Стереотипичность: стереотипический — это… Что такое стереотипический?

Содержание

стереотипический — это… Что такое стереотипический?

стереотипический
стереотипический
СТЕРЕОТИ́ПИЯ, -и, ж. (спец.). Техника изготовления стереотипов (в 1 знач.), а также печатание со стереотипов.

Толковый словарь Ожегова. С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. 1949-1992.

.

Синонимы:
  • СТЕРЕОТИП
  • СТЕРЕОТИПИЯ

Смотреть что такое «стереотипический» в других словарях:

  • стереотипический — стереотипический …   Орфографический словарь-справочник

  • стереотипический — прил., кол во синонимов: 1 • шаблонный (39) Словарь синонимов ASIS. В.Н. Тришин. 2013 …   Словарь синонимов

  • стереотипический — стереотипический, стереотипическая, стереотипическое, стереотипические, стереотипического, стереотипической, стереотипического, стереотипических, стереотипическому, стереотипической, стереотипическому, стереотипическим, стереотипический,… …   Формы слов

  • СТЕРЕОТИПИЯ — СТЕРЕОТИПИЯ, и, жен. (спец.). Техника изготовления стереотипов (в 1 знач.), а также печатание со стереотипов. | прил. стереотипический, ая, ое. Толковый словарь Ожегова. С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. 1949 1992 …   Толковый словарь Ожегова

  • СТЕРЕОТИПИЯ — (этим. см. стереотип). Печатание стереотипными формами, а также и самый отпечаток. Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. Чудинов А.Н., 1910. СТЕРЕОТИПИЯ отливка стереотипов (см.). Словарь иностранных слов, вошедших в состав… …   Словарь иностранных слов русского языка

  • шаблонный — См. пошлый… Словарь русских синонимов и сходных по смыслу выражений. под. ред. Н. Абрамова, М.: Русские словари, 1999. шаблонный трафаретный, стандартный, стереотипный, штампованный; обыкновенный, пошлый; обыденный, тривиальный, привычный,… …   Словарь синонимов

  • Карабаш, Казимеж — В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Карабаш (значения). Казимеж Карабаш Род деятельности: кинорежиссёр, документалист Дата рождения: 6 мая 1930(1930 0 …   Википедия

Стереотипичное, алгоритмизированное и полноценное мышление

Стереотипичное, алгоритмизированное и полноценное мышление

Мышление большинства людей за время существования цивилизации не изменилось. Как и в предыдущие эпохи, оно ограничено трафаретами, неизменяемыми матрицами, стандартными последовательностями, схемами ситуаций и событий, т.е. стереотипами. Такое мышление можно назвать стереотипическим. Человек редко выходит за эти пределы, изобретая что-то принципиально новое, и его отношение к событиям и явлениям остается основанным на инстинктах, догмах, предрассудках и эгоистической целесообразности. Людьми со стереотипным мышлением легко манипулировать, используя уже существующие в мозгу трафареты мышления. Особенно широко этим пользуются разные политики, политаналитики, политтехнологи, журналисты, …психологи и психотерапевты! Будучи естественным, стереотипный стиль мышления неосознанно усиливается с момента пробуждения сознания соответствующим воспитанием. В детстве внушенных стереотипов относительно немного и они достаточно просты, а у взрослых — их количество и внутренняя сложность может стать очень большой. Это называют общей образованностью, но принципиально ситуацию не меняет.

Вообще говоря, мышление в принципе стереотипно и если бы оно не было таковым, то само мышление и быстрый обмен информацией между людьми был бы крайне проблематичным, если вообще возможным. Мышление стереотипами напоминает шахматную партию любителей, в которой ходы делаются не только по определенным жестким правилам, но и разыгрываются известные комбинации с небольшими отклонениями. У игроков отсутствует способность изобрести что-то новое и не появляется мысль отступить от трафарета. Гроссмейстеры помнят гораздо большее количество комбинаций и способны то и дело отступать от трафарета и придумывать что-то свое, никем ранее не использовавшееся, но все равно в рамках правил и из очень большого, но ограниченного количества вариантов. Поэтому дело не в существовании стереотипов, их многообразии и внутренней сложности, а в некритичности отношения к раз и навсегда принятым понятиям и мотивам поведения, в правомерности и единственности которых у большинства людей даже не возникает сомнения.

Стереотипность, ускоряя процесс мышления и скорость общения, распространяется и на фундаментальные представления — организацию общества и его институтов — которые в глазах многих людей приобретают статус абсолютных ценностей. Человек привыкает думать, что общество, в котором он живет, и его формы — это результат продуманной работы и выбора, хотя на самом деле они достаточно случайны и хаотичны. Стереотипное мышление иногда характеризуется некоторой размытостью, нерезкостью границ используемых стереотипов. Это проявляется в декларации терпимости (терпимости, как таковой нет, но деклараций сколько угодно!) к существованию разных стереотипов, которые называют «различными мнениями», но не задается вопрос о их рациональности и соответствии обыкновенному здравомыслию и логике. Если все же такие вопросы возникают, то сомнения в истинности стереотипов интерпретируются, как ересь, свободомыслие, инакомыслие, попытку нарушить привычное равновесие, но, во всяком случае, терпимость к ним даже не декларируется! Люди — носители подобных взглядов либо уничтожаются под каким-нибудь предлогом, либо изолируются, либо подвергаются остракизму.

Если одни и те же (по сути) стереотипы разных людей приходят в столкновение с их эгоистическими интересами, догмами или природными инстинктами, то они порождают вражду между людьми, преодолеть которую можно только либо выходом за стереотипы мышления и критическим отношением к ним (

но именно это-то сделать люди не могут, в силу уже сформированной жесткой стереотипности своего мышления!), либо, как это обычно и происходит, противоречия накапливаются, приводя к силовому навязыванию своих стереотипов.

Стереотипность мышления слабо зависит от грамотности, просвещенности, профессионализации и знания «хороших манер». Поэтому она относится не только к малограмотным и низко квалифицированным слоям населения, но в не меньшей степени к так называемому «образованному» классу, политическому истэблишменту, руководящему составу и специалистам всех уровней художественных, гуманитарных и технических организаций.

Предельным состоянием Стереотипического мышления, является Алгоритмизированное мышление, которое характеризуется считаным числом трафаретов, схем и матриц мышления -жестких стереотипов, разнообразие которых не допускается. Но, главное, эти стереотипы превращаются в программу поведения или отношения к явлениям. Для алгоритмического мышления характерно следование иерархической целесообразности, т.е. убеждению в том, что существующая в обществе система отношений, установленная иерархия и индивидуальные функции — единственно возможные. Ни о каком критическом мышлении и выходе за рамки жестких стереотипов даже речи не идет. Поведением людей с алгоритмизированным мышлением легко управлять, а не просто манипулировать. Как управляют неодушевленными механизмами, что граничит с перепрограммированием,. Люди, по существу, становятся разумными роботами.

Совершенно противоположно Стереоскопическому и Алгоритмизированному мышлениям —Полноценное мышление. Оно характеризуется условностью стереотипов, легко изменяемыми трафаретами, образцами, схемами и матрицами мышления, и выходом за их границы. Причем, если первые два вида мышления «естественны», то Полноценное мышление можно только направленно сформировать. Полноценное мышление отнюдь не означает априорного отрицания стереотипов поведения и отношения. Но отличие от стереотипного мышления в том, что стереотипы сначала проходят «чистилище» критического отношения к себе на основе критериев, свойственных полноценному мышлению, и лишь потом могут стать нормой поведения или быть отвергнутыми. Критериями полноценного мышления является

альтруистическая и гуманистическая целесообразность, аналитическое и критическое восприятие любых внешних воздействий. Итак, для стереотипного мышления характерна эгоистическая целесообразность, для алгоритмизированного – иерархическая целесообразность, и для полноценного – альтруистическая и гуманистическая целесообразность. В отличие от стереотипичного и алгоритмизированного, полноценное мышление отличается безусловной рациональностью и материалистичностью восприятия мира, способностью строить сложные ассоциативные связи, абстрагированием и пониманием, что творчество, альтруизм и светский гуманизм должны быть ведущими. Заметим, что в понятие «полноценное мышление» также входит понимание (вопреки стереотипам!) таких далеких, казалось бы, от повседневных забот понятий, как естественность возникновения разумной жизни на Земле и случайность появления самой цивилизации, отсутствия цели жизни, как явления природы, тривиальность понятий о добре и зле, морали и гуманизме, терпимости и собственном мнении. Сюда же относится понимание хаотичности истории и случайности социальности человека, и форм, в которых человечество продолжает существовать. Необходимо также понимание, что демократия, предпринимательская экономика, институты власти, понятия нации и религии, национального самоопределения и процветания — или иррациональны в своей сути, или преходящи.

Осталось отметить, что облик человеческой цивилизации принципиально определяться только усредненным результатом поступков, соответствующих решениям, которые принимаются людьми. А решения, которые способны принимать люди, зависят от наиболее распространенного типа мышления. Следовательно, облик цивилизации однозначно определяется типом мышления! Иное предположение — фантастично! Оно подобно предположению, что вспахивают поле для посева, а получается бетонированная взлетная полоса!

Именно стереотипность мышления и определила облик современной цивилизации. Противоречия постоянно приводили к нарушению равновесия и столкновениям разного масштаба, и в наши дни его поддерживать все труднее. Иногда даже раздаются призывы вернуть все назад, к природе и патриархальному быту. Но такой вариант разрешения накопившихся и вновь возникающих противоречий не имеет смысла рассматривать, как невероятный по многим причинам, главная из которых в том, что, как в свое время сказал академик А. Сахаров, человечество не должно искать свое будущее на пути бедности и аскетизма.

Адаптативные аспекты стереотипического поведения Текст научной статьи по специальности «Социологические науки»

АДАПТАТИВНЫЕ АСПЕКТЫ СТЕРЕОТИПИЧЕСКОГО ПОВЕДЕНИЯ

Баграт Арутюнян

Стереотипическое поведение, внешне выглядящее как один из способов обитания в социальном мире, с точки зрения устройства самой социальности предстает в качестве сложного адаптативного механизма, призванного обеспечить диалектическое равновесие между фундаментальными противоречиями в ткани самой социальности — между изменчивостью и устойчивостью, свободой и детерминированностью, коллективным и индивидуальным и т.д. Такая функциональная телеология делает сам феномен стереотипического поведения явлением принципиально антиномичным, а изоморфизм стереотипического поведения амбивалентности социальной системы оказывается формой проявления адаптативных механизмов самой социальной организации. Мера стереотипичности индивидуального поведения оказывается включенной в адаптативные механизмы этого социума. Тонко реагируя на все пертурбации в социальной реальности и перманентно обеспечивая диалектический баланс между интересами индивидуума и коллектива, стереотипическое поведение реализует свою адаптативную функцию в том, что в конечном счете обеспечивает выживание коллектива как в ординарных, так и в экстремальных для него условиях.

Даже если не ограничиваться общепринятыми постулатами теории эволюции, согласно которым любое поведение есть в той или иной степени адаптация (а адаптация есть универсальный механизм эволюции любой естественной системы), а человеческое общество есть всего лишь особая разновидность такой естественной системы, то и непосредственное рассмотрение стереотипического поведения обнаруживает очевидно адаптативный характер этой стратегии.

Чтобы эта оценка соответствовала действительному положению дел, адаптативный характер стереотипического поведения должен проявляться как минимум в том, что эта стратегия социального поведения должна оптимизировать поведение индивида для него самого в краткосрочной перспективе (в масштабе индивидуального бытия, соответствующего микроэволюционному уровню) и должна быть целесообразна для социума в долгосрочной перспективе (в масштабах социальной истории, соответствующему макроэволюционному уровню).

Представляется, что адаптативная функция стереотипического поведения нацелена на разрешение фундаментальных противоречий, неизбежных в ходе социальной эволюции — между изменчивостью и устойчивостью, свободой и детерминированностью, коллективным и индивидуальным и т.д. По-видимому, именно эта функция делает сам феномен стереотипического поведения явлени-

59

Б.Арутюнян

<21-й ВЕК», № 3 (11), 2009г.

ем принципиально антиномичным, благодаря чему такое поведение и предстает медиальной стратегией, которая оказывается способной диалектически примирять эти, казалось бы, неразрешимые противостояния. В частности, благодаря своей амбивалентности стереотипическое поведение благополучно разрешает главную эволюционную проблему, перманентно актуальную и для социального устройства: сохраняться в стабильности в тех своих качествах, которые ап-робированно витальны в отношении одних параметров наличной ситуации, и изменяться в иных своих качествах для дальнейшего приспособления к изменяющимся параметрам внешних условий. И в этом эволюционном ракурсе стереотипическое поведение должно быть признано эффективной стратегией для одновременного решения обоих этих противоположно направленных и противоречащих друг другу задач. Достигается это, прежде всего, благодаря внутренней амбивалентности этой социальной поведенческой стратегии: она совмещает в себе серию прямо противоположных тенденций.

Исходя из такой постановки проблемы, целесообразно, помимо иных возможных подходов к проблеме стереотипии, рассматривать стереотипическое поведение еще и в контексте адаптационных механизмов социальной организации и ее функционирования, которое какой-то своей гранью всегда является еще и эволюционированием этой организации.

В контексте социальных систем процессы эволюции и, соответственно, адаптации во многом определяются тем, что эти системы имеют двойственную, био-социальную, природу1. Такая система лишь частично саморегулируется в

1 С преодолением прямолинейно организмических концепций социальности проблема соотношения биологического и социального в человеке и, соответственно, в человеческом обществе не прояснилась, а, даже наоборот, существенно усложнилась. На сегодняшний день можно определенно сказать лишь то, что эти два уровня организации человеческого общества не могут быть ни полностью сведены друг к другу, ни даже поглощены друг другом, а продолжают в своем сложнейшем взаимодействии совместно организовывать человеческое общество. С одной стороны: «Человеческая природа существует лишь в смысле антропологических констант (например, открытость миру и пластичность инстинктуальной структуры), определяющих границы и возможности человеческих социо-культурных образований. Но специфическая форма проявления человеческой природы определяется этими социо-культурными образованиями и соответствует их многочисленным разновидностям. Хотя можно сказать, что у человека есть природа, гораздо важнее сказать, что человек конструирует свою собственную природу или, проще говоря, что человек создает самого себя.< …> Создание человеком самого себя всегда и неизбежно — предприятие социальное. Люди вместе создают человеческую окружающую среду во всей совокупности ее социо-культурных и психологических образований, ни одно из которых нельзя понять в качестве продуктов биологической конституции человека, которая, как уже отмечалось, устанавливает лишь внешние пределы производительной деятельности человека. Подобно тому как человек не может развиваться как человек в изоляции, так и человеческую окружающую среду он не может создавать в изоляции. Одинокое человеческое существование — это существование на животном уровне (которое человек, безусловно, разделяет с другими животными). Как только наблюдаются феномены специфически человеческие, мы вступаем в сферу социального. Специфическая природа человека и его социальность переплетены необычайно сложно. Homo Sapiens всегда и в той же степени есть Homo Socius» [1]. Однако с другой стороны: «Человеческое существование невозможно в закрытой сфере внутреннего бездействия. Человек должен непрерывно экстернализировать себя в деятельности. Эта антропологическая необходимость коренится в биологическом аппарате человека. Внутренняя нестабильность человеческого существования вынуждает его к тому, чтобы человек сам обеспечивал стабильное окружение для своего поведения. Человек должен сам классифицировать свои влечения и управлять ими. Эти биологические факты выступают в качестве необходимых предпосылок создания социального порядка. Иначе говоря, хотя ни один из существующих социальных порядков не может быть установлен на основе биологических данных, необходимость в социальном порядке как таковом возникает из биологической природы человека» [1]. Таким образом, проблема вовсе не предполагает простых и однозначных решений. Однако каковы бы ни были соотношения этих двух составляющих в человеческой социальности само наличие биологического уровня в социальном устройстве человеческих обществ, во-первых, предполагает понятийный аппарат, адекватный этой биологической составляющей, а во-вторых, дает и право на метафору «живое» применительно к человеческим обществам – в качестве специфической модели, и надежду на особую эвристичность всей парадигмы этой метафоры для социологии. А правомочность этой метафоры основывается на том основании, что человеческое общество описывается рядом фундаментальных признаков, характеризующих «живые» системы (системность, диссипативность, изменчивость, организационное усложнение и т.д.) [2].

60

<21-й ВЕК», № 3 (11), 2009г.

Б.Арутюнян

том смысле, в каком это имеет место в полностью естественных (в частном случае — биологических) системах, и ее эволюция в существенной степени детерминирована деятельностью самого человека, основной характеристикой которой является чуждая примитивной биологии осознанность и целенаправленность. Однако эти характеристики, как известно, далеко не исчерпывают всей специфики человеческой деятельности. Конфигурация социальной деятельности человека определяется не только осознанным, целесообразным, рациональным, но и в существенной степени неосознанным, эмоциональным, непрагматичным и — в конечном счете — просто биологическим. Поэтому пространство человеческой социальности отнюдь не гомогенно, социальность не всегда равна сама себе на всем своем протяжении, и зоны абсолютно восторжествовавшей социальности соседствуют с зонами, где сквозь эту социальность недвусмысленно просвечивает человеческая биологичность.

С этой точки зрения в любом наличном состоянии человеческой социальности одновременно действуют два механизма социальной изменчивости, отличающиеся друг от друга степенью социальной их оформленности, что можно интерпретировать как разную степень собственно социальности. Первые, которые можно считать собственно социальными, — это механизмы, настолько востребованные обществом, что социум, с учетом меры этой востребованности, предельно институционализирует их и оформляет в виде специфических социальных структур, инстанций и отношений (например, министерства, планирующие развитие общества, или школы, обеспечивающие межпоколенную трансляцию социально значимой информации, и т.п.). Вторые — это механизмы, степень социальной значимости которых такова, что они, даже институционализируясь и оформляясь в виде особых структурных элементов социальной организации, тем не менее продолжают существовать в социуме в относительно аморфном облике, в виде слабо кодифицированных областей социальности — обычаев, <образов жизни» и привычек (например, обычное право или, как в нашем случае, стереотипизированное поведение). Независимо от степени их оформленности (или, что то же самое, независимо от меры их социальности) именно взаимодействие двух этих механизмов предопределяет и направление, и темпы, и специфику изменений социальной организации. Однако мера и способы этого влияния существенно отличают их друг от друга. Хорошо оформленные социальные институты действуют под знаком осознанности, предполагают планирование своей деятельности на основе рационального целеполага-ния и, при необходимости, допускают самокоррекцию с учетом результатов своей деятельности, поэтому их влияние на изменение социальной системы в целом целенаправленно. На другом конце шкалы оформленности находятся социальные механизмы, функционирование которых в целом плохо осознается, практически не подлежит ни планированию, ни корректировке и, соответственно, влияние этих механизмов на социальную организацию нельзя признать це-

61

Б.Арутюнян

<21-й ВЕК», № 3 (11), 2009г.

ленаправленным в рациональном смысле этого слова, в смысле наличия осознанного целеполагания (например, этнические стереотипы). Однако и эти механизмы обнаруживают своеобразную целесообразность в виде определенной векторности результатов их функционирования, в виде ориентированности на квазицелевые ориентиры, одним из которых всегда является повышение их адаптативных параметров, их согласованность с общеэволюционным процессом социальной системы. Специфика некодифицированного бытования в социальной реальности предопределяет и специфику их влияния на изменения социального устройства. Будучи «неписаной историей», как этностереотипы, «неписаной социологией», как социальные стереотипы, или «неписаным правом», как обычное право, подобные механизмы аккумулируют колоссальную информацию о мире и способах существования в нем, причем в форме, максимально приспособленной для реализации в качестве «рецептов» социального поведения. Иными словами, и эти механизмы во всей своей совокупности и параллельно с институционально оформленными регуляторами социальной жизни фактически конструируют обыденное сознание и в этом качестве предопределяют особенности социального поведения, которое в свою очередь оказывается специфическим детерминантом социальных изменений1.

Эволюционные изменения во всех живых системах определяются двумя рядами отношений — отношениями между подсистемами внутри системы и отношениями между системой и внешней средой. В пределах единой системы обе сферы взаимосвязаны многочисленными взаимозависимостями, но основной функциональной значимостью и эволюционным приоритетом обладает система как целое. Применительно к системам социальной организации эта общеэволюционистская дихотомия нашла свое отражение в концепции Т. Парсонса. В соответствии с этой концепцией отношения между структурными частями внутри системы направлены на поддержание гомеостазиса, а отношения типа «система — окружение» выполняют функцию адаптации самой системы к изменяющемуся окружению; взаимодействие этих двух сфер осуществляется через внутрисистемные функциональные связи. «Структуру системы и ее окружения следует отличать от процессов внутри систем и процессов взаимообмена между системой и ее окружением. Существуют процессы, которые поддерживают стабильность системы как через внутренние процессы и механизмы, так и через взаимообмен с ее окружением. Такие процессы, поддерживающие состояние равновесия системы, следует отличать от иных процессов, которые изменяют указанный баланс между структурой и более «элементарными» процессами таким образом, что приводят к новому отличительному «состоянию» системы, состоянию, которое должно описываться в терминах, фиксирующих изменения

1 Как известно, существуют многочисленные сферы, где слабо формализованные социальные регуляторы по своей значимости для обыденного поведения вполне конкурируют со специальными институтами. Так, частые сетования на «неправовое» мышление в действительности указывают на ситуации, когда поведение регулируется не писанным, а обычным правом, поскольку в точном смысле вне права социальное существование в массе просто невозможно.

62

<21-й ВЕК», № 3 (11), 2009г.

Б.Арутюнян

первоначальной структуры» [3]. Таким образом, в концепции Т.Парсонса вся сфера социальной организации оказывается иерархической системой взаимосвязанных кибернетической связью подсистем, которые в своей совокупности и обеспечивают одновременную устойчивость и изменчивость целого. Фокусом этих связей является само социальное действие, которое стягивает в один узел все действующие в социуме функциональные зависимости: актор, в качестве физического лица обеспечивает адаптацию к среде и поддерживает энергетический баланс в системе; он же в качестве социальной личности, исходя из своих потребностей, осуществляет ориентацию в ситуации и формирует уже социально значимые цели; социальная подсистема через систему взаимных ожиданий обеспечивает интеграцию самого социального действия; культурная подсистема дает ценностные критерии и образцы как для самого действия, так и для его интеграции в систему. В результате, множество, казалось бы, автономных и атомарных социальных действий порождают различные инновации в различных подсистемах социальной организации, и, в конечном счете, происходит организационная корректировка самой системы1.

1 Термин «инновация» даже с учетом его общепринятости представляется малоудачным, поскольку покрывает два принципиально различных социальных явления: возникновение новообразования как некоего отклонения от существовавшей нормы и приятие этого новообразования социумом в качестве новой нормы. В «Социологическом энциклопедическом словаре» эта неоднозначность и двусмысленность термина «инновация» обнажается в таком же неоднозначном и двусмысленном толковании этого термина: «ИННОВАЦИЯ (НОВОВВЕДЕНИЕ) «…Процесс изменения, связанный с созданием, признанием или внедрением новых элементов …» [4].

То, что это два различных процесса, доказывается хотя бы тем обстоятельством, что не всякое новшество входит в социальную реальность, и социальную историю вполне можно было бы представить в виде кладбища таких непринятых социумом новообразований. О том, что это два последовательных и типологически разных этапа в едином процессе социального изменения, свидетельствует тот факт, что первое возможно без второго, в то время как второе без первого просто не возможно. Суть первой фазы (новообразование) полностью исчерпывается самим актом рождения нового, вне зависимости от его дальнейшей судьбы. Вторая фаза (приятие) конституируется исключительно приятием/неприятием этой социальной формы социумом и зависит от реальных социальных потребностей и норм, и никак не зависит от степени ее действительной, относительной или мнимой новизны. Субъектом первой фазы могут являться типологически очень разные социальные единицы (отдельные личности, творческие либо функциональные коллективы или отдельные социальные группы), но никогда не социум в целом. Субъект второй фазы — социум или столь обширная или значимая его часть, что позволяет отождествить ее если не со всем обществом в целом, то как минимум с некой достаточно автономной цельность в составе социума, например, этническим меньшинством или профессиональной группой.

Термин «инновация» по своей внутренней форме и по вытекающим из этой формы истолкованиям ориентирует на второй, заключительный этап изменения (лат. innovation означает «введение чего-то нового»), таким образом, феномен новообразования (появления) нуждается в отдельном наименовании.

К структурным преобразованиям социальной системы приводят не сами появления новообразований, а их приятие социумом в качестве новой нормы, то есть «инновация» в его буквальном значении. И это вовсе не зависит от природы самих новообразований, в частности, от их легитимности/нелегитимности: и нелегитимные новообразования могут оказаться принятыми обществом в качестве новой нормы, как, например, регулярный переход многими пешеходами в «неположенном месте» может в конце концов привести к установке на этом перекрестке знака, узаконивающего этот переход, так и легитимное новообразование может быть отвергнуто социумом, как, например в случае с школьными реформами, неудачными и не принятыми общественностью и потому отмененными.

Естественно, что по сравнении с этой принципиальной схемой механизмы , в действительности приводящие к социальным изменениям, намного сложнее. Возникнувшие инновации могут даже не быть принятыми в качестве сколько-нибудь значимой действующей нормы, но если они как-то продолжат свое присутствие в социальной реальности, даже то при изменившихся условиях могут не только легитимизироваться, но и оказать существенное влияние на будущие состояния системы:. По этому поводу А.П.Назаретян в своей монографии «Цивилизационные кризисы в контексте Универсальной истории» пишет: «.почти все новообразования в духовной жизни, в технологиях, в социальной организации, а ранее в биотических и физико-химических процессах представляют собой «химеры» — в том смысле, что они противоречат структуре и потребностям метасистемы, — и чаще всего выбраковываются, не сыграв заметной роли в дальнейших событиях. Но очень немногие из таких химерических образований сохраняются на периферии большой системы (соответственно, культурного пространства, биосферы или космофизической Вселенной) и при изменившихся обстоятельствах могут приобрести доминирующую роль. Поэтому важнее выяснить не то, как и когда в истории возникло каждое новое явление, а то, каким образом оно сохранилось, и когда и почему было эволюционно востребовано после длительного латентного присутствия в системе» [5].

63

Б.Арутюнян

<21-й ВЕК», № 3 (1), 2009г.

Адаптативные потенции социального устройства являются производным от соотношения двух, на структурном уровне противоположно направленных, его характеристик: от меры его внутренней дифференцированности и от меры его внутренней интегрированности. И полная внутренняя дифференцированность и абсолютная внутренняя интегрированность означают внутреннюю аморфность, что противоречит самой идее системности и не предполагает ее витальности. При значениях этих двух системообразующих параметров, близких к крайним состояниям, адаптативные потенции системы будут предельно низкими. Вся остальная шкала гипотетически возможных соотношений между внутренней дифференцированностью и внутренней интегрированностью социальной системы будет соответствовать шкале степеней адаптативности этой системы. Адаптация оказывается универсальным механизмом осуществления эволюции и в случае социальных систем, и социальная личность как средоточие всех социальных отношений оказывается основным и единственным агенсом адаптативных изменений социальной организации. При таком понимании параметру дифференцированности социальной организации должна соответствовать социальная свобода составляющих его социальных индивидов и — как его духовный субстрат — внутренняя свобода этой личности. А сама эволюция социальных систем может быть формализована как шкала различных степеней социальности, понимаемых как различные соотношения между степенью интегрированности социальной личности в социальную организацию и степенью внутренней и социальной свободы этой социальной личности. В терминах свободы эти два параметра в сущности являются старинной контроверзой между социальным и личностным и представляются вечно, во всех смыслах контрарными и ограничивающими друг друга. С точки зрения витальности системы, а следовательно — и с точки зрения эволюционной ее перспективности, проблематичным представляется как раз оптимальное соотношении этих двух параметров. При теоретически мыслимой степени абсолютного возобладания интегративных тенденций в социальном устройстве мера свободности составляющих его личностей неизбежно будет столь же стремительно падать, как это имеет место при тоталитарных организациях. При возобладании дезинтегративных тенденций для личной свободы неприемлемыми оказываются любые притязания социума, как это имеет место в анархических концепциях социального устройства. И в том и в другом случае адаптативные возможности такого социального устройства, а следовательно, и эволюционные потенции самого социального устройства не могут быть высокими. Оптимальное соотношение интегративного и дезинтегративного гипотетически можно представить в виде меры, предполагающей свободную интеграцию свободных личностей в социаль-

64

<21-й ВЕК», № 3 (11), 2009г.

Б.Арутюнян

ной организации. Этому же гипотетически оптимальному состоянию должны соответствовать и оптимальные адаптационные потенции, и эволюционные перспективы социального устройства.

Однако даже при таком оптимальном соотношении личной свободы и императивов социального устройства интеграция личности в социальное устройство означает кроме всего прочего и включение этой личности во все многообразие социальных отношений, а значит — и приятие этой личностью ценностей и норм этого общества, что и делает его собственно социальной личностью. А такая социализация предполагает и приятие всех основных представлений этого социума, уже в силу своей всеобщности — стереотипичных. Мера этого приятия есть мера этой социализации. Поэтому в тоталитарных организациях падение степени свободы индивида, возникающее в результате повышения интегративных притязаний социума, проявляется в частности и в повышении стереотипизации индивидуального поведения.

Однако стереотипичность поведения возрастает и при крайних значениях дезинтегративных тенденций в социальной организации. В частности, в ситуации, когда социальная организация приходит в состояние бифуркации, и порядок уступает место беспорядку, крайней степенью дезинтеграции парадоксальным образом оказывается не воцарение парадигмы индивидуального, а парадигма хотя и попирающего нормы и модели общепринятого поведения, но все же коллективного и до самого последнего предела стереотипичного поведения в толпе, соответствующего уже избытку социального хаоса — на социальную сцену выступает «человек толпы», «человек-масса» Х. Ортега-и-Гассета [6]. Основной характеристикой такого коллективного поведения в толпе является неоднократно отмеченная единообразность поведения включенных в него лиц и полная утрата ими и прежних навыков собственно социального поведения. Таким образом, во-первых, мера стереотипичности поведения в социуме оказывается зависимой от соотношения интегративных и дезинтегративных тенденций в нем. Во-вторых, мера стереотипического поведения в социуме оказывается включенной в адаптативные механизмы этого социума. Стереотипизация поведения возрастает как при крайнем возрастании интегративных тенденций, так и при крайнем возрастании дезинтегративных состояний1. И если продолжать считать, что любые крайние состояния интегративных и дезинтегративных тенденций являются адаптативно неэффективными и эволюционно малоперспективными для социального устройства и что стереотипическое поведение имеет адаптативные функции, то можно предположить, что такое повышение акту-

1 Парадоксальность такой закономерности — кажущаяся, так как обе ситуации в терминах свободы/несвободы, согласно Э.Р.Атаяну, типологически тождественны, если понимать «эпидемию тоталитаризма как «анархию сверху», а анархию — как «тоталитаризм снизу» [7].

65

Б.Арутюнян

<21-й ВЕК», № 3 (11), 2009г.

альности стереотипической стратегии в экстремальных для социума ситуациях есть стихийная, то есть — саморегулируемая, актуализация адаптивных механизмов в критических ситуациях. Индивидуальное поведение, моделируемое по образцу поведения большинства, есть состояние своеобразной самокоррекции, направленной на повышение «правильности» этого поведения в условиях, когда нормативная система перестает давать соответствующие ориентиры.

Хорошо известно, что скрытое в норме — обнажено в патологии. Повышение стереотипности поведения при любых формах повышения несвободы в социуме, будь то тоталитаризм или анархия, имеет адаптативный смысл и хорошо заметно невооруженным взглядом. Однако то, что хорошо заметно в патологически крайних состояниях социальной организации, действует и в состояниях более приближенных к норме, с той только разницей, что не столь рельефно и, соответственно, не столь заметно, особенно для обывательского видения. Как любая естественная система социальная организация в процессе своей эволюции перманентно находится в амбивалентном состоянии. С одной стороны, она стремится к стабильности и сохранению уже выработанных адекватных качеств, с другой стороны, она вынуждена постоянно изменяться, адаптируясь к изменяющимся внешним и внутренним условиям своего существования. Такая двунаправленность является нормальным адаптированным состоянием социальной организации в невозмущенном, уравновешенном состоянии. Гипертрофия тенденции к самоконсервации (изоляция, застой и т.д.) и гипертрофия тенденции к изменениям (революция, анархия и т.д.) являются для любой системы состояниями неадаптивными. Стереотипизированное поведение максимально адекватно такому уравновешенному, то есть по определению амбивалентному состоянию общества. Оно всегда есть результат, с одной стороны, требований, предъявляемых коллективными нормами и предписаниями, а с другой стороны — реакция на конкретность наличной ситуации. Тем самым стереотипное поведение, с одной стороны, консервативно и направлено на постоянное возобновление и сохранение выработанных обществом моделей поведения; с другой стороны, оно, тем не менее, позволяет действовать в соответствии с изменяющейся и вполне конкретной действительностью. В ординарных, не форсированных, ситуациях такое поведение оказывается уравновешенной системой динамических и консервативных тенденций. Такой изоморфизм стереотипического поведения амбивалентности социальной системы есть форма проявления адап-тативных механизмов самой социальной организации.

В общем случае большинство поведенческих акций индивида — это равнодействующая, с одной стороны, коллективно выработанного социумом (этносом), и закрепленного в его обыденном сознании, и не всегда и не в полной ме-

66

<21-й ВЕК», № 3 (11), 2009г.

Б.Арутюнян

ре осознаваемого индивидом в качестве внеличностного и императивного модуса поведения, а с другой стороны — результатов индивидуально-личного выбора стратегии конкретного индивида. Такое совмещение коллективных и индивидуальных форм поведения имеет определенный этологический, то есть, в конечном счете, адаптативный смысл. То обстоятельство, что все относительно компактно существующие человеческие сообщества (включая не очень долговременные объединения, наподобие обществ анонимных алкоголиков, временных рабочих бригад или призывников) в процессе своей совместной жизни в той или иной степени вырабатывают системы коллективных форм поведения, наподобие культуры, объясняется именно тем, что сообщество как самоорганизующаяся система начинает вырабатывать в себе механизмы, призванные обеспечить определенные адаптативные выгоды из самого факта своей коллективной субъектности, поскольку подобная стратегия повышает выживаемость этих групп в их совместном существовании. В таких коллективах очень быстро определятся лидеры, все члены распределяются в соответствии с иерархическими шкалами, устанавливаются специфические правила общежития, особые аксиологические шкалы, мир членится на «своих» и «чужих» и т.д. Иными словами, вся сфера внутригруппового общения и сфера взаимодействия этой даже временной группы со всем остальным миром начинает подчиняться определенным правилам, диктующим всем ее членам однотипное поведение, за отступление от которых следуют карательные санкции. Естественно, что с существующей зависимостью между количественными параметрами группы и сложностью ее социальной организации положительно коррелирует и сложность всей системы поведения в такой группе.

Ценностно-нормативная подсистема социального устройства, на основе которой и формируются модели стереотипного поведения, имеет разные модусы бытования в социуме: от достаточно отвлеченных когнитивно-эмотивных образов «должного», «правильного» и «невозможного», «неправильного» — до более конкретного и чувственного восприятия любого поведенческого акта любого представителя своей группы в качестве модели. И в нормальных, неэкстремальных ситуациях поведение в целом ориентировано прежде всего на эти общие представления о «должном» и «правильном». Но в экстремальной ситуации поведение существенно корректируется на модельность конкретного поведения членов своей группы как на более конкретное и потому более достоверное социальное знание. Корректировка на конкретное поведение непосредственного своего окружения приводит к такому же результату и не в экстремальных, а прямо противоположных, обыденных и рутинных, ситуациях. Ближайшая мотивационная база такой корректировки несколько иная и состоит уже лишь в конкретизирую-

67

Б.Арутюнян

<21-й ВЕК», № 3 (11), 2009г.

щем уточнении своих отвлеченных социальных представлений о «должном» и «правильном», но результат оказывается тот же — выработка общего для своей группы стереотипического поведения. В результате именно такой уточняющей корректировки стереотипическое поведение обнаруживает поразительную степень тождественности именно в ближайшем кругу своей группы.

Таким образом, стереотипированное поведение можно рассматривать на мегауровне (в масштабах самого «феномена человека» в смысле П.Тейяра де Шардена [8] — как одну из стратегий эволюционного развития глобальной человеческой цивилизации, на макроуровне — как наличие в социальном устройстве принципа саморегуляции социальных систем, на мезоуровне — как конкретную реализацию этого принципа в частном адаптативном механизме, и на микроуровне — как функционирование этого социального механизма в поведении, приспосабливающемся к своему непосредственному окружению.

Однако в адаптативных механизмах, по-видимому, не бывает и не может быть абсолютного выигрыша. Любой эволюционный выигрыш всегда чем-то оплачивается.

В социальном пространстве любой поведенческий акт определяется тремя глобальными комплексами детерминант: а) объективностью наличной ситуации, б) субъективностью актора, в) конкретностью социальных норм как социокультурного контекста этого акта. Поведение социального индивида — сложное взаимодействие индивидуальных и коллективно выработанных модусов поведения. Ни один человек с нормальными социальными связями не в состоянии реагировать на все встречающиеся жизненные ситуации ни абсолютно аутентично, ни абсолютно стереотипично и не может исходить исключительно из конкретности наличной ситуации, поскольку в условиях существования социокультурной среды это неприемлемо ни для самой личности и ни для коллектива. Для личности такая стратегия малоэффективна, поскольку требует больших психофизических и когнитивных усилий, для социума такая стратегия индивида неприемлема с точки зрения роста неопределенности в поведении индивида и, следовательно, и роста рассогласованности в самом социуме между его ожиданиями и фактической реальностью, что противоречит самой идее социума. Стереотипированное поведение, аккумулирующее стандартизированный коллективный опыт, одновременно позволяет относительно единообразно и адекватно реагировать на окружающую действительность, тем самым делая поведение и своих отдельных членов, и коллектива в целом стандартизированным и предсказуемым, одновременно обеспечивая относительную «экономию» эмоциональных, интеллектуальных и т.д. усилий для индивида. Предсказуемое с точки зрения социума, такое поведение с точки зрения отдельного индивида имеет повышенные шансы оказаться легитимными в отношении того социаль-

68

<21-й ВЕК», № 3 (11), 2009г.

Б.Арутюнян

ного контекста, в котором оно реализуется, поскольку стереотипное поведение актуализирует именно коллективный опыт, его ценности и его ожидания. Таким образом, стереотипное поведение оказывается оправданным как для целого сообщества, так и составляющих его отдельных индивидуумов. Однако у такого стандартизированного поведения есть и негативные и для социума и для индивида стороны. Ценой и этой «экономии», и этой легитимности прежде всего оказывается то, что такое поведение всегда бывает лишь относительно адекватным по отношению к своей конкретной ситуации.

В общем случае все это — характеристики, повышающие выживаемость прежде всего этноса в целом как коллективного организма, поскольку для сообщества шансы повышаются именно при усредненных поведенческих решениях большинства его членов. Оптимальная стратегия сообщества в своей долгосрочной перспективе и вне форс-мажорных обстоятельств по определению не может противоречить оптимальности стратегии для индивида: социум — это сообщество индивидов, и от судьбы индивидов в конечном счете зависит судьба самого сообщества. Однако в каждом конкретном для индивида случае такое противоречие может иметь место и, тем не менее, не сказаться на судьбе самого сообщества: относительная адекватность стереотипического поведения в конкретной ситуации может оказаться малоэффективной для конкретного индивида, но не сказаться на судьбе сообщества.

Можно быть уверенным, что оптимальная стратегия для сообщества не может быть тотально неоптимальной для индивида. И стереотипное поведение также оптимизирует судьбу отдельного индивида как нуклеарного и автономного организма, как homo clausus Н.Элиаса: все те функции, которые осуществляет стереотипическое поведение в сообществе, оно осуществляет через индивида и во благо индивида уже как члена коллектива [9]. Однако степень оптимальности в этом случае принципиально иная, чем для сообщества в целом, для индивида с его индивидуальной судьбой и с его конечной жизнью каждое такое относительно адекватное решение может оказаться трагически ошибочным и последним в его индивидуальной судьбе. При этом понятно, что как бы трагично ни обернулась судьба этого отдельного индивида в результате его неадекватного конкретной ситуации стереотипического поведения, она не может сыграть мало-мальски значимую роль в судьбе всего коллектива. Таким образом, почти вся выгода от стереотипизированного поведения выпадает на долю коллектива, а в случае неудачи конкретной поведенческой акции расплачивается отдельный индивид, что в масштабах целого коллектива никогда не бывает особо значимым.

Однако неверно думать, что в результате стереотипизированного поведения социум оказывается в абсолютном эволюционном выигрыше. Все сказанное позволяет думать, что в стереотипическом поведении тот выигрыш, в котором оказывается социум, частично оплачивается и самим социумом как целым: сте-

69

Б.Арутюнян

<21-й ВЕК», № 3 (11), 2009г.

реотипизированная поведенческая стратегия оказывается изначально лишенной возможности обеспечить выдающиеся результаты и процветание и гарантирует единственный приз, который только может существовать в эволюционном развитии — выживание. Такое положение дел является вполне нормальным, и с эволюционных позиций для социума (этноса) оно вовсе не должно казаться ничтожной: сверхзадачей эволюции является только выживание. Стереотипическое поведение и для социума, и для отдельного индивида — оптимальная стратегия именно выживания в мире, но не процветания. Процветание социума обеспечивается исключительно за счет тех индивидов, которые в общественном сознании маркированы как «индивидуальности», и которые в своем поведении обнаруживают как раз частое отступление от общепринятых стереотипов.

Интуитивно представляется, что в коллективном бессознательном любого социума (этноса) как архетип записана аскетичная программа именно выживания. Подобную бессознательную установку на выживание можно поставить в соответствие с функцией любых естественных систем на самосохранение. А программа процветания и установка на перманентное повышение благосостояния — область уже сознательного, отрефлексированного целеполагания социума, то есть того периода в его жизни, когда архаичные и стихийно сложившиеся адапта-тивные механизмы самым существенным образом начинают корректироваться сознательным социальным планированием со стороны самого социума своего будущего с помощью специальных социальных институтов, уже нацеленных именно на повышение уровня жизни, и которые с этой цель всячески стимулируют нарушение стереотипных норм, наподобие воспитания в среде воинов способности к самопожертвовании или воспитания «не стандартно» мыслящих ученых и т.д. Стереотипическое же поведение в качестве стихийного адаптативного механизма было и есть стратегия усредненного поведения, обеспечивающего усредненные результаты как для отдельного индивида, так и для социума в целом.

Думается, такая усредненность стереотипизированного поведения одновременно является и механизмом самосохранения самого модуса стереотипии, делая его универсальным, устойчивым для критики и выдерживающим самое серьезное испытание временем.

Однако мир продолжает меняться, и изменения последнего времени приобрели стремительный, экспоненциальный характер. То обстоятельство, что в современных условиях издержки основанного на стереотипном поведении адаптативного механизма оказываются с точки зрения планирования социального развития все более проблематичными, связано с самим основополагающим принципом этого механизма. Как известно, стереотипическое поведение является очень архаичным и возникло, по-видимому, благодаря особой структурации мира тогда, когда мир не был ни столь разнообразным и не менялся так

70

<21-й ВЕК», № 3 (11), 2009г.

Б.Арутюнян

стремительно, как сегодня. Относительно ограниченное количество типовых ситуаций и низкие темпы развития в начале человеческой цивилизации позволяли эффективно эксплуатировать ориентацию на предыдущий коллективный опыт как основной, системообразующий принцип стереотипического адапта-тивного механизма. А между тем мир меняется все более кардинально, причем и сами темпы изменений ускоряются. В этих условиях адаптативный механизм, основывающийся на генерализации предыдущего опыта, оказывается в наименее выгодных для себя условиях. Стереотипное поведение, будучи по самой своей сути лишь относительно адекватным конкретной наличной ситуации, принципиально не может обеспечить абсолютного выигрыша в быстро меняющемся мире и в силу своей принципиальной обращенности к прошлому, и в силу своей ориентированности на усредненное и общее, и в силу своего фатального отставания от меняющейся реальности, что является, как мы уже сказали, неизбежным побочным эффектом самого принципа генерализации и переноса предыдущего опыта. Подобное кардинальное противоречие между структурой экспоненциально становящегося мира и ретроспективной организацией стереотипического адаптативного механизма не может не привести к понижению его функциональной эффективности, о чем и свидетельствуют, на наш взгляд, все возрастающие издержки стереотипического поведения. Причем возрастание издержек приходится констатировать как в сфере регуляции отношений между социальными группами (этносами), так и в переносе этих же стереотипов на внутрисистемные отношения. И внешние, и внутренние отношения в контексте сегодняшних общечеловеческих ценностей предполагают все большую терпимость, консолидацию и сотрудничество и между сообществами, расцениваемыми этническим сознанием как «этнические» (собственно этнические, национальные, межгосударственные), и между социальными группами внутри единого социума (территориальные, профессиональные, возрастные и т.п.). В сложившихся условиях, когда выгоды и издержки стереотипического поведения едва ли уравновешивают друг друга даже с учетом параллельных, консолидирующих функций этих же стереотипов, стереотипное поведение может оказаться эволюционно нацеленным исключительно на выживание социума уже не в эволюционном и приемлемом (с точки зрения масштаба времени) значении этого слова, а в буквальном его смысле. И это при условии, что тенденции, по

З. Бауману [10], противоречащие самим основам традиционных моделей поведения, не будут усугубляться или будут усугубляться не такими темпами.

Складывается впечатление, что баланс между выигрышами, которые стереотипизированное поведение обеспечивало для социума и для отдельных его членов, и которое всегда отдавало приоритет целому, может поменяться. Стремительно меняющийся мир привел к форсированию адаптационной стратегии, в основе которой лежит стереотипизация поведения, в результате чего возникли

71

Б.Арутюнян

<21-й ВЕК», № 3 (1), 2009г.

социумы определенного типа, то, что принято обозначать как «массовое общество», с характерным для него состоянием общественного сознания, основная особенность которого состоит в тотальной стереотипизированности отношения к миру. В таком социуме с адаптационной точки зрения судьба каждого отдельно взятого индивида как минимум не ухудшилась1. Однако, как известно, в биологических системах чересчур благоприятные для каждой особи условия жизни снижают жизнеспособность популяции в целом. Со всеми предполагаемыми оговорками эта закономерность относится и к социальности людей в той степени, в какой человеческие сообщества продолжают оставаться биологическими сообществами, а сам человек — отдельным биологическим видом. Социум, оказавшийся, по Ж.Бодрийару [11], «в тени молчаливого большинства» (или — по А. П. Назаретяну — «в тени» Homo prae-crisimos) оказался отгороженным плотной завесой симулякров от реального мира с его все нарастающими вызовами. Отчужденность всего множества индивидов от целого социума привело к тому, что само это целое социума оказывается все более отчужденным от самой реальности, и уже одним этим сам социум оказывается в существенной степени исключенным из эволюционных процессов. Таким образом, по-видимому, складывается ситуация, когда стереотипическое поведение как адаптативный механизм оказывается уже не столь однозначно эффективным. По крайней мере, стратегия поведения, полностью ориентированная на упрощение деятельности отдельного индивида, кажется, порождает тенденции, которые в своем логическом развитии могут привести к тому, что абсолютный выигрыш индивидов обернется абсолютным проигрышем социума: абсолютно стереотипизированные массы просто начнут поглощать социальное, которое является единственной средой их обитания1 2.

В складывающейся ситуации, естественно, возникает вопрос о парадоксальной витальности адаптативного механизма, эффективность которого уже далеко не однозначна, но который не только продолжает действовать, но, кажется, действует в форсированном режиме. Ответ, по-видимому, может заключаться в

1 Здесь нет противоречия с известной идеей ФА. фон Хайека [12] об опасностях, провоцируемых падением уровня социокультурного разнообразия, которое во многом обуславливается ростом количества «одинаковых людей», поскольку речь идет исключительно о той последовательности, в какой будут давать себя знать последствия такого социального устройства. На начальной стадии, на которой, по-видимому, находятся «массовые общества», дискомфорт на индивидуальном уровне не сопоставим с теми проблемами, которые начинают испытывать сами общества. На более продвинутых стадиях, если, конечно, сформировавшиеся тенденции будут сохраняться и развитие будет иметь линейный характер, проблемы будут иметь одинаковую значимость и на уровне отдельных членов социума, и для социума как целого, так что сама дифференциация во многом потеряет смысл.

2 «Массы — это те, кто ослеплен игрой символов и порабощен стереотипами <…>»; «В вакууме социального перемещаются промежуточные объекты и кристаллические скопления, которые кружатся и сталкиваются друг с другом в рассудочном поле ясного и темного. Такова масса. Соединенные пустотой индивидуальные частицы, обрывки социального и распространяемые средствами информации импульсы: непроницаемая туманность, возрастающая плотность которой поглощает все окрестные потоки энергии и световые пучки, чтобы рухнуть в конце концов под собственной тяжестью. Черная дыра, куда проваливается социальное»; «<…> масса есть то, что остается, когда социальное забыто окончательно»; «<…> бесконечная сумма равнозначных индивидов 1 + 1 + 1 + 1 — это ее социологическое определение <…>» [11].

72

<21-й ВЕК», № 3 (11), 2009г.

Б.Арутюнян

следующем. Основной недостаток стереотипического поведения как адаптатив-ного механизма состоит в том, что такое поведение и изначально запрограммировано на известную погрешность, связанную и с обобщением, и с консервативностью такого поведения, и с уже принципиальной непродуктивностью самой ориентации на прошлый опыт в стремительно меняющемся мире. Однако у стереотипического поведения есть типологическая черта, сохраняющая и повышающая ее актуальность и в современном мире, главная черта которого, по общему мнению, состоит в ускорении его развития и связанной с этим нарастающей неопределенности — это фундаментальная для стереотипического поведения стратегия упрощения действительности, цель которой — уменьшение неопределенности.

Если в усложняющемся мире актуальность иных параметров стереотипизированного поведения убывает, то актуальность этого параметра становится все более актуальной именно по мере усложнения мира, поскольку является предусловием возможности для индивида действовать в условиях дефицита определенности. Иными словами, эвристические интенции стереотипического поведения несколько переориентировались в соответствии с изменениями в мире. Это изменение располагается в сфере целеполагания, имплицитно содержащегося в стереотипическом поведении. Если первоначально стереотипическое поведение было ориентировано на повышение эффективности в условиях минимальной разницы между эталонной ситуацией, конституирующей стереотип, и реальной ситуацией, в которой он уже выступает как способ решения проблемы, то в современных условиях стереотипическое поведения оказывается эффективным в условиях максимальной разницы между эталонной и реальной ситуациями. Именно эта эвристика упрощения мира, думается, и позволяет стереотипическому поведению все еще оставаться актуальным в меняющемся мире. Эвристика стратегии упрощения состоит в том, что в сложных условиях, сама неопределенность которых не позволяет даже приступать к эффективному решению проблемы, стереотипированное поведение деформирует действительность в сторону ее упрощения и в этой ее мифической упрощенности уже решает поставленные этой действительностью проблемы с помощью усредненных же средств, достигая при этом усредненных результатов, но решая при этом — как сверхзадачу — и проблему выживания. Это та же самая эвристика, которая, по А. Шюцу [13], организует обыденное мышление как таковое. Подобное решение частных проблем почти всегда ошибочно и всегда ущербно для индивида в той степени, в какой степени ошибочно и ущербно сам упрощение этой проблемы (если все чиновники — взяточники, то одаривание чиновников — обязательно; если все цыгане воруют детей, то, естественно, что любой брюнет обязан доказывать, что в нем нет цыганской крови). Но эта стратегия стереоти-

73

Б.Арутюнян

<21-й ВЕК», № 3 (11), 2009г.

пичного поведения имеет одно огромное достоинство — дает принципиальную возможность действовать в условиях неопределенности и предохраняет от совершения еще более тяжких ошибок; она вряд ли может привести к оглушительному успеху, но она гарантирует выживание. В контексте этнических стереотипов проблема выживания почти всегда сопрягается с проблемой взаимодействия с соседствующими этносами, с которыми неизбежно приходится вступать в самые разные отношения. Роль и значение этностереотипов само- и взаимооценки для межэтнического общения трудно переоценить. То, что, например, в контексте современной политкорректности — не политкорректно, этоло-гически, безусловно, эффективно: перестраховаться и дистанцироваться от любых «чужих» и пребывать в перманентно мобилизованном состоянии. Понятно, самоизоляция неблагоприятна для саморазвития, но зато гарантированно безопасна для самости этноса. Сильно огрубляя, можно считать, что стереотипы, конечно, создают искаженный образ соседей, но при этом, пусть ложным способом, но устраняют неопределенность и тем самым создают принципиальную возможность общения в зауженных рамках стереотипов, что с точки зрения теории конфликтов более перспективно, чем полное отсутствие контактов.

Если попытаться обобщить все описанные закономерности с эволюционной точки зрения, то придется признать, что неоднозначность адаптативной функции стереотипизированного поведения обнаруживается на всех уровнях (индивид — социум) и во всех состояниях (уравновешенное — неуравновешенное) социального устройства. С эволюционной точки зрения здесь нет никакой алогичности — эволюционный процесс в принципе предполагает, что возникновение новой адаптации есть одновременно (но в ином отношении и на ином уровне) возникновение и новой дизадаптации. Именно неуравновешенное состояние системы и делает ее «живой» в точном смысле этого определения и является залогом ее дальнейшего развития, а абсолютно уравновешенное состояние означает не что иное как «мертвый».

Таким образом, можно считать, что при всей неоднозначности стереотитпиче-ского поведения, оно в целом продолжает оставаться эффективным способом обитания в социальном мире и, как таковое, остается адаптативным механизмом, всегда только более или менее адекватным складывающейся ситуации, и только благодаря этому имеющему адаптативные потенции.

Апрель, 2009г.

74

<21-й ВЕК», № 3 (11), 2009г.

Б.Арутюнян

Источники и литература

1. Бергер П, Лукиан Т Социальное конструирование реальности. М.: «Медиум», 1995.

2. Сухарев M. Эволюция социальных систем. М.: «Наука», 2007.

3. Парсонс Т О структуре социального действия. М.: «Академический Проект», 2000.

4. Социологический энциклопедический словарь. (по редакцией Осипова Г.). М.: «Норма», 1998.

5. Назаретян А.П.. Цивилизационные кризисы в контексте Универсальной истории. М.: «Мир», 2004.

6. Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс // Ортега-и-Гассет Х. Дегуманизация искусства и другие работы. М.: «Радуга», 1991.

7. Атаян Э. Свобода как идея и как действительность. Ереван: «Издательство ЕГУ», 1992.

8. Тейяр де Шарден П. Феномен человека. М.: «Наука», 1987.

9. Элиас Н. Изменения в поведении высшего слоя мирян в странах Запада // Элиас Н. О процессе цивилизации. Социогенетические и психогенетические исследования, в 2-х т., т. 1. М.-С.-Пб.: «Университетская книга», 2001.

10. Бауман З. Индивидуализированное общество. М.: «Логос», 2005.

11. Бодрийар Ж. В тени молчаливого большинства, или Конец социального. Екатеринбург: «Издательсвто Уральского университета», 2000.

12. Хайек Ф. Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма. М.: «Новости», 1992.

13. Шюц А. Проблемы рациональности в социальном мире // Шюц А. Избранное: Мир, светящийся смыслом. М.: «РОССПЭН», 2004.

ADAPTIVE ASPECTS OF STEREOTYPICAL BEHAVIOR

Bagrat Harntyunyan

Resume

The phenomena of stereotypical behavior are considered as adaptive mechanisms, which serve for self regulation of social order and structure. Internal ambiguity of stereotypical behavior allows solving controversies, which exist in social reality.

Adaptive function of stereotypical behavior is consequently analyzed on mega level (as a strategy of human civilization’s evolutionary development), macro level (as a modus of self-regulation of social systems), meso-level (as a specific implementation of the mentioned modus in particular adaptive mechanism) and on micro level (as an adaptive function on behavioral level in real social environment).

On all the levels of social reality stereotypical behavior plays the role of mechanism, which empowers potency of surviving for society in dramatically changing environment.

75

объяснения от взрослого с аутизмом и гипочувствительностью

Укрупнённо у стереотипичного поведения есть 5 причин:
  1. Повышенная чувствительность к сенсорному раздражителю
  2. Пониженная чувствительность с жаждой дополнительного сенсорного раздражителя
  3. Тяга к общению или разочарование в нём
  4. Физическая боль и дискомфорт, вызванный объективным соматическим нездоровьем
  5. Потому что это успокаивает или доставляет удовольствие

Стимминг у ребёнка с РАС может снижать концентрацию внимания, что приводит к проблемам в обучении и социализации. Окружающие не любят и не понимают навязчивого повторяющегося поведения, которое сильно отличается от принятых в обществе норм. А ведь именно так и выглядят стереотипии.

Размахивание пальцами перед глазами, вращение глаз, частое моргание, непрерывный взгляд в одну точку (чаще всего – на источник света). Трение, щёлканье пальцами, почёсывание. Непонятные звуки без речи, закрывание ушей руками. Раскачивание тела, махание руками, как будто крылышками. Облизывание и обгрызание предметов. Обнюхивание любого объекта, в т.ч. людей и их вещей.

Все действия, описанные выше, представляют собой стереотипическое поведение — из-за сбоя в работе основных сенсорных каналов. Такие действия сам ребёнок воспринимает как полезные и приятные, поэтому искоренить их с помощью жёсткого запрета не получится. Действуя запретительно, вы войдёте в замкнутый круг истерик и усиления самостимуляции.

Поступайте иначе – разумно! Замените самостимуляцию на те виды деятельности, которые являются наиболее социально приемлемыми.

ЧЕМ МОЖНО ЗАМЕНИТЬ СТИММИНГ

  • ЗРИТЕЛЬНАЯ СТИМУЛЯЦИЯ: свет мигающий и мерцающий во всех видах игрушек (шары, гирлянды, указки), юла, волчок, калейдоскоп, витражное стекло, глобус, или видео (мультики, компьютерные игры и т.п.)
  • СЛУХОВАЯ СТИМУЛЯЦИЯ: музыкальные инструменты, трещалки, маракасы, радио, музыкальные шкатулки, музыкальные видео-клипы
  • ТАКТИЛЬНАЯ СТИМУЛЯЦИЯ: массаж, душ с массажной насадкой, кольца Су-Джок, валики Ляпко, мягкие игрушки, подушки разной плотности, упражнения на продавливания тела и крепкие объятия, утяжелённые жилеты и одеяла, игры с песком, игры с разнофактурными материалы, поделки из текстурных материалов, рисование пальчиками, пластилин, игры со льдом и водой
  • ВЕСТИБУЛЯРНАЯ СТИМУЛЯЦИЯ: гамак, «гнездо совы», резиновые лошадки-прыгуны, деревянные игрушки-качалки, фитнес-мяч, качели разных видов, крутящееся офисное кресло, батут, кольца на шведской стенке
  • ОБОНЯТЕЛЬНАЯ СТИМУЛЯЦИЯ: продукты, которые ярко и хорошо пахнут, душистые канцелярские принадлежности, ароматические масла и свечи, палочки для благовония
  • ОРАЛЬНАЯ СТИМУЛЯЦИЯ: все контрасты (кислый/сладкий, холодный/тёплый), сильно ароматизированные продукты с хрустящей текстурой, плотные смузи для питья с помощью трубочки, жвачка, конфеты

ГИПОЧУВСТВИТЕЛЬНОСТЬ при РАС

Приведём пример объяснения от взрослого человека с аутизмом по поводу желания ребёнка вступать в тесный, и даже грубый контакт – «хочу бороться». Полный текст статьи на английском языке можно прочитать здесь. И это стоит усилий! Статья написана очень толково, а блог в целом заслуживает внимания родителей, которые стремятся ещё лучше понимать своих детей с особенностями.

 «В отличие от многих людей с аутизмом, я ГИПОчувствительный. Таким людям требуется гораздо больше стимуляции, чтобы чувствовать себя удовлетворённым и спокойным. Со стороны мы часто смотримся отчётливо дезориентированными в пространстве и времени.

Там, где обычный человек воспринимает формы, мы видим только контуры. Где он слышит речь, мы слышим приглушенную и неразборчивую акустическую волну. Мы часто проявляем желание общаться слишком выразительно, что для обычного человека воспринимается как агрессивно и неприемлемо. Мы страстно жаждем-ищем-хотим сильных ощущений. И то, что станет насыщающей нормой для нас, средний человек всегда воспримет как перебор.

Я просыпаюсь в 8:30 и толком не чувствую своего тела – где руки, ноги, плечи, голова. Я сползаю с кровати с ощущением, что ноги как переваренные спагетти, и иду в гостиную, где много раз прыгаю на диване. Диван – толчок – ковёр. И так без остановки, как будто на батуте.

Включаю телевизор и ищу самые мелькающие видео – новости, музыкальные клипы – и смотрю на них, пока изображение не перестаёт быть размытым.

Я прыгаю перед телевизором, размахиваю руками и ногами…. И в какой-то момент я внезапно прихожу в норму: хорошее ощущение частей тела, зоркое зрение, чуткий слух. Но уже через 3-4 часа я снова могу быть неожиданно выкинут в присущую мне ГИПОчувствительность — как щепка после урагана.

Пока я не мог объяснить, зачем я проделываю все эти вещи, люди совершенно не понимали меня. Они считали этот набор действий «бессмысленным». Мне же хотелось кричать и достучаться до них с единственно верным объяснением. Я делаю это не потому что «просто захотелось» бесцельно и спонтанно, а потому что я НУЖДАЮСЬ в этом для улучшения самочувствия.

Со стороны всё это выглядит, как будто я не контролирую своё тело. А в это время происходит прямо противоположное: тело пробуждает себя к нормальной деятельности и берёт себя под контроль — посредством дополнительной стимуляции, которая, однако, агрессивна для усредненно нормальной сенсорной системы.

В какой-то момент я могу перестать чувствовать одну руку – я буду ею сильно размахивать. В другое время я потеряю фокус в зрении – я буду перебирать пальцы перед глазами. Ещё я могу вскочить и начать расхаживать вперёд-назад, и это будет ответом тела на потерю контроля над концентрацией внимания.

Поэтому именно стимминг помогает мне при обучении! Я возвращаюсь в норму с помощью него! Без такой адекватной реакции, исходя из моих особенностей, тело не смогло бы функционировать в нужном мне русле.

Суть моего состояния никогда не изменится: я НУЖДАЮСЬ в гораздо большей сенсорной стимуляции, чем может предоставить мне среднестатистическая нормальная обстановка.

Кратко говоря, я бы описал свою ситуацию так:

«МОЁ ТЕЛО ДОЛЖНО ВЫГЛЯДЕТЬ, КАК ВЫШЕДШЕЕ ИЗ-ПОД КОНТРОЛЯ, ЧТОБЫ ВЕРНУТЬ СЕБЕ САМОКОНТРОЛЬ».

 

Источник:
http://www.parents.com/health/special-needs-now/why-kids-with-autism-stim-helpful-advice-from-an-autistic-adult/

Иппотерапия при РДА | Берегиня

 

Синдром Раннего Детского Аутизма, синдром РДА — нарушение в развитии
эмоционально-личностной сферы детей.

Проявляется в трудностях самовыражения и общения. Ребёнок испытывает
трудности при установлении эмоционального контакта с внешним миром.
Проблемным становится выражение собственных эмоциональных состояний
и понимание других людей. Трудности возникают при установлении глазного
контакта, во взаимодействии с людьми при помощи жестов, мимики, интонаций.
Даже с близкими людьми ребёнок испытывает сложности в налаживании
эмоциональных связей, но в большей степени аутизм проявляет себя в общении с
посторонними.

Стереотипичность в поведении. Ребёнку свойственна поглощённость
однообразными действиями: раскачивание, потряхивание и взмахивание руками,
прыжки. Характерно верчение кистями рук по кругу, бег по кругу. Один и
тот же предмет становится объектом постоянных манипуляций, он его трясёт,
постукивает, вертит, крутит и т. д. Очень характерны стереотипные движения
с книгой: быстрое и ритмичное перелистывание страниц. Одна и та же тема
доминирует в разговоре, во время рисования, в игровых сюжетах. Ребёнок
старается избежать каких-либо нововведений в его жизненный порядок и таким
образом активно этому сопротивляется. Такой страх еще называют неофобией.
Характерны движения по варианту эхопраксии – повторение движений другого
человека.

Характерная задержка и нарушение речевого развития, а именно её
коммуникативных функций. Зачастую проявляется в виде мутизма. У ребёнка
может быть хорошо развитый словарный запас и способность формулировать
собственные мысли, но при этом его речь носит характер «штампованности».
Иногда ее называют граммофонная или попугайная речь. Он избегает разговоров,
не задаёт вопросов и может не реагировать на вопросы, обращённые к нему.
При этом наедине с собой он может комментировать свои действия, увлечённо
декламировать стихи. Детям с РДА свойственны эхолалии, неправильное
использование личных местоимений: ребёнок называет себя на «ты», «она», «он».

Иппотерапия для детей с синдромом РДА — одна из форм развития такого ребенка,
его интеграции в мир это — иппотерапия.

Иппотерапия – лечение с помощью лошадей (от греческого «hippos» – лошадь).
Лошадь не навязывает свое общение ребенку, она нейтральна. Она тепла и
ритмична, она щедра и надежна.

Об иппотерапии известно еще со времен Гиппократа. Он утверждал, что раненые
и больные поправляются быстрее, если ездят верхом, а меланхолики расстаются с
темными мыслями.

Иппотерапия представляет собой комплексный многофункциональный метод
реабилитации. Иппотерапия — есть не что иное, как форма лечебной физкультуры
(ЛФК), где в качестве инструмента реабилитации выступают лошадь, процесс
верховой езды и физические упражнения, выполняемые человеком во время
верховой езды. Иппотерапия воздействует на организм человека через два фактора:
биомеханический и психогенный, являющимся основным для больных РДА, ЗПР,
для людей, страдающих неврозами.

Доказано, что лошадь может выступать в качестве посредника между ребенком
с синдромом РДА и окружающей действительностью. Это происходит за счет
того, что взаимодействие с лошадью происходит на невербальном уровне, что
позволяет больному, как бы оставаться внутри своего комфортного мира и
одновременно выходить из состояния изоляции от окружающей действительности,
адаптироваться в ней.

В связку инструктор-ребенок-лошадь мы включаем и маму.
Лошадь в этом случае является, как бы проводником между матерью и ребенком.

На занятиях соблюдаются основные принципы психотерапевтического
воздействия:
• единство места и действующих лиц;
• единство времени;
• единство действий.

Верховая езда требует концентрации внимания, осознаваемых действий,
умение ориентироваться в пространстве. Кроме того, ни один из видов
реабилитации не вызывает у занимающегося такой разнонаправленной мотивации
к самостоятельной активности, которая сопутствует занятиям иппотерапией:
ребенок, испытывает огромное желание сесть на лошадь почувствовать себя
всадником, преодолеть страх, обрести уверенность в своих силах. Такая сильная
мотивация способствует максимальной мобилизации волевой деятельности,
развитию эмоционально-личностной сферы.

На основе наблюдений, можно говорить о следующих изменениях:

· снижение у детей тревожности в восприятии внешнего мира;
· увеличение исследовательской активности;
· улучшение коммуникативных возможностей;
· общая нормализация эмоционального состояния;
· увеличение объема произвольных действий

причины, способы диагностики и лечения

Повышенный тонус мышц – это патологическое состояние мышечной ткани, когда она остается напряженной, даже если тело находится в состоянии покоя. Такое состояние может появляться в любом возрасте, возникает в зависимости от причин поражения в одной мышце или целой группы. Во взрослом возрасте чаше всего поражаются икроножные и поясничные мышцы, что обусловлено особенностями жизни, гипертонус в детском возрасте чаще всего распространяется на все тело.

Клиническая картина может проявляться по-разному и отличается в детском и взрослом возрасте. У детей чаще всего включает такие признаки, как переворачивания только на один бочок, расстройства сна и чрезмерную возбудимость, дрожание подбородка, медленное развитие движений и мышц. Также может проявляться чрезмерной сонливостью и тихим поведением. У взрослых отмечается нарушение походки, нетипичные позы, нарушение двигательных навыков, а также их стереотипичность. Со временем происходит нарушение актов глотания, письма, появляется зажмуривание, впоследствии возможна полная потеря трудоспособности.

Если своевременно не осуществлять лечебные и профилактические мероприятия, то состояние повышенного тонуса мышц будет развиваться, усугубляться, оказывая влияние не только на мышцы, но также изменяя осанку, функционирование внутренних органов, эмоционально-волевую сферу и все сферы жизни.

Причины нарушений тонуса мышц

Данная патология связана с нарушениями в нервной системе, которая подает сигналы напряжения и расслабления, а также контролирует движения мышц.

Причины повышенного тонуса мышц у взрослых подразделяются на несколько типов:

  • Патологические – возникают из-за различных поражений нервных волокон, которые отвечают за сгибание и разгибание конечностей, а также вследствие поражения самих мышц. Поражения могут быть инфекционной (столбняк, энцефалит и др.) и неинфекционной природы (патологии центральной и периферической нервной системы, новообразования, сосудистые изменения или инсульты, эпилепсия, кривошея, бруксизм и недостаток кальция).
  • Физиологические – последствия травматического воздействия или мышечного перегруза, а также если человек долго находится в одной позе (чаще всего проявляется в шейном и поясничном отделах). Также сюда относится реакция на продолжительные болевые ощущения, поскольку естественной реакцией организма на боль является повышение тонуса для преодоления деструктивной ситуации. Когда такое состояние длится чрезмерно долго, мышечное напряжение остается.

Также спровоцировать повышенный тонус могут сердечно-сосудистые и демиелинизирующие заболевания, которые оказывают влияние на работу центральной нервной системы. На фоне длительного приема таких лекарственных препаратов как нейролептики, антипсихотики, антидепрессанты и препараты для лечения болезни Паркинсона.

Чрезмерное напряжение мышц может возникать и у детей до года. Этому способствуют врожденные патологии, внутриутробная гипоксия и инфекции, ДЦП, энцефалопатия, кровоизлияния в черепно-мозговой коробке, интоксикации матери (курение, прием алкоголя, наркотиков или лекарственных препаратов).

Типы нарушений тонуса мышц

Нарушения мышечного тонуса могут быть нескольких типов:

  1. Спастичность напряжение и плотность мышц, при выполнении движений чувствуется сопротивление. Дополнительно могут формироваться контрактуры, деформации, эмоциональные нарушения. Такое состояние без правильного лечения может привести к параличу.
  2. Ригидность – при разгибании чувствуется прерывистость, тонус повышается при выполнении пассивных движений.
  3. Гипотония проявляется дряблыми и вялыми мышцами, нет сопротивления во время пассивных движений, нарушена координация, проблемы с равновесием и эмоциональными состояниями.
  4. Дистония. Гипертонус проявляется в отдельных мышцах, часто комбинируется с гипотонусом других мышц. Ощущается, прежде всего, в начале движения, как сопротивление, которое потом очень резко проходит.

Постановка диагноза должна осуществляться врачом после тщательно проведенного осмотра, а также получения данных лабораторных и компьютерных исследований. Часто бывает, что нарушения тонуса мышц локализуются в нескольких местах или могут иметь различные проявления, например, на одной стороне тела тонус повышенный, а на другой пониженный.

Методы диагностики

Повышенный тонус мышц у взрослых имеет следующие симптомы: неприятные ощущения при совершении привычных движений, откуда возникает скованность мышц при подвижности. Плотность мышц увеличивается, постоянно присутствует ощущение напряжения, стянутости или скованности движений.

У ребенка симптомы гипертонуса проявляются сжатыми кулачками, ножками, руки прижаты к груди. Также у младенца признаками нарушения тонуса является поза эмбриона, которая сохраняется дольше 2 недель, то, что малыш держит голову прямо, а при проведении гимнастики чувствуется сопротивление.

Для постановки диагноза используются следующие методы:

  • Осмотр невролога, терапевта, эндокринолога, возможно психиатра;
  • Оценка родов у матери, а также выяснение особенностей внутриутробного развития;
  • Общий и биохимический анализ крови;
  • Определение отсутствия эпилепсии и паралича, а также приема препаратов, которые могут спровоцировать повышение тонуса мышц;
  • ЭМГ;
  • КТ или МРТ;
  • УЗИ головного мозга и шеи;
  • Рентгенография позвоночника;
  • Исследование ликвора, уровня электролитов и КФК в крови.

Обязательным является установление первопричин развития патологического состояния, после чего составляется индивидуальная реабилитационная программа.

Лечение нарушений мышечного тонуса

Нарушение мышечного тонуса – состояние опасное, которое может привести к дисфункции всего организма, однако оно полностью обратимо на ранних стадиях. При серьезных нарушениях, связанных с внутриутробным развитием, нарушением деятельности ЦНС и другими серьезными патологиями, основная цель лечения сводится к остановке развития патологических процессов. Это дает возможность лучше координировать движения, а также предотвратить развитие парезов и параличей различной степени тяжести. Лечебный комплекс включает следующие методы:

  • Медикаментозные – миорелаксанты, антидепрессанты, седативные, сосудистые и противосудорожные препараты.
  • Занятия ЛФК, плавание и массаж – помогают снять лишнее напряжение, а также восстановить нормальное движение.
  • Парафиновые и озкеритовые аппликации.
  • Электрофорез, иглоукалывание способствуют восстановлению нормальной работы проводящих нейронов.
  • Ванны травяными отварами (шалфей, валериана, ромашка) или эфирными маслами (хвоя, успокоительный комплекс), которые оказывают общее успокаивающее, расслабляющее действие, укрепляют нервную систему.
  • Режим сна и отдыха – активные прогулки на свежем воздухе, перерывы между работой, сон в течение 7-8 часов.

Эффективность лечения возможна только при комплексном воздействии. Если ограничиться только медикаментами или ваннами, то результата не будет. Методы лечения, их интенсивность и последовательность могут меняться, т.к. врач постоянно отслеживает в динамике эффективность реабилитационных мероприятий. Для получения быстрого и качественного результата необходимо строго придерживаться разработанной специалистом схемы, не пропускать плановые диагностические приемы, а также не регулировать самостоятельно лечение.

Необходимо изменить прежний образ жизни, который вызвал повышение тонуса мышц, особенно если это касается пациентов, много работающих за компьютером или получивших перенапряжение вследствие чрезмерной нагрузки. Лечение повышенного тонуса мышц должен назначать врач, с учетом всех особенностей организма пациента и причин, которые спровоцировали патологическое состояние.

Профилактика нарушений мышечного тонуса

Повышенный мышечный тонус не является самостоятельным заболеванием – это признак неправильного образа жизни или серьезных нарушений в работе некоторых систем. Если заболевание не является врожденным, то профилактические мероприятия очень эффективны, чтобы избежать высокого тонуса мускулатуры. Рекомендуется следующее:

  • Вести здоровый и подвижный образ жизни. Исключить употребление алкоголя, никотина и стимулирующих веществ.
  • Для тех, кто работает за компьютером или длительное время в одном положении обязательно каждые полчаса совершать гимнастику, прохаживаться хотя бы 5 минут.
  • Рекомендуется увеличить количество физической нагрузки – ходьба по вечерам или с работы пешком, спортзал, плавание.
  • Соблюдать режим дня, где обязательно 8 часовой здоровый сон, зарядка, физическая активность и сбалансированное питание.
  • Регулярно посещать профилактический общий массаж. Рекомендуется проходить курс из 10 сеансов раз в полгода.
  • Если основная деятельность связана с тяжелым физическим трудом или спортом, то необходимо проходить плановую диагностику, обеспечить качественный отдых и полноценный сон.

Чтобы избежать развития гипертонуса вследствие не физиологических причин, необходимо вести здоровый образ жизни, регулярно проходить медосмотр, своевременно осуществлять лечение или профилактику хронических заболеваний, повышать иммунитет, не контактировать с больными различными инфекционными заболеваниями.

Для того чтобы снизить вероятность внутриутробных причин появления гипертонуса у детей во время беременности, необходимо исключить употребление алкоголя, наркотических и лекарственных веществ, никотина. Необходимо придерживаться активного образа жизни, следить за сбалансированностью питания, своевременно проходить обследование, избегать стрессов, нервного напряжения и переутомления.

Преимущества обращения в клинику

Самостоятельное лечение повышенного тонуса мышц может быть неэффективным или привести к осложнениям, поэтому необходимо обратиться в клинику, где работает команда специалистов. Врач назначит обследования, проведет осмотр и выявит точную причину возникновения патологии. Также специалисты помогут определить, связаны ли жалобы с повышенным тонусом мышц или проблема плохого самочувствия находится в другом.

После постановки диагноза подбирается индивидуальный лечебный комплекс, который подходит конкретному пациенту. При физиологических нарушениях и неправильном образе жизни для лечения выбираются физиотерапевтические методы и регуляция периодов активности и отдыха. В случае внутренних или инфекционных нарушений добавляется медикаментозная терапия и разрабатывается целый комплекс реабилитационных мероприятий.

Также специалист может предоставить консультацию относительно профилактических мер, если вы замечаете, что ваш образ жизни может способствовать развитию гипертонуса мышц.

Мы предлагаем вам заказать прибор лечения алмаг недорого.

«Почти все предшественники покинули Омск»: экс-глава управления информполитики объяснил переезд в Крым

Бывший руководитель областного управления, которое курировало СМИ и массовые коммуникации, переехал в Симферополь. Нашей редакции он объяснил причины такого решения.

Бывший начальник областного Главного управления информационной политики Станислав Сумароков переехал жить и работать в Симферополь. Там он будет трудиться в пресс-службе Крымской железной дороги. Напомним, его бывшее ведомство в 2019 году было слито с Главным управлением внутренней политики в одно министерство. 

Сумароков после ухода из управления в 2018 годом поработал директором газеты «Омская правда» и главой пиар-отдела ОмГТУ. В эксклюзивном комментарии для «МК в Омске» он объяснил мотивы нынешнего переезда.  

«Когда я был в правительстве, у меня в кабинете висели портреты бывших руководителей ГУИПа. В назидание , так сказать. И как оказалось, карма у руководителей этого направления действительно сложная — почти все (кроме Вздорновой) уехали — и Роман Оноприенко, сначала во Владивосток, потом в Москву, Сергей Корабельников — в Анапе, Тренина — в Москве, Настя Гуливатенко в Красноярске и вот я теперь в Крыму. Поэтому когда я покинул свой пост, именно тогда возникли некоторые колебания — стоит ли оставаться в городе? Но поскольку все-таки здесь все лучшие годы, родные и близкие и друзья, то первое время старался как-то устроиться и наладить жизнь. Но как-то все стало валиться из рук и с работой стало не очень, и вчерашние друзья стали отворачиваться и как-то совсем стало некомфортно в любимом ещё вчера городе. А тут еще в ОмГТУ, где я работал, очень активно функционировала «Точка кипения» — коворкинг-площадка для выражения своего мнения и место для обучающих семинаров по системе АСИ. Очень интересная тема, но главное что там бывают очень разноплановые занятия и очень интересные преподаватели и весьма интересные темы. Вот эта «Точка кипения» последние полгода мне прямо изменила мышление. Я осознал, что жизнь-то проходит, и проходит мимо. И в тот момент я задумался о переезде.

Как оцениваю итоги работы в политехе? Так уж получилось, что у меня с университетами прямо вот сложная судьба. Первый университет — ОмГУ — дал мне путёвку в профессию, а последний — ОмГТУ — как бы поставил последнюю печать и отправил в новую жизнь. На самом деле я очень благодарен ОмГТУ и директору «Точки кипения» Наталье Мельниковой, потому что она помогла мне расширить горизонты и преодолеть стереотипичность мышления. Кстати, страшная штука — когда ты вроде и образован, 2 «вышки» и 100 000 книг за спиной — а мыслишь однобоко! Только универ и «Точка кипения» дали мне возможность преодолеть эту зашоренность, за что им отдельное спасибо! Ну и ректору тоже, за то что дал мне время подумать и вправить, так сказать мозги, ибо после правительства действительно немного сносит крышу в силу разных причин. В этом смысле я теперь понимаю некоторых чиновников, которые до конца держатся за свои портфели. Просто власть меняет человека и потом уже сложно перестроиться в обычной системе координат, а порой и невозможно. Хорошо, что я был чиновником недолго, почти повезло», — сообщил Сумароков, улыбнувшись на последних двух предложениях.

Далее он поделился рассуждениями: куда же может переехать сибиряк из промороженной Сибири? Конечно, только в солнечный теплый Крым. Ещё с детства о нем у экс-чиновника остались только лучшие воспоминания.

«Поэтому когда после рассылки 1001 резюме появилось предложение из Крыма, то я недолго раздумывал. Сын уже почти вырос, все долги розданы, себе уже все доказал — пора в путь за солнцем и новой интересной задачей. Ведь это для женщины есть семья, дети, а мужчины есть только его работа. Причем желательно — интересная работа, проблемная. Мне предложили сложную, а значит интересную работу. Вот это класс! Вот и все», — заключил Станислав.

Лицо STEM: расовая фенотипическая стереотипность предсказывает стойкость STEM по признакам и способностям учеников с цветом кожи

[Уведомление об исправлении: об ошибке в этой статье было сообщено в томе 116 (3) журнала Journal of Personality and Social Psychology (см. Запись 2019-08943-003). В статье Мелиссы Дж. «Лицо STEM: расовая фенотипическая стереотипность предсказывает устойчивость STEM на основе атрибуции способностей и способностей к ученикам цвета».Уильямс, Джулия Джордж-Джонс и Микки Хебл ( Journal of Personality and Social Psychology . Предварительная онлайн-публикация. 15 октября 2018 г. http://dx.doi.org/10.1037/pspi0000153), примечание редактора с благодарностью Тони Шмадер как редактор действий для этой статьи был опущен. Все версии этой статьи были исправлены.] Несмотря на большой первоначальный интерес, студенты колледжей, особенно из недостаточно представленных меньшинств (URM), покидают специальности STEM с большим процентом. Здесь мы исследуем роль расовой фенотипической стереотипности или того, насколько физическая внешность человека типична для расовой группы, в стойкости STEM.В ходе лонгитюдного исследования студенты URM с большей вероятностью покидали STEM в той степени, в которой они выглядели более стереотипно по отношению к своей группе; Американские студенты азиатского происхождения были особенно склонны бросать STEM, поскольку они выглядели менее стереотипными. Три эксперимента задокументировали возможный механизм; участники (исследования 2–4), включая консультантов колледжей (исследование 3), приписывали большую способность STEM более стереотипным американцам азиатского происхождения и менее стереотипным черным женщинам (не мужчинам), чем сверстникам той же расы.Исследование 4 показало, что предрассудки, активизирующиеся во взаимодействии с чернокожими мужчинами (не женщинами), объясняют это гендерное различие; более стереотипные чернокожие мужчины (как и женщины) подвергались негативной оценке, когда опасения по поводу предрассудков не проявлялись. Эта работа имеет важное значение для текущих усилий по достижению разнообразия в STEM. (Запись в базе данных PsycINFO (c) 2019 APA, все права защищены).

Что в лице? Роль черт лица в рейтингах доминирования, угрозы и стереотипности | Когнитивные исследования: принципы и последствия

Лица, признанные стереотипно черными (т.е., афроцентрические) воспринимаются негативно по сравнению с менее стереотипными лицами, и это предубеждение по типу лица влияет на множество реальных результатов, включая трудоустройство и юридические решения. Доминирование — это черта первого впечатления, которая определяется структурой лица и связана с угрозой и преступностью. В этом эксперименте мы исследовали, могут ли черты лица, которые воспринимаются как доминирующие и угрожающие, соответствовать стереотипным чертам черных и, таким образом, объяснять некоторые из предвзятого отношения к людям с таким типом лица.Искусственные лица были созданы для манипулирования чертами лица с целью изучения отношений между предполагаемым доминированием, угрозой и стереотипностью чернокожих. Людям показывали лица с различными комбинациями и вариациями черт лица, обычно связанных со стереотипностью; ширина носа, полнота губ и вариации тона кожи (здесь манипулируют отражательной способностью; затемнением и текстурой). После презентации люди оценивали, насколько хорошо каждое лицо представляет три интересующих фактора (черты характера). Результаты показали, что стереотипность связана с широким носом и более темной отражающей способностью и, в меньшей степени, с полными губами; угроза была связана с широким носом, тонкими губами и низким коэффициентом отражения; преобладание в основном было связано с шириной носа.При вынесении суждения о чертах лица люди находились под влиянием черт лица, в то время как демографические данные воспринимающего (раса, возраст, пол) не влияли на то, как оценивались лица. Эти результаты предполагают, что степень, в которой люди воспринимают доминирование, угрозу и стереотипность как взаимосвязанные, может лежать в основе некоторых социокультурных различий в отношении к определенным людям в прикладном контексте.

«Барби-бандиты», две привлекательные девушки-подростки, грабившие банки в Джорджии (Джозеф, 2009), вероятно, добились успеха во время своих ограблений, потому что удивили кассиров банка своим нетипичным внешним видом.Джереми Микс, «Сексуальный парень с портретом» (Рейн, 2016), арестованный за ограбление и нападение, получил известность и получил модельный контракт в результате красивой внешности, несмотря на его преступную деятельность. Люди быстро оценивают лица, составляя первое впечатление всего за 100 мс (Bar et al., 2006; Willis & Todorov, 2006). Скоростные суждения часто бывают предвзятыми и основаны на небольшом количестве информации или ее отсутствии о реальном поведении (Oosterhof & Todorov, 2008). Вместо этого люди формируют впечатление друг о друге и принимают черты характера, частично основываясь на структуре лица и степени, в которой лицевые сигналы поддерживают предвзятые ожидания относительно поведения (Blair et al., 2004a, 2004b; Дотч и Тодоров, 2012; Kleider-Offutt et al., 2017a, 2017b). Исследование оценки лица обнаруживает общие черты в строении лица, которые приводят к суждениям о доминировании, надежности и множестве других предположений, основанных на признаках (для обзора Oosterhof & Todorov, 2008; Zebrowitz et al., 2011,). Эти суждения могут играть роль в восприятии людей и могут относиться к важным прикладным решениям, таким как политические выборы (Todorov et al., 2005), воинское звание (Mazur et al., 1984; Mueller & Mazur, 1998), а также результаты судебной системы, касающиеся суровости приговора и обвинительных приговоров (Blair et al., 2004a, 2004b; Kleider-Offutt et al., 2017a, 2017b; Porter et al., 2010). Эти суждения о чертах лица возникают для лиц с неоднозначной расой и полом, предполагая, что предвзятость к предвзятой оценке может быть повсеместной (Ito et al., 2011; Kaminska et al., 2020). Однако в научных исследованиях и средствах массовой информации Блэк сталкивается с особенно предвзятой оценкой (Dixon, 2017; Dixon & Azocar, 2007; Kleider-Offutt, 2019; Kleider-Offutt et al., 2017а, 2017б). Основное внимание в настоящем исследовании уделяется выявлению черт лица, связанных с предполагаемыми поведенческими чертами, которые лежат в основе предвзятых суждений о чернокожих лицах.

Черные мужчины, в частности, уязвимы для предвзятости типа лица и предполагаемой преступности из-за ассоциаций с криминальным стереотипом Чернокожих (Kleider et al., 2012; Kleider-Offutt, 2019; Kleider-Offutt et al., 2018 ; Knuycky et al., 2014). Чернокожие мужчины со стереотипно черными чертами лица часто рассматриваются более негативно и более преступно в реальных и лабораторных условиях, чем их коллеги, обладающие более нетипичными чертами (Blair et al., 2004a, 2004b; Клейдер и др., 2012). Кроме того, мужчины с более стереотипными чертами лица с большей вероятностью будут неправильно идентифицированы (Flowe & Humphries, 2011; Kleider-Offutt et al., 2017a, 2017b) и приговорены к более строгим наказаниям (Eberhardt et al., 2006), чем чернокожие мужчины. как обладающие меньшим количеством стереотипов в уголовных делах. Например, чернокожие мужчины, которые были ошибочно идентифицированы как виновные в преступлении, заключены в тюрьму, а затем реабилитированы на основании доказательств ДНК (т.е. фактически невиновны), были оценены независимой выборкой людей как более стереотипно чернокожие, чем оправданные черные лица, которые были ложно заключен в тюрьму по причинам, не связанным с ошибкой опознания очевидца (Kleider-Offutt et al., 2017а, 2017б). Эти данные свидетельствуют о предвзятости, связывающей определенные типы лиц с негативными (например, преступными) действиями (Kleider-Offutt et al., 2017a, 2017b).

Дискуссии о том, что движет этим предубеждением, предполагают, что стереотипные черты черных могут активировать негативные расовые стереотипы, которые могут приводить к ассоциациям со страхом (Golkar et al., 2015; Olsson et al., 2005). Основная часть исследований сосредоточена на том, чтобы определить, какие аспекты лица черных вызывают негативные ассоциации у белых участников.Некоторые исследования показывают, что более темный оттенок кожи вызывает эффект (Maddox & Gray, 2002). В качестве альтернативы, некоторые исследования предполагают, что черты лица и тон кожи используются вместе (Deregowski et al., 1975; Livingston & Brewer, 2002), в то время как другие утверждают, что они используются независимо для информирования этих негативных ассоциаций (см. Обзор, Hagiwara et al., 2002). др., 2012; Степанова, Струбэ, 2009). Несмотря на то, что это важная работа, направленная на лучшее понимание того, какие черты вызывают отрицательные отзывы, в этих исследованиях не проверялись конкретные черты или комбинация черт, из которых складывается стереотипное лицо чернокожих, что является следующим шагом в понимании того, почему лица некоторых представителей расы осуждаются особенно строго.Одно исследование действительно тестировало определенные особенности, чтобы определить прототипичность для нескольких групп рас. Strom et al. (2012) проверили, как лицевые метрики (например, ширина лица, размер черт) и оттенок кожи влияют на суждения о прототипичности черных, белых и корейских лиц. Результаты для чернокожих лиц показали, что лицевые метрики оказали наибольшее влияние на рейтинги прототипов белых воспринимающих, в то время как оттенок кожи неизменно оказывал влияние на чернокожих и корейцев. Прототипность черных лиц не была определена метриками; однако по сравнению с белыми лицами черные лица оценивались как имеющие более широкий нос, более толстые губы и более широкую линию подбородка (Strom et al., 2012). Помимо этого исследования, большая часть исследований, которые приписывают поведенческие ассоциации черному типу лица, обычно предполагает, что стереотипность включает некоторую комбинацию более широкого носа, более полных губ и более темной кожи (например, Blair, 2006; Blair et al., 2004a , 2004b). Таким образом, тестирование и определение того, какие особенности определяют стереотипно черное лицо, поможет понять, какие ассоциации вызывают преступность и негативные суждения.

У людей есть стереотипы о том, что делает лицо преступника (MacLin & Herrera, 2006; MacLin & MacLin, 2004): у них длинные лохматые темные волосы; татуировки; глаза-бусинки; оспины; и шрамы.Лица с высоким уровнем преступности также могут быть идентифицированы по составу полицейских только по внешнему виду (Flowe & Humphries, 2011), и такая реакция связана с Уголовное предубеждение по типу лица . Точно так же участники, быстро оценившие первое впечатление о лицах осужденных, показали, что преступность была определена немедленно и была связана с суждениями о низкой достоверности и высокой степени доминирования (Klatt et al., 2016). Эти исследования были сосредоточены на лицах европеоидной расы, но схожие предубеждения встречаются и с лицами чернокожих (например,г., Клейдер и др., 2012).

Как люди так быстро формируют эти суждения — предмет обсуждения. Одна из идей состоит в том, что люди выводят черты личности из сходства черт лица человека с эмоциональными выражениями (например, гипотеза сверхобобщения эмоций; Zebrowitz, 2004). Эмоционально нейтральные лица, которые выглядят сердитыми, воспринимаются как доминирующие, в то время как нейтральные лица, которые кажутся счастливыми, воспринимаются как заслуживающие доверия. Чтобы проверить влияние этих черт на преступность, Флоу и Хамфрис (2011) попросили участников оценить обрезанные лица актеров и заключенных на преступность, гнев, доминирование, надежность и зрелость, так что не было доступной информации об одежде или фоновой информации (i .э., детское лицо). Результаты показали, что, независимо от группы лиц, лица мужчин и женщин, которые были оценены с высокой степенью преступности, также оценивались как доминирующие и с низким уровнем достоверности, причем сердитые лица воспринимались как наиболее доминирующие. Это предполагает, что возможным сигналом к ​​определению того, что лицо является угрожающим (т. Е. Связанным со страхом), а также преступным, является степень, в которой лицо выглядит доминирующим. Эти отношения рождаются из моделей черт лица, которые показывают, что чем более доминирующим является лицо, тем более угрожающим оно оценивается; и эти впечатления от угрозы тесно связаны с внешностью преступника (Funk et al., 2017).

Чтобы исследовать взаимосвязь между признаками лица и оценкой черт, Остерхоф и Тодоров (2008) выдвинули гипотезу о структуре оценки лица. Они использовали подход, основанный на данных, основанный на анализе основных компонентов 2D-изображений лица, при котором люди оценивали черты лица, а затем определяли, какие черты лица сопоставлены с какими чертами. С помощью этого подхода компьютерного моделирования они могли смоделировать социальное восприятие лиц, привязанное к его структуре, которая повлияла на конкретное суждение, такое как доминирование или надежность.Используя этот подход, они могли изменить структуру новых лиц, чтобы увеличить или уменьшить то, насколько заслуживающими доверия или доминирующими они выглядели. Эти модели были изучены в нескольких исследованиях (Oosterhof & Todorov, 2008; Todorov et al., 2013; Walker & Vetter, 2009), предполагая, что спонтанные выводы о чертах, сделанные на основе внешности лица, происходят от валентности и доминирования. В работе Todorov et al. (2008, 2011, 2013) модели оценки лица, валентность указывает на то, следует ли приближаться к человеку или избегать его, в то время как доминирование указывает на вероятность причинения человеком физического вреда.Черты лица, связанные со счастьем и гневом (то есть валентность), чрезмерно обобщаются, чтобы определить, заслуживает ли человек доверия, и к нему следует приближаться или избегать его. Черты лица, которые кажутся доминирующими (например, выглядят более мужественными или зрелыми), используются для оценки физической силы. С эволюционной точки зрения эти результаты предполагают, что эти сигналы адаптивны для определения, к кому приближаться, а кого избегать. В поддержку этой идеи Тодоров и др. (2013) обнаружили, что оценка угрозы, основанная на внешнем виде лица, отрицательно связана с восприятием надежности и положительно связана с восприятием доминирования.В аналогичном ключе Hehman et al. (2017) исследовали влияние доминирования, надежности и юношеской привлекательности на суждения о лицах, уделяя особое внимание различному вкладу воспринимающего и стимулов. Они обнаружили, что факторы, основанные на чертах характера, представляющие характер (например, доминирование), в большей степени зависят от воспринимающего, чем факторы, основанные на внешности (например, привлекательность). Авторы объяснили, как перекрестно классифицированная регрессия может оценить величину отклонения из-за лиц, оценщиков и ошибок, и что впечатления от черт характера получены из нескольких источников.

Что делает лицо доминирующим, вызывающим доверие и угрожающим, хорошо известно; менее ясно, какие черты или комбинация черт делают лицо стереотипно черным и как эти черты могут соотноситься с другими чертами. Может ли быть так, что черты, которые постоянно оцениваются как доминирующие, соответствуют чертам, которые стереотипно оцениваются как черные и, следовательно, опасные? Настоящее исследование станет следующим шагом в устранении этого пробела в литературе.

Мы планируем оценить, связаны ли определенные черты лица или комбинации черт, стереотипно считающиеся черными, с доминированием и угрозой.Мы предполагаем, что стереотипность, доминирование и угроза черных будут положительно связанными чертами. Чтобы проверить это ожидание, мы сосредоточимся на трех основных целях: (1) изучить, как ширина губ, ширина носа и отражательная способность кожи соответствуют рейтингам доминирования, угрозы и стереотипности; (2) изучить степень, в которой характеристики оценщика могут повлиять на оценку лица; (3) для оценки степени, в которой рейтинги доминирования, угрозы и стереотипности связаны друг с другом после учета влияния черт лица и демографических данных оценщика.

Вместе эти результаты помогут определить, подкреплена ли некоторая предвзятость, обнаруженная в суждениях о более или менее стереотипных черных лицах, суждениями по признакам, которые присущи всем лицам с этими чертами. Кроме того, выборка участников, используемая в этом исследовании, в основном состоит из чернокожих женщин, в то время как большая часть исследований на сегодняшний день, посвященных предвзятости по типу лица, сосредоточена на выборке белых. Оценка суждений о чертах характера в выборке людей, которые являются целью предвзятых суждений, поможет понять не только культурные последствия предвзятости типа лица, но и повсеместную природу таких суждений.Более того, эта работа направлена ​​на то, чтобы исследование восприятия лица выходило за рамки, в первую очередь, выборок белых, поскольку подвижность суждений о лицах может быть основана на контексте и расовой группе, с которой человек идентифицируется (Willadsen-Jensen & Ito, 2008).

«Будете ли вы ценить меня и ценим ли я вас? Эффект фенотипической расы» Кимберли Барсамиан Кан, Мигель М. Унзуэта и др.

Опубликовано в

Журнал экспериментальной социальной психологии

Субъекты

Стереотипы (социальная психология), негры — расовая идентичность, мультикультурализм, социальная идентичность

Абстрактные

В этой статье исследуется, существуют ли внутригрупповые различия фенотипических расовых стереотипов (т.е., степень, в которой индивиды обладают физическими чертами, типичными для их расовой группы) членов внутренней группы служат сигналами для непредвиденных обстоятельств социальной идентичности для чернокожих, оценивающих организации. Предполагается, что чернокожие черпают информацию о том, будет ли цениться их социальная идентичность на основе представленных фенотипических расовых стереотипов членов организации чернокожих. Участники рассматривали организации, которые включали в себя чернокожих с высоким фенотипическим стереотипом (HPS) (например, более темные тона кожи, более широкие черты лица), чернокожих с низким фенотипическим стереотипом (LPS) или только белых сотрудников.Результаты подтвердили, что черные, но не белые оценщики сообщили о большем разнообразии, заработной плате, желании работать и о доверии, связанном с социальной идентичностью, к HPS по сравнению с LPS и белыми организациями. Отношения между фенотипической расовой стереотипностью, обусловленной привлекательностью организации, и восприятием разнообразия опосредованы доверием, связанным с идентичностью. Результаты предполагают рассмотрение разнообразия как на уровне группы, так и внутри группы для достижения более широких преимуществ.

DOI

10.1016 / j.jesp.2015.03.008

Постоянный идентификатор

http://archives.pdx.edu/ds/psu/16498

Сведения о цитировании

Кан, Кимберли Барсамян; Unzueta, Miguel M .; Дэвис, Пол Дж .; Alston, Aurelia T .; и Ли, Дж. Кэтрин, «Будете ли вы ценить меня и ценим ли я вас? Влияние фенотипической расовой стереотипности на организационные оценки» (2015). Публикации и презентации факультета психологии . 13.
http: //archives.pdx.edu / ds / psu / 16498

Расовая стереотипность и социальное неприятие

понимание того, что их друзья из чужой группы не обязательно являются репрезентативными

группы в целом.

В этих результатах было примечательно, что стереотипность чернокожих была маргинальна.

окончательно положительно коррелировала с количеством друзей чернокожих (внутри группы)

в исследовании 1, а в исследовании 2 участники чернокожего населения были немного больше

, склонных принимать запросы о дружбе. из более стереотипных (vs.меньше-

стереотипно) Черные мишени. С другой стороны, в исследовании 3, которое в

охватывало все расовые группы, не было никакой связи между стереотипностью

и внутригрупповым взаимодействием. Одной из возможностей этого дис-

крепирования может быть большее количество стигмы, испытываемого чернокожими

американцами, чем другими расовыми группами, что может увеличить риск чернокожих в отношении неотъемлемого риска, с которым сталкивается член группы (особенно

).

один с более стереотипной внешностью) в увертюре

дружбы.Хотя это, безусловно, правда, что дискриминация на основе стереотипов

исторически имела место как внутри афро-американского сообщества, так и за его пределами (Russell, Wilson, & Hall, 1993), вполне возможно, что

разные нормы применяются к сфере социального взаимодействия,

, в которой один человек обращается к другому с (буквальным) запросом о принятии и включении

. Мы рассматриваем это как интересную область для будущих исследований

.

Одним из неприятных последствий настоящих открытий является роль, которую они могут играть

в сохранении циклов межгруппового избегания и сегрегации. Исследования показывают, что одним из самых сильных предикторов поиска

или позитивного ожидания межрасового социального взаимодействия является то, что

имели такие взаимодействия в прошлом, которые прошли хорошо (Левин, ван

Лаар и Сиданиус, 2003; стр. -Gould, Mendoza-Denton, Alegre, & Siy,

2010; Page-Gould, Mendoza-Denton, & Tropp, 2008; Wout, Murphy,

& Steele, 2010).Тем не менее, в целом люди склонны избегать межрасовых действий, отчасти из-за ложных предположений, что члены внешней группы

не заинтересованы в дружбе с ними (Shelton & Richeson, 2005;

Wilkins, et al., 2010; Williams И Эберхардт, 2008). В сочетании с

настоящими результатами, эти результаты предполагают печальный, вечный цикл, основанный на плюралистическом невежестве, усугубляемом

восприятием стереотипного внешнего вида, — например,

людей из разных расовых групп. для расовой

гомофилии в другом и, таким образом, усиливают такую ​​гомофилию через взаимное пассивное игнорирование

.

Таким образом, представленные здесь результаты демонстрируют, что люди

, физические характеристики которых рассматриваются как более стереотипные для их группы

, особенно уязвимы для исключения из значимых социальных

связей с другими людьми за пределами их группы. В будущих исследованиях

следует включить роль физических стереотипов в возникновении тревоги и враждебности между группами, которые обеспечивают такую ​​плодородную клин

партнера для межличностной сегрегации по расовым признакам.

Ссылки

Allport, G. W. (1954). Природа предрассудков. Кембридж, Массачусетс: Аддисон-Уэсли.

Блэр И. В. (2006). Эффективное использование расовых и афроцентрических черт в перевернутых лицах. So-

cial Cognition, 24 (5), 563–579.

Блэр, И. В., Чапло, К. М., и Джадд, К. М. (2005). Использование афроцентрических характеристик в качестве сигналов

для оценки при наличии диагностической информации. Европейский социальный журнал

Психология, 35 (59–68).

Блэр И. В., Джадд К. М. и Чапло К. М. (2004). Влияние афроцентрических черт лица на приговор по уголовным делам. Психологическая наука, 15 (10), 674–679.

Блэр И. В., Джадд К. М. и Фаллман Дж. Л. (2004). Автоматичность расы и афроцентрические черты лица

в социальных суждениях. Журнал личности и социальной психологии,

87 (6), 763–778.

Блэр, И. В., Джадд, К. М., Сэдлер, М. С., и Дженкинс, К. (2002).Роль афроцентрических признаков

в восприятии человека: Судя по признакам и категориям. Журнал личности и

Социальная психология, 83 (1), 5.

Брукс, К. Р., и Гвинн, О. С. (2010). Нет никакой роли легкости в восприятии Черного и

Белого? Одновременный контраст влияет на воспринимаемый тон кожи, но не на расу.

Восприятие, 39 (8), 1142–1145.

Кларк Р. (2000). Восприятие межэтнического группового расизма предсказывает повышенную активность сосудов ре-

в лабораторных условиях у студенток колледжа.Анналы поведенческой медицины,

22 (3), 214–222.

Дэвис П. Г. (2012). Воспринимаемая стереотипность черных и белых людей.

Неопубликованные данные

ДеУолл, К. Н., и Бушман, Б. Дж. (2011). Социальное принятие и неприятие: сладкое и

горькое. Текущие направления в психологической науке, 20 (4), 256–260.

Диксон, Т. Л., и Мэддокс, К. Б. (2005). Тон кожи, криминальные новости и суждение о социальной реальности —

ments: разжигание стереотипа темного и опасного преступника.Журнал прикладной социальной психологии

, 35 (8), 1555–1570.

Довидио, Дж. Ф. и Гертнер, Л. (1986). Предрассудки, дискриминация и расизм. Нью-Йорк: Ac-

ademic Press.

Эберхард, Дж. Л., Дэвис, П. Г., Парди-Вонз, В. Дж., И Джонсон, С. Л. (2006). Глядя на

смертных: Воспринимаемая стереотипность черных подсудимых предсказывает результаты приговора к смертной казни

. Психологическая наука, 17 (5), 365–453.

Эберхардт, Дж.Л., Гофф П. А., Перди В. Дж. И Дэвис П. Г. (2004). Видение черного: раса, преступление,

и визуальная обработка. Журнал личности и социальной психологии, 87 (6), 876–893.

Фельдман, К. А., и Ньюкомб, Т. М. (1969). Влияние колледжа на студентов. Сан-Франциско

cisco: Джосси-Басс.

Фрайер, Р. Дж. Дж., И Левитт, С. Д. (2004). Причины и последствия отчетливо Black

имен. Ежеквартальный журнал экономики, 119 (3), 767–805.

Джи, Г.К., Спенсер, М.С., Чен, Дж., И Такеучи, Д. (2007). Общенациональное исследование дискриминации и хронических заболеваний среди американцев азиатского происхождения. Американский журнал

Public Health, 97 (7), 1275–1282.

Гофф П. А., Стил К. М. и Дэвис П. Г. (2008). Пространство между нами: угроза стереотипа

и расстояние в межрасовом контексте. Журнал личности и социальной психологии,

94 (1), 91–107.

Хилл, М. Э. (2000). Цветовые различия в социально-экономическом статусе афроамериканцев

мужчин: результаты лонгитюдного исследования.Социальные силы, 78 (4), 1437–1460.

Хьюз, М., & Хертель, Б. Р. (1990). Значение цвета остается: исследование жизненных шансов

, выбора партнера и этнического самосознания среди чернокожих американцев. Социальные

Силы, 68 (4), 1105–1120.

Ито Т. А., Уилладсен-Йенсен Э. К., Кэй Дж. Т. и Парк Б. (2011). Контекстная вариация в

автоматическом предвзятом отношении к расово-неоднозначным лицам. Журнал экспериментальной психологии

, 47 (4), 818–823.

Джадд, К. М., Макклелланд, Д. К., и Смит, Э. Р. (1996). Тестирование лечения с помощью ковариантных взаимодействий между

, когда лечение варьируется в зависимости от субъектов. Психологические методы, 1 (4), 366–378.

Кан, К. Б., и Дэвис, П. Г. (2010). Дифференциально опасно? Фенотипическая предвзятость стереотипности расовой

увеличивает неявную предвзятость среди членов внутри группы и вне группы

членов. Групповые процессы и межгрупповые отношения, 14 (4), 569–580.

Kaiser, C.R., & Wilkins, C.Л. (2010). Групповая идентификация и предубеждения: теоретические и

эмпирические достижения и выводы. Журнал социальных проблем, 66 (3), 461–476.

Кейт В. М. и Херринг К. (1991). Цвет кожи и стратификация в черном сообществе.

Американский журнал социологии, 97 (3), 760–778.

Кенни, Д. А., и Ла Вуа, Л. (1982). Взаимность межличностного аттрактоина: подтвержденная гипотеза

. Social Psychology Quarterly, 45 (1), 54–58.

Левин, С., ван Лаар, К., и Сиданиус, Дж. (2003). Влияние внутригрупповых и чужих друзей-

кораблей на этнические отношения в колледже: лонгитюдное исследование. Групповые процессы и межгрупповые отношения

, 6 (1), 76–92.

Ливингстон Р. У. и Брюэр М. Б. (2002). Что мы на самом деле заправляем? Cue-based ver-

Sus — обработка лицевых стимулов на основе категорий. Журнал личности и социальной психологии

хология, 82 (1), 5–18.

Ма, Д. С., & Коррелл, Дж.(2011). Прототипность цели снижает расовые предубеждения в решении стрелять. Журнал экспериментальной социальной психологии, 47 (2), 391–396.

Мэддокс, К. Б. (2004). Перспективы предвзятости расовой фенотипичности. Личность и социальная сфера

Обзор психологии, 8 (4), 383–401.

Мэддокс, К. Б., и Чейз, С. Г. (2004). Управление значимостью подкатегорий: изучение связи

между оттенком кожи и социальным восприятием чернокожих. Европейский социальный журнал

Психология, 34 (5), 533–546.

Мэддокс, К. Б., и Грей, С. А. (2002). Когнитивные представления чернокожих американцев:

Переосмысление роли тона кожи. Бюллетень личности и социальной психологии, 28 (2),

250–259.

Макферсон М., Смит-Ловин Л. и Кук Дж. М. (2001). Птицы пера: Гомофилия в социальных сетях

. Ежегодный обзор психологии, 27, 415–444.

Мок Т.А. (1998). Американцы азиатского происхождения и стандарты привлекательности: что бросается в глаза

смотрящему? Культурное разнообразие и психология этнических меньшинств, 4 (1),

1–18.

Пейдж-Гулд, Э., Мендоза-Дентон, Р., Алегре, Дж. М., и Сий, Дж. О. (2010). Понимание

влияния межгрупповой дружбы на взаимодействие с членами внешней группы. Журнал

личности и социальной психологии, 98 (5), 775–793.

Пейдж-Гулд, Э., Мендоза-Дентон, Р., и Тропп, Л. Р. (2008). С небольшой помощью моего межгруппового друга

: Снижение тревожности в межгрупповом контексте через межгрупповую дружбу

. Журнал личности и социальной психологии, 95 (5), 1080–1094.

Петерсен, Т., Сапорта, И., и Зайдель, М. -Д. (2000). Предлагаю работу: Меритократия и социальные сети

. Американский журнал социологии, 106 (3), 763–813.

Завод, Э.А. (2004). Ответы на межрасовые взаимодействия с течением времени. Личность и Сообщество —

Бюллетень социальной психологии, 30 (11), 1458–1471.

Плант, Э. А. и Девайн, П. Г. (2003). Антецеденты и последствия межрасовой тревоги —

иеты. Бюллетень личности и социальной психологии, 29 (6), 790–801.

Проповедник, К. Дж., Рукер, Д. Д., и Хейс, А. Ф. (2007). Рассмотрение модерируемого посредничества

гипотез: теория, методы и рецепты. Многомерное поведенческое исследование,

42 (1), 185–227.

Ричсон, Дж. А., и Шелтон, Дж. Н. (2007). Согласование межрасовых взаимодействий: затраты, последовательность

и возможности. Текущие направления в психологической науке, 16 (6),

316–320.

Ронкильо, Дж., Денсон, Т. Ф., Ликель, Б., Лу, З., Нанди, А., и Мэддокс, К. Б. (2007). Эффекты тона кожи ef-

на расовую активность миндалины: исследование с помощью фМРТ. Социальные

Когнитивная и аффективная нейробиология, 2 (1), 39–44.

Рассел К., Уилсон М. и Холл Р. Э. (1993). Цветовой комплекс: политика цвета кожи

среди афроамериканцев. Нью-Йорк: Даблдей.

Sczesny, S., & Kühnen, U. (2004). Мета-познание о биологическом поле и гендере —

стереотипный внешний вид: последствия для оценки лидерской компетенции

.Бюллетень личности и социальной психологии, 30 (1), 13–21.

6МР. Hebl et al. / Journal of Experimental Social Psychology xxx (2012) xxx – xxx

Цитируйте эту статью как: Hebl, MR, et al., Выборочно дружба: расовая стереотипность и социальное неприятие, Journal of Experimental Social Psychology

(2012), doi : 10.1016 / j.jesp.2012.05.019

предубеждений взрослых из-за гендерных стереотипов ребенка и гендерных стереотипов — Университет Маккуори

@article {fb0effa87cbb4dad8c518920ed7a264c,

title = «Научное образование: гендерные стереотипы взрослых и гендерные стереотипы из-за гендерных стереотипов ребенка «,

abstract =» Часто считается, что пол ребенка, в частности девочка, играет причинную роль в ограничении возможностей получения образования в области науки.Однако в нескольких исследованиях экспериментально манипулировали полом ребенка, чтобы изучить этот вопрос. С этой целью текущее исследование манипулировало гендерными и гендерными стереотипами ребенка, чтобы изучить их влияние на восприятие взрослыми {\ textquoteright} способностей ребенка к науке и удовольствия от него, а также на предоставление научного содержания во время учебного модуля. Восемьдесят один студент университета (65 женщин, Маг = 23,60 лет) получил вымышленный профиль 8-летнего ребенка с задачей обучить этого ребенка по Skype.Вымышленный профиль каждого ребенка был экспериментально изменен на предмет пола (мальчик или девочка) и гендерных стереотипов (типичный или неоднозначный). Результаты показали, что участники оценили девочек как менее способных к учебе по физике, чем мальчики, и предоставили меньше научной информации во время учебного модуля, когда они считали, что учат девочку. Считалось, что девушки с гендерными стереотипами наименее увлекаются наукой. Эти результаты уникальны, поскольку они демонстрируют явные недостатки в образовании девочек из-за их пола или стереотипности.Результаты обсуждаются с точки зрения их влияния на гендерное равенство в естественнонаучном образовании. «,

keywords =» гендер, естественнонаучное образование, стереотипы, дети, STEM «,

author =» Кэрол Ньюолл и Карен Гонсалкорале и Эллен Уолкер и Форбс, {ГРАММ. Anne} и Кейт Хайфилд и Наоми Свеллер «,

год =» 2018 «,

месяц = ​​октябрь,

doi =» 10.1016 / j.cedpsych.2018.08.003 «,

language =» English «,

volume = «55»,

pages = «30-41»,

journal = «Contemporary Educational Psychology»,

issn = «0361-476X»,

publisher = «Academic Press Inc.»,

}

Стереотипность в индийском кино — нездоровая тенденция

Я не любитель кино. Однако меня уговорили посмотреть Баджранги Бхайджана в главной роли в фильме «Салман Кхан», и меня удивило отношение режиссера к этой теме. Большинство индийцев считались узколобыми, консервативными и разборчивыми. Однако большинство пакистанцев были показаны как непредубежденные и недискриминационные. Это привело меня к эмпирическому исследованию, является ли это изображение одноразовым проявлением стереотипности или широко распространено в фильмах Болливуда.

Существующие исследования в области влияния фильмов на молодежь показывают, что фильмы значительно влияют на поведение, мысли и эмоции зрителей. Исследователи в контексте Северной Америки и Западной Европы эмпирически установили, что существуют сценарии фильмов и познания, которые увеличивают физиологическое возбуждение и вызывают автоматическую тенденцию имитировать наблюдаемое поведение.

Другими словами, стереотипное представление различных религиозных групп и каст в индийском контексте может повлиять на отношение к этой конкретной группе.Следовательно, может быть интересно сначала изучить наличие стереотипности в сценариях Болливуда и его презентации. Далее, такое исследование может помочь понять влияние стереотипности на отношение к данному конкретному сообществу.

Моя исследовательская группа и я изучили произвольно выбранные 50 фильмов 1960-х, 1970-х, 1980-х и 1990-х, 2000-х и 2010-х годов. Мы разработали список фильмов тех десятилетий и выбрали по два-три фильма на каждое письмо, чтобы окончательно составить список из 50 фильмов за десятилетие.

Мы отметили значительное присутствие в этих фильмах стереотипности в отношении религии и касты: почти в 78% фильмов беспорядочные женщины носили христианское имя; 58% коррумпированных политиков в фильмах носили фамилию индуистских браминов; 62% коррумпированных бизнесменов в фильмах имели фамилию вайшья.

Восемьдесят четыре мусульманина в фильмах были показаны как строго религиозные и честные (даже когда они показаны в фильме как причастные к преступлению), а в 88% фильмов кшатрии по фамилии изображали храбрых людей.Почти 74% фильмов изображали сикхов смешными.

Кроме того, мы рассмотрели 20 фильмов Болливуда, в которых Пакистан был декорацией. В 18 из этих фильмов пакистанцы были показаны приветливыми, вежливыми, непредубежденными и смелыми.

Напротив, правительство Пакистана было продемонстрировано как фундаменталистское, неприветливое и шовинистское. Однако в том же фильме индейцы в основном представлялись ограниченными, неприветливыми и консервативными. Однако индийские правительственные чиновники в большинстве своем были нейтральными, сдержанными, ориентированными на процедуры и нерешительными.Наконец, мы представили 150 школьников описание религии и каст, представленное в фильмах Болливуда. Было обнаружено, что 94% считают стереотипные представления достоверными.

Интересно то, что случаи стереотипности увеличивались с 1970 года. Самые высокие случаи стереотипности были обнаружены в последнее и текущее десятилетие.

Я понимаю, что такое экономическое решение. В Пакистане около 180 миллионов потенциальных зрителей фильмов Болливуда.

Кроме того, несколько миллионов пакистанцев в Западной Азии, Европе и Америке регулярно смотрят фильмы Болливуда. Таким образом, внешний рынок болливудских фильмов становится все более важным. Можно предположить, что многие режиссеры и актеры Болливуда специально обслуживают эту аудиторию.

В отличие от голливудских фильмов, которые долгое время использовались в качестве предвестников американской культуры за рубежом, фильмы Болливуда фактически не представляют индийскую культуру в большинстве ситуаций. Я не уверен, представляет ли Болливуд реальность или пытается ее создать.В любом случае стереотипность — не лучшая идея.

Научные дебаты о том, влияет ли стереотипность на отношение к другим религиям, кастам и т. Д., По существу закончились. Теперь могут быть предприняты дополнительные лонгитюдные и научные исследования для дальнейшего понимания психологических процессов, лежащих в основе стереотипности, что в конечном итоге может привести к более эффективным вмешательствам.

В целом, перед правительством, медиа-домами и кинематографистами по-прежнему стоит задача обеспечить молодежь Индии здоровой медиа-диетой.Однако риски проявления стереотипности в отношении детей и молодежи влияют на их самооценку и, следовательно, на общую самооценку нации.

По крайней мере, я надеюсь, что это исследование зажжет дискуссию о том, нужно ли нам эффективное вмешательство со стороны правительства, медиа-домов и кинематографистов в представление нашей молодежи медиа-диеты.

Что касается Баджранги Бхайджана, я предлагаю режиссеру и продюсеру фильма быть более чувствительными к подобным сфабрикованным изображениям.

Дирадж Шарма — профессор Индийского института менеджмента, Ахмедабад. Высказанные мнения являются личными.

Влияние воспринимаемой стереотипности чернокожих заключенных на принятие карательной политики по борьбе с преступностью

Используйте этот идентификатор для цитирования или ссылки на этот элемент: http://arks.princeton.edu/ark:/88435/dsp01z316q421p

Название: Влияние воспринимаемой стереотипности чернокожих заключенных на принятие карательной антикриминальной политики
Авторы: Ластер, Иордания
Консультанты: Шелтон Дж.Николь
Департамент: Психология
Класс Год: 2017
Резюме: Карательная политика по борьбе с преступностью привела к беспрецедентному росту числа заключенных в Соединенных Штатах и ​​способствовала резкому увеличению количества заключенных ставки, особенно для негров. В этом исследовании я исследую взаимосвязь между воспринимаемой стереотипностью (тем, как стереотипность проявляется) чернокожих заключенных и реформой политики.Я показал фотографии белых и черных заключенных белому и черному участникам и наблюдал за результатами того, как раса влияет на участников, заручившись тем самым их поддержкой карательной политики борьбы с преступностью, в частности закона о трех ударах. Для каждого из трех профилей тюремного заключения в моем эксперименте я манипулировал степенью воспринимаемой стереотипности чернокожих заключенных и количеством отображаемых фотографий чернокожих заключенных: в разных профилях чернокожие участники оценивали закон как значительно более строгие, чем белые участники.Однако не было никаких существенных расхождений внутри или между гонками относительно поддержки закона трех ударов. Следовательно, знакомство с более стереотипными черными профилями тюремного заключения не побуждает людей поддерживать карательную политику по борьбе с преступностью. Ключевые слова: тюремное заключение, реформа политики, тюрьма, раса, стереотипность, закон о трех ударах
URI: http://arks.princeton.edu/ark:/88435/dsp01z316q421p
Тип материала: Старшие диссертации Принстонского университета
Язык: en_US
Встречается в коллекциях: Психология, 1930-2021 гг.

Файлы в этом элементе:

Файл Размер Формат
Laster_Jordan.pdf 282,26 kB Adobe PDF Запросить копию

Элементы в Dataspace защищены авторским правом, все права сохранены, если не указано иное.

.

Написать ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *