины. Автор демонстрирует, какИ. А. Гончаров использовал этот набор слов в своем романе «Обрыв».Воздерживаясь от прямого обсуждения идей нигилистов, автор «Обры-ва», тем не менее, воспроизводит споры о нигилизме на языковом уровне.Такое использование слов-сигналов нигилизма свидетельствует о тес-ной связи между фикциональной прозой и журнальной полемикой это-го периода: отдельные выражения постоянно кочуют между жанрами.В качестве материала привлекаются многочисленные повести и романыо нигилистах этого периода, а также литературно-критические и публици-стические статьи, особенно произведения Д. И. Писарева, чьи статьи Гон-чаров внимательно читал в качестве цензора.

AB — Рассматривается набор слов-сигналов, использовавшихсядля обсуждения деятельности «нигилистов» в русской литературе и пуб-лицистике 1860-х гг., в том числе отдельные абстрактные понятия, распро-страненные метафоры, научные термины. Автор демонстрирует, какИ. А. Гончаров использовал этот набор слов в своем романе «Обрыв».Воздерживаясь от прямого обсуждения идей нигилистов, автор «Обры-ва», тем не менее, воспроизводит споры о нигилизме на языковом уровне.Такое использование слов-сигналов нигилизма свидетельствует о тес-ной связи между фикциональной прозой и журнальной полемикой это-го периода: отдельные выражения постоянно кочуют между жанрами.В качестве материала привлекаются многочисленные повести и романыо нигилистах этого периода, а также литературно-критические и публици-стические статьи, особенно произведения Д. И. Писарева, чьи статьи Гон-чаров внимательно читал в качестве цензора.

M3 — статья

SP — 25

EP — 39

JO — Критика и семиотика

JF — Критика и семиотика

SN — 2307-1737

IS — 2

ER —

Михаил ХЛЕБНИКОВ — Нигилисты вместо лидеров

Михаил ХЛЕБНИКОВ, философ

21.02.2020

Воспитание молодых лидеров сегодня декларируется государством как национальный приоритет. Но на деле активным и пытливым, кроме незатейливых молодежных мероприятий, не предлагается никакой реальной программы развития.

Работа в современном университете сталкивает меня с немногочисленным, но ярким типом студентов. Их ключевое качество — тотальный нигилизм в отношении всех аспектов современной российской жизни. В то же время они умны, начитанны и умеют работать с информацией. Правда, информационное поле они используют, в основном, чтобы искать там различные варианты негатива: от констатации простых фактов (коррупция, провалы в социальной политике, катастрофы, низкие рейтинги российских фильмов) до концептуальных выкладок на тему особого темного пути России в духе размашистых изречений Петра Чаадаева: «Ничего не дали, ничему не научили…» Периодически их образованность дает сбой, и они спрашивают меня о чем-то вроде — как я отношусь к «американскому писателю Айну Рэнду». На то, чтобы узнать, что это особа женского пола, их уже не хватает. Хотя и в этом есть что-то современное. Любопытно, что в них есть все-таки определенное уважение к некоторым частям российской истории. Так, они позитивно отзываются о советском периоде и «лихих девяностых». О первом, потому что «тогда жизнь была лучше». Второй же ценится ими за «большие возможности, которые открывало время».

В своей правоте юные нонконформисты не сомневаются, снисходительны к незрячим и чувствуют себя комфортно в своем меньшинстве. Переубедить их в чем-то, ссылаясь на статистику и прочие доводы, практически невозможно.

Глядя на них, я не могу отделаться от чувства, что где-то все это уже встречал. В них, как в зеркале, подозрительно точно отражается разочарованная и зараженная «новыми идеями» российская молодежь второй половины XIX века. Именно о них писал в свое время в мемуарах «Тени прошлого» видный общественный деятель Лев Тихомиров. Анализируя причины «ухода студентов в революцию», Тихомиров одной из них считает равнодушие к молодому поколению со стороны университетской администрации. По его словам, обучение сводилось к качественной, но ограниченной передаче знаний, на фоне которой прогрессировала «душевная пустота»: «Ясной общей философии не было. Задач политических и общественных — сколько-нибудь ясно не было. Жили неизвестно для чего. Кончишь курс, а потом? Ну служба, ну женишься, детей будешь растить…» Для «ищущих» выход отыскивался в полном отрицании, который печально совпал с особенностью русского характера. Если, по известному выражению Ницше, бездна опасна уже на уровне визуальном, то русский человек в бездне приживается и даже что-то там увлеченно мастерит.

Конечно, не в пример эпохе Тихомирова с молодежью у нас ведется работа. Есть отделы, комитеты, в которых трудятся серьезные люди. Ставка же делается на максимальный охват — сто процентов участников «мероприятий». И здесь срабатывает простой закон — присутствуют все, участвуют отдельные мученики, как правило, страдающие за красные дипломы. Отдельный вопрос — содержание молодежных мероприятий. Залихватские вечнозеленые игры КВН, экологические субботники, конкурсы стихов о Великой Отечественной войне… И еще много всего небезынтересного и душеполезного. Однако драма в том, что все это совершенно не увлекает тех самых молодых интеллектуальных нонконформистов, о которых мы ведем речь.

Увы, игра «Зарница» утратила искристую энергию, которая била в ней сорок лет назад. Мало кто из совсем юных ассоциирует себя с «нашими» и «фашистами» так же, как молодежь второй половины ХХ века. Это объективная реальность, с которой надо считаться. В этом есть значительный методологический изъян. Большинство мероприятий — калька из методичек 70–80-х, которые утверждались еще на заседаниях райкомов комсомола. Однако даже то, что было действенно и талантливо полвека назад, сегодня можно использовать только выборочно.

Что до новых, более изящных форматов работы с юной порослью, то в этом отношении молодежные комитеты чаще всего демонстрируют стальной консерватизм. Помню общественную инициативу в одном из сибирских регионов — использовать популярную в городе форму клубной интеллектуальной игры для проведения межвузовского состязания на тему отечественной истории. Чтобы весело, живо, по-взрослому. Кстати, и цена вопроса была несерьезной. В комитете долго и сосредоточенно рассматривали письмо инициаторов, ставили вопрос, совещались и согласовывали, назначали даты самого последнего согласования. Но так и не согласовали. Посчитали, что программа на полугодие и без того насыщенна. И вообще слет «Весенние старты» на носу.

Но есть и худшие варианты. К ним относятся беседы с молодым поколением о нежелательности участия в сомнительных митингах. При этом называются даты и места их проведения. И тут даже самые политически неграмотные начинают проявлять нездоровый интерес к запретному действу — «принцип тернового куста» из «Сказок дядюшки Римуса».

Некоторые могут сказать, что этих «бунтарей и нигилистов» немного в процентном выражении. Это так, но немного их было и полтора века тому назад. Сначала их не замечали, потом посчитали смешными и нелепыми (грязные нигилисты и стриженые эмансипе). А потом смешные бунтари нашли радикальные средства самореализации, в том числе револьверы и бомбы. Не хочется думать, что и сегодня мы следуем рецепту старого коктейля из равнодушия и запретов с периодическим забалтыванием. Очевидно, что именно молодые люди с «воображением мятежным», взыскующие правды, смогут стать подлинной движущей силой нашей страны. Если только мы научимся с ними работать и предоставим им поле для воплощения идей, а наиболее перспективным — и трамплин.

Признание зловония ницшеанского нигилизма

Иван Спенсер

Ницше в значительной степени сформировал нашу культуру своим откровенным нигилистическим и экзистенциальным видением мира. Чтобы проникнуться нашей культурой, это помогает понять глубокое влияние, даже если люди вокруг нас не понимают. Обычно они этого не делают. Мировоззрение Ницше течет, как подводное течение в океане, которое вы можете не заметить, но многих уносит прочь. Преподавая философию на протяжении более двух десятилетий, я научился тому, что люди все чаще находят и философию, и Ницше трудными.Наша яркая и чувственная культура развлечений бросает глубокие размышления о многослойных абстрактных идеях в чуждый мир. Поэтому я написал Tweetable Nietzsche , чтобы облегчить невыносимый вес философии.

Эта небольшая, удобная для чтения книжка сочетает в себе введение в философию с Ницше как почти современный пример, к которому люди могут относиться, и который сегодня гораздо более принят, чем, скажем, Платон. Книга исследует стремительную смесь «твитов» Ницше, небольших, но мощных идей.Многие из представлений, сформулированных Ницше, сейчас преобладают в качестве основных культурных посылок. Около половины его работ было направлено на то, чтобы уничтожить и разрушить мораль, ценности и истину. Он превратил нигилизм в жизнеспособный вариант, и сегодня многие соглашаются. Нигилизм — это мировоззрение, которое меняется. Некоторые нигилисты относятся к беззаботным типам хакуна-матата. Другие видят, что мрачный меланхолический мир приближается к постапокалиптической анархии. Ницше прыгает по карте, но в результате не существует никаких истин и ценностей, кроме тех, которые вы создаете из упорства своей воли.Это нигилизм, который становится экзистенциальным. Создайте свою реальность. Подчините мир своей воле. Будьте настойчивы и не придерживайтесь каких-либо ценностей или морали, связанных с чувством вины, которые вы создали не для собственной выгоды. Звучит знакомо?

Побывав в комнате с резким запахом в течение нескольких минут, вы больше его не замечаете. То же самое и с культурными идеями и предположениями. Зловоние ницшеанского нигилизма стало культурной нормой, и люди не замечают и не знают его источник, поскольку они больше не могут даже почувствовать его запах.Эта книга направлена ​​не на пропаганду Ницше, а, скорее, на то, чтобы помочь людям почувствовать нигилизм, когда они почувствуют запах.

Ницше пронизывает общую культуру через искусство и гуманитарные науки, но особенно в философии, теологии и литературе. Он вдохновил нас на экзистенциальные жизненные модели, которые заставляют нас создавать нашу сущность и трансформировать нашу природу посредством упорства воли, выбирая наши собственные эгоистические добродетели. Некоторые радикальные теологии уходят корнями в мысль Ницше. Светское богословие в некоторой степени ориентируется на суровые ницшеанские пророчества о том, что «Бог мертв, и мы убили его.Концерт, посвященный Богу, закончился, и еще не скоро. Наша светская эпоха теперь насмешливо издевается над трансцендентными ценностями, полагая, что божественным источником таких ценностей был ложный обман (Ницше и Фрейд) или политическая игра власти (Ницше и Маркс). Если Бог умер, то умерли и все здоровые традиционные ценности, уходящие корнями в Бога.

В литературе Ницше задумал и породил герменевтику, уничтожающую текстовое значение. Мало кто понимает или заботится о том, что здесь произошло и почему. Ницше спровоцировал герменевтические ураганы категории 5, которые обрушились на Америку и Европу.Как член триумвирата «герменевтики подозрения» (Фуко), Ницше предоставил инструменты для пустых текстов любого значения, кроме тех значений, которые влиятельные люди или группы навязывают им, чтобы контролировать других. Я напоминаю читателям об актуальности этой герменевтики в основных дебатах, проходящих в Верховном суде США по оригинальности и Конституции. Ближе к нам ведутся долгие споры о том, имеет ли Библия первоначальное намерение, к которому мы можем получить доступ. Постмодернизм и деконструкция пьют из отравленных ницшеанских колодцев.

Прочтите Твиттер Ницше сегодня и получите гораздо больше идей.

Версия этой статьи, изначально опубликованная в Between the Times.

Связанные

Имеет ли смысл жить бессмысленно? — СМЕШАННАЯ

Энергия, которая требуется, чтобы сделать что-то материальным (в данном случае всю вашу жизнь), больше не понадобится, и сокрушительное беспокойство, которое может сопровождать этот экзистенциальный проект, исчезнет.Жизнь трудна, но нигилисты каким-то образом свели ее к простейшим терминам, практически сделав жизнь легкой. Тем не менее, есть ли что-то, что их может волновать? «Ничто не имеет значения» — это популярный идеал, который вышел на первый план в нигилистической оценке или в общем имидже и является первым, о чем думает большинство людей, когда вы употребляете это слово. Но что на самом деле означает эта фраза? Поскольку это столь смелое заявление, многие считают его заведомо ложным («Конечно, что-то должно иметь значение! А как насчет меня?»).

Человек — существо ценное, и, вообще говоря, мы заботимся о некоторых вещах и о некоторых вещах, о которых мы не могли бы заботиться меньше, но это акт наделения чего-то материальным. Мы не находим, что это что-то значимое из ниоткуда в мире, мы скорее придаем чему-то способность иметь значение, хотя бы только для нас. Согласно этому аргументу, нигилисты полностью рациональны. Если люди наделяют вещи смыслом, а я решаю не наделять ничего смыслом, потому что ничего не вижу, тогда мое дело остается в силе.Конец истории, дело закрыто. Но я понимаю, что даже с этим набором еще есть что сказать о нигилистах.

Однако необходимо учитывать природу и само понятие «мнения». Хотя мнения, очевидно, не являются фактами, это стоящая затея. Иметь мнение — значит определиться с тем, как вы к чему-то относитесь. Когда вы формируете мнение о том, что для вас важно и неважно, вы думаете о ценности, которую может иметь сказанное, и вам нужно принять решение.Такое понимание ценности чего-либо — это форма приложения определенных усилий для заботы, даже если это чисто внутреннее. Как люди, мы всегда что-то делаем и выбираем что-то одно, а не другое, этот выбор (осознанный или нет) показывает, что для него или нее важно. Также важно отметить, что люди никогда не выходят из контекста — человек по своей природе всегда находится в ситуации. Поскольку человек — тоже изменяющееся существо в этом контексте, один набор ценностей имеет тенденцию заменяться другим набором.То, что для вас раньше было важно, в конечном итоге может перестать иметь значение для вас, и наоборот.

Как отмечает Ричард Хэйр в своей статье «Ничто не имеет значения», эти наборы ценностей могут меняться с течением времени или могут меняться довольно резко, но изменения в мышлении в отношении ценностей, которые вы выбрали, подвергаются сомнению и подлежат тщательному тестированию. времена сложности и путаницы. Иногда, когда у вас слишком много всего, и вы не можете осознать это, гораздо проще просто полностью избавиться от этого.Но даже тогда я нахожу что-то озадачивающее: это противоречие яростно связано с отказом от смысла и демонстрацией глубокого безразличия к жизни. Чтобы принять решение считать жизнь бессмысленной и бессмысленной, вы должны сесть, подумать и сформировать представление о смысле жизни. Вы должны продумать все, что вам говорят, имеют значение всю вашу жизнь, и хотя вы считаете их бессмысленными, вы можете заботиться о том, что они достаточно бессмысленны, чтобы идентифицировать вас как нигилиста.Под «заботой» я не имею в виду то, что вы собираетесь переживать или беспокоиться о том факте, что жизнь бессмысленна, но я имею в виду заботу в том смысле, что вы были бы озабочены идеалом: это то, что вы стоите для и это то, как вы смотрите на мир.

Вы должны заботиться о своем мировоззрении и своих идеях, если выбираете их для своей жизни, особенно если вы их называете или называете. Нигилисты могут ни о чем не заботиться, но тот факт, что они ни о чем не заботятся, заставляет их о чем-то заботиться.Неужели это делает их нигилистами? Мне почти кажется, что нигилисты даже не осознают, что они о чем-то заботятся, когда они решают заботиться о нигилистических взглядах в достаточной степени, чтобы применять их в своей жизни. Тем не менее, я мог бы тогда сыграть адвоката дьявола и сказать, что если вы уберете их нигилистическую идентичность — учитывая, что они заботятся об этом, — то единственное, что их заботило, перестанет существовать. Это, по определению, снова делает их нигилистами. Но это довольно круглая форма, поэтому я не тратил на это слишком много времени.

Изучение основополагающих идей экзистенциализма, таких как нигилизм, может помочь нам понять природу нигилистических мыслителей среди нас и то, как они ведут себя в обществе, которое они считают бессмысленным. Кажется, что менее стрессовый способ поведения на самом деле может оказаться слишком хорошим, чтобы быть правдой, поскольку я считаю, что нигилистов действительно волнует по крайней мере одна вещь. Их волнует то, что им все равно.

Ведущее изображение Кредит: Катрин Хойновски

Разница между экзистенциализмом, нигилизмом и абсурдизмом

Три разных подхода к проблеме отсутствия внутреннего смысла.

Даниэль Мисслер, философия
Создано / Обновлено: 17 ноября 2020 г.

Веками были люди, которые считали, что вселенная не имеет внутреннего смысла. Здесь я резюмирую три основные ветви этого убеждения и то, как каждая из них предлагает нам справиться с ситуацией.

Как абсурдизм применяется в повседневной жизни

1. Экзистенциализм — это вера в то, что с помощью комбинации осознания, свободы воли и личной ответственности можно создать собственное значение в мире, который по своей сути не имеет ничего собственного.
2. Нигилизм — это вера в то, что вселенная не только не имеет внутреннего смысла, но и бессмысленно пытаться построить свое собственное в качестве замены.
3. Абсурдизм — это вера в то, что поиск смысла по своей сути находится в конфликте с фактическим отсутствием смысла, но что нужно как принять это, так и одновременно восстать против этого, приняв то, что может предложить жизнь.

Внутренний, а не созданный.

Для тех, кто пришел к пониманию того, что жизнь не имеет внутреннего значения, есть три основных способа реагировать.

• Философское самоубийство , например, полное принятие религии или духовных рамок — потому что кто-то считает, что слишком трудно грустить или трудно жить без одного
• Физическое самоубийство , потому что жизнь в конечном итоге бессмысленна и, следовательно, либо слишком скучно или слишком болезненно, чтобы продолжать
• Принятие , что означает продолжение, несмотря на то, что я знаю, что окончательный смысл невозможен

Я считаю абсурдизм Камю наиболее удовлетворительным ответом, поскольку он принимает третий вариант принятия и работает с там.

Абсурдистский парадокс свободной воли

Принятие религии или какой-то туманной «духовности» — когда человек принял истину внутренней бессмысленности — равносилен либо интеллектуальной лени, эмоциональной слабости, либо некоторой их комбинации. Это означает, что истину слишком сложно усвоить и принять, и что вы решили поверить в ложь, потому что это легче.

Покончить жизнь самоубийством — значит отвернуться от красоты, которую может предложить жизнь, которую, как мне кажется, следует исследовать только в крайних случаях.

Смирение, чтобы искренне поверить в то, что, как вы знаете, неправда, — это слабая позиция, но она часто выглядит идентично абсурдизму, а это не так.

Разница между нигилизмом, пессимизмом и скептицизмом

Абсурдизм Камю — это работа в рамках наших человеческих ограничений, но без отказа от уважения к себе и истине. Абсурдисты часто либо принимают, либо конструируют структуру убеждений, которая обеспечивает ежедневную передышку от сокрушительной невозможности истинного смысла.Такие конструкции позволяют нам обманом заставить наш пропитанный эволюцией мозг извлекать значение из Вселенной, не забывая при этом, что сама система — это уловка.

Возможно, стремление хипстеров зацикливаться на мелочах является формой абсурдизма.

Это осознание — разница между восстанием и капитуляцией.

Конструкция может быть существующей или новой, а также структурированной или аморфной.

Человек, который сдался, скажет, что он полностью верит в свою конструкцию и что она дает истинное значение во вселенной, в то время как тот, кто не сдался, может сказать, что принял строительные леса по практическим причинам, но они знают, что это искусственно. .

Барьер тонкий между принятием структуры убеждений, потому что не делать этого слишком пусто или болезненно, и делать это только для практических целей, при этом зная, что она ложна. Многие из них начинаются как одно или другое, а затем мигрируют или существуют изо дня в день как одно, а при нажатии становятся другим.

Примеры капитуляции против восстания

• Истинные верующие в основных религиях либо никогда не верили, что миру не хватает внутреннего смысла, либо они решили перестать верить в него, потому что он был слишком пустым и печальным.Вы не сможете по-настоящему узнать, кто из вас, без глубокого разговора и значительной честности с их стороны.
• Многие религиозные люди позже становятся атеистами, но после долгого самоанализа решают оставаться слабо привязанными к своим убеждениям и сообществу из-за социальных и смысловых преимуществ. Многие в этой ситуации изо дня в день не совсем уверены, насколько они на самом деле верят и сколько притворяются из практических соображений.
• И наоборот, многие люди, выросшие без религии, позже в жизни видят, что у всех их счастливых друзей есть семья и сильная вера, и решают принять религию, чтобы получить от нее пользу.Точно так же они могут не знать в любой момент, насколько их участие является подлинным или светским.

На мой взгляд, определяющей характеристикой абсурдизма / восстания является сохранение предельной ясности между поиском преимуществ веры во внутреннем смысле и осознанием того, что это невозможно. Такой человек может ходить в церковь с семьей и мысленно молиться каким-то светским, но полудуховным способом, одновременно зная (но не думая активно) о том, что его никто не слушает.

Людям практически невозможно существовать в обоих режимах одновременно. Мы либо верим в систему, структуру или человека, либо мы деконструируем эту вещь на части и видим ее недостатки, ограничения и, возможно, что она ложна. Прозрачность устраняет магию. И, к сожалению, наш мозг больше всего счастлив, когда магия не повреждена.

Резюме

• Религиозные верят, что смысл был наделен вселенной высшим существом, что это знание доступно нам через один или несколько текстов, и что мы обязаны узнать о нем.
• Экзистенциалисты могут соглашаться или не соглашаться с тем, что религии говорят с реальным / обнаруживаемым значением, но они верят, что люди могут придавать собственное значение, которое не было бы менее реальным, чем то, что предлагает религия.
• Нигилисты верят / знают не только в том, что религия ложна, то есть в том, что во вселенной нет встроенного смысла, ожидающего своего открытия, но и в том, что любой смысл, который мы пытаемся создать для себя, также не будет «реальным». Это будет просто построение нашего собственного разума, которое, как мы притворяемся, имеет серьезный религиозный смысл.
• Абсурдизм — это объединяющий фактор: он допускает, что мы, кажется, лучше всего функционируем с какой-то религиозной верой в нашей жизни, но что наука показала, что нигилисты правы как в отношении раскрытого значения, так и в отношении сконструированного значения. В результате многие предпочитают использовать некоторые части смысловой структуры — заимствованные или сконструированные — чтобы получить от них пользу для человека, но не расслабляясь настолько, что начинают верить, что это правда.

Знание своего положения среди этих вариантов — или, возможно, вне их — является важной частью самопонимания.

Примечания

1. Я прекрасно понимаю, что можно, и люди написали целые книги по каждому из этих определений. Цель этого упражнения не в том, чтобы глубоко погрузиться в каждую из них, а в том, чтобы как можно более четко резюмировать, как они реагируют на отсутствие внутреннего смысла.
2. Нигилисты не являются абсурдистами, потому что они не борются за смысл, которого, как они знают, никогда не будет. Без него они просто живут по жизни.
3. Решение восстать — это, в частности, реакция Камю на ситуацию, но, поскольку он связан с этим термином, я включаю его в определение здесь.
4. Мнимое использование ложной эшафота — это моя интерпретация абсурдизма, поскольку я не уверен, будет ли использование заведомо ложной системы таким образом одобрено Сарте или Камю. Для меня это все еще представляет собой бунт, потому что мы все еще получаем радость от жизни (и наличие структуры — часть этого), никогда не отказываясь от нашего интеллекта, который знает, что это ложно.

односложных запросов — Есть ли антоним нигилиста?

Есть несколько способов определить противоположность нигилизма.Это зависит от того, на чем делается упор.

Однако в соответствии с вопросом искомое слово описывается следующим образом:

Лицо, имеющее определенные убеждения, положительные или отрицательные, по данному предмету.

Противоположность тому, кто не верит ни во что, ни во что нет, — это тот, кто верит в нечто , доказательство или нет.

Верить во что-то, несмотря на отсутствие доказательств (или слепо следовать этому с доказательствами) — значит иметь веры .

Мерриам-Вебстер дает следующие нерелигиозные значения этого слова (я привожу только нерелигиозные смыслы, поскольку его просили сосредоточиться на этом):

2 b (1) : твердая вера в то, для чего нет доказательств
// цепляется за веру , что ее пропавший сын однажды вернется
2 b (2) : полное доверие
3 : то, во что верят особенно с твердой убежденностью

на веру
: без вопросов
// взял все, что сказал на веру

// Ник вытер усы от капель пота, которые были такой же частью его лица, как глаза и нос, и пожал плечами, что указывало на определенное отсутствие веры в наше суждение.
— Том Перротта, Колледж Джо , 2000

// Клэйпул оценил координатор атаки веры , который продемонстрировал Чип Лонг, позвонив по его номеру после того, как получатель пропустил короткий пас при первой розыгрыше драйва.
— Майк Берардино, Indianapolis Star , «Notre Dame WR Chase Claypool» нуждается в мяч больше, — говорит аналитик ACC Network Эрик Мак Лейн », 8 ноября 2019 г.

Конечно, если у вас веры , вы верны , и можно сказать что-то вроде следующего:

Несмотря на все доказательства обратного, она оставалась верной , будучи убеждена в невиновности своего отца.

С точки зрения примеров предложений в вопросе, существительное верный может иметь слишком много религиозных коннотаций. Так что, вероятно, было бы лучше использовать прилагательное или существительное вера вместо:

В отличие от нигилистов, верующих имеют определенные убеждения.
Снижение активности инвестирования предполагает, что на рынке осталось меньше верных трейдеров на , чем когда-либо.

---

Кстати, я натолкнулся на другую интерпретацию противоположности нигилизма — ту, о которой не спрашивают в вопросе, но которую я все же нашел заслуживающей внимания.

Следующий отрывок взят из лекции Университета Айдахо «Экзистенциализм, ограниченный в двух словах: основные философские концепции»:

3) Экзистенциализм — это не нигилизм:
«Нигилизм» — это вера в то, что ничто не имеет значения. Экзистенциализм — это попытка противостоять бессмысленности и бороться с ней … не поддаваться нигилизму или отчаянию: не сдаваться или избегать ответственности.

По Камю, вся цель экзистенциальной философии — преодолеть абсурд или, точнее, победить человека над абсурдностью существования.

Итак, экзистенциализм противоположен нигилизму: нигилист говорит: «Нет ни бога, ни рая, ни ада, так что к черту: не может быть правильного или неправильного. Экзистенциалист говорит: «Нет ни бога, ни рая, ни ада, поэтому мы с вами одни должны придумать, как сделать жизнь осмысленной и хорошей — мы должны, фактически, работать без космической помощи, чтобы понять, что такое« хорошее »само по себе. »

В этой интерпретации противоположностей противоположностью нигилиста является экзистенциалист.

Колонка: Нигилизм заслуживает внимания

Все мы испытываем определенные чувства в своей жизни. Любовь, счастье, печаль и ужас — универсальные человеческие эмоции.

Но есть одно универсальное чувство, о котором говорят меньше. Чувство глубокой тревоги или страха. Чувство, которое обычно возникает во время дискуссий в общежитии в 2 часа ночи о вселенной, этике, Боге, состоянии мира или условиях человека.Чувство, которое я описываю, называется тревогой. Хотя почти все знают об этой эмоции, немногие знают о философе, который сделал ее «крутой», и еще меньше знают о его непростой школе мысли.

Фридрих Ницше (произносится «колено-ча») был немецким философом, который разработал нигилизм (произносится «нилизм»), философскую доктрину, которая утверждает, что все ценности и верования необоснованны и что существование бессмысленно. В то время как экзистенциализм утверждает, что мы должны создать свой собственный смысл во вселенной, нигилизм продвигает идею дальше, заявляя, что смысла нет, и любое значение, которое мы придаем вселенной, также бессмысленно.Чтобы продемонстрировать это, Ницше однажды заявил: «Любое убеждение, каждое предполагающее что-то истинное, обязательно ложно, потому что истинного мира просто не существует». По сути, Ницше говорит, что, поскольку истина различна с каждой точки зрения, нет смысла даже пытаться составить свой собственный моральный кодекс.

Ницше также был большим сторонником саморазвития. Он считал, что воплощение человеческой борьбы — это когда человек становится Übermensch (буквально сверхчеловеком), поднимаясь над обстоятельствами мира и принимая все, что бросает ему жизнь.Ницше считал, что люди не должны полагаться на проповедуемую мораль или космических божеств как на проводников в своей жизни. Его самая известная и противоречивая цитата — «Бог мертв. Бог остается мертвым. И мы его убили ». — прекрасно демонстрирует его точку зрения. Смерть Бога, считает Ницше, означает, что люди никоим образом не могут поверить в такое божество, поскольку они больше не могут его узнавать; Бога не может быть, если нет нравственного порядка.

Реальных последователей нигилизма можно найти как людей, которые хотят разрушить истеблишмент и в основном смотрят, как мир горит, — такие люди, как анархисты, преступники и избиратели Дональда Трампа.Сам Ницше был первым эмо / анархистом. Если бы он был жив сегодня, он был бы единственным учеником начальной школы, который рисовал бы черепа и скрещенные кости повсюду, поджигал бы что-то для удовольствия и закидывал черными крашеными волосами левый глаз, говоря что-то вроде «ничего не имеет значения».

Однако самым большим и известным поборником нигилизма является Джокер. Он, по-своему извращенный, стал уберменшем. Джокер сам определяет ход своей жизни и ни в коем случае не находится под влиянием чего-либо, кроме него самого.Возможно, нигилизм и не популярен, но Джокер уверен. Причина, по которой он остается одним из самых известных и узнаваемых персонажей комиксов всех времен, — это его нигилистические ценности и идеи в такой занимательной манере.

Самое страшное, что некоторые люди не хотят признаваться публике или себе, заключается в том, что в глубине души они верят в то, что он говорит, — по крайней мере частично. Хотя Джокер также демонстрирует психопатические наклонности, та его часть, которая хочет отказаться от всех правил из-за их релятивизма, является чем-то, в чем большинство людей находит некоторую обоснованность.Эта часть из них желает, чтобы они могли полностью согласиться с ним и фактически начать болеть за него, взрывая больницы и в том числе разрезая яремные вены.

Нигилистическое мышление — лишь одна из реакций, которые может иметь человек, столкнувшись с экзистенциальной мыслью. Когда кто-то считает, что ничто ничего не значит, нигилизм часто оказывается первой и самой простой школой, к которой можно обратиться. Заявление о том, что вы нигилист и ничего не имеет значения, — это обычный защитный механизм для людей, которые просто хотят делать все, что хотят.Хотя я сам не являюсь нигилистом, я считаю, что идея отказаться от всех других моральных убеждений и жить только на основе животных инстинктов ужасна и увлекательна и заслуживает изучения. Все, что я могу попросить у вас, это то, что когда вы смотрите в пустоту экзистенциализма и чувствуете, что неизбежно поднимается тревога, вы не отвергали ее и не становились печальным, готическим Ницше. Скорее, я призываю вас принять это и жить полной жизнью, но это разговор на следующей неделе.

Почему некоторые люди становятся нигилистами?

Фридрих Ницше больше всего интересовался проблемой нигилизма.

---

По его мнению, все общества полагаются на имплицитные оценочные суждения. Если их основы будут потеряны, он предсказывает ужасные последствия: широко распространенную апатию или жестокие, фанатичные попытки вернуть чувство цели, или, возможно, и то, и другое. Мы много говорим о ценностях, и мы знаем, что они делают или , но мы мало знаем, как это сделать. Это усугубляет неуверенность в их потере. Нигилизм — это не выбор или интеллектуальное обязательство, а вещь, которая приходит вам на ум. Как сказал Ницше в 1885 году: «Нигилизм стоит у дверей.Откуда приходит этот жуткий из всех гостей?

Частично ответ приходит из понимания того, как ценности связаны со знаниями и действиями. В книге Seeing Like a State (1998) , политолог Джеймс Скотт классифицирует знание двумя способами: эпистемологическое знание, которое может быть количественно оценено, теоретизировано и передано абстрактно, и метис (от классического греческого языка). который касается знаний, полученных из практического опыта, таких как личные отношения, традиции, привычки и психологические состояния. Metis управляет местным опытом: например, сельское хозяйство на семейной земле, а не агрономические исследования. Мы все это признаем; поэтому мы нанимаем ради опыта. Например, у Джейн и Марты одинаковые дипломы, но если первая смена Джейн была во вторник, а Марта — в 1970 году, то у Марты будут определенные уловки и привычки, чтобы ускорить ее работу. Тем не менее, количественно определить, что это такое, непросто: у Марты метисов , а метисов нелегко воспроизвести. Если бы его можно было обучить, это было бы на тренировках Джейн.

Гений Скотта — сравнить метис с местными традициями. В течение достаточно долгого времени привычки и поведение отбираются и передаются по наследству, точно так же, как эволюция выбирает полезные черты. Успешная группа институционализирует неизмеримо сложный набор культурных инструментов, связанных с ее окружающей средой. Поскольку это метис , а не эпистемологические, они не всегда будут очевидными или поддающимися количественной оценке. Скотт приводит десятки примеров обычаев, которые могут показаться отсталыми, запутанными, ненаучными, но когда их запрещают или обескураживают, производительность падает.Он называет это проблемой «разборчивости».

Эпистемологические теории опираются на изолированные, абстрактные среды, допускающие систематизацию, но они далеки от динамических, взаимосвязанных систем природы и человеческой культуры. Metis , напротив, развивается в сложных, «неразборчивых» средах и, следовательно, работает с ними. Но это также означает, что его применение ограничено конкретным действием, а не более широкой теорией. Посторонние хотят знать, почему что-то работает, но местные объяснят это на непонятном для них языке.

Эти обычаи и традиции, конечно же, больше, чем просто опыт работы. Их используют для эффективного решения политических проблем. В книге The Righteous Mind (2012) социальный психолог Джонатан Хайдт описывает балийских фермеров, выращивающих рис, которым необходимо было координировать орошение вдоль реки. Поскольку они были политически разделены на небольшие семейные единицы, называемые субаками , для обеспечения сотрудничества им нужно было полагаться на средства, более старые, чем управление:

Гениальное религиозное решение этой проблемы социальной инженерии заключалось в том, чтобы построить небольшой храм на каждой вилке система орошения.Бог в каждом таком храме объединил всех субаков , которые находились ниже по течению, в сообщество, которое поклонялось этому богу, тем самым помогая субакам более мирно разрешать свои споры. Такая договоренность сводила к минимуму обман и обман, которые в противном случае процветали бы при делении воды с нулевой суммой. Система позволила тысячам фермеров, разбросанных на сотнях квадратных километров, сотрудничать без необходимости в центральном правительстве, инспекторах и судах.

Это все еще происходит. В статье 2017 года экономистов Натана Нанна из Гарвардского университета и Рауля Санчеса де ла Сьерра из Калифорнийского университета в Беркли упоминается gri-gri , волшебный порошок, который производят знахари. В 2012 году, после периода повсеместного бандитизма и отсутствия безопасности в Демократической Республике Конго, gri-gri явились старейшине деревни во сне. Применение этого порошка сделало пользователя пуленепробиваемым, и он работал так хорошо, что соседние общины быстро приняли его.Причина была проста: группы сражаются лучше, чем отдельные лица, и больше людей осмелятся сражаться, если будут уверены, что они пуленепробиваемые. Следовательно, деревня, использующая гри-гри , имела больше шансов выжить.

Гри-гри и водные храмы являются разновидностями метиса , но они требуют веры в более крупные структуры: соответственно, магию и богов. Какими бы ни были эти структуры, важно, чтобы они основывались не только на вере или традициях. Общие ценности обеспечивают уверенность в более совершенных действиях, но эти ценности подтверждаются успехом этих действий. Gri-gri Успех является эмпирическим свидетельством магии, и его полезность склоняет к большему доверию к знахарям. Нанн и Санчес де ла Сьерра отмечают, что

многие из [заклинаний], по-видимому, дают людям большее чувство безопасности и уверенности, что может помочь… уменьшить их беспокойство и, таким образом, улучшить их работоспособность. Например, большинство заклинаний обеспечивают защиту, будь то от засухи, болезней, нападений на деревню или даже для нанесения вреда потенциальным ворам — и воры также верят в их эффективность, которая действует как сдерживающий фактор.

Другими словами: эти практики и институты выполняют несколько разных ролей, связанных друг с другом. Такое смешение обостряет проблему разборчивости.

Когда мы обсуждаем изменение ценностей, мы часто думаем «сверху вниз»: новая и убедительная идеология, укоренившаяся по интеллектуальным причинам. То, что Скотт и принятие гри-гри предполагает противоположное: движущая сила ценностей требует определенной степени уверенности, зависящей от действий. Это была эмпирическая демонстрация gri-gri , которая позволила распространить его на соседние деревни, а не его поэзию.Обратное к этому также важно: мы можем улучшить конкретную задачу, но другим ролям нужно время, чтобы осесть и развиться. Обменяйте храмы на правительство, и у вас будут споры с нулевым результатом. Объясните теорию игр, лежащую в основе gri-gri , и никто не станет с ней бороться. Полезность культурного учреждения сначала позволяет усыновить его, но его обслуживание дает метис достаточно времени, чтобы повозиться и усовершенствовать.

Если мы потеряли веру в определенные ценности, то я сомневаюсь, что это произошло из-за академических дебатов.ХХ век коренным образом изменил труд, технологии и социальную организацию в западном мире. Трудно представить, что это не изменило metis и не сделало устаревшие формы metis нерелевантными. Хотя значения metis все еще могут быть желанными — или даже отождествленными — им не хватает той уверенности, которую они когда-то имели. Ничто не может их доказать и, таким образом, оправдать более высокие претензии. «Вера без дел мертва», как сказано в Библии, но вера без метис невероятна.

Взгляд на ценности сверху вниз подразумевает, что мы можем просто создавать новые причины для жизни, что сама идеология является доказательством этого. Но если ценности идут снизу вверх, тогда поиск смысла человека не может быть отделен от его труда. Они одинаковые.

Lou Keep

Эта статья была первоначально опубликована на Aeon и переиздана по лицензии Creative Commons. Прочтите оригинальную статью.

Статьи с вашего сайта

Статьи по теме в Интернете

Бог мертв — Нигилизм

Вечер среды
30 июня 2004 г.

Экклезиаст 1: 2
Какими мы были
Бог мертв — нигилизм

Дж.Лигон Дункан

Если у вас есть Библии, я предлагаю вам обратиться со мной к Экклезиасту. Сегодня наша тема — философия, нефилософия или антифилософия нигилизма. И многие из вас знают, что мы уже имели дело с этим здесь, в Первой пресвитерианской церкви. Мы занимались этим прошлым летом, когда работали в течение лета Соломона и просматривали Книгу Экклезиаста. ¹ И первый возглас той книги, которую вы видите в Экклезиасте 1: 2 — «Тщеславие сует», — говорит Проповедник, — «Суетность сует! Все суета.И мы довольно подробно исследовали вопль Соломона о бессмысленности жизни без Бога. Итак, в реальном смысле Соломон уже имел дело со всем, что было поднято нигилизмом девятнадцатого и двадцатого веков.

Но мы также сказали в ходе нашего совместного исследования, что в западном мире произошло логическое развитие этих доминирующих мировоззрений; была причина, по которой одно сменило другое; и все же ни одна доминирующая философия не смогла превзойти нигилизм с тех пор, как он появился на сцене, кроме истины Писания и живого Бога.

Позвольте мне просто порепетировать, почему. Мы сказали, что во времена Реформации в западном мире преобладающей философией был теизм. То есть господствующим взглядом на жизнь, господствующим мировоззрением было теистическое. Мы верили в трансцендентного, личного Бога-Создателя, Который сотворил человечество по Своему собственному образу, наделил человечество достоинством и целью, дал смысл жизни; и все же, по крайней мере, по паре факторов, которые теизм затмили, начиная с раннего Возрождения. Возможно, частично это затмение произошло из-за огромного прогресса науки и знаний того времени.Люди начали понимать материальный, природный мир лучше, чем когда-либо понимали его прежде, и они начали думать, что, возможно, ключ к пониманию смысла жизни больше находится в материальном, естественном порядке, чем это понималось ранее. И, следовательно, было больше уверенности в нашем понимании механизма этого мира.

В этот период западной истории также было огромное количество религиозной жизни, и, возможно, было одновременное признание того, что, с одной стороны, мы знаем гораздо больше о том, как устроен мир сейчас, и религия дала нам так много разделение и раздоры в нашей культуре, возможно, мы сможем получить лучшее из обоих миров.Мы можем признать, что есть трансцендентный Бог, но мы можем быстро убрать Его из картины и принять то, чему мы научились из окружающего нас мира. Так мы получили деизм.

Мы уже говорили о деизме. Он считает Бога часовщиком, который создает эту вселенную, заводит ее и отпускает. И он действует согласно законам, которые Он установил, но Он очень мало взаимодействует с этим миром. И деизм был очень привлекательным для многих в течение ряда лет.

Но потом, со временем — и Брэд Мерсер говорил с нами об этом, когда мы смотрели на философию натурализма — люди начали долго и серьезно думать о деизме и говорить: «Погодите минутку. Теперь мы знаем о естественном порядке гораздо больше, чем мы знали даже в первые дни деизма, почему нам нужно постулировать Бога, который начал все это? Почему нам нужно устанавливать первопричину? Разве природа не объясняет сама себя? » Итак, натуралисты сказали, что все в этом мире можно объяснить природой; и единственное, что есть в этом мире, — это материальный порядок природы.

Итак, был прогресс от теизма, деизма к натурализму. Но с натурализмом есть огромная проблема, заключающаяся в том, что натурализм не может поддерживать себя. Он не может поддерживать этику; он не может поддерживать смысл; он не может поддерживать общество; он не может ответить на свои внутренние противоречия. Итак, на волне натурализма появилась философия под названием нигилизм. ⁶ Теперь это просто латинское слово nihil . Вы помните маленькое изречение, которое вы, возможно, усвоили в старших классах школы или колледжа: «Ничего не происходит из ничего.И то ex nihil , то ex nihilo , которое мы слышим, когда говорим о Боге, сотворившем мир из ничего, это маленькое латинское слово nihil, или ничего. Итак, Нигилизм — это как бы мировоззрение, антифилософия, которая утверждает, что нет смысла, нет цели, нет рифмы или разума . Он смотрит на натурализм и говорит: «Вы не довели свое мышление до логической степени».

Позвольте мне показать вам, как нигилизм отвергает натурализм.Многие из вас в колледже или где-либо еще, возможно, читали некоторые из рассказов Курта Воннегута. А здесь он повторяет первую главу книги Бытия. Теперь вы можете подумать, впервые послушав, что он нападает на христиан; но на самом деле он нападает на натуралистов за несоответствие их собственному мышлению. Вот что он говорит:

«Вначале Бог сотворил землю, и Он смотрел на нее в Своем космическом одиночестве. И Бог сказал: «Давайте сотворим животных из грязи, чтобы грязь могла видеть, что мы сделали.«И Бог создал каждое живое существо, которое сейчас движется, и одним из них был Человек. Только Грязь, как Человек, могла говорить. Бог наклонился ближе, как Грязь, когда Человек сел, огляделся и заговорил. Мужчина моргнул. «Какова цель всего этого?» — вежливо спросил он. «У всего должна быть цель?» — сказал Бог. «Конечно», — сказал Человек. «Тогда я оставляю тебе думать об одном для всего этого». И Бог ушел ». ²

Так вот, это может сначала показаться сатирой христианства, но на самом деле это совсем наоборот.Это сатира натуралистического мировоззрения, потому что она показывает вам дилемму натурализма. Натурализм говорит, что нет необходимости постулировать Бога, первопричину, трансцендентное личное существо. Но в ту минуту, когда приходит самосознательное, самоопределяющееся существо, человек, и задает вопрос: «Почему? Что все это значит? » он должен спросить об этом вселенную, которая не может ему ответить. Потому что эта вселенная, согласно его собственной философии, безлична. Он даже не знает, что он там. Вы помните, мы цитировали эту цитату Стивена Крейна — это мрачная цитата.В самом начале этой серии мировоззрений, где Стивен Крейн находится в своем рассказе, Черные всадники , где он говорит: «Человек сказал вселенной:« Сэр, я существую ». И вселенная ответила:« Это имеет не создавал во мне чувства долга перед вами ».

Видите, вселенная, если она безлична, не способна ответить человеку, дать ему тот ответ на главный вопрос, почему и для чего мы здесь. Теперь нигилисты могут получить массу удовольствия от этой самой истины, какой бы мрачной она ни была.Некоторые из вас читали книги Дугласа Адамса: Автостопом по галактике , а также различные сиквелы и продолжения. Что ж, он обращается именно к этому вопросу в первом и втором из этих романов. Если вы читали это, возможно, вы вспомните, что на протяжении истории, пока эти автостопщики путешествовали взад и вперед через пространство и время, он рассказывал о расе сверхразумных существ, которые на самом деле были мышами, которые создали суперкомпьютер размером с город и назвали его «Глубокая мысль».И они задали этому суперкомпьютеру вопрос: «В чем смысл жизни?» И в течение семи с половиной миллионов лет он производил вычисления, чтобы дать ответ на вопрос, в чем смысл жизни. И вот как он это рассказывает:

«В течение семи с половиной миллионов лет Deep Thought производил вычисления и вычисления, и в конце концов объявил, что ответ был на самом деле« 42 ». Итак, этим сверхразумным существам пришлось построить еще больший компьютер, чтобы выяснить это. что за вопрос, что ответ был сорок два.И поскольку этот компьютер, который назывался «Земля», был настолько большим, что его часто принимали за планету, особенно странные обезьяноподобные существа, которые бродили по его поверхности, совершенно не подозревая, что они просто часть гигантской компьютерной программы, и это очень странно, потому что без этой довольно простой и очевидной части знания ничто из того, что когда-либо происходило на планете Земля, не могло бы иметь хоть малейшего смысла. К сожалению, как раз перед критическим моментом считывания, Земля была неожиданно разрушена вогонами, чтобы освободить место, как они утверждали, для нового обхода гиперпространства.” ³

Итак, вся надежда на открытие смысла жизни была потеряна навсегда, по крайней мере, так могло показаться; но к концу второго романа Адамс заставляет путешественников во времени обнаружить, что сам вопрос, главный вопрос жизни, вселенной и всего остального, — это … .. «Что такое шесть умножить на девять?» Теперь вспомните, какой был ответ? Математики? Сорок два? Шесть раз по девять… ..ОК… Понимаете, он говорит о том, что ни вопрос, ни ответ не имеют смысла.И это основная предпосылка нигилизма. Ни вопрос, ни ответ не имеют смысла. «Материя существует, а Бога нет», — говорит нигилист. Вселенная — это единая замкнутая система. Люди — сложные машины. После смерти личность и индивидуальность исчезают. Идея истинного знания бессмысленна. Этика совершенно неуловима. Нет смысла.

Итак, нигилизм впервые возник, особенно в России, во второй половине девятнадцатого века, и вы можете видеть, насколько это было удобно для анархистской философии, которая хотела свергнуть царскую власть в России.Эта философия на самом деле гласила: «Лучше разрушить что-то плохое, даже если у вас нет ничего, что можно было бы заменить, чем терпеть то, что плохо». Таким образом, философы вроде Михаила Бакунина и других в России способствовали развитию этой философии нигилизма. Это была группа революционных нигилистов, которые на самом деле убили царя Александра Второго. На самом деле Бакунин был хорошим другом композитора Рихарда Вагнера. Большое влияние на него. Когда-нибудь вам придется спросить об этом профессора Томаса, и вы увидите нигилистические корни вагнеровской философии.

Но знаете, нигилисты есть и сегодня. Я просто был сегодня днем ​​на сайте нигилистов и искал цитаты. Вот один, который я нашел. Вот Nihilist Creed :

«Я никого не боюсь, я не боюсь бога, я не ищу неба, я не боюсь ада. У меня нет героев. У меня нет веры. Я ни перед кем не преклоняюсь. Я нигилист ».

Далее говорится:

«Смерть философии. Смерть Богу. Смерть правительству. Смерть идеологии. Смерть деньгам. Смерть любви.Смерть морали. За пределами правого и левого, за пределами правильного и неправильного: нигилизм ».

Вы видите? Такое мышление — просто логическое следствие натурализма. К. С. Льюис, которого мы уже изучали в этой серии, говорит об этом так:

«Если все, что существует, — это природа, великое бессмысленное взаимосвязанное событие; если наши собственные глубочайшие убеждения — просто побочные продукты иррационального процесса; тогда очевидно, что нет ни малейшего основания предполагать, что наше чувство пригодности или наша последующая вера в единообразие говорит нам что-либо о реальности, внешней по отношению к нам.Наши убеждения — это просто наш факт, как и цвет наших волос. Если натурализм верен, то у нас нет оснований доверять нашему убеждению в единообразии природы ». ⁴

Знаете, интересно, что Чарльз Дарвин сам видел эту проблему. Он сказал: «Вы знаете, если это правда, что мы произошли от примитивного белка в результате неумолимой последовательности причин и следствий посредством естественного отбора, тогда как мы можем знать, что что-то в нашем мозгу — это не просто что-то, что является частью естественный процесс и не имеет значения с точки зрения описания внешней реальности? Что, если даже наше понимание неумолимой последовательности эволюционного процесса — всего лишь плод нашего воображения? » Сам Дарвин видел эту проблему! Видите ли, нигилист берет это и бросает в лицо натуралисту.

Вы заметили здесь узор? Устанавливается идолопоклонство; приходит другое идолопоклонство и видит дыры в первом идолопоклонстве; приходит другое идолопоклонство и видит дыры в новом идолопоклонстве… и так мы продолжаем. Но нигилизм реален. А те из вас, у кого есть студенты колледжа, столкнутся с некоторым нигилизмом где-то в процессе обучения, будь то со стороны своих однокурсников или со стороны своих профессоров. Нигилизм имел повсеместное влияние. Это была любимая философия 60-х и 70-х годов.И те из вас, кто получил образование в 60-х и 70-х годах, вероятно, столкнулись с некоторыми из новых нигилистов. И они сейчас занимают очень высокие позиции в системе образования — в университетах и ​​в различных аспектах управления образованием в современном обществе.

Один бывший нигилист, Я. Будзишевский ⁵ , написал о своем нигилизме и своей трансформации из него, и я думаю, что это очень поучительно. Я думаю, это может помочь вам, когда вы разговариваете с молодежью, которая сталкивается с подобными проблемами в классе.Он исследует вопрос «Каковы были мои мотивы быть нигилистом?» Между прочим, он рассказывает, как стоял перед факультетом правительства и философии Техасского университета шестнадцать лет назад, чтобы представить свою работу перед факультетом, когда его считали нанятым этим факультетом. Она называется лекцией «Почему вы должны меня нанять», и у каждого профессора есть одна из них. Вы действительно произведете впечатление на этих людей, и они будут настолько впечатлены тем, что вы скажете, что им просто нужно вас нанять.И вот два основных момента его лекции: во-первых, мы, люди, просто составляем разницу между добром и злом. Нет разницы между добром и злом, мы просто придумываем это. Это была его первая важная мысль. Его вторым важным моментом было то, что мы в любом случае не несем ответственности за то, что делаем. И в своей лекции он изложил десятилетний план восстановления всей этической и политической теории вокруг этих двух положений. Теперь, друзья мои, самое страшное, они наняли его. И у него было владение до обращения.

Не думайте, что этого не происходит в вашем любимом государственном университете. Это. Это везде. И это такие придурки, которым вы платите тысячи долларов, чтобы дать образование своим детям. Так что хорошо, что вы здесь сегодня вечером, и я надеюсь, что вы что-то извлекли из этого!

Вот что он говорит об этом конкретном процессе: «Каковы были мои мотивы, чтобы придерживаться такого взгляда? Ну, их было довольно много «. И он дает эти очень интересные. «Во-первых, будучи вовлеченным в радикальную политику конца 60-х — начала 70-х годов, у меня были свои собственные идеи об искуплении мира — идеи, которые были противоположны христианской вере моего детства.И по мере того, как я все дальше и дальше от Бога, я все дальше и дальше отходил от здравого смысла во многих других вещах, включая моральный закон и личную ответственность ». И поэтому его нигилизм был оправданием его отвержения Бога и норм, которые он усвоил в отношении морали и личной ответственности.

Теперь он говорит, во-вторых, , что первая причина привела его ко второй причине его нигилизма. И это было то, что он совершил определенные грехи, в которых не хотел каяться.Фактически, он делает очень красноречивый комментарий. Он говорит: «Вы знаете, я не изучал список предложений, а потом стал нигилистом. Я был нигилистом, ищущим предлог, чтобы быть нигилистом ». Он уже был нигилистом и просто искал кого-нибудь, кто дал бы ему список предложений, оправдывающих его желание. Послушайте, что он говорит: «Поскольку присутствие Бога заставляло меня чувствовать себя все более и более неудобно, я начал искать причины верить, что Его не существует. Забавная вещь о людях: не многие из нас сомневаются в существовании Бога, а затем начинают грешить.Большинство из нас грешат, а затем начинают сомневаться в существовании Бога ». Это одна из причин, по которой я учился в колледже. Каждый раз, когда ко мне в офис приходил парень и говорил, что он не уверен в существовании Бога, я задавал ему такой вопрос: «Ты спишь со своей девушкой?» Понимаете, теперь есть связь. Моральный разврат ведет к интеллектуальному разложению и духовной пустоте. Итак, когда кто-то переживает моральный кризис, он часто выражается в интеллектуальных терминах. Книга Пола Джонсона о современных философах, Э.Книга Майкла Джонса под названием Degenerate Moderns просто говорит следующее: «Вся современная философия — это попытка оправдать личную моральную порочность». И в этом конкретном утверждении что-то есть.

В-третьих, , он говорит: «Третьей причиной того, что я был нигилистом, было то, что меня учили нигилизму. Меня воспитывали родители-христиане, но в школе я слышал, что даже самые основные представления о добре и зле различны в каждом обществе ». Теперь он продолжает говорить, что это эмпирически неверно.К. С. Льюис однажды заметил: «Культуры могут расходиться во мнениях относительно того, может ли мужчина иметь одну жену или четыре, но все они согласны с тем, что касается брака. Они могут расходиться во мнениях относительно того, какие действия являются наиболее смелыми, но никто из них не считает трусость добродетелью ». Но его учили ложной антропологии того времени, что в разных культурах нет норм.

В-четвертых, , он говорит: «Меня научили быть нигилистом с помощью языка, на котором со мной говорили мои учителя английского языка и учителя социальных наук.Послушайте, что он говорит: «Мои учителя английского были полны решимости научить меня различать то, что они назвали фактами и мнениями ». И он сказал: «Я начал замечать, что каждое моральное предложение — это мнение. И затем мои учителя социальных наук в колледже были также полны решимости показать мне разницу между тем, что они назвали фактами и значениями . Атомный вес натрия был фактом; виновности убийства не было. Это была ценность. Я подумал, что говорить таким образом было логично.Конечно, это не имело никакого отношения к логике. Это был просто замаскированный нигилизм ».

Пятый . «Моя пятая причина нигилизма заключалась в том, что неверие в Бога было хорошим способом отомстить Ему за различные вещи, которые предсказуемо пошли не так в моей жизни после того, как я потерял Его». Разве это не интересно? Это одна из самых необычных и печальных сторон нигилизма. Джеймс Сир записывает эту небольшую историю из Catch Twenty-Two , которую я на самом деле немного смягчу, потому что …некоторые из вас прочитали это, вы знаете, о чем я говорю. Здесь капитан Йоссариан ведет затяжной богословский спор с женой лейтенанта. А Йосариан издевается над Богом и говорит: «Бог вообще не работает. Он играет, а то забыл о нас. Вы, люди, говорите о таком боге: болван, неуклюжий, неуклюжий, безмозглый, тщеславный, неотесанный сенокос. Насколько сильно ты можешь почитать такое высшее существо? » А жена лейтенанта, которая была атеисткой, очень злится на такие выражения и начинает кричать: «Прекратите! Прекрати! » и ударив его в грудь.И он говорит: «Что тебя так расстраивает? Вы не верите в Бога ». И она говорит: «Я не знаю!» –И она заливается слезами и говорит: «Бог, в которого я не верю, — это хороший Бог, справедливый Бог, милосердный Бог. Он не тот подлый и глупый Бог, каким вы Его выставляете! »

Знаете, именно поэтому Кафка, может быть, самый красноречивый из нигилистов двадцатого века, именно поэтому Кафка мог сказать, что «все, что он сделал, было провозглашением того, что« Бог мертв! Бог мертв! »» И затем он говорит: «… не так ли? Разве это не правда, что Бог мертв? Я бы хотел, чтобы его не было, я бы хотел, чтобы его не было, я бы хотел, чтобы его не было.То же самое испытал и Будзишевский.

«И шестой , — сказал он, — я попал под чары немецкого писателя девятнадцатого века Фредериха Ницше. Во всяком случае, я был больше ницшеанцем, чем Ницше. В то время как он думал, что, учитывая бессмысленность вещей, ничего не оставалось, кроме как смеяться или молчать, я понимал, что не осталось даже смеха или тишины. Не было причин делать или вообще ничего не делать. В это ужасно поверить, но, подобно Ницше, я представлял себя одним из немногих, кто мог верить в такие вещи, кто мог ходить по скалистым вершинам, где воздух разрежен и холоден.Вот тут-то и появляется концепция Ницше о «сверхчеловеке». Чтобы выжить в таком мире, нужно быть идеальным человеком. Вы должны преодолеть бессмысленность ». «Но, — говорит он, — вы знаете, настоящая причина того, почему я был нигилистом, была чистая, глупая гордость. Я не хотел, чтобы Бог был Богом. Я хотел, чтобы Й. Будзишевский был Богом ».

Есть нигилизм. И это там. Многие умные и очень привлекательные люди восприняли это как контрфилософию — ломать то, что они отвергают; как самооправдание своей аморальности; как крик о мрачности этого мира, который они создали в своем собственном сознании.И ни одна современная философия в западном мире не дала ответа на нигилизм, и он не даст, потому что есть только один ответ на утверждение о бессмысленности. И этот ответ не может быть дан без учета трансцендентного Бога-Создателя, явленного в Писании, который ответил на крик Соломона и сказал: «Вспомни Творца в дни юности твоей».

Да благословит нас Бог. Будем молиться.

Наш Господь и наш Бог, многие из нас никогда не испытывали такой мрачности, и тем не менее, она во многом характеризует мировоззрение двадцатого и двадцать первого веков.Мы молимся, чтобы Вы внушили нам сочувствие к попутчикам в этом мире, которые так безнадежны. Мы молим, о Боже, чтобы они увидели нашу очевидную любовь и заботу о них. Но в то же время, о Боже, мы благодарны за то, что по Твоей милости Ты наполнял нас все наши дни чувством, что мы знаем, для чего мы здесь, и что в этом мире есть смысл, и там является целью в этой жизни, и что вопросы имеют значение, и они имеют смысл, и ответы имеют значение, и они имеют смысл.Какую полноценную жизнь Ты нам подарил! Помогите нам говорить разумно, но благоговейно и даже пророчески с миром, который упивается своей банальностью и вздором. Помогите нам говорить правду в этом вакууме истины ради них, для Твоей славы. Мы просим об этом во имя Иисуса. Аминь.

********************************

1. Экклезиаст 1: 1 Лигон Дункан
2. Кошачья колыбель Курт Воннегут
3. Ресторан на краю света Дуглас Адамс
4. Чудеса , К.С. Льюис
5. Дж. Будзишевский, профессор философии и государственного управления, Юта, Остин
6. Нигилизм. Убеждение, что все ценности безосновательны и что ничего нельзя узнать или передать . Это часто ассоциируется с крайним пессимизмом и радикальным скептицизмом, осуждающим существование. Истинный нигилист ни во что не верит, не будет иметь никаких привязанностей и никакой другой цели, кроме, возможно, импульса к разрушению. Хотя немногие философы утверждают, что они нигилисты, нигилизм чаще всего ассоциируется с Фридрихом Ницше, который утверждал, что его разрушительное воздействие в конечном итоге разрушит все моральные, религиозные и метафизические убеждения и вызовет величайший кризис в истории человечества.В 20-м веке нигилистические темы — эпистемологический провал, разрушение ценностей и космическая бесцельность — занимали художников, социальных критиков и философов. В середине века, например, экзистенциалисты помогли популяризировать принципы нигилизма в своих попытках ослабить его разрушительный потенциал. К концу века экзистенциальное отчаяние как ответ на нигилизм уступило место безразличию, часто ассоциируемому с антифундационализмом.

Происхождение
«Нигилизм» происходит от латинского nihil , или ничего, что означает «ничего», то, чего не существует.Оно встречается в глаголе «уничтожить», что означает «свести на нет», полностью уничтожить. В начале девятнадцатого века Фридрих Якоби использовал это слово для отрицательной характеристики трансцендентального идеализма. Однако он стал популяризирован только после его появления в романе Ивана Тургенева « отцы и дети » (1862 г.), где он использовал термин «нигилизм» для описания грубого сциентизма, исповедуемого его персонажем Базаровым, проповедующим кредо полного отрицания.

В России нигилизм стал отождествляться со слабо организованным революционным движением (К.1860-1917), отвергавший власть государства, церкви и семьи. В своих ранних произведениях лидер анархистов Михаил Бакунин (1814-1876) сформулировал пресловутую мольбу, все еще отождествляемую с нигилизмом: «Давайте уповаем на вечный дух, который разрушает и уничтожает только потому, что он является неисследимым и вечно творческим источником всей жизни. — страсть к разрушению — это тоже страсть творческая! » ( Реакция в Германии , 1842 г.). Движение выступало за социальное устройство, основанное на рационализме и материализме как на единственном источнике знаний, и на индивидуальной свободе как на высшей цели.Отвергая духовную сущность человека в пользу чисто материалистической, нигилисты осуждали Бога и религиозный авторитет как противоположность свободе. Движение в конечном итоге превратилось в этос подрывной деятельности, разрушения и анархии, и к концу 1870-х годов нигилистом был любой, кто был связан с подпольными политическими группами, выступающими за терроризм и убийства.

Самые ранние философские позиции, связанные с тем, что можно охарактеризовать как нигилистическое мировоззрение, принадлежат скептикам.Поскольку они отрицали возможность достоверности, скептики могли осуждать традиционные истины как неоправданные мнения. Когда Демосфен (ок. 371–322 до н. Э.), Например, замечает, что «во что он хотел верить, то и во что верит каждый человек» ( Олинфий ), он постулирует относительную природу знания. Таким образом, крайний скептицизм связан с эпистемологическим нигилизмом , который отрицает возможность знания и истины; эту форму нигилизма в настоящее время отождествляют с постмодернистским антифундационализмом.На самом деле нигилизм можно понимать по-разному. Политический нигилизм , как уже отмечалось, связан с верой в то, что разрушение всего существующего политического, социального и религиозного порядка является предпосылкой для любых будущих улучшений. Этический нигилизм или моральный нигилизм отвергает возможность абсолютных моральных или этических ценностей. Напротив, добро и зло туманны, а ценности, связанные с ними, являются продуктом не более чем социального и эмоционального давления. Экзистенциальный нигилизм — это представление о том, что жизнь не имеет внутреннего значения или ценности, и это, без сомнения, наиболее часто используемый и понимаемый смысл этого слова сегодня.

Нападки Макса Штирнера (1806-1856) на систематическую философию, его отрицание абсолютов и отказ от любых абстрактных концепций часто помещают его в число первых философских нигилистов. Для Штирнера достижение личной свободы — единственный закон; и государство, которое неизбежно ставит под угрозу свободу, должно быть уничтожено.Однако даже за пределами угнетения государства существуют ограничения, налагаемые другими, потому что само их существование является препятствием, подрывающим индивидуальную свободу. Таким образом, Штирнер утверждает, что существование — это бесконечная «война каждого против всех» ( The Ego and its own , trans. 1907).

Фридрих Ницше и нигилизм
Среди философов Фридрих Ницше чаще всего ассоциируется с нигилизмом. Для Ницше в мире нет объективного порядка или структуры, кроме той, которую мы им придаем.Проникая за фасады, укрепляющие убеждения, нигилист обнаруживает, что все ценности безосновательны, а разум бессилен. « Каждое убеждения, каждое считающее что-то истинное, — пишет Ницше, — обязательно ложно, потому что истинного мира просто не существует» ( Воля к силе [примечания от 1883-1888]). По его мнению, нигилизм требует радикального отказа от всех навязанных ценностей и значений: «Нигилизм есть. . . не только вера в то, что все заслуживает гибели; но на самом деле человек кладет плечо на плуг; уничтожает » ( Воля к силе ) .

Ядовитая сила нигилизма абсолютна, утверждает Ницше, и под его иссушающим вниманием « самые высокие ценности обесцениваются на . Цель отсутствует, и «Почему» не находит ответа »( Воля к силе ). Неизбежно, нигилизм обнажит все заветные верования и священные истины как симптомы порочного западного мифа. Этот коллапс смысла, актуальности и цели станет самой разрушительной силой в истории, представляя собой тотальную атаку на реальность и не что иное, как величайший кризис человечества:

То, что я рассказываю, — это история следующих двух веков.Описываю, что грядет, что уже не может прийти иначе: приход нигилизма . . . . В течение некоторого времени вся наша европейская культура движется как к катастрофе, с мучительным напряжением, которое нарастает от десятилетия к десятилетию: беспокойно, неистово, стремительно, как река, которая хочет достичь конца. . . . ( Воля к силе )

После убедительной критики Ницше нигилистические темы — эпистемологический провал, разрушение ценностей и космическая бесцельность — занимали художников, социальных критиков и философов.Убежденный, что анализ Ницше был точен, например, Освальд Шпенглер в «Закат Запада » (1926) изучил несколько культур, чтобы подтвердить, что образцы нигилизма действительно были заметной чертой разрушающихся цивилизаций. В каждой из рассмотренных им неудавшихся культур Шпенглер заметил, что многовековые религиозные, художественные и политические традиции были ослаблены и, наконец, свергнуты коварными действиями нескольких различных нигилистических позиций: фаустовский нигилист «разбивает идеалы»; аполлинийский нигилист «наблюдает, как они рушатся у него на глазах»; а индийский нигилист «удаляется от их присутствия в себя.«Уход, например, часто отождествляемый с отрицанием реальности и покорностью, за которую выступают восточные религии, на Западе ассоциируется с различными версиями эпикурейства и стоицизма. В своем исследовании Шпенглер приходит к выводу, что западная цивилизация уже находится на продвинутых стадиях распада, и все три формы нигилизма работают над подрывом эпистемологического авторитета и онтологической основы.

В 1927 году Мартин Хайдеггер, чтобы процитировать другой пример, заметил, что нигилизм в различных и скрытых формах уже был «нормальным состоянием человека» ( The Question of Being ).Предсказания других философов о влиянии нигилизма были ужасными. Обрисовывая симптомы нигилизма в 20 веке, Гельмут Тилике писал, что «нигилизм буквально может заявить только об одной истине, а именно, что в конечном счете преобладает Ничто и мир бессмысленен» ( Нигилизм: его происхождение и природа, с христианским ответом, стр. 1969). С точки зрения нигилиста, можно сделать вывод, что жизнь полностью аморальна, и этот вывод, по мнению Тилике, мотивирует такие чудовища, как нацистское господство террора.Мрачные прогнозы воздействия нигилизма также представлены в книге Юджина Роуза « Нигилизм: корень революции современности » (1994). Если нигилизм одержит победу — а он уже идет полным ходом, — утверждает он, — наш мир станет «холодным, бесчеловечным миром», в котором восторжествуют «ничто, бессвязность и абсурд».

Нигилизм — это взгляд, состоящий из скептицизма в сочетании с редукцией. «Политический» нигилизм активен, а не пассивен и определяется в словаре как осознание того, «что условия в социальной организации настолько плохи, что делают разрушение желательным само по себе, независимо от какой-либо конструктивной программы или возможности.В своем романе 1861 года « отцов и сыновей » автор Иван Тургенев точно определил это мировоззрение, «Нигилист — это человек, который не преклоняется перед никакими авторитетами, кто не принимает на веру какие-либо принципы, как бы они ни были. быть почитаемым «.

1. Распространенное (но вводящее в заблуждение) описание нигилизма — это «вера ни во что». Вместо этого гораздо более полезным было бы заменить «веру» словом «вера», где вера определяется как «твердая вера в то, для чего нет доказательств». Универсальным определением нигилизма может быть отказ от того, что требует веры для спасения или актуализации, и он будет охватывать все, от богословия до светской идеологии. Внутри нигилизма вера и подобные ценности отбрасываются, потому что они не имеют абсолютной, объективной сущности, они недействительны, служа лишь еще одной эксплуатируемой ложью, никогда не приводящей к каким-либо стратегически выгодным результатам. Вера — это непреодолимая опасность для группы и отдельного человека, потому что она заставляет отказаться от разума, критического анализа и здравого смысла.Ницше однажды сказал, что вера означает нежелание знать. Вера — это «не позволяйте этим досадным фактам встать на пути нашего политического плана или нашего мистически предопределенного пути к небу»; вера — это «делай то, что я говорю тебе, потому что я так сказал». Все вещи, которые нельзя опровергнуть, нуждаются в вере, утопии нужна вера, идеализму нужна вера, духовному спасению нужна вера; отвергайте веру.

2. Второй элемент, который отвергает нигилизм, — это вера в конечную цель, что вселенная построена на неслучайных событиях и что все построено для окончательного окончательного откровения.Это называется телеологией, и это фатальный изъян, преследующий всю радугу ложных решений от марксизма до буддизма и всего, что между ними. Телеология побуждает к послушанию в достижении «судьбы» или «прогресса» или подобных грандиозных целей. Телеология используется как деспотами, так и мечтателями-утопистами в качестве принуждения, ведущего лишь к еще одному апокрифическому апокалипсису; реальный способ вести человечество за нос — скажите им, что все это часть большого плана, так что подыгрывайте, иначе! Это может даже показаться разумным, но сейчас нет и никогда не было никаких доказательств того, что вселенная действует телеологическим образом — нет конечной цели.В этом простая красота нигилизма, которой не обладает никакой другой набор идей. Освободившись от оков телеологии, человек обретает силу в мировоззрении и результатах, потому что впервые появляется возможность находить ответы, не отступая от ранее существовавших представлений. Мы, наконец, свободны узнать, что же на самом деле существует, а не только частичное свидетельство, подтверждающее первоначальный предлог и ошибочные представления, которые в процессе только создают ад на земле; отвергать телеологию.

Я не боюсь человека,
Я не боюсь Бога,
Я не ищу рая,
Я не боюсь ада,
У меня нет героев,
У меня нет веры,
Я ни перед кем не преклоняюсь.