Аффектом: Недопустимое название — Викисловарь

Содержание

Что такое аффект, или почему мы не всегда можем остановиться — T&P

«Теории и практики» продолжают объяснять смысл часто употребляемых выражений, которые зачастую используются в разговорной речи в неправильном значении. В этом выпуске — какое качество, по мнению Платона, объединяло всех воинов, как эмоции влияют на нашу память и что должно произойти в душе убийцы, чтобы ему смягчили приговор.

Выражение «состояние аффекта» перешло из уголовной и психиатрической практики в нашу повседневную жизнь. Но чем аффект отличается от обычной эмоции и в каких случаях он превращается в патологию? Чтобы правильно использовать этот термин, вспомним его происхождение и историю его трактовок в психологии и философии.

Эмоция — психофизиологический процесс, отражающий бессознательную личную оценку текущей ситуации. Положительные изменения вызывают у нас радость, неприятности — грусть или раздражение, чужая агрессия — гнев или страх. А аффект — это очень интенсивное эмоциональное состояние, которое длится недолго, но вызывает ярко выраженные соматические проявления — изменение пульса и дыхания, спазм периферических кровеносных сосудов, повышенное потоотделение, нарушение координации движений. Само название «аффект» произошло от латинского слова affectus, означающего «душевное волнение, страсть».

Состоянием аффекта интересовались еще древние греки — например, Платон считал его одним из врожденных душевных начал, включающих также вожделение и разум

В зависимости от типа воздействия, аффекты делят на стенические (от древнегреческого σθένος — сила) и астенические (от ἀσθένεια — бессилие). Стенические аффекты — гнев, восторг — побуждают к активной деятельности, и способствуют мобилизации сил. А астенические аффекты — тоска, ужас, бессилие — расслабляют или парализуют любую активность. Если ситуации, вызывающие аффект, периодически повторяются, напряжение постепенно накапливается, что может впоследствии привести к бурному «взрыву». Это состояние называется кумулятивным аффектом (не путать с кумулятивным эффектом, который тоже связан с процессом накопления, но касается не только эмоций).

Но состояния аффекта у человека, который со злости дал кулаком по столу, и человека, который убил кого-то в порыве ярости, а теперь не помнит, как это случилось, сильно различаются. Первый вариант — это так называемый физиологический аффект, который естественен для homo sapiens и не сопровождается потерей самоконтроля. Обычно мы бьем по столу, потому что понимаем, что это поможет нам выпустить пар — но при определенных условиях могли бы от этого воздержаться. Гораздо опаснее патологический аффект, вызванный нарушением нормального функционирования психики — это кратковременное (до 30-40 минут) психотическое состояние, во время которого сознание помрачается, человек начинает вести себя на «автопилоте» и уже не может остановиться. Это состояние прекращается так же внезапно, как и началось, а после субъект чувствует резкое истощение, впадает в прострацию и часто не помнит, что с ним происходило в период «выпадения из реальности». Все, что было сделано в состоянии аффекта, пациент после часто воспринимает как совершенное кем-то другим. Хорошая киноиллюстрация патологического аффекта — Халк: зеленый монстр возникает при определенной степени психологического напряжения у героя, которую можно отследить по физическим показателям.

С юридической точки зрения, доказанный патологический аффект — это смягчающее обстоятельство: согласно УК РФ, максимальное наказание за убийство человека, совершенное в таком состоянии, не превышает трех лет тюремного заключения. А вот физиологический аффект вряд ли разжалобит судью — его принимают в расчет только в «кумулятивном» случае, когда человек долго терпел противозаконное или аморальное поведение потерпевшего и наконец вышел из себя.

Состоянием аффекта интересовались еще древние греки — например, Платон считал его одним из врожденных душевных начал, включающих также вожделение и разум. Трем частям человеческой души соответствуют три сословия в идеальном государстве: если у человека в характере доминировала склонность к аффектам, ему следовало посвятить себя воинскому делу, доминанта разума формировала сословие правителей-философов, а вожделения — сословие крестьян, ремесленников и торговцев. Так или иначе, аффект считался низшим в сравнении с разумом началом, затуманивающим сознание и потому опасным. Предполагалось, что со страстями стоит бороться с помощью силы воли и аргументов рассудка. Христианская концепция работы над собой также предполагала контроль над эмоциями.

Сдвиг в восприятии этого состояния произошел, когда Декарт, а затем Спиноза заговорили о том, какую роль во время сильных эмоций играет взаимосвязь души и тела. Декарт в своих «Страстях души» высказал мысль, что интенсивные эмоциональные состояния отражают как психические, так и физиологические процессы, а Спиноза пошел еще дальше, сделав вывод, что повлиять на интенсивные эмоции с помощью чистого разума невозможно — аффект может быть уничтожен только более сильным аффектом. «Истинное познание добра и зла, поскольку оно истинно, не может препятствовать никакому аффекту; оно способно к этому лишь постольку, поскольку оно рассматривается как аффект» — считал философ. Правда, у Спинозы термин «аффект» имеет более широкое значение и объединяет любые изменения в теле (включая разум), возникшие в результате взаимодействия с окружающим миром.

В конце XIX — начале ХХ века концепция аффекта подверглась еще более серьезной переоценке. Ученые французской социологической школы Эмиль Дюркгейм и Марсель Мосс выяснили, что влияние общества на восприятие индивидуума напрямую зависит от силы аффектации. А французский антрополог Люсьен Леви-Брюль выяснил, что вызывание аффекта имело большое значение в древних ритуалах, вроде инициации и жертвоприношения. Он считал, что первобытное мышление сильно отличалось от современного нам логического мышления тем, что эмоции играли в нем гораздо большую роль.

Аффектами интересовался и Фрейд — он сделал вывод, что подавленные аффекты вызывают психические заболевания: они остаются в подсознании человека и продолжают смутно его тревожить. Иногда они выражаются в физических симптомах — параличах, болях и других непроизвольных ощущениях.

Как говорить


Неправильно «Ряд согласованных мер даст нам хороший кумулятивный аффект ». Правильно — «кумулятивный эффект».

Правильно «Ты не сможешь принять правильное решение, находясь в состоянии аффекта. Сядь, успокойся и все обдумай».

Правильно «Иногда аффекты повышают продуктивность — вчера Саша на радостях переделал кучу дел».

Аффект — Гуманитарный портал

Аффект — это философско-психологическое понятие, принятое для обозначения [относительно] кратковременного и активно протекающего психического состояния (см. Психика), вызванного сильным эмоциональным переживанием (тревоги, страха, гнева, ужаса, отчаяния и других), которое обычно сопровождается резкой экспрессией. Аффект может нарушать нормальное течение высших психических процессов — восприятия и мышления, вызывать сужение, а иногда и помрачение сознания. При определённых условиях отрицательные аффекты фиксируются в памяти в виде так называемых аффективных комплексов. Эти следы пережитых аффективных состояний способны актуализироваться под влиянием раздражителей, ассоциативно связанных с той обстановкой, которая вызвала аффект. Другая важная особенность аффекта состоит в том, что по мере повторения отрицательных аффектов, вызванных одними и теми же или сходными факторами, их проявление может усиливаться (явление «аккумуляции» аффекта), создавая иногда картину патологического поведения.

В европейской философской традиции начало изучения аффектов обычно связывается с именами древнегреческих философов. У Платона, например, аффекты (пыл) являются одним из врождённых начал души, располагающимися между вожделением и рассудительностью. Доминирование в душе пыла определяет принадлежность человека к классу воинов. Сформулированная Платоном позиция закрепилась в философии Средних веков и Нового времени, где аффект обычно толковался как низшее по сравнению с умом начало, препятствующее формированию ясных и отчётливых понятий об объекте познания. Существенная модернизация представлений об аффектах произошла в конце XIX — начале XX века в связи с эмпирическими исследованиями этого феномена и развитием французской социологической школы. Э. Дюркгейм и М. Мосс установили, что степень воздействия коллективных представлений на деятельность и сознание индивида зависит от силы и интенсивности аффектаций. Проведённые несколько позже Л. Леви-Брюлем исследования в области первобытного мышления показали, что для безусловного господства общезначимых норм и стереотипов, подчинения воли индивида коллективу в различных ритуалах (инициации, жертвоприношения и прочих) программировались действия, сначала вызывающие аффектацию, а затем, при повторении ритуала, её закрепляющие.

Исследования в области религиозной психологии и клинические испытания показали, что различные техники достижения изменённых состояний сознания (в частности, мистических) также обычно сопряжены с аффектацией. Нейтрализуя комплекс логических структур и препятствуя целенаправленной рассудочной деятельности, аффектация способствует преодолению порога сознания, выходу из мира осознанных представлений в сферу бессознательного, из области мыслеформ к имманентным структурам личности.

Аффект (психология) — это… Что такое Аффект (психология)?

У этого термина существуют и другие значения, см. Аффект.

Аффе́кт (лат. affectus — страсть, душевное волнение) — эмоциональный процесс, характеризующийся кратковременностью и высокой интенсивностью, сопровождающийся резко выраженными двигательными проявлениями и изменениями в работе внутренних органов. Аффекты отличают от эмоций, чувств и настроений.[1]

Смысл понятия

Аффект, как и любой другой эмоциональный процесс, представляет собой психофизиологический процесс внутренней регуляции деятельности, и отражает бессознательную субъективную оценку текущей ситуации. Его уникальными характеристиками являются кратковременность и высокая интенсивность, в сочетании с выраженными проявлениями в поведении и работе внутренних органов. У животных возникновение аффектов связано с факторами, непосредственно затрагивающими поддержание физического существования, связанными с биологическими потребностями и инстинктами. Содержание и характер аффектов человека претерпевает значительное изменение под влиянием общества, и они могут возникать также в складывающихся социальных отношениях, например, в результате социальных оценок и санкций. Аффект всегда возникает в ответ на уже сложившуюся ситуацию,[1] мобилизуя организм и организуя поведение так, чтобы обеспечить быструю реакцию на неё.

Границы понятия

Специалисты проводят различие между понятием «аффект» и понятиями «чувство», «эмоция», «настроение» и «переживание».

От чувств, настроений и эмоций аффекты отличаются прежде всего интенсивностью и кратковременностью, а также тем, что всегда возникают в ответ на уже возникшую ситуацию.[1]

Под переживаниями понимают только субъективно-психическую сторону эмоциональных процессов, не включающую физиологические составляющие.

Характеристики

Интенсивность (сила)

Аффекты могут различаться друг от друга по силе, начиная от наиболее слабых и контролируемых сознательно, заканчивая патологическими, полностью исключающими возможность сознательного контроля.

Валентность

Как и все эмоциональные процессы, аффекты отражают субъективную оценку, значимость чего-либо. Как оценка бывает положительной или отрицательной, так и аффекты бывают положительными или отрицательными. В виду своей биологической функции (быстрая организация поведения субъекта), аффекты не бывают амбивалентными.

Стеничность

В зависимости от влияния на активность, аффекты подразделяются на стенические (от др.-греч. σθένος — сила) и астенические (от др.-греч. ἀσθένεια — бессилие). Стенические аффекты побуждают к активной деятельности, мобилизуют силы человека (гнев, восторг и другие). Астенические аффекты расслабляют или парализуют силы (бессилие, ужас и другие).

Физиологические и патологические

Основная статья: Патологический аффект

Различают (особенно в судебной психиатрии) физиологический и патологический аффект. Первый, в отличие от второго, не сопровождается потерей самоконтроля, и не является основанием для признания лица невменяемым. Второй является нарушением нормального функционирования психики и может свидетельствовать о необходимости медицинского вмешательства. Исторически определение «физиологический» было введено, чтобы подчеркнуть отличие простого, нормального аффекта от патологического, показать, что его физиологическую основу составляют естественные для здорового человека нейродинамические процессы, однако причины наблюдающихся при аффекте физиологических явлений имеют психологическую природу. В современной психологической литературе понятие «аффект» употребляется вообще без дополнительных определений.

Содержание

Аффекты даже одной валентности могут различаться по содержанию. Например: гнев, восторг, испуг и другие.

Физиология аффекта

Начало течения аффекта сопровождается изменениями со стороны вегетативных реакций (изменение пульса и дыхания, спазм периферических кровеносных сосудов, выступание пота и другие), резко выраженными изменениями в произвольно-двигательной сфере (торможение, возбуждение или перевозбуждение, нарушение координации движений). На этом эффекте основан принцип работы детектора лжи, регистрирующего множество физиологических показателей организма.

Сильный аффект обычно нарушает нормальное течение высших психических процессов — восприятия и мышления, иногда вызывает сужение сознания или его помрачение.

Аффективный комплекс и куммулятивный аффект

Переживаемые состояния аффекта оставляют сильные устойчивые «аффективные следы» в долговременной памяти, определяющие избирательность последующего поведения по отношению к ситуациям и их элементам которые прежде вызывали аффект. Комплексы таких следов («аффективные комплексы») оказывают существенное влияние на развитие и функционирование психики, личности и поведение человека — даже относительно далекие по смыслу слова-раздражители вызывают по ассоциации элементы аффективных комплексов.

Повторение ситуаций, вызывающих то или иное отрицательное аффективное состояние, ведет к аккумуляции аффекта, которая может разрядиться в бурном, неуправляемом аффективном поведении («аффективный взрыв», «куммулятивный аффект»). В связи с этим свойством аффектов были предложены в воспитательных и терапевтических целях различные методы «канализации» аффекта.[1]

Примечания

Литература

  1. Балабанова Л. М.. Судебная патопсихология (вопросы определения нормы и отклонений). — Донецк: Сталкер, 1998. — 432 с. — 20 000 экз. — ISBN 966-596-104-7
  2. Ребер, Артур С. Большой толковый психологический словарь = The Penguin Dictionary of Psychology: Second Edition. — 2-е издание. — Москва: Вече, АСТ, 2001. — Т. 1 (из 2х). — 592 с. — 8000 экз. — ISBN 5-17-009151-6, ISBN 5-17-009148-6, ISBN 5-17-008900-7, ISBN 5-7838-0606-4, ISBN 5-7838-0605-6
  3. Макаренко, Антон Семёнович. Педагогическая поэма. — Москва: Издательство Академии педагогических наук РСФСР, 1957. — Т. 1 (из 7). — С. 61, 63, 64, 65.
  4. Понятийно-терминологический словарь логопеда / Под редакцией В. И. Селиверстова. — Москва: Гуманитарный издательский центр ВЛАДОС, 1997. — С. 59-60. — 400 с. — 25 000 экз. — ISBN 5-691-00044-6
  5. Психологический словарь / Под редакцией В. В. Давыдова, А. В. Запорожца, Б. Ф. Ломова и других. — Москва: Педагогика, 1983. — С. 29-20. — 448 с. — 75 000 экз.
  6. Энциклопедический словарь медицинских терминов. В 3-х томах / Главный редактор Б. В. Петровский. — Москва: Советская энциклопедия, 1982. — Т. 1. — С. 109. — 1424 с. — 100 000 экз.
  7. Аффект // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: В 86 томах (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

история, становление, биополитика • И. И. КОБЫЛИН (IGOR KOBYLIN) • РОИИ

Кобылин И. И. “Автономия аффекта”: история, становление, биополитика // Диалог со временем. 2017. Вып. 58. С. 25-38.

Ключевые слова: аффект, аффективный поворот, эмоции, интенсивность, становление, биополитика

В статье рассматриваются ключевые положения «аффективного поворота» в современной теории. На примере работ Брайана Массуми демонстрируются новые подходы к концептуализации аффективного: радикальное отделение аффекта от чувственно-эмоциональной сферы, акцент на его вегетативно-телесном, доиндивидуальном или до-субъективном характере, наконец, понимание аффективного движения как потока чистой интенсивности, располагающегося по ту сторону процесса означивания. Такое понимание аффекта может стать средством переосмысления устоявшихся практик историописания и на уровне новых предметных областей, и на уровне самой аксиоматики исторических исследований.

This article is devoted to the key points of the so-called «affective turn» in contemporary theory. By the example of works by Brian Massumi the author demonstrates new approaches to conceptualizing affective zone: the radical separation of affect from feelings and emotions, the emphasis being made on its autonomic bodily, pre-individual or presubjective nature, and finally the affective movement understood as a flow of asignifying, unqualified pure intensity. Such affect understanding can be a means of rethinking the established practices of history, both at the level of new subject areas, and at the level of the historical research axioms.

В обзорной, но от этого не менее интересной и провокативной статье «Без большой теории?» Михаил Ямпольский определил историю в качестве одной из самых теоретически «отсталых» дисциплин в сфере гуманитарных наук: «История обновляется главным образом за счет смены точки зрения (приблизиться к быту человека, подняться над ним на высоту птичьего полета) и материала (история экономики, женщин, детей, понятий, суеверий, запахов, досуга и т.д.), но мало испытывает на себе влияние больших парадигмальных сдвигов (получившее распространение в последнее время теоретизирование вокруг темы коллективной памяти – показатель, до какой степени теоретические инновации в этой области робки)»1. Под новыми «парадигмальными сдвигами» – теми, к которым история и историография нечувствительны именно сегодня – Ямпольский понимает широкий круг разнообразных теоретических разработок, объединенный общим недоверием к телеологии, принципу иерархии и к самой идее репрезентации – идее, являвшейся ключевой для культуры европейского модерна.

Так, например, политолог, профессор Колумбийского университета, автор заслуженно знаменитой книги «Углеродная демократия» Тимоти Митчелл в ранних своих работах убедительно показал, что мир западной «современности» (modernity) организован вокруг различия между «сырой» реальностью и ее репрезентацией2. Содержание и форма, объективный и субъективный миры, оригинал и копия, означаемое и означающее, структура и деятельность – вот далеко не полный список бинарных оппозиций «модерной» метафизики. Мир существует только для того, чтобы быть символически удвоенным в субъективно-психи-ческом представлении, тексте, изображении, диаграмме, графике и т.д. Но репрезентация работает не только в «дисциплинарной педагогике», производящей субъекта и не только в науке и искусстве, поставляющих этому субъекту понятия и образы, которые он должен научиться отличать от материальных вещей3. Она укоренена в самой экономике капитализма. Здесь Митчелл обращается к классическому марксистскому анализу товарной формы и его деконструктивистским интерпретациям: «Никакой предмет не может превратиться в товар, в стоимость, просто представляя сам себя. Чтобы обрести товарную форму, он должен репрезентировать еще и нечто другое. <…> Как отмечает Деррида, если товар – это всегда отношение между “вещью” и обещаемой ее стоимостью, то существование вещи в качестве вещи изначально поставлено под вопрос. В потребительную стоимость всегда уже вписана возможность обмена, возможность подстановки одного вместо другого»4. В работе «Колонизация Египта» Митчелл, анализируя социокультурные формы европейского империализма XIX в., использует метафору «мира-как-выставки» (“world-as-exhibition”), которая, с одной стороны, отсылает к знаменитой хайдеггеровской «картине мира», с другой – к всемирным промышленным выставкам, которые, начиная с лондонской “The Great Exhibition of the Works of Industry of All Nations” (1851), регулярно проводились в Европе. Эти грандиозные витрины прогресса становятся в описании Митчелла сценой, на которой – в духе mise en abîme – разыгрывается буржуазный спектакль тотальной коммодификации5.

Разбирая модерную «картину мира», Митчелл подчеркивает, что действительность и ее репрезентация онтологически неравноценны. Дуальная структура предполагает иерархию: любой образ – лишь слабое, онтологически ущербное подобие того, что он пытается заместить. Но будучи «всего лишь» неполноценной копией, он апофатически утверждает бытийную мощь представляемой реальности, во всей ее материальной плотности и нередуцируемом присутствии. Согласно Митчеллу, постмодернизм, при всех поверхностных отличиях от предшествующего периода, следует той же логике. Это по-прежнему философия «доступа», пусть этот «доступ» и объявляется окончательно закрытым. То, что реальность оказалась полностью окутана постоянно дифференцирующейся знаковой поверхностью, не вывело из метафизической игры чистое различие между ними.

Этой «репрезентационистской» парадигме, в том или ином виде существующей по сей день, и противостоит новая теоретическая конфигурация, описываемая Ямпольским. Здесь на смену ригидным иерархическим построениям приходят распределенные сети и «плоские онтологии», когнитивно-символические модели уступают место коннективистским, процессы означивания – процессам выражения или экспрессивности. Жесткое деление на природный и социальный миры (и, соответственно, на естественные и гуманитарные науки) исчезает, и пространство заполняется гибридами, смесями, странными сборками и ассамбляжами. Идея репрезентации если и не уходит вовсе, то, во всяком случае, существенно трансформируется – речь уже идет не об «атомизированной репрезентации», а о «дистрибутивной»6.

Особую роль в «новой теории» играют эмоции и аффекты, именно в силу их нерепрезентативности7. Как подчеркивает Ямпольский: «Еще несколько лет назад сама проблематика эмоций, страстей казалась совершенно архаической»8. Сегодня же «аффективный бум» разразился и в нейронауках, и в гуманитарных исследованиях, и в попытках совместить те и другие. И если посмотреть на исторические исследования последнего времени, то высказанный Ямпольским в 2011 г. упрек в адрес исторической науки можно счесть уже неактуальным. Действительно, количество книг, конференций, учебных курсов, посвященных «истории эмоций» стремительно растет9. Однако более внимательный взгляд на «эмоциональный-аффективный» библиографический поток позволяет согласиться с тем, что диагноз до сих пор справедлив: в большинстве работ, связанных с новым историографическим направлением, эмоции – а вернее их репрезентации в культурных текстах прошлого – и в самом деле не более чем одна из областей исследования, фактически не затрагивающая сложившуюся научную аксиоматику10.

Вместе с тем, новая концептуализация аффекта, осуществляемая в различных направлениях актуальной философской мысли могла бы оказать существенное влияние на стратегическое и тактическое переосмысление «смысла и назначения» современного историописания. Разумеется, предлагаемая статья ни в коей мере не претендует на сколько-нибудь полное отображение открывающихся перспектив и, соответственно, исследовательских задач. Речь пойдет лишь о самых общих ориентациях и возможностях.

Как известно понятие аффекта является чрезвычайно значимым в «унивокальной» онтологии Жиля Делеза11 и разрабатывается сегодня в разнообразных версиях постделезианства. Пожалуй, наиболее интересная и влиятельная среди них – концепция Брайана Массуми, сделавшего область аффективного центром своего философского проекта.

Уже в «Заметках» к собственному переводу книги Делеза и Гваттари «Тысяча плато» Массуми специально останавливается на понятиях «аффект/аффектация» (“affect/affection”), столь часто используемых французскими теоретиками. Поясняя контексты и способы употребления этих концептов в шизоанализе, Массуми подчеркивает, что речь ни в коем случае не идет о «персональных чувствах». Аффект необходимо мыслить как «до-личностную» интенсивность, как процесс прохождения телом различных состояний, в которых его (тела) способность действовать либо увеличивается, либо уменьшается. «L’affection (affectio у Спинозы) есть каждое такое состояние, понимаемое в качестве столкновения между аффектированным и аффектирующим телами (где “тело” берется в наиболее широком смысле из возможных – включая “ментальные” и идеальные тела)»12.

Даже из этого небольшого текста, носящего в целом комментаторский характер, становится ясно, что, следуя связке Спиноза/Делез, автор порывает с традиционными психологическими интерпретациями, в которых аффект понимался как усиленная до крайней степени эмоция – неконтролируемая субъектом, но переживаемая лишь очень непродолжительное время. В прочтении Массуми аффективное состояние оказывается радикально отделено и от эмоций, и от чувств13.

Критик, культуролог и специалист по коммуникациям Эрик Шоуз, работающий в схожем с Массуми ключе, предложил сжатый анализ различий внутри триады чувство-эмоция-аффект. С его точки зрения первое всегда личностно и биографично. Чувство, испытываемое в настоящем, соотносится с предыдущим опытом отрефлексированных ощущений, интерпретируется и лингвистически маркируется. «Младенцы не испытывают чувств, поскольку они лишены одновременно и языка, и биографии»14. Эмоции представляют собой внешнюю проекцию чувств, своего рода публичную репрезентацию внутренней чувственной сферы. Если чувства не могут быть квалифицированы как истинные или ложные, то их направленное вовне выражение, связанное с определенными социальными ожиданиями, вполне поддается такой квалификации. Шоуз ссылается здесь на эксперимент Пола Экмана, показывавшего фильм о лицевой хирургии американцам и японцам. Когда люди смотрели фильм поодиночке, то эмоциональные реакции у всех были одинаковыми в независимости от национально-культурной принадлежности. Когда же фильм демонстрировали отдельно группе американцев и отдельно группе японцев, то эмоциональные отклики этих групп существенно различались. Видимо коды локальной традиции, предписывающие определенный эмоциональный режим, в кругу и под наблюдением «своих» оказались значительно сильнее универсального внутреннего чувства15. Важно, что, согласно Шоузу, младенцы также способны на эмоциональную репрезентацию, но выражаются здесь не чувства, а именно аффект. Что же касается последнего, то Шоуз во многом повторяет определения Массуми, трактуя аффект как «абстракцию» и «момент неоформленного и неструктурированного потенциального»16. Все эти не слишком привычные характеристики зоны аффективного нуждаются в более детальном рассмотрении.

Развернутый анализ аффекта как вне-сознательного опыта интенсивности Массуми дает в работе “Parables for the Virtual: Movement, Affect, Sensation” (2002). Действительно, каждая глава начинается с короткой истории (parable), на примере которой проясняются сложные теоретические ходы. Первая такая история принципиально важна для всего дальнейшего изложения, поэтому имеет смысл остановиться на ней более или менее подробно.

«Человек лепит снеговика у себя в саду, расположенном на крыше дома. Снеговик начинает таять под лучами полуденного солнца. Человек наблюдает. Спустя какое-то время он уносит снеговика на прохладную вершину горы, где снеговик перестает таять. Человек прощается с ним и уходит. Только образы, никаких слов, все очень просто»17. Так Массуми описывает содержание короткого фильма, демонстрировавшегося на немецком телевидении для заполнения пауз между программами и ставшего в итоге ключевым элементом научного эксперимента. Эксперимент состоял в следующем. Группе девятилетних детей показали три версии фильма – немую, нейтрально озвученную (фактическую) и эмоционально озвученную – и попросили оценить эти версии по различным шкалам: по шкале удовольствие/неудовольствие, по шкале запоминаемости и, наконец, по шкале веселая/печальная.

В результате выяснилось, что изначальная «бессловесная» версия вызвала наибольшее удовольствие, но она же стала для детей и самой печальной. Этому странному «мазохистскому» сближению удовольствия и печали экспериментаторы попытались дать объяснение в терминах «преждевременного анти-фрейдовского протеста»18: немой вариант вызвал возбуждение, и дети просто приравняли возбуждение к удовольствию. Но как несколько иронически замечает Массуми: «Это было эмпирическое исследование. Дети подключались к приборам и их физиологические реакции тщательно фиксировались»19. Приборы же выявили физиологическую расколотость испытуемых: все признаки возбуждения (учащенное сердцебиение, сбивчивое дыхание и т.д.) наличествовали во время просмотра нейтрально-фактического варианта. При этом отсутствовали реакции кожного покрова. Зато кожа активно реагировала на «безмолвную» копию фильма, а это верный признак вегетативного, т.е. собственно аффективного отклика.

Согласно Массуми, эта расколотость имеет диагностическую ценность для понимания аффекта. Пространство аффективного как раз и определяется разрывом между содержанием как «социолингвистической определенностью» или «качеством образа» и эффектом (силой и продолжительностью воздействия этого образа или иначе – его интенсивностью). Вернее, не чистым разрывом, поскольку связь здесь, безусловно, существует, а скорее неожиданным, предельно асигнификативным и алогичным характером этой связи. На уровне интенсивности происходит странное перекрещивание семантических линий, подвешивающее логический закон исключенного третьего. Именно поэтому печаль и удовольствие наложились друг на друга во время «немого сеанса». Логико-семантические границы и различения уступают тут место запутанным соединениям того, что, как правило, существует по отдельности. Если же интенсивность все же означивается, то только через парадокс: «Отделение означивания от интенсивности конституирует другой порядок связи, работающий параллельно. Отмеченный ранее зазор выявляется не только между содержанием и эффектом, но и между формой содержания (сигнификацией как конвенциональной системой различий) и интенсивностью. Разрыв между формой/содержа-нием и эффектом/интенсивностью не является чисто негативным: он дает возможность другому типу связанности, другому различию – параллельному»20. Как показывает Массуми, оба уровня – и «качественный», и «интенсивный» – получают непосредственное телесное воплощение. Однако эти воплощения по-разному распределяются. Область телесного, «ответственная» за работу интенсивности – это, прежде всего, кожная поверхность, являющаяся по выражению Массуми, своеобразным «интерфейсом» человеческого тела. «Качественный» уровень (форма/содержание) также затрагивает некоторые вегетативные функции (в первую очередь дыхание и сердцебиение), но эти функции так или иначе связаны с сознательным опытом и нарративом. Дыхание и сердцебиение могут учащаться в связи с определенными ожиданиями и предвосхищениями, а значит – с линейными формами темпоральности и нарративного развертывания. Массуми даже пишет о некоем потоке, циркулирующем между «вегетативными глубинами» и сознанием, своего рода петле, соединяющей висцеральное и психическое. Аффект же, будучи рассеян по телесной поверхности за пределами функциональной петли «сердце/голова», оказывается вообще крайне слабо «смонтированным» с адаптационными механизмами и жизненно-важными отправлениями организма. Он никогда не был и никогда не будет хоть в малейшей степени «сознательным» (“never-to-be-conscious”).

Однако язык все же взаимодействует с интенсивностью/аффектом, но это взаимодействие не семиотическое, а «силовое». Языковые выражения могут либо ослаблять, заглушать аффективную вибрацию («интерференция»), либо, напротив, усиливать ее («резонанс»). Если вернуться к примеру с фильмом про снеговика, то «фактическая» версия будет вступать с аффектом в отношения интерференции, а «эмоциональная» – в отношения резонанса. Действительно, объективно-нейтральный рассказ о происходящем на экране предполагает наличие повествовательной непрерывности, ориентированной от прошлого через настоящее к будущему. А значит – зрители вводятся в ситуацию ожидания, которая, как отмечалось выше, всегда связана с кругом «сердце/голова». Именно поэтому «фактический» вариант провоцировал у детей признаки «сердечно-дыхательного» возбуждения и подавлял аффективные возмущения кожного интерфейса. Копия же фильма с «эмоциональной» озвучкой обладала тем, что Массуми назвал чувственной «пунктуацией», включающей разного рода паузы и остановки21. Эти внезапные цезуры и резонировали с током интенсивности, поскольку и сама интенсивность – это неопределенное «подвешивание», «дыра во времени», хронологическая воронка, информационный и темпоральный «шум». Аффект в описании Массуми все более напоминает воплощенный парадокс: он и не пассивен, поскольку постоянно исполнен вибрирующего движения, но он и не активен – это движение никак не направлено и лишено «практических целей» в мире объектов.

Подводя итог своим первичным и базовым концептуализациям, Массуми пишет: «…Всегда существуют два языка и два измерения любого выражения: одно – сверх-линейное, другое – линейное. Каждое событие располагается сразу на обоих уровнях и между уровнями, в той мере, в какой эти уровни резонируют друг с другом, образуя более масштабную систему, состоящую из взаимодействующих подсистем с абсолютно различными принципами. Для большей ясности можно было бы дать другие имена этим двум половинкам события. В этом случае приостановку (suspense) можно было бы одновременно отличить от и связать с ожиданием (expectation) как сверх-линейное измерение с линейным измерением одного и того же образа-события, который вместе с тем можно понимать и как выражение-событие»22.

Какое отношение эти философские интерпретации психофизиологических экспериментов могут иметь к проблемам историописания? Можно выделить, по меньшей мере, три взаимосвязанных ответа на этот вопрос. Во-первых, это отношение выстраивается через понятие становления. Как пишут Делез и Гваттари в «Тысяче плато»: «Аффекты – это становления»23. Чтобы проанализировать блок аффект/становле-ние-история, нужно, по необходимости кратко, напомнить онтологические последствия той «бергсонианской революции», которую Массуми стратегически противопоставляет репрезентативистским моделям. Прежде всего, оппозиция интенсивное/экстенсивное здесь намного важнее более привычной оппозиции реальное/символическое24. Различие между интенсивным и экстенсивным – это, в конечном итоге, различие между движением и остановкой, причем онтологический приоритет отдается движению. Речь, конечно, не идет о том, что движение объектов более значимо, чем их статичное положение. Скорее, тут постулируется мысль, что сами «твердые» объекты (и делимое экстенсивное пространство их позициональности) являются производными от остановки. Сигнификацию и кодирование можно толковать и в качестве своеобразных «стоп-операций». Все репрезентации (включая «исторические»), модели, образы и «картины мира» – это «стоп-кадры» аффективного потока становления/интенсивности.

Однако быть революционером-бергсонианцем не означает просто предпочесть одну бинарную оппозицию (реальность vs. репрезентация) другой (интенсивность-становление vs. экстенсивность-остановка). Это означает выйти из порочного круга бинаризма вообще и начать размышлять в терминах эмерджентности. «“Переходить в” и “возникать” – это не бинаризмы, а динамические единства. <…> Они строго процессуальны (и лишь на втором шаге эти единства являются означивающими и кодирующими). Их можно ухватить посредством только такой логики, которая была бы достаточно абстрактной, чтобы поймать само-дизъюнктивное совпадение непосредственности вещи с ее же собственной вариацией: проследить как понятия динамического единства и неопосредованной гетерогенности взаимно предполагают друг друга. Концепт “поля” – если упомянуть здесь только его – полезный логический инструмент для выражения неразрывности самоопределения и гетерогенности одновременно»25. Иными словами, «остановки» являются такими же реальными событиями в мире, как и то, что они прерывают. Будучи эмерджентным феноменом, возникая из движения как его собственный стоп-кадр, «ставшее» ретроактивно влияет на условия собственного появления. Получившийся сложный комплекс, где линейное сцеплено с нелинейным, определенное с неопределенным, порядок с хаосом, подвешивает и другие различения, характеризующие наш способ мышления – материя и форма, природа и культура, биологическое и социальное26. Здесь, настаивает Массуми, имеет смысл говорить не столько о чистой онтологии, сколько об онтогенезисе. Это относится и к паре история-становление: тут также необходимы онтогенетические термины. История как уровень «ставшего» (т.е. нормативный уровень возможных27 взаимодействий вполне определенных агентов, будь то индивиды или группы, и репрезентации этих взаимодействий) находится со становлением в отношениях онтогенетического «различающейся неразрывности». Она рождается из интенсивности, но затем обратным ходом переопределяет обстоятельства рождения: «Возникновение возникает. Изменение изменяется. Если история обладает становлением как тем, от чего она и неотделима и отлична, то и становление в свою очередь имеет собственную историю»28.

Вторым моментом, связывающим философию аффекта с теоретическими задачами историописания, является делезианская концепция «сборок» или «ассамбляжей». В начале книги «Ницше и философия» Делез отмечает: «Феномен – не видимость (apparence) и даже не явление (apparition), он – знак, симптом, обретающий смысл в актуально присутствующей силе»29. Поясняя это высказывание в своем «Путеводителе», Массуми приводит пример с деревом и плотником. Плотник, обрабатывая подходящие заготовки для будущего стола, взаимодействует с текстурой дерева – он «читает и интерпретирует» ее. Деревянная деталь оказывается носительницей знаков как определенных качеств – цвета, прочности, фактуры и так далее. Эти качества «содержат в свернутом виде потенциальность – способность подвергаться воздействию (to be affected), подчиняться некоей силе (рубанку, а позже – давлению солонок и грубых локтей) и способность оказывать воздействие (to affect), проявлять собственную силу…»30.

Речь вроде бы идет о знаках, их чтении и дешифровке, но эта чувственная «семиотика» телесного контакта предельно далека от лингвистического империализма теорий затрудненного доступа. В итоге, мы оказываемся в не слишком комфортном для нашего «гилеморфического» и иерархического мышления мире силовых взаимодействий и аффективных сборок или альянсов – дерево-плотник, человек-животное, воин-оружие, всадник-лошадь-седло и т. д. Эти сборки – «противоестественные» союзы гетерогенного в их сложных отношениях с машинным филумом, с одной стороны, и стратами, с другой31, – вновь поднимают вопрос о действующих субъектах истории и заставляют пересмотреть базовые теоретические допущения, касающиеся исторической агентности. Примером такого пересмотра могут послужить работы Мануэля ДеЛанды, где социальное входит в сборки с природным, человеческое – с не-человеческим, и история описывается в естественнонаучных терминах синергетики – самоорганизация, турбулентность, бифуркации, аттракторы, сингулярности, фазовые перехода и т.п.32

Наконец, третьим вариантом ответа будет конкретный пример того, каким образом «аффективный поворот» в нейронауках и философии меняет наши историко-политические представления о власти и генеалогии ее изменчивых форм.

Известный нейропсихолог Оливер Сакс в своей книге «Человек, который принял жену за шляпу» рассказывает историю о том, как в психиатрической клинике пациенты смотрели по телевизору выступление президента Рональда Рейгана. Люди, страдающие тяжелыми афазиями, видя экранный образ актера-политика, известного своим обаянием, почему-то реагировали на его «зажигательную» речь хохотом и бурным весельем. Как известно, афатическое расстройство приводит к тому, что человек перестает понимать слова, но чрезвычайно чувствителен к «тональной окраске» или «экспрессивному смыслу» высказывания. Именно поэтому, утверждает Сакс, «афатикам невозможно лгать. <…> Слова легко встают на службу лжи, но не понимающего их афатика они обмануть не могут, поскольку он с абсолютной точностью улавливает сопровождающее речь выражение – целостное, спонтанное, непроизвольное выражение, которое выдает говорящего»33. Смех афатиков над Рейганом – это смех над обнажившейся фальшью его интонации. Но Рейгану не удалось обмануть и человека с противоположным заболеванием – тональной агнозией. При агнозии пациент не распознает эмоциональную составляющую речи, но зато предельно внимателен к нюансам семантики и грамматики. В описываемой клинике находилась пациентка Эмили Д., страдавшая агнозией, и Сакс приводит ее отзыв о телевизионном спиче президента: «Говорит неубедительно. <…> Правильной прозы нет. Слова употребляет не к месту. Либо он дефективный, либо что-то скрывает»34.

Этот случай, безусловно, парадоксален: соединение фальшивой интонации и неубедительного содержания в президентской речи оказывало гипнотическое воздействие на «нормальных» избирателей, и разоблачалось во всей своей лживости людьми с серьезными поражениями головного мозга. Сакс никак не объясняет причину завороженности психически здоровых американцев своим «дефективным» президентом, отделываясь фразой об извечном человеческом желании поддаться обману. Массуми же в своем прочтении не просто предлагает «аффективную» интерпретацию этой истории, но и уточняет режим функционирования идеологии в современных обществах.

Массуми отвергает тезис об особой харизматичности Рейгана, одурманившей и ослепившей наивный электорат. Напротив, ни для кого не являлись секретом рассогласованность его речи и «мямлящая» манера публичных выступлений. Не только афатики смеялись над усилиями бывшего актера – для подавляющего большинства лингвистическая беспомощность Рейгана был предметом постоянных шуток. И его визуальный образ отнюдь не компенсировал риторические неудачи: именно постепенный телесный распад президента стал предметом «завороженного» общественного внимания. Более того, как замечает Массуми, многие из тех, кто голосовал за него, скорее всего не соглашались с ним по ключевым вопросам. И, тем не менее, Рейган дважды избирался на пост президента. «Единственное объяснение состоит в том, что Рейган был эффективным лидером не вопреки, а благодаря своей двойной дисфункции. Он производил идеологические эффекты неидеологическими средствами. <…>. Его средства были аффективными. Еще раз: аффективными, как противоположными эмоциональным. Речь не идет ни об эмпатии, ни об эмотивной идентификации…»35.

Согласно Массуми, Рейган ввел в пространство политического силу мимики. Мимика – это прерывание движения. Каждое мимическое конвульсивное подергивание на мгновение останавливает движение, открывая зону виртуального как область потенциальных отклонений движения, «присутствующих, но не актуализованных». Серии мимических рывков – это серия «вспышек», точек бифуркации, всякий раз вписывающих виртуальное в актуальное. И для Рейгана это мимическое свойство стало «счастливым случаем»: вербальная не-когерентность его речи резонировала с «жестикуляционным идиотизмом» (gestural idiocy), а сам этот резонанс воплощался в тембре президентского голоса, в «прекрасно вибрирующем голосе». Голос стал «местом» той асигнификативной интенсивности, которая лишь на втором – «эмоциональном» – шаге превращалась в пресловутое электоральное «доверие». «Доверие» – это уже захват открывшегося потенциального. Будучи олицетворенным «коммуникативным спазмом», Рейган именно в своей немощи транслировал «витальность, виртуальность, стремление», которые тут же инструментализировались и «национализировались» в рамках «аффективного джингоизма»36.

Хотя в этом тексте Массуми не употребляет термин «биополитика», в случае с Рейганом мы сталкиваемся именно с ней, причем в буквальном смысле. Дело уже не в том, что «жизнь» с определенного момента начинает входить в сферу административных интересов, как полагал Фуко в своих размышлениях о биовласти. Скорее сама вне-сознательная, телесная, аффективная «жизнь» осуществляет власть на том уровне, который не достигает системы «сердце-голова». Истина политики и идеологии вновь разыграна на другой сцене, но это уже не марксова сцена экономических интересов, и не сексуализированная сцена фрейдовского бессознательного. Это сцена мимических сокращений, конвульсивных рывков и кожных реакций. И Рейган был только самым началом той длящейся до сих пор эпохи, когда власть стала обнаруживать подлинную действенность не в видимых ответах на свои ритуально-идеологические эпифании, а в наших неотрефлексированных «вегетативных» микро-реакциях на интернет-серфинг, клиповый монтаж и в целом на те бесконечные потоки медийных «нарезанных» образов, где виртуальные перспективы открываются лишь для того, чтобы быть тут же быть захваченными и лимитированными.

Подводя итог, необходимо заметить, что рассмотренные варианты ответа на вопрос о «пользе и вреде» аффекта для историописания далеко не исчерпывают всех открывающихся перед историком потенциальностей. Равно как и сама концепция Брайана Массуми не является единственно возможной интерпретацией «аффективной революции» в философии. Однако даже по необходимости беглый обзор «притч» о виртуальном показывает, что понятие аффекта, взятое в онтологической перспективе, способно стать действенным средством переосмысления как ближайших целей и задач исторических исследований, так и современного режима исторического знания в целом.


БИБЛИОГРАФИЯ

Деланда М. Война в эпоху разумных машин. Москва: Кабинетный ученый. М.: Институт общегуманитарных исследований, 2014. 338 с.

Делез Ж. Различие и повторение. СПб.: ТОО ТК «Петрополис», 1998. 384 с.

Делез Ж. Ницше и философия. М.: Издательство «Ад Маргинем», 2003. 392 с.

Делез Ж., Гваттари Ф. Тысяча плато: Капитализм и шизофрения. Екатеринбург: У-Фактория; М.: Астрель, 2010. 895 с.

Митчелл Т. «Сцена» современности // Неприкосновенный запас. 2014. № 98. С. 123-139.

Николаи Ф., Хазина А. История эмоций и «аффективный поворот»: проблемы диалога // Диалог со временем. 2015. № 50. С. 97-115.

Сакс О. Человек, который принял жену за шляпу. СПб.: Science Press, 2006. 301 с.

Ямпольский М. Без большой теории? // Новое литературное обозрение. 2011. № 110. URL: http://www.nlobooks.ru/node/1080.

Cilliers P. Complexity and Postmodernism. Understanding Complex Systems. L.; N.Y.: Rout-ledge, 1998. 156 p.

DeLanda M. A Thousand Years of Nonlinear History. N.Y.: Swerve Editions, 2000. 333 p.

DeLanda M. Deleuze: History and Science. Saas-Fee: Atropos Press, 2010. 160 p.

Dixon T. From Passions to Emotions: The Creation of a Secular Psychological Category. Cambridge: CUP, 2003. 287 p.

Ekman P. Universal and Cultural Differences in Facial Expression of Emotion // Nebraska Symposium on Motivation / Ed. J.R. Cole. Lincoln: Un-ty of Nebraska, 1972. P. 207-283.

LaCapra D. History and its Limits: Human, Animal, Violence. N.Y.: Cornell Univ. Press, 2009. 230 p.

Leys R. Turn to Affect: a Critic // Critical Inquiry. 2011. Vol. 37. P. 434-472.

Massumi B. Notes on the Translation and Acknowledgments // Deleuze G., Guattari F. A Thousand Plateaus. Capitalism and Schizophrenia. Minneapolis, L.: Univ. of Minnesota Press, 1987. 612 p.

Massumi B. A User’s Guide to Capitalism and Schizophrenia: Deviations from Deleuze and Guattari. Cambridge, Massachusetts: A Swerve Edition, The MIT Press, 1992. 229 p.

Massumi B. Parables for the Virtual: Movement, Affect, Sensation. Durham; L.: Duke Univ. Press, 2002. 328 p.

Mitchell T. Colonising Egypt. Berkeley, Los Angeles; L.: Univ. of California Press, 1991. 218 p.

Pandolfo S. The Thin Line of Modernity: Some Moroccan Debates on Subjectivity // Questions of Modernity / Ed. by T. Mitchell. Minneapolis: Univ. of Minnesota Press, 2000. 229 p.

Shaviro S. Without Criteria: Kant, Whitehead, Deleuze and Aesthetics. Cambridge, Massachusetts: The MIT Press, 2009. 174 p.

Shouse E. Feeling, Emotion, Affect // M/C Journal. 2005. 8(6). URL: http://journal.media-culture.org.au/0512/03-shouse.php.

Thrift N. Non-representational Theory: Space, Politics, Affect. L.; N.Y.: Routledge, 2008. 325 p.


REFERENCES

Delanda M. Vojna v jepohu razumnyh mashin. Moskva: Kabinetnyj uchenyj. M., 2014. 338 s.

Delez Zh. Razlichie i povtorenie. SPb.: TOO TK «Petropolis», 1998. 384 s.

Delez Zh. Nicshe i filosofija. M.: Izdatel’stvo «Ad Marginem», 2003. 392 s.

Delez Zh., Gvattari F. Tysjacha plato: Kapitalizm i shizofrenija. Ekaterinburg: U-Faktorija; M.: Astrel’, 2010. 895 s.

Mitchell T. «Scena» sovremennosti // Neprikosnovennyj zapas. 2014. № 98. S. 123-139.

Nikolai F., Hazina A. Istorija jemocij i «affektivnyj povorot»: problemy dialoga // Dialog so vremenem. 2015. № 50. S. 97-115.

Saks O. Chelovek, kotoryj prinjal zhenu za shljapu. SPb.: Science Press, 2006. 301 s.

Jampol’skij M. Bez bol’shoj teorii? // Novoe literaturnoe obozrenie. 2011. № 110.

Cilliers P. Complexity and Postmodernism. Understanding Complex Systems. L.; N.Y.: Routledge, 1998. 156 p.

DeLanda M. A Thousand Years of Nonlinear History. N.Y.: Swerve Editions, 2000. 333 p.

DeLanda M. Deleuze: History and Science. Saas-Fee: Atropos Press, 2010. 160 p.

Dixon T. From Passions to Emotions: The Creation of a Secular Psychological Category. Cambridge: CUP, 2003. 287 p.

Ekman P. Universal and Cultural Differences in Facial Expression of Emotion // Nebraska Symposium on Motivation / Ed. J.R. Cole. Lincoln: Univ. of Nebraska, 1972. P. 207-283.

LaCapra D. History and its Limits: Human, Animal, Violence. N.Y.: Cornell Univ. Press, 2009. 230 p.

Leys R. Turn to Affect: a Critic // Critical Inquiry. 2011. Vol. 37. P. 434-472.

Massumi B. Notes on the Translation and Acknowledgments / Deleuze G., Guattari F. A Thousand Plateaus. Capitalism and Schizophrenia. Minneapolis; L.: Univ. of Minnesota Press, 1987. 612 p.

Massumi B. A User’s Guide to Capitalism and Schizophrenia: Deviations from Deleuze and Guattari. Cambridge, Massachusetts: A Swerve Edition, The MIT Press, 1992. 229 p.

Massumi B. Parables for the Virtual: Movement, Affect, Sensation. Durham and London: Duke University Press, 2002. 328 p.

Mitchell T. Colonising Egypt. Berkeley, Los Angeles; L.: Univ. of California Press, 1991. 218 p.

Pandolfo S. The Thin Line of Modernity: Some Moroccan Debates on Subjectivity // Questions of Modernity / Ed. by T. Mitchell. Minneapolis: Univ. of Minnesota Press, 2000. 229 p.

Shaviro S. Without Criteria: Kant, Whitehead, Deleuze and Aesthetics. Cambridge, Massachusetts: The MIT Press, 2009. 174 p.

Shouse E. Feeling, Emotion, Affect // M/C Journal. 2005. 8(6). URL: http://journal.media-culture.org.au/0512/03-shouse.php

Thrift N. Non-representational Theory: Space, Politics, Affect. L.; N.Y.: Routledge, 2008. 325 p.

Слов: 3510 | Символов: 24527 | Параграфов: 27 | Сносок: 36 | Библиография: 46 | СВЧ: 15

В.И.Моисеев. Опыт реконструкции определения аффектов в «Этике» Спинозы

 

В.И.Моисеев

 

Опыт реконструкции определения аффектов в «Этике» Спинозы

 

Настоящее исследование ставит своей целью рассмотрение структуры аффектов в философии Спинозы с точки зрения идей субъектных онтологий. В работах [1–4, 6–7] автором была выдвинута концепция субъекта, названная термином «субъектная онтология». Кратко остановившись на основных понятиях этой концепции, я ставлю своей целью в данной работе применить ее для более строгого и формального представления определения аффектов в «Этике» Спинозы. Выбор этого произведения и указанной проблематики во многом обусловлен большой предварительной работой голландского философа, связанной с теоретизацией структуры душевной жизни человека и особенно такой ее части, как аффективность. Таким образом, Спиноза, возможно, больше, чем любой другой философ продвинулся в направлении построения рациональных конструкций человеческой психики, и это естественно должно усиливать интерес именно к его философии со стороны тех авторов, кто хотел бы продолжить эту тенденцию и довести ее до определенной степени теоретической завершенности. Наконец, выдвижение новой модели всегда предполагает задачу своего обоснования, и именно в сфере теории аффектов у Спинозы я вижу возможность хорошего подтверждения развиваемой мной концепции субъектных онтологий.

Главная идея, положенная в основание концепции «субъектной онтологии», – это идея «степени себя». Предполагается, что жизнедеятельность любого живого существа, в том числе и человека, всегда совершается в рамках непосредственной данности

 

 

– 303 –

 

существу некоторой интегральной меры чувственности, выражающей степени того, насколько адекватно то или иное положение дел для существа, – сколько этого существа в этом положении дел, сколько его «Я» (или «самости») в этом положении дел.

Давайте представим онтологию полета птицы, например. Положение дел здесь – все то, что птица воспринимает: пространство, объекты в нем, собственное тело, и т.д. Полет – набор таких положений дел. Птица может изменять эти положения дел, только меняя собственное тело: махая крыльями, поворачивая голову, передвигая лапами, и т.д. Допустим, птица принимает участие в длинном сезонном перелете и ориентируется в пространстве. Как она это делает? Очевидно, просто чувствует, куда следует лететь, она обладает непосредственным ощущением того, каков верный путь, и те действия, которые призваны осуществить его. Несомненно, птица не вычисляет собственный курс, она лишь интуитивно чувствует правильное направление. Здесь мы имеем дело со случаем интуитивной (живой) деятельности, которая, по-видимому, является первичным видом активности в жизнедеятельности существ. Такая живая деятельность обеспечивает правильную реализацию многих сложных субъектных действий без обращения к рефлексии над ними. Чтобы обеспечивать живую деятельность 1) субъект некоторым образом должен быть связан со многими возможными положениями дел, 2) субъект должен быть способен оценить эти положения дел и 3) эта оценка должна быть выполнена на уровне самых простых определений, типа «хорошо» и «плохо».

Для того чтобы выразить эти необходимые условия живой деятельности, я и выдвигаю понятие «степени себя» субъекта, определенного на некотором множестве положений дел. Субъект чувствует, насколько он присутствует в некотором положении дел, и это фундаментальное чувство становится главным условием живой деятельности. Например, птица, ориентирующаяся в пространстве и обнаруживающая себя в некотором положении дел, непосредственно чувствует степени себя в некоторых возможных положениях дел и выбирает положение дел (или, вернее, непосредственно побуждается к нему) с максимумом степени себя (это экстремальное положение дел конечно должно быть достижимо органными функциями). Таким образом в общем случае определенный организм, а не механизм, живой деятельности должен быть встроен в птицу и в любой субъект.

 

 

– 304 –

 

В связи с этим воплощение субъекта в онтологию выражается в обеспечении этого субъекта степенями себя на множестве положений дел.

Наконец, сделаем еще один шаг на пути построения модели «субъектных онтологий». Этот шаг связан с введением элементов символического языка, позволяющего сделать все указанные определения более строгими.

Назовем онтологией U множество положений дел u. Каждое положение дел описывается некоторым множеством параметров (p1, p2…, рn). u* – подположение дел для u∈U, если множество параметров, определяющих u*, – это подмножество параметров u. Назовем текущим телом в и некоторое подположение дел b(u) для u. Я буду предполагать, что субъект может менять общее положение дел u, только меняя тело Ь(u). В этом смысле текущее тело – это та часть общего положения дел, которую субъект может изменить непосредственным усилием воли. Тогда тело В субъекта – это множество {b(u): u∈U} множество всех текущих тел субъекта в каждом положении дел из онтологии. Введем для U функционал ψ: U[0;1], который сопоставляет каждому положению дел степень себя ψ(u). Таким образом, возникает скалярное ψ-поле степеней себя над U. Я интерпретирую степени себя числами от нуля до единицы. Если Ψ(u)=0, то u может интерпретироваться как такое положение дел, где достигается крайнее уменьшение степени себя субъекта, например смерть субъекта. Если Ψ(u)=1, то u – это такое положение дел, где достигается крайнее увеличение степени себя субъекта, например ощущается крайний восторг, блаженство и т.д.

В этом случае атомарным субъектом (атомарной субъектной онтологией) S в онтологии U будем называть тройку <U, В, ψ>, где U – онтология, В– тело субъекта, ψ – функционал степеней себя, определенный на онтологии.

Для любой субъектной онтологии S=<U, В, ψ> определим объект GradEψ, где 0≤ψ≤1 и Е≥0, по следующему правилу:

 

GradEψ =

 

Здесь GradEψ – это вектор градиента функции Εψ=Εψ(u) в обычном смысле. Величина ψ+определена по правилу:

ψ+=,

где u – текущее положение дел, S(u) – окрестность и как множество ближайших (в том или ином смысле, уточняемом при конкретном задании субъектной онтологии) положений дел по отношению к u.

 

 

– 305 –

 

Для объекта GradEψ я предполагаю определение некоторой коммутативной и ассоциативной операции ⊕ («сумма»), возможности домножения на любое вещественное число и принимаю выполнение следующих основных свойств:

 

1) –GradEψ = GradEC(1–ψ)

2) λGradEψ = Grad(λΕψ), где λ>0

3) GradC ξ 0 – нейтральный элемент операции ⊕, где С=const.

 

Определенный при этих условиях объект GradEψ будем называть обобщенным градиентом функции Εψ. Я предполагаю, что обобщенный градиент определен для любой субъектной онтологии (подробнее см. [7]).

Сформулируем теперь следующий постулат, определяющий принцип субъектной деятельности. Постулат живой деятельности. Идеал живой деятельности субъекта формируется по обобщенному градиенту скалярного ψ-поля степеней себя.

Это означает, что если субъект находится в положении дел u, то идеал его деятельности таков, что он должен перейти из u в такое ближайшее положение дел u’, чтобы степень себя в u’ была максимальной для некоторой окрестности u.

Если текущее положение субъекта S=<U,B,ψ> в момент времени t выражать через положение дел u(t), то само положение дел u(t) можно трактовать как представления субъекта, значение ψ-функции ψ(t) = ψ(u(t)) – как интегральную меру чувственности, и, наконец, вектор градиента gradψ(t) (или его аналоги для дискретного случая) – как вектор воли субъекта S в момент времени t.

Обеспечение теоретического уровня в том или ином гуманитарном знании означает в данном случае реконструкцию этого знания в качестве субъектной онтологии и представление активности субъекта как реализации некоторого принципа оптимальности в соответствующем ψ-поле. Все разнообразие устоявшихся живых деятельностей во Вселенной может рассматриваться с этой точки зрения как различные выражения одного фундаментального Закона Субъектности: увеличивать степени себя или препятствовать их падению.

Таковы вкратце основные идеи концепции «субъектных онтологий», которые я буду в дальнейшем предполагать заданными при трактовке теории аффектов в философии Спинозы. С точки зрения этой концепции можно рассмотреть определения аффектов в «Этике» Спинозы (см. [5, с. 130–140]). Я предлагаю ниже некоторые примеры подобной интерпретации.

 

 

– 306 –

 

Спиноза выделяет два класса аффектов – аффекты удовольствия-неудовольствия и аффекты желания. Первый класс я буду называть «аффектами переживания». В основе аффектов переживания лежат согласно Спинозе два первичных аффекта – «удовольствия» и «неудовольствия». Вот как определяет их Спиноза: «Удовольствие есть переход человека от меньшего совершенства к большему. Неудовольствие есть переход человека от большего совершенства к меньшему» [5, с. 130]. Несколькими страницами позже он разъясняет эти определения следующим образом: «когда я говорю, что кто-либо переходит от меньшего совершенства к большему, и наоборот, то я разумею под этим не то, что он изменяется из одной сущности или формы в другую (что лошадь, например, исчезает, превращаясь как в человека, так и в насекомое), но что, по нашему представлению, его способность к действию, поскольку она уразумевается через его природу, увеличивается или уменьшается» [5, с. 143]. Здесь же Спиноза отождествляет понятия «степень совершенства» и «степень реальности». Он, например, пишет: «Итак, совершенство и несовершенство в действительности составляют только модусы мышления (т.е. нечто, существующее лишь в отношении к иному. – В.М.), именно понятия, обыкновенно образуемые нами путем сравнения друг с другом индивидуумов одного и того же вида или рода.., относя индивидуумы природы к этому роду, сравнивая их друг с другом и находя, что одни заключают в себе более бытия или реальности, чем другие, мы говорим, что одни совершеннее других» [5, с. 143]. Последним основанием, отношением к которому выясняется степень реальности, является Бог, преломленный через индивидуальность человека. Таким индивидуальным Богом и выступает человеческое «Я» в бесконечном разнообразии своих состояний. Таким образом, степени реальности-совершенства, данные человеку в отношении всякой определенности, – это в конечном итоге степени соответствия его Я-Абсолютному, и в этом смысле – степени его Я, степени себя. Итак, мой первый шаг состоит в том, что я интерпретирую понятие «степень совершенства» у Спинозы как «степень себя» в модели субъектных онтологий. «Увеличение способности к действию», прямо связанное с повышением степени совершенства, можно в этом случае проинтерпретировать как «кинетизацию» энергии ψ-поля по мере повышения степеней себя, поскольку степень себя может быть представлена как доля полной энергии ψ-поля, получившей свое выражение в кинетической энергии

 

 

– 307 –

 

поля: ψ= (см. [2, 4, 6–7]). В этом случае «переход человека от меньшего совершенства к большему» может трактоваться как переход от такого положения дел u к такому положению дел u’, где ψ(u)<ψ(u’), – этот переход сопровождается ростом степеней себя. Обратимся для разъяснения этой конструкции к простому примеру. Например, голодный человек ест и испытывает удовольствие. Здесь u – это «голодный человек до приема пищи», u’ – «голодный человек во время (после) приема пищи». Степень себя в данном случае можно связать со степенью насыщения человека пищей. В этом примере степень себя возрастает вместе с приемом пищи, и непосредственная данность этого человеку и есть аффект удовольствия. Ясно, что если человек не будет есть, то он погибнет, т.е. лишится реальности. Степень насыщения пищей выступает в данном случае как одно из частных проявлений реальности человека, его Я. Утоляя голод, повышая биологическую «степень совершенства», человек повышает меру своей реальности в мире, как бы усиливает себя, свое бытие-в-мире, степень себя.

Пусть <U,B,ψ> – пример некоторой субъектной онтологии. Обозначим через [u,u’] отрезок живой деятельности, т.е. [u,u’] – это множество положений дел, реально пройденных субъектом от u до u’. Можно заметить, что этот реальный переход от u до u’ является, возможно, таковым только в рамках некоторой психологической реальности (например, человек может пережить аффект, представляя нечто испытанное им ранее. В этом случае реальность представляемого ментальная, но она является результатом ранее совершенного реального события, и здесь я буду рассматривать ее так же как реальное изменение – реальное с точки зрения испытания аффекта). Будем использовать следующие обозначения: +[u,u’], если ψ(u)<ψ(u’), и [u,u’], если ψ(u)>ψ(u’). Тогда можно рассматривать +[u,u’] и [u,u’], взятые в аспекте переживания, как экстенсионалы базовых аффектов «удовольствия» и «неудовольствия» соответствующие у Спинозы.

Далее Спиноза начинает наращивать дополнительные условия для определения аффектов переживания, производных от аффектов удовольствия и неудовольствия. Например, он определяет аффекты «любви» и «ненависти» следующим образом: «Любовь есть удовольствие, сопровождаемое идеей внешней причины» [5, с. 132], «Ненависть есть неудовольствие, сопровождаемое идеей внешней причины» [5, с. 132]. Варьирует здесь только базовый аффект удовольствия-неудовольствия. Неизменной

 

 

– 308 –

 

остается новая конструкция «идея внешней причины». Пусть X[u,u’] будет обозначением ментальной конструкции, состоящей из отрезка [u,u’] как части живой деятельности и X как причины, необходимого условия для осуществления [u,u’]. Тогда через X±[u,u’] обозначим X[u,u’], где ±[u,u’].

В этом случае можно интерпретировать X+[u,u’] как «любовь к X» и X[u,u’] – как «ненависть («нелюбовь») к X», по Спинозе. При таком представлении особенно ясно видна дуальность аффектов «любви» и «ненависти». В этом случае любовь матери к сыну, например, означает, что в сознании матери сын выступает как причина повышения ее степеней себя. Объект ненависти, наоборот, осознается как причина падений степеней себя.

Следующая когнитивная конструкция – «поглощение внимания». Спиноза объясняет это понятие следующим образом: «Поглощение внимания есть воображение какой-либо вещи, приковывающее к себе душу вследствие того, что это единственное в своем роде воображение не имеет с другими никакой связи» [5, с. 131]. Таким образом, представления могут с разной степенью привлекать к себе внимание. По-видимому, степенью привлечения может быть передана и степень значимости соответствующего представления. Пусть X – представление. Под выражением Хα, α∈[0;1] будем понимать представление X, захватившее внимание субъекта на степень α. Если α=1, то внимание полностью поглощено только X. Если же α=0, то, наоборот, представлению X не уделяется со стороны субъекта никакого внимания. Через X±α[u,u’] будем обозначать Хα, где Х±[u,u’]. Таким образом, Χ±α[u,u’] – это аффект удовольствия-неудовольствия, сопровождаемый X как причиной, где X приковывает к себе внимание субъекта со степенью α. Из такого рода аффектов Спиноза рассматривает только аффект преданности: «Преданность есть любовь к тому, кто приковывает наше внимание» [5, с. 132]. Так как «любовь к X» – это X+[u,u’], то для выражения аффекта преданности (по отношению к X) остается лишь выразить идею высокого поглощения внимания со стороны X: X1. Итак, аффект «преданности (X)» у Спинозы я трактую как состояние X+1[u,u’].

Под Х0,5, т.е. в случае представления X, привлекающего внимание настолько же, насколько и безразличного, можно понимать представление X как некоторую нейтральную информацию для субъекта – чистое представление X.

 

 

– 309 –

 

Следующий аффект, определяемый Спинозой, – аффект «осмеяния». Спиноза пишет: «Осмеяние есть удовольствие, возникающее вследствие того, что мы воображаем, что в ненавидимой нами вещи есть что-либо такое, чем мы пренебрегаем» [5, с. 132]. Таким образом, здесь, во-первых, субъект представляет нечто нелюбимое, т.е. Xα1Затем субъект обнаруживает в X нечто такое, что представляет X как малозначимое, не достойное того, чтобы на него обращать внимание, т.е. как Xα2где α2и величина α2близка к нулю. И от такого перехода, от Xα1к Xα2субъект испытывает удовольствие, т.е. в качестве положений дел в данном случае оказываются указанные аффекты вместе с обеспечивающими их смыслами (когнитивными детерминантами аффектов). Итак, аффект «осмеяния X» я интерпретирую как аффект удовольствия второго порядка +[Xα1где α2и величина α2близка к нулю, возникающий на более элементарных аффектах (первого порядка) как своих положениях дел. В случае такого второпорядкового аффекта мы уже имеем дело с двумя субъектными онтологиями и двумя ψ-функциями. В первой (предметной) субъектной онтологии S1 в качестве положений дел выступают элементы отрезка [u,u’], и на этих положениях дел задана некоторая (предметная ψ-функция) ψ. Вторая субъектная онтология (метаонтология) S2 предполагает в качестве положений дел все элементы отрезка [w,w’], где w=Xα1аффекты первого порядка, и уже на этих аффектах как положениях дел определена своя ψ-функция Ψ. Так как аффект «осмеяния» +[w,w’] – это аффект удовольствия, то ψ-функция в метаонтологии растет при переходе от w к w’, т.е. Ψ(Xα1[u,u’])<Ψ(Xα2[u,u’]), хотя предметная ψ-функция падает в аффектах первого порядка, т.е. ψ(u)>ψ(u’). Вполне логично предположить, что возрастание ψ-функции в метаонтологии напрямую связано с тем, насколько уменьшается степень значимости нелюбимого X, а величина этого падения значимости как раз определяется разностью -α2-(-α1Так как α2то эта разность положительная. Итак, можно предположить, что Ψ(w’)-Ψ(w)=-α2-(-α1т.е Ψ(Xα1[u,u’])=1-α1, Ψ(Xα2[u,u’])=1-α2. Обобщая этот случай, мы можем предположить, что при образовании аффектов второго порядка ψ-функция в метаонтологии может быть определена в виде Ψ(X+α[u,u’])=α и Ψ(Xα[u,u’])=1-α.), 1, )=α12. [u,u’], w’=Xα2[u,u’] – 1[u,u’], Xα2[u,u’]], [u,u’], [u,u’] 1[u,u’], [u,u’].

 

 

– 310 –

 

Следующие два аффекта переживания, определяемые Спинозой, – аффекты «надежды» и «страха». Спиноза пишет: «Надежда есть непостоянное удовольствие, возникающее из идеи будущей или прошедшей вещи, в исходе которой мы до некоторой степени сомневаемся. Страх есть непостоянное неудовольствие, возникшее из идеи будущей или прошедшей вещи, в исходе которой мы до некоторой степени сомневаемся» [5, c. 133]. Обратимся к примерам. Допустим, больной человек надеется поправиться и боится грозящей опасной операции. Надежда на выздоровление предполагает рассмотрение таких положений дел, как u – настоящее состояние болезни, u’ – будущее состояние здоровья. Воображая переход от первого ко второму, больной испытывает аффект удовольствия, т.е. степени себя растут при переходе от u к u’. Но отличие этого случая от обычного аффекта удовольствия состоит в том, что переход [u,u’] рассматривается в данном случае как лишь вероятный, что и делает этот аффект «непостоянным», превращая его в надежду. Таким образом, мы сталкиваемся здесь еще с одним элементом когнитивного обеспечения аффектов – вероятностью определенного изменения положения дел [u,u’]. В случае страха больного перед операцией здесь даны такие положения дел, как u – «я живой сейчас», u’ – «я мертвый в будущем». Степени себя здесь падают при переходе от u к u’, и, кроме того, операция рассматривается как причина такого неблагоприятного изменения. Таким образом, здесь должен быть аффект «нелюбви» к X; X[u,u’], где X – операция, но опять-таки отличие рассматриваемого случая от обычного аффекта «нелюбви» состоит в том, что неблагоприятное изменение [u,u’] со стороны Х здесь только вероятно. Итак, изменение положения дел [u,u’] в общем случае может происходить с некоторой вероятностью, что я буду записывать в виде p[u,u’] – «[u,u’] произойдет с вероятностью p», где p∈[0;1]. В нашем примере надежда была представлена как «надежда на событие», а страх – как «страх причины события». Но в общем случае возможна и «надежда на причину события», например надежда на врача, и «страх события», например страх умереть, независимо от причины смерти. Здесь мы сталкиваемся с той ситуацией, когда под термином «страх» или «надежда» могут иметься в виду как аффекты вида ±[u,u’] – «акаузальные» аффекты, так и аффекты вида X±[u,u’] – «каузальные» аффекты. Итак, если под записью X±αpпонимать X±α[u,u’], где [u,u’] дан с вероятностью p, то аффект «надежды» – это аффект вида[u,u’]

 

 

– 311 –

 

+p[u,u’] («надежда на событие u’») или Х+p[u,u’] («надежда на причину X события u’»), где р∈(0;1). Соответственно аффект «страха» – это аффект вида p[u,u’] («страх события u’») или Xp[u,u’] («страх перед причиной X события u’»), где р∈(0; 1).

Далее Спиноза дает определения аффектов «уверенности» и «отчаяния»: «Уверенность есть удовольствие, возникшее из идеи будущей или прошедшей вещи, причина сомневаться в которой исчезла. Отчаяние есть неудовольствие, возникшее из идеи будущей или прошедшей вещи, причина сомневаться в которой исчезла» [5, с. 133]. Например, ученый испытывает уверенность, подтвердив экспериментально существование нового химического элемента. Мать испытывает отчаяние, когда слухи о гибели ее сына подтвердились. Эти аффекты не случайно рассматриваются Спинозой после аффектов надежды и страха: «…из надежды возникает уверенность, а из страха – отчаяние, если уничтожается причина сомневаться в исходе вещи» [5, с. 133]. Главное изменение, которое здесь происходит – это переход вероятности в достоверность. Таким образом, аффект надежды Х+p[u,u’], где р∈(0;1), переходит в состояние Х1[u,u’], аффект страха Хp[u,u’], где р∈(0;1), – в состояние Х+1[u,u’]. И именно такого рода переходы составляют изменения положения дел для аффектов «уверенности» и «отчаяния» (заметим, что в данном случае кажется более приемлемым употребление термина «радость» для аффекта «уверенности»). Следовательно, мы вновь имеем здесь дело с аффектами на аффектах – аффектами второго порядка. Именно аффект вида ++p[u,u’], Х+1[u,u’]], где р∈(0;1) и Х может отсутствовать, это аффект «уверенности» («радости»), аффект вида p[u,u’], Х1[u,u’]], где р∈(0;1) и Х может отсутствовать, – это аффект «отчаяния». Значения ψ-функции в метаонтологии можно здесь определить по правилу: Ψ(Х+p[u,u’])=р и Ψ(Хp[u,u’])=1-р. Обосновывающие рассуждения именно о таком виде ψ-функции в метаонтологии вполне аналогичны таковым для случая Ψ(Χ±α[u,u’]), описанного выше, но в приложении не к степени захваченности внимания α, а к вероятности р.

Попытка объяснения следующих аффектов переживания, рассматриваемых Спинозой, вновь предполагает введение новых структур. После аффекта «подавленности» Спиноза определяет аффект «сострадания»: «Сострадание есть неудовольствие, сопровождаемое идеей зла, приключившегося с другим, кого мы воображаем себе подобным» [5, с. 133]. Например, отец испытывает сострадание к сыну, оказавшемуся на скамье подсудимых.

 

 

– 312 –

 

Сын – человек, «подобный» отцу, т.е. близкий человек, в котором отец видит себя самого. С сыном происходит несчастье, и отец переживает это несчастье как свое собственное. Таким образом, аффект сострадания – это как бы перенесенный на себя аффект неудовольствия другого человека, и основой такого перенесения является рассмотрение этого человека как «своего», как «себя-в-ином». Если такой «перенесенный на себя» аффект брать с точки зрения только его результата, то это обычный аффект неудовольствия сострадающего. И основное отличие такого аффекта от просто аффекта неудовольствия состоит в данном случае в его «истории», сопровождающей аффект: получении этого аффекта на основе эмпатии, отождествлении своего Я с Я того человека, которому сострадают. Чтобы передать такого рода условия, во-первых, выразим идею того, кто испытывает аффект, в структуре аффекта. Через форму Х±αp[u,u’]±Υ будем передавать тот факт, что аффект Х±αp[u,u’]± переживается субъектом Υ. Положим, что переменная Y может принимать такие значения, как: Я («Я»), ⌉Я(«не-Я», «другой»), Я+ («не-Я как Я», «свой»), Я («чужой», «враждебный мне») и, возможно, другие значения. Под формой Х±αp[u,u’]± будем понимать сокращение для случая Х±αp[u,u’]±Я – аффекта Х±αp[u,u’]±, переживаемого Я (те же соглашения верны и для аффекта Х±αp[u,u’]0, который я рассматриваю как выраженный в общей записи Х±αp[u,u’]± через случай Х±αp[u,u’]). Например, [u,u’]⌉Я – аффект неудовольствия, испытываемый «другим».

Если субъект («Я») представляет, что «свой» испытывает аффект неудовольствия, то и сам субъект («Я») начинает испытывать аффект неудовольствия, как бы подставляя свое Я на место «своего». Таким образом, происходит переход от [u,u’]Y, где Y=Я+, к [u,u’]Я на основе как бы подстановки Я на место Y через отождествление Y с Я+. Возможность такой подстановки («эмпатии») как раз и определяется близостью Я+ к Я. Таким образом, мы можем ввести нечто вроде выводимости в формальной аксиоматической теории:

 

Х+p[u,u’]±Υ, Y=Я+ + Хр[u,u’]±Я.α

 

Аффект Х±αр[u,u’]+Я, полученный из аффекта Х±αр[u,u’]+Y на основе такой выводимости и включающий в свое определение для субъекта эту выводимость, я буду кратко передавать формой Х±αр[u,u’]+(Υ+Я).

 

 

– 313 –

 

Аффект «сострадания» (к субъекту Y) в этом случае – это аффект вида [u,u’](Y+Я). Предполагается, что в этом случае остаются неизменными все конструкции аффекта, кроме смены его принадлежности тому или иному «Я». Конечно, это некоторый идеальный случай сострадания. Дуально к аффекту сострадания можно было бы определить аффект «сорадования» – +[u,u’](Y+Я), но у Спинозы определения такого аффекта мы не находим (Спиноза пишет: «Какое должно дать название удовольствию, возникшему вследствие добра, полученного другим, я не знаю» [5, c. 102]. В русском языке, по нашему мнению, для этого вполне бы подошел термин «сорадование»).

Далее, например, Спиноза дает определения аффектам «превозношения» и «презрения»: «Превозношение состоит в том, что ставят кого-либо вследствие любви выше, чем следует. Презрение состоит в том, что ставят кого-либо вследствие ненависти ниже, чем следует» [5, c. 134]. Следует отметить, что здесь Спиноза употребляет понятие «любви» уже гораздо шире, чем это имелось в виду в аффекте «любви». Например, ниже, определяя аффект «сочувствия», он пишет: «Сочувствие есть любовь, поскольку она действует на человека таким образом, что он чувствует удовольствие при виде чужого счастья, и наоборот – неудовольствие при виде его несчастья» [5, c. 134]. Здесь под «любовью» несомненно имеется в виду такое состояние субъекта, которое позволяет ему перенести на себя все аффекты любимого человека. Основным выражением этого состояния является отождествление себя, своего Я, с Я другого человека, что, конечно же, есть нечто большее, чем отдельный аффект «любви» или «расположения». Таким образом, под «любовью» в этом более широком смысле мы должны здесь иметь в виду условие Х=Я+ для некоторого субъекта Х как объекта любви. Это нечто большее, чем отдельный аффект. То же следует сказать и по поводу двух смыслов понятия «ненависть» («нелюбовь»). Есть аффект «ненависти», а есть «ненависть» как условие перенесения на себя всех аффектов ненавидимого лица с переворачиванием их знака. Таким условием является отождествление субъекта Х с «чужим», «анти-Я» Я, т.е. Х=Я. Чтобы различать указанные формы любви и ненависти, я буду об аффектах «любви» и «ненависти» («нелюбви») говорить именно как об аффектах, а о любви и ненависти во втором смысле – как о состояниях. Возвращаясь к аффектам «превозношения» и «презрения», я теперь буду иметь в виду, что в данном случае речь идет о состояниях любви и

 

 

– 314 –

 

ненависти к некоторому субъекту X. Например, мать испытывает любовь к сыну и превозносит, обожествляет его, представляя его лучше, чем он есть на самом деле. С другой стороны, расист презирает человека другой расы и ставит его ниже, чем это есть на самом деле. Здесь предполагается некоторая линейная шкала ценностей, в рамках которой можно оценить того или иного человека X, приписать ему определенную меру ценности, значимости V(Х).

Предполагается далее, что есть некоторая реальная ценность X – VR(X), и есть ценность этого человека в глазах аффективно переживающего субъекта V(Х), от имени Я которого рассматриваются все аффективные реакции. Действия, совершаемые в описываемых аффектах, это либо увеличение V(Х) по сравнению с VR(Х), и здесь тогда V(Х)>VR(Х), либо уменьшение: V(Х)<VR(Х). Случай, когда ценность Х преувеличивается, будем обозначать символом «↑Х». Если же ценность Х занижается, то этот случай обозначим символом «↓Х». Причем в обоих случаях я предполагаю, что преувеличение ценности Х совершается вследствие состояния любви к X, т.е. Х=Я+, а снижение ценности Х происходит вследствие состояния ненависти к Х, т.е. Х=Я. Здесь мы, таким образом, имеем дело с выводимостями вида:

 

Х=Я++V(X)>VR(X), Х=Я+V(X)<VR(X).

 

Заметим также, что, работая в рамках феноменологического подхода, мы должны все рассматриваемые нами конструкции трактовать как феномены в рамках Я того субъекта, который и испытывает все описываемые аффекты (назовем это Я «центральным Я»). С этой точки зрения ценность VR(X) не следует трактовать как образование, трансцендентное по отношению к центральному Я, – это по-прежнему один из феноменов центрального Я, но, возможно, не столь аффективно окрашенный, как ценность V(X).

Итак, под аффектом ↑Х±αр[u,u’](Y+Я) (или ↓Х±αр[u,u’](Y+Я)) я буду теперь понимать аффект Х±αр[u,u’](Y+Я), где ↑X (или ↓Х). Случай, когда ↑Х или ↓Х, будем обозначать через символ «?Х». Тогда ?Х±αр[u,u’](Y+Я) – это Х±αр[u,u’](Y+Я) при ?Х. Сам аффект Х±αр[u,u’](Y+Я) будем рассматривать как случай V(Х)=VR(Х) для причины X. Таким образом, наиболее общая, достигнутая на данный момент форма аффекта переживания – это аффект вида ?Х±αр[u,u’](Y+Я).

 

 

– 315 –

 

Следующие два аффекта, определяемые Спинозой, – это аффекты «зависти» и «сочувствия». Спиноза пишет «Зависть есть ненависть, поскольку она действует на человека таким образом, что он чувствует неудовольствие при виде чужого счастья, и наоборот – находит удовольствие в чужом несчастии. Сочувствие есть любовь, поскольку она действует на человека таким образом, что он чувствует удовольствие при виде чужого счастья, и наоборот – неудовольствие при виде его несчастья» [5, с. 134]. Учитывая сделанные выше замечания, мы видим, что здесь Спиноза говорит не об аффектах, но о состояниях «любви» (Х=Я+) и «ненависти» (Х=Я), которые, конечно же, постоянно приводят к порождению «перенесенных» аффектов «любви» и «ненависти». Здесь я предполагаю следующие выводимости:

 

Х±αр[u,u’]Y, Y=Я+±αр[u,u’]±Я – для состояния «любви»,

Х±αр[u,u’]Y, Y=Я±αр[u,u’]±Я – для состояния «ненависти».

 

Переход от аффекта слева от знака выводимости «+» к аффекту справа сопровождается не только сменой субъекта, переживающего аффект (субъект Х меняется на субъекта с «центральным Я» – назовем такого субъекта «центральным субъектом»), но и сменой ψ-функции. В аффекте слева дана ψ-функция субъекта Y (ψγ), в аффекте справа – ψ-функция центрального субъекта (ψ). С этой точки зрения можно предполагать, что состояние «любви» выражается в отождествлении ψ-функции субъекта Y и центрального субъекта ψγ=ψ, что в свою очередь можно вывести из отождествления ψ-функции Я+-субъекта (ψ+и центрального субъекта ψ+В случае же состояния «ненависти» ψ-функцию Я-субъекта (ψ) можно представить как противоположную ψ-функции центрального субъекта, т.е. ψ=1-ψ. С этой точки зрения равенство субъектов Y=Я±в рассматриваемых выводимостях можно понимать как условие присвоения ψγ-функции статуса ψ±-функции: ψγ±.=ψ. )

На этом Спиноза завершает рассмотрение аффектов переживания, «сопровождаемых идеей о внешней вещи». В нашей интерпретации это означает, что в аффекте переживания ?Х±αр[u,u’](У+Я) Х≠Я, и в этом смысле причина аффекта Х (непосредственная или косвенная) есть «внешняя вещь», в то время как «Я» – это «вещь внутренняя». В том случае, когда на месте причины аффекта стоит «Я» центрального субъекта, получаем случай аффекта переживания, «сопровождаемого, как причиной, идеей о внутренней вещи» (см. [5, с. 134]).

 

 

– 316 –

 

Два первых аффекта переживания, основанных на идее внутренней вещи – это аффекты «самоудовлетворенности» и «приниженности». Спиноза определяет их следующим образом: «Самоудовлетворенность есть удовольствие, возникшее вследствие того, что человек созерцает себя самого и свою способность к действию. Приниженность есть неудовольствие, возникшее вследствие того, что человек созерцает свою неспособность или бессилие» [5, c. 134]. Пусть центральный субъект – причина (прямая или косвенная) некоторого действия, выраженного в изменении положения дел [u,u’]. Это условие мы можем выразить в виде формы Я[u,u’]. Если в ходе этого действия степени себя субъекта растут, то действие – удачное, и человек тем самым проявляет «свою способность к действию», созерцая себя как причину этого удачного действия. Таким образом, аффект «самоудовлетворенности» – это аффект вида Я+[u,u’]. Это аффект любви к себе самому. Тогда аффект «приниженности» – это аффект вида Я[u,u’] – аффект «нелюбви» к себе. Однако специфика этого аффекта проявляется в том, что здесь субъект оказался сам причиной действия, снижающего степени себя данного субъекта. Такое действие является гетерономным для субъекта, проявлением чуждой ему воли, охватившей его Я и осуществившей себя через него. Именно в этом и проявляется «неспособность или бессилие» субъекта. Спиноза специально выделяет случай, когда в аффекте «приниженности» центральное Я выступает не просто причиной гетерономного действия, но полной деятельной причиной, определяя действие [u,u’] «по свободному решению души» (имеется в виду, что «совершить действие свободно» есть то же самое, что совершить действие без принуждения, только по своей собственной воле = «сделать только свою волю причиной действия»). Мы можем ввести для случая субъектного действия Х[u,u’], где Х – субъект, специальное обозначение [u,u’], понимая под этим, что Х – не просто причина действия [u,u’], но это действие совершается субъектом Х как свободное, исходящее только от воли субъекта Х (с точки зрения самого субъекта, конечно). Аналогично под формой [u,u’] я буду понимать случай собственного (для центрального субъекта) свободного действия [u,u’]. С этой точки зрения аффекты «самоудовлетворенности» и «приниженности» могут быть рассмотрены и в рамках этого более свободного участия центрального субъекта в совершении деятельности. Случай +[u,u’] Спиноза по-прежнему называет аффектом «самоудовлетворенности»

 

 

– 317 –

 

(или «самодовольства»), в то время как для аффекта [u,u’] он принимает термин «раскаяние». Спиноза пишет: «Самодовольство противополагается приниженности, поскольку мы разумеем под ним удовольствие, возникающее вследствие того, что мы созерцаем нашу способность к действию. Если же мы разумеем под ним также удовольствие, сопровождаемое идеей о каком-либо действии, которое мы совершили, как мы в том уверены, по свободному решению души, тогда оно противополагается раскаянию…» [5, c. 135]. Само же раскаяние Спиноза определяет таким образом: «Раскаяние есть неудовольствие, сопровождаемое идеей о каком-либо действии, которое мы совершили, как мы в том уверены, по свободному решению души» [5, c. 135]. Таким образом, как кажется, это аффект вида [u,u’], когда субъект не просто обнаруживает себя как причину гетерономного действия, но как свободно решившего, по своей доброй воле совершившего это действие. Это усиливает момент абсурдности в такого рода ситуации, что и составляет необходимый момент раскаяния.

Далее Спиноза рассматривает аффект «самомнения»: «Самомнение состоит в том, что ставят себя вследствие любви к себе выше, чем следует» [5, c. 135]. Спиноза замечает, что «самомнение» – это тот же аффект «превозношения», но направленный на себя: «Таким образом, самомнение отличается от превозношения тем, что последнее относится к внешнему объекту, а самомнение к самому человеку, ставящему себя выше, чем следует» [5, c. 135]. Аффект «превозношения» – это аффект вида ↑Х+[u,u’]. Здесь превозносится субъект X, не равный («внешний») центральному субъекту. Если же мы теперь на место Х поставим Я центрального субъекта, то получим аффект «самомнения»: ↑Я+[u,u’]. Напомним, что превознесение X, т.е. ↑X, возникает как результат следующего вывода:

 

Х=Я+ – V(Х)>VR(Х).

 

Состояние «любви» к X, т.е. Х=Я+, приводит в данном случае к переоценке X. Тогда, подставляя на место Х Я, получим:

 

Я=Я+ + V(Я)>VR(Я).

 

В этом случае состояние «любви» к себе приводит к собственной переоценке. Так как ψ+то Я=Я+ по определению, и такого рода состояние есть нечто естественное для человека. Такого рода естественность состояния «любви» к себе («самолюбия») проявляется также и в том, что, по мнению Спинозы, невозможен аффект, противоположный «самомнению». В самом=ψ,

 

 

– 318 –

 

деле, это должен был бы быть аффект вида ↓Я[u,u’], т.е. «ненависть» к себе-приниженному, причем такого рода принижение себя должно было бы быть результатом вывода:

 

Я=Я + У(Я)<УR(Я).

 

В основе такого вывода, как мы видим, должно было бы лежать состояние «ненависти» к себе, т.е. Я=Я,что по определению невозможно, так как в этом случае мы получили бы для ψ-функций условие: ψ=1-ψ и ψ=ψ, т.е. ψΞ1-ψ – противоречие. Спиноза пишет: «Этот аффект («самомнения». – В.М.) не имеет себе противоположного, ибо никто не ставит себя вследствие ненависти к самому себе ниже, чем следует» [5, с. 135]. А как же быть со случаями, когда кажется, что так и происходит, например, когда человек «ставит себя ниже, воображая, что он к чему-либо неспособен», либо когда человек думает, что «он ничего не может знать наверное и не может желать или делать ничего, кроме неправильного или постыдного»? В этих и им подобных случаях, считает Спиноза, возникает особый аффект, не противоположный «самомнению», но похожий на такого рода противоположный аффект. Такой аффект Спиноза называет «самоуничижением»: «Самоуничижение состоит в том, что ставят себя вследствие неудовольствия ниже, чем следует» [5, с. 136]. Формулировка такого аффекта отличается от невозможного аффекта «ставить себя вследствие ненависти к самому себе ниже, чем следует» только одним – «ненависть» заменена на «неудовольствие». В этом различии и проявляется наиболее ярко, по нашему мнению, различие у Спинозы между аффектом и состоянием «любви-ненависти», введенное нами выше. Если состояние «ненависти» к себе невозможно, то аффект «ненависти» («нелюбви») к себе вполне возможен, считает Спиноза. Итак, если по-прежнему обозначать аффект «самоуничижения» как аффект вида ↓Я[u,u’] – «ненависть к себе-приниженному», то основное изменение здесь должно затронуть характер вывода, на основании которого возникает в данном случае состояние приниженности себя. Недооценка себя должна вытекать в данном случае не из состояния «ненависти» к себе (Я=Я),которое невозможно, но из аффекта «ненависти» к себе. Таким образом, принижение себя в этом случае предполагает следующую выводимость:

 

Я[w,w’] + V(Я)<VR(Я).

 

Именно эту выводимость я буду считать предположенной в аффекте «самоуничижения» ↓Я[u,u’]. Замечу, что я различаю здесь два аффекта «ненависти» к себе: аффект Я[w,w’], дающий

 

 

– 319 –

 

основание для принижения себя, и аффект ↓Я[u,u’] – аффект «ненависти» уже к себе-приниженному. Если изменение [u, u’] – это следствие влияния приниженного образа ↓Я, за что к нему и испытывается аффект «ненависти», то изменение [w,w’] – это некоторое гетерономное действие субъекта, давшее повод к снижению значимости субъекта. В общем случае это разные действия, поэтому я и использую для них различные обозначения.

Наконец, последние два аффекта переживания, которые мы находим у Спинозы, – это аффекты «гордости» и «стыда». Спиноза определяет их следующим образом: «Гордость есть удовольствие, сопровождаемое идеей какого-либо нашего действия, которое другие, по нашему воображению, хвалят. Стыд есть неудовольствие, сопровождаемое идеей какого-либо нашего действия, которое другие, по нашему воображению, порицают» [5, c. 136]. Например, учитель гордится своим лучшим учеником, молодая девушка стыдится своего некрасивого лица. В этих случаях центральный субъект совершает какое-либо действие (учитель учит ученика, девушка показывает свое лицо), т.е. дана конструкция Я[u,u’] с позиции центрального Я. Совершаемое действие оценивается окружающими (в представлении центрального субъекта), т.е. образуется мера VS([u,u’]), где через индекс «S» я передаю то условие, что ценность [u,u’] рассматривается как публичная (social). Пусть V>0 выражает факт положительной оценки, V<0 – отрицательной, и V=0 – нейтральной оценки. В случае аффекта «гордости» действие [u,u’] рассматривается как положительное публичное действие, т.е. VS([u,u’])>0, при образовании аффекта «стыда», наоборот, VS([u,u’])<0. В общем случае ценность – это оператор Р, определенный на субъектной онтологии (множестве положений дел). Если Рu=u’ и ψ(u)<ψ(u’), то оператор Р может быть рассмотрен как положительная ценность, если ψ(u)>ψ(u’) – как отрицательная ценность, если ψ(u)=ψ(u’) – как нейтральная ценность. В качестве меры ценности Р мы можем рассмотреть разность ψ(u’)-ψ(u). Таким образом, если речь идет о ценности V(х), то х рассматривается как оператор на множестве положений дел. Если дана мера VS([u,u’]), то сам отрезок [u,u’] рассматривается как оператор, переводящий первоначальное положение дел u в конечное u’. Тогда VS([u,u’])=ψS(u’)–ψS(u) для некоторых публичных степеней себя уS. Таким образом, кроме, если так можно выразиться, «личных» степеней себя центрального субъекта определены и некоторые «публичные» степени себя. Так как изменения ψ-функции уже достаточно

 

 

– 320 –

 

для смены субъектной онтологии, то мы можем говорить и о существовании некоторой «публичной» субъектной подонтологии в рамках субъектной онтологии центрального субъекта. Это позволяет субъекту испытывать и разного рода «публичные» аффекты, энергетика которых обеспечивается ψS-функцией. Таким образом, аффект «гордости» – это аффект «публичной» любви к себе Я+S [u,u’], где изменение степеней себя в переходе от u к u’ рассматривается с точки зрения ψS-функции, что выражено нами символом «S». Аналогично аффект «стыда» может быть рассмотрен как ЯS[u,u’] – аффект «публичной» нелюбви к себе, что обеспечивается снижением ψS-функций в этом аффекте. Тот факт, что Спиноза определяет «гордость» и «стыд» как аффекты «удовольствия-неудовольствия» соотв., а не как аффекты «любви-ненависти», можно объяснить тем, что в рамках публичной онтологии оценивается только действие [u,u’], а не вся конструкция Я[u,u’].

Спиноза различает «стыд» и «стыдливость». Он пишет: «Стыд есть неудовольствие, следующее за поступком, которого нам стыдно; стыдливость же есть страх или боязнь стыда, препятствующая человеку допустить что-либо постыдное» [5, с. 137]. Таким образом, аффект стыдливости можно представить как ЯSp[u,u’], где р∈(0,1).

На этом Спиноза завершает определение аффектов переживания. Наиболее общая форма представления аффекта переживания может быть теперь выражена в следующем виде:

 

?±αSр[u,u’](У+Я).

 

Здесь к форме ?Х±αSр[u,u’](У+Я) добавлены условия возможности, если Х – субъект, и определения аффекта через ψS-функцию (индекс «S» слева от [u,u’]).

Аналогично могут быть проинтерпретированы и аффекты желания, однако за недостатком места я вынужден ограничиться только интерпретацией аффектов переживания. Только кратко отмечу основной принцип подхода к интерпретации аффектов желания. Объясняя свое понимание желания, Спиноза замечает: «Итак, я разумею здесь под именем желания всякие стремления человека, побуждения, влечения и хотения, которые бывают различны сообразно с различными состояниями человека, и нередко до того противоположны друг другу, что человек влечется в разные стороны и не знает, куда обратиться» [5, с. 130]. Желание я предлагаю интерпретировать через обобщенный

 

 

– 321 –

 

градиент GradEψ(u)=(Еψ(u), Еψ+см. [7]). Положение дел u+, где ψ(u+)=ψ+можно рассматривать как предмет желания GradEψ(u), – то, что желается в GradEψ(u)., ) (

На этом я завершаю рассмотрение определений аффектов в «Этике» Спинозы. Надеюсь, что и уже проведенный анализ может продемонстрировать плодотворность идей субъектных онтологий для выражения всех основных конструкций, используемых Спинозой. Несомненно, что это только начало большой работы, предполагающей построение основ своего рода «научной антропологии». Возможность более строгого описания аффектов позволит, как можно надеяться, подойти с новых позиций и к дедуктивной части «Этики» Спинозы. Ближайшей задачей здесь будет создание реконструкций «геометрического метода» Спинозы в рамках основных понятий субъектных онтологий.

 

Литература

1. Моисеев В.И. Логико-философская реконструкция концептуальных оснований русской философии всеединства. – Воронеж: Изд-во Вор. ГУ, 2000. – 106 с.

2. Моисеев В.И. От биологии к витологии: новая точка зрения на феномен живого существа // Математика. Компьютер. Образование. Сб. научн. тр. Под ред. Г.Ю.Ризниченко. Вып. 7, Ч. 1. М., 2000. С. 89–99.

3. Моисеев В.И. Тайна Вильгельма Дильтея // Вопросы методологии. № 1–2. М., 1999. C. 131–141.

4. Моисеев В.И. Синергетика и проблема единства живой и неживой природы // Синергетика. Труды семинара. Том 4. Естественнонаучные, социальные и гуманитарные аспекты. М., 2001. С. 187–209.

5. Спиноза Б. Этика. СПб.: Аста-пресс Itd, 1993.

6. Моисеев В.И. От биологии к витологии: новая точка зрения на феномен живого существа // Методология биологии: новые идеи (синергетика, семиотика, коэволюция) / Отв. ред. О.Е.Баксанский. М., 2001. С. 222–233.

7. Моисеев В.И. Проблема субъектной силы // Диагностика и прогнозирование социальных процессов. Сб. науч. тр. каф. Социол. / Под ред. Г.А.Котельникова. Белгород, 2001. Вып. З. С. 19–27.

СОСТОЯНИЕ АФФЕКТА И ЕГО САМОРЕГУЛЯЦИЯ

Волкова Анжелла Александровна
студентка ФГБОУ ВПО «Саратовский государственный технический университет имени Гагарина Ю.А.»
г.Саратов

Герасимова Ксения Викторовна
студентка ФГБОУ ВПО «Саратовский государственный технический университет имени Гагарина Ю.А.»
г.Саратов

Научный руководитель:

Эйгелис Галина Владимировна
кандидат психологических наук, зав. кафедрой психологии
ФГАОУ ВПО «Саратовский государственный университет им. Ю.А. Гагарина»

г.Саратов


В последнее время стрессогенные факторы существенно влияют на психическое состояние человека. Не каждый человек может своевременно снимать накапливающееся психическое напряжение. Люди склонные к аффективным вспышкам, зачастую не справляются со своими эмоциями и совершают неконтролируемые поступки, опасные как для самой личности, так и для окружающих. Понятие аффект произошло от латинского слова «affectuctus» — «душевное волнение». В целом определение аффекта заключается в сильном и относительно кратковременном эмоциональном состоянии, которое связанно с резким изменением важных для человека жизненных обстоятельств, отсутствием контроля и изменением сознания.

Аффект возникает резко, внезапно, в виде вспышки, порыва. Управлять и справиться с этим состоянием очень трудно. В аффекте человек не может себя сдерживать, контролировать. Если в этот момент к нему попадают предметы, не имеющие отношения к причине аффекта, он может в ярости отшвырнуть попавшуюся вещь, хлопнуть по столу, разбить что-то. Аффект не протекает плавно, размеренно, это состояние возникает внезапно, если есть какие-то раздражители (слова, действия и прочее.), также состояние аффекта зависит и от самого человека, его характера. Например, если человек эмоционален, вспыльчив, агрессивен в повседневной жизни, то такой человек, с таким темпераментом, с таким типом нервной системы более склонен к состоянию аффекта и такому человеку необходимо контролировать и сдерживать себя в напряжённых ситуациях. А если человек привык в своей жизни быть спокойным, не реагировать на внешние раздражители, адаптироваться от них, то такой человек имеет наименьшую вероятность подвергнуться состоянию аффекта. Таким образом, сам по себе аффект лишает человека адекватной рассудительности и спокойствия. Обыкновенно поводами для аффектов служат сильные бурные эмоции, под влиянием которых внезапно изменяется душевное состояние человека.

Состояние аффекта регламентируется в уголовном праве. Аффект сопровождается возбуждением всей психической деятельности. В результате этого у индивида происходит снижение контроля над своим поведением. Данное обстоятельство приводит к тому, что совершение преступления в состоянии аффекта влечет за собой специфические правовые последствия. «Суженность» сознания и воли человека в состоянии аффекта позволяет говорить о том, что это состояние имеет определенное юридическое значение.

Аффект оказывает существенное влияние на психическую деятельность человека, дезорганизуя ее и затрагивая высшие психические функции. Мышление утрачивает гибкость, снижается качество мыслительных процессов, что обусловливает осознание лицом только ближайших целей своих действий, а не конечных. Внимание целиком концентрируется на источнике раздражения. То есть у человека в силу сильного эмоционального напряжения ограничивается возможность выбора модели поведения. Из-за этого происходит резкое снижение контроля над действиями, что приводит к нарушению целесообразности, целенаправленности и последовательности действий.

Юристы оценивают состояние аффекта как обстоятельство, которое, безусловно, ограничивает способность лица осознавать фактический характер и общественную опасность своего деяния и руководить им, поэтому совершение преступления в состоянии аффекта является смягчающим наказание обстоятельством. Само по себе состояние аффекта будет признано судом смягчающим обстоятельством только при наличии определенных условий.

Для того чтобы понять природу аффекта, а значит и сущность самого убийства, совершенного в этом состоянии необходимо рассмотреть физиологический аспект в сопоставлении с иными явлениями психической деятельности человека. В психологии и психиатрии общепризнанным считается деление аффектов на патологический и физиологический. И тот, и другой вид аффекта развиваются по трем основным стадиям: подготовительной, стадии активных аффективных действий (взрыва) и заключительной.

Итак, начнем с первой стадии — подготовительной. Патологический аффект возникает в ответ на неожиданный сильный раздражитель, а в некоторых случаях — без повода. В то время как физиологический аффект возникает в ответ на сильный аффектогенный раздражитель или в результате аккумуляции аффективных переживаний. В стадии взрыва для патологического аффекта характерно сумеречное состояние сознания, происходит полное помрачнение сознания не на реальных травмирующих переживаниях, а на замещающих представлениях. Болезненные переживания, как правило, связаны с ловлей бандитов, шпионов, разных врагов, сводятся к ощущению преследования и большой опасности для жизни. В то время как для физиологического аффекта характерно лишь сужение сознания, которое концентрируется на реальных травмирующих переживаниях, а не на представлениях о них, как при патологическом аффекте. В заключительной стадии патологический аффект приводит к истощению нервной системы, т.е. связан с огромным внутренним напряжением, значительной тратой сил. Для состояния физиологического аффекта не является характерными столь выраженные истощение и прострация, для него в большей степени свойственны чувства облегчения, раскаяния, вялость.

Таким образом, патологический аффект представляет собой кратковременное психическое расстройство, для которого характерны частичная или полная амнезия и полное помрачение сознания. Физиологический аффект не является временным болезненным расстройством психики, его возникновение не связано с психическим заболеванием, а протекание определяется психологическими законами развития нормальных психических процессов. В основе сужения сознания при этом лежат физиологические, а не патологические механизмы.

Тем самым это болезненное состояние исключает и уголовную ответственность, т.к. лицо, которое не могло отдавать себе отчета в своих действиях или руководить ими вследствие хронической душевной болезни, временного расстройства душевной деятельности, слабоумия или другого болезненного состояния, является невменяемым и не подлежит уголовной ответственности. В то время как природа физиологического аффекта не исключает вменяемость лица, поскольку в основе сужения сознания в этом состоянии лежат физиологические, а не патологические (болезненные) процессы.

Аффект имеет определенные этапы развития и может контролироваться на начальном этапе. Естественно, это требует огромных волевых усилий со стороны человека. Самое важное в этот момент отсрочить наступление аффекта, «погасить» аффективную вспышку, сдержать себя, не терять власть над своим поведением. Ситуация, при которой может возникнуть состояние аффекта может начинаться с грубого оскорбления, повлекшего за собой обиду и, следовательно, ответную агрессивную реакцию. Оскорбление в этом случае должно достаточно сильно унизить человека. Но необходимо помнить что так сильно можно унизить только того человека, который подсознательно имеет низкую самооценку, но преподносит себя самоуверенным человеком. Именно при этом условии может возникнуть состояние аффекта.

Чтобы справиться с сильной эмоцией и не допустить ее превращения в аффект, нужно вовремя ее заметить и осознать, проанализировать причины ее возникновения, сбросить мышечный зажим и расслабиться, глубоко и ритмично дышать, вспомнить приятное событие в жизни, попытаться посмотреть на себя со стороны. Научиться контролировать состояния сильного стресса и не допускать состояния аффекта требует огромной выдержки, самоконтроля и специальных тренировок. Существует определенная последовательность действий, чтобы снять эмоциональное напряжение. Для этого необходимо помнить следующие моменты: адекватно оценить окружающую обстановку; в случае неудачи действовать по принципу “не больно-то и хотелось”; увеличить физическую нагрузку; отвлечься на что-то другое, изменить интерес; выговориться, выплакаться; послушать музыку; вызвать улыбку, смех, юмор, то есть воспринять как комическое то, что претендует на серьезность; постараться расслабиться.

Отдых на свежем воздухе, прогулка по парку помогают отвлечься от ненужных мыслей и расслабиться. Периодические занятия спортом придают сил и энергии, поднимают настроение. Плавание также отлично снимает стресс. Хорошо успокаивает сеанс ароматерапии. Эфирные масла апельсина, лаванды, жасмина и пачули помогают бороться с бессонницей, депрессией и головной болью, которые всегда сопутствуют стрессу. Необходимо помнить главное, прежде чем что-то сказать, нужно сначала подумать, а не обидит ли это другого человека. И даже в самой критической ситуации необходимо постараться «взять себя в руки», чтобы не было никаких негативных последствий.

Что такое «аффект»?

Целью данной короткой статьи является дача простой в использовании классификации «аффекта» без цитирования каких-либо сложных терминов и определений, ссылок на Инструкции о назначении и проведении экспертиз, а ссылок на статьи Уголовного кодекса Украины.


По-сути «аффект» — это всегда временное помутнение, состояние «временной невменяемости», так называемое — «я не знаю, что на меня нашло».

Например, если человек 13 раз ударил ножом свою жену за то, что она не правильно с его точки зрения поставила на стол стакан с водой, будет ли это состоянием аффекта? Ведь подобного рода действие совершенно не логично, если человек хотел кого-то убить, хватит и одного удара ножом, а в данном примере – целых 13. Безусловно, такое действие совершенно «не вменяемое», но состояния аффекта здесь нет.

Так что же такое аффект и в каких случаях мы можем с уверенностью (даже до проведения каких-либо экспертиз) классифицировать состояние человека именно как «аффект»?

Аффекту всегда предшествует какое-либо доказуемое воздействие на человека, то есть – аффект это всегда последствие какого-либо воздействия. Если мы не можем доказать предыдущее воздействие, то аффекта нет.
Например, человека против его воли насильно (либо обманным путем – подсыпали в стакан с соком) заставили принять препарат, и он под воздействием этого препарата совершил преступление. Либо человек пришел домой и увидел убитыми свою жену и двоих детей, а на столе увидел записку: «Это я, твой друг Иванов убил твою семью». После увиденного человек отправляется к своему другу и убивает его.

То есть, аффект всегда является последствием определенных действий (событий), направленных на лицо, совершившее #преступление и действия эти (события) всегда предшествуют состоянию аффекта, а состояние аффекта – соответственно является их следствием. Таким образом, аффект не возникает в момент совершения преступления, он всегда возникает до совершения преступления.

Еще одним примером «аффекта» можно было бы указать следующую ситуацию. Сотрудник полиции приходит домой и застает жену с любовником, после чего достает табельное оружие и убивает обоих. Это убийство в состоянии аффекта, ведь данный человек не собирался никого убивать, однако душевное волнение повлекло именно такую реакции. После реакции был сброс – человек «пришел в себя», позвонил в полицию и сообщил о совершенном им преступлении.

Определение аффекта по Merriam-Webster

аффект | \ ə-ˈfekt , а- \

затронутый; воздействуя; влияет

переходный глагол

: для воздействия на (кого-то или что-то):

а : действовать и вызвать изменение (кого-то или чего-то) Осадки влияют на рост растений.районы, которые будут затронуты строительством автомагистралей Белок играет центральную роль в метаболизме… что, в свою очередь, влияет на скорость старения. — Стивен С. Холл Извержение Кракатау в 1883 году на территории современной Индонезии на долгие годы повлияло на мировые закаты… — Эвелин Браунинг Гаррис До 1980-х годов было совершенно не ясно, как никотин влияет на мозг ». Синтия Кун и др.

б : , чтобы вызывать болезнь, симптомы и т. Д., в (кто-то или что-то) болезнь, которая поражает миллионы пациентов каждый год … синдром может поражать поджелудочную железу, которая производит инсулин … — Х. Ли Каган

c : вызвать эмоциональный отклик у (кого-то) опыт, который сильно повлиял на него… она побывала на Кубе и была глубоко тронута тем, что увидела.- Эльза Дикслер

d : влиять (на кого-то или что-то) пытаясь не позволить эмоциям повлиять на их решение

аффект | \ ə-ˈfekt , а- \

затронутый; воздействуя; влияет

переходный глагол

1 : , чтобы создать ложную видимость (чего-то) : , чтобы притвориться, что чувствует, имеет или делает (что-то) : притворяется повлиять на равнодушие повлиять на удивление Он повлиял на французский акцент.… Ферми часто проявлял отвращение к абстрактной математике. — Эд Барбо. Но он делал вид, что не слышит… — Эдит Уортон

: часто или обычно носить или иметь (что-то) на яркую одежду Чанг повлиял на бороду и длинную одежду древнего ученого… — Констанс А.Связь : , который должен быть дан (предпочтительный стиль одежды, речи и т. Д.) повлиять на точную манеру речи

б : для демонстрации симпатии или использования (чего-либо) : для демонстративного культивирования или утверждения (качества, отношения и т. Д.)) воздействовать на мирские манеры В то время в Оксфорде было привычкой проявлять непочтительность. — Т. Б. Костейн.

3 архаичный : испытывать привязанность к : испытывать любовь или нежную привязанность к (кому-то или чему-то) Что до королевы Катарины, то он скорее уважал, чем трогал, скорее уважал, чем любил.- Томас Фуллер: Я затронул Жоржетту; она была чутким и любящим ребенком: держать ее у себя на коленях или носить на руках было для меня удовольствием. — Шарлотта Бронте

4 архаичный : иметь (указанную характеристику или качество) … Капли каждой жидкости воздействуют на круглую фигуру за счет взаимного притяжения своих частей… — сэр Исаак Ньютон

5 архаичный : , чтобы часто или обычно проводить время в (месте) или с (человеком или группой) : часто … Какие птицы влияют на этот тормоз… — Томас Харди Не влияйте на общество низших по рангу и не навязывайте обществу великих.- Уильям Хэзлитт

6 архаичный : стремиться к : пытаться достичь (чего-то, например власти) … Этот гордый человек влияет на имперское господство. — Джон Драйден

аффект | \ ˈA-ˌfekt \ 1 [Немецкий Affekt, заимствован из латинского Impactus ] психология

а : набор наблюдаемых проявлений переживаемой эмоции : мимика, жесты, позы, голосовые интонации и т. Д., которые обычно сопровождают эмоции Данные нескольких клинических групп указывают на то, что снижение точности декодирования лицевых аффектов связано с нарушением социальной компетентности — Suzane Vassallo et al. … Пациенты… показали совершенно нормальные реакции и аффекты… — Оливер Сакс. У других жертв шизофрении иногда наступает плоский аффект, зомбоподобное состояние явной апатии. — Дэвид Г. Майерс.

б : сознательная эмоция, возникающая в ответ на мысль или переживание. Положительный аффект включает в себя все хорошие эмоции, такие как радость, блаженство, любовь и удовлетворенность.- Рой Ф. Баумейстер и Брэд Дж. Бушман Убийства и бессмысленные массовые убийства без аффекта, как говорят психологи,… стали слишком частым явлением в современной жизни. — Барбара У. Тачман

2 устаревший : чувство, привязанность Ибо каждый человек с его аффектами рождается / Не мощью, но особой благодатью.- Вильям Шекспир

«Аффект» vs.«Эффект»: каждый раз используйте правильное слово

СМОТРЕТЬ: Как использовать «аффект» и «эффект»

Влиять или эффект ?

Оба эти слова являются глаголами и существительными, и их значения совпадают. Очень запутанно! Этот скользкий дуэт может отправить в спираль неуверенности даже опытных писателей. Тем более, что многие люди произносят их почти одинаково.

Вот основное руководство для эффекта аффект по сравнению с эффектом : как правило, мы используем аффект как глагол (слово действия) и эффект как существительное (объектное слово).

Что означает влияет на ?

Глагол воздействовать на означает «действовать; произвести эффект или изменение », как в . Холодная погода повлияла на посевов (это произвело изменение посевов… вероятно, их погубило).

Это также может означать «произвести впечатление на разум или взволновать чувства», как в Музыка глубоко повлияла на его (музыка изменила его чувства или мысли).Итак, когда вы хотите использовать один из этих двух терминов для выражения действия, скорее всего, вы ищете , аффект .

Если вы можете заменить аффект другим глаголом, вы будете знать, что используете правильное слово, например, Холодная погода повредила урожая, или Музыка глубоко переместила его.

Что означает e ffect ?

Эффект чаще всего используется как существительное, означающее «результат» или «последствие».Итак, когда вы пишете, попробуйте заменить эффект на результат и посмотрите, имеет ли это смысл. Например, Его солнечный ожог был эффектом пребывания на солнце. Его солнечный ожог был результатом пребывания на солнце. Эффект также может застать вас врасплох, потому что он встречается в двух общих идиомах: действует и действует .

Как можно запомнить разницу?

Есть одна уловка, которая поможет вам использовать правильное слово почти в каждом случае: слово ворон.

R = R e member
A = A ffect is
V = a V erb
E = E ffect is
N = a N oun

Что вызвало всю путаницу?

Хотите углубиться? Большая часть путаницы вокруг этой пары происходит из-за общего лингвистического предка. Оба слова имеют корни от латинского глагола facere , означающего «делать, делать». Affect происходит от латинского глагола afficere , означающего «делать что-то, чтобы оказывать влияние на. Эффект происходит от латинского глагола efficere , «делать, выполнять».

Придерживаясь основного принципа , эффект как существительное и влияет на как глагол, как правило, держит вас в курсе.

А как насчет исключений?

Реже аффект может использоваться как существительное для описания эмоции в психологическом контексте. Пример: Печальный аффект может быть симптомом депрессии . Ласковый — это родственный термин с тем же корнем, что и аффект. Эффект также может быть глаголом, означающим «заставить произойти», но такое употребление встречается реже. Пример: Мы можем сделать новым и лучшим обществом посредством реформы . Фраза e ffect change основана на этом глаголе. Надеемся, что эта статья изменит во всех наших словарях!

Готовы проверить свои грамматические навыки? Задайте себе вопрос: «Аффект» vs.»эффект»!

Аффект и эффект

Слова «аффект» и «эффект» часто неправильно используются и путают, одно неправильно используется вместо другого. Но у них нет общих смыслов. Оба слова могут использоваться как существительные или глаголы, так что это различие не является надежным. Но «аффект» почти всегда является глаголом, тогда как «эффект» чаще используется как существительное, чем как глагол. Существительное «аффект» почти полностью зарезервировано на психологическом жаргоне. Его использование в качестве существительного в журналистах — притворство.


«Воздействовать» как глагол. (Норма) Чтобы иметь влияние; произвести впечатление или переместить; произвести изменение чего-то или кого-то. Пример:

Его исследование было направлено на то, чтобы показать, как алкоголь влияет на время реакции .



«Эффект» как существительное. (Обычное использование) Что-то произошло; результат. Пример:

Они обсудили эффект закона на детей.



«Эффект» как существительное . (Обычное использование) То, как одна вещь воздействует на другую. Пример:

Эффект закона заключался в увеличении употребления алкоголя.



«Эффект» как глагол. (Нечасто, но приемлемо в редких случаях.) Для получения результата; чтобы что-то произошло; чтобы добиться результата. Пример:

Смит сказал, что сокращения были разработаны с целью повлиять на основных экономических показателях компании.

Хотя в данном случае это правильно, действительно ли это понятно всем читателям? Лучшая альтернатива:

Смит сказал, что сокращения были предназначены для реализации (чтобы добиться) базовой экономии для компании.
Или:
Смит сказал, что сокращения были разработаны, чтобы принесли компании около (дадут результат) базовой экономии.



Существительное «влияет». Забудьте об этом; вы занимаетесь журналистикой, а не психиатрией (хотя можете закончить терапию). «Аффект» как существительное означает эмоциональное состояние в отличие от познания. «Аффект» — это измерение поведения, а не его отдельный сегмент. Таким образом, «аффект» переживается одновременно с восприятием, действием и мышлением. (Видите, я сказал вам забыть об этом!) Что касается второй строки заголовка в верхней части этого послания, «эффект влияет» будет означать проявление определенной аффектации или характеристики.Другими словами, это то, что Роберт Де Ниро и Бен Аффлек пытается делать, но не так хорошо.
Краткое и простое руководство
для «воздействия» и «воздействия»

Легко увязнуть в споре о тонких оттенках значения слов «аффект» и «эффект». Такие дебаты тратят время и силы. Поэтому полезно отточить свое понимание, чтобы с минимумом размышлений вы могли принять правильное решение при редактировании, когда встретите одно из этих слов.Следующие мысли призваны помочь вам в этом.

1. Определите, требует ли употребление глагола или существительного.

2. Если нужен глагол, в 95 или более процентах случаев вам нужно слово «аффект». Это означает изменить или изменить. «Погода влияет на наше настроение». «Питание влияет на здоровье ». «Времена года влияют на дерева и цветов». «Качество вашей работы влияет на вашу оценку.”

3. Время от времени потребность в слове «эффект» как глаголе возникает, когда уместно узкое значение «вызывать или вызывать». Эти редкие случаи часто встречаются в той или иной форме выражения «произвести изменение» или, на полицейском жаргоне, «произвести арест» (вызвать или вызвать арест). Тем не менее, этого все же лучше избегать, особенно в последнем примере, потому что это просто полицейский жаргон, и лучше избегать жаргона.

4.Когда требуется существительное, почти всегда используется слово «эффект». Это означает «результат». «Эффект усердной учебы означает лучшее обучение». «Эффект правильного выбора — лучшая оценка». (Вы чувствуете здесь тему?)

5. «Аффект» может быть существительным, но его употребление почти полностью зарезервировано на психологическом жаргоне. Вы могли бы сделать долгую карьеру писателя и редактора и никогда не столкнуться с необходимостью использовать существительное «аффект».”

6. Так что будьте готовы заставить почти все глаголы «влиять».

7. И будьте готовы заставить практически все существительные «влиять».

глагол воздействия — Определение, изображения, произношение и примечания по использованию

глагол Формы глагола
настоящее простое Я / ты / мы / они влияют
он / она / оно влияет на
простое прошедшее время затронутые
причастия прошедшего времени Затронутые
-зависимые формы
перейти к другим результатам
  1. воздействовать на кого-то / что-то, чтобы произвести изменение в ком-то / что-то
    • Как эти изменения повлияют на нас?
    • В статье рассматриваются вопросы, затрагивающие жизнь детей.
    • Это решение негативно (= негативно) повлияло на тысячи людей.
    • Качество и здоровье почвы напрямую влияют на качество и здоровье растений.
    • Ваше мнение не повлияет на мое решение.
    • Юг страны больше всего пострадал от засухи.
    Какое слово? effect / effectaffect / effect
    • effect verb = «оказывать влияние на кого-то / что-то»:
      • Влияет ли телевидение на поведение детей?
      Это не существительное.
    • effect noun = «результат, влияние»:
      • Влияет ли телевидение на поведение детей?
    • эффектный глагол довольно редок и формален и означает «достигать или производить»:
      • Они надеются добиться примирения.
    Дополнительные примеры
    • Надеюсь, это не повлияет на исход переговоров.
    • Продажи не кажутся чрезмерно затронутыми.
    • Классовая структура влияет на отношение и поведение людей.
    • решений, которые влияют на всю нашу жизнь
    • событий, которые могут повлиять на окружающую среду
    • Война серьезно повлияла на образование.
    • Тип аудитории влияет на то, что вы говорите и как вы это говорите.
    Оксфордский словарь словосочетаний наречие
    • резко
    • сильно
    • материально
    глагол + аффект См. Полную запись
  2. [часто пассивно] воздействовать на кого-то / что-то (болезни), чтобы атаковать кого-то или часть тела; заставить кого-то заболеть
    • Болезнь чаще поражает женщин, чем мужчин.
    • Заболеванием страдает каждая пятая женщина.
    • Вотрите крем в пораженные участки.
  3. воздействовать на кого-то [часто пассивно], чтобы заставить кого-то очень грустить, сожалеть и т.д. о ком-то / чем-то
    • Они были глубоко тронуты известием о ее смерти.
    • Ее смерть глубоко на него повлияла.
    • Старайтесь не позволять его проблемам слишком сильно влиять на вас.
    Oxford Collocations DictionaryadverbСм. Полную статью
  4. (формально), чтобы притвориться, будто что-то чувствует или думает
    • влияет на что-то Она повлияла на спокойствие, которого она не чувствовала.
    • аффект, чтобы что-то сделать Мы очарованы богатыми и могущественными, но часто чувствуем, что презираем их.
  5. повлиять на что-то (формальное, неодобрительное) использовать или носить что-то, предназначенное для того, чтобы произвести впечатление на других людей синоним поставлен на
    • Я бы хотел, чтобы он не повлиял на этот нелепый акцент.
  6. Происхождение слов означает 1–3 позднего среднеанглийского (в значении «атаковать как болезнь»): от французского «аффектер» или латинского «аффект» — «влияние, влияние», от глагола afficere «работать над, влиять», от ad. — «в, чтобы» + facere «делать».смысл 4–5 позднего среднеанглийского: от французскогоffecter или латинского speakare «цель», частый падеж afficere «работать, влиять», от ad- «at, to» + facere «делать». Первоначальное значение было «как, любить», следовательно, «(любить) использовать, предполагать и т. Д.».

См. Аффект в Оксфордском продвинутом американском словаре См. Аффект в Оксфордском словаре академического английского языка для учащихся

Разница между эффектами и эффектами — это не так сложно, как вы думаете

Эффект и эффект легко смешать.Вот краткая версия того, как использовать аффект и эффект. Воздействовать. — обычно глагол, означающий «воздействовать» или «изменить». Эффект — обычно существительное, эффект — результат изменения. Осторожно! Существуют определенные ситуации и фиксированные фразы, которые нарушают общие правила использования этих слов.

Теперь, когда основы ушли в прошлое, пришло время изучить тонкости того, как эффективно использовать аффект и эффект. Или это аффективно? Если вам повезет, вполне может быть и то, и другое.(Для любопытных в этом контексте «эффективно» означало бы успех. А когда дело доходит до грамматики, цель — успех.)

Разница между воздействием и следствием

Это влияние или эффект? Короче говоря, аффект — это глагол, а эффект — существительное. По крайней мере (предупреждение о спойлере!), В большинстве случаев. В большинстве случаев вы встретите слова как эти части речи.

Итак, если A влияет на B, B испытывает эффект действия A.

А?

Представьте, что Рубин (A) толкает Рафаэля (B) в пруд. Рубин влияет на , где стоит Рафаэль. Мокрый Рафаэль — это эффект непреодолимого желания Руби столкнуть его в пруд.

Поскольку Ruby выполнил действие, которое сигнализирует об использовании глагола: аффект. Результат или эффект этого глагола — «влажность», существительное, которое, вероятно, доставляет Рафаэлю много дискомфорта.

Аффект и эффект — это разные части речи, но звучат они почти одинаково.Сходные по звуку пары, такие как аффект против эффекта, сложны, потому что многие люди произносят их как омофоны, а это значит, что они звучат одинаково. Bear / bare, here / hear и write / right — другие примеры. Итак, когда дело доходит до написания правильного слова, вот правила, которые помогут вам выдержать борьбу.

Когда использовать Affect

Воздействовать означает повлиять на что-либо или изменить что-либо.

Вот подсказка: Вот мнемоника: A означает действие.Глаголы говорят о действии. Аффект начинается с буквы А, значит, это глагол. Престо.

Примеры аффекта

(Study.com, «Влияние массового расстояния на гравитацию») (Bright Hub, «Устойчивое развитие для положительного воздействия на окружающую среду») (Джон Киган, Первая мировая война )

Обратите внимание, что в последнем примере мужчины «затронуты», потому что они были изменены тревожными событиями войны, но это изменение также имеет эмоциональный фактор. Когда на человека повлияло событие, это часто означает, что эффект в основном проявляется на уровне эмоций или психологии.Подробнее об этом в разделе исключений.

Когда использовать эффект

Эффект существительное и означает результат изменения. Итак, если событие влияет на в вашей жизни, вы почувствуете эффект события .

Вот совет: Подумайте об общей фразе причина и следствие . Причина заканчивается на E, а следствие начинается на E. Таким образом, не только причина ведет к следствию, но также E причины ведет к E эффекта, давая вам удобный существительный мост, через который можно перейти и запомнить, какое написание использовать. .

Примеры эффекта

(National Geographic, «Изменение климата: 5 способов повлиять на вас») (History.com, «Прокламация об эмансипации вступает в силу») (Джон Ирвинг, Молитва за Оуэна Мини, )

А вот и двойник, для забавы:

(NHS Choices, «Антибиотики: побочные эффекты»)

Аффект против эффекта: как запомнить разницу

Подводя итог: не спускайте глаз с приза. В этом случае приз — это первая буква каждого слова. Не забывайте: «Affect» начинается с «A», означающего действие, что означает, что это глагол, а с «Effect» вы можете сразу перейти от «Cause» к «Effect» через удобную букву E.

Если вы запомните этот буквальный трюк, это немедленно повлияет на ваше написание этих слов. Другими словами, убедитесь, что вы правильно пишете их.

Остерегайтесь исключений!

Теперь, когда вы усвоили основное различие — эффект как существительное и влияние как глагол — пора встряхнуть. В некоторых контекстах эффект — это глагол, а аффект — существительное. Большое спасибо, англичанин.

Эффект как глагол

Эффект как глагол означает вызывать.Обычно он появляется с такими существительными, как «изменение» или «решения».

Другими словами, они хотели вызвать эффект изменений — возможно, заставив правительство изменить свою политику или даже уйти в отставку.

Если вы используете здесь , влияют на , это будет означать «оказать влияние на изменение» или «повлиять на изменение». Протестующие, которые хотят «повлиять на изменения», будут пытаться повлиять на существующие изменения. Это хорошо, но не так мощно, как , приводящее к изменению , особенно когда на кону коррумпированное правительство.

Это тоже не должно быть настолько революционным. Это про социальные сети:

То, что когда-то казалось банальным способом поддерживать связь с друзьями, обмениваться фотографиями и шутками, стало движущей силой социальных изменений, […] давая гражданам мира возможность объединяться и влиять на изменения разными способами.

— The Huffington Post, «Социальные сети как грозная сила для перемен»

Если бы это обсуждение социальных сетей было связано с гражданами, пытающимися «повлиять на изменения», это, вероятно, означало бы, что они пытаются ускорить, замедлить или полностью остановить все формы изменений, которые имеют отношение к социальным сетям.По иронии судьбы, может быть легче повлиять на изменение с помощью действительно мощного движения в Facebook, чем на повлиять на изменения , которые происходят в обществе из-за широкого использования социальных сетей. Забавно, как это работает, правда?

Действует как существительное

Аффект как существительное означает чувство, эмоцию или конкретную эмоциональную реакцию.

Похоже, у пациента было какое-то мрачное настроение. Не слишком сложно (разве что для пациента).

Вот еще:

Более глубокое понимание основных врожденных аффектов и пластичности мозга имеет важное клиническое значение.

— Психология сегодня, «Аффекты, язык и познание»

Сказать что? Это отличный пример сложного психологического жаргона, который вы можете найти в психологической клинике или журнале (например, Psychology Today ). Замечательно, если вы изучаете основные чувства и мозговую активность — о чем идет речь в этом предложении — но если нет, то, вероятно, вы в безопасности, зная, что «аффекты» здесь означает «чувства».

Если вам кажется, что это немного сложно, никаких трудностей. То есть без обид. Вам, вероятно, не стоит особо беспокоиться об этом, если вы не занимаетесь психологией.

Но теперь, если вы встретите фразу о выпускном ораторе, оказывающем огромное влияние на свою аудиторию, вы можете собрать воедино, написала ли писатель с ошибкой «эффект» или весь выпускной класс был растроган до слез.

Обнаружено прилагательное

Ну, этот выходит из левого поля.Но затронутый действительно может использоваться как прилагательное для обозначения претенциозного, искусственного или созданного, чтобы произвести впечатление. Обычно это не комплимент и означает, что кто-то ведет себя заносчиво или пытается выглядеть так, будто он важнее, чем он есть на самом деле.

Обратите внимание, что когда кто-то действует затронут, это очень отличается от того, когда люди затронуты на что-то на эмоциональном уровне, как солдаты выше.

Вот литературный пример:

«И все же, — регент осторожно почесал одно ухо в ненормальной абстракции, — я бы не назвал себя совершенно некомпетентным.’

—Исаак Азимов, Фонд

Видите, что там сделал регент? Его царапина «затронута», потому что этот парень явно знает, что он не некомпетентен. На самом деле он очень грамотный. Он может даже подумать, что он самый компетентный человек. Подумайте об этом так: на поведение регента влияет его собственное высокомерие и чувство превосходства, .

Как вы думаете, какое влияние это оказывает на людей, окружающих этого парня?

Обзор

: когда использовать аффект или эффект

Давайте вспомним, как и когда использовать какое слово.:

Используйте глагол «аффект» в предложении, когда говорите о том, чтобы произвести изменения или изменить ситуацию. Например, новое открытие может повлиять на научную теорию, а провал теста может повлиять на чье-то настроение.

Вот несколько синонимов аффекта: изменить, изменить, влиять, модифицировать и воздействовать (версия глагола). Этот список должен повлиять на ваше понимание этого слова. В этом случае «влияние» будет означать «улучшение».

«Эффект» — это существительное, и это результат события или ситуации, которые привели к изменению.Эффект от изменения может быть большим или маленьким, но именно тот факт, что что-то изменилось, делает существительную форму эффекта столь важной. Например, вы можете почувствовать последствия холода или землетрясения, а выходящее солнце может положительно повлиять на ваше настроение.

Некоторые синонимы эффекта включают такие слова, как результат, последствия, последствия, результат, последствия и существительная версия воздействия.

Грамматика эффектов и эффектов

Давайте проверим, насколько эффективным было это объяснение! Проверьте свое понимание аффекта и эффекта с помощью нашей короткой и увлекательной викторины.Следите за своими ошибками и комментируйте любые возникающие вопросы.

Вам нужны подробности? Нет более эффективного способа узнать слово, чем увидеть его в печатном виде.

Дополнительная информация

Что делает эти два маленьких слова более сложными, так это то, что они звучат почти одинаково. Да, это тот самый омофон, о котором мы упоминали ранее. По большей части люди произносят «аффект» и «эффект» почти одинаково. Но иногда они этого не делают.

Если вы внимательно прислушаетесь, в некоторых случаях вы сможете услышать небольшую разницу в первом слоге двух разных слов. Итак, «эффект» имеет немного более сильный звук «а», как в «красном», в то время как «аффект» произносится немного более лениво, как «а-ффект». Но не рассчитывайте на эти небольшие различия, чтобы отличить одно слово от другого. Только очень внимательный выразитель сможет провести различие вообще, и в любом случае это различие очень тонкое.

Помимо произношения, есть еще несколько фраз и необычных употреблений этих двух слов, которые заслуживают внимания.Вот и:

  • Существует целая научная область под названием исследования аффектов , которые изучают аффекты — эмоционального типа. Вы даже можете прочитать все о том, как эмоции — это большое научное дело, в The Affect Theory Reader .
  • Личные вещи — это идиома: в данном случае эффекты по сути означают вещи. Скорее всего, ваши вещи каким-то образом повлияли на ваш кошелек, гардеробную или личную жизнь. Значит, личные вещи.
  • Эффективный означает успешный в достижении желаемого результата.
  • Аффективный означает производить аффект в эмоциональном смысле. Если The Affect Theory Reader влияет на то, как вы относитесь к аффектам, это сделало бы книгу аффективной.

Итак, если эта статья была аффективной, вы были эмоционально тронуты, узнав разницу между аффектом и эффектом. Если это было эффективно, с этого момента вы будете использовать эти слова правильно. Это в значительной степени беспроигрышная ситуация.

Теория аффектов и новая эра беспокойства

В октябре 2011 года литературовед и теоретик культуры Лорен Берлант опубликовала «Жестокий оптимизм» — размышление о нашей привязанности к мечтам, которые, как мы знаем, обречены на крах.Берлант преподавала на факультете английского языка Чикагского университета с 1984 года. Она зарекомендовала себя как опытный переводчик кино и литературы, начав с серии влиятельных взаимосвязанных книг, которые она назвала своей «трилогией о национальной сентиментальности». В этих книгах утверждали, что чувство национальной идентичности было не столько набором сознательных решений, которые мы принимаем, сколько набором принуждений — привязанностей и идентификаций, — которые мы чувствуем. В «Жестоком оптимизме» Берлант перешел от теоретических рассуждений о жанрах художественной литературы к теоретическим представлениям о «жанрах на всю жизнь».«Нам нравится представлять, что наша жизнь следует какой-то траектории, как сюжет романа, и что, узнав ее дугу, мы, в свою очередь, можем стать его автором. Но часто вместо этого мы чувствуем ненадежность — внутреннее подозрение, что тяжелая работа, бережливость и следование правилам не дадут нам контроля над историей, не говоря уже о том, чтобы гарантировать счастливый конец. Тем не менее, мы продолжаем надеяться, и это убеждает нас продолжать жить.

Устойчивость американской мечты, предполагает Берлант, равносильна жестокому оптимизму, состоянию, «когда то, чего вы желаете, на самом деле является препятствием для вашего собственного процветания.«Мы привыкли тосковать по вещам, которые, как мы знаем, вредны для нас, например, по сигаретам или пирогам. Возможно, ваше эмоциональное состояние настроено на спортивную команду, такую ​​как New York Knicks, и, несмотря на надежду, что в следующем сезоне будет лучше, вы смутно понимаете, что вас все равно подведут. Но наше сизифовское стремление к хорошей жизни имеет более высокие ставки, и его смесь фантазии и тщетности — это то, что мы обрабатываем как опыт, прежде чем рационализировать его в мыслях. Эти чувства, по словам Берланта, являются «реакцией тела на мир, которую вы всегда догоняете.

«Жестокий оптимизм» был насыщенным и академическим, но он оказался чрезвычайно влиятельным. Время было удачным. Книга была опубликована в тот момент, когда Барак Обама все еще мог достоверно использовать «смелость надежды», и, когда приближался второй срок, люди задавались вопросом, сможет ли он наконец высвободить прогрессивную волю, которая, по мнению многих, сохранялась глубоко внутри него. Те, кто выступал против него, продолжали доводить себя до радикального безумия, поскольку республиканский мейнстрим переориентировался на «Чайную партию».Берлант настроился на более широкое чувство недовольства — чувство среди рядовых избирателей, что ни одно из этих видений перемен не касается их или их самих. По словам Берланта, эти подозрения проявлялись в повседневной жизни: накопление вещей или переедание могло быть попыткой преодолеть чувство личного бессилия. И ее аффективная структура также была средством понимания более крупных проявлений этих подозрений: движение Occupy, начавшееся в сентябре 2011 года, можно рассматривать как ответ на жестокий оптимизм капитализма, сдерживаемое возмущение граждан, осознающих, что они гнались только за мечтой.

В последующие годы интерес Берланта к непосредственности того, что другие называют «чувственным опытом», помог объяснить, почему люди чувствовали себя все более неустойчивыми. Как будто они были в отношениях, в которых не было взаимности. Ее работа, как и школа мысли, которая ее произвела, была внимательна к бушующей эмоциональной погоде повседневной жизни: подумайте о наших подпитываемых Твиттером колебаниях гнева и веселья, чрезмерном обмене мнениями и капризности, приписываемых молодым поколениям, паранойе, разжигаемой распространяющимся заговором. теории, даже появление вечно грустной звезды эстрады.Вскоре после публикации «Жестокого оптимизма» Берлант почувствовал легкое атмосферное возмущение. В сентябре 2012 года она предложила диагноз в своем блоге:

Многие из вас сказали бы, что Дональд Трамп исключен из республиканского съезда, не имеет поддержки в качестве политического кандидата и обычно рассматривается как клоун, чьи изрыгания иногда поражают рядом с мнением, которое разумный человек мог бы защитить. Но я здесь, чтобы сказать вам, что он действительно выиграл номинацию от республиканцев и доминирует в эфире в течение этого избирательного сезона.Он не делает этого, используя «темные деньги» или торговлю влиянием в духе Коха. Он сделал это так же, как это делает легендарная бабочка, когда взмахи крыльев вызывают обороты.

«В знак доброй воли мой клиент предлагает большой клубок из резинок в ящике для« всякой всячины »».

Берлант повсюду ощущал призрачное присутствие Трампа, его бахвальство копировалось и передавалось партийным истеблишментом. Хотя вряд ли он разбирался в нюансах, он проник в тонкости аффективной политики.Она назвала это «политическим козырем».

Раньше литературная критика была сосредоточена на значении. Критик исследовал стихотворение или отрывок и применил предпочитаемую ею теорию о том, как возникают значения и где их можно найти. Новый критик мог бы тщательно исследовать форму и иронию, объясняя взаимодействие между явным и действительным смыслом; деконструктивист мог быть настроен на то, как метафоры и предложения в отрывке подрывали друг друга; историцист к тому, как значения текста могут быть расположены в более крупных политических или социальных противоречиях.Для каждого была задача интерпретации, а валюта имела значение. Однако за последние пару десятилетий появился другой подход, основанный на рубрике «теория аффекта». Под его влиянием критики проявили аффективный заряд. Они считали, что наш мир сформирован не просто рассказами и аргументами, но и нелингвистическими эффектами — настроением, атмосферой, чувствами.

Так называемый аффективный поворот в немалой степени был вызван серией эссе, начатой ​​в середине девяностых годов прошлого века покойной Евой Кософски Седжвик, которая увлеклась работами психолога Сильвана Томкинса. .Он выделил девять основных «аффектов»: одно положительное (интерес, удовольствие), наиболее отрицательное (гнев, страх, стыд, отвращение, «распад») и одно нейтральное (удивление). Томкинс, имевший театральное образование, считал, что люди действуют по отношению друг к другу в соответствии с социальными сценариями. Мы могли бы достичь мира или счастья, понимая, как работают сценарии, и избегая ситуаций, вызывающих негативные эмоции. Но таких литературных критиков, как Седжвик, интересовало не столько выяснение того, как сделать людей лучше, сколько понимание того, почему мы чувствуем то же самое.

В течение двух тысяч лет теория аффектов стала одной из доминирующих парадигм литературных исследований и мостом к другим областям, особенно социальной психологии, антропологии и политической теории. Такие ученые, как Сара Ахмед, Сианна Нгай и Энн Цветкович, начали исследовать эмоциональные контуры жизни во все более опасные времена. Они кружили вокруг своего рода чрезмерно возбужденного оцепенения, рассматривая все, от того, что означало назвать что-то «интересное» — преграда против реальных суждений — до взаимосвязи между экономической тревогой и психическим здоровьем.В «Уродливых чувствах» (2005 г.) Нгаи опубликовала «бестиарий аффектов», включающий одушевленность, зависть, раздражение, паранойю и сочетание шока и скуки, которое она назвала «тупостью». Другие теоретики аффектов отмечали, что на фоне надвигающейся тщетности многие люди, кажется, получают наибольшее удовольствие от того, что заставляют других чувствовать себя плохо; разочарование и разочарование — это инфекции, которые мы можем распространять сами.

Берлант коренит свою версию теории аффектов не столько в психологических работах, сколько в работах марксистской мысли, особенно Раймонда Уильямса, который еще в 1950-х годах писал о «структуре чувства».Он пытался описать, как мы приходим к согласию в отношении социальных или культурных условностей — интуитивное, доидеологическое ощущение когорты, что одна версия будущего осуществима, а другая — нет. Берлан, в свою очередь, стремился описать «драмы приспособления», которые превзошли послевоенные, времен бума, представления о хорошей жизни и которые могут «привести к появлению новых представлений о том, чем жизнь является и чем должна быть».

Привлекательность американской мечты, по ее мнению, всегда заключалась в соблазнительном приглашении соединить «личное состояние с богатством нации».Когда она начала преподавать в Чикагском университете в середине восьмидесятых, Рональд Рейган уверенно говорил об «утре в Америке», и американская история послевоенного процветания все еще казалась возможной. Общий скептицизм по поводу меритократии и возможностей, который наиболее остро ощущался маргинальными группами, которые не могли видеть себя в рекламе кампании пикетного забора, еще не получил широкого распространения. Берлант видел противоречия в общественной сфере, разыгрываемые в сентиментальной художественной литературе. Эти работы часто считались несерьезными из-за их обращения к эмоциям и сосредоточенности на домашней сфере, но тем не менее они могли побудить людей действовать.

В сентиментальной фантастике мы встречаем праведные решения проблем, которые в реальной жизни кажутся неразрешимыми. Берлант считал, что американская поп-культура строилась, слой за слоем, от «Хижины дяди Тома» до «Симпсонов», исходя из предположения, что идентификация с «чужим стрессом, болью или униженной идентичностью» может изменить вас. «Популярная культура полагается на неприкосновенность этого аспекта сентиментальности — того, что« внутри »мы все похожи», — отметила она.

У каждого есть сердце.Со временем, писала она, мы привыкли к тому, что их притягивают, а не сосредотачиваются на том, чего притяжение может быть достигнуто посредством политических изменений. Мы заменили осязаемое действие эмоциональным опытом. «Что это значит для теории и практики социальных преобразований, — спросила она в эссе 1999 года, — когда хорошее самочувствие становится свидетельством торжества справедливости?» Где-то на этом пути , приносящие пользу , стали казаться неуместными — или, может быть, просто невозможными.

В 2002 году Берлант помогла основать Feel Tank Chicago — ее версию этого вездесущего инструмента формирования политики аналитического центра.Коллектив состоял из коллег-ученых, художников и активистов, которые стремились снять «эмоциональную температуру тела в политическом смысле». Он функционировал как сеть поддержки и как семинар по стратегии для «политических депрессивных». За шутливым тщеславием скрывалась очень серьезная возможность того, что политика — это, по сути, театр, и что отказаться от участия в ней практически невозможно. Как позже писал Берлан в «Жестоком оптимизме», «политический депрессивный человек может быть холодным, циничным, замкнутым, резко рациональным или непокорным, но, тем не менее, приняв режим, который можно было бы назвать непривязанностью, на самом деле может вообще не быть отстраненным, но поддерживая постоянные и устойчивые отношения со сценой и контурами оптимизма и разочарования.

Мы мечтаем плыть к прекрасному горизонту, но на самом деле, как выразительно заметил Берлан, мы постоянно «бродим на собаках по пространству, очертания которого остаются неясными». Какие истории мы рассказываем себе, чтобы оставаться на плаву? В декабре 2007 года она завела блог под названием Supervalent Thought, посвященный замедлению развития мира и его обыденности. Некоторые из его самых завораживающих постов имели вуайеристскую интимность, каталогизацию взаимодействий на городских улицах или в кафе, тщательное изучение невербальных сигналов, жестов и мимолетных выражений лиц — следов аффекта, засоряющих нашу повседневную жизнь.

В одном из постов Берлант рассказывает о споре между кассиром и рассерженным покупателем в круглосуточном магазине. Клиент в раздражении уходит, но забывает свою кредитную карту, и «обиженный», но все же связанный с обязанностями кассир бросается за ним, надеясь привлечь его внимание необычно громким свистом — типа, «который, как вы знаете, требует ваших пальцев». Когда кассир вернулся, Берлант похвалил его за его технику. «Он рассказал нам историю о начальной школе», — написала она. «Он сказал, что у него был учитель математики, который оскорблял и пристыдил его.Однажды она взяла его за пример, а он просто засунул пальцы в рот и подул ». Это был опыт, который нельзя было легко использовать в уроке; это продолжалось как затяжной аффект. Берланта интересовала «атмосфера» подобных сцен, разыгрываемых подавленными персонажами в поисках сюжета.

Последняя книга Берланта «Сотни» (герцог), написанная в соавторстве с Кэтлин Стюарт, антропологом из Техасского университета в Остине, является результатом этих коротких письменных упражнений.Каждая запись представляет собой эксперимент по «отслеживанию воздействия вещей» в сотне слов или кратных сотнях слов.

«Правило пяти секунд!»

Получилась странная и увлекательная книга. Это перечень того, что Берлант и Стюарт называют «обыкновенными», которые возникают в результате встреч с миром, которые «не являются событиями познания, единицами чего-либо, или откровениями реальности, или фактами». Это записи аффектов, медитаций, манифестов и стихов в прозе. Есть записи о смузи и странных встречах в винном магазине, отступления о селфи, йоге и капитализме, отсылки к телешоу «Search Party» и приложение для недвижимости Zillow.Авторы просеивают обломки американской мечты — симптомы жестокого оптимизма. Похоже, мужчины в местном гастрономе подозревают, что жизнь — это «набор препятствий, приготовленных до ярости». На одной особенно запоминающейся странице рассказывается о споре рассказчика с соседом из-за мочащейся собаки. Другая женщина проходит мимо, пытаясь успокоить автора и вернуть ее «к хорошему». «Его слова были плевками; ее теннисные мячи мягко подпрыгивали. Он был машиной гнева; она была машиной сочувствия, но тоже выглядела такой уставшей, и я мог только представить, почему.

Duke University Press — Читатель теории аффектов

Мелисса Грегг работает в отделе гендерных и культурных исследований Сиднейского университета в Австралии. Она является автором книги «Аффективные голоса культурных исследований ».

Грегори Дж. Сейгворт — профессор коммуникации и театра в Университете Миллерсвилля в Пенсильвании.

Благодарности ix

Инвентарь мерцаний / Грегори Дж. Сейгворт и Мелисса Грегг 1

Один.Столкновения

1. Счастливые объекты / Сара Ахмед 29

2. Будущее рождение аффективного факта: политическая онтология угрозы / Брайан Массуми 52

3. Написание стыда / Элспет Пробин 71

Два. Эстетика и повседневность

4. Жестокий оптимизм / Лорен Берлант 93

5. Горький вкус: аффект, еда и социальная эстетика / Бен Хаймор 118

Этика повседневной бесконечности и силы: Феликс Гваттари об аффекте и рефрене / Лоне Бертельсен и Эндрю Мерфи 138

Три.Бестелесный / неорганический

7. Регулирование избытка аффекта: мораль в состоянии «тотальной войны» / Бен Андерсон 161

8. После аффекта: симпатия, синхронность и миметическое общение / Анна Гиббс 186

9. Аффективный Turn: Политическая экономия, биомедия и тела / Патрисия Т. Клаф 206

Четыре. Управление воздействием

10. Эффект невыразимого: воздействие, соматическое управление и пользователи услуг психического здоровья / Стивен Д. Браун и Ян Такер 229

11.Напитки в пятницу вечером: влияние на рабочем месте в эпоху кубикла / Мелисса Грегг 250

12. Желание признания, накопление аффекта / Меган Уоткинс 269

Пять. After Affect

13. Понимание материальных практик Glamour / Найджел Эконом 289

14. Будущее Affect: заново открывая виртуальное в реальности / Лоуренс Гроссберг (Интервью с Грегори Дж. Сигвортом и Мелиссой Грегг) 309

Послесловие.Worlding Refrains / Кэтлин Стюарт 339

Ссылки 355

Авторы 381

Указатель 385

Бумага ISBN: 978-0-8223-4776-7 / ISBN ткани: 978-0-8223-4758-3

.

Написать ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *