Дневник невротички набокова: Дневник невротички (Часть 1) — Realhousekeepers

Дневник невротички (Часть 1) — Realhousekeepers

Привет, меня зовут Саша и прямо сейчас я влюблена. Свежие, красивые, нежные, страстные и, что важно, очень взаимные отношения случились в моей жизни, превратив ее… в ад. Справедливости ради все же снизим градус патетики. Есть тут и очень, очень счастливая часть, которая сейчас купается в розовых облачках, параллельно выбирая новое белье погорячее. А вот вторая корчится в судорогах, не в силах справиться со всем этим внезапным добром. В целом, почти для любой русской бабы нормальные отношения – своего рода шок. Не унижают, не доминируют, не сбегают, а  наоборот, всячески подчеркивают уважение, берегут и пытаются сближаться.  Для меня же такая история сложнее втройне.

Всё дело в том, что я —  подлеченный невротик, и это первая моя попытка организовать себе роман по новым правилам.  Раньше-то, аки диснеевская принцесса, окружала себя всяческой нечистью и животными, устраивая для них акты самопожертвования, с упоением каталась на американских горках любви с препятствиями, не выпуская из рук транспарант «добьюсь тебя любой ценой».

Трудоголики, алкоголики, наркоманы, садисты, нарциссы, явно и тайно женатые, в общем – набор юного натуралиста.

Веселый хоровод привел меня в кабинет терапевта, где мы совместными усилиями накопали много интересного, влияющего на мою жизнь. Нарциссическая травма, мазохиститческая акцентуация личности, тревожное расстройство, обсессивный склад характера… Звучит, конечно, как целая медицинская карта, но спешу вас заверить, набор вполне рядовой и свойственен превалирующему большинству жителей нашей страны. Упрощая терминологию и переводя ее с психотерапевтического на человеческий: я — человек, который очень боится близких отношений, так как в моем разумении они сопряжены с риском потери и последующей болью. Чем, собственно, и был обусловлен многолетний выбор орков вместо людей.

Пара лет выворачиваний наизнанку дали свои вполне ощутимые плоды.  Сначала я перестала связываться с прототипами моего чудесного, холодного, зацикленного на себе отца и потеряла всякий интерес к мужчинам, которым я не нравлюсь, затем потихоньку перестала впадать в ужас при слове «отношения», а вскоре и вовсе прямо захотела их. Ну и как водится, как только ты действительно чего-то желаешь, хорошо понимаешь, как это выглядит, и начинаешь открыто демонстрировать свое стремление миру, он откликается и прямо на блюдечке подает желаемое.

Я встретила своего мужчину и… понеслось. События начали (да и продолжают) развиваться довольно стремительно, ибо химия между нами оказалась такой силы, что я практически кончала от любых, даже легких эротических намеков в sms. Что уж говорить о реальном контакте. В лучших традициях красивых сказок сразу стало никак друг без друга. И через две недели мы съехались. Тут-то меня и накрыло.

Нет, ну конечно я пыталась впасть в пиздец и пораньше, но все происходило так быстро, что просто не успела. Как только появилась возможность немного вынырнуть, оглядеться и понять, что, о, боже мой, я в отношениях, меня тут любят, и я вроде тоже, мои сомнительного качества психологические защиты врубились на полную мощность и затрубили во все колокола. Амплитуда скачков переживаний варьируется от «мы без него умрем» до «что это вообще за странный человек рядом со мной». И все это может происходить с разницей в 3 минуты.

К моему, да и надо сказать, к его счастью, я уже на той ступени развития, где умею отличать адекватное от невротического и способна абстрагироваться от своей ошалевшей части, занимая наблюдательную позицию. Это как ливень пережидать под деревом. Ну, а дабы столь ценный материал не пропадал, я решила перенести его на бумагу. Поддержу тех, кто узнает себя (а вас будет много), или просто развлеку так называемых нормальных людей (помните, что вы просто пока не диагностированы). В общем, добро пожаловать друзья, в пучину сумасшедшей, яркой, невротической влюблённости. #продолжениеследует

Надиктовано Сашей Сашкиной, записала Ника Набокова @nika_nabokova,
фото #Домохозы

Дневник невротички (Часть 5) — Realhousekeepers

Неделя четвертая. Все вы одинаковые?

Чего уж скрывать, по героям моим прошлых романов можно составить «Краткую Энциклопедию Нечисти». Невероятные существа всех мастей, большие любители показательных выступлений, цыганочек с выходом и цирка с конями. Всё это, конечно, довольно смешно сейчас описывать, но признаться честно, в моменте-то было так себе.

Каждый раз поначалу мне казалось, что человек просто прекрасен, как утренняя звезда, и именно его всю жизнь-то я и ждала. Факт того, что уже прямо на входе в отношения эти гаврики вели себя странновато, я игнорировала, сейчас уже понятно по какой причине: это вписывалось в мои извращенные рамки представлений о том, чего моя персона достойна. Вся эта загадочность, отрешенность, не прояснённые контексты, какие-то вечные бабы рядом, склонность прибухнуть, а то и ещё что посерьёзнее, – да ерунда какая. Просто запутался человек, стесняется, не умеет выражать свои чувства, не знает, как проявить себя рядом с такой красоткой как я. Ничего, сейчас мы его любовью и хорошим отношением исцелим, растопим сердце, заслужим доверие. Чем больше мои избранники «открывались» и «привязывались» ко мне, чем больше в них «расцветала любовь», тем более ошеломляющими становились их выходки. Мне изменяли, меня обманывали, оставляли в беде, унижали, со мной не считались, я вечно боролась то с какой-нибудь другой женщиной, то с бутылкой, то с наркотой, то с работой.

Не могу сказать, что я прямо любитель сесть и повспоминать всю ту жесть, которую допускала по отношению к себе, но, знаете ли, сознание часто нас не спрашивает и по каким-то своим причинам просто берет и любезно демонстрирует тебе отрывки из прошлого, дабы не расслаблялась. И невольно возникает вопрос: «А что если и этот такой же?» Дальше – дело техники. Мозг тревожной бабы ведь, как мы знаем, в совершенстве умеет игнорировать реальность, переключая все свои силы на сочинение страшных сказок. И вот, любовь моя уже не на работе, а не пойми где и с кем, под «спортзалом» как пить дать скрывается какая-нибудь Манюня, и вообще, что-то подозрительно часто он кому-то пишет, что-то там в своем телефоне читает и выходит в WhatsApp в течение дня. Если не баба, то, скорее всего, он скрывает какую-нибудь зависимость, ставится герычем в туалете и поэтому весь такой в меня влюблённый, что я не помню, как оно бывает. Буквально пара минут, и отношения у меня уже не с реальным человеком, а с каким-то удивительным дикобразом из мира тревожных фантазий. Мы же все это уже видели, мы знаем, как оно происходит, не наебёшь!

Слава богу (точнее, психотерапии), я свято чту правило: все мои грандиозные идеи, мысли и подсказки «интуиции» нужно перепроверять, перед тем как, упаковав их в трагическую концепцию, предъявлять другому человеку. Ибо в 90 процентах случаев оказываются они лишь галлюцинациями.

Как я это делаю:

Отделяю моего мужчину от «всех этих мудаков» и от «Васи из роковой зимы 2015-го». Что его отличает? В чём он другой? Есть совершенно очевидные факты и качества, игнорировать которые невозможно (ну, если, конечно, на них смотреть).

Кстати, чтобы вы понимали, концепция про «все козлы» — защитная. Ее применяют барышни, которые на самом деле боятся отношений, но признаться в этом не могут, поэтому перекладывают ответственность за это на мифические страшилки про всеобщую парнокопытность.

Отделяю свои текущие отношения от всего предыдущего опыта. Как выглядело их начало? С какими чувствами я туда входила? (Подсказка: во все невротические связи мы влезаем на идентичных ощущениях, именно по ним и можно определить, ты рулишь в подвал, или всё хорошо).

Возвращаю себя в реальность, опять же через факты. Окей, мне привиделось, что он не в спортзале, а у роковой красотки. Как я это поняла? Прошлое подсказало? А в реальном времени есть какие-то обоснования?

«Снимаю» опыт прошлого с настоящего. По сути, если представить этот процесс метафорически, то я и другие любительницы хранить пользованные гандоны проделываем следующее: берем старенький, и радостно начинаем натягивать на новенький. Вот это нужно прекратить — негигиенично и небезопасно.

Смотрю на реального человека. Он какой? Как он себя ведет, что делает, что говорит? Какими качествами он обладает, и какие его поступки мне об этом рассказали? Он похож на тот образ, в который его превращает мое тревожное сознание? А если это разные люди, то почему я предпочитаю отношаться с тем, кто у меня в голове, когда тут вон рядом такой чудесный и вполне реальный.

И самое главное, негативный опыт ведь можно использовать не только для пугания себя, но и для успокоения. Сама я уже другой человек как раз благодаря тому, что видала всякое дерьмо. Не та баба, бегущая с голой жопой по морозу к нему, любимому, долгожданному и охуенно прекрасному в своей недоступности. Поэтому очень маловероятно, что, обладая всеми этими знаниями и списком реальных тревожных симптомов, я прошествую в очередной роман с препятствиями.

Правда, вот что мне теперь интересно: а не станет ли скучно в этих стабильных, понятных, доступных и приятных со всех сторон отношениях.

Продолжение следует.

 

Надиктовано Сашей Сашкиной, записала Ника Набокова @nika_nabokova

Лето Путешествие на край night[1]

Романтический эгоист

”Романтический эгоист” Бегбедера — это, по его собственным словам, “Лего из Эго”: под маской героя то исповедуется сам автор, то наговаривает на себя выдуманный писатель, пресыщенный славой. Клубы, где флиртует парижская литературная богема, пляжи и дискотеки модных курортов, “горячие кварталы” и престижные отели, светская и художественная жизнь крупнейших мегаполисов, включая Москву, — детали головоломки мелькают вперемешку с остроумными оценками нашей эпохи и ее героев на фоне смутного осознания надвигающегося краха.

Понедельник

ДУМАЕШЬ, мне есть что сказать? Что со мной что-то такое происходит? Вряд ли, вряд ли. Я просто человек. И у меня есть своя история, как у всех. Пока я битый час бегу на месте, упражняясь на тренажерной дорожке, мне кажется, что я – метафора.

Вторник
Достали меня выплески злости в авторских колонках. Что может быть безнадежнее хроникеров, этих стахановцев зубовного скрежета! Им платят за ворчание, и журналы пестрят заметками более или менее известных писак-внештатников, которые привыкли раздражаться по команде. Их фотки помещены слева вверху. Они хмурят брови, чтобы подчеркнуть свою досаду. Они делятся своим особым мнением решительно обо всем, под якобы оригинальным углом зрения (на самом-то деле все списывают у собратьев по перу), они за словом в карман не лезут, ой-ой-ой, мало не покажется.

Вот и мой черед настал. Мне придется еженедельно ненавидеть и ныть в «ВСД» по пятницам-субботам-воскресеньям.[2] Всю неделю буду искать повод для ворчания.
Кризис пятидесятилетних у меня случился за двадцать лет до срока.

Воскресенье
Я на Форментере[4] у Эдуара Баэра,[5] единственного известного мне живого гения, – он снял виллу прямо на пляже. Раннее утро, солнце обжигает подбородок. Купаться нельзя, слишком много водорослей. А тут еще медуза обожгла мне ногу. Мы накачиваемся джин-касом и «Маркес де Касересом».[6] Встречаем Эллен фон Унверт, Анисе Альвина, Майвенн Ле Веско с дочерью Шаной Бессон,[7] Бернара Зекри и Кристофа Тизона с Канала+, а также актрисулек, которые меняют каждую ночь койку, продюсеров, которые водят нас за нос на грязевые ванны, и, наконец, – на вечеринке, где Боб Фаррелл (исполнитель «Кровяных колбасок»[8]) ставит десять раз подряд свой последний диск: «Как прошлым летом среди скал / я имел с тобой анал», – высокомерную красотку по имени Франсуаза, в лиловом платье, с золотистой, как пляж, и обнаженной а-ля Мирей Дарк спиной. Удар – или дар? – под дых. Она мне слова не сказала, и тем не менее каникулы мои удались именно благодаря ей.
Вторник
Жители острова Ре оттягиваются по полной, глаза б мои не смотрели. Всё-то им подносят на блюдечке: стаканчик «Розе де дюн»,[9] дюжину летних устриц с молокой, яхты и виллы из восьми комнат, где все детки одеты от «Сириллюса»,[10] – вот оно счастье. Остров Ре – это плоский валун, усиженный многодетными семьями с ослепительными улыбками на устах. Надо бы придумать для них новую телеигру: «Кто хочет перестать быть миллионером?»

Тут всех зовут Жоффруа. Очень удобно. Крикните на пляже «Жоффруа», и все обернутся, за исключением Оливье Коэна и Женевьевы Бризак,[11] что позволит с ними мимоходом поздороваться. Всем привет!

Я Оскар Дюфрен, модный писатель, романтический эгоист, милый неврастеник. Изучаю блондинок на велосипедах. Люблю омаров на гриле, запрещенную травку, пирожки с пляжным песком, абрикосовые сиськи[12] и людское горе.

Суббота
Вместо того чтобы заниматься сексом, читаю переписку Флобера. «Созерцание такой массы обывателей подавляет меня. Я уже не так молод и не так здоров, чтобы выносить подобные зрелища» (письмо Амели Воске, 26 октября 1863 года). В поисках душевного покоя остановился в тихой рыбацкой деревушке Арсан-Ре. Не учел только Лионеля Жоспена (премьер-министра Франции), который прибыл сюда позавчера со своей супругой Сильвианой. Они ходят по рынку в сопровождении фотографов из «Пари-матч», но раздражение мое быстро рассеивается: мой-то дневник напечатает «ВСД». Я им даже не завидую.
Воскресенье
Вчера утром получил открытку от Клер: «Дорогой Оскар, я тебя не люблю. Не люблю. Не люблю. Не люблю. Не люблю». Самое прекрасное любовное письмо из всех, что я получал.
Вторник
Вот уже неделю тереблю в кармане коробочку с презервативами. Ее целлофановая обертка в целости и сохранности. Мои гондоны сами в презервативе! Под утро засыпаю в одиночестве, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не послать эсэмэску Клер.
Суббота
Караул! Нашествие медуз в Трус-Шмиз (пляж с говорящим названием и горькой реальностью[13]). На Форментере их тоже хватало. Это лето медуз без Каприски.[14] Все, хватит, возвращаюсь в Париж. Прощай, остров Тройняшек. Перед отъездом стою босиком на песке и смотрю на падающие звезды. Я беззвучен, измучен, космичен.

Жизнь – это долгий уик-энд с бокалами бурбон-колы и песнями Барри Уайта.

Воскресенье
Вести дневник – это значит постановить, что жизнь твоя страшно увлекательна. Все, что со мной происходит, касается всего мира. А мода? Я тут как тут.
Понедельник
Париж пуст, как голова Жан-Люка Нарси,[15] когда выключен его суфлер.
Среда
Говорят, где-то собираются 1,5 миллиона молодых людей со всего мира, в том числе 80 000 французов от 16 до 35 лет, и общаются на 32 языках в 130 точках. Это называется ВДМ,[16] имеет место в Риме и напоминает гигантский версальский раут для аристократических отпрысков. Съезжу, посмотрю. Натягиваю шерстяные шорты, прикид под Баден-Пауэлла.[17] Я красив как черт – пора нанести визит Папе Римскому.
Четверг
Рим, пустынный город. Все его обитатели сбежали, уступив место паломникам. Сладкая жизнь сменилась римскими каникулами. Оранжевые улицы увешаны плакатами с оскалившимся Берлускони. В 714-м автобусе все вроде идет нормально, пока пассажиры не затягивают песнопения, хлопая в ладоши наподобие Патрика Бушите в фильме «Жизнь – это долгая спокойная река». Всемирный день молодежи на берегах Тибра проходит в атмосфере добродушного религиозного фанатизма, со знаменами и рюкзаками. Следуя за толпой, я оказываюсь на бесплатном концерте Анджело Брандуарди на площади Сан-Джованни-ин-Латерано. Это наверняка испытание, ниспосланное мне Всевышним. Заговариваю с парочкой резвящихся крестоносок:

– Не желаете ли паксануться?[18]

Черт. Мимо кассы.

– Ну, я хочу сказать, не желаете ли выйти за меня замуж и нарожать мне штук восемь детей?

Нет ответа. Я упорствую:

– Тогда я вам покажу свою коллекцию шотландских юбок и устрою скидку на платки от Гермеса, 30 % гарантирую.

Полный облом. Заканчиваю вечер, смотря «Инспектора Деррика» по-итальянски у себя в номере. Может, я заблудшая овца?

Пятница
Какое горе: на ВДМ крайне мало прыщавых очкариков в сандалетах. Их прикид состоит в основном из соломенных шляп и желтых бандан. Само собой, мне попался один монах во вьетнамках, исполнявший дьявольский (если можно так выразиться) рок, но и только. Гораздо удивительнее были близняшки Моники Беллуччи, распевающие: «благодати полная и любви-и-и», наверняка эти создания посланы сюда самим сатаной, дабы посеять вечернюю смуту. (К счастью, 300 передвижных исповедален предусмотрены на случай появления грешников.) Их зовут Мартина и София. Я забил им стрелку на крестном пути для сеанса евхаристического бичевания:

– Благословенны будете среди жен, сие есть тело мое, которое вам отдается и многим. Истинно говорю вам, берите мой сэндвич и ядите его все…

И вот тут произошло что-то странное. От такого жалкого богохульства у меня закружилась голова. Зрение затуманилось, я услышал звон колоколов и подумал: что это – долгожданное откровение или просто я в стельку пьян?

Воскресенье
Бог есть любовь. Он простит мне прегрешения мои. Дни, проведенные в Риме, помогли мне понять истинный смысл выражения «бродит как неприкаянный». Восхищаюсь руинами, мне подобными.
Понедельник
Шляюсь в лиловых вельветовых штанах. В один прекрасный день все наденут лиловые вельветовые штаны. Так мне заявил Людо, мой здравомыслящий друг (жена, дочь, «рено-эспас»). Мы часто вместе надираемся: я – чтобы забыть, что у меня нет ребенка, он – что он у него есть. (И оба – чтобы забыть, что носим вельветовые штаны в разгар лета.)
Вторник
Говорят, в Сен-Тропе Режина влепила пощечину Эмманюэлю де Бранту.[19] Отличное посвящение в рыцари. Пощечина Режины – это все равно что медаль, диплом, гарантийное свидетельство о чувстве юмора. В конце августа завсегдатаи возвращаются в кафе «Флор»: Кьяра Мастроянни улыбается зеркалу, Рафаэль Энтовен[20] поглаживает побородок Карлы Бруни, Джереми Айронс тискает жену, Андре Тешине молчит, Каролин Селье смотрит на меня. Я тоже скоро стану знаменитым и надеюсь, что придет мой черед схлопотать от Режины пощечину.
Среда
Ужинаю с мамой. Рассказываю ей об острове Ре.

– Представляешь, на пляже вместо «пора полдничать» мамашки кричат: «Ланцелот! Элуа! It’s ням-ням time!»

Смеемся. Потом она затрагивает тему, которой я пытаюсь избежать.

– Ты что, по-прежнему встречаешься с этой Клер?

– Нет. Мы все время ругались. Бросали друг друга. Поговорим о чем-нибудь другом. У нее крыша поехала. Неинтересно. И вообще мне плевать. Между нами все кончено.

– А… ты, значит, так сильно в нее влюблен…

Четверг
Пенелопа в Каннах. Она звонит, чтобы сказать, что скучает по мне на разноцветном пляже. Она валяется между двумя жирными телами с золотыми цепочками на шее. Тела едят чичи.[21] Пенелопа объясняет, что в Каннах детей зовут не Жоффруа и Ланцелот, а Шеннон и Мэдисон и что они очень рано начинают пить пиво. (Пенелопа, как и пристало девушке с таким именем, – манекенщица и пьет только колу-лайт.) Я сообщаю ей, что веду дневник. Она советует мне прочесть «Бриджит Джонс», а я отвечаю, что ей следует проштудировать «Дневник обольстителя».[22] И обещаю по ее возвращении вступить с ней в ПСБП (половые сношения без предохранения).
Пятница
Слоняюсь по опустевшему Парижу. Жена Людо уже вернулась, поэтому он больше не может следовать за мной в мерцающую ночь. Он живет чересчур просто, я – слишком сложно. Как я ни выжимаю свою записную книжку, посылая мейлы во все концы города, как ни опускаюсь до звонков разным мокрощелкам, память о которых сохранил только мой «Нокиа», ничего не помогает. Брожу один как перст в толпе туристов и с позором приземляюсь наконец в каком-то продезинфицированном пип-шоу на улице Жавель,[23] чтобы подрочить в бумажный платочек. Людо еще смеет завидовать моей свободе! Все мои друзья жалуются на жизнь – и холостяки, и женатые. Но в одном пункте мы с Людо сходимся. Я говорю:

– Всякая женщина лучше одиночества.

А он вторит:

– Всякая женщина лучше моей жены.

Во всем виноват Руссо: «Люди счастливы бывают только в преддверии счастья».[24] Я вычитал эту фразу в «Новой Элоизе». Обожаю непонятные фразы.

Суббота
Принято думать, что с годами черствеешь, но это не так: я влюбляюсь сплошь и рядом, достаточно мимолетного взгляда, хрустального смеха – и сердце запоминает его. Приходится наступать на горло собственной песне, потому что мы знаем, чем это чревато. Впрочем, мысль Руссо я понимаю: представьте себе, что в конце «Английского пациента» Кристин Скотт-Томас не умирает от голода в своей пещере и красавчик Ральф Файнс спасает ее. Что бы они стали делать дальше? Устроили бы пикник в пустыне? Высокогорный переход по дюнам? В куличики бы поиграли невзначай в Сахаре?[25] Счастлив бываешь только в преддверии счастья; потом выливается бурный поток говна.
Воскресенье
Я слишком часто вступаю в ПСБП с самим собой.
Понедельник
Долгое время я ложился спать радостный.[26] Теперь у меня нет времени даже на депрессию. Кто я? Некоторые утверждают, что меня зовут Оскар Дюфрен; прочие полагают, что мое настоящее имя – Фредерик Бегбедер. Иногда я сам теряюсь. Просто я считаю, что Фредерик Бегбедер не прочь бы стать Оскаром Дюфреном, да кишка тонка. Оскар Дюфрен – это он сам, только хуже, иначе зачем бы его придумывать?
Вторник
Я дал отбой Пенелопе. ПСБП не будет. Что ни день, то вечеринка: решил позажигать на тусовках в Институте арабского мира на презентации «Зурбана», нового журнала, бумажного и сетевого, и на тусовке Amazone.fr, устроенной на корабликах, стоящих у причала под Библиотекой Франсуа Миттерана. На обеих интернет-тусовках, где обстановочка тоже была вполне виртуальная. Я повстречал там интернетчиков вроде меня, которые так привыкли сидеть дома в одиночестве, уткнувшись в экран компьютера, что и в толпе держатся особняком, с пустым бокалом в руке. У них остановившийся взгляд, никто им не нужен, они уже привыкли к состоянию современных зомби в прозрачных зданиях. Они не в силах кем-либо заинтересоваться. Одиночество – логическое следствие индивидуализма. Наш экономический эгоизм стал образом жизни. Как блеснуть в живом разговоре, лицом к лицу с собеседником, если привык тратить минут пятнадцать на письменный ответ? Виртуальность – наше спасение от правды.
Среда
Все дни и ночи напролет я забываю Клер. По полной программе. Утром, просыпаясь, я знаю, что буду этим заниматься до вечера. У меня теперь новая профессия: забыватель Клер. На днях Жан-Мари Перье[27] выдал мне:

– Если ты знаешь, почему ты кого-то любишь, это значит, что ты его не любишь.

Я записываю эту фразу зажмурившись, чтобы сдержать слезы.

Понедельник
Тренируюсь перед зеркалом, принимая медийно-смиренный вид (тут главное – опустить глаза и одновременно вскинуть брови).
Вторник
Телефонный звонок в сумерках. Людо хандрит в обществе жены и дочери:

– И так мне в лом трахать все время одну и ту же бабу, так тут еще ребенок вопит в соседней комнате, как мне с этим жить, по-твоему?

– Ты не можешь упрекать дочку в том, что она плачет. Человеческое существо начинает рыдать, как только появляется на свет.

– Бог все очень плохо устроил. Бэбики должны смеяться, приходя в этот мир.

– С чего бы это? Они предпочли бы вернуться в лоно матери, совсем как мы с тобой.

Он вздыхает. Каково депрессивному отцу слушать вечный рев своего ребенка! Но я все-таки пытаюсь его утешить:

– С другой стороны, если б мы умерли, нам не удалось бы пожаловаться на жизнь.

Четверг
Кинофестиваль в Довиле = чемпионат по одиночеству в толпе. Лангустины утопают в майонезе на террасе отеля «Норманди», и никто не приходит им на помощь. Сижу между Кристин Орбан и Филиппом Буваром.[28] Жаль, не за соседним столиком, а то я мог бы очутиться между Брайаном Де Пальма и Элли Медейрос.[29] Сегодня утром я посмотрел «Невидимку» Пола Верхувена, римейк «Человека-невидимки», – сценарий, надо отметить, под стать человеку из названия.
Пятница
Вчера вечером столкнулся с Клинтом Иствудом в «Ферме Сан-Симеон».[30] Он слямзил для своего нового фильма название моего любимого хита Джамироквая: «The Return of the Space Cowboy».[31] Тут полно американских звезд: Дональд Сазерленд, Морган Фримэн, Томми Ли Джонс, Андре Алими. На довильском пляже я встретил даже Режину, но она так и не дала мне пощечины. Все всех снимают своими «Сони DV». У кого, интересно, хватит времени пересмотреть такое количество кассет? Вдруг мне показалось, что прошел Аль Пачино. Но когда я надел очки, выяснилось, что это Лоран Жерра[32] в черном костюме. Нет, я все-таки ужасно близорук.
Воскресенье
На обеде у Анны д’Орнано, мэра Довиля, подавали дыню с мухами. Я думал о Клер, бывшей моей подружке, и о Пенелопе, будущей. Мужики всегда находятся между бывшей и будущей, ибо настоящее их не занимает. Им лучше сновать от ностальгии к надежде, от утраты к мечте. Мы вечно зажаты между двумя отсутствующими дамами.

Бессмертие, время и дневник снов Набокова

ВЛАДИМИРА НАБОКОВ Бледный огонь , поэт Джон Шейд переживает околосмертный опыт и мечтает о белом фонтане, который, как он уверен, является признаком вечной жизни. Читая статью о женщине, у которой было такое же видение, он ищет ее, но позже узнает от журналиста, написавшего историю, что «фонтан» на самом деле был опечаткой. Женщина действительно видела гору.

Сны могут быть мощным источником знаков и символов, но так же часто они являются мусором с мусорных свалок нашего разума.Набокову больше, чем большинству авторов, удается в своей художественной литературе отражать как трансцендентные, так и бессмысленные аспекты состояний сна. Рассказчик Реальная жизнь Себастьяна Найта отмечает нелепости и упущения в нашем спящем воображении, связывая их с тусклым исполнением «менеджера снов».

В книге Владимира Набокова «Сны бессонницы: эксперименты со временем» ученый Геннадий Барабтарло подробно рассматривает идеи Набокова о сновидениях. В основе книги лежит ранее не публиковавшийся дневник снов, который Набоков вел в 1964 году после прочтения трактата авиационного инженера Джона Данна в начале 20-го века Эксперимент со временем .В этой книге Данн набросал теорию о том, что человеческое сознание способно отслеживать события как вперед, так и назад во времени, чтобы сны могли отражать будущие события в совершенно логической последовательности. Он утверждал, что сны содержат «образы прошлого опыта и образы будущего опыта, смешанные примерно в равных пропорциях». Эта идея, как несколько амбициозно утверждал Данн, «содержит первый научный аргумент в пользу человеческого бессмертия».

Неудивительно, что Набокова привлекает эксцентричная теория Данна.Его мать, Елена Рукавишникова, имела религиозную сторону, которая имела тенденцию к свободному спиритуализму, и хотя он иногда играл скептика, он все же пришел к убеждению, что высшие планы существования могут открываться нам через сны и видения. Еще будучи подростком, он определил конфликтную позицию, которую он позже займет, записав в блокноте: «Существование вечной жизни — это изобретение человеческой трусости; его отрицание, ложь самому себе. Тот, кто говорит: «Нет души, нет бессмертия», втайне думает «а может быть?» »

Таким образом, Набоков, следуя инструкциям Данна, провел почти три месяца, записывая свои сны и сравнивая их с более поздними событиями.Изображения учетных карточек Набокова, в которых записан его эксперимент, встречаются повсюду в книге. Барабтарло иногда добавляет комментарии, которые особенно полезны, когда, как это часто бывает, Набоков не понимает, что сон перекликается с его собственной жизнью или предшествующими литературными произведениями. Наряду с введением в теории Данна и дневником снов, Барабтарло включает в себя «подборку записей снов Набокова», в основном из записной книжки и десятилетий минималистских карманных дневников Набокова до и после эксперимента 1964 года.Неясно, каковы критерии отбора, поскольку несколько записей о сновидениях в дневниках (в том числе вульгарная о ночном горшке и трогательный отрывок о примирении со своим другом Эдмундом Уилсоном) не появляются в Insomniac Dreams .

То, что здесь, однако, завораживает и объединяет все, от воображаемой схватки с Пеле на футбольном поле до воспоминаний о России и пожизненного страха Набокова умереть в одиночестве в одночасье. В одном из рассказов он испытывает «сочувствие, которое является вполне искренним, но не свободным от желания», одновременно утешая «привлекательную, но не безупречно красивую» молодую женщину, вышедшую замуж за мужчину, который может быть его сыном.Мирские страхи (забытые штаны, потерянные зубные протезы) соединяются с необоснованной глубиной («космос со всеми его галактиками — это голубая капля в ямке моей ладони»). Становится ясно, что набоковская магия возникает прежде всего в процессе пересмотра.

Повседневный язык резюме резко контрастирует с последующим разделом: набор отрывков из снов, взятых из опубликованных работ Набокова. В одном из них молодой рассказчик из Дар проскальзывает «границу между сознанием и сном» и мечтает о возвращении своего пропавшего отца, который пропал много лет назад в экспедиции: «Ожидание, трепет, мороз счастья, Волна рыданий слилась в одно ослепляющее возбуждение, когда он стоял посреди комнаты, неспособный двигаться, прислушиваясь и глядя на дверь.Он знал, кто войдет через мгновение, и теперь был поражен тем, что сомневался в этом возвращении ».

Собственный отец Набокова, В. Д. Набоков, который был застрелен в результате неудачного убийства 1922 года, предназначенного для кого-то другого, часто появляется в его снах. Но отец-мечта, который фигурирует в дневниках Набокова, — мягкое существо. Набоков, наблюдая, как он мрачно сидит на пляже, опасается, что он обожгется. Воскресший отец с грустью выкладывает ноты на пианино в другом, но ему не удается понять шутку, не показывая того приподнятого настроения, которым он обладал при жизни.Сны Набокова об отце, далекие от отражения будущего, не могли даже вызвать прошлое.

¤

Барабтарло и Набоков оба находят предсказательное значение в некоторых записанных сновидениях, хотя то, отражают ли они будущие события, этому читателю кажется в лучшем случае неубедительным. Однако компендиум Барабтарло проясняет способ и степень, в которой Набоков использовал видения и сны для определения времени в своих произведениях. Барабтарло организует литературные отрывки по тематическим группам, добавляя к категориям сновидений, предложенным Набоковым в его дневнике.«Doom» имеет подзаголовки, включая «False Predictors» и «Recurrent». За «Дневными впечатлениями» идут «Воспоминания о далеком прошлом». Он отмечает, как Набоков рассматривает взаимодействие между воображением и памятью в искусстве и художественной литературе, приводя к результатам, которые, по оценке Барабтарло, являются «предвидением, граничащим с пророческим».

Коллекция отрывков из снов здесь аккуратно согласуется с группой ученых, которые рассматривали вопросы времени и реальности в работах Набокова.В автобиографии « Говори, память » Набоков описывает свою любовь к тематическому искажению хронологии. «Мне нравится складывать свой ковер-самолет после использования, — пишет он, — так, чтобы одна часть рисунка накладывалась на другую. Позвольте посетителям путешествовать ». Вряд ли найдется роман, в котором он не манипулирует временем и не вводит потусторонние элементы. Из-за сбоя в хронологии Lolita на протяжении десятилетий продолжались споры о том, происходят ли события в конце книги только в воображении Гумберта Гумберта.В Pale Fire фантазии ненадежного рассказчика поглощают всю книгу, пока внимательный читатель пытается разобрать, является ли какая-либо часть его истории правдой. Тем не менее, посреди романа, несмотря на рассказчика, обеспокоенная девушка служит проводником из духовного царства для голоса, который пытается предупредить о надвигающемся убийстве.

При всем его любопытстве к загробному миру, самое поразительное пророчество Набокова вовсе не было мистическим. В 1940-х годах, лепидоптеролог по профессии, Набоков продемонстрировал замечательное понимание эволюции группы бабочек, известной как Polyommatus blues.В 2011 году, спустя десятилетия после его смерти, методы секвенирования генов подтвердили его гипотезу об их моделях миграции за миллионы лет. Может показаться соблазнительным придать этой проницательности трансцендентный смысл, но у нее есть простая эмпирическая основа. Ранняя интуитивная гипотеза Набокова, не поддающаяся проверке при его жизни, была основана на многолетнем внимательном наблюдении. Барабтарло шагает на дрожащую ногу, когда он упоминает, что физический эксперимент 2011 года мог зафиксировать частицу, движущуюся быстрее скорости света, намекая, что подход Набокова ко времени может быть так же научно доказуем, как и его теория бабочки.Хотя в сноске признается, что последующий эксперимент поставил это открытие под сомнение, в нем не упоминается, что эти первоначальные результаты неоднократно и полностью дискредитировались.

Insomniac Dreams намного сильнее, когда Барабтарло пишет о новаторском использовании времени Набоковым в своем искусстве. Он утверждает, что перечитывание, которого Набоков явно требовал, «равносильно пространственному обращению времени». В Пнин профессор Тимофей Пнин не может перестать воображать, как в Бухенвальде умерла возлюбленная детства.

[S] Поскольку точная форма ее смерти не была записана, Мира продолжала умирать огромное количество смертей в сознании и претерпевала множество воскрешений только для того, чтобы умирать снова и снова, уводимая обученной медсестрой , зараженный грязью, палочкой столбняка, битым стеклом, отравленный газом в поддельной душевой с синильной кислотой, сожженный заживо в яме на пропитанной бензином куче бука.

Здесь Набоков изображает реальность, в которой вымышленная Мира Белочкина всегда жива, всегда умирает и всегда мертва, пойманная в ловушку возможных методов истребления.Управляя временем, Набоков борется не только с вопросами вечной жизни, но и с нестабильностью настоящего, будущего и даже прошлого. Для многих персонажей Набокова — а также для самого Набокова и всех остальных — мечты и искусство не могут предотвратить смерть или отменить то, что было потеряно. Но они предлагают другой вид бессмертия, иногда горький, в единственных мирах, которыми мы когда-либо правим как боги.

¤

Андреа Питцер является автором Тайная история Владимира Набокова и, совсем недавно, Одна длинная ночь: глобальная история концентрационных лагерей .


Майкл Вуд · Что случилось с Флорой? Карты Набокова · LRB 7 января 2010 г.

Одна из привлекательных сторон взглядов Набокова на литературу состоит в том, что, хотя (или потому что) он высмеивал любую идею читательской независимости, он почти никогда не хотел отделять интересы писателя от читательских. Он был готов предаться своего рода сумасшедшему слиянию этих двух в своем комментарии к Евгений Онегин и пародировать это безумие в Pale Fire . Когда в послесловии к Lolita он определил свой идеал «эстетического блаженства» в литературе, он говорил как читатель и писатель, а точнее как «не читатель и не писатель дидактической фантастики», а чего-то еще — и в конце своей жизни он рассказал New York Times о том, что сейчас читает, он перечислил три книги: перевод Inferno Данте, книгу о североамериканских бабочках и свой собственный роман The Original of Laura .

Подождите. Если он читал это, почему мы не можем, почему мы застряли с небольшой горсткой фрагментов, какими бы яркими они ни были (некоторые из них)? Что ж, он читал это по мере того, как писал, вещь была «завершена в [его] уме», и, как многие писатели, он слегка преувеличивал свои успехи в написании этого на странице или, в его случае, на учётной карточке. По его словам, он работал над «не совсем законченной рукописью романа». Не совсем. Фраза, которая открывается и закрывается, когда мы думаем о ней.

Но он был болен, и стильное и игривое продолжение его ответа выявило безошибочное беспокойство. Он решил инсценировать свою лихорадку, которую он назвал «дневным бредом». Он не только читал, но и «читал … вслух маленькой аудитории мечты в обнесенном стеной саду». «Моя аудитория состояла из павлинов, голубей, моих давно умерших родителей, двух кипарисов, нескольких молодых медсестер, сидящих на корточках, и семейного врача, столь старого, что его почти не было видно». в Пнин , где наш герой, собираясь прочитать лекцию, на короткое время видит вместо реальной аудитории «одну из своих балтийских тетушек», «мертвую возлюбленную», своих мертвых родителей, «оба немного размыты, но в целом чудесно оправившийся от своего неясного растворения », и толпа старых друзей, красноречиво описываемых как« убитые, забытые, неотомщенные, нетленные, бессмертные ».

Собственная поздняя аудитория Набокова не была ни такой большой, ни такой насыщенной историей насилия, но она была тщательно продумана до каждой детали, и он чувствовал, что любопытно, что это было для него довольно тяжело. «Возможно, из-за моих спотыканий и приступов кашля история моей бедной Лоры имела меньший успех у моих слушателей, чем, я надеюсь, у умных рецензентов, когда она была должным образом опубликована». это предложение показывает писателя, у которого есть сомнения.Он не может сдержать кашель, но почему он спотыкается, когда читает? Разве у него в голове не законченная книга? А что насчет слушателей, которых он с такой заботой ставит перед нами? Я уверен, что кипарисы могут быть жесткими критиками. Павлины и голуби не будут слушать как следует. Я не могу себе представить, что делают «сидящие на корточках» медсестры, а доктор, как мы вскоре увидим, похоже, выскользнул из самого романа. Остались только его родители, и, возможно, они будут шокированы высоким уровнем сексуального содержания.Небольшая история Набокова предполагает, что он знал — всегда знал, какие бы представления имперской уверенности он ни предпочитал регулярно разыгрывать, — насколько хрупок мост, ведущий от мыслей к письменным словам, и как долго может длиться путешествие от мысленно завершенного книга к чему-то, что редактор может забрать и распечатать.

Слишком хрупкий и в данном случае слишком длинный. Идея The Original of Laura возникла у Набокова еще в декабре 1974 года. Письмо в New York Times датировано октябрем 1976 года.Он умер в июле 1977 года. В феврале 1976 года он записал в своем дневнике: «Новый роман более или менее завершен и скопировал 54 карты. В 4-х партиях из разных частей романа. Плюс примечания и черновики ». «Более или менее» похоже на «не совсем», которое я цитировал ранее, и я думаю, что мы должны принять «завершено» и «скопировано» как означающие то, что остальные из нас могли бы назвать «тщательно спланированным» и «написано». Набоков не обманывал ни себя, ни своего издателя, но из его заметок следует, что он отчаянно хотел обогнать время, которое так быстро убегало от него, и предоставить этим жестким слушателям в саду что-то, что сделало бы их счастливее.В апреле 1976 года (я беру все эти подробности из замечательной биографии Брайана Бойда) он сообщил в своем дневнике, что «записал в окончательной форме 50 карточек = 5000 слов». По этим подсчетам, для романа, содержащего, скажем, 60 000 слов, потребуется 600 карточек. Набор, опубликованный в рецензируемом издании, который включает довольно много материала явно не «в окончательном виде», насчитывает 138 карточек. Не фрагментарный роман, как остроумно написано в подзаголовке, и даже не фрагменты романа, потому что мы не можем увидеть, что это за роман: просто фрагменты, драгоценные, дразнящие и грустные.

50 или 54 карточки или какое-то их количество относительно легко идентифицировать в приведенном нам тексте. Есть чистая копия глав 1 и 2 (38 карточек), и есть начало глав 3, 4 и 5 (семь, четыре и пять карточек соответственно). В начале еще одной главы 5 вычеркнута «пятерка», так что, вероятно, эту главу следовало перенумеровать. Остальные карточки показывают материалы, сгруппированные вместе по буквам, именам или темам (Ex, D, Wild, Legs). Здесь есть две внятные истории, или, по крайней мере, начало двух таких историй, и есть намеки на еще несколько.Первая внятная история, история из первых пяти глав, касается 24-летней женщины по имени Флора, ее обаяния, физического влечения, ее бессмысленной распущенности и ее ранних лет жизни. Другая история — о неврологе по имени Филип Уайлд, мужчине определенного возраста и еще более страдающем ожирением. Он пишет от первого лица о том, что он называет «искусством самоубийства», но не о самоубийстве, а о форме умственной магии, в которой он заставляет свое нелюбимое тело постепенно исчезать, только чтобы воскресить его в конце сеанса. , готовый к очередному исчезновению завтра, или когда он этого захочет.

Флора и Филипп женаты и явно сильно разочаровали друг друга. У него есть часть славы и состояния, за которые она хотела бы выйти замуж, но недостаточно; и он привык к ее неверностям, но они не перестают причинять ему боль. Вот как они видят вещи, когда их нет дома: «Она видела свои путешествия с точки зрения рекламы и длинного тальково-белого пляжа с тропическим бризом, трепещущим пальмы и ее волосы; он видел это [так в оригинале] с точки зрения запрещенной пищи, растраченного времени и ужасных расходов.«В каком-то смысле они созданы друг для друга: заперты в собственных дешевых мифах и клише. У Филиппа есть вилла на Ривьере, но у нее нет бассейна и только одна ванная комната. Если бы Флора начала вносить улучшения, «он издал бы своего рода легкий скрип или писк, а его карие глаза наполнились внезапными слезами». Скрип или скрип — это нормально, и теперь нам его жалко, каким бы отталкивающим он ни был. Когда он разговаривает с ней «между поездами, между самолетами, между любовниками», она говорит что-то вроде «Тебе действительно следует похудеть» или «Надеюсь, ты перевел эти деньги, как я указал.А затем, как пишет сам Уайлд, «все двери снова закрылись». Набоков обладает огромным даром заставлять нас заботиться о нелюбимых персонажах его романов — но только ненадолго. Мы скорее будем тусоваться с брошенными, чем с брошенными, и мы можем наслаждаться обществом Флоры, потому что мы не женаты на ней и потому что, как сказал бы Вуди Аллен, она всего лишь вымышленная.

В эту смесь Набоков явно планировал вставить роман, написанный рассказчиком первых страниц, то есть человеком, который знает (и спит с) Флорой и превращает ее в тонко замаскированного персонажа по имени Лаура.Или на самом деле позвонил Флауре в какой-то момент, когда Набоков начал смешивать свои выдумки. Лаура , или Моя Лаура , как его иногда называют, возможно, написанное неким Иваном Воганом, имя, не лишенное сходства с именем Ван Вина в Ада , является бестселлером и остается в чартах для три месяца или около того. Видит ли читатель Флору в Лаура ? Нам говорят, что картина «статически» верна, но ее последняя история — это история о «невротичном и нерешительном писателе, который уничтожает свою любовницу, изображая ее».Но затем кто-то, возможно, тот же писатель, описывает Флору такой, какой она была до и вне книги. Действительно, Флора сама читает книгу или почти читает книгу. Она купила его, когда снова оказывается между поездами, на этот раз (а может, как всегда) в месте под названием Секс, «восхитительном швейцарском курорте, славящемся своими малиновыми сливами», но уступает его другу, который прочитал его и хочет показать ей отрывок с ее «чудесной смертью». Работа, как говорит друг, «конечно, вымышленная и все такое, но вы встретитесь лицом к лицу с собой на каждом углу».На каждом углу можно подумать, но для вас это фикция. Поезд уносит друга и книгу.

У нас нет возможности узнать, как три текста — Моя Лаура, , мемуары Уайлда и повествование, которое их окружает, — наконец-то соединились бы, или что бы они сложили. Тем не менее, мы на твердой почве в отношении первых глав, которые кажутся мне весьма примечательными, своего рода экспериментом по передаче того, что Ада в романе, названном в ее честь, называет «быстрой повествовательной информацией», в духе «ты». Вспомните Брауна, не так ли, Смит? »Вот как начинается работа.

Ее муж, ответила она, тоже писатель — по крайней мере, в некотором роде. Говорят, что толстые мужчины бьют своих жен, и он определенно выглядел жестоким, когда поймал ее за чтением его бумаг. Он сделал вид, что хлопает мраморным пресс-папье и раздавливает эту слабую ручку (показывая ручку в лихорадочном движении). На самом деле она искала глупое деловое письмо — и ни в коей мере не пыталась расшифровать его таинственную рукопись. О нет, это не была фантастика, которую бросают, знаете ли, ради денег; это было завещание сумасшедшего невролога, что-то вроде «Ядовитого опуса», как в том фильме.

Мы знаем, что разговор уже начался, поскольку наша героиня отвечает кому-то, кто предположительно сказал, что он писатель. Афоризм о толстых мужчинах, кажется, исходит от рассказчика, но оказывается, что это вклад Флоры в свободное косвенное слово и в любом случае не имеет отношения к делу, поскольку событие, о котором она сообщает, включает в себя притворную угрозу, а не регулярное избиение. Это правда, что утверждение о том, что толстые мужчины иногда делают вид, что ломают руки своим женам, менее убедительно, даже если вы можете махнуть рукой, о которой идет речь.

Мы пришли к выводу, что Флора знает, что ее муж — писатель, потому что она случайно нашла его работу, и все это сумасшедшее шоу — либо то, как она флиртует, либо просто эффект от того, что она немного пьяна, как мы вскоре узнаем, что она есть. В любом случае ей удается небрежно оскорбить своего собеседника, предполагаемого писателя (« вы знаете, чтобы заработать деньги »), и проскользнуть в намек на фильм, который, как мне кажется, мы должны признать, но не можем — или, по крайней мере, я не могу . Теперь в другом фрагменте косвенной речи мы обнаруживаем, что «она хотела, чтобы ее отвезли домой или, желательно, в какое-нибудь прохладное тихое место с чистой кроватью и обслуживанием номеров», и тогда впервые рассказчик произносит слово.«На ней было платье без бретелек и тапочки из черного бархата. Ее голые ступни были такими же белыми, как ее молодые плечи. » Но затем мы снова переходим к точке зрения Флоры: » вечеринка, казалось, выродилась в множество трезвых глаз, смотрящих на нее с неприятным состраданием из каждого угла, из каждой подушки и пепельницы. и даже с холмов весенней ночи, обрамленных открытым французским окном ».« Грязное сострадание »заставляет нас (или, по крайней мере, меня) сочувствовать Флоре, какой бы раздражающей она ни была в противном случае. Ее отводят в чистую постель, которую она ищет, и она спит с рассказчиком, который описывает ее обнаженное тело, как если бы он был Гумберт Гумберт на уроках творческого письма.(«Ее хрупкое покорное тело, когда ее переворачивали вручную, открывало новые чудеса».) Кажется, что мы уже могли переехать в Моя Лаура , или в зону, где оригинал и копия слились в язык; но нет, мы находимся в каком-то мета-месте, где Флора — не персонаж в книге или модель такого персонажа, а человек, для которого книга определенного типа является единственной метафорой: «Только отождествив ее с неписаным человеком. , наполовину написанная, переписанная трудная книга, можно было бы надеяться передать, наконец, то, что современные описания полового акта так редко передают … Читатели направляются к этой книге — на очень высокой полке, в очень плохом свете — но уже существующей, поскольку существует магия , и смерть.Даже здесь Флора и книга — только часть истории — будущая история сексуального момента, который не может существовать в полной мере, пока не станет историей и воспоминанием.

Это много работы на нескольких учетных карточках, и это еще не все. Если большая часть описания тела Флоры напоминает лингвистическое слюнотечение Гумберта, это отчасти потому, что Набоков считает, что слюнотечение имеет свой пафос, а отчасти потому, что Флора — это Лолита с измененной генеалогией — мать русская балерина, отец фотограф; в одном из более тонких случаев случайного вымирания Набокова этот человек совершает самоубийство, обнаружив, что «мальчик, которого он любил, задушил другого, недосягаемого мальчика, которого он любил еще больше» — и другой сексуальной истории.Здесь вариант Гумберта, которого удобно назвать Хьюбертом, делает пас Флоре в возрасте 12 лет и просто получает удар ногой в промежность. Рассказчик никогда не собирался здесь задерживаться, поскольку, по его словам, «мало что можно добавить о случайном, но весьма привлекательном мистере Хьюберте Хьюберте. Он провел еще один счастливый год в этом уютном доме и умер от удара в лифте гостиницы после делового обеда. Поднимаясь вверх, хочется предположить ».

Так что же происходит с Флорой, помимо ее многочисленных романов и ее появления в романе? Как говорится, мы никогда не узнаем.Что ж, есть намек на то, что она стала религиозной. Все, что мы действительно знаем в деталях из остальных карт, — это игра ее мужа в самоустранение. Карточка, ловко помещенная в конце книги (и скопированная в начале как своего рода объявление), содержит слова «стереть, стереть, стереть, удалить, стереть, стереть, стереть». Поэма, как мог бы сказать Гумберт, и блестящее предположение, что все эти фрагменты куда-то направлялись, даже если этого куда-то нет. Но нет никаких реальных указаний на то, что упражнения Уайлда лежат в основе книги или являются более важными или интересными, чем что-либо еще.Конечно, сон об уничтожении, написанный умирающим, — довольно сильное утверждение; но Набоков был бы первым, кто сказал бы, что биографические подробности не могут спасти или изменить написанное. «Лучшая часть биографии писателя — это не история его приключений, а история его стиля», — сказал он однажды; и стиль — это не запрос на сочувствие.

Нельзя сказать, что игра Wild не интересна. Вот как это работает: «Студент, желающий умереть, должен прежде всего научиться проецировать мысленный образ себя на свою внутреннюю доску.Затем вы отбрасываете кусочки изображения, как вам захочется. Уайлд считает, что «процесс саморастворения [доставляет] величайший экстаз, известный человеку», но, конечно, вы должны испытывать сильное отвращение к собственному телу, чтобы получить такое удовольствие от его умственного исчезновения. «К настоящему времени я умирал до пупка 50 раз менее чем за три года, и мои 50 воскрешений показали, что при выходе из транса вовремя не повреждаются вовлеченные органы».

Чтобы полностью нарушить транс вы должны восстановить в каждой яркой мелом детали простой образ себя стилизованный скелет на своей мысленной доске.Однако следует помнить, что не следует предаваться божественному удовольствию от разрушения, скажем, грудины. Наслаждайтесь разрушением, но не задерживайтесь на собственных руинах, чтобы не заболеть неизлечимой болезнью или умереть, прежде чем вы будете готовы умереть.

Ах да, ученик, который желает умереть, желает только «умереть», смотреть, как он убивает себя. Здесь есть отзвук Ада , где в генеалогической таблице в начале не указаны даты смерти Вана или Ады, а на следующей странице нам сообщают, что за некоторыми исключениями « все лица, упомянутые поименно в этой книге, мертвы. .Ван и Ада не умирают в книге, они умирают в книге («в прозе книги или поэзии ее аннотации»), и Уайлд, по-видимому, не собирается умирать вне своего разума, пока он не будет готов. , если он вообще есть. Мы можем догадаться, к чему ведет эта линия сюжета — к случайной передозировке воображаемого разрушения, конечно, и есть упоминание о «смертельном сердечном приступе» Уайлда. Но предположение не говорит нам, что произойдет с освобожденной Флорой и как она переживет свою «чудесную» вымышленную смерть или обращение к религии.

Ничего особенного. Что ж, есть описание единственной «позиции совокупления», с которой Уайлд и Флора могут справиться:

он, лежа на подушках: она сидит в задней части его плоти спиной к нему. Процедура — несколько прыжков по очень маленьким горбам — ничего для нее не значила. Она посмотрела на снежный пейзаж на изножье кровати — на занавески; и он держал ее перед собой, как ребенка, которого добрый незнакомец катал на санях по небольшому склону, он видел ее спину, ее бедро (бедра) между его руками.

Процедура, fauteuil, поездка на санях: комично неловкое действие одновременно стерилизовано и сентиментально отстранено. Ее безразличие почти требует его довольно жуткого обращения к доброму незнакомцу, и их два воображения смутно встречаются на изображенном снегу. Брак неверных умов. Набоков разыграл сексуальное отчаяние в Lolita и вызвал спокойное или едва тревожное сексуальное блаженство в Ada . Здесь он, кажется, хотел чего-то другого: отказа от привычки, банальности того, что раньше было приключением, даже табу.

Лолита Владимира Набокова. — Великие цитаты и рецензии на книги — LiveJournal

Название: Лолита.
Автор: Владимир Набоков.
Жанр: Литература, художественная литература, насилие, мелодрама.
Страна: Франция.
Язык: английский.
Дата публикации: 1955.
Краткое содержание: Гумберт Гумберт — ученый, эстет и романтик — полностью и безоговорочно влюбился в Лолиту Хейз, 12-летнюю дочь его квартирной хозяйки с шелковистой кожей.Неохотно соглашаясь жениться на миссис Хейз, чтобы быть ближе к Лолите, Гумберт сильно страдает в поисках романтики; но когда сама Ло начинает искать внимания в другом месте, он уводит ее в отчаянное путешествие по пересеченной местности, все во имя Любви. Роман — шедевр одержимости, заблуждения и похоти.

Моя оценка: 9/10.
Мой обзор: Лолита — один из самых красивых и разрушительных романов, которые я когда-либо читал, и каждый раз, когда я его перечитываю, становится все больше и больше.


♥ Лолита, свет моей жизни, огонь моих чресл. Мой грех, моя душа. Ло-ли-та: кончик языка делает три шага вниз по нёбу, чтобы на три ступени постучать по зубам. Ло. Ли. Та.

Она была Ло, обычная Ло, утром, стояла четыре фута десять в одном носке. Она была Лолой в брюках. В школе она была Долли. Она была Долорес на пунктирной линии. Но в моих руках она всегда была Лолита.

♥ Вы всегда можете рассчитывать на убийцу с причудливой прозой.

Дамы и господа члены жюри, экспонат номер один — это то, чему завидовали серафимы, дезинформированные, простые серафимы с благородными крыльями.Посмотри на этот клубок шипов.

♥ Моя очень фотогеничная мать погибла в ужасном несчастном случае (пикник, молния), когда мне было три года, и, если не считать очага тепла в самом темном прошлом, ничто из ее не осталось в пустотах и ​​лощинах памяти, над которыми, если бы вы все еще можете выдержать мой стиль (я пишу под наблюдением), солнце моего детства уже зашло: конечно, вы все знаете эти благоухающие остатки дня, подвешенные, с мошками, около какой-то цветущей живой изгороди или внезапно вошедшей и пройденной бродяга у подножия холма в летних сумерках; пушистое тепло, золотые мошки.

♥ Нормальный мужчина, которому дали групповую фотографию школьниц или девочек-скаутов и попросил указать самую симпатичную, не обязательно выберет среди них нимфетку. Вы должны быть художником и сумасшедшим, существом бесконечной меланхолии, с пузырем горячего яда в ваших чреслах и сверхсладострастным пламенем, постоянно горящим в вашем тонком позвоночнике (о, как вы должны съеживаться и прятаться!), чтобы сразу различить по невыразимым признакам — слегка кошачьи очертания скулы, стройность пушистой конечности и другие показатели, которые отчаяние, стыд и слезы нежности запрещают мне сводить в таблицу, — маленького смертоносного демона среди здоровых детей ; она стоит неузнанная ими и не осознает своей фантастической силы.

♥ Исключительная мужественность часто отражает в отображаемых чертах лица угрюмого и перегруженного чего-то, что имеет отношение к тому, что он должен скрывать.

♥ Я, со своей стороны, был настолько наивен, насколько может быть извращенец.

♥ Я сидел, скрестив руки, бедром на подоконнике, умирая от ненависти и скуки.

♥ Она была, очевидно, одной из тех женщин, чьи изысканные слова могут отражать книжный клуб или бридж-клуб или любую другую смертоносную условность, но не ее душу; совершенно лишенные юмора женщины; женщины, совершенно равнодушные в душе к дюжине или около того возможных предметов домашнего разговора, но очень щепетильно относящиеся к правилам таких разговоров, через солнечный целлофан, из которых можно легко различить не очень аппетитные разочарования.

♥ И что самое необычное, она, эта Лолита, моя Лолита, индивидуализировала древнюю похоть писателя, так что над всем, что есть, — Лолита.

♥ Какая странная жизнь! Мы спешим оттолкнуть те самые судьбы, которые намеревались добиться.

♥ Ой, вы не можете себе представить (как я и представить себе не мог), что это за принципиальные женщины! Шарлотта, которая не замечала ложности всех повседневных условностей и правил поведения, еды, книг и людей, которых она любила, сразу же различала ложную интонацию во всем, что я мог сказать, чтобы держать Ло рядом.Она была похожа на музыканта, который в обычной жизни может быть одиозным пошляком, лишенным такта и вкуса; но кто услышит фальшивую ноту в музыке с дьявольской точностью суждения. Чтобы сломить волю Шарлотты, мне пришлось бы разбить ей сердце. Если бы я разбил ей сердце, разрушился бы и ее образ меня.

♥ Ни один человек не может совершить идеальное убийство; шанс, однако, может это сделать.

♥ Он посоветовал мне поиграть в гольф, но в конце концов согласился дать мне то, что, по его словам, «действительно подействует»; и, подойдя к шкафу, он достал пузырек с фиолетово-синими капсулами с темно-фиолетовыми полосами на одном конце, который, по его словам, только что был выставлен на продажу и предназначен не для невротиков, которых глоток воды мог бы успокоить, если бы должным образом администрируется, но только для великих бессонных художников, которым пришлось умереть на несколько часов, чтобы жить веками.

♥ Я действительно видел агента судьбы. Я ощупал плоть судьбы и ее мягкое плечо. Внезапно произошла блестящая и чудовищная мутация, и вот инструмент. В хитросплетениях узора (спешащая домохозяйка, скользкий тротуар, вредитель собаки, крутой уклон, большая машина, бабуин за рулем) я смутно различил свой гнусный вклад. Если бы я не был таким дураком — или таким интуитивным гением — чтобы сохранить этот дневник, жидкости, производимые мстительным гневом и горячим стыдом, не ослепили бы Шарлотту в ее моде на почтовый ящик.Но даже если бы они ослепили ее, все равно ничего не могло бы случиться, если бы не была точная судьба, этот синхронизирующий фантом смешал в своем перегонном кубе машину, собаку, солнце, тень, влажность, слабость, сильную и камень. Прощай, Марлен! Формальное рукопожатие Жирной судьбы (воспроизведенное Билом перед выходом из комнаты) вывело меня из оцепенения; и я плакал. Дамы и господа присяжные — я плакал.

♥ Я выключил зажигание и целую минуту сидел в машине, готовясь к телефонному звонку, и смотрел на дождь, на затопленный тротуар, на гидрант: отвратительная вещь, действительно окрашенная в толстый серебристо-красный цвет. , протягивая красные обрубки своих рук, чтобы они были покрыты лаком от дождя, который, как стилизованная кровь, капал на его серебряные цепи.Неудивительно, что останавливаться рядом с этими кошмарными калеками — табу.

♥ Не думаю, что я продолжу. Сердце, голова — все. Лолита, Лолита, Лолита, Лолита, Лолита, Лолита, Лолита, Лолита, Лолита. Повторяйте, пока страница не заполнится, принтер.

♥ Я написал: «Доктор Эдгар Х. Гумберт и его дочь», 342 Лоун-стрит, Рамсдейл. Ключ (342!) Мне наполовину показали (фокусник показывает предмет, который он собирается протянуть) и передали дяде Тому. Ло, оставив собаку, как когда-нибудь она оставит меня, встала с корней; на могилу Шарлотты упала капля дождя; красивая молодая негритянка выскользнула из двери лифта, и вошла обреченная девочка, сопровождаемая прочистившим горло отцом и раковым Томом с сумками.

Пародия на коридор гостиницы. Пародия на тишину и смерть.

♥ Я бродил по разным общественным комнатам, слава внизу, мрак вверху: ибо вид похоти всегда мрачен; похоть никогда не бывает вполне уверенной — даже когда бархатная жертва заперта в своей темнице, — что какой-нибудь соперничающий дьявол или влиятельный бог все еще не может отменить заранее подготовленный триумф.

♥ Пожалуйста, читатель: как бы ни раздражал душевный, болезненно чувствительный, бесконечно осмотрительный герой моей книги, не пропускай эти важные страницы! Представьте меня; Меня не будет, если вы не вообразите меня; попробуй распознать во мне лань, трепещущую в лесу беззакония моего; давайте даже немного улыбнемся.В конце концов, в улыбке нет ничего плохого.

♥ Гумберт чувствовал себя все более и более неудобно. Это было что-то особенное, это чувство: гнетущее, отвратительное принуждение, как если бы я сидел с маленьким призраком того, кого я только что убил.

♥ Парадоксом живописной мысли, средняя низменная сельская местность Северной Америки сначала показалась мне чем-то, что я принял с шоком от удивленного признания из-за тех раскрашенных клеенок, которые были привезены из Америки в старые времена, чтобы висеть над ними. умывальники в центральноевропейских детских садах, которые очаровывали сонного ребенка перед сном своими деревенскими зелеными пейзажами, которые они изображали: непрозрачные вьющиеся деревья, сарай, скот, ручей, тусклый белый цвет расплывчатых цветущих садов и, возможно, каменный забор или холмы зеленоватой гуашью.Но постепенно образцы этих элементарных простоватостей становились все более и более странными для глаз, чем ближе я к ним приближался. За возделанной равниной, за игрушечными крышами, медленное нарастание бесполезной красоты, низкое солнце в платиновой дымке с теплым персиковым оттенком, пронизывающим верхний край двумерного сливающегося голубовато-серого облака. с далеким любовным туманом. Может быть, на горизонте вырисовываются силуэты деревьев, жаркий полдень над клеверной пустыней, облака Клода Лоррена, отдаленно вписанные в туманную лазурь, и только их кучевые облака выделяются на нейтральном фоне.Или, опять же, это может быть суровый горизонт Эль Греко, изобилующий чернильным дождем, и мимолетный взгляд на какого-то фермера с шеей мумии, и все вокруг чередуются полосы быстро-серебристой воды и жесткой зеленой кукурузы, и все это расположение раскрывается, как веер. , где-то в Канзасе.

♥ Разочарование, которое я должен сейчас ощутить (поскольку я осторожно оцениваю свою историю как выражение постоянного риска и страха, которые пронизывали мое блаженство), ни в коем случае не должно отражаться на лирических, эпических, трагических, но никогда не в аркадских американских дебрях.Они прекрасны, душераздирающе красивы, эти дебри, с качеством широко раскрытых глаз, незамеченной, невинной отдачи, которой больше не обладают мои лакированные, ярко-игрушечные швейцарские деревни и восхваляемые Альпы. Бесчисленные любовники стригли и целовались на триумфальном дерне горных склонов старого мира, на внутреннем мхе, на удобной гигиенической ручке, на деревенских скамейках под дубами с инициалами и в стольких кабинках для переодевания в стольких буковых лесах. Но в дебрях Америки любителю под открытым небом будет нелегко предаться самому древнему из всех преступлений и развлечений.Ядовитые растения обжигают ягодицы его возлюбленной, безымянные насекомые кусают его; острыми предметами лесной подстилки колени колени, насекомые — ее; и повсюду доносится продолжительный шорох потенциальных змей — que dis-je , полувымерших драконов! — в то время как крабоподобные семена свирепых цветов цепляются отвратительной зеленой коркой и за собранные черные носки, и за небрежные белые носки. .

♥ Мы были везде. Мы действительно ничего не видели. И сегодня я ловлю себя на мысли, что наше долгое путешествие лишь осквернило извилистой тропой слизи прекрасную, доверчивую, мечтательную, огромную страну, которая к тому времени, оглядываясь назад, была для нас не более чем собранием загнутых в угол карт, разрушенных. путеводители, старые шины и ее рыдания по ночам — каждую ночь, каждую ночь — в тот момент, когда я притворился спящим.

♥ Вот он, лишенный каких бы то ни было талантов, посредственный учитель, никчемный ученый, мрачный, отталкивающий толстый старый инверт, крайне презрительно относящийся к американскому образу жизни, торжествующе игнорирующий английский язык — вот он был в игривом Новом Англия, которую напевают старики и ласкают молодые — о, хорошо провести время и всех одурачить; и вот я.

♥ Ло все это взбесило — назвала меня паршивым мошенником и того хуже — и я, вероятно, вышел бы из себя, если бы вскоре, к моему величайшему облегчению, не обнаружил, что ее действительно разозлило мое лишение не конкретного удовлетворения, а общего права.Видите ли, я вмешивался в обычную программу, обычные развлечения, «то, что делается», в распорядок молодежи; ибо нет ничего более консервативного, чем ребенок, особенно девочка, будь она самой каштановой и рыжеватой, самой мифопоэтической нимфеткой в ​​октябрьском тумане садов.

♥ Когда я лежал на своей узкой студийной кровати после сеанса обожания и отчаяния в холодной спальне Лолиты, я имел обыкновение вспоминать завершившийся день, проверяя свое собственное изображение, когда оно бродило, а не проходило перед красным глазом разума.Я наблюдал, как смуглый и красивый, не антикельтский, вероятно, из высокой церкви, возможно, из очень высокой церкви, доктор Гумберт проводил свою дочь в школу. Я смотрел, как он приветствует его медленной улыбкой и приятно приподнятыми густыми черными бровями, добрая миссис Холиган, от которой пахло чумой (и я знал, что при первой же возможности она пойдет за хозяйским джином). С мистером Уэстом, бывшим палачом или писателем религиозных трактатов — кого это волнует? — я видел, как сосед, как его зовут, я думаю, они французы или швейцарцы, медитирует в своем кабинете с открытыми окнами над пишущей машинкой, довольно изможденной, почти неуклюжей. Гитлеровский волк на его бледном лбу.По выходным, в хорошо сшитом пальто и коричневых перчатках, профессора Х. можно было увидеть с дочерью на прогулке в Walton Inn (известную своими фарфоровыми кроликами с фиолетовыми лентами и коробками с шоколадом, среди которых вы сидите и ждете «столика на двоих»). еще поганый с крохой вашего предшественника). В будние дни, около часа дня, он с достоинством приветствует Аргус, глядя на Восток, маневрируя на машине из гаража, вокруг проклятых вечнозеленых растений и спускается по скользкой дороге. Холодный взгляд от книги к часам в знойной библиотеке колледжа Бердсли, среди крупных молодых женщин, застигнутых и окаменевших в потоке человеческих знаний.Прогулка по кампусу со священником колледжа, преподобным Риггером (который также преподавал Библию в школе Бердсли). «Кто-то сказал мне, что ее мать была известной актрисой, погибшей в авиакатастрофе. О? Я полагаю, это моя ошибка. Так ли это? Понятно. Как печально». (Сублимируя свою мать, а?) Медленно толкаю свою маленькую коляску по лабиринту супермаркета, вслед за профессором В., тоже медлительным и нежным вдовцом с козлиными глазами. Лопатой снег в рукавах рубашки, объемный черно-белый шарф на шее.Следом, не демонстрируя хищной поспешности (иногда нужно время, чтобы вытереть ноги о коврик), моя школьница дочка вошла в дом. Отводим Долли к дантисту — симпатичная медсестра, сияющая ей — старые журналы — ne montrez pas vos zhambes . За ужином с Долли в городе было замечено, как мистер Эдгар Х. Гумберт ел свой стейк, как в континентальной манере «нож и вилка». Наслаждаясь концертом в двух экземплярах: два спокойных француза с мраморными лицами сидят бок о бок, музыкальная маленькая девочка месье Х.Х. справа от ее отца и музыкальный мальчик профессора В.(отец проводит гигиенический вечер в Провиденсе) слева от мсье Г.Г. Открытие гаража, квадрат света, который охватывает машину и гаснет. В яркой пижаме, рывком опускает оконную штору в спальне Долли. Субботнее утро, невидимое, торжественно взвешивает выбеленную зимой девушку в ванной. Видно и слышно в воскресенье утром, в конце концов, ни один из прихожан не говорит Долли, которая направляется в крытый двор, «не опаздывай». Впускает странно наблюдательную одноклассницу Долли: «Я впервые вижу мужчину в смокинге, сэр — кроме фильмов, конечно.»

♥ Я предупреждаю читателя, чтобы он не насмехался надо мной и моим умственным оцепенением. Нам с ним легко расшифровать сейчас прошлую судьбу; но судьба в процессе становления, поверьте мне, не из тех честных загадочные истории, где все, что вам нужно сделать, это следить за уликами.

♥ Я ничего не сказал. Я оттолкнул ее мягкость обратно в комнату и пошел за ней. Я сорвал с нее рубашку. Я расстегнул остальную часть ее тела. Я сорвал с нее сандалии, я отчаянно преследовал тень ее неверности, но запах, по которому я путешествовал, был настолько зрелищным, что его практически невозможно было отличить от фантазии сумасшедшего.

♥ Там, плотно завернутый в белый шерстяной шарф, лежал пулеметный автомат: калибр .32, емкость магазина 8 патронов, длина чуть меньше девятой длины Лолиты, приклад проверенный орех, отделка полностью вороненая. Я унаследовал его от покойного Гарольда Хейза, из каталога 1938 года, в котором в этой части весело говорилось: «Особенно хорошо приспособлено для использования дома и в машине, а также для личного пользования». Там он лежал, готовый к немедленному воздействию на человека или людей, загруженный и полностью взведенный, с боковым замком в безопасном положении, что исключает случайное срабатывание.Мы должны помнить, что пистолет — фрейдистский символ центральной конечности отца Ура.

♥ Как только все закончилось, и ручные аплодисменты — звук, который мои нервы не выдерживают — начали грохотать вокруг меня, я начал тянуть и толкать Ло к выходу в своем естественном любовном нетерпении, чтобы вернуть ее. в наш неоново-голубой коттедж в ошеломленной звездной ночи: я всегда говорю, что природа ошеломлена видами, которые она видит.

♥ Полагаю, я особенно восприимчив к магии игр.Во время моих шахматных сессий с Гастоном я видел доску как квадратный бассейн с прозрачной водой с редкими раковинами и хитросплетениями, ярко видимыми на гладком мозаичном дне, которое для моего сбитого с толку противника было сплошь ил и облако кальмаров. Точно так же первоначальная тренировка по теннису, которую я дал Лолите — до откровений, пришедших к ней через уроки великого калифорнийца — оставалась в моей голове как гнетущие и тревожные воспоминания — не только потому, что она была так безнадежно и раздражающе раздражена каждым предложением. моего — но поскольку драгоценная симметрия двора вместо того, чтобы отражать скрытые в ней гармонии, была совершенно нарушена неуклюжестью и усталостью обиженного ребенка, я не учел.Теперь все было по-другому, и в тот день, в чистом воздухе Чемпиона, штат Колорадо, на той восхитительной площадке у подножия крутой каменной лестницы, ведущей в отель Чемпион, где мы ночевали, я почувствовал, что могу отдохнуть от холода. кошмар неизвестных предательств в невинности ее стиля, ее души, ее сущностной грации.

♥ Моя довольно тяжелая подача, которой меня научил мой отец, который научился этому у Декугиса или Бормана, его старых друзей и великих чемпионов, серьезно обеспокоила бы мою Ло, если бы я действительно попытался ее побеспокоить.Но кто бы мог расстроить такую ​​ясную девушку? Я когда-нибудь упоминал, что на ее голой руке была восьмерка вакцинации? Что я безнадежно любил ее? Что ей всего четырнадцать?

♥ Я бы, конечно, дрался. О, я бы дрался. Лучше уничтожить, чем сдать ее.

♥ Почему я надеялся, что мы будем счастливы за границей? Смена окружающей среды — это традиционное заблуждение, на которое полагаются обреченная любовь и легкие.

♥ Эта книга о Лолите; и теперь, когда я дошел до той части, которую (если бы меня не предупредил другой мученик внутреннего сгорания) можно было бы назвать «Dolorés Disparue », было бы мало смысла анализировать последующие три пустых года.Хотя необходимо отметить несколько уместных моментов, общее впечатление, которое я хочу передать, — это боковая дверь, распахивающаяся на полном ходу жизни, и порыв ревущего черного времени, тонущий своим хлестящим ветром криком одинокой катастрофы.

Разыскивается, разыскивается: Долорес Хейз.
Волосы: каштановые. Губы: алые.
Возраст: пять тысяч триста дней.
Профессия: нет, или «старлетка».

Где ты прячешься, Долорес Гейз?
Почему ты прячешься, милый?
(Я ошеломленно говорю, иду по лабиринту,
не могу выбраться, — сказал скворец).

Где ты едешь, Долорес Хейз?
Что такое ковер-самолет?
Кремовая пума — настоящее повальное увлечение?
А где ты припаркован, мой любимец?

Кто твой герой, Долорес Хейз?
Все еще один из тех звездных людей в голубых плащах?
О приятные дни и пальмовые бухты,
И машины, и решетки, моя Кармен!

О, Долорес, этот музыкальный автомат болит!
Ты все еще танцуешь, дорогая?
(Оба в потертых левисах, оба в рваных футболках,
А я в своем углу рычал).

Счастливый, счастливый скрюченный McFate
Путешествуя по Штатам с ребенком-женой,
Пахая своей Молли в каждом штате
Среди охраняемых дикой природы.

Моя Долли, моя глупость! Ее глаза были vair ,
И никогда не закрывались, когда я целовал ее.
Знаете старый парфюм под названием Soleil Vert ?
Вы из Парижа, мистер?

L’autre soir un air froid d’opéra m’alita:
Son félé — bien fol est qui s’y fie!
Il neige, le décor s’écroule, Лолита!
Лолита, qu’ai-je fait de ta vie?

Умираю, умираю, Лолита Хейз,
Я умираю от ненависти и раскаяния.
И снова мой волосатый кулак я поднимаю,
И снова я слышу, как ты плачешь.

Офицер, офицер, вот они —
Под дождем, где тот освещенный магазин!
И носки у нее белые, и я так ее люблю,
И зовут ее Дымка, Долорес.

Офицер, офицер, вот они —
Долорес Хейз и ее любовник!
Вытащите пистолет и следуйте за машиной.
А теперь вываливайтесь и укройтесь.

Разыскивается, разыскивается: Долорес Гейз.
Ее серый, как сон, взгляд никогда не дрогнет.
Девяносто фунтов — все, что она весит.
При росте шестьдесят дюймов.

Моя машина хромает, Долорес Хейз,
И последний длинный круг самый тяжелый,
И меня бросят туда, где разлагается трава,
А остальное — ржавчина и звездная пыль.

♥ Странно еще не достигшая половой зрелости изгиба ее спины, ее рисовая кожа, ее медленные томные поцелуи коломбина не позволили мне причинить вред. Это не художественные способности, которые являются второстепенными сексуальными персонажами, как говорили некоторые притворства и шаманы; это наоборот: секс — это всего лишь вспомогательное средство искусства.

♥ Читатель! Bruder! Каким глупым был этот Гамбург! Поскольку его сверхчувствительная система не желала встречаться с реальной сценой, он думал, что может хотя бы насладиться ее секретной частью — которая напоминает одного десятого из двадцатого солдата в очереди на изнасилование, который набрасывает черную шаль девушки на ее белое лицо, чтобы не видеть этих невозможных глаз, когда находился в грустной разграбленной деревне.

♥ Я заметил, что я каким-то образом перепутал два события: мой визит с Ритой в Брайсленд и наш путь в Кантрип, и то, что мы снова проезжаем через Брайсленд на обратном пути в Нью-Йорк, но не стоит пренебрегать такими примесью плавательных красок. художника в воспоминаниях.

♥ Я с мучительным весельем вспоминал те времена из моего доверчивого, до-долорианского прошлого, когда меня вводило в заблуждение яркое как драгоценности окно напротив, в котором мой затаившийся глаз, вечно настороженный перископ моего постыдного порока, делал издалека полуобнаженная нимфетка замерла, расчесывая свои волосы из «Алисы в стране чудес». В огненном фантазме было совершенство, которое сделало мой безумный восторг совершенным просто потому, что видение было вне досягаемости, без возможности достижения испортить его осознанием приложенного табу; на самом деле, вполне может быть, что сама незрелость привлекает для меня не столько прозрачностью чистой юной запретной детской красоты фей, сколько безопасностью ситуации, когда бесконечное совершенство заполняет пробел между малым данным и великим обещанным — великий розово-серый, которого никогда не было. Mes fenêtres! Висящий над пятнами заката и наступающей ночью, скрипя зубами, я толкнул бы всех демонов своего желания к перилам пульсирующего балкона: он был бы готов взлететь в абрикосовый и черный влажный вечер; действительно взлетела — после чего освещенное изображение сдвинется, и Ева превратится в ребро, а в окне не будет ничего, кроме тучного, частично одетого человека, читающего газету.

♥ Я часто замечал, что мы склонны наделять наших друзей устойчивым шрифтом, который литературные персонажи приобретают в сознании читателя.Сколько бы раз мы ни открывали «Короля Лира», мы никогда не встретим доброго короля, бьющего по кружке в разгуле, забыв обо всех бедах, на веселой встрече со всеми тремя дочерьми и их болонками. Эмма никогда не сплотится, оживленная сочувствующей солью в своевременной слезе отца Флобера. Какую бы эволюцию ни прошел тот или иной популярный персонаж между обложками книг, его судьба зафиксирована в нашем сознании, и мы также ожидаем, что наши друзья будут следовать тому или иному логическому и условному образцу, который мы для них установили.Таким образом, X никогда не будет сочинять бессмертную музыку, которая противоречила бы второсортным симфониям, к которым он нас приучил. Y никогда не совершит убийства. Ни при каких обстоятельствах Z не может нас предать. Все это устроено в нашем сознании, и чем реже мы видим конкретного человека, тем более приятно проверять, насколько он послушно соответствует нашему представлению о нем каждый раз, когда мы слышим о нем. Любое отклонение в предопределенных нами судьбах может показаться нам не только аномальным, но и неэтичным. Мы бы предпочли вообще не знать нашего соседа, бывшего оператора ларька с хот-догами, если окажется, что он только что выпустил величайшую книгу стихов, которую когда-либо видел его век.

♥ Я, увы, не смог сдержать свой завтрак, но отклонил эту физическую сущность как банальную неприятность, вытер рот тонким носовым платком, вынутым из рукава, и с синей глыбой льда вместо сердца — таблеткой. Моя тупая и сплошная смерть в набедренном кармане, я почти вошел в телефонную будку в Колмонте (а-а-а, сказала ее маленькая дверца) и позвонил единственному Шиллеру — Полу, Мебель, — который можно было найти в потрепанной книге. Хриплый Пол сказал мне, что знает Ричарда, сына его двоюродного брата, и его адрес, позвольте мне увидеть, Киллер-стрит (я не собираюсь далеко заходить по своим псевдонимам).А-а-а, сказала маленькая дверь.

♥ Я не мог убить ее , конечно, как некоторые думали. Видишь ли, я любил ее. Это была любовь с первого взгляда, с первого взгляда, с самого начала.

♥ Расплывчатый приветливый взгляд покинул ее глаза. Ее лоб нахмурился, как в старые горькие времена:

«Не , кто

«Где он? Скорее!»

«Смотри», — сказала она, склонив голову набок и качая ею в этом положении. «Послушайте, вы не собираетесь об этом говорить.«

« Да, конечно », — сказал я, и на мгновение — как ни странно, единственное милосердное и терпимое за все интервью — мы ощетинились друг на друга, как будто она все еще была моей.

♥ Я тоже, Я знал это, сам того не зная, все это время. Не было ни шока, ни удивления. Спокойно произошло слияние, и все стало в порядке, в узор ветвей, который у меня есть у женщин в этих мемуарах с явной целью получить спелые плоды падают в нужный момент; да, с явной и извращенной целью воспроизведения — она ​​говорила, но я сидел, тая в своем золотом покое, — передать этот золотой и чудовищный мир через удовлетворение логического признания, которое мой самый враждебный читатель должен испытать сейчас.

♥ Он был ягненком. Он обнял ее флорентийскую грудь. Ногти у него были черными и сломанными, но фаланги, вся запястье, сильное красивое запястье были намного, намного тоньше моего: я слишком сильно повредил слишком много тел своими искривленными бедными руками, чтобы гордиться ими.

♥ Я не собирался мучить свою любимую. Где-то за хижиной Билла после работы радио начало петь о безумии и судьбе, и вот она со своей испорченной внешностью, с ее взрослыми узкими руками с веревочными прожилками, с белыми, как гусиная кожа руками, с неглубокими ушами и неопрятными подмышками, вот она. была (моя Лолита!), безнадежно носившаяся в семнадцать лет, с этим ребенком, уже в ней мечтала стать большой шишкой и уйти на пенсию примерно в 2020 году A.Д.… и я смотрел и смотрел на нее, и я знал так ясно, как я знаю, что я должен умереть, что я люблю ее больше всего, что я когда-либо видел или воображал на земле, или надеялся где-либо еще. Она была лишь слабым запахом фиалки и эхом мертвых листьев нимфетки, на которую я катался с такими криками в прошлом; эхо на краю красно-коричневого оврага, с далеким лесом под белым небом, и коричневыми листьями, задыхающимися от ручья, и последним сверчком в зарослях сорняков … но, слава богу, я поклонялся не только этому эху.То, что я баловал среди запутанных виноградных лоз моего сердца, mon grand pêché radieux , сократилось до своей сути: бесплодный и эгоистичный порок, все , которые я отменил и проклял. Вы можете издеваться надо мной и пригрозить очистить суд, но до тех пор, пока мне не заткнут рот и не задушат, я буду выкрикивать свою жалкую правду. Я настаиваю на том, чтобы мир знал, как сильно я любил свою Лолиту, эту Лолиту , бледную и грязную, большую с чужим ребенком, но все еще сероглазую, все еще покрытые копотью, все еще каштановые и миндальные, все еще Карменситу, все еще моя; Changeons de vie, ma Carmen, allons vivre quelque part où nous ne serons jamais séparés; Огайо? В дебрях Массачусетса? Неважно, даже если бы эти ее глаза превратились в близоруких рыбок, и ее соски набухли и потрескались, а ее прекрасная молодая, бархатистая, нежная дельта была испорчена и порвана, — даже тогда я сойду с ума от нежности при одном лишь виде твоей дорогой бедняги. Лицо, от одного звука твоего хриплого молодого голоса, моя Лолита.

«Лолита, — сказал я, — этого может быть ни здесь, ни там, но я должен это сказать. Жизнь очень коротка. Отсюда до той старой машины, которую ты так хорошо знаешь, есть отрезок в двадцать, двадцать пять шагов. . Это очень короткая прогулка. Сделайте эти двадцать пять шагов. Сейчас. Прямо сейчас. Приходите, как вы есть. И мы будем жить долго и счастливо ».

Кармен, voulez-vous venir avec moi?

«Вы имеете в виду, — сказала она, открыв глаза и слегка приподнявшись, змея, которая может ударить», — вы имеете в виду, что дадите нам [нам] эти деньги, только если я пойду с вами в мотель. — это то же самое, что ? »

« Нет, — сказал я, — вы все неправильно поняли. Я хочу, чтобы вы оставили свой случайный член и эту ужасную дыру, и пришли жить со мной, и умерли со мной, и все со мной »(слова на этот счет).

« Ты сумасшедший », — сказала она, ее черты работают.

«Подумай, Лолита. Нет никаких условий. За исключением, может быть… ну, неважно. (Я хотел сказать, но не сделал отсрочку.) «В любом случае, если вы откажетесь, вы все равно получите свое … приданое

« Без шуток? »- спросила Долли.

Я вручил ей конверт с четырьмястами долларами наличными и чеком на еще три тысячи шестьсот долларов.

Осторожно, неуверенно она получила mon petit cadeau ; а затем ее лоб стал красивым розовым. «Вы имеете в виду, — сказала она с мучительным акцентом, — вы даете нам четыре тысячи долларов ?» Я закрыла лицо рукой и разразилась самыми горячими слезами, которые когда-либо проливала. почувствовала, как они пробегают по моим пальцам вниз по подбородку и обжигают меня, и мой нос забился, и я не мог остановиться, а затем она коснулась моего запястья.

«Я умру, если ты прикоснешься ко мне», — сказал я. «Вы уверены, что не поедете со мной? Разве нет надежды на то, что вы приедете? Скажите мне только это».

«Нет, — сказала она. «Нет, дорогая, нет».

Она никогда раньше не называла меня милым.

«Нет, — сказала она, — это совершенно исключено. Я бы скорее вернулась в Кью. Я имею в виду…»

Она нащупала слова. Я восполнял их мысленно (« Он, разбил мне сердце. Ты, , просто сломал мне жизнь»).

♥ Увы, я был неспособен превзойти простой человеческий факт, что какое бы духовное утешение я ни нашел, какие бы литофанические вечности ни даровали мне, ничто не могло заставить мою Лолиту забыть грязную похоть, которую я ей навлек.Если мне не докажут — для меня, как я сейчас, сегодня, с моим сердцем, бородой и гниением, — что в бесконечном беге не имеет значения, что девочка из Северной Америки по имени Долорес Хейз имела была лишена детства маньяком, если это не может быть доказано (а если может, то жизнь — это шутка), я не вижу ничего для лечения моего страдания, кроме меланхолии и очень местного паллиатива артикулированного искусства. Процитирую старого поэта:

Моральное чувство смертных — это долг
Мы должны расплачиваться за смертное чувство прекрасного.

♥ Был день, во время нашей первой поездки — нашего первого круга рая — когда, чтобы спокойно насладиться своими фантазиями, я твердо решил игнорировать то, что не мог не замечать, тот факт, что я был для нее не другом , не гламурный мужчина, не приятель, даже не человек, а всего лишь два глаза и фут налитых мускулов — если говорить только о самых важных вещах. Был день, когда, когда я отменил функциональное обещание, которое я дал ей накануне (что бы она ни задумала — каток со специальным пластиковым полом или утренник в кино, на который она хотела пойти одна), я Случилось так, что мелькнула из ванной через случайное сочетание наклоненного зеркала и приоткрытой двери, выражение ее лица…. этот взгляд, который я не могу точно описать … выражение беспомощности, настолько совершенное, что казалось, переходило в довольно комфортную бессмысленность только потому, что это был самый предел несправедливости и разочарования — и каждый предел предполагает что-то за его пределами — отсюда и нейтральное освещение. И если вы вспомните, что это были приподнятые брови и приоткрытые губы ребенка, вы сможете лучше понять, какая глубина расчетливой похоти, что отражало отчаяние, удерживало меня от падения к ее дорогим ногам, растворения в человеческих слезах и принесения в жертву моих ревность к тому удовольствию, которое Лолита могла надеяться получить от общения с грязными и опасными детьми из внешнего мира, который был для нее реальным.

Потому что вы воспользовались преимуществом грешника
, потому что вы воспользовались преимуществом
, потому что вы взяли
, потому что вы воспользовались моим недостатком …

… когда я предстал перед федеральным законом
, обнаженным Адамом, и всей его язвой звезды

… Потому что вы воспользовались солнцем
, когда я был беспомощен, линял, влажный и нежный
надеялся на лучшее
мечтал о свадьбе в горном штате
да, помет Лолит …

Потому что ты взял преимущество моей внутренней. в цветном сумраке
, где смуглые индейцы брали оплачиваемые урожаи
, потому что вы украли ее
у ее воскового и достойного защитника
, плюнув ему в глаз с тяжелыми веками
, разрывая его вонючий тога на рассвете
оставив кабана кататься на его новом дискомфорте
ужас любви и фиалок
раскаяние отчаяние, в то время как вы
разобрали тупую куклу
и отбросили ее голову
из-за всего, что вы сделали
из-за всего, что я сделал не
ты должен умереть

♥ Странно, что тактильные ощущения, которые для мужчин бесконечно менее ценны, чем зрение, становятся в критические моменты нашей главной, если не единственной, опорой на реальность.Я весь был покрыт Квилти — с ощущением того падения перед кровотечением.

♥ Но даже ярче, чем эти тихо радующиеся цвета — ибо есть цвета и оттенки, которым, кажется, нравится проводить время в хорошей компании, — и ярче, и мечтательнее для уха, чем для глаза, была та паровая вибрация накопленных звуков, которая никогда не на мгновение прекратилась, когда она поднялась к гранитной кромке, где я стоял, вытирая грязный рот. И вскоре я понял, что все эти звуки имеют одну природу, что никаких других звуков, кроме этих, не доносится с улиц прозрачного города, когда женщины дома, а мужчины — далеко.Читатель! То, что я слышал, было всего лишь мелодией играющих детей, ничего, кроме этого, и воздух был таким прозрачным, что в этом паре смешанных голосов, величественных и мелких, далеких и волшебно близких, откровенных и божественно загадочных — время от времени можно было слышать словно выпущенный, почти отчетливый всплеск яркого смеха, или треск летучей мыши, или стук игрушечной повозки, но все это было действительно слишком далеко, чтобы глаз мог различить любое движение на слегка выгравированных улицах. Я стоял, слушая эту музыкальную вибрацию со своего высокого склона, эти вспышки отдельных криков на фоне своего рода скромного бормотания, и тогда я понял, что безнадежно мучительным было не отсутствие Лолиты с моей стороны, а отсутствие ее голоса. из этого согласия.

♥ Таким образом, никто из нас не жив, когда читатель открывает эту книгу. Но пока кровь все еще пульсирует в моей пишущей руке, ты все еще такая же часть благословенной материи, как и я, и я все еще могу говорить с тобой отсюда до Аляски. Будьте верны своему члену. Не позволяйте другим людям трогать вас. Не говорите с незнакомцами. Я надеюсь, ты полюбишь своего ребенка. Надеюсь, это будет мальчик. Этот ваш муж, я надеюсь, всегда будет относиться к вам хорошо, потому что иначе мой призрак обрушится на него, как черный дым, как безумный великан, и разорвет его нерв за нервом.И не жалейте C.Q. Один должен был выбирать между ним и Его Святейшеством, а другой хотел, чтобы Х.Х. просуществовал хотя бы на пару месяцев дольше, чтобы он заставил вас жить в умах последующих поколений. Я думаю о турках и ангелах, секрете стойких красок, пророческих сонетах, убежище искусства. И это единственное бессмертие, которое разделяем мы с тобой, моя Лолита.

50 великих романов о безумии

Не так уж много в мартовском безумии? Что ж, возможно, тебе стоит взглянуть на это с другой стороны. Март — идеальный месяц для чтения книг о безумии — в конце концов, это переходное время, когда есть и лев, и ягненок.Кроме того, у вас будет достаточно времени для чтения как снаружи, так и внутри. Следует отметить, что приведенные здесь книги — это те, которые имеют дело с своего рода литературным безумием — навязчивой идеей, абсурдом и галлюцинациями, — не обращая прямого внимания на собственно психическое заболевание, когда их можно разделить. Так что вы не найдете здесь The Bell Jar или One Flight Over the Cuckoo’s Nest или The Yellow Wallpaper , хотя это все отличные чтения.

Лолита , Владимир Набоков

Самая известная работа Набокова — это прежде всего роман о навязчивой идее , о любовно-безумие, доведенном до самых разрушительных крайностей.Гумберт Гумберт страдает от чего-то, чего даже он не может понять, — от отчаянного, блестящего порыва, которое заставляет его ненавидеть себя так же сильно, как он любит свою добычу. Если подумать, это ужасно, но получается чертовски красивая проза.

Собрание художественной литературы , Хорхе Луис Борхес

Какой символ литературного безумия может быть лучше лабиринта? Загадка реальности и нереальности, извилистый лабиринт, из которого вы, возможно, никогда не выберетесь, нелинейное исследование времени и пространства.Но, конечно, рассказы Борхеса становятся еще более безумными, искажая законы реальности во всех направлениях. Во введении к своей первой опубликованной художественной книге Борхес написал: «Это утомительное безумие, приводящее к обеднению, безумие сочинения огромных книг…» В этом огромном омнибусе вы получите все это безумие и многое другое.

Великий Гэтсби , Ф. Скотт Фицджеральд

Если вы хоть немного похожи на меня, вы стонали, когда в последней киноверсии классического произведения Фицджеральда рассказывал Ник Карравей из психбольницы.Дело вовсе не в . Но есть что-то от сумасшедшего дома в особняке Гэтсби — дикая расточительность еженедельных вечеринок, чрезмерная одержимость миссией Гэтсби, тот факт, что он человек, который так сильно притворяется кем-то другим, что становится этим человеком — почти.

Остаток , Том Маккарти

В этом странном и умном романе неназванный человек получает огромное поселение после того, как попал в аварию, в которой «что-то упало с неба.Но когда он выздоравливает, его поражает чувство недостоверности. «С тех пор, как я снова научился двигаться, — говорит он, — я чувствовал, что все мои действия дублируются, неестественны, приобретены». Итак, чтобы достичь своего рода понимания истины, он использует свое новое богатство, чтобы одержимо воспроизводить сцены, которые он либо помнит, либо воображал, от совершенно банальных до крайних, воспроизводя их снова и снова. Это безумие, которого никто раньше не видел.

Приключения Алисы в Стране чудес , Льюис Кэрролл

«Мы все здесь сумасшедшие», — говорит Чеширский кот Алисе.»Я сумасшедшая. Вы безумец.» «Откуда ты знаешь, что я злюсь?» дорогая Алиса хочет знать. «Ты должна быть», — говорит ей кот. «Иначе бы ты не пришел сюда». Известная галлюцинаторная книга может оказаться самой безумной из всех, как для персонажей, так и для читателей.

Страх и ненависть в Лас-Вегасе , Хантер С. Томпсон

Можем ли мы все еще называть это безумием, когда оно подпитывается «двумя мешками травы, семьюдесятью пятью гранулами мескалина, пятью листами сильнодействующей промокательной кислоты. солонка, наполовину заполненная кокаином, и целая плеяда разноцветных верхов, даунеров, крикунов, смеха….Кварта текилы, литр рома, ящик Budweiser, пинта сырого эфира и две дюжины амилов »? Когда речь идет о прозе Хантера С. Томпсона, я соглашусь.

Моби-Дик , Герман Мелвилл

Я слышал, что капитану Ахэбу в салоне поставили диагноз мании величия, и это кажется правильным, но это даже не отражает глубины и широты его навязчивой охоты за белый кит, который его поедает. Он метафорический навязчивый человек, который сообщает всем навязчивым идеям.

Сияние , Стивен Кинг

Это домашняя лихорадка или это призрачная одержимость? Так или иначе, в отеле «Оверлук» царит безумие.

Метаморфоза , Франц Кафка

Пробуждение гигантского жука — мы все это почувствовали. Я ребенок; В самом известном произведении Кафки нет намека на то, что состояние Грегора Замсы в каком-то смысле метафорично, но это довольно безумно. Так вот, что происходит с умом Замсы, чем дольше он находится в ловушке своей новой формы — он становится все более и более похожим на жука, поскольку он живет как жук, действительно погружаясь в какое-то литературное безумие.

Атмосферные нарушения , Ривка Галчен

В потрясающем первом романе Галчена 51-летний психиатр по имени Лео Либенштейн приходит к осознанию того, что его жена не его жена, а точная копия, «самозванец».Затем он отправляется на поиски, чтобы узнать, что именно произошло, с Галченом, задавая вопросы о личности, субъективности и природе реальности по ходу дела.

Грозовой перевал , Эмили Бронте

Поговорим о безумной любви — вот два самых неистовых любовника за всю историю литературы. Также есть привидения.

Коллекционер , Джон Фаулз

Еще одна довольно устрашающая история одержимости, в которой мужчина становится одержимым молодой студенткой-искусствоведом, в конце концов похищая ее и удерживая в своем подвале.Фаулз блестяще переносит нас в сознание безумия, почти убеждая нас в том, что то, что он делает, должно быть сделано, прежде чем мы выйдем, чтобы посмотреть дневник его жертвы, и наше сочувствие начало охлаждаться.

Широкое Саргассово море , Жан Рис

В этом постколониальном приквеле к Джейн Эйр Рис обнажает «сумасшедшую на чердаке», культурный архетип, который в некотором роде преследует нас и по сей день.

Барон на деревьях , Итало Кальвино

Что более безумно: молодой барон, который решает оставить свою семью, чтобы провести остаток своей жизни, не касаясь земли (что-то вроде того, чтобы произвести впечатление на девушку), или решение , а не сбросить оковы, в которых он иначе просидел бы всю свою жизнь? Это действительно предмет обсуждения, поскольку Козимо прыгает от ветки к ветке, переживая приключения Питера Пэна и (иногда) спасая положение.

Женщина в дюнах , Коби Эйб

Этот роман в некотором смысле похож на приступ безумия, от которого вы почувствуете облегчение и легкое сожаление, если проснетесь. По сюжету, человек, блуждающий по дюнам, попадает в ловушку в огромной яме, где он и женщина, которая населяет это существо, вынуждены изо дня в день, вечно копать песок, чтобы все это не обрушилось на них. Есть несколько метафорических прыжков, если вы хотите их совершить — в противном случае просто наслаждайтесь кафкианской странностью всего этого (и радуйтесь, что песка нет в поле зрения).

Мао II , Дон Делилло

В этой странной и чудесной книге, которая начинается с массовой свадьбы мунитов, ДеЛилло косо смотрит на менталитет толпы, на силу повествования террористов и национализма, а также на политику. власти — со всеми их различными уровнями рациональности.

Мастер и Маргарита , Михаил Булгаков

Чего еще ждать, когда Дьявол придет в Москву?

Бесконечная любовь , Скотт Спенсер

Роман, который настолько близок к переживанию вашей первой подростковой любви, насколько это возможно при печати на бумаге (вы знаете: фантазия, секс, одержимость, поджог).Нет ничего более безумного, чем это.

The Vanishers , Heidi Julavits

В этом романе, который начинается в модной аспирантуре для экстрасенсов, люди на самом деле пытаются свести друг друга с ума — легендарный наставник против призового ученика в какой-то темной психическая война. Подрывное и странное чтение, и отличное.

Гамлет , Уильям Шекспир

Почти все в этой пьесе несколько сумасшедшие, но Гамлет, конечно, больше всего (призраки! Месть! Монологи!) — хотя было написано много статей, и они будут написаны о правдивости его безумия: «Хотя это безумие, но в нем есть метод».Но увы, бедная Офелия.

Дон Кихот , Мигель де Сервантес

Любимый парень, живущий в своем собственном фантастическом мире — мире рыцарства, рыцарей и благородных дел. «Потеряв таким образом свое понимание, он, к несчастью, наткнулся на самую странную фантазию, которая когда-либо приходила в голову сумасшедшему; сейчас он считал удобным и необходимым, а также для повышения своей собственной чести, как службы публики, стать странствующим рыцарем ». Или он единственный здравомыслящий человек в романе? Этот вопрос подлежит обсуждению.

В ожидании Годо , Сэмюэл Беккет

Как говорится, безумие повторяет одно и то же снова и снова и ожидает разных результатов. Он не пойдет, ребята.

Повелитель мух , Уильям Голдинг

Что еще вы ожидаете, когда бросаете группу детей на остров, чтобы они сами позаботились о себе и организовали себя?

Волна , Тодд Штрассер

Основанный на реальном педагогическом эксперименте «Третья волна», который проводился в средней школе Калифорнии, культовый роман Штрассера является как внутренним, так и внешним исследованием того, что может заставить кого-то присоединиться к Нацистская группа.Нет ничего более сумасшедшего, чем стадное мышление.

Море, море , Ирис Мердок

В другом романе одержимой страсти знаменитый актер Чарльз Эрроуби переезжает на побережье и мельком видит свою первую любовь, которую затем преследует до точки. чистое безумие. В конце он признает: «Как много, я вижу, оглядываясь назад, я вчитываюсь во все это, читая текст своего собственного сна и не глядя на реальность…» Безумие, которое мы все слишком хорошо знаем.

Франкенштейн , Мэри Шелли

Самый известный сумасшедший ученый всех времен.

Чудесный волшебник из страны Оз , Л. Фрэнк Баум

Версия Страны чудес Дороти так же безумна, как и версия Алисы, наполненная крылатыми обезьянами, манчкинами, подмигивающими, говорящими львами и людьми, сделанными из самых разных материалов. Действительно чудесно.

Странная история доктора Джекила и мистера Хайда , Роберт Луис Стивенсон

Еще один сумасшедший ученый, с самым фантастическим раздвоением личности, которое когда-либо писали на бумаге.

Остров доктора Моро , HG Wells

Остров, полный гибридов человека и животных, сам по себе достаточно безумный, но погружение в замешательство, которое посетил его случайный посетитель, является его собственным дополнительным галлюцинаторным видом. безумие, из-за которого эта книга оседает на вас, как неподходящая шкура.

Полное собрание рассказов и стихов Эдгара Аллана По , Эдгар Аллан По

Никто не творит чудовищный ужас фантастического параноика вроде По.

Тайная история , Донна Тартт

Особое безумие детей в студенческих городках — это одно (и здесь, несомненно, проявляется), но те же самые дети в кровавом вакхическом безумии — совсем другое.

Изберите мистера Робинсона за лучший мир , Дональд Антрим

В первом романе Антрима жители пригородного городка укрепляют свои дома засыпанными копьями рвами и скрытыми шахтами. Мэр запускает ракеты в Ботанический сад, а позже (в тревожно веселой сцене) оказывается, что его публично втягивают в квартал.Ротари-клуб стал местом, где можно не только направлять, но и стать собственным животным силы, будь то целакант или (менее впечатляющий) буйвол. Горожане крадутся в зарослях. Причудливо, невероятно, блестяще и глубоко, безумно.

Лихорадка , Меган Эбботт

В романе Эбботта, основанном на реальном исследовании подростков, массово теряющих контроль над своим телом (судороги, рычание), что-то распространяется среди девочек-подростков в Драйден — что-то, что заставляет их дергаться, что-то связанное с их сексуальностью, что-то, что может быть, а может и не быть в их головах, или свидетельство черной магии.Как будто быть девочкой-подростком уже не было слишком сумасшедшим, чтобы это вынести.

Rhinoceros , Eugéne Ionesco

Когда все в вашем городе превратились в носорогов, кроме вас, кто же на самом деле сумасшедший?

Сердце тьмы , Джозеф Конрад

Что-то в джунглях свело Курца с ума — жадность, похоть, власть, империализм, богатая еда, «дикие и великолепные» женщины — а безумный бог — худший из видов Бог.

Домик из листьев , Марк З.Danielewski

Книга, которая больше всего на свете заставит вас почувствовать себя безумным.

The Orange Eats Creeps , Грейс Криланович

В этом галлюцинаторном романе мы встречаем группу бездомных подростков, бродящих по Тихоокеанскому Северо-Западу, которые могут быть, а могут и не быть вампирами. Книга начинается так: «Вытесненный из семьи, самопознания и знания о своем происхождении, вы становитесь свободными самым зловещим образом. Некоторые называют это беспокойной душой.Это фраза, обычно предназначенная для призраков, что весьма уместно. Я считаю, что мои глаза отфильтровывают правду. Хорошо это или плохо, хорошо или беспощадно. Я не могу не идти по жизни избирательно. Мое тело делает это без осознанных мыслей и решений. Только в том случае, если вы сделаете это, это проблема. А теперь есть описание литературного безумия, если я когда-либо слышал такое.

Annihilation , Jeff VanderMeer

В этом романе, первом в трилогии, группа женщин-исследователей исследует удаленную Зону X и медленно, но верно сводит с ума то, что они там находят — или что-то еще. они там не находят.Это воздух? Это глубины? Это странная плесень? Ужас и научный рассказ одновременно, но еще более странный.

Silence Once Begun , Джесси Болл

В этом романе мужчина проигрывает пари в баре и подписывает признание, в котором берет на себя ответственность за восемь исчезновений пожилых жителей города под названием Нарито — преступление, к которому он причастен. нет соединения. Он попадает в тюрьму, где отказывается говорить, чтобы оправдать себя, объяснить или сотрудничать в любом случае.Он просто как бы сошел с ума или его причины станут ясны?

Незнакомец , Альбер Камю

Ах, Мерсо, экзистенциальный антигерой, пораженный тем, что Камю называл «безумием искренности» — отказом подчиняться прихотям общества, когда они не совпадают с собственными чувствами.

Solaris , Станислав Лем

Персонажи классической фантастики Лема находятся на планете с разумным морем, которое постоянно посылает копии своих любимых / мертвых, чтобы утешить / мучить их.Такая ситуация, как вы понимаете, приводит к ужасным, а иногда и красивым вещам.

В доме в грязи между озером и лесом , Мэтт Белл

В этом причудливом и красивом романе беспокойный брак изображается в виде лихорадочного сна, в котором муж глотает плод своего первого несостоявшегося ребенка, который начинает приносить плоды. поговорите с ним, жена воспевала свою собственную версию мира. Книга Белла, как и разум, — это своего рода темное заклинание, готовое овладеть вами.

Сказки Николая Гоголя , Николай Гоголь

Ах, чудаки Гоголя и все их бюрократическое безумие. Госслужащий, сходящий с ума от любви. Нос, который убегает и притворяется мужчиной (и получает лучшую работу, чем человек, чье лицо он оставил). Призраки, ворующие пальто. Этот список можно продолжить.

Надя , Андре Бретон

Возможно, самый культовый сюрреалистический роман, повествующий об одержимости мужчины странной женщиной.Женщина, как он позже обнаруживает, на самом деле сумасшедшая, но больше всего здесь интересны безумие Андре (потому что это также имя рассказчика), сюрреализм и сюрреалистическое безумие.

Голод , Кнут Гамсун

Безымянный главный герой Гамсуна — человек, который построил свой собственный психологический мир таким образом, что не может не уничтожить его, пока он бродит по своему городу, становясь все голоднее и голоднее. Он гений или сумасшедший? Как всегда, вся литература в размытых линиях.

Скотный двор , Джордж Оруэлл

Все животные равны, но некоторые животные более равны, чем другие. Комическая политическая сатира, разоблачающая глубокое безумие (в понимании Оруэлла) коммунизма. Плюс, знаете, говорящие свиньи.

Hôtel Splendid , Marie Redonnet

В этом странном, неуловимом маленьком романе рассказывается о женщине, которая вместе со своими сестрами владеет старым отелем на краю болота. Проходят дни, и сестры, и здание начинают растворяться, разлагаться, поглощаясь временем и болотом.И все же наш бесстрашный рассказчик продолжает.

Известные американки , Бен Маркус

Первый роман Маркуса, рассказанный Беном Маркусом, с аннотацией на спине отца Бена Маркуса, которая гласит: «Как можно одно слово из гнилого, грязного Бена Маркуса? сердцу можно доверять? » — раскрывает мир культа сайлентистов, к которому принадлежат Бен Маркус и его мать. Психологические последствия такой вещи, можно сказать, вызывают беспокойство.

Заводной апельсин , Энтони Берджесс

Взбесившиеся, жестокие подростки Берджесса, убивающие в недалеком будущем полудистопии, являются преувеличениями (можно надеяться) определенного подросткового стремления: разрушить все, что есть в мире. дорожка.Есть также, среди прочего, модификация поведения и молоко-плюс, каждая из которых имеет свою разновидность безумия.

Мы всегда жили в замке , Ширли Джексон

В этом романе изобилует безумие — или, по крайней мере, система сложных неврозов и страха, которая накапливается и накапливается, пока не разрушится. Внутри замка возможны убийцы и агорафобики, защищающие свою власть с помощью безделушек в талисманах. Снаружи массовый страх — на уровне вил — и непонимание города.Входит, конечно, давно потерянный кузен, стучит в дверь.

Дневник Ло ​​Пиа Пера

Ебать ненавистников и трахать снобов. Это был более чем верный взгляд на набоковский Лолита с точки зрения Ло. Он поочередно безвкусный, веселый, смущающий, острый, злой, неизящный, бессвязный, неуклюжий и удивительно вдумчивый.

Я поставил себя в явное невыгодное положение, просматривая его сейчас — по крайней мере, для сравнения — поскольку я не читал Набокова Лолита в течение многих лет и только что начал читать Эмили Прагер Roger Fishbite , Лолита — из перспективы Лолиты, новелла

К черту ненавистников и к черту снобов.Это был более чем верный взгляд на набоковский Лолита с точки зрения Ло. Он поочередно безвкусный, веселый, смущающий, острый, злой, неизящный, бессвязный, неуклюжий и удивительно вдумчивый.

Я поставил себя в явное невыгодное положение, просматривая его сейчас — по крайней мере, для сравнения — поскольку я не читал Набокова Лолита в течение многих лет и только что начал читать Эмили Прагер Roger Fishbite , Лолита — роман из перспективы Лолиты, который чаще всего сравнивают с попыткой Перы.

Пера совершил ряд явно непростительных грехов, написав это, наиболее часто цитируемым из которых является отсутствие стилистического писательского мастерства, продемонстрированного Набоковым, критика, которая заставляет меня задуматься о том, что в остальном якобы умные литературные критики — кому лучше знать и проявлять чувство перспективы и юмора — курили. Я полагаю, что каждый обед, который они едят, тоже готовится у Сарди.

Еще один грех, который совершает Пера, состоит в том, что она изображает Lo как добровольную, осознающую себя соблазнительницу с сексуальной идентичностью; а не как упрощенный идеализированный, инфантилизированный ребенок, которым слишком многие добро пожаловать в заблуждение, думая, что это люди в возрасте от 12 до 14 лет.

Еще один грех состоит в том, что хваленый, обаятельный и определенно ненадежный Гумберт превращается в гораздо меньшую, чем поэтическую трагическую фигуру Набокова. Пера и Ло воспринимают его как жалкого, малодушного хама; гротескный эстет с зубными протезами и родинками, прорастающими седыми волосами. Единственная причина, по которой Ло соблазняет его, — это отомстить матери, которую она так ненавидит. Именно эта напряженная, отчуждающая связь между Ло и ее матерью, а не обязательно отношения между Гумбером и Ло, определяет основную межличностную динамику Перы.

Как только ее первоначальные цели соблазнения достигнуты, все меняется, и Ло становится виртуальным сексуальным рабом параноика Гумберта. Отчаянное желание Ло выбраться из этой ситуации, когда они оба совершают свою печально известную годовую поездку по пересеченной местности, порой вызывает душераздирающее чтение.

Эта книга в сочетании с оригинальной книгой Набокова «Лолита » напомнила мне « Коллекционер Джона Фаулза», историю похищения красивой студентки колледжа, рассказанную с точки зрения как похитителя, так и похищенного.Первая половина книги — это история, рассказанная исключительно с психически неуравновешенной точки зрения одержимого коллекционера бабочек, который совершает свой первый набег с целью похищения и заключения в тюрьму своего видения идеальной девушки. Излишне говорить, что его взгляд на вещи довольно ненадежен. Вторая половина этой книги рассказывает историю с точки зрения пленника, гораздо более надежного рассказчика, но при этом такого же странно несимпатичного с точки зрения читателя, как и похитителя.

Пера переворачивает Лолиту с ног на голову, делая обоих персонажей несимпатичными, особенно Гумберта.По ходу книги Ло превращается из жестокой девушки, лишенной сочувствия (жестокое обращение с животными в семье), в кого-то, кто, кажется, обретает терпимость и перспективу, в то время как Гумберт, кажется, теряется в муках своей привередливости.

Дневник Ло ​​ — это запыхавшийся мусор, и им следует наслаждаться как таковым. Пол не является явным (возможно, этот факт также разочаровал критиков). Фактически, самый преступный элемент книги — это, пожалуй, глубина материнской ненависти, которую демонстрирует Ло.Ее разглагольствования, бичевания и злобные фантазии, направленные против ее жалкой матери, часто вызывают вздрагивание и вызывают веселье; и, вероятно, также способствуют гневу читателей и критиков, придерживающихся концепции бессмертной материнской любви.

Вы должны любить книгу, которая опустошает священную корову Набокова / Лолиту и доводит напыщенных литераторов до апешита, делая Гумберта наполовину импотентом, а Ло — самой расчетливой лисой.

Критики, которые говорят, что это не похоже на дневник действительного подростка, упускают главное, я думаю.Даже если голос и его изощренность мысли часто кажутся выше того уровня, который мы ожидаем от ребенка 12–14 лет, реконструкция в книге чувствительности разгневанного подростка убедительна.

Возможно, некоторые стойкие защитники Lolita также возражают против того, что, рассказывая историю с другой стороны, Пера должен был заполнить некоторые из абсурдных самонадеянностей, замалченных в оригинале Набокова, аспектом Клэр в стиле отеля California. Например, сюрреалистический особняк Куилити / Джерри Сью Филти.Мне никогда не нравились касательные Клэр Куилти в оригинальном романе, и, исследуя их, Пера, возможно, в конечном итоге покажет, почему они на самом деле не работают в оригинале. В этой версии Ло прямо заявляет, что версия истории Гумберта о его сопернике за внимание Ло преувеличена, что имеет смысл, учитывая, насколько ненадежным был рассказчик Гумберт.

Должен признать, эта книга была немного медленной для начала; Гумберт не входит в историю до страницы 73. Оттуда она начинается. Если вы можете повесить эту книгу — хотя она может быть грязной и иногда утомительной — и взглянуть на нее непредвзято, вы можете оценить ее достижения.

Увлекательный, тревожный мир снов Владимира Набокова

Сны скучны. В список утомительных тем для разговоров они попадают где-то между пятидневным прогнозом и гольфом. Что касается написания о их, даже Генри Джеймса, которого редко обвиняют в дешевизне места, было правило: «Расскажи сон, потеряй читателя». Я могу вспомнить когда я признал, что мое собственное бессознательное не было источником восхищения — я бы мечтал, долго и подробно, иметь iPhone, который заряжал действительно, очень быстро.

Как же несправедливо, что Владимир Набоков может появиться спустя десятилетия после того, как его смерть, кладезь мечтаний более пышных и увлекательных, чем многие пробуждающая жизнь. В 1964 году жил в роскоши в швейцарском Монтрё. Palace Hotel, Набоков начал вести своего рода дневник мечты, покорно записывать свои воспоминания в учетные карточки у его постели резиновыми лентами стеки. Эти карты и попытки Набокова их разобрать — вот основание «Insomniac Dreams», недавно опубликованной хроники онейрических экспериментов автора под редакцией профессора Геннадия Барабтарло в Университете Миссури.

Амбиции Набокова нельзя было интерпретировать. Он «не испытывал ничего, кроме презрения. для грубой онейрологии Фрейда », — объясняет Барабтарло, отслеживая его мечтает, что он не обращал взора внутрь. Для него загадка была снаружи — далеко снаружи. Набоков глубоко проникся сериализмом, философия, утверждающая, что время обратимо. Теория пришла от Дж. У. Данн, британский инженер и кабинетный философ, который в 1927 г. опубликовали «Эксперимент со временем», частично утверждая, что наши мечты предоставил нам редкий доступ к более высокому порядку времени.Возможно ли, что мы мельком видели обрывки будущего в наших снах — это то, что мы списали, как дежавю, на самом деле прыжок в метафизический эфир? Сам Данн утверждал, что у него было не менее восьми предвидений. сны, в том числе тот, в котором он предвидел заголовок об извержении вулкана.

Если все это звучит слишком глупо для человека со способностями, считайте, что «Эксперимент со временем» Данна получил признание среди многих другие писатели, в том числе Джеймс Джойс, Т.С. Элиот и Олдос Хаксли. Его путь к Набокову неясен, но, как бы то ни было, он попал к нему на своих страницах. он узнал попутчика. (У автора была своя мистическая сторона, Барабтарло отмечает: «И понятие метафизического смешения с даже вмешательство в чью-то жизнь была ему очень близка »). что к 1964 году, когда Набоков начал вести дневник своих снов, спит вообще. В шестьдесят пять лет у него была увеличенная простата, которая усугубили его бессонницу на всю жизнь. Он описал эпизоды «Безнадежность и нервное мочеиспускание», — его сон прерывался так часто, как девять раз за ночь, «перебивая туалет».В крайнем случае он обратился к сильные седативные и снотворные средства, но даже с ними он изо всех сил пытался пережить ночь. В глубине бессонницы, погрязнув в Сонный туман, кто из нас не почувствует себя маленьким прорицателем?

Чтобы обнаружить предвидение, Данн разработал строгий режим записи мечты. Набоков решил неукоснительно следовать ему, и почти тотчас он обнаружил, что наделен способностями к предвидению. На вторую ночь ему снились часы, установленные на половину одиннадцатого; на следующий день, то же самое время он встретил в книге Данна.Это хорошо, но это не извержение вулкана приятно. Несколько ночей спустя он увидел еще «Неоспоримый успех», мечтая о музее: «Я был рассеянно поедает экспонаты на столе — кирпичи рассыпчатой ​​тряпки который я, по-видимому, принял за какое-то пыльное безвкусное тесто, но которые на самом деле были образцами редких почв ». Потом смотрю французский По телевидению он наткнулся на программу, в которой обсуждались образцы почвы в Сенегале. Эврика! Он съел грязь будущего.

И все же Набоков, похоже, не зацикливался на своей победе или ее метафизической победе. разветвления.Хотя он продолжал вести учетную карточку в течение восьмидесяти лет. по ночам он отходил от метода Данна. Вместо того, чтобы помешать его мечтам за их способность к предвидению, он начал находить среди них закономерности, разбивая их на категории: ностальгические или эротические, сформированные течением события или профессиональные тревоги. Помимо засухи, он упомянул как «запор во сне», Набоков был потрясающим мечтателем, его ум был источник острых, нежных и тревожных образов, которые он рассказывает с воодушевлением. Старый одноклассник из Кембриджа «мрачно глотает густой красный стейк, довольно изящно держа его, ногти его длинных пальцев блестят вишнево-красным лаком.»Загадочный абонент» задается вопросом, как я знал, что она русская. Я логически отвечаю, что только русские женщины так громко говори по телефону ». Есть каперсы: в одном Набоков и его сын, Дмитрий, «пытаются выследить омерзительного пухлого мальчика, который убил еще одного ребенка — возможно, его сестру ». И есть намеки смертности: «Огромная очень черная лиственница, парадоксально изображающая Елка полностью лишилась игрушек, мишуры и огней, в своей абстрактной суровости проявился как эмблема постоянного растворение.

Есть еще бабочки. Набоков был искусным лепидоптерологом, и он поселился в Монтрё отчасти потому, что он находился у подножия Альп, где порхали редкие виды. У него был повторяющийся кошмар о том, чтобы «оказаться в логове интересных бабочек без моего сачок для бабочек и сводится к тому, что улавливают и портят редкость пальцами ». В зловещем случае бабочка «смотрит на меня. сознательная агония, когда я пытаюсь убить его, ущипнув его толстую грудную клетку — очень живучий жизни.Наконец засуньте его в футляр из Марокко — старый, красный, на молнии ». В другую ночь Набоков набросился на незнакомца «Легкая металлическая вулканизированная ручка» его сачка для бабочек. Незнакомец жизни.

Барабтарло утверждает, что «хороший фрейдист» из его знакомых нашел «Нехватка материала, пригодного для стандартной психоинтерпретации» в эти мечты. И в них есть что-то очаровательно агностическое. Полные скольжения и смутных желаний, они чувствуют себя лесами вокруг огромного эмоционального лабиринта, особенно в моменты мимолетная близость.«Найди фрукты в вазе на боковой доске», — Набоков. пишет. «Возьмите банан, убедившись, что он остался на [Дмитрий] ». Проводя мать у канатной дороги, он беспокоится: «Я не поцеловал ее на прощание, и это меня беспокоит ». Что еще более тревожно, с его для жены, Веры, эпизод зависти перерастает в насилие:

Танцы с Ве. Ее открытое платье, странно в крапинку, летнее. Мужчина мимоходом целует ее. Я хватаю его за голову и бью по лицу такая злобная сила против стены, что его чуть не зацепили за мясо, на некоторых светильниках на стене.. . Отрывается с окровавленным лицом и спотыкается.

Если Набоков делал какие-либо выводы из эксперимента, он старался держите их широкими. В 1969 году он опубликовал роман «Ада», перенести большую часть его мыслей на сны и время. (Любезно, Барабтарло включает выдержки из него и из корпуса Набокова в «Insomniac Сны », оживляя связь между писателем и мечтателем.) В какой-то момент Ван Вин, девяностолетний рассказчик романа, декларирует: «Что такое сны? Случайная последовательность сцен, тривиальных или трагических, жизнерадостных. или статичный, фантастический или знакомый, более или менее правдоподобный события, исправленные гротескными деталями, и переработка мертвых людей в новые настройки.Достаточно верно, но это игнорирует колдовство, проходящее через их — щупальца магии, которые привели Набокова к вере в пророчества. Вин ближе к истине, когда говорит о снах как о «уловках агент Хроноса », предполагая, что« какой-то закон логики должен исправить количество совпадений в данной области, после которых они перестают быть совпадения, а вместо этого образуют живой организм новой истины ».

Зародыш этой новой истины находится в «Insomniac Dreams», который выше все, медитация о том, как наши мечты отстраняют нас от самих себя, от друг друга, исходя из самого основного смысла продолжительности.Очки Барабтарло то время в художественной литературе, как время в снах, обладает качествами «Прохождение, прыжки, раскачивание, ползание, уход, деформация, разветвление, вспять то, что мы переживаем, но никогда не можем полностью привыкнуть в течение жизни «. Набоков освоил эти эффекты, возможно, потому что он был готов признать, что река времени была больше похожа на соль озеро, быстро испаряющееся. А может, дело даже не в этом. «Решение высшей тайны, — однажды мечтал он, — состоит в том, что космос со всем его галактики — это синяя капля в ямке моей ладони (таким образом, лишенная все ужасы бесконечности).Простой.»

HITWOMAN И НЕВРОТИЧЕСКИЙ СВИДЕТЕЛЬ (Признания слегка невротической наемной убийцы, книга 5)

Автор бесконечных признаний серии слегка невротических наемных убийц, Джей Би Линн (вы можете называть ее Джен) — девушка из Джерси, которая была на некоторое время пересажен во Флориде, а сейчас пустеет корни в Северной Каролине.

Когда не фотографирует и не исследует горы со своей дворнягой-спасателем, она также пишет серию «Тайны экстрасенсорного груза» и «Клуб проклятых цыплят», потому что у нее слабость к шуткам, юмору и сердцу (не говоря уже о почти навязчивой потребности в Расскажи истории!).

Друг Джен на FaceBook (потому что вы не хотите быть ее врагом) https://www.facebook.com/authorjblynn/

Проверьте ее Instagrams https://www.instagram.com/jb_lynn_author/

Список книг

Книги наемных убийц по порядку (потому что вы не можете прочитать только одну)

1) Признания наемной убийцы с легким неврозом

2) Дополнительные признания женщины с легким неврозом

3) Наемной убийце повезло

4) Убийца и семейные драгоценности

5) Убийца и невротический свидетель

6) Убийца охотится за призраком

7) Убийца и 7 копов

8) Убийца и отравленное яблоко

9 ) Убийца и нижняя собака

10) Наемный убийца и покаяние

11) Убийца нанимает Мэнни

12) Убийца и жертвенный агнец

13) Убийца и пухлый херувим

14) Hitwoman и Mother Lode

15) Hitwoman под давлением

16) Hitwoman играет сопровождающего

17) Hitwoman отправляется в поездку

18) Hitwoman в соленом огне

19) Hitwoman и золотоискатель

20) Закон о жонглировании Hitwoman

21) Hitwoman и Fallen Angel

22) Hitwoman попадает в тюрьму

23) Hitwoman и Exorcism

24) Hitwoman играет в игры

25) Hitwoman Owes a Favor

26) Убийца и мишка Тедди

27) Убийца и тело

28) Убийца платит долг

ТАЙНЫ ПСИХИЧЕСКОГО НАПРАВЛЕНИЯ

1) Хлам одной женщины

2) Бережно использованный, все еще Работает

3) Сокровище другой женщины

4) Что-то старое, что-то новое

КЛУБ ПРОКЛЯТНЫХ ПЕТЕЙ

1) Проклятый, дважды застенчивый

2) Слишком 2 заклинания Много

3) 3 раза очаровывать

4) 4 вонючих сглаза

.

Написать ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *