очень тонкая грань и общие корни — Александр Навагин — Хайп
© The Psychological HookАльтруизм принято считать одной из главных человеческих добродетелей. Готовность действовать ради других людей, не учитывая личных интересов (а то и жертвуя ими), построенную на безвозмездной основе, в обществе всегда восхваляли, относя к самым благородным проявлениям.
Но альтруизма в чистом виде почти не существует, а многие его проявления имеют общие корни с эгоизмом – антагонистической чертой характера, многими относимой к негативным характеристикам человека. Почему так – сейчас попробую объяснить.
Корни альтруизма
Корни альтруистических побуждений уходят в седую историю, во времена, когда наши предки еще были лохматыми, четвероногими, и жили в лесах. Для человекообразных обезьян, которые были социальными животными, залогом выживания было сохранение стада в целом. Поэтому в ходе естественного отбора наиболее конкурентными и жизнеспособными оказывались группы, представители которых не проявляли чрезмерной агрессии к соплеменникам, но зато периодически оказывали поддержку друг другу.
Позднее, уже во времена не столь далеких наших предков (вроде кроманьонцев) значимость альтруистических поступков для их общества стала еще выше. Распространение людей привело к ужесточению внутривидовой конкуренции, возникающей между общинами, борющимися за место под солнцем. В таких условиях крепко воцарилось явление, именуемое в среде ученых «парохиальный альтруизм».
Парохиальный альтруизм – это форма альтруизма, носящая избирательный характер и проявляемая только в отношении узкого круга близких лиц. Бескорыстные поступки человека, не учитывающего личных интересов, но нацеленные на благо «своих», могли сопровождаться крайними проявлениями жестокости в отношение «чужих». Такое поведение было выгодным с точки зрения выживаемости конкретных общин, поэтому черты, способствующие ему, закреплялись в ходе эволюционного отбора.
Представим ситуацию: человек видит пожар в соседнем доме и самоотверженно бросается спасать из горящей квартиры людей, не думая о последствиях для себя. Альтруистический ли это поступок? Безусловно, да, и это деяние заслуживает награждения медалью «За спасение погибавших». А теперь взглянем на общую картину шире и представим, что эти действия по спасению семьи друзей или родственников также повлекли за собой гибель десятка абсолютно незнакомых людей, на которых спасавшему было плевать. Вот это и есть пример парохиального альтруизма: жертвуем чужими, думая лишь о своих.
Именно из парохиального альтруизма идут корни альтруизма в том понимании, каком его привыкли видеть мы. Однако из той же области происходит и эгоизм. При этом, в большинстве случаев оба этих явления в абсолютно чистом виде не существуют в реальности, в силу сложного устройства человеческого сознания и его психологии.
Альтруизм и эгоизм в чистом виде: какие они
Описать альтруизм и эгоизм в чистом виде очень легко. Чистый альтруизм – это действия человека во благо другому, свершаемые им бескорыстно, без учета личных интересов или даже наперекор им. Чистый эгоизм – это, напротив, действия человека, направленные на извлечение максимальной выгоды для себя, при полном игнорировании интересов остальных людей.
В качестве примера чистого альтруизма можно привести ситуацию из фильма «Seven Pounds», в котором герой Уилла Смита жертвует органы, а затем совершает самоубийство, с целью спасения максимального количества людей. Там не все так просто (мы к этому еще вернемся), но общий посыл, думаю, понятен: умри, спасая других.
Иллюстрацией проявления чистого эгоизма часто являются киношные злодеи, готовые уничтожить человечество и/или повергнуть мир в хаос ради завоевания абсолютной власти над ним. Конкретный пример привести сложно, хотя таких немало.
Однако крайние проявления альтруизма и эгоизма не свойственны среднестатистическому человеку. Этому мешает инстинкт самосохранения, доставшийся нам от животных предков и в ходе эволюции трансформировавшийся в более совершенное чувство самосохранения, движимое уже сознательными мотивами (а не только «прошивкой», записанной в мозг генами, как у более простых живых существ).
Проявления чистого альтруизма в нормальных (и близких к ним) условиях блокируются чувством самосохранения. Матросовы, ложащиеся грудью на амбразуру ради спасения однополчан от огня, возможны только в экстремальных ситуациях, на фоне большого стресса, в том числе, и на войне. Если спроецировать их в графическом виде на шкалу нормали, то люди, свершившие такие поступки, окажутся по краям графика, в то время как большинство будет в центре.
Кривая нормального распределения. Чисто альтруистические и чисто эгоистические поступки находятся по краямПроявления абсолютного эгоизма тоже блокируются здоровым мозгом, не испытывающим чрезмерного стресса, с помощью механизмов самосохранения. Конечно, вполне реально на черном рынке приобрести пулемет и расстрелять из него фургон инкассаторов или напасть на банк, чтобы получить миллионы. Но любой психически здоровый человек понимает, что после этого его жизнь никогда не будет прежней (если его вообще не убьют в ходе защиты или при задержании). То же самое касается и ситуаций попроще. Ради удовлетворения собственных интересов можно наплевательски отнестись к окружению, близким, но в итоге может оказаться, что выгода не так ценна, как принесенная жертва в виде изменений в жизни.
В итоге мы получаем картину, в которой абсолютные проявления альтруизма и эгоизма в чистом виде относятся к категории маргинальных. То есть такими, которые «нормальному» (среднестатистическому) человеку не свойственны. Они обычно совершаются или людьми с нарушениями душевного здоровья, или в экстремальных условиях, когда от чрезмерного стресса (который тоже есть суть болезненное состояние) «срывает крышу» и самосохранение не работает.
Обычные же поступки, регулярно свершаемые людьми в повседневной жизни, и оцениваемые другими как эгоистические или альтруистические, не носят абсолютного характера, имеют смешанную природу.
Эгоистический альтруизм и альтруистический эгоизм
Смешанная природа альтруистических и эгоистических поступков означает, что в любом из таких деяний можно найти черты, свойственные противоположному. То есть, «добро» может вершиться во имя личных интересов, а «зло» – ради какой-то цели, расцениваемой действующим лицом как всеобщее благо. Люди, сами того не замечая, регулярно проявляют альтруизм, руководствуясь эгоистическими побуждениями, и наоборот.
Чтобы убедиться в этом, достаточно проанализировать эмоциональное состояние человека до, во время, и после совершения какого-то действия. Многие люди (если не почти все), добровольно оказывая бескорыстную помощь другим, переживают в итоге улучшение эмоционального фона. К примеру, человек в не очень хорошем настроении видит, что тяжело больному ребенку требуется помощь, и жертвует денег на его лечение. В момент передачи средств он переживает душевный подъем.
После совершения акта благотворительности настроение, как правило, улучшается. Человек, осознавая, что он сделал доброе дело, испытывает чувство удовлетворения, его самооценка повышается. При этом задействуются те же структуры мозга, те же биологические механизмы, что и при получении удовольствия от эгоистического поступка. Радость человека, из альтруистических побуждений пожертвовавшего деньги или оказавшего иную помощь, имеет ту же природу, что и радость нашедшего и присвоившего себе кошелек с кругленькой суммой.
Очень часто (в большинстве случаев) мы совершаем хорошие дела, руководствуясь эгоистическими побуждениями. Упомянутый фильм «Seven Pounds» является хорошей иллюстрацией этого. Главный герой пожертвовал в конечном итоге семь частей своего тела, чтобы спасти других людей. Но делал он это не потому, что вдруг решил без каких-либо поводов, будто семь чужих жизней важнее, чем одна его. В начале картины персонаж Уилла Смита стал виновником ДТП, в котором погибло семеро людей. По этому поводу он испытывает душевные муки и приходит к выводу, что единственным способом искупления вины может стать спасение семи других жизней, ценою собственной.
Если «копнуть глубже», то становится ясно, что мотивацией для героя фильма является вовсе не чистый альтруизм. Избранный вариант искупления вины попросту показался ему единственным способом утолить свои страдания. Не сделав этого, он бы в любом случае не смог спокойно жить. Самопожертвование оказалось наиболее подходящим способом ухода из зоны дискомфорта. А ведь подобная мотивация как раз и является ключевой для поступков эгоистического характера: «мне сейчас некомфортно, сделаю вот так, и тогда мне будет лучше».
Я специально привел в пример не реальный случай, а киношную ситуацию, чтобы показать, что даже у акта самопожертвования могут быть эгоистические корни. Оказывая другим посильную помощь на протяжение всей жизни, герой мог бы спасти не 7, а 77 или 777 жизней, но он выбрал другой путь. Конечно, такой сценарий был бы скучным, поэтому кино об этом никто не снял. А так мы получили интересный фильм и яркий пример того, что альтруистическое самопожертвование может иметь эгоистические корни.
Если говорить о ситуациях из реальной жизни, которые не столь примечательны, то примеры эгоистического альтруизма или альтруистического эгоизма мы видим везде. Добрые поступки, мотивацией и итогом которых является повышение настроения и самооценки, имеют именно эгоистические корни. Свершая их, люди не получают материальной отдачи, но зато обретают психологическое удовлетворение. А оно порой даже важнее удовлетворения материального.
Заключение
Большинство проявлений альтруизма имеет эгоистические корни. Занимаясь волонтерством, жертвуя средства людям на лечение, давая другим деньги в долг на неопределенный срок или просто помогая вставшему на обочине человеку починить машину, мы не только думаем, что просто отдаем свои ресурсы, не получая ничего взамен. Почти каждый при этом еще и испытывает удовлетворение от того, что он, пожалуй, не так уж плох и не последний человек на этой земле, что способствует улучшению морального состояния.
В этом нет ничего плохого, поэтому разумного эгоизма не стоит стыдиться или осуждать его. Не нужно думать, что если вы делаете добро сугубо ради получения удовольствия – то вы плохой. Нет, все в порядке, так и должно быть. Это – особенности нашего мозга, сознания, обретенные в ходе эволюции.
Ведь подумайте: а что было бы, если бы все люди проявляли чистый альтруизм, не получая от этого ни материального, ни морального удовольствия? А было бы очень плохо. Ведь если все готовы безрассудно идти на самопожертвование ради других, то надолго их не хватит. Наш вид бы попросту вымер, даже не успев развиться из архантропов в кроманьонцев, или, тем более, Homo Sapiens Sapiens.
Поэтому, если вы делаете добро, руководствуясь эгоистическими побуждениями, и делаете это только потому, что от этого поднимается настроение, растет самооценка – это прекрасно. Научитесь получать от этого максимум удовольствия и по возможности помогайте другим, не обижая себя.
Альтруизм — антипод эгоизма. Стоит ли связываться с альтруистами?
Фильм «Просто так»
Альтруизм бывает просто из-за хорошего настроения. Ну и отлично!
скачать видео
Альтруист — человек с нравственными принципами, предписывающими бескорыстные действия, направленные на благо и удовлетворение интересов другого человека (других людей). Альтруистом человек является тогда, когда в его заботе о людях ни на сознательном, ни на сверхсознательном, ни на подсознательном уровнях нет мыслей о собственных интересах и выгоде. Если альтруисту важна нравственная чистота его намерений, полная свобода от корысти, он стремится оказать помощь не близкому, а совершенно постороннему человеку.
Помогая друзьям, близким и любимым, мы, бывает, рассчитываем на взаимность. Есть матери, которые много вкладывают в своих детей, но обычно за этим есть понимание, что это «мои дети», есть желание воплотить в этих детях «свои идеалы», есть надежда на то, что они позаботятся о матери в старости или хотя бы скажут матери «Спасибо!».
Альтруист избегает всего этого. Альтруист просто дает, в этом вся суть. Никакого завтра у альтруиста нет, он не считает, сколько он вложил, и у него нет ожидания, что ему что-то вернется из того, что он вложил.
Альтруист — обычно мягкий, спокойный человек. Альтруист может часто предлагать кому-то помощь и надолго увлекаться деланием чужих дел, мало вспоминая о своих. Для альтруиста трудно сесть кушать, не позвав кого-то разделить с ним еду. Когда альтруисту удается кому-то помочь или выполнить чью-то просьбу, он внутри искренне рад. Он радуется чужим успехам и искренне сопереживает чужим трудностям.
Альтруизм бывает разный. Часто встречается недалекий альтруизм с торопливым желанием быстрее отдать первым попавшимся людям все, что у человека есть, просто потому, что они сильно нуждаются. Негативной стороной многих альтруистов является как раз то их качество, что они иногда слишком сильно забывают о себе. Человек, который считает, что о себе заботиться не нужно — не ценит и не уважает себя. Кроме того, это недальновидно. Если бы человек действительно заботился об окружающих, он бы задумался о том, за счет каких ресурсов он собирается о ком-либо заботиться. Он обязан был бы вначале обязательно позаботился о себе, чтобы он был хотя бы здоровый, умытый, еще чтобы имел машину, чтобы развозить свои подарки окружающим, чтобы у него на эти подарки были деньги… Мудрый альтруизм предполагает разум и осмотрительно разбирается, кому сколько чего дать, учитывая последствия этого, и предпочитает «не рыбкой накормить, а научить пользоваться удочкой», чтобы человек мог уже кормить себя сам.
Впрочем, в реальности таких чистых альтруистов мало, чаще альтруистами называют тех людей, которые склонны помнить о том, что кроме их интересов есть окружающие люди и о других заботится тоже. Впрочем, уже не совсем альтруизм. В Синтоне для этого есть специальное название — Творцы. Творец в своей жизненной стратегии разумнее альтруиста. Творец действительно хочет заботиться не только о себе, а еще о людях и жизни, но для того, чтобы делать это разумно, грамотно, долго и т. д., он заботится о том, чтобы у него было что-то, чтобы он сам был достаточно здоровый, богатый человек, тогда его помощь будет реальной. А так же нужно заботиться о том, чтобы его помощь была действительно нужна, чтобы ему не приходилось никого догонять после того, как он о ком-то позаботился, а от него все разбегаются.
Альтруизм стал отдельной темой экспериментальной социальной психологии и изучается под общей рубрикой просоциального поведения. Интерес исследователей к этой теме заметно возрос после появления многочисленных публикаций, посвященных антисоциальному поведению, в частности агрессии. Снижение агрессии виделось важной задачей наряду с расширением просоциального поведения. Особенно много усилий было потрачено на изучение помогающего поведения и вмешательства случайных свидетелей.
В академической психологии известны три теории альтруизма. Согласно теории социального обмена, оказание помощи, как и любое другое социальное поведение, мотивируется желанием минимизировать затраты и оптимизировать вознаграждение. «Теория социальных норм» исходит из того, что оказание помощи связано с существованием в обществе определенных правил, например, «норма взаимности» побуждает нас отвечать добром, а не злом тем, кто пришел нам на помощь, а норма «социальной ответственности» заставляет нас заботиться о тех, кто в этом нуждается, столько времени, сколько нужно, даже тогда, когда они не в состоянии отблагодарить нас. «Эволюционная теория альтруизма» исходит из того, что альтруизм нужен для «защиты собственного рода» (из книги Д. Майерс «Социальная психология»).
Читайте статьи на тему: «Эгоистичны ли мы по своей природе?»: Биологически мы эгоистичны и оппонирующая ей статья Почему мы не рождаемся эгоистами.
Сострадающие эгоисты и истинные мотивы альтруизма — Моноклер
Рубрики : Нейронаука, Переводы, Последние статьи
Обозреватель журнала Scientific American Джордана Цепелевич рассказывает, как психологи и нейрофизиологи изучают альтруизм и эгоизм, какие мотивы альтруизма можно отследить на основе анализа работы мозга и почему в альтруистичных поступках эгоистичных людей больше искренности и сострадания, чем в поступках общественных активистов.
В декабре 2015 года генеральный директор Facebook Марк Цукерберг и его жена Присцилла Чан объявили о рождении своей дочери и дали обещание в течение своей жизни пожертвовать 99 процентов своих акций Facebook на благотворительные цели. Решение было встречено как похвалами за альтруизм, так и критикой, так как многие засомневались в истинных мотивах Цукерберга и предположили, что это был шаг, позволяющий сэкономить миллионы долларов, которые могли бы пойти на уплату налогов. Конечно, мир никогда не смог бы достоверно узнать, действительно ли мотивы альтруизма этих родителей были филантропичны.
Точнее — до этого момента. Исследование, опубликованное не так давно в журнале Science, доказывает, что, анализируя способ взаимодействия разных областей мозга, можно предсказать, был ли альтруистический поступок мотивирован эмпатией или взаимной услугой из разряда «вы почесали мне спинку, теперь я почешу вашу». Эрнст Фер, поведенческий экономист из Цюрихского университета (U.Z.H.) и руководитель исследования, говорит:
«Мотивы имеют нейрофизиологические «отпечатки пальца». Значение слова «мотив» говорит нам о том, что это чисто психическое понятие, которое мы не можем непосредственно наблюдать. Но нам удалось показать, что мы могли бы сделать его видимым».
Исследователи обнаружили, что простое наблюдение за поведением человека или деятельностью конкретных областей мозга не может ничего рассказать о мотивах, лежащих в основе его или ее альтруистических решений. Однако взаимодействие этих областей мозга имеет свои специфические особенности – в зависимости от того, эмпатией или взаимностью было вызвано то или иное решение. Кроме того, будь то эгоистические, альтруистические или просоциальные мотивы, у разных людей они проявляются по-разному: так, эгоистичные люди принимали больше альтруистических решений, когда они были мотивированы сопереживанием, а не взаимностью, в то время как люди с просоциальной направленностью чаще принимали альтруистические решения на почве взаимности, а не сопереживания.
Видео по теме Интервью с Диком Сваабом: «Свободы действий и бездействий не существует»
Исследовательская команда случайным образом распределила первых участников по двум группам: группу, стимулируемую эмпатией, и группу, стимулируемую взаимностью. В первой группе каждый субъект наблюдал, как партнер (который сотрудничал с исследователями) получал удары шокером, и это должно было вызвать сопереживание. Во второй группе субъект наблюдал, как партнер отказывался от денег, чтобы избавить его от шоковой терапии, что должно было вызвать взаимность, заставить человека чувствовать себя обязанными по отношению к партнеру. В каждом случае у каждого субъекта также был второй, нейтральный партнер, который выступал как контрольный субъект.
После этого команда исследователей измеряла поведение и мозговую активность добровольцев. Ученые сделали исследуемым фМРТ в тот момент, когда участники занимались распределением денег между собой и одним из партнёров: вызывающим эмпатию, стимулирующим на проявление взаимности и контрольным партнёром. Участники могли либо увеличить денежное вознаграждение партнера в ущерб себе (просоциальное поведение) или максимизировать свое собственное денежное вознаграждение в ущерб партнеру (эгоистичное поведение). Решение, которое они принимали, учитывая наличие контрольного партнёра, служило мерой их «базового уровня», или безусловным уровнем альтруизма, потому что никакие мотивы не были задействованы в этом сценарии.
Исследователи обнаружили, что участники, независимо от того, к какой группе они относились, демонстрировали одно и то же альтруистическое поведение: они принимали альтруистическое решение в отношении партнёров, вызывающих эмпатию или взаимность, гораздо чаще, чем в отношении контрольного партнёра, и эта тенденция в равной степени была характерна для обеих групп. Кроме того, фМРТ-сканирование показало активизацию нейронной сети мозга в передней островковой, передней поясной коре и вентральном стриатуме — областях, которые, как было ранее установлено, связаны с эмпатией и взаимностью, и это вполне согласовалось с мотивами.
Но исследователи нашли существенные различия, когда они проанализировали взаимодействие и связь между этими тремя областями мозга с использованием динамического каузального моделирования — вероятностного метода прогнозирования для выделения скрытой нейронной архитектуры основной активности мозга. Сети у эмпатически вызванного альтруизма и базового альтруизма были похожи: в обеих зафиксировали положительную связь между передней поясной корой головного мозга и островком (с увеличенным взаимодействием в мозге испытуемых, поступки которых стимулировали эмпатией). Нейронная модель у испытуемых, практикующих взаимный альтруизм, в противоположность этому, характеризовалась положительной связью между передней островковой долей и вентральным стриатумом. Таким образом, хотя два мотива привели к одному и тому же поведению, каждый из них активировался различными нейронными связями. Грит Хейн, психолог Цюрихского университета и ведущий автор исследования, отмечает:
«Эти различия достаточно надежны, так что мы можем использовать их, чтобы классифицировать мотивы».
По факту, Хейн и ее команда были в состоянии использовать данные мозга участников для определения их мотивов с точностью почти в 80 процентов.
И, наконец, учёные хотели проверить, действительно ли люди, классифицируемые как «эгоистичные» или «просоциальные» во время распределения денег, реагировали по-разному на стимулирование эмпатией и взаимностью. Они перераспределили участников на две новые группы, основываясь на том, как часто те принимали эгоистичные и альтруистичные решения, когда давали деньги контрольному партнеру, а затем изучили влияние обоих мотивов на каждую группу. Исследователи обнаружили, что стимуляция сопереживания увеличивала альтруизм у эгоистичных людей, но не у людей, настроенных просоциально. В то же время стимуляция взаимностью повлияла на увеличение альтруизма среди просоциальных личностей, но не имела никакого влияния на эгоистичных людей. Цендри Хатчерсон, психолог из университета Торонто, который не принимал участия в исследовании, комментирует:
«Это хороший результат. Он показывает, что если вы пытаетесь думать о том, как увеличить уровень альтруизма — либо потому что вы благотворительная организация, которая пытается собрать деньги, или вы просто думаете, что великодушие в целом — это хорошая вещь, — вы действительно должны знать свою аудиторию и то, на какие мотивы они обычно полагаются, потому что это поможет вам понять, какая стратегия, вероятнее всего, будет успешной».
Себастьян Глат, психолог из Базельского университета, который также не принимал участия в исследовании, считает, что в своей работе ученые совершили некий переворот в применение данных фМРТ. В то время как фМРТ предоставляет информацию о деятельности различных областей мозга, исследователи пошли дальше, комбинируя сложное вероятностное моделирование с алгоритмом классификации для оценки того, как разные области взаимодействуют. Глут подчёркивает:
«Это особенно хороший способ показать, что метод фМРТ может больше, чем просто искать активные области мозга. Здесь важно, как эти активные области взаимодействуют друг с другом. И за этим будущее. Здесь кроется огромный потенциал проникновения в суть проблем; новые знания и новая информация могут быть извлечены из такого анализа фМРТ».
Хатчерсон соглашается с тем, что такой тип исследований обладает потенциалом использования в будущем, отмечая, что их исследование, анализирующее взаимодействия областей мозга во время того, как кто-то принимает альтруистические решения, рассказывает только половину истории. Измерение степени включенности областей мозга во время принятия эгоистичных решений может быть не менее показательно. В конце концов, один человек часто принимает как великодушные, так и эгоистичные решения на основе различных факторов, в том числе, исходя из того, чего субъекту будет стоить его великодушие или сколько партнёр в конечном счете получит от этого великодушия.
Читайте также Распознавание эмоций: предубеждения и искажения
Теперь исследователи планируют обобщить свои выводы, изучая другие мотивы для альтруистического поведения, такие как желание действовать морально, получение выгоды от будущей взаимности или защита своей репутации. Профессора Хайнс также интересует, что может произойти, если несколько мотивов соединятся в одном поступке — при условии, что эта ситуация будет близка к реальной жизни.
И эти измерения связи не говорят нам ничего о базовой склонности человека к альтруизму или эгоизму. Хатчерсон подчеркивает:
«Есть один огромный вопрос: учитывая ряд преимуществ, связанных с просоциальным поведением, как люди, которые априори великодушны или эгоистичны на уровне базового состояния, доходят до этой точки? Здесь дело в генетических различиях? Или это касается обучения и образования?»
Преследуя ответы на все эти вопросы, она также предлагает рассматривать другие части головного мозга, такие как височно-теменной узел — область, связанную с самосознанием и сопереживанием.
«Мы находимся в начале решения этой головоломки, и это [исследование] добавило лишь один кусочек, но оно также подчеркнуло, насколько велика эта загадка. Это не пазл для пятилетних, это пазл из тысячи частей, у которого нет границ. Здесь хранится очень много тайн, и все они предельно важны для человеческого состояния».
Источник: «What’s Your Real Motive for Being Altruistic?» /S cientific American
Обложка: Жак Луи Давид «Велизарий, просящий подаяние»
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
Похожие статьи
|
извечный спор, бессмысленный и беспощадный
Настоящая глава будет посвящена явлению, которое часто противопоставляется эгоистической ориентации – альтруизму. Мы рассматриваем альтруизм лишь в связи с эгоизмом, одним из основных понятий нашей концепции. Самостоятельное изучение альтруизма в контексте самореализации являлось бы абсолютно бессмысленной задачей, никак не касающейся темы исследования. Как увидит далее читатель, между двумя кажущимися «антагонистами» действительно существует связь, причем положительная – как между «старшим» и «младшим» братом. Это лишний раз доказывает правильность включения нами понятия «альтруизм» в третий, «социальный» уровень системы «ЭГ» в ЛОКС. Но обо всем по порядку.
Альтруизм (помощь другим людям, бескорыстная забота о них) может рассматриваться как мотивация и как поступок. Если, с точки зрения теории психологического эгоизма, все наши желания и поступки в конечном счете эгоистически мотивированы, то альтруистическая альтернатива считает некоторые из них подлинно (первично) альтруистическими [46; 54].
Альтруизм обычно ассоциируется с просоциальным поведением – тем, которое создает возможности для более-менее «гладких» общественных взаимодействий. Впрочем, многие виды просоциального поведения могут иметь и эгоистическое объяснение: мы не идем на красный сигнал светофора не потому, что боимся нарушить движение общественного транспорта, а потому, что не желаем угодить под колеса.
Альтруистическое поведение наблюдается не только у человека, но иногда и у животных, что позволяет предполагать его (до определенной степени) врожденный характер [47]. Человеку же альтруизм свойственен с раннего детства. Уже новорожденные младенцы обладают примитивными формами эмпатии: они склонны больше кричать, когда слышат крики других младенцев по сравнению с другими посторонними шумами. Двухлетние дети спонтанно предлагают помощь другим, если видят их в состоянии дистресса [38, р. 18].
Когда мы желаем «похвалить» другого человека, мы склонны подчеркивать его «альтруизм». Так, члены коллектива, провожая ветерана труда на пенсию, не устают повторять, сколько лет жизни тот отдал работе. При этом никому не приходит в голову дополнить, что все это время ветеран исправно получал зарплату – в том числе, иногда за некачественную работу или вообще за прогул. Вот бы посчитать и также озвучить, сколько денег ветеран получил за все эти годы. Более того, если бы ветеран не получал зарплату на предприятии, он не отдал бы ему и минуты, не говоря уже о годах.
И, наоборот, при межличностных конфликтах обе стороны склонны подчеркивать, как много они «альтруистически» отдали и как мало «эгоистически» получили: «После всего, что я для тебя сделала…».
Возможная основа для наследования альтруизма заключается в его высокой ценности для сообщества (как будет показано ниже, в подобной закономерности заключена парадоксальная польза для эгоиста). Альтруистический поступок приобретает в глазах других особую ценность, когда индивид, совершая его, откладывает удовлетворение собственных нужд. Альтруизму, утверждает Г. Рэчлин, можно научиться [47].
Высокая ценность альтруистического поведения в глазах других людей делает его соблазнительным именно для эгоиста. Последний может демонстрировать и пропагандировать собственный показной альтруизм (либо, как вариант, приверженность социальным нормам), держа в уме истинные эгоистические побуждения. Ведь хорошее отношение окружающих важно эгоисту для успешного ведения его собственных дел. Поэтому эгоист будет считать наиболее важными те «общественные» обязанности, которые приносят ему самому максимальную отдачу. Например, выделить деньги на ремонт двери в собственном подъезде, а не голодающим в Африке.
Как мы помним, эгоисту выгоднее молчать о собственном эгоизме. Впрочем, слишком частое пользование стратегией показного альтруизма может отсечь для него возможность возвращения к открытому эгоизму [29].
Практически любой альтруистический с виду поступок может иметь «на дне» эгоистическую мотивацию, связанную (как минимум) с гедонизмом – улучшением внутреннего состояния актора в результате совершения требуемого действия. Например, если я вижу человека в беде (особенно близкого), то и сам могу расстроиться, поэтому («на самом деле») я помогаю ему, чтобы поднять себе настроение. Спасая тонущего человека или сдавая донорскую кровь, мы повышаем самооценку, считаем себя «хорошими» и тем самым избегаем появления стыда или вины, если бы не сделали это [8, с.18].
Тем не менее, крупные жертвы (наиболее высоко ценимые с точки зрения морали), теория эгоизма объяснить не в состоянии. Как правило, «типичный» эгоист готов лишь на кратковременное ущемление собственных интересов, дающее в перспективе долговременный выигрыш (например, общественное уважение). Рост ожиданий, связанных с улучшением уровня жизни, усиливает эгоистическую установку индивида на то, чтобы «больше получать», в то время как противоположная мысль – «больше отдавать» – даже не приходит в голову.
В свою очередь, теория «конечного» альтруизма имеет свои трудности. Хотя альтруизм может быть выгоден человеку в долгосрочной перспективе [37], ученым неясна его связь с вознаграждением, которое получает человек [47]. Альтруизм в своих наиболее экстремальных формах, когда действия человека направлены против его личного интереса, против «базовой» мотивации самосохранения, также имеет неоднозначную трактовку. Ведь общепринят взгляд, что моральные суждения должны иметь практическую составляющую и мотивировать тех, кто эти суждения создает. Суждения иных моральных теорий принято считать сомнительными [29].
Эгоистов и индивидуалистов нередко упрекают в том, что они рассматривают других людей лишь в качестве «средства» реализации собственных интересов. Как показал А. Уотерман (см. главу 4), подобное предположение неверно (по крайней мере, в отношении высшего уровня системы «ЭГ» в ЛОКС). Но даже если бы такое отношение и было верным, оно имело бы гораздо больше «естественных» прав на существование, чем противоположное, «альтруистическое». Если, например, при «махровом» эгоизме я считаю других людей «средством» для себя, то при альтруизме, наоборот, я должен считать себя «средством» для других! Подобное, утверждает Р. Мило, является не добродетелью, а глупостью [39, с. 2]. Бессмысленный отказ от своего счастья, систематические действия против собственного интереса под лозунгом «борьбы с эгоизмом» выглядят, скорее, антигуманными и нарушающими элементарный здравый смысл. «Альтруистическое» общество, построенное на подобных принципах, было бы нелепым и нежизнеспособным.
По этой же причине (за исключением особых случаев) нет большого смысла в анализе «экстремального», патологического эгоизма, когда действия человека направлены исключительно на причинение вреда другим людям, и в них отсутствует какой-либо просоциальный компонент.
Осмелюсь предложить собственный нехитрый «тест» на определение эгоистической и/или альтруистической мотивации, навеянный, кстати, позитивной психологией. Если спросить «эгоиста» и «альтруиста», хочет ли каждый из них быть счастливее, оба, очевидно, дадут утвердительный ответ. Таким образом, оба хотят счастья для себя (возможно, не только для себя, но сейчас это не принципиально), хотя диаметрально противоположно относятся к другим («плохой» эгоист безразличен или даже вредит окружающим, в то время как «хороший» альтруист помогает). Как мы помним из предыдущих глав, стремление к счастью тесно связано с эгоизмом. Собственное желание альтруиста быть счастливее показывает, что он не является альтруистом «до мозга костей». Выявленный результат, между прочим, ставит вопрос о «внутренней цельности» человека, считающего себя альтруистом, а также его правдивости перед самим собой и окружающими.
В жестком противопоставлении эгоизма и альтруизма по принципу «или – или» противоречия сразу бросаются в глаза. Вот еще одно от автора данной книги. Предположим, я подаю нищему милостыню, тем самым, повышая себе самооценку и настроение. Внешне мой поступок выглядит альтруистически, но «внутри» он эгоистичен, и я об этом знаю. Теперь представим полную противоположность вышесказанному: я не подаю милостыню нищему, хотя в глубине души сочувствую ему. Мое поведение (во всяком случае, для окружающих) выглядит безусловно эгоистическим. Рассмотрим третий вариант: я подаю милостыню, но в результате этого поступка мое настроение падает (денег в моем кармане стало меньше). Снова сигнал эгоизма – на этот раз «внутреннего». Откровенно эгоистический четвертый вариант (я не подаю милостыню и радуюсь этому, так же как и страданиям нищего) понятен без слов.
Создается впечатление, что эгоизм (в отличие от альтруизма) непобедим: ведь, давая нищему деньги, я тем самым «использую» его для поднятия своего настроения, улучшения самочувствия! И тогда единственно возможным, хотя и абсурдным способом избежать проявлений собственного эгоизма будет не давать людям ничего. Все встало с ног на голову.
Гедонистический эгоизм (улучшение собственного настроения и внутреннего состояния с помощью любых, в том числе, внешне «альтруистических» поступков) всегда остается последним, зато неприступным оплотом для сторонника теории эгоистической мотивации, поколебать который не представляется возможным. Приведем характерный пример. Однажды президент США А. Линкольн ехал в карете с приятелем и в споре с ним отстаивал точку зрения, согласно которой все поступки человека имеют в конечном счете эгоистическую природу. В этот момент карета проезжала мимо большой лужи, на краю которой громко визжала свинья: ее поросята застряли в грязи и не могли выбраться на сушу. Линкольн немедленно остановил карету, вылез из нее и освободил поросят. На вопрос собеседника, не противоречит ли его поведение только что высказанным мыслям, президент США ответил, что его поступок полностью эгоистичен: благодаря спасению поросят он сохранил собственный душевный покой.
Становится яснее еще одна закономерность: в современном понимании, фиксируемые отличия «эгоиста» от «альтруиста» лежат, увы, не в их внутренней сфере, а, скорее, во внешнем поведении (поступках) по отношению к другим людям. Подобное разграничение как минимум неполно, поскольку способствует «показным», якобы альтруистическим действиям со стороны закоренелых эгоистов.
Однако и вторая попытка доведения идеи альтруизма «до предела» опять-таки приводит к довольно странным выводам. «Настоящим» альтруистом, согласно данной логике, является лишь тот человек, кто помогает другим людям и при этом абсолютно равнодушен к себе, даже не желая стать счастливее. Но подобная личность больше напоминает мазохистическую (хотя и у мазохистов есть свое маленькое счастье).
Вот простой пример нелепости «всеобщего альтруизма». Предположим, в купе едут двое. Один любит спать при выключенном радио, но включенном свете, другой – наоборот, при работающем радио и в темноте. Если оба являются альтруистами, они оставят включенными и радио и свет, так что в итоге ни один из них не заснет. В то время как два «эгоиста» легко договорились бы о единственно разумном варианте в ночное время – выключенных приборах.
Как пишет С. Моэм, «моралисты, заинтригованные этой теорией (эгоизма – Л. Л.), но страшащиеся ее последствий, пролили немало чернил, пытаясь доказать, что наиболее полно человек выражает себя в самопожертвовании и отказе от своих интересов» [57, с. 287].
С позиций «экстремального альтруизма» получается, что любое стремление человека улучшить свою жизнь может быть расценено как эгоизм. В подобном контексте яснее становится смысл евангельских заповедей о «нелюбви к этому миру» и «его преодолении» [2]. Как утверждал Мартин Лютер, святым можно называть лишь того человека, который замечает эгоизм в каждом своем побуждении [33]. Трудно представить стопроцентного альтруиста, непрерывно помогающего другим и при этом абсолютно равнодушного к собственным нуждам. Такой гипотетический идеалист быстро умрет от перенапряжения и «выгорания», поскольку даже еда или сон (хорошо, если не дыхание), требующиеся для восстановления собственных сил, могут расцениваться им как проявление эгоизма.
Выходит, альтруизм должен быть «защищен» долей эгоизма хотя бы в целях самосохранения. Мы же делаем вывод, что «аутентичные альтруисты» если и существуют в природе, то живут внешне «героически», однако субъективно плохо и, вероятно, недолго (отсутствует врожденный эгоистический инстинкт самосохранения). Брать такое поведение за образец неразумно.
Типичным в этом отношении является нелепый поступок Данко, который школьные психологи почему-то любят ставить в пример друг другу (в связи с ложно понимаемыми особенностями собственной профессии), а также всем учащимся. Испытывая неадекватно сильный аффект в объективно неопасной ситуации, Данко вытащил из груди и зажег собственное сердце (хорошо, что не чужое). Горящее сердце, якобы, освещало дорогу всему племени, хотя в лесу и так было светло из-за молний. Данко совершил сей самоубийственный поступок, когда цель не только не была достигнута, но даже не была толком определена (в темно-синем лесу / где трепещут осины / где с дубов-колдунов / опадает листва). По счастливой случайности вывел склонных к паникерству людей в новые хорошие земли, но даже не узнал, есть ли там другие местные народы и как с ними дальше жить. Пожертвовал собой, когда для этого не было никаких оснований (люди находились в густом лесу – не в знойной пустыне – и воды было предостаточно. Нетронутая экосистема – рай для современного туриста). Собственной скоропостижной и невынужденной смертью оставил беспомощное и психологически неустойчивое племя без лидера. Если бы подобным импульсивным, необдуманным образом, не используя ум и волю, вел себя древний вождь Моисей (в объективно более сложных обстоятельствах), то иудеи и поныне продолжали бы мыть ноги чужим фараонам.
Поступок Данко, который иные страстные и экзальтированные натуры склонны считать образцом для подражания, как раз и способен отвратить от подобного нелепого «альтруизма» любого разумного человека. И в самом деле, получается, чтобы стать «героем», надо «достать сердце», при этом «отключить голову», руководствоваться лишь сильными эмоциями и не думать о долговременных последствиях своего поступка. Плюс ко всему обязательно «выгореть». Да-а, и ведь есть люди (в том числе, увы, среди психологов), которые пропагандируют нечто подобное в качестве эталона профессионализма: «Светя другим, сгораю сам». Только при неправильной организации труда, ненависти к себе и плохом здоровье (в том числе, психическом) «специалист» превращается в пылающие дрова – причем по собственному желанию.
В данном случае грустная «народная традиция» заключается в том, что умным и энергичным людям своим героизмом и альтруизмом нередко приходится компенсировать бестолковость и беспомощность окружающих, их пустые амбиции и эмоции, вопиющую безответственность и неспособность к элементарным разумным действиям. Интересно, что такие «окружающие» безусловно приветствуют альтруизм – только чужой и направленный на них самих. Не способные к постоянной и сложной работе, они, тем не менее, прекрасно помнят о своих материальных потребностях и телесных удовольствиях (ЭГ-2). Едят, пьют, развлекаются и «расслабляются» исправно. Вот они и есть главные эгоисты, причем в худшем смысле этого слова. Если молодость характеризуется энергией, способностью к усилиям, а старость – умом и опытом, то у вышеупомянутых господ весь «ум» направлен на то, чтобы не прикладывать вообще никаких усилий.
Вот как метко выразился о вреде альтруизма американский военный инструктор, обучая новичков: «Вам не надо героически отдавать жизнь за свою родину. Вам надо, чтобы ваши враги отдали жизнь за свою родину».
Индийские йоги, впадая в анабиоз, стремились «отключить» себя не только от «эгоистически-телесных» потребностей в еде, воде и дыхании, но и от любых других, (в том числе, альтруистических) реакций. Таким образом, полная победа над эгоизмом возможна лишь в раю, где люди, очевидно, не едят, не пьют и не дышат. Любой же человек, кто естественным образом желает собственного счастья, ни при каких условиях не может считать себя подлинным альтруистом.
Возможно, современная психология и психотерапия так «пропитаны» идеями индивидуализма, эгоизма и самореализации, что большинство теоретических концепций создавалось мужчинами – «сильными личностями», «первопроходцами». С другой стороны, трудно представить себе «альтернативную» психологию, предметом рассмотрения которой являлся бы не внутренний мир отдельного человека (способствующий, как уже говорилось ранее, усилению эгоизма), а, например, отношения поддержки и альтруистической взаимопомощи.
«Противоположности» сходятся. Вслед за некоторыми учеными мы делаем предварительный вывод, что внешне эгоизм и альтруизм противоположны, но, тем не менее, совместимы [47]. Основываясь на опыте проведенных экспериментальных исследований, мы бы добавили, что в большинстве ситуаций они практически неразрывны. Многие виды помогающего поведения, так или иначе, усиливают и самого актора, а не только тех, кому он оказывает помощь. И наоборот, действия человека по «усилению себя», особенно если речь идет о продуктивной самореализации, обычно приносят пользу и другим людям (сразу или в перспективе).
Пожалуй, можно выделить лишь два варианта явного рассогласования эгоизма и альтруизма. Первый из них связан с принадлежащим ко второму уровню системы «ЭГ» в ЛОКС чрезмерным гедонизмом как формой эгоизма субъекта, ведущим к общей лени и бесцельному существованию, и потому не содержащим в себе альтруистических компонентов. Именно преодоление подобного эгоизма (эгоцентризма) с помощью эмпатийно-альтруистической мотивации (как мы помним, альтруизм принадлежит к более высокому – третьему, социальному уровню системы «ЭГ» в ЛОКС) описано в работе Е.В. Завгородней [3].
Второй вариант, проницательно подмеченный Д. Бринком [10, р. 123], более актуален как раз для эвдемонически ориентированного индивида, находящегося на еще более высоком – четвертом уровне. Он отражает тот факт, что «сильному» не полезно (бессмысленно) сотрудничать со «слабым», поскольку «сильный» ничего полезного не получает от такого сотрудничества. Зато он с большой вероятностью получит «вредное» – постепенное падение собственного уровня и утрату индивидуальности. Более того, количество и качество вложенных им усилий далеко не соответствует прогрессу (если таковой вообще имеет место) «отстающего». В данном случае, указывает Д. Бринк, эгоизм в некотором смысле может расходиться с моралью.
С нашей точки зрения, вышеупомянутый «эгоизм сильного» расходится в большей степени с альтруизмом как «приоритетной ценностью», чем с моралью в широком смысле слова. Ведь моральные соображения, как уже известно, должны иметь хоть какие-то практические подкрепления. Повторим, что общество с абсолютным приоритетом альтруистических ценностей над эгоистическими выглядело бы нелепым и нежизнеспособным. Поэтому приведем рациональные аргументы в пользу обсуждаемого здесь эгоизма «сильного», никак не противоречащие общепринятым моральным установкам: «сильный» не вредит «отстающему», не пользуется его «слабостью», а только воздерживается от неполезных для себя контактов с ним. «Сильный» человек понимает, что может потратить всю жизнь на помощь «отстающему», но тот будет по-прежнему отставать. Таким образом, «сильный» и сам постепенно превратится в «бездарность». По аналогии со Священным Писанием, «тощая» корова съест «тучную», но не станет тучнее. Наконец, «сильный» стал таким в результате способностей, помноженных на упорный труд. Он предполагает, что и «слабый» должен, по крайней мере, регулярно работать над собой (что, по крайней мере, позволит ему стать «средним») вместо того, чтобы, ожидая помощи «сильных», оставаться хроническим иждивенцем.
Не забудем, что одним лишь примером своей интересной и успешной жизни «сильный» показывает дорогу «средним», служит для них полезным жизненным примером. Этот пример исчезнет, если «сильный» прекратит реализовывать собственный потенциал и переключится на альтруистическую помощь «слабому», спустившись тем самым на третий, нижележащий уровень, согласно ЛОКС. Существует немало людей (подавляющее большинство), достигших третьего уровня (включающего в себя альтруизм) и не желающих идти «выше». Для некоторых из них пожизненная «помощь отстающим» (по ряду причин) может оказаться оптимальным вариантом.
Отметим еще одну логическую несообразность в выводах критиков эгоизма. Если «сильный» отказывается помогать «слабому», тратить на него свои ресурсы, он провозглашается эгоистом. Но как тогда быть с «классическим» обвинением, согласно которому эгоисты «используют» окружающих в своих целях? Нельзя ведь одновременно делать два противоположных дела: использовать окружающих и воздерживаться от контактов с ними. «Эгоист», реализующий свою ЛУ, вкладывающий в нее свои силы, скорее воздерживается от того, чтобы самому не быть использованным алчным и бездарным окружением. Его сила и возможности отнюдь не означают немедленной необходимости вложения в тех, кто кричит о своей слабости, эгоистически требуя немедленной и высококвалифицированной помощи. Поскольку возможности одаренного человека уникальны, не предназначены для «ширпотреба», гораздо разумнее не ратрачивать их в «черную дыру», а использовать по прямому назначению – для собственного дальнейшего развития. Двигаться дальше «вверх» а не «вниз».
За неимением места мы сейчас не рассматриваем ситуации, при которых «помогающий» дает «отстающим» совсем не то, что им надо – когда «альтруизм» первого не соответствует «эгоизму» вторых, хотя и подобное случается сплошь и рядом. При таком «благородном самопожертвовании» недовольными оказываются обе стороны.
Проведенные нами исследования с помощью методов выборки переживаний (ESM, глава 17) и последующие интервью с участниками показали, что ситуации, в которых количественные показатели шкалы альтруизма («польза, выгода для других») значительно превосходят показатели шкалы эгоизма («польза, выгода для себя»), воспринимаются испытуемыми как вынужденные, как «не совсем естественные», как то, что следует «перетерпеть». Наиболее характерными примерами являются: ежедневный уход за тяжелобольной умирающей матерью, помощь по просьбе начальника отстающим коллегам по работе, необходимость уступить место в общественном транспорте пожилому человеку несмотря на собственную усталость.
Можно сделать предварительный вывод (впоследствии мы его подтвердим), что альтруизм должен быть «приправлен» эгоизмом – получаемой пользы для себя в осуществляемой активности. Иначе для альтруистического индивида скоро настанет такая жизнь, что впору будет вешаться (или поджигать себя – как Данко). Никакого счастья, не говоря уже о самореализации. Если же вам очень нравится оказывать помощь людям – например, учить или лечить их – советую задуматься, что хорошего для себя вы получаете в процессе и результате подобной активности, если с такой охотой за нее беретесь. Это и будет ранее скрытый от ваших глаз собственный (естественный, между прочим) эгоизм. Осознание данного факта позволит вам, как ни странно, в будущем вести себя скромнее и не кричать о своем «чистом и всеохватывающем» альтруизме на каждом перекрестке.
Теперь попытаемся в первом приближении сформулировать «дилемму сильного». Первая возможность заключается в том, чтобы альтруистически сотрудничать со «слабыми», что в итоге затормозит собственный дальнейший рост. В итоге «сильный» станет «средним», но, если очень повезет, дотянет до уровня «среднего» и кого-то из «слабых». Применив ЛОКС, мы бы говорили в этой связи о третьем уровне социальной реализации такого человека. Другой вариант для «сильного» связан с дальнейшим уникальным самосовершенствованием (четвертый уровень ЛОКС) в расчете на то, что продукты индивидуальной самореализации могут оказаться полезными для общества (или отдельных, наиболее развитых его членов) в будущем (альтруизм как сопутствующий эвдемонии результат). В этом случае «сильному» нужно быть готовым к «взаимности» – отсутствию «общественной» поддержки в личных начинаниях, что, как правило, не является серъезной проблемой для подобных ситуаций – хотя бы из-за сохраняющихся повседневных контактов в обычными, «средними» людьми, такие возможности предоставляющими.
Хотели бы отметить, что «эвдемонисту» не следует мучаться от укоров совести из-за невозможности помочь всем желающим: сам того не замечая, он весьма альтруистичен по отношению к социуму. Как пишет Д. Нортон [40], самоактуализирующийся индивид вносит вклад в общество четырьмя путями:
1) cамоактуализация представляет объективную ценность – в том смысле, что все окружающие могут выиграть от контакта с таким человеком. Он показывает окружающим, что у него есть потенциал, и что он ставит реализацию этого потенциала выше других (широкораспространенных и «общепринятых») интересов, ему не свойственных. Это, однако, не всегда приятно для окружающих, поскольку сам образ жизни «эвдемониста» разоблачает царящие вокруг массовый оппортунизм и самообман;
2) жизнь «самоактуализатора» демонстрирует потенциальную личную ценность каждого другого человека. Вместо «обожествления» гениев надо стараться жить так, как они;
3) наблюдение за чужой «эвдемонией» дает возможность обычному человеку впервые в жизни попытаться (даже не в «своей» области) что-то сделать «по-настоящему»: прочитать шедевр классика, совершить с друзьями горный поход;
4) самоактуализирующийся человек является живым воплощением принципа социальной справедливости, поскольку претендует лишь на те немногие (распределяемые) блага, на которые его направляет ясно понимаемое собственное предназначение, судьба. При этом он желает, чтобы и другие смогли получить то, чего они достойны, реализовав свой потенциал.
Идеальный социум, – пишет Д. Нортон, – представляет систему взаимодополняющих, достигших совершенства индивидуумов. Отрицание же этого положения ведет к взаимозаменяемости, а не дополнительности. Достойный человек исполняет свою социальную ответственность уже тем, что проживает собственную жизнь правильно и справедливо.
Отметим, что «эвдемонист» (точнее, его ЭГ-4) ставит собственные интересы на первое место именно и только потому, что ощущает потенциал, талант – «внутреннее сокровище», требующее своего осуществления. В реализации же низших, материальных интересов он вообще не пытается «конкурировать» с остальными людьми.
«Альтруизм прямого действия», как правило, не связан с эвдемонической активностью, но имеет с ней одну удивительно схожую черту. И альтруизм и эвдемония требуют усилий, особенно поначалу. Однако помощь настоящего альтруиста предназначена, в первую очередь, другим людям, в то время как «эвдемонист» прикладывает усилия для собственного совершенствования и лишь в перспективе – для всех остальных людей.
Зададимся вопросом: почему альтруизм (помощь другим людям) в рамках нашей концепции всегда «проигрывает» ЭГ-4, вследствие чего и находится уровнем ниже? Да потому, что Высший Эгоизм реализовывает собственную Личностную Уникальность, которую только он и может наилучшим образом знать и понимать. Никакой чужой альтруизм, каким бы «самоотверженным» он ни был, не способен реализовать мою ЛУ, поскольку не имеет о ней ни малейшего представления. Другой человек способен лишь строить предположения о моем потенциале, однако никогда не сможет ощутить этот потенциал «напрямую» – в отличие от моего ЭГ, принадлежащего, как и ЛУ, моему внутреннему миру. Поэтому альтруизм и не имеет выхода на высший, четвертый уровень ЛОКС, а располагается на респектабельном третьем – социальном. С другой стороны, альтруизм (для общества в целом) может считаться «лучше», чем иные проявления Базового Эгоизма второго уровня нашей модели. Поэтому простой и однозначный ответ на «дилетантский» вопрос – что лучше, эгоизм или альтруизм – дать невозможно. Как говорят в подобных случаях ученые, «все намного сложнее». Совсем без эгоизма человеку выжить едва ли удастся, а вот без альтруизма, наверно, получится, хотя и с трудом.
Будучи «старшим» братом, ЭГ-4 «жестче» альтруизма (с уровня 3 в ЛОКС) в отношении внешнего мира, не столь радостен и открыт. Он теперь понимает, что найдет там не слишком много полезного для своей зрелой ЛУ.
Для ленивых и/или бесталанных людей самостоятельно и успешно реализующийся индивид может стать живым укором: ведь у него «есть», и он «делает», а у них «нет», поэтому жизнь их скучна; «разбавлять» ее приходится пустым и скоропортящимся «гедонизмом». Он живет самостоятельно именно благодаря своему потенциалу, в то время как они, потенциалом не обладающие или не чувствующие его, вынуждены продавать свой рутинный, тоскливый труд «хозяину» ради куска хлеба. Живя подобным, «уныло-предсказуемым» образом, они автоматически подтверждают (признают) собственную бездарность, пассивность и, в конечном итоге, «второсортность». Именно ощущение ущербности усиливает тягу к объединению в коллектив с подобными себе, поскольку большая масса привыкла брать громкостью и количеством, а не качеством. Образ жизни одаренного, самостоятельного и уверенного в своих силах соседа способен вызвать у окружающих пустые самооправдания, опасения, зависть, ненависть.
Махровый и бесталанный эгоист (со своим ЭГ-2) действительно способен при удачном стечении обстоятельств «подняться» в финансовом либо служебном положении, используя альтруистическую помощь других и «не возвращая» ее. Примеров подобного рода более чем достаточно. Очевидно, поэтому люди, успокаивая сами себя, склонны считать эгоистом и карьеристом любого, кто «внезапно» достиг успеха, не понимая при этом главного: одаренный одиночка добился практически всего сам и добился этого благодаря своему таланту, помноженному на неустанный труд. Но, поскольку чужой талант нельзя увидеть и, тем более, «пощупать», остается лишь думать об «эгоизме» или чьей-то «мохнатой руке». Кстати, ни служебное, ни финансовое положение, принадлежащие к «ширпотребовским» благам, не представляют интереса с точки зрения эвдемонии.
В то же время можно при желании заметить и расширение сопутствующих альтруистических тенденций по мере возрастания уровней ЛОКС. Если на втором уровне системы ЭГ помощь оказывается лишь самому себе и наиболее близким людям, то третий, социальный уровень предполагает альтруистические проявления и в отношении других групп людей, например, коллег по работе. Причем речь может идти и о «долгосрочном» альтруизме. Наконец, при самореализации четвертого уровня, плодами эвдемонической активности индивида может пользоваться весь мир и любой человек в нем – если захочет.
Возвращаемся к основной теме главы. С нашей точки зрения (и с точки зрения третьего уровня ЛОКС))), логичным выглядит введенное Г. Селье понятие альтруистического эгоизма [9]. Некоторая степень альтруизма в природе просто необходима по чисто «эгоистическим» причинам – чтобы сгладить излишнюю враждебность между особями вследствие столкновения интересов и уберечь их от дополнительных дистрессов. Альтруистические проявления выступают, тем самым, в качестве «смазки» для отношений. Как писал Дж. Бентам, «для диеты достаточно соблюдения собственного интереса, но для десерта доброта и щедрость будут очень полезным дополнением» [38, p. 8].
Результаты нейробиологических исследований, приводимые в работе Д. Линдена, демонстрируют характерные для получаемого удовольствия мозговые паттерны людей, направляющих деньги на благотворительные нужды [55, c. 198 — 200]. Среди испытуемых таких было около половины. Поэтому Д. Линден выдвигает совершенно правомерную гипотезу о том, что «чистого» альтруизма в природе может не существовать.
Отметим, что и в наших исследованиях ESM (глава 17) у некоторых испытуемых имеют место значимые положительные корреляции между показателями альтруизма и удовольствия, хотя в целом корреляционные взаимосвязи между эгоизмом и получаемым удовольствием значительно выше.
Подобно тому, как истинной противоположностью удовольствию является не страдание, а безразличие, так и деятельному эгоизму, с нашей точки зрения, противоположен не альтруизм, а пассивность, лень. Между прочим, первая часть вышеприведенной фразы говорит о возможной ассоциации негативных эмоций с позитивными, а потому разоблачает иллюзии достижения «одностороннего» счастья. Вторая же часть высказывания в очередной раз доказывает абсурдность нападок на якобы «плохой» эгоизм, поскольку тот неразрывно связан с «хорошим» альтруизмом. «Плохими» на самом деле являются лень, бездействие и жалобы на «эгоизм» окружающих.
Хотели бы снова отметить, что результаты проведенных нами экспериментов подтверждают обоснованность введенного Г. Селье термина (альтруистический эгоизм), позволяющего трактовать альтруизм в качестве разновидности (разумного) эгоизма на третьем, социальном уровне нашей модели.
В рамках ЛОКС желаем также подчеркнуть, что эгоистические «конфликты интересов» возникают на нижележащих уровнях модели, поскольку связаны с материальными, одинаковыми для всех потребностями, за приоритетное удовлетворение которых идет конкурентная борьба. На высшем, четвертом уровне концепции ничего делить не надо, поскольку индивид остается один на один со своим внутренним миром и уникальным потенциалом (ЛУ) как лучшей его частью. Цель Высшего Эгоизма заключается не в борьбе за «внешние» материальные блага, а в том, чтобы человек не боялся жить собственную жизнь и считал реализацию индивидуального потенциала (дэймона) своей главной задачей.
И еще один важный момент в заключение главы. С. Холмс в своей работе цитирует взгляды Дж. С. Милля, согласно которым, различие между активным и пассивным типами человеческого характера является более важным, чем между эгоистической и альтруистической мотивацией [34, р. 282]. По мнению последнего, христианская религия, в частности, приветствует именно пассивный характер, как покорный и подчиняющийся божественной воле. Поэтому и «альтруизм от имени религии» весьма противоречив, поскольку связан не только с «пренебрежением себя», но и всех остальных живущих на земле «божьих тварей».
Впрочем, мы уже давно предполагали, что негативное отношение к так называемым «выскочкам и эгоистам» на самом деле продиктовано банальной завистью к успехам того, кто работал не покладая рук, без оглядки на мнения окружавших его трусов, бездельников и гедонистов, а потому кое-чего добился. В проведенных нами исследованиях с помощью методик ESM (глава 17) мы не нашли ни одного «альтруиста», который оценивал приносимую другим пользу выше получаемой пользы для себя (за исключением одной женщины, ухаживавшей за своей умирающей матерью, что, по ее словам, являлось для нее нетипичной, хотя и временно вынужденной активностью).
В этом смысле чрезвычайно интересным является ключевой поступок Альберта Швейцера, который мы проанализируем ниже. Прежде всего, напомним читателям личность этого талантливого человека и основные моменты его биографии. А. Швейцер, будучи успешным музыкантом, известным философом и теологом, в тридцатилетнем возрасте внезапно поступил на учебу в медицинский университет и стал врачом, после чего уехал лечить людей в отсталый регион Африки. Там он с небольшими перерывами работал в тяжелейших условиях до конца своих дней [56].
Пример А. Швейцера интересует нас в контексте соотношения понятий «эгоизм» и «альтруизм». Если первое из них подразумевает нацеленность человека на реализацию собственных интересов, то второе – на помощь другим людям. Поступок нашего героя нередко трактуется как пример глубоко альтруистического, бескорыстного служения больным и нуждающимся.
Отметим, что каждое из обоих понятий может рассматриваться как с точки зрения (скрытой) мотивации, так и с позиции наблюдаемого поведения. Например, я могу подать милостыню нищему и совершить тем самым альтруистический поступок. Но если я делаю это специально ради того, чтобы повысить свою репутацию в глазах присутствующих при этом значимых для меня людей и в будущем получить от них необходимую мне поддержку, значит мое «альтруистическое» поведение эгоистически мотивировано. Я также могу оказывать разного рода услуги окружающим исключительно для того, чтобы с помощью их благодарности повысить самооценку и настроение, еще раз увериться в собственном «благородстве».
Анализ мотивации А. Швейцера. Если под вышеупомянутым углом проанализируем мотивы, побудившие нашего героя в корне изменить свою жизнь, то увидим весьма неоднозначную картину, далекую от «истинного альтруизма». Прежде всего, еще раз подчеркнем, что А. Швейцер был успешным музыкантом, гастролировавшим по Европе, а также известным, исключительно неординарным философом и теологом. Его скоропостижный отъезд в Африку лишил многие тысячи европейцев возможности наслаждаться великолепной органной музыкой, изучать его новые научные труды. Очевидно, что, останься А. Швейцер дома, он принес бы больше пользы людям в музыке и философии, поскольку к тридцати пяти годам уже достиг большой известности в обеих областях. Врачом же он был начинающим. Неужели «альтруист» Швейцер не учитывал подобное в своих расчетах? Наконец, он мог работать врачом и в Европе, в то время как поездка в Африку привела к многолетнему отрыву от жены, оставшейся с грудным ребенком на руках.
Теперь приведем важную цитату самого А. Швейцера: «Вместо того, чтобы провозглашать свою веру в существование бога внутри нас, я попытаюсь сделать так, чтобы сама моя жизнь и моя работа говорили то, во что я верю» [56, с. 113]. Как можно понять, А. Швейцер выбирает роль милостивого «бога» для больных и безграмотных африканцев. Ясно, что подобная позиция не могла бы демонстрироваться в работе с европейскими пациентами, требующими от врача исключительно профессионализма.
Совершенно очевидно, что уподобление себя исцеляющему «богу», ежедневно наблюдаемое благодарными пациентами, способно поднять мнение человека о самом себе на недосягаемую для других высоту, принести чувство собственной исключительности. Ведь выше «бога» нет никого. Похоже, что стремление А. Швейцера к так называемому «изолирующему превосходству» представляло сугубо эгоистическую мотивацию.
Вот еще одна характерная для А. Швейцера цитата: «Те, кому посчастливилось вступить на путь свободной индивидуальной деятельности, должны со смирением принять эту удачу» [56, с. 118]. Никто не спорит, «бог» творит свободно и в одиночестве, проявляя тем самым свою высшую сущность. И в данном случае видны указания на индивидуализм – родной, хотя и более «благородный» брат эгоизма.
Таким образом, для внешне альтруистической деятельности А. Швейцера исключительно важна позиция собственной исключительности, единственности, нахождение «над» теми, кому оказывается помощь. Направленность на себя, на упоение своей «божественной» ролью (в которую входит и «чудо исцеления»), определяют мотивацию как эгоистическую, замыкающуюся в конечном итоге на чувстве собственной неповторимости. Такого рода мотивацию, при которой действия субъекта (неважно какие) существенно улучшают его внутреннее состояние, ученые называют гедонистическим эгоизмом [см. гл. 4].
Отметим, что мы, отыскивая эгоистические мотивы в «альтруистическом» поступке А. Швейцера, вовсе не осуждаем его. Как известно читателю, нами была разработана Личностно-ориентированная концепция счастья (ЛОКС), в которой самореализация индивида описывается через взаимодействие двух многоуровневых систем – «Личностной Уникальности» (ЛУ) и «Эгоизма» (ЭГ). Наличие у А. Швейцера обоих необходимых компонентов выглядит совершенно логичным. Его скрытое желание быть подобным богу отражает идею о неповторимости ЛУ, определяющей жизненное предназначение человека, его судьбу.
На основе теоретической конструкции мы также разработали Терапию Личностной Уникальностью (ЛУТ), в которой способность клиента справляться с многочисленными внешними дистрессами (что неоднократно демонстрировал сам А. Швейцер) определяется способностью находиться в контакте с ЛУ – своим «внутренним сокровищем».
Мы были бы несправедливы к А. Швейцеру, если бы утверждали, что вся его первичная мотивация являлась эгоистической. Известно, что ему было с детских лет свойственно острое чувство сострадания к бедам других людей [56, с. 112 — 113]. Таким образом, в обсуждаемом поступке имела место некая «смесь» эгоистических и альтруистических компонентов, что, с нашей точки зрения, абсолютно нормально.
Как показали наши недавние исследования, проведенные с помощью методов выборки переживаний (ESM), между показателями эгоизма («польза, выгода для себя») и альтруизма («польза, выгода для других») в повседневной активности испытуемых практически всегда существуют положительные корреляции. То есть субъект, осуществляя определенную активность, направленную на достижение собственной выгоды, как правило приносит пользу и другим людям.
В свете вышеизложенного становится возможным разглядеть большее разнообразие мотивации, скрывающейся за внешне сугубо альтруистическим поступком А. Швейцера, а значит, и оставить попытки вылепить из него «икону», «идеал», незыблемый образец для подражания.
С нашей точки зрения, уважать А. Швейцера и изучать его жизненный путь следует не за экзотическое решение, связанное с поездкой в Африку, а за непрерывную активную самореализацию в течение долгой жизни. Создается впечатление, что этот человек в полной мере проявил все таланты, которыми был щедро наделен от рождения. Жизнь нашего героя представляет собой яркий пример эвдемонического существования, высшей ценностью которого является реализация уникального внутреннего потенциала. Эвдемония, как показывают наши и зарубежные исследования, выступает в качестве наиболее надежного пути к полноценной счастливой жизни.
Мы считаем, что А. Швейцер не остался в Европе и отправился в Африку с целью максимального проявления своего индивидуального потенциала. В Габоне он, начав свою медицинскую деятельность с нуля, осуществил полностью уникальный проект, стал «большой рыбой в собственном пруду». Своими разносторонними талантами и неустанным трудом А. Швейцер заслужил уважение не только современников, но и благодарных потомков.
Более подробные, основанные на экспериментах выводы, мы сделаем во второй части работы (глава 17), а пока подведем основную черту. Итак, эгоизм и альтруизм не являются «противоположными полюсами», поскольку между противоположностями не может существовать положительная взаимосвязь (корреляция). Исходя из этого, «морально-педагогическое» противопоставление «хорошего» альтруизма «плохому» эгоизму (или наоборот) лишь запутывает ситуацию. И то и другое явление может расцениваться как «полезное» или «вредное» в зависимости от ситуационного контекста и целей субъекта.
Целесообразно рассматривать альтруизм (в его общепринятом понимании) как одно из проявлений Разумного Эгоизма, принадлежащего к третьему уровню ЛОКС и отвечающего за социальную реализацию личности. Исследование видов активности, в которых эгоизм и альтруизм связаны между собой, либо наоборот, существуют в изолированном виде, представляет большой интерес для понимания их глубинного взаимодействия (см. часть II). О характере и степени полезной деятельности человека можно судить по суммарным показателям шкал эгоизма и альтруизма (польза для себя плюс польза для других. Плюс, а не минус!), связанных с общим уровнем его активности. Также очень важно, что показатели эгоизма в количественном выражении почти всегда превышают показатели альтруизма, хотя и последний практически никогда не исчезает полностью. Абсолютно разумный и биологически оправданный подход к жизни.
Следует отметить, что высший, четвертый уровень самореализации индивида также имплицитно содержит в себе два основных вида альтруистических тенденций, обычно воплощаемых в качестве побочных продуктов деятельности, а потому не всегда распознаваемых окружающими и обществом в целом. Первая тенденция связана с пользой, которую приносит обществу новаторская, творческая деятельность личности; вторая, как говорилось ранее, касается общей умеренности материального потребления таких людей, снижающей нагрузку на земные ресурсы. Чем выше подъем по уровням ЛОКС, тем большему количеству людей может в итоге оказаться полезной деятельность эвдемонически ориентированной личности.
Литература (необходимые ссылки)
2. Бердяев Н. Смысл творчества. М.: изд-во Г.А. Лемана и С.И. Сахарова, 1916. 269 с.
3. Завгородняя Е.В. Экзистенциальное содержание личности и варианты ее становления // Мир психологии. 2012. Октябрь – декабрь. С. 216 – 230.
8. Левит Л. З. Личностно-ориентированная концепция счастья: жизнь во имя себя. Минск: изд-во «А. Н. Вараксин», 2011. 112 с.
9. Селье Г. Стресс без дистресса. М.: Прогресс, 1982. 128 с.
10. Brink D. O. Self-Love and Altruism // Social Philosophy and Policy Foundation. 1997. Vol. 14. Pp. 122 – 157.
29. Egoism//Stanford Encyclopedia of Philosophy [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://plato.stanford.edu/
33. Hartung J. So be good for goodness’ sake // Behavioral and Brain Sciences. 2002. V.25. P. 261-263.
34. Holmes S. The Secret History of Self-Interest // Mansbridge J. J.(ed.). Beyond Self-Interest. Chicago: University of Chicago Press, 1990. Pp. 267 – 286.
37. Krebs D. Adaptive altruistic strategies// Behavioral and Brain Sciences. 2002. V.25. P. 265-266. 57. Milo R. D. Egoism and Altruism. Belmont: Wadsworth Publishing Company, 1973.
38. Mansbridge J. J. The Rise and Fall of Self-Interest in the Explanation of Political Life // Mansbridge J. J.(ed.). Beyond Self-Interest. Chicago: University of Chicago Press, 1990. Pp. 3 – 22.
39. Milo R. D. Egoism and Altruism. Belmont: Wadsworth Publishing Company, 1973.
40. Norton D. L. Personal Destinies. A Philosophy of Ethical Individualism. Princeton: Princeton University Press, 1976. 398 p.
47. Rachlin H. Altruism and selfishness // Behavioral and Brain Sciences. 2002. V.25. P.239-251.
54. Wallach M.A., Wallach L. Psychology’s Sanction for Selfishness: The Error of Egoism in Theory and Therapy. San Francisco: Freeman, 1983. 307 р.
55. Линден Д. Мозг и удовольствия. М.:Эксмо, 2012.
56. Носик Б.М. Швейцер. М.: Молодая гвардия, 1971.
57. Моэм С. Подводя итоги. М.: Астрель, 2012.
Эгоизм и альтруизм — О пользе бесполезного — ЖЖ
Слова «эгоизм» и «альтруизм» мы используем довольно часто, и тем они отличаются от других абстрактных философских понятий. Причем нам смысл этих слов кажется ясным, не требующим объяснения. Я по инерции и привычке тоже употребляю эти слова, хотя и понимаю, что они мало что объясняют и многое запутывают. Допустим, под эгоизмом мы будем понимать стремление принести пользу себе. Вполне естественное желание, главный мотив деятельности. Но почему это нужно обозначать специальным словом (затемняющим смысл) и считать чем-то недостойным? Далее: мы часто путаем желание делать всё для себя, и практическую заботу только о себе, это не одно и тоже. Первое — естественно, второе нет, если человек живет в обществе. Можно ли вообще заботиться только о себе? Однозначно — нет. Человек просто вынужден нередко делать то, что не хочет, и даже единоличные правители прошлого, императоры и цари, не были исключением. Чаще называют эгоистом того, кто заботится о себе в ущерб другим. Это более логично, но ведь забота о себе всегда как-то отзывается на других. И даже не уделять внимание кому-то может быть сочтено эгоизмом. Невыполнение обязанностей — тоже эгоизм. А добровольно ли приняты обязанности и хочет ли человек проявлять заботу и внимание? После всех «чисток» смысла слова «эгоист» не остается ничего, можно придать только один правомерный смысл: расхождение интересов человека и общества, и тогда оно приобретет положительный характер, как у Штирнера. Но обычно в слово эгоист подобный смысл не вкладывают. А ведь все другие значения несостоятельны. Нагляднее мы увидим это при разборе альтруизма.Альтруизм противопоставляется эгоизму. Не удивительно ли это? Если эгоизм есть забота о себе, а альтруизм — активная забота о ближних, то почему они должны приходить в столкновение? Почему обязательно, давая другому я создаю ущерб себе? Это всего лишь частный случай, один из вариантов. Очень часто интерес индивида совпадает с интересом сообщества. Именно так было в первобытности, а нам это представляется как пренебрежение интересами индивида (никто ведь о них не говорит). «Альтруистическое» поведение имеет личную мотивацию, а тем самым уже отчасти «эгоистично». Вглядевшись, мы поймем, что альтруизма и эгоизма в общпринятом смысле нет в реальности и быть не может, это неправильная интерпретация поведения. Признать же за словом «альтруизм» можно лишь следующее значение: «действия человека на пользу обществу вопреки своим желаниям или своим интересам». Ничего занимательного не подметили? Точные определения альтруизма и эгоизма очень близки. И то и другое — конфликт личных и общественных интересов, возможный постольку, поскольку человек осознает их и поскольку от него требуют определенных действий «ради общества». И в первом, и во втором случае главное — расхождение интересов индивида и общества. В первом случае индивид воспринимает общество как врага (не отдельных людей!), во втором относится к нему как к хозяину, которому следует безоговорочно подчиняться. Мораль в государстве, само собой, приветствует «альтруизм», поскольку это согласуется с целями достижения всеобщего подчинения и послушания. Официальная мораль всегда будет за альтруизм, самопожертвование ради общества. Что толкает свободомыслящих мыслителей к эгоизму и индивидуализму… и делает их жертвой ложной дихотомии. Правильное общество — то, которое заботится о человеке не против его воли, и не требует служения. Иначе говоря, правильное общество — добровольное общество, в нём просто не могут появиться «альтруисты» и «эгоисты» (в уточненном мной смысле этих слов). Говорить же об эгоизме и альтруизме в природе можно только по недоразумению.
ЭГОИСТЫ — АЛЬТРУИСТЫ
Американские ученые выяснили: альтруистическое поведение человека далеко не всегда свидетельствует о том, что он желает добра окружающим людям. Часто бывает так, что альтруизм является лишь прикрытием для стремления занять доминирующее положение в обществе и подавить авторитет других.
Исследование, в котором приводился анализ модели «альтруистического наказания», было опубликовано в последнем выпуске журнала Nature.
Альтруисты обычно наказывают тех, кто своим поведением подрывает существование принятых норм и мешает достижению общественного блага.
Еще один аспект альтруистического наказания — чувство удовлетворения и радости, возникающее у человека после вынесения приговора нарушителям общественных норм. По степени эмоционального удовлетворения чувство от справедливого наказания эгоистов подобно целому спектру ощущений от поступков ради близких.
Наблюдения за всеми участниками показали, что стремление наказать за нечестное поведение расценивается как степень надежности члена сообщества.
Хотя поведенческая модель и носит название «альтруистической», «жертвование собой ради общего блага» является только ее внешним признаком. Вступаясь за слабого, индивид демонстрирует собственную силу и тем самым утверждает ее в качестве новой.
Эти исследования иллюстрируют тот факт, что самый наивысший, изощренный эгоизм – альтруистический.
Я могу «купить» человека тем, что буду давать ему подарки, обслуживать, заботиться о нем, проявлять к нему любовь. Он будет все время получать ее от меня, наслаждаться и привыкать к этим наслаждениям, нуждаться в них все больше и больше. Таким образом, я приклеиваю его к себе!
Я вызываю в нем определенную реакцию на себя, когда он уже не может без меня, он уже мне обязан. В этом нет ничего плохого. Так мы, эгоисты, живем в этом мире, так мы между собой общаемся. Если бы мне не нужен был кто-то, то я бы вообще его не замечал.
Я всегда вижу только то, что мне надо, от чего я могу получить пользу. Или, наоборот, то, что мне мешает, угрожает, воздействует на меня отрицательно. Итак, альтруизм, — это та же эгоистическая выгода, только на более высоком уровне.
Когда есть понимание, как работать с другими людьми, понимание, что все, в большей или меньшей степени, – эгоисты, то не надо применять силу, чтобы управлять кем-то, достаточно просто хорошо о нем заботиться, помогать ему во всем.
Сегодня это видят ученые, а завтра и простые люди поймут, что альтруизм и эгоизм синонимы.
Конечно, это эгоистический «альтруизм», а не истинный, когда человек вообще не принимает в расчет выгоду, а действует вопреки ней. Но разве возможно человеку действовать иначе, совершенно бескорыстно?
Возможно лишь при условии, что в корне изменится природа человека. Дело в том, что есть большая разница: чувство любви к другому человеку вызывает во мне природа, или я сам воспитываю его в себе!
Это очень важный момент.
Либо я действую по закону природы, которая меня возбуждает каким-то образом, и я тут же бегу за едой или сексом, за деньгами или знаниями, за славой и почестями, или совершаю правильные и полезные альтруистические поступки.
Либо я, закоренелый эгоист, который привык думать только о себе и полностью отдаю себе отчет в этом, но сознательно воспитываю в себе совершенно новое, непривычное отношение любви и заботы к другим людям. Вопреки своему эгоизму, а не благодаря нему.
Я наполняю счастьем, любовью и заботой совершенно внешних, незнакомых мне людей, порой противоположных и противных моему эго. Усилием своей воли, против своего эгоизма, я воспитываю в себе безусловную любовь к ним, и теперь, заботясь о каждом, чувствую невероятную радость.
Я как мать, для которой ребенок – любой человек. Их так много, моих детей, что мои любовь и радость безграничны. Я принимаю, понимаю, наслаждаю их всех – целый мир. Я в этом чувствую отдохновение, бесконечное наслаждение и наполнение, я в этом чувствую будущий мир, и я к этому стремлюсь каждую секунду своей жизни!
Это, безусловно,большой труд, но мы вынуждены будем его совершить.
Эгоизм и альтруизм — Философская энциклопедия Рутледжа
DOI
10.4324 / 9780415249126-L126-1
DOI: 10.4324 / 9780415249126-L126-1
Версия: v1, опубликовано в Интернете: 1998
Получено 24 августа 2021 г. с https://www.rep.routledge.com/articles/thematic/egoism-and-altruism/v- 1
Краткое содержание статьи
Генри Сиджвик рассматривал эгоизм как этическую теорию, параллельную утилитаризму: утилитарист считает, что нужно максимизировать благо всех существ во вселенной; вместо этого эгоист считает, что хорошее, к чему в конечном итоге следует стремиться, принадлежит только ему самому.Эту форму эгоизма (часто называемую «этическим эгоизмом») следует отличать от эмпирической гипотезы («психологический эгоизм») о том, что люди стремятся максимизировать свое собственное благо. Этический эгоизм может одобрять поведение, которое приносит пользу другим, поскольку зачастую лучший способ продвигать свое благо — это налаживание отношений сотрудничества. Но эгоист не может одобрить альтруистическое оправдание такого сотрудничества: альтруизм требует приносить пользу другим просто ради них самих, тогда как эгоист настаивает на том, что конечной целью человека должно быть исключительно его собственное благо.
Один из способов защитить этический эгоизм — это подтвердить психологический эгоизм, а затем предположить, что наши обязательства не могут превзойти наши возможности; Если мы не можем не стремиться к максимальному увеличению собственного благополучия, мы не должны придерживаться менее эгоистичных стандартов. Но эта защита широко отвергается, потому что психологический эгоизм кажется слишком простой концепцией человеческого поведения. Более того, эгоизм нарушает наше чувство беспристрастности; нет фактов о себе, которые оправдывали бы исключение других из своей конечной цели.
Однако существует другая форма эгоизма, которая процветала в древнем мире и не подвержена этой критике. Он считает, что благо человека состоит в основном или исключительно в добродетельных действиях, и поэтому правильно понятый личный интерес является нашим лучшим ориентиром.
Цитирование этой статьи:
Kraut, Richard. Эгоизм и альтруизм, 1998, DOI: 10.4324 / 9780415249126-L126-1. Энциклопедия философии Рутледжа, Тейлор и Фрэнсис, https: // www.rep.routledge.com/articles/thematic/egoism-and-altruism/v-1.
Авторские права © 1998-2021 Routledge.
Эгоизм и альтруизм — стенограмма видео и урока
Различные точки зрения на эгоизм
Эгоизм может быть трудно идентифицировать с ясностью, потому что существуют разные типы и разные теории об этих типах. Например, психологический эгоизм утверждает, что человек всегда будет действовать в своих собственных интересах, даже когда кажется, что это не так.Представьте, что кто-то говорит вам, что он раз в месяц работает волонтером в столовой, потому что хочет помочь бездомным. С точки зрения психологического эгоизма, человек на самом деле занимается волонтерством, потому что это заставляет его чувствовать себя лучше, что делает его мотивацию главным образом корыстной, даже если кто-то другой извлекает выгоду из их действий.
Этический эгоизм , противоположный психологическому эгоизму, является аргументом в пользу того, что работа в собственных интересах является правильным поступком.Ключевое слово в этом описании — «этический», что обычно понимается как честность и добрые намерения. Учитывая это, этический эгоист будет утверждать, что, поскольку люди руководствуются личными интересами, единственный способ жить честно и порядочно — это работать в собственных интересах, потому что делать что-либо еще было бы нечестно.
В случае психологического эгоизма индивид сознательно или бессознательно пытается скрыть тот факт, что его поведение все еще мотивировано его личными интересами.И наоборот, этический эгоизм не пытается скрыть мотивацию, но вместо этого утверждает, что это единственный способ жить этично и честно. Это два очень разных подхода к эгоизму, но неизменный аспект состоит в том, что человек действует, чтобы удовлетворить свои собственные интересы, а не интересы других. Единственное, что действительно изменилось, — это то, как человек воспринимает собственное поведение в социальном контексте.
Определение альтруизма
На другом конце социально-поведенческого спектра находится так называемый альтруизм , который в широком смысле определяется как желание помогать другим без учета ваших интересов или благополучия.Жертвовать свои органы науке или в лист ожидания трансплантации — распространенные примеры альтруизма. Например, представьте, что вы видели, как ребенок гоняет мяч на оживленной улице. У вас есть два варианта: во-первых, вы можете выбежать на улицу и вытащить ребенка в безопасное место, рискуя при этом собственной жизнью; во-вторых, вы можете безопасно оставаться на обочине, потому что знаете, что столкновение с оживленной улицей поставит под угрозу вашу безопасность. В этом случае первый вариант можно считать альтруистическим, потому что вы не заботились о своей безопасности или благополучии и были озабочены только обеспечением безопасности кого-то другого.
Альтруизм не должен быть настолько драматичным. В самом деле, вы можете легко сказать, что вы работаете волонтером в местном приюте для бездомных, потому что хотите внести свой вклад в свое сообщество и жизнь других. В этом сценарии ваши действия мотивированы желанием помочь другим, без ожидания оплаты или вознаграждения. На самом деле, альтруистическое поведение не только не приносит вам пользы, но и обычно делается за ваш счет. В примере с бегством на улицу вы рискуете своей жизнью, чтобы спасти кого-то еще, что может привести к вашей смерти.Во втором примере вы вкладываете драгоценное время и, вероятно, тратите деньги на бензин или общественный транспорт, чтобы добраться до места назначения.
Просоциальное поведение
Альтруистические действия и поведение обычно попадают в категорию, известную как просоциальное поведение , то есть любое поведение или действие, которое приносит пользу кому-то другому, без учета вашего собственного благополучия. Это модели поведения, которые укрепляют общество и помогают людям объединяться и коллективно добиваться успеха. В отличие от эгоизма, который касается индивидуума, альтруизм и просоциальное поведение приносят пользу коллективному обществу.
Если обычно считается, что люди руководствуются личными интересами, что заставляет их вести себя альтруистично? Ответ на этот вопрос связан с тем, что поведенческие психологи называют эффектом наблюдателя . По словам психологов, мы часто основываем свое поведение на поведении окружающих и, как правило, не хотим, чтобы другие воспринимали нас негативно. В результате, когда мы видим, что другие проявляют просоциальное поведение, мы склонны следовать их примеру и вести себя аналогичным образом. Это делает просоциальное поведение и альтруизм в некоторой степени заразительным, поскольку он передается от одного человека к другому.
Краткое содержание урока
Эгоизм , стремление поставить собственные интересы выше интересов других, может принимать несколько различных форм, включая психологический эгоизм или теорию о том, что человек всегда будет действовать в своих собственных интересах, даже когда кажется, что это не так, и этический эгоизм , или аргумент о том, что работа в собственных интересах является правильным поступком. Хотя они по-разному различаются, постоянный аспект ставит индивидуальное благополучие выше благополучия другого человека или группы.
На противоположной стороне спектра, альтруизм — это акт ставить других выше себя, иногда за счет личных затрат. Это подпадает под категорию просоциального поведения , или любого поведения или действия, которое приносит пользу кому-то другому без учета вашего собственного благополучия, что увековечивается эффектом наблюдателя , который является психологической теорией, которая предполагает, что мы часто основываем наши поведение окружающих и в целом не хочет, чтобы другие воспринимали его негативно.
Этический эгоизм и альтруизм «Тиффани М. Норман
Абстрактные
В своем независимом исследовании я задаю следующие вопросы: является ли этический эгоизм добродетелью? Этический альтруизм — это добродетель? Я утверждаю, что ни то, ни другое. Я исследую и критически анализирую философские аргументы, которые решительно поддерживают и опровергают оба моральных взгляда. Этический эгоизм можно определить как нормативную этическую позицию, согласно которой моральные агенты должны делать только то, что отвечает их личным интересам.Я также стремлюсь исследовать примеры и аргументы этического эгоизма, которые демонстрируют, почему такой образ жизни может быть вредным для личности и общества. Кроме того, я анализирую крайние альтруистические взгляды, решительно выступающие против этического эгоизма. Альтруизм можно определить как принцип или практику бескорыстной заботы или преданности благополучию других. Очевидным примером альтруизма было бы жертвовать одной жизнью за другую, но есть и другие формы, менее радикальные. Я утверждаю, что подходящим ответом на общий вопрос о том, какая из этих добродетелей лучше всего подходит для хорошей жизни, альтруизм или этический эгоизм, является то, что это не так.Я воспользуюсь подсказками из рассказа Аристотеля о хорошей жизни, чтобы развить свой аргумент против обеих крайностей. Общество не должно принимать ни одну из этих крайних точек зрения, и можно найти среднее состояние, которое разделяет пересекающиеся идеи обеих крайностей. После критики аргументов и примеров, касающихся альтруизма и этического эгоизма, я буду утверждать, что альтруизм и этический эгоизм слишком экстремальны для процветания общества. Я расскажу о проблемах и преимуществах альтруистического или эгоистичного образа жизни.Ключом к пониманию того, как сформировать общество, попадающее в промежуточное состояние, является четкое представление о природе человеческого счастья и его важности в человеческой жизни. Общее возражение, которое я выдвигаю против альтруизма и эгоизма, состоит в том, что сообщество эгоистов или альтруистов не может существовать. Я прихожу к выводу, что жизнь в среднем состоянии между крайним ЭА и ЭЭ — единственный способ для людей иметь возможность практиковать добродетели в совершенстве и разумно.
Рекомендуемое цитирование
Норман, Тиффани М., «Быть или не быть эгоистом: этический эгоизм и альтруизм» (2015). Старших независимых исследовательских диссертаций. Документ 6653.
https://openworks.wooster.edu/independentstudy/6653
Дисциплины
Этика и политическая философия
Ключевые слова
этический эгоизм, добродетель, альтруизм, средний уровень, Аристотель, Айн Рэнд, этическая теория, корысть, процветание, процветание, добродетель, счастье, эгоизм, эгоизм, самоотверженность
Полученная степень
Бакалавр искусств
Тип документа
Старшая независимая исследовательская диссертация
СКАЧАТЬ
С 13 сентября 2015 г.
МОНЕТЫ© Авторское право 2015 Тиффани М.Норман
эгоизм | альтруизм | Антонимы | Альтруизм — антоним эгоизма . Как существительные, разница междуэгоизмом и альтруизмом состоит в том, что эгоизм — это склонность думать о себе и своекорыстии, тогда как альтруизм — это уважение к другим, как естественное, так и моральное, без оглядки на себя; преданность чужим интересам; братская доброта; самоотверженность — противоположность эгоизму или эгоизму.
|
Разница между эгоизмом и альтруизмом
Автор: Admin
Эгоизм против альтруизмаРазличие между эгоизмом и альтруизмом подчеркивает различия между двумя крайними человеческими натурами.Эгоизм и альтруизм можно рассматривать как два разных термина. Они подчеркивают две крайности человеческой природы. Эгоизм относится к качеству чрезмерной эгоистичности или эгоизма. С другой стороны, альтруизм относится к качеству полной самоотверженности. Психологов всегда восхищала эта изменчивая природа человека, когда его действия иногда граничат с альтруизмом, а иногда — с эгоизмом. По их мнению, на это взаимодействие между различными действиями влияет ряд факторов.В этой статье делается попытка понять разницу через понимание индивидуальной терминологии.
Что такое эгоизм?
Термин эгоизм также обозначается эгоизмом . Этот термин можно определить как качество чрезмерного тщеславия или эгоизма . Эгоистичный человек обычно невнимателен к другим и сосредотачивается исключительно на себе. Такой человек будет заниматься любой деятельностью, которая вредит другим и приносит пользу себе. В этом смысле, можно сказать, чувство морали и морального долга по отношению к другим потеряно для него.Это можно понять на примере. Женатый мужчина, имеющий двоих детей, решает бросить их, потому что они его тяготят. Семья бедная, жена и дети не могут зарабатывать на семью. Мужчина обнаруживает, что ситуация слишком тяжелая и что ему не следует тратить свою жизнь на такую жалкую ситуацию, и просто уходит. В таком сценарии человек полностью эгоцентричен. Он невнимателен к другим членам семьи и не чувствует никаких моральных обязательств.Некоторые считают, что эгоизм — в человеческой природе. Например, философ Томас Гоббс утверждал, что люди от природы эгоистичны. По его мнению, мужчины ведут войну друг против друга из-за своего эгоистичного характера. Однако нельзя утверждать, что все люди эгоистичны. Это можно понять через концепцию альтруизма.
Эгоизм — оставить семью беспомощной
Что такое альтруизм?
Альтруизм можно определить просто как бескорыстие .Это когда человек ставит нужды других даже выше себя . Поэтому его можно рассматривать как противоположность эгоизму. Такой человек настолько озабочен другими, что полностью игнорирует себя. Например, возьмем солдата, который жертвует собой, чтобы спасти других в своем батальоне, или родителя, который рискует собой или собой, чтобы спасти ребенка. Это случаи, когда человек полностью забывает о себе. В некоторых ситуациях альтруизм достигается за счет самого себя.Тогда это считается жертвой. Существует сильное моральное обязательство, а также эмоциональная привязанность, которая делает человека альтруистом. Некоторые люди считают, что это не следует рассматривать как альтруизм, потому что человек выдвигает себя за другого, известного ему. Но альтруизм распространяется дальше. Когда человек на вокзале спасает жизнь совершенно чужому человеку, рискуя собственной жизнью, это тоже альтруизм. Психологи проводят различные исследования, чтобы понять, почему люди проявляют такое поведение.
Альтруизм — человек, рискующий жизнью, чтобы спасти кого-то.
В чем разница между эгоизмом и альтруизмом?
• Эгоизм можно определить как крайнюю эгоизм, тогда как альтруизм можно определить как самоотверженность.
• Эти две категории можно рассматривать как две крайности человеческих качеств.
• Эгоистичный человек заботится только о себе, а альтруистический человек заботится о других, игнорируя себя.
Изображения предоставлены: Женщина и дети и спасение женщины через Wikicommons (общественное достояние)
Potentialife — ЭГОИЗМ И АЛЬТРУИЗМ ОБЪЕДИНЯЮТ!
Преодоление разрыва между двумя кажущимися противоположностями — эгоизмом и альтруизмом, между заботой о себе и заботой о других — легче, чем вы думаете.Мы созданы, чтобы заботиться о других людях, и, следовательно, нам нравится помогать другим. Фактически, содействие благополучию других людей — один из самых мощных источников смысла жизни.
То, что мы получаем радость и смысл, как удовольствие, так и целеустремленность, забота о других является врожденным. Психолог из Нью-Йоркского университета Мартин Хоффман и другие исследователи указывают на существование эмпатических наклонностей с момента нашего рождения. У большинства из нас по мере взросления эта склонность естественным образом перерастает в полноценное сочувствие по отношению к другим.Сочувствие — это основное моральное чувство, эмоция, которая позволяет людям выживать и процветать как коллектив. По словам Хоффмана: «Сочувствие — это искра человеческой заботы о других, клей, который делает возможной социальную жизнь».
Однако сочувствие — это не просто пассивная забота о других. Сочувствие, являющееся эмоцией, также побуждает к движению (т. Е. К активной заботе о других). Эта активная забота проявляется в щедрости — желании помочь другим людям, внести свой вклад в их благополучие.И через нашу сопереживающую связь с другими, когда мы щедры по отношению к ним и увеличиваем их благополучие — либо уменьшая их боль, либо увеличивая их удовольствие, — мы увеличиваем собственное благополучие и наполняем нашу жизнь смыслом.
Все больше и больше исследований показывают, сколько личной выгоды приносит щедрость. Например, исследование, проведенное Гарвардской школой бизнеса и Университетом Британской Колумбии, показало, что те, кому давали деньги и отдавали их другим, испытывали большее счастье, чем те, кто тратил столько же денег на себя.Следовательно, щедрый поступок может восприниматься как альтруистический — если под альтруизмом мы подразумеваем помощь другим, — так же как и как эгоистический, если под эгоистическим мы подразумеваем помощь себе. С другой стороны, если мы рассматриваем эгоизм и альтруизм как антонимы, как непримиримые противоположности, то щедрый поступок не может быть ни тем, ни другим.
Отношения между помощью другим и помощью себе не ограничиваются тем, что первое способствует второму. Отношения работают и в обратном направлении: когда мы помогаем себе чувствовать себя лучше, мы с большей вероятностью будем щедры по отношению к другим.Исследование, проведенное Алисой Айзен и ее коллегами из Корнельского университета, показывает, что когда людей заставляют чувствовать себя хорошо — даже с помощью тривиальных средств, таких как копейка в телефонной будке, — они с большей вероятностью помогут другим.
В итоге мы получаем самоподдерживающуюся петлю между помощью другим и помощью себе самому — чем мы щедрее (чем больше мы помогаем другим), тем лучше мы себя чувствуем (чем больше мы помогаем себе), тем лучше мы чувствовать, что мы с большей вероятностью проявим щедрость и т. д. Если вам интересно узнать больше о силе благодарности, вы можете посмотреть мое последнее видео по этой теме, нажав здесь.
Эта восходящая спираль щедрости, которая опирается на естественные взаимоотношения между собой и другими, ясно демонстрирует, что разделение эгоизм-альтруизм необоснованно. Когда я помогаю себе, моя способность к щедрости значительно возрастает — польза для других реальна. В то же время, когда я помогаю другим, я тоже являюсь эгоистом — польза для моего благополучия реальна. На самом деле, человек, который помогает другим, приносит столько пользы, что я часто думаю, что нет более эгоистичного поступка, чем щедрый поступок.
Адам Смит и три теории альтруизма
1
2 В течение последних трех десятилетий экономисты разработали теории альтруизма, которые по-разному расходятся с узко задуманной моделью Homo economicus. Эти теории можно разделить на три основных подхода. Первую, называемую здесь «эгоистической» перспективой, можно рассматривать как вариант моделей взаимного сотрудничества, например, предложенную Аксельродом (1984).Он утверждает, что один может делиться своим доходом с другим, чтобы в будущем осуществить взаимный перевод. Второй, названный «эгоцентрическим» взглядом, воплощенный в Беккере (1976), утверждает, что функция полезности донора включает в себя полезность потенциальных получателей. То есть донор пожертвует ресурс, если косвенное удовольствие от наблюдения за удовольствием других превосходит в пределе удовлетворение донора от потребления самого ресурса. О третьем, получившем название «альтерцентрической» структуры («alter» после латинского «другой»), можно предположить из работ Мида (1934), Эциони (1986), Франка (1988) и Саймона (1990).Он рассматривает действия благотворителя как вытекающие из морального изречения, столь же обязательного, как и правила честности.
3Смит выступил с прямой критикой трех теорий альтруизма, распространенных в его время. Удивительно, но эти теории являются точными копиями только что упомянутых. Смит выдвинул альтернативу, основанную на идее сочувствия. Хотя некоторые современные авторы отметили теорию Смита (например, Collard, (1978; Frank, 1988), меньшее количество осознали ее актуальность для современных дебатов. В первом разделе дается краткое изложение теории Смита.Во втором разделе резюмируется критика Смитом трех теорий своего времени. В третьем разделе определяются современные подходы и показано, как они до сих пор не отвечают на критику Смита.
4
5
6 На этическую теорию Смита большое влияние оказало понятие симпатии Дэвида Юма (Mackie, (1980; Haakonssen, 1981). Однако в The Theory of Moral Sentiments , Смит отошел от утилитарной позиции Юма, которая изображает сочувствие как механизм, с помощью которого агент рассчитывает общественное благосостояние.Для Смита симпатия проистекает из мгновенных чувств по отношению к непосредственным переживаниям; обычно оно не возникает из медитативного расчета благосостояния всех заинтересованных сторон. Смит рассматривал сочувствие как основу добродетелей, преследуемых ради них самих, а не ради улучшения общественного благосостояния. Он считал сочувствие основой милосердия (альтруизма), самообладания (уместности поведения), уважения и восхищения и социального положения (Khalil (1990), (1996)).
7 Что касается доброжелательности, Смит подчеркнул, что сочувствие выражает искреннюю заботу об интересах других, короче говоря, «интересы других».Это беспокойство влечет за собой то, что благодетель должен приостановить свои интересы. Однако отрицание эгоизма не означает, что альтруизм проистекает из принципа, который радикально отличается от эгоизма. Для Смита мотив удовлетворения личных интересов и интересов других проистекает из той же общей тенденции людей сочувствовать — в одном случае с самим собой, а в другом — с получателем выгоды. То есть Смит не считал личный интерес радикально отличным от интересов других: оба являются просто разными проявлениями симпатии.Мы видим, что человек чаще действует из сочувствия к себе (то есть из личного интереса), потому что человек, очевидно, более знаком с обстоятельствами своего собственного «я», чем с обстоятельствами других. То есть для Смита нет принципиального различия, а есть разница только в степени между своими собственными чувствами в отличие от чувства других по отношению к его интересам.
8 Однако, если быть точным, Смит, похоже, замечает разницу между личными интересами и сочувствием других к своим интересам.Хотя личный интерес кажется «оригинальным» ощущением, сочувствие другим своим интересам не возникает сразу. Скорее, это опосредованная или «отраженная» симпатия к агенту, который изначально испытывает пользу или боль:
9
Каждый человек, как говорили стоики, в первую очередь и в основном рекомендован к собственной заботе; и каждый мужчина, безусловно, во всех отношениях более приспособлен и способен заботиться о себе, чем о любом другом человеке. Каждый человек чувствует свои удовольствия и свои страдания более разумно, чем чужие.Первые — оригинальные ощущения; последние — отраженные или симпатические образы этих ощущений. О первом можно сказать, что это субстанция, а о втором — тень (Смит (1976), стр. 219).
10 То есть зритель может оценить пользу или боль только по реакции агента, который их испытывает. Тем не менее, это различие не меняет заявленного здесь утверждения об отсутствии фундаментального различия между личным интересом и сочувствием. Когда агент сочувствует чьим-то чувствам к, e.г., яблоко, это рефлексивное ощущение. Точно так же, когда агент сочувствует своим собственным чувствам к яблоку, это также рефлексивное ощущение: то есть оба ощущения включают в себя симпатию и, следовательно, по определению являются отражением исходных ощущений. Единственная разница между этими двумя случаями возникает из-за степени знакомства, вызванного обычным фактом, что агенту более известны свои собственные чувства, чем чувства другого. (Отметим, однако, что это не всегда верно — как в случае, когда агент больше настроен на чувства других, чем на свои собственные.)
11Для альтруизма степень знакомства имеет решающее значение — и агенты большую часть времени действуют эгоистично только потому, что они знакомы в основном со своими собственными исходными ощущениями, чем с исходными ощущениями других. Очевидно, что есть более сильный мотив помочь человеку, оказавшемуся в затруднительном положении, если этот человек оказался его близким знакомым, а не, при прочих равных, отдаленным партнером. И человек более мотивирован помогать после себя тем, кто живет с ним в одном доме, чем «большей части других людей»:
12
После него члены его собственной семьи, те, кто обычно живет с ним в одном доме, его родители, его дети, его братья и сестры, естественно, являются объектами его самых горячих привязанностей.Обычно это люди, на счастье или несчастье которых его поведение должно иметь наибольшее влияние. Он более склонен сочувствовать им. Он лучше знает, как каждая вещь может повлиять на них, и его симпатия к ним точнее и решительнее, чем к большей части других людей. Короче говоря, это ближе к тому, что он чувствует для себя (Смит (1976), стр. 219).
13 Кроме того, социальная близость показывает Смиту, почему агент испытывает меньшую привязанность к детям своих кузенов, чем к детям своих сестер и братьев:
14
Дети кузенов, будучи еще менее связанными [чем «дети братьев и сестер»], имеют еще меньшее значение друг для друга; и привязанность постепенно ослабевает по мере того, как отношения становятся все более и более отдаленными (Smith (1976) p.220).
15 Социальная удаленность также объясняет Смиту, почему привязанность родитель-ребенок слабее, если ребенок был разлучен с отцом с младенчества:
16
Отец склонен к меньшей привязанности к ребенку, который по какой-то случайности был разлучен с ним в младенчестве и который не возвращается к нему, пока он не станет взрослым. Отец склонен меньше испытывать отцовскую нежность к ребенку; ребенок, менее сыновнее почтение к отцу.Братья и сестры, получившие образование в далеких странах, склонны чувствовать такое же ослабление привязанности (Смит (1976), стр. 220-221).
17 Понятие социальной близости Смита концептуально аналогично генетической близости на биологическом уровне. Социобиологи использовали такую генетическую близость в качестве объясняющего фактора альтруизма у людей и животных, что известно как гипотеза «всеобъемлющей приспособленности» (Гамильтон (1964); Уилсон (1975)). Контраст между теорией Смита и гипотезой инклюзивной пригодности здесь не может быть подробно описан.Однако достаточно заявить, что идеи социальной близости и генетической близости пытаются объяснить силу или слабость симпатических чувств. Являются ли симпатические чувства реакциями, выученными в результате обусловливания, или имеют глубокую биологическую основу — это еще один вопрос, который здесь не обсуждается.
18 Достаточно отметить, что теория Смита позволяет нам рассматривать альтруизм как эластичное поведение. Это зависит от степени социальной близости; он не ограничен фиксированной генетической близостью.Чтобы учесть социальную близость, которая частично определяет альтруистический акт, нам нужна оперативная морфология положения актера по отношению к реципиенту.
19
20 Как было сказано выше, принцип сочувствия Смита предполагает преемственность между преследованием личного интереса (то, что Смит называет «добродетелью благоразумия») и интересом других («добродетель милосердия»). Он обосновал соизмеримость между личным интересом и интересом других на «я», действующем с отдельной станции — станции, которая беспристрастно принимает решение между потребностями себя и потребностями другого:
21
Мы никогда не сможем проанализировать наши собственные чувства и мотивы…. если мы не удалим себя, так сказать, от нашего естественного положения и не попытаемся рассматривать их как находящиеся на определенном расстоянии от нас. … Мы стараемся исследовать собственное поведение так, как мы представляем, что любой другой справедливый и беспристрастный наблюдатель изучит его (Смит (1976) с. 110) (курсив мой).
22
Когда я пытаюсь проверить свое поведение … очевидно, что … я разделяю себя на две части; и что я, экзаменатор и судья, представляю персонажа, отличного от этого другого Я, человека, чье поведение рассматривается в суде (Smith (1976) p.113).
23 По мнению Смита, люди способны судить себя, потому что принцип, который они используют для оценки других, легко доступен:
24
Принцип, по которому мы, естественно, одобряем или не одобряем наше собственное поведение, похоже, полностью совпадает с принципом, с помощью которого мы выносим подобные суждения относительно поведения других людей (Смит (1976) с. 107). .
25 Однако Смит упускает из виду одну неточность. Агенты часто применяют двойные стандарты: во многих случаях агенты склонны делать то, что они осуждают в других.По крайней мере, на первый взгляд, есть разница между агентом-актером и агентом-судьей. Во многих случаях агенты не переключают станции, когда они судят о своих действиях так же справедливо, как когда они судят о действиях других. Хотя Смит обсуждает множество других нарушений, происходящих из-за слабости характера, таких как ложная гордость и самовозвеличивание (Khalil (1996)), он не обсуждает это нарушение в явной форме. Смит действительно обсуждает аналогичные предубеждения, такие как самообман, и причины, по которым «общие правила» или то, что современные экономисты называют «институтами», возникают для их исправления.Детальное обсуждение Смитом происхождения общих правил выходит за рамки данного эссе (см. Khalil (2000) pp. 381-384). Однако, следуя порядку теоретических приближений Смита, было бы логично предположить, на первом уровне обобщения, что агенты не страдают от двойных стандартов, а затем учесть аномалии, такие как двойные стандарты, и соответствующие средства правовой защиты на втором и третьем уровнях. общих положений. В этом свете двойные стандарты не являются фатальной аномалией, потому что они могут объяснить происхождение общих правил.
26 Игнорирование двойных стандартов, самооценка для Смита возможно, потому что природа наделила агента стремлением быть «тем, что он сам одобряет по отношению к другим людям», и «бояться самой мысли походить» на то, что он ненавидит и презирает. у других людей ( Там же. с. 117). Таким образом, когда агент исследует достоинства своего действия, он принимает точку зрения потенциального беспристрастного наблюдателя — или, по крайней мере, он должен принять точку зрения беспристрастного наблюдателя. Это правда, что почти все люди, по крайней мере в некоторых случаях, этого не делают.Но, как только что отмечалось, это проблема для второго и третьего теоретических приближений.
27 Теория сантиментов Смита напоминает, однако только на формальном уровне, эгоцентрический подход Беккера. Он отличается от Беккера на содержательном уровне. Чтобы реконструировать теорию Смита, мы имеем под рукой станцию действующего «я», S , станцию принимающего «другого», O, и станцию потенциального беспристрастного наблюдателя, занятую саморефлексией самого себя, придуманную здесь » зритель «я», S s .На рисунке 1 показан такой сценарий с тремя станциями, где S s проверяет инженерные сети O и S s с отдельной третьей станции, расположение которой определяется степенью знакомства. . Занятие третьим постом беспристрастного зрителя самим актером имеет два очевидных следствия. Во-первых, когда актер сопереживает страданиям другого, это происходит не потому, что он воображает, что такое страдание происходит с его собственной личностью, как предполагает эгоцентрический взгляд Беккера.Во-вторых, судья потенциального действия не является настоящим зрителем по двум причинам. Первая причина заключается в том, что судья не является незаинтересованным наблюдателем, по мнению которого агент S пытается соответствовать. Другими словами, здесь нет процесса социализации, когда S пытается успокоить публику и получить ее аплодисменты. Скорее, S принимает точку зрения S s — беспристрастного зрителя, который появляется, S рассматривает свое собственное действие на расстоянии.Такой подход Смита означает, что в первом приближении «я» предшествует общественному мнению или социокультурной среде. Но для Смита окружающая среда не игнорируется полностью. Это играет роль, когда помогает формированию «я», позволяя агенту размышлять о своих действиях, как он это делает над действиями других. Без общества агент не может смотреть на свои действия издалека. Таким образом, общество действует как зеркало, которое проясняет и усиливает взгляд на себя S .По мнению Смита, хотя общество необходимо для развития личности, оно не выступает в роли инженера-строителя а-ля Мид.
28 Вторая причина состоит в том, что судья не О, как следует из альтерцентрической точки зрения Мида / Фрэнка. Скорее, именно S s судит, учитывая степень знакомства, стоит ли удовлетворять выгоду O за счет интереса S. Это влечет за собой, что, помимо знакомства, необходимо ввести вопрос о сравнительной выгоде, чтобы вынести определенное суждение о том, должен ли кто-то помогать потенциальному бенефициару.Недостаточно, чтобы другой был близким другом. Благодетель может предпочесть пожертвовать средства благотворительной организации, которая помогает пострадавшим детям, чем помогать менее нуждающимся, но более близким знакомым. Смит не обсуждал подробно вопрос о сравнительной выгоде. Однако Смиту удалось определить вопрос о знакомстве или симпатии как правильную отправную точку для изучения альтруизма.
29
30 Представление Смита о симпатии плодотворно по нескольким причинам. Во-первых, Смит использует понятие «симпатия» в гораздо более широком смысле, чем альтруизм.Он использует его для объяснения этикета, уместности эмоций на публике, суждения об уважении, выражения восхищения и так далее (Khalil (1990), (1996)). Во-вторых, концепция симпатии Смита позволяет начать с взаимодействия рациональных агентов, когда агенты принимают решения в свете предпочтений себя и заботы о других, ограничений и технологий. Представление Смита о симпатии объясняет альтруизм, не обращаясь к особым предпочтениям. В этом смысле концепция Смита согласуется с одним из основных направлений экономической теории, т. Е.д., стабильность предпочтений: не начинайте теоретизировать на абстрактном уровне, прослеживая различия в решениях до различий в предпочтениях (Stigler & Becker (1977)) — от заповедей Бога, социальных ценностей и обязательств, генетических / биологических факторов до учреждения культуры. Если начать с предпочтений и различий между культурами, возникает более серьезный вопрос: почему предпочтения различаются? Фактически, можно использовать понятие симпатии Смита, чтобы раскрыть происхождение многих культурных институтов и социальных норм.
31 В-третьих, подход Смита помещает объясняющую переменную, сочувствие, на тот же уровень, что и объясняемый элемент, искренняя забота о благополучии получателя. В-четвертых, концепция Смита позволяет нам избежать произвольного разделения агентов на альтруистические и эгоистические типы (например, Becker (1976)). Чтобы определить, кто является альтруистом, а кто — бенефициаром, не нужно даже предполагать разную интенсивность симпатических чувств или апеллировать к вкусам. Единственным определяющим фактором могут быть относительные доходы или пожертвования.
32 В-пятых, идея Смита позволяет нам использовать принцип рациональности в смысле модели максимизации стандартной экономической теории; т.е. нет необходимости в эволюционной дарвиновской модели или, в частности, в гипотезе инклюзивной приспособленности. Это преимущество, поскольку эволюционная модель не может легко объяснить альтруизм при отсутствии генетической близости. [2]
33 Шестое, Смит исходная точка с сочувствия подчеркивает важность социальной близости (Смит (1976), стр.219-221). Знакомство обеспечивает оперативную морфологию положения актера по отношению к положению потенциального бенефициара. Если процитировать Смита о важности знакомства, то, насколько человек человечности в Европе сочувствует жертвам бедствия в Китае, он, «при условии, что он никогда их не видел», испытывает больше стресса из-за потери мизинца:
34
Давайте предположим, что великая Китайская империя со всеми ее мириадами жителей была внезапно поглощена землетрясением, и давайте посмотрим, как человек из человечества в Европе, не имевший никакого отношения к этой части мира, будут затронуты получением информации об этом ужасном бедствии.Он, я полагаю, прежде всего, очень сильно выразил бы свое сожаление по поводу несчастий этого несчастного народа, он много раз размышлял бы о ненадежности человеческой жизни и суетности всех человеческих трудов, которые таким образом могли быть уничтожены в мгновение ока. … И когда вся эта прекрасная философия была закончена, когда все эти гуманные чувства были когда-то справедливо выражены, он продолжал заниматься своим делом или своим удовольствием, отдыхал или развлекался с той же легкостью и спокойствием, как если бы таковых не было. случилась авария.Самая легкомысленная катастрофа, которая могла случиться с ним, могла бы вызвать более серьезное беспокойство. Если завтра он потеряет мизинец, он не уснет сегодня; но, если он никогда их не видел, он будет храпеть с глубочайшей уверенностью в разорении ста миллионов своих братьев, и уничтожение этого огромного множества кажется ему явно менее интересной задачей, чем это жалкое собственное несчастье. (Смит (1976), стр. 136-137). [3]
35 В-седьмых, концепция симпатии Смита позволяет нам моделировать собственные интересы и интересы других (то, что он называет добродетелями «благоразумия» и «милосердия») как лежащие в континууме.В этом отношении концепция Смита согласуется, как предлагалось ранее, с современной эгоцентрической точкой зрения, где альтруизм рассматривается как мотив в функции полезности, который плавно заменяется корыстными мотивами.
36
37 Хотя он называл их разными именами, Смит явно и решительно осуждал то, что здесь называется эгоистической теорией Аксельрода, эгоцентричностью Беккера и альтерцентрической теорией альтруизма Мида / Фрэнка. Что касается эгоистического подхода, который подчеркивает личный интерес как почти единственный мотив, Смит подверг критике его представителя своего времени, а именно., Бернар Мандевиль. Смит ((1976), стр. 308–313) указал, что точка зрения Мандевилля не может даже отличить эгоизм от законных личных интересов или того, что Смит называл «добродетелью благоразумия». В то время как Мандевиль приравнивал личный интерес к пороку, Смит считал преследование личных интересов законной, нравственной задачей, возложенной на нас «Природой»: «Сохранение и здоровое состояние тела, кажется, являются объектами, которые Природа в первую очередь рекомендует для забота о каждом человеке »( Там же, ., п. 212).
38 Более того, Смит упрекнул образцового эгоцентрического объяснения своего времени, а именно Томаса Гоббса, в котором эгоцентричное, косвенное удовольствие было единственным мотивом. Хотя Гоббс не разработал полностью свою теорию политической психологии, из этого следовало, что акт альтруизма направлен на повышение полезности донора, представляя условия получателя как происходящие с собственной станцией донора. Знаменитая виньетка, рассказанная Джоном Обри, иллюстрирует точку зрения Гоббса:
39
Однажды, я помню, идя на Стрэнд, бедный и немощный старик жаждал своей (Гоббса) милостыни.Он, глядя на него глазами жалости и сострадания, сунул руку в карман и дал ему 6 пенсов. Сказал божественный (доктор Джаспар Мейн), который стоял рядом — «Ты бы сделал это, если бы это не было повелением Христа?» — «Да», — сказал он. — «Почему?» — сказал другой. — Потому что, — сказал он, — мне было больно думать о жалком состоянии старика; и теперь моя милостыня, давая ему некоторое облегчение, также успокаивает меня »(Обри (1898), стр. 352).
40 То есть причина пожертвования — облегчение дискомфорта дарителя при виде нищего.Увеличение дохода нищего — это попытка дарителя увеличить свое косвенное удовольствие. В ответ на эгоцентризм Гоббса Смит подчеркивал, что акт сочувствия включает в себя поставление себя на место другого, а не оценку удовольствия другого на основе своего положения. Сочувствие было бы «эгоистичным сочувствием», если бы оно влечет за собой представление о том, что условия другого происходят с его положением, то есть с его «собственной личностью и характером»:
41
Сочувствие … ни в каком смысле нельзя рассматривать как эгоистичный принцип.Когда я сочувствую вашей печали или вашему негодованию, действительно можно сделать вид, что мои эмоции основаны на любви к себе, потому что они возникают из-за того, что я осознаю ваш случай, ставя себя в вашу ситуацию и, следовательно, представляю то, что я должен чувствовать себя в подобных обстоятельствах. Но хотя очень правильно сказано, что сочувствие возникает из воображаемого изменения ситуаций с главным заинтересованным лицом, все же предполагается, что это воображаемое изменение должно произойти со мной не в моей собственной личности и характере, а в человеке, которому я сочувствую.Когда я выражаю вам соболезнования в связи с потерей вашего сына, я не думаю о том, что я, человек с таким характером и профессией, должен был бы пострадать, если бы у меня был сын, и если бы этот сын, к сожалению, пострадал. die: но я думаю, что бы мне пришлось пострадать, если бы я был действительно тобой, и я не только меняю вместе с тобой обстоятельства, но я меняю лиц и характеров. Поэтому мое горе полностью из-за вас, а ни в коей мере не из-за меня. Следовательно, это совсем не эгоистично. Как это можно рассматривать как эгоистическую страсть, которая не возникает даже из воображения чего-либо, что случилось или что касается меня, моей собственной личности и характера, но которая полностью занята тем, что относится к вам? Мужчина может посочувствовать женщине в детской постели; хотя невозможно, чтобы он считал себя страдающим от ее боли в своей собственной личности и характере (Смит (1976), стр.317).
42 Кроме того, Смит выступал против альтернативной позиции своего времени, апеллирующей к моральным принципам, выраженным в моральной философии Фрэнсиса Хатчесона и других деятелей шотландского Просвещения. Смит считал их пережитками средневековой философии христианской церкви. Смит ((1976), стр. 139–140, 300–304) дистанцировался от «хныкающих и меланхоличных моралистов», таких как Хатчесон, которые отождествляли добродетель исключительно с альтруизмом. [4] Это отождествление подразумевает, что личный интерес в основе своей эгоистичен и аморален — позиция, которая по иронии судьбы, как отмечает Смит, схожа с позицией Мандевилля, — в то время как добродетель в основном заключается в принятии интересов других или сообщества в целом.Для такого альтерцентрического взгляда мало места корыстным интересам. Отрицание личного интереса происходит, когда «я» полностью переносится со своего места на место других. Это означает, что человек принимает потребности других, отвергая собственные потребности и желания как незаконные, аморальные и эгоистичные.
43 Такая альтерцентрическая позиция подразумевает, что альтруизм проистекает из строгих моральных принципов, не отличных от честности или обязательной приверженности в целом. Смит ((1976), стр.78-82) открыто критиковал такой подтекст, когда проводил различие между сочувствием, происхождением альтруизма или тем, что он называл «милосердием», и честностью, которая проистекает из того, что он называл «справедливостью». [5] Слияние этих двух составляющих лежит в основе концепции альтруизма как субъекта правил, не отличных от правил справедливости. Смит ((1976), часть VII) посвятил последнюю часть «Теории моральных чувств» критике средневековых философов-моралистов, которых он называл «казуистами», за то, что они относились к добровольным действиям, таким как альтруизм, как к предмету строгих правил справедливости.По словам Смита, казуисты действовали как педанты или педанты. Они не рассматривали арену милосердия отдельно от обязательных обязательств. Для Смита (1976), стр. 78–82) милосердие, в отличие от справедливости или правил против обмана, аналогично благоразумию и, следовательно, подлежит оценке в свете обстоятельств.
44 Поскольку симпатия является источником альтруизма, она позволяет агентам действовать не в соответствии со стратегическим расчетом, а, скорее, в соответствии с заботой о благополучии других — вопреки эгоистической точке зрения.Это также позволяет агентам действовать не из потакания своим желаниям косвенно переживать удовольствие других, а из искреннего беспокойства, что противоречит эгоцентрическому подходу. Кроме того, это позволяет агентам действовать не в соответствии с обязательным поведением, а, скорее, исходя из семейных и относительных обстоятельств, что противоречит альтерцентрической точке зрения.
45 Взгляд Смита бросает вызов трем подходам, представленным Аксельродом, Беккером и Мидом / Эциони / Фрэнком / Саймоном, точно так же, как Смит противопоставлял их параллельные представления своего времени.Что касается современной эгоистической точки зрения, воплощенной в стратегии Аксельрода «око за око», то изначально она была разработана не для объяснения альтруизма, а, скорее, для объяснения кооперативного поведения по отношению к стратегиям без обмана. Поскольку кооперативное поведение не путают с альтруизмом, эгоистический подход Аксельрода позволяет извлечь уроки из множества идей. Однако поскольку альтруизм кажется неэгоистичным актом, что, очевидно, имеет место в случае индивидуальных встреч, эгоистический подход проблематичен, если он расширяет себя для объяснения таких альтруистических действий.
46 Распространяя себя на феномен альтруизма, эгоистический подход утверждает, что агенты помогают другим стратегически, то есть побуждают их оказывать взаимные услуги. То есть все действия в конечном итоге мотивированы личным интересом. Таким образом, он страдает тем же недостатком, который Смит обнаружил в подходе Мандевилля. Он не может отличить эгоизм от законных личных интересов.
47 Что касается эгоцентрической точки зрения Беккера, он утверждает, что благотворители увеличивают свою полезность, представляя, как получатели наслаждаются подаренными товарами.Это эгоцентрическое объяснение может объяснить транзакции в одном месте, где эгоистический подход терпит неудачу. Фактически, эгоцентрическое объяснение, как упоминалось ранее, формально напоминает объяснение Смита. Однако эгоцентрическое объяснение в основном не может отличить благодетелей от мазохистов, которые терпят бесполезность, когда жертвуют ресурсы в надежде достичь компенсирующего уровня возбуждения. Другими словами, мазохист, как и любой рациональный агент, страдает от боли (бесполезности), когда жертвует ресурсы.Но он ожидает, что получит компенсацию за счет большего косвенного удовольствия, испытываемого с его собственного положения, когда он наблюдает за удовольствием получателя. Модель Беккера предполагает, что альтруисты должны радоваться перспективе страданий других, потому что такие страдания дают им возможность пробудиться. Фактически, Беккер осознает этот странный подтекст, отмеченный ранее Гоббсом, когда он одобрительно цитирует заявление, сделанное бенефициаром своим благодетелям в «Холодном доме» Чарльза Диккенса:
48
Я завидую только вам, великодушные создания…. Я завидую твоей способности делать то, что ты делаешь. Это то, чем я должен упиваться. Никакой пошлой благодарности к вам не испытываю. Я почти чувствую, что вы должны быть благодарны мне за то, что я дал вам возможность насладиться роскошью щедрости. … Возможно, я пришел в этот мир специально для того, чтобы увеличить ваш запас счастья. Возможно, я родился, чтобы быть благодетелем для вас, иногда давая вам возможность помочь мне в моих маленьких затруднениях (цитируется Беккером (1981) с.13, п. 2).
49 Неспособность отличить мазохиста от альтруиста является прямым следствием того, как Беккер моделирует благотворительность или заботу, что Смит считает недостатком теории Гоббса. Конечно, есть много актов совместного использования ресурсов, мотивированных эгоистичными потаканиями, которые агенты стремятся удовлетворить. Однако вряд ли любого мыслителя не смутила бы перспектива идентифицировать все акты альтруизма как просто варианты мазохизма.
50 Что касается альтерцентрической точки зрения Мида / Фрэнка, то она позволяет избежать недостатков эгоистической и эгоцентрической точек зрения: альтерцентрическая точка зрения может учитывать совместное использование ресурсов, когда агент участвует в одноточечных транзакциях. и не предназначены для получения косвенного удовлетворения.Это возможно, потому что альтерцентрическая точка зрения рассматривает альтруизм как проистекающий из моральных принципов и, следовательно, может объяснить единовременные переводы, проистекающие из искренних опасений. Однако альтерцентрическая точка зрения подразумевает, что альтруизм не отличается от строгих правил правосудия, таких как обязательные обязательства не обманывать и не нарушать права собственности других. Чтобы быть точным, может быть так, что многие случаи совместного использования ресурсов проистекают из справедливости и желания не выглядеть «безбилетником».«Это желание объясняет волонтерство для поддержки местной пожарной службы, соблюдение общепринятых правил контроля за загрязнением или поддержку общих ресурсов. Однако существует область совместного использования ресурсов, которая не возникает из обязательных обязательств. Поскольку альтерцентрический подход является чрезмерным. распространяется на объяснение альтруизма, это вызывает некоторые вопросы.
51 Например, решающим фактором альтруизма является сочувствие, которое играет небольшую роль в альтерцентрическом взгляде. Принцип симпатии Смита означает, что озабоченность интересами других возникает из-за переключения конкретной станции и, следовательно, добровольно, в то время как моральные изречения (или «моральный ген» согласно биологическим версиям альтерцентрической точки зрения (Франк (1988))) диктуют действие с обычно мало внимания к конкретным обстоятельствам или вовлеченным лицам.Если кто-то продвигает принцип симпатии для объяснения добровольных актов альтруизма а-ля Смит, он избавит себя от необходимости вводить вопрос о приверженности через Сена ((1977), (1985); ср. Халил (1999)) и Франкфурт ( 1971). На самом деле, не нужно было бы также прибегать к концепции множественной самости à la Etzioni ((1986); см. Sen, (1980/1981)). Иными словами, как заметил Смит в своей критике Хьючесона, есть много актов совместного использования ресурсов, которые не подпадают под строгие правила справедливости.Такие действия не являются обязательными и зависят от конкретных обстоятельств.
52 Монро ((1994), (1996), главы 6–9) рассматривает различные теории альтруизма по дисциплинарным линиям, разделяющим социологию, экономику, биологию и психологию. Для сравнения, эта статья доказывает, что значение имеет концептуальное ядро, которое выходит за рамки несколько искусственных разделений между дисциплинами и даже лингвистическими и интеллектуальными аппаратами, разделенными столетиями.
53 В статье рассматриваются три основные теории альтруизма, которые пронизывают социальные науки и интеллектуальную среду: эгоистическая, эгоцентрическая и альтерцентрическая точки зрения.В документе утверждается, что ни эгоистическая точка зрения Аксельрода, ни эгоцентрический подход Беккера, ни альтерцентрическая точка зрения Мида / Фрэнка не охватывают альтруистическое разделение ресурсов в понимании Смита. Полученные три теории скорее касаются стратегического, мазохистского или обязательного разделения ресурсов. Как показано на рисунке 1, три современные теории не объясняют альтруизм как проистекающий из искренних взглядов на благополучие других. Эгоистический подход вместо этого объясняет взаимность как стратегический акт для увеличения будущей выгоды в бесконечно повторяющихся играх.Эгоцентрическая точка зрения рассматривает разделение ресурсов как ничем не отличающееся от мазохистского акта, вызывающего полезность: актер причиняет себе боль (жертвует ресурсы), чтобы позволить своему собственному человеку — т. Е. Без переключения станций — испытывать удовольствие через стимул наблюдения за действиями получателя удовольствие. Альтерцентрическая повестка дня на самом деле связана с фиксированными канонами и, следовательно, не может выражать добровольный и разнообразный характер альтруизма. Поскольку альтруизм является нестратегическим, немазохистским и необязательным действием, эти теории, как правило, в первом приближении несовершенны.
54 Теория симпатии Смита предлагает лучшую отправную точку для понимания нестратегической, немазохистской и необязательной передачи ресурсов. Вместо того, чтобы начинать с эгоиста, эгоцентричного или альтерцентричного агента, Смит начинает с нормального агента, который способен к истинному сочувствию в том смысле, что он может дистанцироваться от своего собственного положения, но не игнорируя полностью свое собственное я. интерес. Такой агент может делиться своими ресурсами с другими даже в единичных транзакциях, чего не сделал бы эгоист.Такой агент может «сопереживать» другим, переходя на их положение, чего не было бы для эгоцентричного человека. И такой агент может поставить свой грант в зависимость от своего сочувствия и расчета рентабельности, чего не сделал бы человек, ориентированный на перемены.
55 Говоря простыми словами, подход Смита показывает, что альтруистическое чувство разделения ресурсов возникает не из первой позиции актора, как это поддерживается эгоистическим и эгоцентрическим подходами, ни из второй позиции реципиента, как постулируется альтерцентрическим подходом. подход.Скорее, следуя Смиту, лицо, принимающее решения, находится вне актера и получателя, а именно на воображаемой третьей станции. Для теоретика, чтобы определить степень помощи, теоретику необходимо указать степень знакомства. Более того, теоретику необходимо указать убытки благодетеля относительно оценки помощи получателем.
56 Хотя Смит не обсуждал вопрос о сравнительной полезности, он обратил наше внимание на центральную роль переключения станций и вынесения суждений на расстоянии (т.э., симпатия) для понимания альтруизма. Одно из следствий состоит в том, что человеческое общество не держится исключительно на основе корыстных и потакающих своим желаниям страстей. Кроме того, для существования человеческого общества не требуется авторитета, наделенного внешней системой этики. Человеческое братство возникает из повседневного взаимодействия агентов, способствующих общению. Уникальность подхода Смита заключается в том, что принцип, порождающий братство, т. Е. Симпатию, является тем же самым принципом, который заставляет агента проявлять заинтересованность в продвижении своих собственных интересов.В своей критике Мандевиля Смит недвусмысленно заявил, что преследование личных интересов — это не порок, а скорее добродетель.
.