Меланхоличное лицо: Недопустимое название — Викисловарь

Содержание

МЕЛАНХОЛИЧНЫЙ — это… Что такое МЕЛАНХОЛИЧНЫЙ?

МЕЛАНХОЛИЧНЫЙ
МЕЛАНХОЛИЧНЫЙ
МЕЛАНХОЛИ́ЧНЫЙ, меланхоличная, меланхоличное; меланхоличен, меланхолична, меланхолично (книжн.). То же, что меланхолический.

Толковый словарь Ушакова. Д.Н. Ушаков. 1935-1940.

.

Синонимы:

Антонимы:

  • МЕЛАНХОЛИЧКА
  • МЕЛАНХОЛИЯ

Смотреть что такое «МЕЛАНХОЛИЧНЫЙ» в других словарях:

  • меланхоличный — см. унылый Словарь синонимов русского языка. Практический справочник. М.: Русский язык. З. Е. Александрова. 2011. меланхоличный прил., кол во синонимов: 12 • …   Словарь синонимов

  • МЕЛАНХОЛИЧНЫЙ — МЕЛАНХОЛИЧНЫЙ, ая, ое; чен, чна. Склонный к меланхолии, выражающий меланхолию. М. характер. М. вид. | сущ. меланхоличность, и, жен. Толковый словарь Ожегова. С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. 1949 1992 …   Толковый словарь Ожегова

  • меланхоличный — МЕЛАНХОЛИЧЕСКИЙ, МЕЛАНХОЛИЧНЫЙ ая, ое. mélancolique пол. melankoliczny <лат. melanculicus. 1. Отн. к меланхолии и к меланхоликам, свойственный им. БАС 1. Книги, художественные инструменты около нее лежали, ибо меланколический нрав очень… …   Исторический словарь галлицизмов русского языка

  • Меланхоличный — прил. 1. Склонный к меланхолии [меланхолия II] (о человеке). 2. Выражающий меланхолию [меланхолия II] (о взгляде, взоре). 3. Преисполненный меланхолии [меланхолия II]; грустный, унылый. Толковый словарь Ефремовой. Т. Ф. Ефремова. 2000 …   Современный толковый словарь русского языка Ефремовой

  • меланхоличный — меланхоличный, меланхоличная, меланхоличное, меланхоличные, меланхоличного, меланхоличной, меланхоличного, меланхоличных, меланхоличному, меланхоличной, меланхоличному, меланхоличным, меланхоличный, меланхоличную, меланхоличное, меланхоличные,… …   Формы слов

  • меланхоличный — бойкий радостный расторопный шустрый …   Словарь антонимов

  • меланхоличный — меланхол ичный; кратк. форма чен, чна …   Русский орфографический словарь

  • меланхоличный — кр.ф. меланхоли/чен, меланхоли/чна, чно, чны; меланхоли/чнее …   Орфографический словарь русского языка

  • меланхоличный — Syn: см. унылый …   Тезаурус русской деловой лексики

  • меланхоличный — ая, ое; чен, чна, чно. = Меланхолический (2 зн.). М. голос. М ая женщина. М ая песня. М. вид. М ое лицо. ◁ Меланхолично, нареч. М. слушать музыку. М. глядеть в окно. М. протянуть руку. Меланхоличность, и; ж. М. настроения. М. взгляда …   Энциклопедический словарь

Книги

  • Александр I. В 2-х книгах, Валишевский Казимир. Казимир Феликсович Валишевский (польск. Kazimierz Waliszewski; 1849- 1935)- польский историк, писатель и публицист, известный в России сочинениями, посвященными истории России XVII-XIX вв. Он… Подробнее  Купить за 1842 руб
  • Александр I (комплект из 2 книг), К. Валишевский. Казимир Феликсович Валишевский — польский историк, писатель и публицист, известный в России сочинениями, посвященными истории России XVII-XIX вв. Он издает во Франции на французском языке,… Подробнее  Купить за 1630 руб
  • От рожденья к смерти…, Андрей Лукин. В чем смысл нашей жизни? Как найти счастье в череде серых и безнадежных дней? Существует ли настоящая любовь? Для тех, кто хоть раз задумывался над этими вечными вопросами, лирика молодого… Подробнее  Купить за 246 руб
Другие книги по запросу «МЕЛАНХОЛИЧНЫЙ» >>

Японское меланхоличное

 

Александр Владимирович Чанцев (р. 1978) – филолог-японист, критик, эссеист-культуролог. Автор трех книг, постоянный автор «Нового мира» и «Нового литературного обозрения», обозреватель сайта «Частный корреспондент».

 

Есть страны, традиционно числящиеся по ведомству меланхолии: бывшая Австро-Венгрия, с соответствующим искусством и высоким уровнем суицида в последние десятилетия империи[1]; Турция, за описание смутных чувств которой Орхану Памуку даже вручили Нобелевскую премию с официальной формулировкой: «в поисках меланхолической души родного города нашел новые символы для выражения столкновения и переплетения культур». О Румынии известно, кажется, объективно меньше, но тот же Чоран, например, много писал о депрессивно-упаднических настроениях своих сограждан. Несколько профанированный так называемый «английский сплин» – явление иное[2], но можно вспомнить и его хотя бы для того очевидного вывода, что меланхолия свойственна в первую очередь империям, прежде всего – утратившим свое величие, ностальгирующим по былым временам, испытывающим рессентиментные чувства. Во всяком случае, это объяснение представляется более корректным, чем банальная склонность выводить скандинавскую депрессивность и русскую апатию из злоупотребления горячительными напитками, а само злоупотребление – из климатических особенностей…

У Японии нет общеизвестного имиджа «меланхолической страны»: когда разговор заходит о японцах, чаще обсуждается их этос (чувство долга, обязательность, трудолюбие, преданность, комплекс бусидо и так далее), который – как, собственно, и в повседневной жизни самих японцев – затмевает их чувства. Но у меланхолии в Японии богатая традиция.

В мировых мифах, в архаическом обществе никто, как представляется, не обладал столь нюансированной психикой и достаточным временем, чтобы грустить, но у японцев даже в этот ранний период мы находим миф о богине Аматэрасу-омиками. Обиженная на других богов, богиня Солнца сокрылась в гроте – можно предположить, что она предавалась там отнюдь не веселым мыслям. Заставить выйти ее, что характерно, удалось, показав ей волшебное зерцало и танцы, – то есть, грубо говоря, отвлекая и развлекая ее.

Японское государство, согласно тем же «Кодзики» («Записки о деяниях древности»), имеет очень древнюю историю (датировка, несколько спорная, коренится скорее в амбициях страны, но точность нам сейчас не так важна), но уже в период Хэйан (794–1185), самый блистательный в японской культуре, когда появились наиболее известные антологии танка и «Повесть о Гэндзи», первый роман в мировой литературе, а также «Записки у изголовья», меланхолическое не будет ошибкой назвать краеугольным камнем японской эстетики. Созерцание луны, цветение сакуры остались в японском быте до наших дней – другой вопрос, что сейчас полюбоваться сакурой означает скорее пикник в парке с семьей и друзьями, повод испытать новую фототехнику и вообще хорошо провести выходные в большом городе. Изначальное же значение этих обычаев, смысловая их нагрузка – не только непосредственное соприкосновение с красотой, но и осознание того, что делает прекрасное прекрасным: мимолетность, обреченность, умирание. Полная луна скоро перестанет быть таковой, сакура отцветает быстро, ее цвет опадает, превращаясь на земле в компост. Крайне недолговечны луна в дымке облаков, лепестки сакуры в полете – в этом и есть их прелесть, та точка, где в свойственном японцам духе сошлись эстетика и этика, искусство (сложить хайку об увиденном) и религия (все умирает, перерождается – буддизм; материальное, быт имеет ценность лишь тогда, когда становится поводом для озарения о бытии, – практики дзэна).

Тогда же в японском мировоззрении появились понятия, прослеживать существование которых до наших дней несколько спорно, но вот их опосредованное влияние – нет. Это ваби-саби – возникшая под влиянием того же дзэна; эта категория японской культуры повлияла, думается, почти на все виды искусства, от искусства садов, икэбаны и чайного действа[3] до поэзии, традиционной керамики, одноцветной живописи тушью суми-э и так далее. Само понятие (понятия) – непереводимо, его (их) проще описать, если не почувствовать. Скромность, неяркость, тусклость, патина, ржавчина, даже негармоничность (те же чаши для чайного действа не могут быть, как из «Икеи», абсолютно симметричными и целыми; легкая неровность сделает их настоящими чашами для чайной медитации; трещинка, полученная во времена такого-то учителя несколько веков назад, неизмеримо повысит даже не ценность, но пиетет, испытываемый к этой чаше людьми). Красота того, что передает несовершенство этого мира и что должно скоро исчезнуть, умереть. Красота того, чего нет, и восхищение красотой со стороны того, кого тоже по сути нет. Меланхолия сопутствует всему этому.

Отсутствие, непредставленность объекта меланхолического созерцания свойственна, заметим в скобках, и европейской «меланхолической» традиции:

 

«Считалось, что именно меланхолия (болезнь художественных гениев) погружала человека [эпохи Возрождения. – А.Ч.] в мир видений и грез, в котором возникали образы платонической красоты. Меланхолическое видение – квинтэссенция репрезентации. В нем особенно отчетливо выступает отсутствие материального объекта (с которым связывалась старая традиция technē). Репрезентация, как мы помним, укоренена в отсутствии физического тела, репрезентируемого в театре или на холсте»[4].

 

Впрочем, западная традиция, в отличие от Японии, имеет не религиозную, а скорее «чувственную» природу, восходящую в истоке своем к платонизму, что в очередной раз демонстрирует нам сугубо японскую «специфику». Ведь даже когда на Западе при «аллегоризации отсутствия как смерти», «чем меньше наличествует объект, тем более интенсивно наличествует субъект»[5], то в Японии все наоборот. Субъект (человек) тут не важен, а объект (созерцаемое) становится поводом для элиминирования субъекта, дзэнской утраты Я, прежде всего ради достижения просветления. Или более успешного творческого акта (залог эффективности которого – отключение всех «личных» установок, открытость созерцаемому – см. концепцию «цветка» в «Предании о цветке стиля» основателя театра Но Дзэами Мотокиё), который в абсолюте тоже, разумеется, равен просветлению. Прося прощения за столь долгое отступление, я все же считаю его необходимым для того, чтобы в очередной раз продемонстрировать, что японская и западная эстетика глубоко разнятся в основаниях даже тогда, когда могут случайно совпадать в некоторых деталях.

В эпоху Хэйан, действительно «золотой век» Японии, заложивший, не будет ошибкой сказать, основы японской культуры и мировоззрения и их своеобычности, грустили все. Принц Гэндзи бóльшую часть времени предавался высокой меланхолии; грустила придворная дама Сэй-Сёнагон, описывая чувствуемое в своих дзуйхицу «Записки у изголовья»; ремесленное сословие по возможности подражало аристократии, любуясь, как уже было сказано, чем ками (боги) послали – луной и сакурой…

Последующие века были не так благополучны, как Хэйан («мир, спокойствие») – период «сэнгоку» («воюющих провинций»), «сакоку» (добровольного «закрытия страны» от пагубного иностранного влияния»), затем деловитая «Мэйдзи исин» (реставрация Мэйдзи), – и элементарно не оставляли времени для меланхолии. Правители страны встречались лицом к лицу со сложными задачами и вызовами времени, народ был мобилизован для решения социально-политических задач: призван на войну кланов, строительство нового, европеизированного государства. Но и тут находилось место ностальгическим неврозам (лишенное своего статуса сословие самураев в одночасье стало деклассированным), меланхолии, доводящей – разумеется, вкупе с другими причинами – до самоубийства. Стоит вспомнить только ведущих японских писателей конца XIX – начала ХХ века, чтобы составить внушительный мартиролог (Такэо Арисима, Осаму Дадзай, Рюноскэ Акутагава, Ясунари Кавабата, Юкио Мисима)[6] или просто отметить в «Писателе и самоубийстве» Григория Чхартишвили частоту упоминания японских имен.

Затем пришло время строительства империи, нарастающего милитаризма. Женская, созерцательная, лунная, хэйанская культура инь, культура эпохи Хэйан, сменилась мужской, активной, солнечной культурой ян. Меланхолия стала неприлична во время всеобщего патриотического подъема и мобилизации (на смену которым после поражения в войне и отречения императора от своего божественного происхождения как раз и пришла почти всеобщая ностальгия[7]). Но, и будучи маргинальной, она осталась в великих книгах тогда, когда государственная агитация стала лишь фактом истории: Кавабата был погружен в хэйанскую культуру (когда Мисима перечитывал свод бусидо «Хагакурэ», Кавабата спасался от ужасов войны, читая «Гэндзи»), живописал красоту Японии именно в контексте (чтобы не сказать «в технике») ваби-саби. Ваби-саби манифестируют и объясняют две основные работы по японской эстетике ХХ века – Нобелевская речь Кавабаты «Красотой Японии рожденный» и эссе Дзюнъитиро Танидзаки «Похвала тени».

Меланхолия не ушла из японской души, но мутировала, разделившись на вполне социальную, конвенциональную и, кстати, неплохо продаваемую псевдомеланхолию (блюзовые «страдания» героев того же Харуки Мураками) и тяжелую депрессию офисных работников, никому не нужных стариков и выпадающих из общества индивидуумов (те же «хикикомори», отказывающиеся от работы и общения ради самозаточения в четырех стенах). Как и высокий уровень самоубийств, все это имеет социальные корни – которое уже десятилетие экономической стагнации, старение общества, проблемы трудоустройства, утрата Японией лидирующих мировых позиций (по объему ВВП – уже третье место, после Китая), поиски и необретение новой «национальной идеи»…

Прежде японская меланхолия, надо признать, была более созидательной – возможно, в силу своей аутентичности и особой природы. Западная же, «блюзовая» (назовем ее условно так), смурь и социальная астения нынешних времен свидетельствуют не в последнюю очередь о не самых благополучных аспектах вестернизации, вернее даже космополитизации, ведь – что не трудно заметить – и нашей стране свойственны те же утрата социальных ориентиров и гнет изменившегося не к лучшему государства…



[1] См.: Джонстон У.М. Австрийский Ренессанс. Интеллектуальная и социальная история Австро-Венгрии 1848–1938 гг. М.: Московская школа политических исследований, 2004.

[2] Таксономию видов меланхолии, неврозов и подчас весьма экзотических фобий см. в недавней работе: Юханнисон К. История меланхолии. О страхе, скуке и печали в прежние времена и теперь. М.: Новое литературное обозрение, 2011.

[3] «Чайное действо» точнее передает почти религиозную суть, чем поверхностная западная передача этого понятия «чайная церемония».

[4] Ямпольский М. Ткач и визионер: очерки истории репрезентации, или О материальном и идеальном в культуре. М.: Новое литературное обозрение, 2007. С. 89.

[5] Там же. С. 370.

[6] На японском есть отнюдь не тонкая книга «Люди, наблюдавшие красоту: наследие писателей-самоубийц» Синроку Комацу, в ней 18 имен известных писателей.

[7] О японских ностальгическо-рессентиментных импликациях на примере творчества Мисимы см.: Чанцев А. Поворот наоборот в послевоенной Японии: Ю. Мисима о войне и мире // Новый мир. 2010. № 2.

 

МОСКИНО

С 25 февраля по 2 марта в кинотеатре «Москино Факел» будет показана программа «Неделя Берлинале», куда войдут фильмы, отмеченные призами Берлинского кинофестиваля. Вы сможете увидеть мрачную притчу «Туринская лошадь» Белы Тарра, лирическую фантазию о любви «О теле и душе» Ильдико Эньеди и постановку пьесы Шекспира в итальянской тюрьме «Цезарь должен умереть» братьев Тавиани. Также в программе представлены две истории об отчуждении – «Синонимы» Надава Лапида и «Лицо» Малгожаты Шумовска.

Все фильмы демонстрируются на языке оригинала с русскими субтитрами.

МОСКИНО ФАКЕЛ
25 февраля 20:50

Купить билет
О теле и душе. 2017. 116 мин. Венгрия. Реж. Ильдико Эньеди. 18+

26 февраля 20:20
Купить билет
Туринская лошадь. 2011. 155 мин. Венгрия, Франция, Швейцария, Германия, США. Реж. Бела Тарр, Агнеш Храницки. 14+

27 февраля 18:30
Купить билет
По ту сторону надежды. 2017. 100 мин. Финляндия, Германия. Реж. Аки Каурисмяки. 16+

28 февраля 19:00
Купить билет
Цезарь должен умереть. 2011. 77 мин. Италия. Реж. Паоло и Витторио Тавиани. 14+

1 марта 20:40
Купить билет
Синонимы. 2019. 123 мин. Франция, Израиль, Германия. Реж. Надав Лапид. 18+

2 марта 19:30
Купить билет
Лицо. 2017. 91 мин. Польша. Реж. Малгожата Шумовска. 18+

Туринская лошадь. 2011. 155 мин. Венгрия, Франция, Швейцария, Германия, США. Реж. Бела Тарр, Агнеш Храницки. 14+
В 1896 году на улице Турина к крестьянину, хлестающему кнутом лошадь, подбежал мужчина и зарыдал. Это был Фридрих Ницше, которого вскоре после этого случая поместили в лечебницу для душевнобольных. Классик венгерского кино показывает монотонное существование двух героев этого апокрифа – лошади и ее хозяина – в своей неповторимой манере, с минимумом диалогов и обилием длинных планов. А еще это рассказ о конце света. Фильм получил Гран-при жюри и приз ФИПРЕССИ.

О теле и душе. 2017. 116 мин. Венгрия. Реж. Ильдико Эньеди. 18+
Мария и Эндре, двое замкнутых и одиноких людей, работают на скотобойне и не общаются друг с другом. Но однажды их пути пересекутся – когда выяснится, что им снятся одни и те же сны. Романтическая и подчас комическая история любви в декорациях магического реализма, получившая главный приз Берлинале. Кстати, режиссер Ильдико Эньеди уже работала в этом жанре – достаточно вспомнить отмеченную призом в Каннах фантасмагорию «Мой XX век», где главную роль сыграл Олег Янковский.

Лицо. 2017. 91 мин. Польша. Реж. Малгожата Шумовска. 18+
Деревенский парень Яцек сорвался с лесов при строительстве самой большой статуи Христа в мире. Очнувшись в больнице, он понимает, что его жизнь не будет прежней – лицо Яцека изуродовано до неузнаваемости. Бедняге придется столкнуться с отчуждением и страхом невесты, друзей и даже родных. Сатирическая драма, которую сама Шумовска объяснила как метафору страха перед чужим.

Цезарь должен умереть. 2011. 77 мин. Италия. Реж. Паоло и Витторио Тавиани. 14+
Документальная драма о постановке в итальянской тюрьме «Ребибия» пьесы Шекспира «Юлий Цезарь». Классики неореализма братья Тавиани пригласили в свой проект театрального режиссера Фабио Кавалли и запечатлели уникальный эксперимент – многие преступники, бывшие мафиози, осужденные на пожизненный срок, сыграли не хуже профессиональных актеров. Фильм получил «Золотого медведя», главный приз Берлинского кинофестиваля в 2012 году.

Синонимы. 2019. 123 мин. Франция, Израиль, Германия. Реж. Надав Лапид. 18+

Импульсивный израильтянин Йоав прилетает зимой в Париж и пытается стать настоящим французом. В первый же день он встречает пару, которая готова ему в этом помочь. Горькая драма о поиске себя принесла режиссеру «Золотого медведя» и приз ФИПРЕССИ.

По ту сторону надежды. 2017. 100 мин. Финляндия, Германия. Реж. Аки Каурисмяки. 16+
Гуманистическая трагикомедия о злоключениях сирийского беженца Каледа, приехавшего в Хельсинки. Впрочем, он находит и доброго человека – Вальдемара, только недавно открывшего маленький ресторан. Фирменный меланхоличный юмор и финский рок прилагаются. «Серебряный медведь» Берлинского кинофестиваля.

ПОД ПОКРОВОМ РЕАЛЬНОСТИ. 2018. | MARINA GISICH GALLERY

«Цивилизованная жизнь ведь основана на огромном количестве иллюзий, которые мы все охотно поддерживаем. Беда в том, что об этой иллюзорности мы со временем забываем и потому испытываем сильное потрясение, когда реальность вокруг начинает рушиться».

–Дж. Г. Баллард[1]

Выставка объединяет пятерых любопытных художников из Венгрии, Чешской Республики, Молдовы, Испании и России, каждый из которых по-своему работает c фигуративной и абстрактной живописью. Для всех авторов, независимо от степени реализма их работ, живопись является инструментом познания миров, лежащих прямо под покровом реальности. Представленные на выставке работы пробуждают подсознательное в виде иллюзий или загадок, полустёршихся воспоминаний, сюрреалистичных видений или ночных кошмаров беспокойного разума; истина путается, факты становятся тайнами, а настоящая жизнь превращается в выдумку. «Под покровом реальности» позволяет нам окинуть беглым взглядом изнанку живописи.

Огромный триптих Tribute (2018) Виталия Пушницкого (родился и работает в Санкт-Петербурге) показывает зрителю студию художника под открытым небом, en plein air. В центральной части стоит пустой высокий мольберт; за ним — просвет в густом лесу, резкий яркий свет пробивается сквозь бирюзовую, зеленовато-голубую и темно-зеленую листву, в которой местами видны стройные стволы деревьев. Перед мольбертом и по всей импровизированной студии расставлены шаткие стулья с книгами, каталогами и газетными вырезками, рядом с ними — стол, на котором царит такой же беспорядок. Справа, перетекая на третью часть, лицом от нас стоят, прислонившись друг к другу, привычные для любой мастерской натянутые на подрамники     холсты. Единственная картина, которую мы видим, — та, на которой Пушницкий изобразил эту сцену, триптих, на который мы смотрим: словно бы именно он и есть результат работы в студии под открытым небом.

Центральная часть прорисована детальнее всего: несмотря на то, что листва по большей части написана свободными, почти абстрактными мазками, мы чувствуем лежащий в основе живописный реализм. На расстоянии или на маленькой репродукции картину можно спутать с фотографией — из всех трех частей она больше всего отражает реальное восприятие пространства. Холсты, стволы деревьев и зелень на правой части написаны проще; ближе к правой границе они постепенно исчезают, выставляя на обозрение чистый холст и подмалевки. Эта часть триптиха больше похожа на набросок или незаконченную работу, еще не ставшую такой же цельной, как центральная. Это шаг в сторону от реальности и в то же время, без сомнения, — шаг к ней: реальность, если верить картине, — не уже готовая сущность, а то, что созидается и может быть демонтировано.

Из всех трех частей самая абстрактная — первая левая. Пейзаж поглощает разбросанный по лесу брик-а-брак художника и изящные листья папоротника на переднем плане, словно природа постепенно берет верх над пустырем. Полотно превращается в абстракцию на грани экспрессионизма. Оно проработано значительно больше, чем третья часть, а визуальной информации при этом несет меньше; кажется, что где-то там кроется важная деталь, но ее никак не уловить. По своей природе абстракция — шаг в сторону от реальности, а триптих Пушницкого намекает, что здесь она и вовсе выходит за пределы действительности: она ближе к изнанке, к распаду реальности, чем к ее созиданию. Можно сказать, что абстракция в том виде, в каком проявляется здесь, имеет нечто общее с энтропией, с неизбежным циклом жизни и смерти. Студия Пушницкого в этом зловещем зеленом полумраке больше похожа на призрачную аллегорию, чем на изображение реального пространства — в восприятии художника, благодаря бесконечным возможностям холста и собственного воображения, у этой студии нет стен. Мысленный взор художника способен проникнуть далеко за пределы физического взгляда и пространства; именно здесь на первый план выходят сложные и хрупкие отношения сознания и реальности.

Прямо противоположные вещи мы видим в картинах Пушницкого «Студия. Ожидание №9» (2017) и «Студия. Ожидание №7» (2016) — студии художника почти полностью пусты. Возможно, Пушницкий ушел в лес. В работе «Студия. Ожидание №9» полы чистые, хотя характерные для многих мастерских мазки, пятна и царапины еще видны. Стены, которые нередко увешаны открытками, рисунками, этюдами, журнальными страницами, здесь стоят голыми, хотя опять же есть признаки их долгого использования художником и постепенного ветшания и разрушения. У дальней стены стоят верстак и пара холстов, а все пространство заливает прохладный зеленоватый свет из огромного окна справа. Складывается впечатление, что художник почти закончил переезд отсюда или даже окончательно съехал, оставив несколько вещей, которые решил не забирать. На картине «Студия. Ожидание №7» мы видим на мольберте холст, обращенный к большому окну, через которое льется белый свет. На паркетном полу вокруг мольберта разбросаны клочки бумаги или ткани. Эта студия рассказывает нам чуть больше, но в белой пустоте снаружи невозможно разглядеть хоть что-то; словно не существует ничего, кроме базовой структуры комнаты и живописи как таковой. Это и есть реальность Пушницкого. Излишне говорить, что обе эти картины в равной мере кажутся цепляющими и законченными, зависшими где-то между реальностью и эфемерностью.

Художник из Будапешта Атилла Сюч уводит нас еще дальше от реальности: картина «Разрушитель смысла» (2017-2018) как будто соединяет саму ткань пространства-времени. На монохромном пыльно-персиковом фоне появляется большой кустарник, который то ли пробивает сквозную дыру, то ли проглядывает через нее, вызывая образ червоточины в космическом пространстве. Границы этой загадочной прорехи размыты, однако параллельные и перпендикулярные линии — короткие, темные, прямые —позволяют предположить, что это — элементы отдаленно просматриваемого ландшафта или скрытого под ним городского пейзажа, уничтоженного вторжением куста. И если существование города под вопросом, то плотная кустовая листва ясно видна; она чем-то подсвечена вверху, а слабый спектральный красно-оранжевый свет покрывает, как туман, правую часть куста, где в воздухе парит развернутый к нам задней стороной мужской пиджак. Судя по форме, пиджак на кого-то надет, но ни головы, ни ног не видно. Кажется, что невидимый носитель стоит и смотрит на куст, будто по принуждению или в наказание. Что мы должны вынести из бестелесного пиджака, из куста, который разрывает центр исчезающего в цветовой абстракции пейзажа? Хотя смысл работы неясен (а название намекает на то, что и не прояснится), остается ощущение открытости и близости окружающего нас физического мира и безграничности вселенной: наш мир находится одновременно в микрокосмосе и в макрокосмосе.

Сходным образом в работе «Появляющиеся руки» (2018) мы сталкиваемся с окруженным бездной кустом, но здесь единственным видимым признаком жизни являются две пары человеческих рук, которые нервно сплетаются будто бы для молитвы о — или во избежание — загробной жизни. С характерными для выразительного и загадочного творчества Сюча экзистенциальной болью и метафизической аномией обе работы не просто приносят нашему плотскому, телесному существованию освобождение от всей вселенной физической материи, но и предполагают, что наши жизненные силы, само наше сознание, беспомощно заперты в ловушке между бесконечно малым и бесконечным.

Те, кто следит за творчеством Сюча, знают, что он не впервые исследует связь между абстракцией и освобождением от телесной оболочки; в качестве примера назовем такие работы, как «Парящая голова» (2014) и «Подсвеченная голова женщины» (2015). На обеих изображены бестелесные головы — (видимо) живые, которые появляются из живописной абстракции и ею же поглощаются. На картине «Спящая девочка» (2018) среди моря ярко-белой краски проступает голова ребенка. Кажется, что белый шум или цифровые помехи намекают на бессознательную мозговую активность; девочка мирно и блаженно спит, не подозревая об окружающем ее микроволновом космическом излучении радиации после Большого взрыва. Она и есть сама вселенная, и всегда ею была. Эти работы наводят на мысли о сбоях данных в ткани космоса, словно обрывки информации выпали из памяти и мгновенно оказались в дальних уголках вселенной — параллельных или еще каких-то. Как однажды сказал Сюч: «Возможно всё!».[2]

На картине «Меланхоличный портрет в красно-зеленых тонах» (2017-2018) мы видим обращенную к нам голову мальчика, но его взгляд устремлен вниз. Лицо серьезное, даже меланхоличное, как и следует из названия, словно он размышляет о потере. Светлые золотисто-коричневые волосы справа освещены теплым красным светом от огня или от искусственного источника. Правая сторона головы и лица залиты темно-зеленой тенью — противоположностью красного и в цветовом круге, и на картине. У него зернистое лицо — сочетание оранжевого и желтого, полученных из смешения красного с зеленым, — с круглыми, похожими на водяные знаки бликами; сверху вниз спускаются вертикальные борозды, которые тянут окружающую его грязно-розовую абстракцию в различимый человеческим глазом цветовой спектр. Из закрученных туманов небытия появляется свет и формирует визуальные образы и контуры. Подобно мерцающей проекции в туманном небытии, мальчик Сюча появляется в результате случайной встречи волн и частиц, цвета и света, и становится реальным благодаря нашему восприятию. Вертикальные борозды важны и для картины «Стоящая на горизонте» (2018), на которой обнаженная молодая женщина стоит, обхватив рукой шею большой белой собаки, похожей на русскую борзую. Белые линии заливают их, словно стена дождя, а на заднем плане мягкой аркой проступают белые пятна. Ногами они упираются в линию горизонта; кажется, что мы смотрим на них откуда-то с уровня земли, вот только сама земля может обернуться всего лишь отражением. Это изящная поэтичная работа, наводящая на мысль о призраке, который появляется откуда-то из мультивселенной как эхо чьих-то мыслей. В прекрасном мрачном мире Сюча живопись становится загадочным порталом в бесконечные возможности квантовой вселенной и человеческого разума.

В творчестве Александра Тинея (родился в Молдове, живет в Будапеште) образы найденных в интернете незнакомых людей служат отправной точкой для работ, в которых портретная живопись превращается в нечто среднее между абстракцией и распадом. Тиней, как и Сюч, иногда изображает головы без тела — на картине «Горы тоже плачут» (2017) мы видим молодое лицо неясного пола, которое смотрит вниз под острым углом. Композиция строится вокруг его или ее взлохмаченных волос, которые мы мысленно объединяем с названием работы и придаем им видимость темных скал. Покрытая царапинами и шрамами голова человека тоскливо свисает и превращается в выветрившуюся скалу в унылом пейзаже. У Тинея разум, душа и дух тесно переплетены с физическим миром, а горы, когда речь идет о том, чтобы быть чем-то большим, нежели мертвая материя, обладают собственной богатой историей.

В работе «Лунный брат» (2016-2017) бледнокожий молодой человек в темной футболке и шортах сидит на стуле, положив руки на колени. Голова чуть повернута, взгляд устремлен прямо на нас. Кажется, что он позирует для фотографии, но, кроме позы и одежды, ничего нормального здесь больше нет. Глазницы и переносица почему-то выкрашены оранжевым; руки, словно токсичные варикозные вены, увивают тонкие оранжевые линии. Он сидит в странной маленькой комнате или студии, стены которой — неряшливая смесь неровных пятен белого, черного, темно-синего и сине-серого цветов; такое встречается, когда старые обои как следует не счистили или когда рекламные постеры истлевают от ветра и дождя. Потрепанная абстракция комнаты, фон, который подходит для съемки модного журнала, захватывает тело молодого человека брызгами затертой белой краски поверх шорт. Как окружающее его пространство, мальчик и сам частично стерт. Образ в целом напоминает фотографию, долго пролежавшую на воздухе или испорченную химикатами: поверхность частично стерлась, обнажив белую бумагу.

В своих работах Тиней регулярно делает объектом внимания молодых людей — мужчин и женщин от позднего подросткового возраста до 30 с небольшим лет. Его, вероятно, привлекают не только мода и стиль жизни этой части общества, но и энергия молодости, веселье и сильные чувства, которых в данный жизненный отрезок, как правило, в избытке. Мы видим картины, на которых целуются молодые пары, или парень отдыхает на диване рядом с электрогитарой, или мальчики и девочки физически взаимодействуют друг с другом, слоняются, валяются, занимаются гимнастикой. На безымянной картине 2017 года кто-то — кажется, девушка, — несет на плечах молодую женщину в купальнике. Холст со всех сторон обрезан; благодаря этому у зрителя появляется иллюзия близости и соучастия — как будто он еще один друг в общей игре. Но вместе с ощущением юной игривости и беззаботной бедности в работах Тинея почти всегда присутствует скрытая тьма. Например, с этой картиной из-за окружающей обе фигуры черной краски кажется, что дело происходит ночью, а белую плоть ярко освещает вспышка фотоаппарата или синий свет светодиодного фонаря. Умелыми, хоть и грубыми деталями художник передает ощущение вечной спутницы юности – неопрятной острой жажды: грязные волосы из-за ночевки не дома после вечеринки, одежда, которую надели, вытащив из корзины с грязным бельем, неловкость неоднозначных объятий. Тиней улавливает внутренние эмоции, субкультурную эстетику, тягу к неизведанному, к риску и возбуждению, которыми живут молодые люди; они еще не готовы — или даже никогда не захотят — смириться со скучной рутиной, ответственным поведением и простым тяжелым трудом, которыми живет обычный взрослый. Мир Тинея — подростковые сумерки и неизбежный ход времени, над которыми, безусловно, тенью нависает наша смертность.

Творчеству уроженца Праги Йозефа Болфа присуще схожее ощущение мрачной меланхолии — это тьма, окрашенная разъединением, сожалениями и специфической смыслообразующей аномией. В ряде его последних работ визуальный язык приобретает мистический, почти алхимический налет: графические проекции из глазных яблок наводят на мысль о сверхъестественных способностях и о «третьем глазе»; одни лица, наложенные поверх других, словно одержимы беззаботными и милосердными духами; дети, чьи лица покрыты волосами и усами, похожи на молодых вервольфом в процессе обращения. Творчество Болфа охватывает весь спектр реальности, от почти достоверного до абсолютно фантастического, от пограничной нормальности до полного сюрреализма. Как в тревожном сне, мы можем встретить человеческие формы, перемежающиеся с пейзажами и архитектурой, наполненные закрученными неопределенными формами, которые балансируют между угрожающей материей и тревожной абстракцией.

В других работах мы оказываемся позади мальчика или молодого человека, стоящего в дверном проеме лицом к дымчатому сумеречному пейзажу, напоминающему извержение вулкана. Перед лицом мальчик держит зеркало, внимательно наблюдая за нами через плечо.

На картине «Восстановленное соединение» (2017) молодая женщина стоит в туннеле или пещере; пространство за ее спиной освещено сверху как будто естественным светом. Освещенный вал резко контрастирует с черной дырой сзади. Оттуда тянется шланг или длинная тонкая трубка, а может быть —веревка, с помощью которой кого-то спускали вниз или спасали. Женщина держит ее обеими руками с одной стороны тела. На носу у нее что-то вроде белого пластыря, который частично скрывает черты лица. Сюжет не вполне ясен, тем не менее, улавливается дух приключений или вневременной драмы.

«Руины» (2015) — еще одна работа, в которой трудно обозначить конкретное событие, но которая все же транслирует мощное ощущение бега времени. Поверх туманного серого ландшафта толстыми черными линиями прорисованы голова и торс мальчика. В этой серости видны здания, которые разрушил то ли пожар, то ли медленное ветшание. Из-за широких горизонтальных царапин, черточек и потертостей кажется, что и сама картина подверглась воздействию химикатов и времени, неизбежному разложению, которое они приносят.

Многие произведения Болфа выглядят вневременными, но у него есть и другие — четко привязанные к современности, с огромными жилыми массивами, силуэты которых вырастают на фоне залитого розовым неба, с клубящимся позади фиолетовым дымом и с окнами такого красного цвета, будто за ними бушует пожар. В небе парит контур головы ребенка (бестелесной, стоит отметить), а изо лба у него торчит рог, словно он — знамение богов или разгневанный дух невинной жертвы, застрявшей между тем и этим мирами. На переднем плане — фигура с коробкой на голове, которая с одной стороны проецирует голову мальчика в фиолетовом свете. Сюжет мы не можем точно определить, но опасность, разрушение и смерть, которые разыгрываются в других измерениях, мы точно ощущаем. Трагедия, вероятно, выходит за рамки реальности.

Еще на одной картине Болф выводит сцену, которая на первый взгляд выглядит почти трехмерной: на переднем плане, спиной к залитому лунным светом пейзажу, стоит высокий худой женоподобный юноша и смотрит куда-то влево и вдаль. Сбоку от него несколько детей. Сначала видны два мальчика, но затем проступают и другие — девочка в капюшоне, еще несколько мальчиков. Когда взгляд зрителя привыкает к увиденному, становится ясно, что происходит нечто необычное. Эллипс перед одним из мальчиков оказывается краем проекции, исходящей из груди мальчика постарше; он создает портал, через который малыш протягивает стоящему перед ним мальчику маленький круглый предмет. Возможно, это зеркало, отражающее серебристый свет, хотя, появившись за спиной второго мальчика, будто это призрак, он начинает походить на большую металлическую воронку. Игра строится вокруг отражений и раздвоений, становится трудно отличить видимое от умозрительного, настоящее от воображаемого, физическое от метафизического. Над головой старшего высокого юноши апокалиптичным мысленным облачком висит мерцающая голубая туча. Очевидно, что для Болфа детство и путешествие во взрослую жизнь не сводятся к росту и старению; скорее, это многоплановые разговоры между воспоминаниями, мечтами и мыслями, которые символически проявляются в странных порталах из проекций, отражений и пробивающего тьму света.

Не менее странный мир, еще меньше привязанный к реальности, мы видим в работах художника из Бильбао Джозебы Эскуби. Он известен своими странными и удивительно аморфными формами, его образы будоражат, но никогда окончательно не становятся тем, о чем навевают ощущения. То, что кажется бабочкой, может оказаться платьем балерины, тело насекомого — драгоценным камнем, а птица — орнаментом. Любопытные сгустки материи предстают в удивительных конфигурациях, органика переплетена с неорганикой таким странным образом, что зритель не может быть уверен, видит ли он нечто живое, когда-то жившее или не жившее никогда. Это не рыба и не птица. Кроме того, нельзя полностью исключить, что вещи, которые он рисует, воплотились в жизнь неестественным образом — например, с помощью магии или колдовства. Во многих картинах Эскуби действительно есть что-то из области тотемов и талисманов — перья и волосы, ткань и камни, конечности и плоть словно превращаются в экзотические талисманы неизвестных цивилизаций.

Во многих работах эти таинственные объекты плывут в воздухе, висят на фоне чистых или мутных цветов — от черного до желтоватого тускло-розового и грязно-оранжевого, от бледно-голубого до насыщенного желтого. В других случаях объекты помещаются в разнообразные пейзажи с почти абстрактными полосками земли и моря, в которых горизонт и небо то сливаются, то расходятся. Несмотря на то, что Земля предлагает огромное количество естественных цветов, пейзажи Эскуби часто кажутся нездешними, словно мы смотрим на поверхности других планет из дальних галактик. В некоторых случаях зрителю приходиться вычислять масштаб изображенного — смотрим ли мы на большой объект на дистанции или на маленький вблизи? Пока наш ум занят оценкой самого объекта, восприятие окружающей его среды нестабильно, ощущения интимности и отстраненности, близости и удаления противоречат друг другу. Сходным образом зритель не всегда может верно оценить вес созданий Эскуби — тяжеловесные на взгляд формы спокойно парят в воздухе, а легкие объекты едва отрываются от земли, или не открываются, или вовсе зарываются в нее. Скалы оказываются животными, выброшенные на берег обломки и вещи — фантастическими порождениями горячечного разума негодяя-таксидермиста, облачное видение вот-вот примет человеческое обличье; все это — часть лексикона Эскуби, его языка аморфной — то биоморфной, то антропоморфной — материи, языка странных, граничащих с кошмаром, снов. Эти вещи, эти существа так близки к тому, чтобы стать людьми, что кажется — у них есть телесные пропорции, конечности, головы, иногда даже лица; и все же в них всегда присутствует нечто неуловимое и не вполне человеческое. Работы Эскуби создают ощущение, что мы видим не реальный мир, смотрим на него не рациональным взглядом, а, скорее, через призму сна, подсознания или фантазии. То же самое можно сказать об остальных участниках выставки. Когда речь идет о живописи, мы всегда видим иллюзию, и даже в самых темных углах абстракции неизбежно входим в едва регистрируемое пространство, которое находится прямо под покровом реальности.

 

«Искусство существует потому, что реальность не является ни реальной, ни значимой».

–Дж.Г.Баллард[3]

[1] «Милостивый катастрофист», Сьюзи Маккензи, интервью с Дж.Г.Баллардом, www.theguardian.com. 6 сентября 2003. https://www.theguardian.com/books/2003/sep/06/fiction.jgballard (проверено 18 сентября 2018)

[2] Атилла Сюч, разговоры с автором, Будапешт, декабрь 2016.

[3] «Дж.Г.Баллард: Театр жестокости». Жан-Поль Куаллар, интервью с Дж.Г.Баллардом, Disturb ezine, 1998 http://www.jgballard.ca/media/1998_disturb_magazine.html (проверено 18 сентября 2018)

Мэтью Прайс

рецензия на фильм «Уйти, не прощаясь»

Светская львица и вдова Фрэнсис (Пфайффер) узнаёт о приближающемся банкротстве — некогда сладкой жизни суждено остаться в прошлом. Вместе с сыном Малькольмом (Лукас Хеджес) она вынужденно переезжает из Нью-Йорка в Париж, откуда возвращаться уже не планирует. Фрэнсис продолжает и там купаться на «мелководье» умеренной роскоши, знакомится с эксцентричными одиночками и неумолимо приближает свой уход.

После просмотра «Уйти, не прощаясь» — временами абсурдной, почти всегда меланхоличной трагикомедии о буржуазном упадке, — задерживаться на фильме и его персонажах резонно не захочется. О недостатках и сценарных, и человеческих тут предпочтительнее забыть, очаровываясь главным — перформансом Пфайффер (действительно грандиозным). При этом сам фильм словно пытается оправдать недопустимую для этикета вольность, заложенную в названии, и, ничего не сообщая сверх меры, удаляется в небытие, оставив аудиторию без объяснения причин.

Мишель Пфайффер в роли Фрэнсис Прайс на кадре из фильма «Уйти, не прощаясь»

Мишель Пфайффер в роли Фрэнсис Прайс на кадре из фильма «Уйти, не прощаясь»

«Мой план был умереть до того, как кончатся деньги. Только я всё никак не умру», — кажется, без доли иронии сообщает Фрэнсис своему советнику по финансам. Поездка в один конец случается по божественному вмешательству единственной подруги Джоан. Та, видя отчаяние Фрэнсис, предлагает ей свою пустую квартиру в Париже. Распродав антиквариат и попросив отчуждённого сына расстаться с девушкой, Фрэнсис на корабле через океан устремляется навстречу своему пасмурному эпилогу. Ещё одним компаньоном в путешествии выступает кот Маленький Фрэнк — по утверждению Фрэнсис, не что иное, как реинкарнация почившего мужа.

Следующие час с лишним инди-постановщик Азазель Джейкобс («Любовники» с Джоном Литгоу и Деброй Уингер, сериал «Соболезную вашей утрате» с Элизабет Олсон) флиртует с творчеством Вуди Аллена, не имея особой предрасположенности ни к юмору, ни к специфическому подвиду интеллектуальной печали. Оставляя Уэса Андерсона и Уита Стиллмана («Золотая молодёжь») в качестве блёклых ориентиров, он заменяет выставочный дизайн и точнейшую сатиру на непривычный парижский аскетизм и кое-где желтеющую листву.

Имоджен Путс в роли Сьюзан на кадре из фильма «Уйти, не прощаясь»

Имоджен Путс в роли Сьюзан на кадре из фильма «Уйти, не прощаясь»

Фрэнсис будет упорно искать аккуратный «выход» без снисхождений до клишированного суицида, но в итоге героиня встретится лицом к лицу с незатвердевшим бетоном небрежного сценария, который ещё и оскорбительно затянут. Идеально подходящая на роль Пфайффер выходит из ситуации с сухим счётом, смещая весь фокус на себя, тогда как мотивация героини или даже намёки на малейшую эволюцию образа безнадёжно проигрывают. Сценарий «Уйти» написал автор одноимённого романа 2018 года Патрик ДеУитт — он же создал основу одного из наиболее заметных вестернов прошлых лет «Братья Систерс». Кочуя между жанрами и масштабами, ДеУитт не раз спотыкается и в итоге оставляет Фрэнсис и её окружение без намёков на законченность, глупо и нелогично обрывая подачу кислорода. Зато наличие замороженного дидло в качестве эксклюзива на месте, вот где весь charmant.

Мишель Пфайффер в роли Фрэнсис Прайс на кадре из фильма «Уйти, не прощаясь»

Мишель Пфайффер в роли Фрэнсис Прайс на кадре из фильма «Уйти, не прощаясь»

Возвращаясь к Пфайффер, стоит зафиксировать запредельный уровень актёрского могущества и многогранность фактуры её лица. Скулы, стиснутые зубы, губы, брызжущее сарказмом, ироничная осведомлённость о каждой следующей фразе (или шаге) собеседника составляют блестящий портрет, угнаться за мастерством которого фильм не в состоянии. «Chaos reigns», — произносила раненая лиса в «Антихристе» Ларса фон Триера. Фрэнсис, переживающая свои не лучшие времена, творит схожее безумие в привычных ей координатах: поджигает искусственные цветы в ресторане, взяв «на слабо» хамоватого официанта; раздаёт нищим последние стопки евро; накачивает и себя, и кота снотворным; заглядывается на пенисы в парке. Её спиритический сеанс с почившим супругом тоже выполнен блестяще, но до него можно и не дойти, рискуя заснуть на середине. Что-то в образе неминуемо напоминает Кейт Бланшетт из «Жасмин», но у Мишель условная «женщина на грани нервного срыва» получается острее, пусть и более расплывчато и неуловимо: пришлось обойтись без монологов и наглядного сошествия в бездну.

За Пфайффер даже не думает поспевать инертный Хеджес с нулевой эмоциональностью, пусть и оправданной характером персонажа. Малкольм явно был в детстве травмирован отречением родителей, разлука длилась до той поры, пока Фрэнсис не решила забрать его из частной школы. Спустя много лет дистанция между матерью и сыном не сократилась, но мыслят и даже шутят они в одинаковом направлении, а когда Малькольма бьёт новый бойфренд его девушки, Фрэнсис встаёт на его защиту и отвешивает незваному гостю звонкую, обжигающую пощёчину. И всё же одного измерения для Хеджеса преступно мало (аналогичная нехватка ощущалась и в прошлогоднем содерберговском «Пусть говорят»).

Мишель Пфайффер в роли Фрэнсис Прайс на кадре из фильма «Уйти, не прощаясь»

Мишель Пфайффер в роли Фрэнсис Прайс на кадре из фильма «Уйти, не прощаясь»

На помощь приходит разве что Вэлери Мэхэффи («Отчаянные домохозяйки») в роли госпожи Рейнар — слишком гостеприимной и чудаковатой компаньонки, навязавшейся Фрэнсис в друзья. Помимо фаллоимитатора в резюме у неё обнаруживаются совершенно не обязательные, но гомерически смешно рассказанные истории, в которых в то же время находится место для скорби и неприкрытого одиночества. Состав дополнили Имоджен Путс (будто бы забежавшая на пять минут из соседнего павильона, где с похожим антуражем снимали «Отца»), Даниэль МакДональд («Птичий короб») и голос драматурга и актёра Трэйси Леттса, чей герой действительно переродился в кота и ничуть об этом не пожалел.

Не то что магии, но даже ловкого трюка уличного фокусника при всех этих данных не случается. Упражнения в прекрасном с налётом очарования Европы и засохшими круассанами на столе мы наблюдаем в достатке — спрашивается, кого и зачем режиссёр Джейкобс провоцирует на свою чрезвычайно остроумную авантюру, которой, по-видимому, сильно гордится. По-прежнему единственной, кто верно понял задание и может по этому поводу не беспокоиться, была и остаётся Пфайффер, чья партия так обидно подорвана авторами.

Аврора — Пашня — Литературный журнал CWS

— Пора, — она взглянула на часы и поспешила домой. Уставший быт с холодным утренним кофе каждый вечер равнодушно встречал ее на кухне, бережно умывал, расчесывал волосы и отводил в спальню. Робко сторожил за закрытой дверью, но иногда подглядывал. Ему было интересно, что снится девушке, которая добавляет в кофе ликер.

Поднявшись по лестнице в парадной, она вызвала лифт. Он долго ждал кого-то наверху, но вернулся один. Хлопнул дверью, едва она нажала на кнопку этажа. Скрипел, но привез. На ее лестничной площадке лежал огромный черный пес. Их взгляды, встретившись, образовали электрическое замыкание. Этот удар тока откинул ее в сторону квартиры. Тень пса быстро двинулась за ней. Но рука не дрогнула, ключ нашелся, а дверь открылась. И тут же захлопнулась. Снаружи послышался собачий вой.

Состояние шока располагает к рефлексии. Она лежала в тамбуре на соседском скарбе, пока в голове не начертился стройный план. Рора снова достала ключи от квартиры и открыла дверь.

Белые ночи хрестоматийно вносят неполадки в ход вещей. В гостиной было светло, хотя часы настаивали: «Уже поздно». Сняв обувь, она подняла голову и отчетливо разглядела фигуру мужчины. Он сидел за ее хрупким стеклянным столом, а рядом был черный пес, которого она оставила за дверью. Предвосхитив ее вопрос, мужчина сказал:

— Вы только не подумайте. Это его брат. Никакой мистики.

— Я и не рассчитывала на мистику. 

— Это вы зря. Вы сами не даете ей шанса, храня копию ключей под ковриком.

Она села напротив него и досадливо подняла брови. Ее глаза вопросительно выстрелили в него и утихли. Не выдержав такого грубого молчания, он решил продолжить. Номенклатурно сообщил ей о том, что в результате эффекта Хокинга — Кромвеля вчера чей-то сон упал на горизонт событий. Рора сразу поняла, какой это был сон и почему он пробил пелену реальности. 

— Но где он сейчас и что там произошло, мы не знаем. 

— Закон о персональных мыслях? 

— Теперь нужно спешить, чтобы… 

Не дослушав, она перебила:

— Только оставьте собак тут.

Они спустились на парковку и сели в его машину. Включились фары, и звук мотора понес их в безвестность. Путь был неблизким, хотя место сна от ее кровати отделяло не больше ста километров. Таковы симптомы любой дороги в свой старый дом. Ехали без музыки: ей было достаточно мантры ностальгии, а его занимал вид из окна. Если долго смотреть туда, можно увидеть осень, зиму, весну, лето и снова осень. 

— Так что это был за сон? 

— А что вы с ним будете делать?

— Это ювелирная работа. На верхнем уровне мне нужно будет очертить прибором пространство сна. И успеть остановить время в нем, при возникновении необратимых последствий. 

На секунду Рора спрятала руками свое меланхоличное лицо, как будто сняла маску, и, повернув к нему пылающий взгляд, быстро заговорила: 

— Знаете, как в конце лета в деревне жгут поля после сенокоса? Жуткое зрелище. 

В детстве ее занимало всякое страшное великолепие. Продолжилось в юности. Каждый год она забиралась на крышу, чтоб замереть и наблюдать за пожаром до поздней ночи. В доме все уже тихо спали, а она сидела и дрожала буквально над ними. То ли от холода, то ли оттого, что все под ней очень хрупкое и может обратиться в прах от одной только искры. Любой искры.

— Однажды я зачем-то побежала прямо к полю. Быстро начала задыхаться от дыма, голова пошла кругом, — она набрала полную грудь воздуха. — Догадываетесь, о чем сон?

— Допустим, вам хотелось вернуться в детство. Но зачем этот пожар? Министерство Снов не рекомендует продолжать такие сновидения.

— Я не смогла проснуться. Побежала к полю, дыма не чувствовала. Потом бежала по горящему полю. У него не было конца. Оказалось, что у него не было конца. Мне не было больно, и я очень долго бежала. Маленькая я…

Они резко затормозили. В километре от машины начинался пожар. 

— И правда бесконечное.

Такое зарево было знакомо ленинградскому небу. Кажется, пожар можно было увидеть из далекого космоса. И удивиться земным делам. Рора посмотрела на свои руки. Они потемнели, а ее волосы и лицо были испачканы сажей. Его же внешность не изменилась. Обернувшись друг на друга, они поняли, что происходит. 

— Дальше вам нельзя. Тут пространство реальности заканчивается, и… — продолжив что-то говорить, он бросился в багажник за своим прибором. 

— Кому нужна такая реальность? Если Министерство Снов не ре-ко-мен… — передразнила она. — Мы себе другую найдем.

Ремень внял ей не сразу, но она вырвалась. Кругом все горело, дымилось, задыхалось, искрило. Но, как и во сне, она почти не чувствовала боли, а гнет пламени выражался только в чувстве ее тоски. Она была бесконечна, как и это поле. Значит, у нее было чуть больше времени. На что? Она громко звала себя по имени и вдруг увидела маленькую девочку. Хорошо знакомая ей крохотная фигура села напротив нее и досадливо подняла брови. Ее глаза вопросительно выстрелили в Рору и утихли. Не выдержав такого грубого молчания, Рора закричала:

— Аврора! Выход — там! 

На секунду Аврора спрятала руками свое маленькое меланхоличное лицо, как будто сняла маску, и, повернув к Роре пылающий взгляд, заплакала. 

— Аврора! Беги скорее!

И она побежала.

Она всегда спешила домой. Поднявшись по лестнице в парадной, вызвала лифт. Он долго ждал кого-то вверху, но вернулся один. Хлопнул дверью, едва она нажала на кнопку этажа. Скрипел, но привез. На ее лестничной площадке лежал огромный черный пес.

Поделиться ссылкой:

Hauschka: меланхоличные пейзажи в исполнении струнного оркестра | Немецкая музыка: от классики до современных стилей | DW

За проектом Hauschka скрывается живущий в Дюссельдорфе Фолькер Бертельман (Volker Bertelmann). Он выпустил несколько альбомов с фортепианной музыкой.

Его инструмент звучит не чисто и благородно, а с позвякиваниями и скрипом. Отдельные ноты звучат металлически, нажатие некоторых клавиш порождает шорох и хруст. Причина в том, что между струн помещены разнообразные предметы: шурупы, палочки, проволока, бумажки. Традиция препарированного фортепиано идет от Джона Кейджа, это хорошо известный ход.

Фолькер Бертельман

Предыстория

Прежние фортепианные опусы проекта Hauschka обрабатывались на компьютере. Повторялись цикл за циклом одни и те же пассажи и фрагменты мелодических линий, иногда даже отдельные ноты. Эта фортепианная музыка понимала, как устроена музыка компьютерная. Слушателям электронной музыки фортепианный эмбиент проекта Нauschka очень понравился: музыка звучала очень ранимо, очень знакомо, очень по-домашнему. Кроме того, она была наглядна, успокаивала и даже убаюкивала. Выражение «колыбельные песни для взрослых» представляется уместным.

Оркестр

Новый альбом проекта Hauschka неожиданным образом оказался вовсе не фортепианным. Magic Magic Orchestra из Сан-Франциско заказал Фолькеру Бертельману музыку, он ее сочинил, а оркестр исполнил. В записи доминируют струнные, но стилистика не изменилась: композиции лиричны, напевны, минималистичны, родство с компьютерной музыкой продолжает ощущаться.

Называется альбом «Чужие ландшафты» (Foreign Landscapes). Каждая пьеса есть воссоздание того или иного реально существующего пейзажа. Музыка неспешна, меланхолична и в каком-то смысле кинематографична: ее выразительность — родом из кино, из киномузыки.

Эксперимент

Фолькер Бертельман полагает, что занимается экспериментальной музыкой: «Для меня эксперимент – это как набор «Юный химик», который мне подарили, когда я был ребенком. Набор содержит пакетики с какими-то непонятными веществами. Ты их смешиваешь, не зная, что в результате получится. И изумляешься, что у тебя получился порох. Конечно, вещи, которые я заранее знаю, меня тоже интересуют. Но для меня знание как бы вторично, оно становится важным после того, как я что-то сделал и получил результат. Если бы я заранее знал, сколько народу уже играло на препарированном фортепиано, я бы никогда не стал с этим связываться. Я бы заплакал и ушел домой!»

Взявшись за эксперименты с фортепиано, Фолькер не знал, кто такой Джон Кейдж. Авангард его не особенно интересовал, да и сегодня не интересует. Фолькер пришел к своим звуками из поп-музыки, из хип-хопа, он раньше был рэпером. Процесс создания музыки для него остается неописуемым, неподконтрольным, спонтанным. Он путешествует, находит какие-то предметы, кидает их на струны фортепиано. Кто-то присылает ему фотографии со своими препарированными струнами. Потом он вдруг решает использовать другие инструменты. Новый инструмент заставляет изменить способ сочинения музыки, а новый способ сочинения приводит к тому, что начинают попадаться на глаза какие-то другие предметы. И так — без конца. «Из маленькой мысли рождается цепная реакция, это и есть эксперимент», — говорит музыкант.

Ноты и ландшафты

Для Фолькера Бертельмана результат его работы — не ноты, а записанный аудиофайл. Записанные треки проекта Hauschka содержат много слоев звуков, до сорока слоев фортепиано, если композитору так хочется. До сих пор Бертельман работал интуитивно: музыка сама собой струилась из него, он не спрашивал себя, почему сейчас играет что-то в фольклорном духе и почему потом занялся сложными аккордами.

Новый альбом обозначил совсем другой подход к делу: Бертельман сел перед чистым листом бумаги и стал писать ноты. Никогда раньше он этого не делал. Но за последние годы, когда его концерты стали пользоваться все большим успехом, другие музыканты стали просить у него ноты, чтобы играть его музыку. Когда американский оркестр заказал ему музыку, Бертельман выбрал три инструментальные группы, звук которых он больше всего любит: струнные, тромбоны и кларнеты. Он сочинил 12 композиций для трех групп инструментов и увидел, что таким образом можно писать куда более длинные опусы, а также сонаты и даже оперы. Композитор убедился, что перед ним открылось новое поле для деятельности, и ему следует браться за более сложную музыку. При этом он продолжает хранить верность постулатам клубной музыки — зацикленным пассажам и постоянно возвращающемуся бас-проигрышу.

Что такое пейзаж?

Как можно изобразить пейзаж в музыке? Что это вообще такое? Трехмерное пространство? Люди в нем? Звуки? «Ландшафт — это все перечисленное, — соглашается музыкант. — Ландшафт — это и люди, и звуки, и музыка. Но ты не изобразишь город, повторив его музыку. Щебет птиц передает пиццикато струнных? Нет, так не получится. Прежде всего, ландшафт — это ассоциации, это история, которая меня привела на это место, история моих отношений с этим местом. Первая пьеса альбома называется «Александерплац». Я в первый раз попал на эту площадь и вообще в Берлин в 1990 году, и для меня эта площадь стала точкой, с которой начинается Берлин. Потом я много раз приезжал в Берлин именно в это место».

Для Бертельмана отношения с тем или иным пространством очень важны в процессе создания музыки: «В каком-то смысле площадь Александерплац стала для меня фасадом Берлина, а сегодня это место уже выглядит совсем по другому, моего Александерплаца больше нет. Старые дома перемешаны с новыми, есть множество разных пространств, этот старинный фонтан… Но все равно тут осталось столкновение двух разных пространств, двух разных городов. То, что получилось, вовсе не красиво, но ландшафты, которые для тебя значимы, которые остались в твоей памяти, вовсе не обязательно красивы. И в музыке я люблю не красивое, нет, мне нравится то, у чего есть патина, то, что затерто, то, что рассказывает историю».

Автор: Андрей Горохов

Редактор: Дарья Брянцева

Эмоциональная предвзятость меланхолической депрессии

J Affect Disord. 2011 Dec; 135 (1-3): 251–257.

Стефани К. Линден

a Институт психиатрии, Королевский колледж, Лондон, Великобритания

Маргарет К. Джексон

b Центр клинической и когнитивной неврологии Вольфсона, Школа психологии, Бангорский университет, Бангор, Великобритания

Лина Субраманиан

c Отделение психологической медицины и неврологии, Кардиффский университет, Кардифф, Великобритания

Дэвид Хили

c Dept.Психологической медицины и неврологии, Кардиффский университет, Кардифф, Великобритания

Дэвид Э.Дж. Linden

c Кафедра психологической медицины и неврологии, Кардиффский университет, Кардифф, Великобритания

a Институт психиатрии, Королевский колледж, Лондон, Великобритания

b Центр клинической и когнитивной неврологии Вольфсона, Школа Психология, Университет Бангора, Бангор, Великобритания

c Кафедра психологической медицины и неврологии, Кардиффский университет, Кардифф, Великобритания

Автор для корреспонденции: Центр нейропсихиатрической генетики и геномики MRC, Кардиффский университет CF144XN, Уэльс, Великобритания .ku.ca.ffidrac@dnednil

Поступило 17 марта 2011 г .; Пересмотрено 31 июля 2011 г .; Принято 1 августа 2011 г.

Эта статья цитируется в других статьях в PMC.

Abstract

Эмоциональные предубеждения занимают важное место в когнитивных теориях депрессии и являются предметом психологических вмешательств. Однако в настоящее время не существует стабильного нейрокогнитивного маркера измененных эмоционально-когнитивных взаимодействий при депрессии. Одной из причин может быть неоднородность большого депрессивного расстройства. Наша цель в настоящем исследовании состояла в том, чтобы найти эмоциональную предвзятость, которая отличает пациентов с меланхолической депрессией от контрольной группы, а пациентов с меланхолической депрессией от пациентов с немеланхолической депрессией.Мы использовали парадигму рабочей памяти для эмоциональных лиц, где два лица с сердитым, счастливым, нейтральным, грустным или испуганным выражением должны были сохраняться в течение одной секунды. В исследовании приняли участие 20 пациентов с меланхолической депрессией, 20 человек из контрольной группы того же возраста, образования и пола и 20 пациентов с немеланхолической депрессией. Мы проанализировали производительность задачи рабочей памяти, используя меры обнаружения сигналов. Мы обнаружили взаимодействие между группой и эмоциями в отношении производительности рабочей памяти, которое было обусловлено более высокой производительностью для грустных лиц по сравнению с другими категориями в группе меланхоликов.Мы вычислили показатель «печальной выгоды», который отличал меланхолических и немеланхолических пациентов с хорошей чувствительностью и специфичностью. Однако необходимы исследования репликации и формальный дискриминантный анализ, чтобы оценить, может ли эмоциональная предвзятость в рабочей памяти стать полезным диагностическим инструментом для различения этих двух синдромов.

Ключевые слова: Депрессия, Меланхолия, Рабочая память, Выражение лица, Эмоции

1. Введение

Пристрастие к негативной информации занимает центральное место в когнитивных теориях депрессии (Beck, 1976; Mathews and MacLeod, 2005).Пациенты с депрессией проявляли избирательное внимание к грустным, но не сердитым или счастливым лицам при выполнении точечной проверки (Gotlib et al., 2004) и согласованной с настроением (то есть отрицательной) оценке нейтрального или неоднозначного материала (Gotlib and Joormann, 2010). ). Подобное предпочтение негативной информации наблюдалось в исследованиях долговременной памяти у пациентов с депрессией или дисфорией (Gilboa-Schechtman et al., 2002; Jermann et al., 2008; Ridout et al., 2003, 2009), наиболее последовательно. у тех, кто пользуется услугами бесплатного отзыва (Gotlib and Joormann, 2010).Такие предубеждения не ограничиваются визуальной модальностью, но также проявляются в эмоциональной просодии (Péron et al., 2011).

Однако не все исследования показывают эмоциональные предубеждения, не говоря уже об улучшении результатов работы с негативным материалом при депрессии. Доказательства наиболее последовательны для задач, в которых пациенты должны подавить в памяти следы негативного материала, такие как негативное праймирование (Goeleven et al., 2006; Joormann, 2004) или направленное забывание самореференциальных слов (Power et al., 2000), где используются социально значимые стимулы, такие как лица, и где время предъявления относительно велико (1 с или более) (De Raedt and Koster, 2010).Более того, большинство предыдущих исследований, посвященных влиянию специфических эмоций на внимание и память, показали избирательное вмешательство и отключение, а не повышение производительности (De Raedt and Koster, 2010).

Лишь несколько исследований специально исследовали искажения эмоциональной рабочей памяти при депрессии. Это удивительно, потому что активное поддержание в рабочей памяти материала, соответствующего настроению, будет представлять собой особенно распространенное когнитивное искажение из-за широкого спектра функций, которые зависят от рабочей памяти.В одном исследовании пациентам (но не здоровым людям, испытывающим грустное настроение) требовалось больше времени, чтобы отвергать вторжения из нерелевантных списков слов, если они содержали негативный материал (Joormann and Gotlib, 2008). Авторы предположили, что это указывает на снижение способности удалять ранее релевантный негативный материал из рабочей памяти, когда он стал неактуальным, и что этот дисфункциональный когнитивный стиль может поддерживать размышления. Глобальное нарушение рабочей памяти, о котором сообщалось в некоторых исследованиях (Rose and Ebmeier, 2006), похоже, не объясняет эмоциональные предубеждения при депрессии (Gotlib and Joormann, 2010).

Отсутствие явного печального преимущества дисфории в других предыдущих работах (Noreen and Ridout, 2010) можно объяснить характеристиками выборки из этого исследования, в которую вошли только здоровые люди, получившие высокие баллы по шкале депрессии. Девени и Делдин (2004) исследовали пациентов с большим депрессивным расстройством (БДР) и не обнаружили предвзятости к грустным лицам в рабочей памяти, но они использовали нагрузку только на одно лицо. Производительность рабочей памяти лица при нагрузке 1 может быть близка к потолку для всех категорий (Jackson and Raymond, 2008).Наша предыдущая работа показала, что эмоциональные эффекты на лице WM начинают проявляться только при загрузке двух лиц (Jackson et al., 2009). Поэтому в настоящем исследовании мы использовали протокол рабочей памяти, в котором участники должны были сохранять два лица, что показало хорошую чувствительность для выявления эмоциональных предубеждений в группах пациентов (Linden et al., 2010; Subramanian et al., 2010).

Другой причиной того, что предыдущая работа по когнитивным искажениям не дала стабильных нейрокогнитивных маркеров депрессии, может быть гетерогенность депрессивного синдрома.В частности, в большинстве исследований не проводилось клинически важного различия между меланхолической и немеланхолической депрессией. Часто утверждают, что меланхолия — это тяжелая форма депрессии, которая является продолжением депрессивного заболевания. Однако концепция меланхолии как отдельной клинической сущности недавно получила значительную поддержку (Parker et al., 2010; Taylor and Fink, 2008). Это разделение меланхолии от других депрессивных подтипов, которое мы принимаем здесь, основано на ее различных клинических характеристиках (психомоторные нарушения, качество настроения, отсутствие реактивности настроения, вегетативные признаки) и различных ответах на лечение (Hildebrandt et al., 2003; Parker et al., 2010; Перри, 1996). Диагностическая значимость психомоторных нарушений как отличительного признака между меланхолической и другими подтипами депрессии подтверждается несколькими исследованиями (Parker, 2007; Schrijvers et al., 2008). DSM-IV (Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам) позволяет специфицировать меланхолический подтип депрессии, определяемый клиническими симптомами и признаками. Широко признано, что депрессивный синдром в его нынешнем определении во многих отношениях слишком широк, и что необходимы клинические и нейрокогнитивные подтипы.Это исследование было направлено на то, чтобы внести свой вклад в определение потенциального когнитивного маркера депрессии или, в частности, меланхолии через отрицательное эмоциональное искажение рабочей памяти.

2. Метод

2.1. Участники и диагностическая оценка

В исследовании приняли участие 20 амбулаторных пациентов с меланхолической депрессией, 20 здоровых пациентов из контрольной группы, соответствующих возрасту, полу и поведению, и 20 амбулаторных пациентов с немеланхолической депрессией (). Все участники дали письменное информированное согласие после полного объяснения процедур исследования.Исследование было одобрено этическим комитетом Школы психологии Бангорского университета и Местным комитетом по этике исследований Национальной службы здравоохранения. Контрольные участники, отобранные через общественную комиссию Университета, не сообщили в анамнезе о неврологических или психических расстройствах или употреблении запрещенных наркотиков. Авторы С.Л. и D.H., сертифицированные психиатры, подтвердили клинический диагноз депрессии в соответствии с критериями DSM-IV-TR (Американская психиатрическая ассоциация) с помощью структурированного клинического интервью для DSM-IV (SCID) (First et al., 2002). Мы включили только пациентов в возрасте от 18 до 65 лет с БДР, за исключением пациентов с большим депрессивным эпизодом биполярного расстройства. Мы также исключили пациентов с сопутствующими психическими, неврологическими или психическими расстройствами. Тяжесть депрессивных симптомов оценивалась по шкале оценки депрессии Гамильтона из 21 пункта (HDRS) (Hamilton, 1980).

Таблица 1

Демографические и клинические данные как для клинических групп, так и для контрольных участников.

6

0

Немеланхолическая депрессия
Меланхолия
Контроль
Меланхолия
Н / среднее SD Н / среднее SD Н / среднее SD
Участники 20 20 20
НАРТ 113.05 8,98 111,10 10,79 113,85 9,66
Возраст 42,90 11,16 50,80 10,44 10/10 11/9
Правый / левый 19/1 19/1 17/317 HDRS-21 20.85 7,24 25,05 7,49
Продолжительность болезни [месяцев] 174,30 106,09 205,90 177,65 177,65
SSRI / SSNRI: 12 ⁎⁎
Другое: 3
Без лекарств: 4
+ литий
⁎⁎ 1 + литиевый и 1 + атипичный антипсихотик
TCA: 7
/ SSNRI: 10 ⁎⁎
Другое: 1
Нет лекарств: 2
2 + атипичный антипсихотик
⁎⁎ 2 + атипичный AP
1 + литий
1 + вальпроат
9 Разделение на меланхолическую и немеланхолическую депрессию было основано на критериях DSM Melancholic Features Specifier и было проведено теми же двумя психиатрами, которые изначально были слепы к исходу болезни. е эксперименты.Однако наши критерии были строже, чем в руководстве DSM-IV, где требуется один критерий A и три критерия B для постановки диагноза «с меланхолическими признаками». Чтобы соответствовать критериям включения в наше исследование, пациенты должны были выполнить все восемь критериев (2 критерия A и 6 критериев B, см.). Мы предположили, что такие строгие критерии приведут к идентификации более чистых меланхолических синдромов и увеличат шанс выявления нейрокогнитивных маркеров в относительно небольшой выборке.Критерии применялись к наиболее тяжелому периоду текущего эпизода БДР. Ни один из пациентов нашей немеланхолической группы не соответствовал более широким критериям DSM-IV для диагноза «с меланхолическими особенностями».

Таблица 2

Критерии для спецификатора меланхолических особенностей (согласно DSM-IV) (частично цитируется дословно).

Группа A (1) потеря удовольствия от всех или почти всех видов деятельности
(2) отсутствие реакции на обычно приятные стимулы (не намного лучше, даже временно, когда что-то хорошее случается)
Группа B (1) отчетливое качество депрессивного настроения (т.е. депрессивное настроение воспринимается как совершенно иное чувство, чем то чувство, которое испытывается после смерти любимого человека)
(2) депрессия регулярно усиливается утром
(3) раннее утреннее пробуждение (минимум 2 часа до обычного времени пробуждения)
(4) выраженная психомоторная отсталость или возбуждение
(5) значительное возбуждение или потеря веса
(6) чрезмерное или неуместное чувство вины

Мы оценили предварительную оценку патологический вербальный интеллект с помощью теста National Adult Reading (NART) (Russell et al., 2000). Мы исключили проблемы распознавания лиц с помощью теста Бентона (Benton et al., 1983). В этом тесте участники сопоставляют целевые лица с одновременно представленными тестовыми лицами. Тест проводится в буклете без ограничений по времени. У всех участников было нормальное зрение или зрение с поправкой на нормальное.

2.2. Процедура

2.2.1. Эксперимент 1: рабочая память для эмоциональных лиц

Мы оценили рабочую память для эмоциональных лиц с помощью модифицированной версии парадигмы, описанной в Linden et al.(2010). В этом задании участников ориентировали к центру экрана компьютера с помощью небольшого фиксирующего креста, выставленного на 1000 мс (). В начале каждого испытания крест фиксации увеличивался в размере на 1000 мс, после чего возвращался к исходному размеру еще на 1000 мс. Затем два лица и два скремблированных лица были представлены в течение 2000 мс в массиве кодирования 2 × 2, который обеспечивал угол обзора 2,86 ° по ширине и 2,96 ° по высоте. После пустого интервала сохранения 1000 мс в центре экрана было представлено одно лицо, и участникам было предложено решить, присутствовало ли это лицо на предыдущем экране, нажав на клавиатуре «да» или «нет».

Парадигмы эмоционального лица. (A) Рабочая память. Участники рассматривали два лица (выражающие одну и ту же эмоцию, гнев, счастье, печаль, страх или нейтралитет) в течение 2 секунд. Массив из 4 позиций был выбран из-за совместимости с другими эффектами нагрузки на эмоциональную рабочую память (Jackson et al., 2009) и с нашей предыдущей работой с пациентами с болезнью Паркинсона (Subramanian et al., 2010) и шизофренией (Linden et al., др., 2010). После 1-секундного интервала было представлено пробное лицо с таким же эмоциональным выражением, и участники должны были оценить, соответствует ли оно одному из предыдущих лиц на экране кодирования.(B) Задание на классификацию выражений основных эмоций. Участники классифицировали эмоции соответствующими ярлыками. (C) Рейтинги возбуждения / валентности. С помощью манекена для самооценки участники оценили, насколько возбужденным и приятным было каждое лицо.

Все лица в одном испытании отображали одни и те же эмоции, поэтому не было конкуренции между эмоциями за ресурсы WM. Задача включала решение о личности («присутствовал ли этот человек или нет?»), И эмоциональное выражение не имело отношения к задаче.Ответы не были быстрыми, обратной связи не было, и участники могли свободно отключать фиксацию. Мы не включали задание на словесное подавление, потому что пациенты не могли справиться с этой дополнительной когнитивной нагрузкой при выполнении задания.

Стимулы отображались на 13-дюймовом мониторе ноутбука Toshiba (32-битный истинный цвет, разрешение 1024 × 768 пикселей), генерированном программным обеспечением E-Prime (версия 1.1; Schneider et al., 2002). Использовались полутоновые изображения лиц шести взрослых мужчин, каждое из которых выражало пять эмоций (сердитый, счастливый, нейтральный, грустный, испуганный).Лица взяты из коллекции Экмана и Фризена (Ekman and Friesen, 1976). 16 испытаний на одну эмоцию были представлены в псевдослучайном порядке в четырех блоках.

2.2.2. Эксперимент 2: классификация эмоций

Мы исследовали способность классифицировать лицевые эмоции, используя одни и те же шесть мужских лиц из набора Экмана с семью различными эмоциональными выражениями (счастливое, злое, нейтральное, грустное, отвращение, испуганное, удивленное). Использовалось программное обеспечение E-Prime, и лица отображались на 13-дюймовом мониторе ноутбука Toshiba.Эксперимент состоял из 42 испытаний (каждое из 6 мужских лиц с 7 различными эмоциями показано один раз). В каждом испытании лицо с эмоциональным выражением, которое соответствовало углу обзора 3,6 ° по ширине и 4,5 ° по высоте, появлялось вместе с семью письменными этикетками с эмоциями, напечатанными под ним. Задача участника заключалась в том, чтобы определить выражение, отображаемое на лице, щелкнув нужную метку эмоции с помощью компьютерной мыши.

2.2.3. Эксперимент 3: оценки возбуждения и валентности

Мы исследовали суждения участников о возбуждении и валентности с помощью компьютеризированной версии манекена самооценки (Bradley and Lang, 1994).Участники оценили возбуждение (от спокойного = не возбужденное до возбуждающего = возбужденное) и валентность (от приятного = положительного до неприятного = отрицательного), связанного с лицом, по девятибалльной шкале. Только пять эмоций, использованных в эксперименте 1, и элементы, правильно классифицированные участником в эксперименте 2, были включены в рейтинги валентности и возбуждения.

2.3. Подбор участников

Мы сопоставили контрольную группу с пациентами-меланхоликами по возрасту, рукам и полу. Не было различий между группами в преморбидном интеллекте, измеренном NART (пациенты с меланхолией: 111.10 [10,79], контроли: 113,85 [9,70]; немеланхолические пациенты: 113,05 [8,98], F (2,57) = 0,413, p = 0,663). В одностороннем дисперсионном анализе наблюдалась тенденция к главному эффекту для возраста, который был обусловлен более низким возрастом в группе немеланхолических пациентов, F (2,57) = 2,343, p = 0,105. Тест хи-квадрат не выявил значимых групповых различий по полу или рукой (все p, s> 0,2).

2.4. Анализ данных

D prime (d ‘) баллов по задаче рабочей памяти, процент правильных ответов по задаче категоризации, а также оценки возбуждения и валентности были нашими зависимыми мерами.Оценки D ‘вычисляются как разница между z-преобразованными совпадениями и ложными тревогами и представляют собой стандартную меру производительности для задач обнаружения изменений (Green and Swets, 1966). Мы проанализировали зависимые показатели в отдельных анализах дисперсии с повторными измерениями (ANOVA) с «группой» межсубъектных факторов (три уровня: контроль, меланхолические пациенты, немеланхолические пациенты) и внутрисубъектным фактором «эмоции» (пять уровней для задачи WM и рейтингов возбуждения и валентности; семь уровней для задачи классификации).P-значения были скорректированы по Гринхаусу – Гейссеру, если предположение о сферичности было нарушено. Мы проследили основные эффекты и взаимодействия с помощью апостериорных односторонних дисперсионных анализов (ANOVA), Шеффе или t-критериев, в зависимости от ситуации. Мы также коррелировали размер печального преимущества (разница в производительности между грустным и средним для всех остальных лиц: d ′ грустное — (d ′ злое + d ′ счастливое + d ′ нейтральное + d ′ испуганный ) / 4) с оценками HDRS и продолжительностью болезни.

3.Результат

3.1. Рабочая память (эксперимент 1)

ANOVA значений d ′ задачи рабочей памяти () показал основные эффекты эмоций, F (4228) = 5,208, p <0,001 и группа, F (2,57) = 4,995, p = 0,01, а взаимодействие между эмоцией и группой, F (8,228) = 2,074, p = 0,039. Отдельный однофакторный дисперсионный анализ для каждой группы выявил основные эффекты эмоций у пациентов-меланхоликов, F (4,76) = 4.773, p = 0,002 и контроль, F (4,76) = 4,629, p = 0,002, но не у немеланхолических пациентов, F (4,76) = 0,653, р = 0,63. Парные сравнения выявили значительно более высокую производительность для грустного по сравнению с счастливым, t (19) = 5,970, p <0,001, двусторонний, испуганный, t (19) = 3,261, p = 0,004, и нейтральный, t (19) = 2,563, p = 0,019, лица и тенденция к более высокой производительности для грустных по сравнению с сердитыми лицами, t (19) = 1.774, p = 0,092 в группе меланхоликов. Из них контрасты грустного и счастливого, грустного и страшного переживают поправку Бонферрони для 10 сравнений. Ни в одной из других групп не было пика грустных лиц (). В контрольной группе значимые (сохранившаяся поправка Бонферрони) парные сравнения были: гнев и страх, т, (19) = 4,288, р, <0,001, счастье против страха, т, (19) = 3,954, p = 0,001, и нейтральный против пугающего, t (19) = 3.566, р. = 0,002. Таким образом, взаимодействие между группой факторов и эмоциями было обусловлено разным направлением эмоциональных эффектов в меланхолической (лучшая память на грустные лица) и контрольной (худшая память на испуганные лица) группах.

Показатели пациентов с немеланхолической депрессией, меланхолией и здоровых участников контрольной группы по задаче на рабочую память для сердитых, счастливых, нейтральных, грустных и испуганных лиц, измеренные в значениях d ‘(ось Y) и их стандартные ошибки среднего .

Таблица 3

D ‘(d простое число) значения производительности (и SE в скобках) различных групп по эмоциональным категориям в задаче на рабочую память лица.

(0,27)
Немеланхолическая депрессия Меланхолия Контроль
Злой 3,32 (0,23) 2,91 (0,31) 3,88 (0,17)
2,36 (0,19) 3.66 (0,23)
Нейтральный 2,93 (0,27) 2,65 (0,22) 3,48 (0,21)
Sad 3,02 (0,28) 3,45 (0,22)
Fearful 2,87 (0,30) 2,23 (0,33) 2,91 (0,19)

Разница в производительности между грустным и средним для всех других лиц (d ′ sad — (d ′ сердитый + d ‘ счастливый + d’ нейтральный + d ‘ испуганный ) / 4) («печальная выгода») дифференцируется между пациентами с меланхолической депрессией и контрольной группой, а также между пациентами с меланхолической и немеланхолической депрессией с чувствительностью 80% и специфичностью 80%.Точка отсечки разности d ‘составляла 0,5.

3.2. Классификация эмоций (эксперимент 2)

ANOVA оценок точности () в задаче классификации эмоций показал основной эффект эмоции, F (4,454,253,869) = 19,993, p <0,001, но нет взаимодействия между эмоции и группа, F (8,908,253,869) = 1,216, p = 0,286, и без группового эффекта, F (2,57) = 2,090, p = 0,13. Основной эффект эмоции был обусловлен более высокой точностью классификации счастливых лиц по сравнению со всеми другими условиями (все p s <.001).

Таблица 4

Точность (и SE в скобках) различных групп для распознавания эмоций.

(0,00)
Немеланхолическая депрессия Меланхолия Контроль
Злой 0,71 (0,04) 0,65 (0,06) 0,82 (0,05)
1,00 (0,00) 0,99 (0,01)
Нейтраль 0.70 (0,05) 0,73 (0,07) 0,74 (0,06)
Sad 0,78 (0,04) 0,72 (0,05) 0,87 (0,03)
Fearful 0,63 (0,06) 0,65 (0,06)
Сюрприз 0,90 (0,03) 0,91 (0,03) 0,90 (0,03)
Отвращение 0,711 (0,04) 0,04) 0,87 (0,04)

3.3. Рейтинги возбуждения и валентности (эксперимент 3)

Пациенты и контрольная группа не показали значительных различий в рейтингах возбуждения и валентности (). ANOVA данных о возбуждении показал основной эффект эмоции: F (3,180,162,165) = 17,540, p <0,001. Ни основной эффект для группы, ни взаимодействие между двумя факторами не были значительными. Рейтинги возбуждения были значительно выше для сердитых и испуганных лиц по сравнению со всеми другими состояниями (все p s <.001) (но не различались между сердитыми и испуганными лицами), а для грустных p <0,001 и счастливых p = 0,028 по сравнению с нейтральными лицами.

Таблица 5

Рейтинги SAM (и SE в скобках) различных групп для возбуждения.

0,84 (0,30)
Немеланхолическая депрессия Меланхолия Контроль
Злой 0,89 (0,26) 0,97 (0,25) 1.03 (0,18)
Happy 0,28 (0,24) — 0,32 (0,40) 0,16 (0,29)
нейтральный — 0,17 (0,23) — 0,37 (0,17) —
Sad 0,22 (0,14) 0,45 (0,26) 0,52 (0,12)
Fearful 1,03 (0,23) 0,90 (0,30)

Таблица 6

Рейтинги SAM (и SE в скобках) различных групп для валентности лица.

Немеланхолическая депрессия Меланхолия Контроль
Злой — 1,15 (0,23) — 2,10 (0,27) — 1,44 (0,2082) 1,58 (0,28) 2,38 (0,32) 1,75 (0,28)
Нейтральный 0,14 (0,13) 0,35 (0,20) 0,35 (0,16)
Садовый .97 (0,17) — 1,41 (0,28) — 1,00 (0,18)
Страшный — 1,12 (0,29) — 1,83 (0,32) — 1,46 (0,22)
9263 9 ANOVA данных валентности показал основной эффект эмоции, F, (1,844,94,041) = 89,347, p, <0,001, но не значительный основной эффект группы и отсутствие взаимодействия. Основной эффект эмоции был вызван более высокой валентностью счастья по сравнению со всеми другими лицами (все p s <.001), более низкая валентность сердитых, испуганных и грустных лиц, чем нейтральных лиц (все p s <0,001) и более низкая валентность сердитых, p <0,001, и испуганных, p = 0,004, чем грустные лица .

3.4. Корреляция производительности с симптомами

Корреляция Спирмена между печальным положительным эффектом в группе меланхоликов и оценками HDRS не выявила значимой связи, rho = -,006, p = 0,971, двусторонний. Точно так же корреляция Пирсона между печальной пользой и продолжительностью болезни не показала значимой связи, r = -.136, п. = .404.

4. Обсуждение

Наше открытие печального преимущества рабочей памяти лица поддерживает когнитивные теории меланхолической депрессии, которые постулируют предвзятость к негативной, особенно грустной информации. Однако такие предубеждения также могут быть получены путем индукции негативного настроения у здоровых людей (Bower, 1981; Bradley et al., 1997; Ridout et al., 2009), особенно у лиц из группы риска (Joormann et al., 2007), что подняло вопрос, является ли предвзятость негативных эмоций вторичной по отношению к изменению настроения.Тем не менее, негативные предубеждения могут сохраняться и после депрессивных эпизодов и, таким образом, представлять собой маркер уязвимости, а не следствие болезни (Fritzsche et al., 2010; Gotlib and Joormann, 2010; Joormann and Gotlib, 2007). Отсутствие корреляции «печальной выгоды» с тяжестью симптомов или продолжительностью заболевания в нашем исследовании предполагает, что это не следствие изменения настроения, а, скорее, может быть основным нейрокогнитивным признаком меланхолической депрессии. Хотя теории когнитивных предубеждений сильно повлияли на современные представления о расстройствах настроения и были продуктивно применены при разработке методов когнитивно-поведенческой терапии, вопрос о причинно-следственной связи оставался открытым (Mathews and MacLeod, 2005).Данные о когнитивных искажениях, которые не зависят от тяжести симптомов, как в настоящем исследовании, в некоторой степени подтверждают причинную (а не реактивную) роль когнитивных искажений в развитии депрессии. Однако, в конечном итоге, этот вопрос необходимо будет решить с помощью продольных исследований с участием лиц из группы высокого риска. Настоящая парадигма будет полезна для исследований, направленных на решение вопроса о том, предсказывают ли когнитивные искажения развитие депрессии и помогает ли их устранение облегчению симптомов.

Меланхолическая и немеланхолическая депрессия представляют собой разные клинические синдромы и могут диссоциировать по некоторым биологическим показателям (Gold and Chrousos, 2002; Parker et al., 2010; Power et al., 2000). Однако в большинстве нейрокогнитивных исследований депрессии эти синдромы отдельно не изучались. Наши результаты убедительно свидетельствуют о том, что в основе этих двух синдромов лежат разные когнитивные процессы, потому что пациенты с немеланхолической депрессией, по сути, демонстрировали ту же картину, что и контрольная группа (хотя и с незначительно ухудшенной работоспособностью), тогда как пациенты с меланхолической депрессией демонстрировали измененную эмоциональную предвзятость по сравнению с контрольной группой. и немеланхолические пациенты.Эти нейрокогнитивные различия между меланхолией и немеланхолической депрессией могут дополнительно поддержать включение меланхолии как отдельного объекта в DSM-V.

В недавнем исследовании с аналогичной парадигмой у пациентов с болезнью Паркинсона (БП) мы обнаружили повышенную производительность для грустных лиц в гиподопаминергическом состоянии, которое вернулось к «нормальному» предпочтению сердитых лиц после дофаминергического лечения (Subramanian et al., 2010). Моноаминовые системы демонстрируют множественные взаимодействия с осью HPA, а недостаток дофамина постулируется, в частности, при меланхолической депрессии и психомоторных симптомах (Martinot et al., 2001; Schrijvers et al., 2008). Дофаминергические агенты обладают антидепрессивными свойствами как при БП (Yamamoto and Schapira, 2008), так и при депрессии (Dhillon et al., 2008). Таким образом, одним из предварительных объяснений отрицательного когнитивного искажения при меланхолической депрессии может быть то, что он отражает лежащий в основе дофаминергический дефицит. Это необходимо дополнительно проверить при проведении интервенционных или радиолигандных исследований. Неспособность дифференцировать по клиническим субсиндромам может быть одной из причин того, почему исследования радиолигандов до сих пор не смогли обеспечить убедительную поддержку моделей депрессии с моноаминергическим дефицитом (Nikolaus et al., 2009).

Поскольку в исследование были включены только пациенты, которые пережили депрессивный эпизод, мы не можем установить, сохраняется ли печальное преимущество WM во время ремиссии и может ли оно быть устойчивым эмоциональным предубеждением, способствующим уязвимости к рецидиву. Более того, в отсутствие прямых доказательств нейровизуализации или эффектов конкретных фармакологических вмешательств у пациентов с депрессией, наши интерпретации печальной пользы как индикатора дофаминергической гипофункции в настоящее время все еще являются спекулятивными.Другое ограничение состоит в том, что наши пациенты-меланхолики были более тяжелыми в депрессии, согласно шкале HDRS, чем пациенты-немеланхолики. Однако эта разница вряд ли могла объяснить качественную разницу в эмоциональных предубеждениях, и мы не обнаружили значимой корреляции между печальной пользой и серьезностью симптомов.

Выявление пациентов с меланхолической депрессией требует подробного интервью, тщательного сбора анамнеза и часто наблюдения в течение длительного периода времени.Таким образом, первоначальный инструмент нейрокогнитивного скрининга может быть использован в клинической практике для раннего выявления. Таким образом, успешная классификация пациентов с меланхолией в сравнении с контрольной группой и с немеланхолическими пациентами с 80% чувствительностью и специфичностью представляет потенциальный клинический интерес, но формальное тестирование ее чувствительности и специфичности для различения меланхолической депрессии от немеланхолической депрессии посредством дискриминантного анализа в потребуется независимая выборка. Если печальная предвзятость действительно является маркером нехватки дофамина, она должна исчезнуть после лечения дофаминергическими (и, возможно, другими катехоламинергическими) агентами, тем самым обеспечивая нейрокогнитивный маркер лечения.Таким образом, наш вывод будет соответствовать широко признанной потребности в дополнительных критериях оценки результатов, которые не зависят от самооценки.

Наконец, психологические вмешательства, направленные на дисфункциональные когнитивные предубеждения и метакогнитивные убеждения, такие как когнитивно-поведенческая терапия (КПТ), могли бы специально сосредоточиться на предвзятости пациентов к грустному материалу. Помимо явных стратегий, возможны неявные процедуры, использующие оперантное обусловливание или девальвацию отвлекающих факторов. Более того, изменение грустной предвзятости в рабочей памяти и других когнитивных областях может стать новым критерием результата не только для фармакологического лечения, но и для психологических вмешательств.

Роль источника финансирования

Эта работа была поддержана Уэльским институтом когнитивной неврологии (номер гранта WBS006) и Советом по исследованиям биотехнологии и биологических наук (BBSRC) Великобритании (грант BB / G021538). Спонсоры не играли никакой роли в разработке или интерпретации эксперимента.

Конфликт интересов

SL, MJ и LS не имеют конкурирующих интересов. DH консультировался, был клиническим испытателем, выступал на симпозиумах или получал поддержку для участия в собраниях от Astra-Zeneca, Boots-Knoll, Eli Lilly, Janssen-Cilag, Lorex-Synthelabo, Lundbeck, Organon, Pharmacia. и Upjohn, Pierre-Fabre, Pfizer, Rhone-Poulenc Rorer, Roche, SmithKline Beecham и Solvay-Duphar.Он был свидетелем-экспертом истца в 15 судебных исках, связанных с СИОЗС, и в одном патентном деле, касающемся антипсихотического средства. DL получила гонорары за консультационные услуги от Actelion Pharmaceuticals Ltd.

Ссылки

Beck A. New American Library; Нью-Йорк, Нью-Йорк: 1976. Когнитивная терапия и эмоциональные расстройства. [Google Scholar] Бентон А., Хамшер К., Варни Н., Сприн О. Издательство Оксфордского университета; Нью-Йорк, Нью-Йорк: 1983. Вклады в нейропсихологическую оценку: клиническое руководство.[Google Scholar] Брэдли М., Лэнг П. Измерение эмоций: манекен самооценки и семантический дифференциал. Журнал поведенческой терапии и экспериментальной психиатрии. 1994; 25: 49–59. [PubMed] [Ученый Google] Брэдли Б., Могг К., Ли С. Предвзятость внимания к негативной информации при индуцированной и естественной дисфории. Поведенческие исследования и терапия. 1997; 35: 911–927. [PubMed] [Ученый Google] Де Рэдт Р., Костер Э. Понимание уязвимости к депрессии с точки зрения когнитивной нейробиологии: переоценка факторов внимания и новая концептуальная основа.Когнитивная, аффективная и поведенческая неврология. 2010; 10: 50–70. [PubMed] [Google Scholar] Девени К.М., Делдин П.Дж. Память лиц: медленное ERP-исследование большой депрессии. Эмоции. 2004. 4: 295–304. [PubMed] [Google Scholar] Диллон С., Ян Л., Курран М. В центре внимания бупропион при большом депрессивном расстройстве. Препараты ЦНС. 2008. 22: 613–617. [PubMed] [Google Scholar] Экман П., Friesen W. Consulting Psychologies Press; Пало-Альто, Калифорния: 1976. Фотографии лицевого аффекта. [Google Scholar] Фёрст М., Спитцер Р., Гиббон ​​М., Уильямс Дж. Исследовательская версия, издание для пациентов. (SCID-I / P) Биометрические исследования, Психиатрический институт штата Нью-Йорк; Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: 2002. Структурированное клиническое интервью для DSM-IV-TR Axis I. Disorders. [Google Scholar] Фриче А., Дахме Б., Готлиб И., Йорманн Дж., Магнуссен Х., Ватц Х., фон Лейпольдт А. Специфика когнитивных искажений у пациентов с текущей депрессией и ремиссированной депрессией, а также у пациентов с астмой. Психологическая медицина. 2010. 40: 815–826. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar] Гилбоа-Шехтман Э., Erhard-Weiss D., Jeczemien P. Межличностные дефициты сочетаются с когнитивными предубеждениями: память на мимику у депрессивных и тревожных мужчин и женщин. Психиатрические исследования. 2002. 113: 279–293. [PubMed] [Google Scholar] Goeleven E., De Raedt R., Baert S., Koster E. Недостаточное подавление эмоциональной информации при депрессии. Журнал аффективных расстройств. 2006; 93: 149–157. [PubMed] [Google Scholar] Голд П., Хрусос Г. Организация стрессовой системы и ее нарушение регуляции при меланхолической и атипичной депрессии: высокий или низкий уровень CRH / NE.Молекулярная психиатрия. 2002; 7: 254–275. [PubMed] [Google Scholar] Готлиб И., Джорманн Дж. Познание и депрессия: текущее состояние и будущие направления. Ежегодный обзор клинической психологии. 2010. 6: 285–312. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar] Готлиб И., Красноперова Е., Юэ Д., Джорманн Дж. Предвзятость внимания к негативным межличностным стимулам при клинической депрессии. Журнал аномальной психологии. 2004. 113: 121–135. [PubMed] [Google Scholar] Грин Д., Светс Дж. Вили; Нью-Йорк, Нью-Йорк: 1966. Теория обнаружения сигналов и психофизика.[Google Scholar] Гамильтон М. Рейтинг депрессивных пациентов. Журнал клинической психиатрии. 1980; 41: 21–24. [PubMed] [Google Scholar] Хильдебрандт М., Штайерберг Э., Стадия К., Пассьер Дж., Краг-Серенсен П., Группа антидепрессантов Датского университета Важны ли гендерные различия для клинического эффекта антидепрессантов? Американский журнал психиатрии. 2003; 160: 1643–1650. [PubMed] [Google Scholar] Джексон М.С., Рэймонд Дж. Э. Знакомство улучшает визуальную рабочую память для лиц. Журнал экспериментальной психологии.Человеческое восприятие и производительность. 2008. 34: 556–568. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar] Джексон М.С., Ву С.Й., Линден Д.Э., Раймонд Дж. Э. Улучшенная кратковременная зрительная память на сердитые лица. Журнал экспериментальной психологии. Человеческое восприятие и производительность. 2009. 35: 363–374. [PubMed] [Google Scholar] Джерманн Ф., ван дер Линден М., Д’Аргембо А. Распознавание личности и воспоминание о счастливом и грустном выражении лица: влияние депрессивных симптомов. Объем памяти. 2008. 16: 364–373. [PubMed] [Google Scholar] Джорманн Дж.Смещение внимания при дисфории: роль тормозных процессов. Познание и эмоции. 2004. 18: 125–147. [Google Scholar] Джорманн Дж., Готлиб И. Селективное внимание к эмоциональным лицам после выхода из депрессии. Журнал аномальной психологии. 2007. 116: 80–85. [PubMed] [Google Scholar] Джорманн Дж., Готлиб И. Обновление содержимого рабочей памяти при депрессии: вмешательство со стороны нерелевантного негативного материала. Журнал аномальной психологии. 2008. 117: 182–192. [PubMed] [Google Scholar] Джорманн Дж., Талбот Л., Готлиб И. Предвзятая обработка эмоциональной информации у девочек из группы риска депрессии. Журнал аномальной психологии. 2007. 116: 135–143. [PubMed] [Google Scholar] Линден С.С., Джексон М., Субраманиан Л., Вольф К., Грин П., Хили Д., Линден Д.Э. Взаимодействие эмоций и познания при шизофрении: явные и неявные эффекты выражения лица. Нейропсихология. 2010; 48: 997–1002. [PubMed] [Google Scholar] Мартинот М., Брагулат В., Артиж Э., Долле Ф., Хиннен Ф., Жувент Р., Мартинот Дж.Снижение пресинаптической дофаминовой функции в левом хвостатом коре у пациентов с депрессией с аффективным уплощением и задержкой психомоторного развития. Американский журнал психиатрии. 2001. 158: 314–316. [PubMed] [Google Scholar] Мэтьюз А., Маклауд К. Когнитивная уязвимость к эмоциональным расстройствам. Ежегодный обзор клинической психологии. 2005; 1: 167–195. [PubMed] [Google Scholar] Николаус С., Антке К., Мюллер Х. Визуализация синаптической функции в центральной нервной системе in vivo: II. Психические и аффективные расстройства.Поведенческие исследования мозга. 2009. 204: 32–66. [PubMed] [Google Scholar] Норин С., Ридаут Н. Краткосрочная память эмоциональных лиц при дисфории. Объем памяти. 2010. 18: 486–497. [PubMed] [Google Scholar] Паркер Г. Определение меланхолии: первенство психомоторных нарушений. Acta Psychiatrica Scandinavica. 2007; (Приложение 433): 21–30. [PubMed] [Google Scholar] Паркер Г., Финк М., Шортер Э., Тейлор М., Акискал Х., Берриос Г., Болвиг Т., Браун В. А., Кэрролл Б., Хили Д., Кляйн Д. Ф., Кукопулос А., Михельс Р., Пэрис Дж., Рубин Р.Т., Спитцер Р., Шварц К. Проблемы DSM-5: куда идти меланхолия? Обоснование его классификации как отдельного расстройства настроения. Американский журнал психиатрии. 2010. 167: 745–747. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar] Перон Дж., Эль Тамер С., Гранджан Д., Лере Э., Траверс Д., Драпье Д., Верен М., Милле Б. Большое депрессивное расстройство искажает узнаваемость эмоциональной просодии. Прогресс в нейропсихофармакологии и биологической психиатрии. 2011; 35: 987–996. [PubMed] [Google Scholar] Перри П.Фармакотерапия большой депрессии с меланхолическими особенностями: относительная эффективность трициклических антидепрессантов по сравнению с селективными ингибиторами обратного захвата серотонина. Журнал аффективных расстройств. 1996; 39: 1–6. [PubMed] [Google Scholar] Пауэр М., Далглиш Т., Клаудио В., Тата П., Кентиш Дж. Задача направленного забывания: применение к эмоционально значимому материалу. Журнал аффективных расстройств. 2000. 57: 147–157. [PubMed] [Google Scholar] Ридаут Н., Астелл А.Дж., Рид И.К., Глен Т., О’Кэрролл Р.Э. Смещение памяти в отношении эмоциональных выражений лица при большой депрессии.Познание и эмоции. 2003. 17: 101–122. [PubMed] [Google Scholar] Ридаут Н., Норин А., Джохал Дж. Память эмоциональных лиц при естественной дисфории и индуцированной печали. Поведенческие исследования и терапия. 2009; 47: 851–860. [PubMed] [Google Scholar] Роуз Э., Эбмайер К. Характер нарушения рабочей памяти во время большой депрессии. Журнал аффективных расстройств. 2006; 90: 149–161. [PubMed] [Google Scholar] Рассел А., Манро Дж., Джонс П., Хейворд П., Хемсли Д., Мюррей Р. Национальный тест по чтению для взрослых как мера преморбидного IQ при шизофрении.Британский журнал клинической психологии. 2000; 39: 297–305. [PubMed] [Google Scholar] Шнайдер В., Эшман А., Зукколотто А. Питтсбург; Psychology Software Tools Inc: 2002. Руководство пользователя E-Prime. [Google Scholar] Шрайверс Д., Хулстейн В., Саббе Б. Психомоторные симптомы при депрессии: диагностический, патофизиологический и терапевтический инструмент. Журнал аффективных расстройств. 2008; 109: 1–20. [PubMed] [Google Scholar] Субраманиан Л., Хиндл Дж., Джексон М., Линден Д. Дофамин улучшает память о сердитых лицах при болезни Паркинсона.Расстройства движения. 2010; 25: 2792–2799. [PubMed] [Google Scholar] Тейлор М., Финк М. Восстановление меланхолии в классификации расстройств настроения. Журнал аффективных расстройств. 2008; 105: 1–14. [PubMed] [Google Scholar] Ямамото М., Шапира А. Агонисты дофамина при болезни Паркинсона. Экспертный обзор нейротерапии. 2008. 8: 671–677. [PubMed] [Google Scholar]

Эмоциональная предвзятость меланхолической депрессии

J Affect Disord. 2011 Dec; 135 (1-3): 251–257.

Стефани К. Линден

a Институт психиатрии, Королевский колледж, Лондон, Великобритания

Маргарет К.Джексон

b Центр клинической и когнитивной неврологии Вольфсона, Школа психологии, Бангорский университет, Бангор, Великобритания

Лина Субраманиан

c Кафедра психологической медицины и неврологии, Кардиффский университет, Кардифф, Великобритания

Хили

c Кафедра психологической медицины и неврологии, Кардиффский университет, Кардифф, Великобритания

Дэвид Э. Linden

c Кафедра психологической медицины и неврологии, Кардиффский университет, Кардифф, Великобритания

a Институт психиатрии, Королевский колледж, Лондон, Великобритания

b Центр клинической и когнитивной неврологии Вольфсона, Школа Психология, Бангорский университет, Бангор, Великобритания

c Dept.Психологической медицины и неврологии, Кардиффский университет, Кардифф, Великобритания

Автор для корреспонденции: MRC Center for Neuropsychiatric Genetics and Genomics, Cardiff University CF144XN, Wales, UK. ku.ca.ffidrac@dnednil

Поступило 17 марта 2011 г .; Пересмотрено 31 июля 2011 г .; Принято 1 августа 2011 г.

Эта статья цитируется в других статьях в PMC.

Abstract

Эмоциональные предубеждения занимают важное место в когнитивных теориях депрессии и являются предметом психологических вмешательств.Однако в настоящее время не существует стабильного нейрокогнитивного маркера измененных эмоционально-когнитивных взаимодействий при депрессии. Одной из причин может быть неоднородность большого депрессивного расстройства. Наша цель в настоящем исследовании состояла в том, чтобы найти эмоциональную предвзятость, которая отличает пациентов с меланхолической депрессией от контрольной группы, а пациентов с меланхолической депрессией от пациентов с немеланхолической депрессией. Мы использовали парадигму рабочей памяти для эмоциональных лиц, где два лица с сердитым, счастливым, нейтральным, грустным или испуганным выражением должны были сохраняться в течение одной секунды.В исследовании приняли участие 20 пациентов с меланхолической депрессией, 20 человек из контрольной группы того же возраста, образования и пола и 20 пациентов с немеланхолической депрессией. Мы проанализировали производительность задачи рабочей памяти, используя меры обнаружения сигналов. Мы обнаружили взаимодействие между группой и эмоциями в отношении производительности рабочей памяти, которое было обусловлено более высокой производительностью для грустных лиц по сравнению с другими категориями в группе меланхоликов. Мы вычислили показатель «печальной выгоды», который отличал меланхолических и немеланхолических пациентов с хорошей чувствительностью и специфичностью.Однако необходимы исследования репликации и формальный дискриминантный анализ, чтобы оценить, может ли эмоциональная предвзятость в рабочей памяти стать полезным диагностическим инструментом для различения этих двух синдромов.

Ключевые слова: Депрессия, Меланхолия, Рабочая память, Выражение лица, Эмоции

1. Введение

Пристрастие к негативной информации занимает центральное место в когнитивных теориях депрессии (Beck, 1976; Mathews and MacLeod, 2005). Пациенты с депрессией проявляли избирательное внимание к грустным, но не сердитым или счастливым лицам при выполнении задачи с точечным зондом (Gotlib et al., 2004) и согласованной с настроением (то есть отрицательной) оценки нейтрального или неоднозначного материала (Gotlib and Joormann, 2010). Подобное предпочтение негативной информации наблюдалось в исследованиях долговременной памяти у пациентов с депрессией или дисфорией (Gilboa-Schechtman et al., 2002; Jermann et al., 2008; Ridout et al., 2003, 2009), наиболее последовательно. у тех, кто пользуется услугами бесплатного отзыва (Gotlib and Joormann, 2010). Такие предубеждения не ограничиваются визуальной модальностью, но также проявляются в эмоциональной просодии (Péron et al., 2011).

Однако не все исследования показывают эмоциональные предубеждения, не говоря уже об улучшении результатов работы с негативным материалом при депрессии. Доказательства наиболее последовательны для задач, в которых пациенты должны подавить в памяти следы негативного материала, такие как негативное праймирование (Goeleven et al., 2006; Joormann, 2004) или направленное забывание самореференциальных слов (Power et al., 2000), где используются социально значимые стимулы, такие как лица, и где время предъявления относительно велико (1 с или более) (De Raedt and Koster, 2010).Более того, большинство предыдущих исследований, посвященных влиянию специфических эмоций на внимание и память, показали избирательное вмешательство и отключение, а не повышение производительности (De Raedt and Koster, 2010).

Лишь несколько исследований специально исследовали искажения эмоциональной рабочей памяти при депрессии. Это удивительно, потому что активное поддержание в рабочей памяти материала, соответствующего настроению, будет представлять собой особенно распространенное когнитивное искажение из-за широкого спектра функций, которые зависят от рабочей памяти.В одном исследовании пациентам (но не здоровым людям, испытывающим грустное настроение) требовалось больше времени, чтобы отвергать вторжения из нерелевантных списков слов, если они содержали негативный материал (Joormann and Gotlib, 2008). Авторы предположили, что это указывает на снижение способности удалять ранее релевантный негативный материал из рабочей памяти, когда он стал неактуальным, и что этот дисфункциональный когнитивный стиль может поддерживать размышления. Глобальное нарушение рабочей памяти, о котором сообщалось в некоторых исследованиях (Rose and Ebmeier, 2006), похоже, не объясняет эмоциональные предубеждения при депрессии (Gotlib and Joormann, 2010).

Отсутствие явного печального преимущества дисфории в других предыдущих работах (Noreen and Ridout, 2010) можно объяснить характеристиками выборки из этого исследования, в которую вошли только здоровые люди, получившие высокие баллы по шкале депрессии. Девени и Делдин (2004) исследовали пациентов с большим депрессивным расстройством (БДР) и не обнаружили предвзятости к грустным лицам в рабочей памяти, но они использовали нагрузку только на одно лицо. Производительность рабочей памяти лица при нагрузке 1 может быть близка к потолку для всех категорий (Jackson and Raymond, 2008).Наша предыдущая работа показала, что эмоциональные эффекты на лице WM начинают проявляться только при загрузке двух лиц (Jackson et al., 2009). Поэтому в настоящем исследовании мы использовали протокол рабочей памяти, в котором участники должны были сохранять два лица, что показало хорошую чувствительность для выявления эмоциональных предубеждений в группах пациентов (Linden et al., 2010; Subramanian et al., 2010).

Другой причиной того, что предыдущая работа по когнитивным искажениям не дала стабильных нейрокогнитивных маркеров депрессии, может быть гетерогенность депрессивного синдрома.В частности, в большинстве исследований не проводилось клинически важного различия между меланхолической и немеланхолической депрессией. Часто утверждают, что меланхолия — это тяжелая форма депрессии, которая является продолжением депрессивного заболевания. Однако концепция меланхолии как отдельной клинической сущности недавно получила значительную поддержку (Parker et al., 2010; Taylor and Fink, 2008). Это разделение меланхолии от других депрессивных подтипов, которое мы принимаем здесь, основано на ее различных клинических характеристиках (психомоторные нарушения, качество настроения, отсутствие реактивности настроения, вегетативные признаки) и различных ответах на лечение (Hildebrandt et al., 2003; Parker et al., 2010; Перри, 1996). Диагностическая значимость психомоторных нарушений как отличительного признака между меланхолической и другими подтипами депрессии подтверждается несколькими исследованиями (Parker, 2007; Schrijvers et al., 2008). DSM-IV (Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам) позволяет специфицировать меланхолический подтип депрессии, определяемый клиническими симптомами и признаками. Широко признано, что депрессивный синдром в его нынешнем определении во многих отношениях слишком широк, и что необходимы клинические и нейрокогнитивные подтипы.Это исследование было направлено на то, чтобы внести свой вклад в определение потенциального когнитивного маркера депрессии или, в частности, меланхолии через отрицательное эмоциональное искажение рабочей памяти.

2. Метод

2.1. Участники и диагностическая оценка

В исследовании приняли участие 20 амбулаторных пациентов с меланхолической депрессией, 20 здоровых пациентов из контрольной группы, соответствующих возрасту, полу и поведению, и 20 амбулаторных пациентов с немеланхолической депрессией (). Все участники дали письменное информированное согласие после полного объяснения процедур исследования.Исследование было одобрено этическим комитетом Школы психологии Бангорского университета и Местным комитетом по этике исследований Национальной службы здравоохранения. Контрольные участники, отобранные через общественную комиссию Университета, не сообщили в анамнезе о неврологических или психических расстройствах или употреблении запрещенных наркотиков. Авторы С.Л. и D.H., сертифицированные психиатры, подтвердили клинический диагноз депрессии в соответствии с критериями DSM-IV-TR (Американская психиатрическая ассоциация) с помощью структурированного клинического интервью для DSM-IV (SCID) (First et al., 2002). Мы включили только пациентов в возрасте от 18 до 65 лет с БДР, за исключением пациентов с большим депрессивным эпизодом биполярного расстройства. Мы также исключили пациентов с сопутствующими психическими, неврологическими или психическими расстройствами. Тяжесть депрессивных симптомов оценивалась по шкале оценки депрессии Гамильтона из 21 пункта (HDRS) (Hamilton, 1980).

Таблица 1

Демографические и клинические данные как для клинических групп, так и для контрольных участников.

6

0

Немеланхолическая депрессия
Меланхолия
Контроль
Меланхолия
Н / среднее SD Н / среднее SD Н / среднее SD
Участники 20 20 20
НАРТ 113.05 8,98 111,10 10,79 113,85 9,66
Возраст 42,90 11,16 50,80 10,44 10/10 11/9
Правый / левый 19/1 19/1 17/317 HDRS-21 20.85 7,24 25,05 7,49
Продолжительность болезни [месяцев] 174,30 106,09 205,90 177,65 177,65
SSRI / SSNRI: 12 ⁎⁎
Другое: 3
Без лекарств: 4
+ литий
⁎⁎ 1 + литиевый и 1 + атипичный антипсихотик
TCA: 7
/ SSNRI: 10 ⁎⁎
Другое: 1
Нет лекарств: 2
2 + атипичный антипсихотик
⁎⁎ 2 + атипичный AP
1 + литий
1 + вальпроат
9 Разделение на меланхолическую и немеланхолическую депрессию было основано на критериях DSM Melancholic Features Specifier и было проведено теми же двумя психиатрами, которые изначально были слепы к исходу болезни. е эксперименты.Однако наши критерии были строже, чем в руководстве DSM-IV, где требуется один критерий A и три критерия B для постановки диагноза «с меланхолическими признаками». Чтобы соответствовать критериям включения в наше исследование, пациенты должны были выполнить все восемь критериев (2 критерия A и 6 критериев B, см.). Мы предположили, что такие строгие критерии приведут к идентификации более чистых меланхолических синдромов и увеличат шанс выявления нейрокогнитивных маркеров в относительно небольшой выборке.Критерии применялись к наиболее тяжелому периоду текущего эпизода БДР. Ни один из пациентов нашей немеланхолической группы не соответствовал более широким критериям DSM-IV для диагноза «с меланхолическими особенностями».

Таблица 2

Критерии для спецификатора меланхолических особенностей (согласно DSM-IV) (частично цитируется дословно).

Группа A (1) потеря удовольствия от всех или почти всех видов деятельности
(2) отсутствие реакции на обычно приятные стимулы (не намного лучше, даже временно, когда что-то хорошее случается)
Группа B (1) отчетливое качество депрессивного настроения (т.е. депрессивное настроение воспринимается как совершенно иное чувство, чем то чувство, которое испытывается после смерти любимого человека)
(2) депрессия регулярно усиливается утром
(3) раннее утреннее пробуждение (минимум 2 часа до обычного времени пробуждения)
(4) выраженная психомоторная отсталость или возбуждение
(5) значительное возбуждение или потеря веса
(6) чрезмерное или неуместное чувство вины

Мы оценили предварительную оценку патологический вербальный интеллект с помощью теста National Adult Reading (NART) (Russell et al., 2000). Мы исключили проблемы распознавания лиц с помощью теста Бентона (Benton et al., 1983). В этом тесте участники сопоставляют целевые лица с одновременно представленными тестовыми лицами. Тест проводится в буклете без ограничений по времени. У всех участников было нормальное зрение или зрение с поправкой на нормальное.

2.2. Процедура

2.2.1. Эксперимент 1: рабочая память для эмоциональных лиц

Мы оценили рабочую память для эмоциональных лиц с помощью модифицированной версии парадигмы, описанной в Linden et al.(2010). В этом задании участников ориентировали к центру экрана компьютера с помощью небольшого фиксирующего креста, выставленного на 1000 мс (). В начале каждого испытания крест фиксации увеличивался в размере на 1000 мс, после чего возвращался к исходному размеру еще на 1000 мс. Затем два лица и два скремблированных лица были представлены в течение 2000 мс в массиве кодирования 2 × 2, который обеспечивал угол обзора 2,86 ° по ширине и 2,96 ° по высоте. После пустого интервала сохранения 1000 мс в центре экрана было представлено одно лицо, и участникам было предложено решить, присутствовало ли это лицо на предыдущем экране, нажав на клавиатуре «да» или «нет».

Парадигмы эмоционального лица. (A) Рабочая память. Участники рассматривали два лица (выражающие одну и ту же эмоцию, гнев, счастье, печаль, страх или нейтралитет) в течение 2 секунд. Массив из 4 позиций был выбран из-за совместимости с другими эффектами нагрузки на эмоциональную рабочую память (Jackson et al., 2009) и с нашей предыдущей работой с пациентами с болезнью Паркинсона (Subramanian et al., 2010) и шизофренией (Linden et al., др., 2010). После 1-секундного интервала было представлено пробное лицо с таким же эмоциональным выражением, и участники должны были оценить, соответствует ли оно одному из предыдущих лиц на экране кодирования.(B) Задание на классификацию выражений основных эмоций. Участники классифицировали эмоции соответствующими ярлыками. (C) Рейтинги возбуждения / валентности. С помощью манекена для самооценки участники оценили, насколько возбужденным и приятным было каждое лицо.

Все лица в одном испытании отображали одни и те же эмоции, поэтому не было конкуренции между эмоциями за ресурсы WM. Задача включала решение о личности («присутствовал ли этот человек или нет?»), И эмоциональное выражение не имело отношения к задаче.Ответы не были быстрыми, обратной связи не было, и участники могли свободно отключать фиксацию. Мы не включали задание на словесное подавление, потому что пациенты не могли справиться с этой дополнительной когнитивной нагрузкой при выполнении задания.

Стимулы отображались на 13-дюймовом мониторе ноутбука Toshiba (32-битный истинный цвет, разрешение 1024 × 768 пикселей), генерированном программным обеспечением E-Prime (версия 1.1; Schneider et al., 2002). Использовались полутоновые изображения лиц шести взрослых мужчин, каждое из которых выражало пять эмоций (сердитый, счастливый, нейтральный, грустный, испуганный).Лица взяты из коллекции Экмана и Фризена (Ekman and Friesen, 1976). 16 испытаний на одну эмоцию были представлены в псевдослучайном порядке в четырех блоках.

2.2.2. Эксперимент 2: классификация эмоций

Мы исследовали способность классифицировать лицевые эмоции, используя одни и те же шесть мужских лиц из набора Экмана с семью различными эмоциональными выражениями (счастливое, злое, нейтральное, грустное, отвращение, испуганное, удивленное). Использовалось программное обеспечение E-Prime, и лица отображались на 13-дюймовом мониторе ноутбука Toshiba.Эксперимент состоял из 42 испытаний (каждое из 6 мужских лиц с 7 различными эмоциями показано один раз). В каждом испытании лицо с эмоциональным выражением, которое соответствовало углу обзора 3,6 ° по ширине и 4,5 ° по высоте, появлялось вместе с семью письменными этикетками с эмоциями, напечатанными под ним. Задача участника заключалась в том, чтобы определить выражение, отображаемое на лице, щелкнув нужную метку эмоции с помощью компьютерной мыши.

2.2.3. Эксперимент 3: оценки возбуждения и валентности

Мы исследовали суждения участников о возбуждении и валентности с помощью компьютеризированной версии манекена самооценки (Bradley and Lang, 1994).Участники оценили возбуждение (от спокойного = не возбужденное до возбуждающего = возбужденное) и валентность (от приятного = положительного до неприятного = отрицательного), связанного с лицом, по девятибалльной шкале. Только пять эмоций, использованных в эксперименте 1, и элементы, правильно классифицированные участником в эксперименте 2, были включены в рейтинги валентности и возбуждения.

2.3. Подбор участников

Мы сопоставили контрольную группу с пациентами-меланхоликами по возрасту, рукам и полу. Не было различий между группами в преморбидном интеллекте, измеренном NART (пациенты с меланхолией: 111.10 [10,79], контроли: 113,85 [9,70]; немеланхолические пациенты: 113,05 [8,98], F (2,57) = 0,413, p = 0,663). В одностороннем дисперсионном анализе наблюдалась тенденция к главному эффекту для возраста, который был обусловлен более низким возрастом в группе немеланхолических пациентов, F (2,57) = 2,343, p = 0,105. Тест хи-квадрат не выявил значимых групповых различий по полу или рукой (все p, s> 0,2).

2.4. Анализ данных

D prime (d ‘) баллов по задаче рабочей памяти, процент правильных ответов по задаче категоризации, а также оценки возбуждения и валентности были нашими зависимыми мерами.Оценки D ‘вычисляются как разница между z-преобразованными совпадениями и ложными тревогами и представляют собой стандартную меру производительности для задач обнаружения изменений (Green and Swets, 1966). Мы проанализировали зависимые показатели в отдельных анализах дисперсии с повторными измерениями (ANOVA) с «группой» межсубъектных факторов (три уровня: контроль, меланхолические пациенты, немеланхолические пациенты) и внутрисубъектным фактором «эмоции» (пять уровней для задачи WM и рейтингов возбуждения и валентности; семь уровней для задачи классификации).P-значения были скорректированы по Гринхаусу – Гейссеру, если предположение о сферичности было нарушено. Мы проследили основные эффекты и взаимодействия с помощью апостериорных односторонних дисперсионных анализов (ANOVA), Шеффе или t-критериев, в зависимости от ситуации. Мы также коррелировали размер печального преимущества (разница в производительности между грустным и средним для всех остальных лиц: d ′ грустное — (d ′ злое + d ′ счастливое + d ′ нейтральное + d ′ испуганный ) / 4) с оценками HDRS и продолжительностью болезни.

3.Результат

3.1. Рабочая память (эксперимент 1)

ANOVA значений d ′ задачи рабочей памяти () показал основные эффекты эмоций, F (4228) = 5,208, p <0,001 и группа, F (2,57) = 4,995, p = 0,01, а взаимодействие между эмоцией и группой, F (8,228) = 2,074, p = 0,039. Отдельный однофакторный дисперсионный анализ для каждой группы выявил основные эффекты эмоций у пациентов-меланхоликов, F (4,76) = 4.773, p = 0,002 и контроль, F (4,76) = 4,629, p = 0,002, но не у немеланхолических пациентов, F (4,76) = 0,653, р = 0,63. Парные сравнения выявили значительно более высокую производительность для грустного по сравнению с счастливым, t (19) = 5,970, p <0,001, двусторонний, испуганный, t (19) = 3,261, p = 0,004, и нейтральный, t (19) = 2,563, p = 0,019, лица и тенденция к более высокой производительности для грустных по сравнению с сердитыми лицами, t (19) = 1.774, p = 0,092 в группе меланхоликов. Из них контрасты грустного и счастливого, грустного и страшного переживают поправку Бонферрони для 10 сравнений. Ни в одной из других групп не было пика грустных лиц (). В контрольной группе значимые (сохранившаяся поправка Бонферрони) парные сравнения были: гнев и страх, т, (19) = 4,288, р, <0,001, счастье против страха, т, (19) = 3,954, p = 0,001, и нейтральный против пугающего, t (19) = 3.566, р. = 0,002. Таким образом, взаимодействие между группой факторов и эмоциями было обусловлено разным направлением эмоциональных эффектов в меланхолической (лучшая память на грустные лица) и контрольной (худшая память на испуганные лица) группах.

Показатели пациентов с немеланхолической депрессией, меланхолией и здоровых участников контрольной группы по задаче на рабочую память для сердитых, счастливых, нейтральных, грустных и испуганных лиц, измеренные в значениях d ‘(ось Y) и их стандартные ошибки среднего .

Таблица 3

D ‘(d простое число) значения производительности (и SE в скобках) различных групп по эмоциональным категориям в задаче на рабочую память лица.

(0,27)
Немеланхолическая депрессия Меланхолия Контроль
Злой 3,32 (0,23) 2,91 (0,31) 3,88 (0,17)
2,36 (0,19) 3.66 (0,23)
Нейтральный 2,93 (0,27) 2,65 (0,22) 3,48 (0,21)
Sad 3,02 (0,28) 3,45 (0,22)
Fearful 2,87 (0,30) 2,23 (0,33) 2,91 (0,19)

Разница в производительности между грустным и средним для всех других лиц (d ′ sad — (d ′ сердитый + d ‘ счастливый + d’ нейтральный + d ‘ испуганный ) / 4) («печальная выгода») дифференцируется между пациентами с меланхолической депрессией и контрольной группой, а также между пациентами с меланхолической и немеланхолической депрессией с чувствительностью 80% и специфичностью 80%.Точка отсечки разности d ‘составляла 0,5.

3.2. Классификация эмоций (эксперимент 2)

ANOVA оценок точности () в задаче классификации эмоций показал основной эффект эмоции, F (4,454,253,869) = 19,993, p <0,001, но нет взаимодействия между эмоции и группа, F (8,908,253,869) = 1,216, p = 0,286, и без группового эффекта, F (2,57) = 2,090, p = 0,13. Основной эффект эмоции был обусловлен более высокой точностью классификации счастливых лиц по сравнению со всеми другими условиями (все p s <.001).

Таблица 4

Точность (и SE в скобках) различных групп для распознавания эмоций.

(0,00)
Немеланхолическая депрессия Меланхолия Контроль
Злой 0,71 (0,04) 0,65 (0,06) 0,82 (0,05)
1,00 (0,00) 0,99 (0,01)
Нейтраль 0.70 (0,05) 0,73 (0,07) 0,74 (0,06)
Sad 0,78 (0,04) 0,72 (0,05) 0,87 (0,03)
Fearful 0,63 (0,06) 0,65 (0,06)
Сюрприз 0,90 (0,03) 0,91 (0,03) 0,90 (0,03)
Отвращение 0,711 (0,04) 0,04) 0,87 (0,04)

3.3. Рейтинги возбуждения и валентности (эксперимент 3)

Пациенты и контрольная группа не показали значительных различий в рейтингах возбуждения и валентности (). ANOVA данных о возбуждении показал основной эффект эмоции: F (3,180,162,165) = 17,540, p <0,001. Ни основной эффект для группы, ни взаимодействие между двумя факторами не были значительными. Рейтинги возбуждения были значительно выше для сердитых и испуганных лиц по сравнению со всеми другими состояниями (все p s <.001) (но не различались между сердитыми и испуганными лицами), а для грустных p <0,001 и счастливых p = 0,028 по сравнению с нейтральными лицами.

Таблица 5

Рейтинги SAM (и SE в скобках) различных групп для возбуждения.

0,84 (0,30)
Немеланхолическая депрессия Меланхолия Контроль
Злой 0,89 (0,26) 0,97 (0,25) 1.03 (0,18)
Happy 0,28 (0,24) — 0,32 (0,40) 0,16 (0,29)
нейтральный — 0,17 (0,23) — 0,37 (0,17) —
Sad 0,22 (0,14) 0,45 (0,26) 0,52 (0,12)
Fearful 1,03 (0,23) 0,90 (0,30)

Таблица 6

Рейтинги SAM (и SE в скобках) различных групп для валентности лица.

Немеланхолическая депрессия Меланхолия Контроль
Злой — 1,15 (0,23) — 2,10 (0,27) — 1,44 (0,2082) 1,58 (0,28) 2,38 (0,32) 1,75 (0,28)
Нейтральный 0,14 (0,13) 0,35 (0,20) 0,35 (0,16)
Садовый .97 (0,17) — 1,41 (0,28) — 1,00 (0,18)
Страшный — 1,12 (0,29) — 1,83 (0,32) — 1,46 (0,22)
9263 9 ANOVA данных валентности показал основной эффект эмоции, F, (1,844,94,041) = 89,347, p, <0,001, но не значительный основной эффект группы и отсутствие взаимодействия. Основной эффект эмоции был вызван более высокой валентностью счастья по сравнению со всеми другими лицами (все p s <.001), более низкая валентность сердитых, испуганных и грустных лиц, чем нейтральных лиц (все p s <0,001) и более низкая валентность сердитых, p <0,001, и испуганных, p = 0,004, чем грустные лица .

3.4. Корреляция производительности с симптомами

Корреляция Спирмена между печальным положительным эффектом в группе меланхоликов и оценками HDRS не выявила значимой связи, rho = -,006, p = 0,971, двусторонний. Точно так же корреляция Пирсона между печальной пользой и продолжительностью болезни не показала значимой связи, r = -.136, п. = .404.

4. Обсуждение

Наше открытие печального преимущества рабочей памяти лица поддерживает когнитивные теории меланхолической депрессии, которые постулируют предвзятость к негативной, особенно грустной информации. Однако такие предубеждения также могут быть получены путем индукции негативного настроения у здоровых людей (Bower, 1981; Bradley et al., 1997; Ridout et al., 2009), особенно у лиц из группы риска (Joormann et al., 2007), что подняло вопрос, является ли предвзятость негативных эмоций вторичной по отношению к изменению настроения.Тем не менее, негативные предубеждения могут сохраняться и после депрессивных эпизодов и, таким образом, представлять собой маркер уязвимости, а не следствие болезни (Fritzsche et al., 2010; Gotlib and Joormann, 2010; Joormann and Gotlib, 2007). Отсутствие корреляции «печальной выгоды» с тяжестью симптомов или продолжительностью заболевания в нашем исследовании предполагает, что это не следствие изменения настроения, а, скорее, может быть основным нейрокогнитивным признаком меланхолической депрессии. Хотя теории когнитивных предубеждений сильно повлияли на современные представления о расстройствах настроения и были продуктивно применены при разработке методов когнитивно-поведенческой терапии, вопрос о причинно-следственной связи оставался открытым (Mathews and MacLeod, 2005).Данные о когнитивных искажениях, которые не зависят от тяжести симптомов, как в настоящем исследовании, в некоторой степени подтверждают причинную (а не реактивную) роль когнитивных искажений в развитии депрессии. Однако, в конечном итоге, этот вопрос необходимо будет решить с помощью продольных исследований с участием лиц из группы высокого риска. Настоящая парадигма будет полезна для исследований, направленных на решение вопроса о том, предсказывают ли когнитивные искажения развитие депрессии и помогает ли их устранение облегчению симптомов.

Меланхолическая и немеланхолическая депрессия представляют собой разные клинические синдромы и могут диссоциировать по некоторым биологическим показателям (Gold and Chrousos, 2002; Parker et al., 2010; Power et al., 2000). Однако в большинстве нейрокогнитивных исследований депрессии эти синдромы отдельно не изучались. Наши результаты убедительно свидетельствуют о том, что в основе этих двух синдромов лежат разные когнитивные процессы, потому что пациенты с немеланхолической депрессией, по сути, демонстрировали ту же картину, что и контрольная группа (хотя и с незначительно ухудшенной работоспособностью), тогда как пациенты с меланхолической депрессией демонстрировали измененную эмоциональную предвзятость по сравнению с контрольной группой. и немеланхолические пациенты.Эти нейрокогнитивные различия между меланхолией и немеланхолической депрессией могут дополнительно поддержать включение меланхолии как отдельного объекта в DSM-V.

В недавнем исследовании с аналогичной парадигмой у пациентов с болезнью Паркинсона (БП) мы обнаружили повышенную производительность для грустных лиц в гиподопаминергическом состоянии, которое вернулось к «нормальному» предпочтению сердитых лиц после дофаминергического лечения (Subramanian et al., 2010). Моноаминовые системы демонстрируют множественные взаимодействия с осью HPA, а недостаток дофамина постулируется, в частности, при меланхолической депрессии и психомоторных симптомах (Martinot et al., 2001; Schrijvers et al., 2008). Дофаминергические агенты обладают антидепрессивными свойствами как при БП (Yamamoto and Schapira, 2008), так и при депрессии (Dhillon et al., 2008). Таким образом, одним из предварительных объяснений отрицательного когнитивного искажения при меланхолической депрессии может быть то, что он отражает лежащий в основе дофаминергический дефицит. Это необходимо дополнительно проверить при проведении интервенционных или радиолигандных исследований. Неспособность дифференцировать по клиническим субсиндромам может быть одной из причин того, почему исследования радиолигандов до сих пор не смогли обеспечить убедительную поддержку моделей депрессии с моноаминергическим дефицитом (Nikolaus et al., 2009).

Поскольку в исследование были включены только пациенты, которые пережили депрессивный эпизод, мы не можем установить, сохраняется ли печальное преимущество WM во время ремиссии и может ли оно быть устойчивым эмоциональным предубеждением, способствующим уязвимости к рецидиву. Более того, в отсутствие прямых доказательств нейровизуализации или эффектов конкретных фармакологических вмешательств у пациентов с депрессией, наши интерпретации печальной пользы как индикатора дофаминергической гипофункции в настоящее время все еще являются спекулятивными.Другое ограничение состоит в том, что наши пациенты-меланхолики были более тяжелыми в депрессии, согласно шкале HDRS, чем пациенты-немеланхолики. Однако эта разница вряд ли могла объяснить качественную разницу в эмоциональных предубеждениях, и мы не обнаружили значимой корреляции между печальной пользой и серьезностью симптомов.

Выявление пациентов с меланхолической депрессией требует подробного интервью, тщательного сбора анамнеза и часто наблюдения в течение длительного периода времени.Таким образом, первоначальный инструмент нейрокогнитивного скрининга может быть использован в клинической практике для раннего выявления. Таким образом, успешная классификация пациентов с меланхолией в сравнении с контрольной группой и с немеланхолическими пациентами с 80% чувствительностью и специфичностью представляет потенциальный клинический интерес, но формальное тестирование ее чувствительности и специфичности для различения меланхолической депрессии от немеланхолической депрессии посредством дискриминантного анализа в потребуется независимая выборка. Если печальная предвзятость действительно является маркером нехватки дофамина, она должна исчезнуть после лечения дофаминергическими (и, возможно, другими катехоламинергическими) агентами, тем самым обеспечивая нейрокогнитивный маркер лечения.Таким образом, наш вывод будет соответствовать широко признанной потребности в дополнительных критериях оценки результатов, которые не зависят от самооценки.

Наконец, психологические вмешательства, направленные на дисфункциональные когнитивные предубеждения и метакогнитивные убеждения, такие как когнитивно-поведенческая терапия (КПТ), могли бы специально сосредоточиться на предвзятости пациентов к грустному материалу. Помимо явных стратегий, возможны неявные процедуры, использующие оперантное обусловливание или девальвацию отвлекающих факторов. Более того, изменение грустной предвзятости в рабочей памяти и других когнитивных областях может стать новым критерием результата не только для фармакологического лечения, но и для психологических вмешательств.

Роль источника финансирования

Эта работа была поддержана Уэльским институтом когнитивной неврологии (номер гранта WBS006) и Советом по исследованиям биотехнологии и биологических наук (BBSRC) Великобритании (грант BB / G021538). Спонсоры не играли никакой роли в разработке или интерпретации эксперимента.

Конфликт интересов

SL, MJ и LS не имеют конкурирующих интересов. DH консультировался, был клиническим испытателем, выступал на симпозиумах или получал поддержку для участия в собраниях от Astra-Zeneca, Boots-Knoll, Eli Lilly, Janssen-Cilag, Lorex-Synthelabo, Lundbeck, Organon, Pharmacia. и Upjohn, Pierre-Fabre, Pfizer, Rhone-Poulenc Rorer, Roche, SmithKline Beecham и Solvay-Duphar.Он был свидетелем-экспертом истца в 15 судебных исках, связанных с СИОЗС, и в одном патентном деле, касающемся антипсихотического средства. DL получила гонорары за консультационные услуги от Actelion Pharmaceuticals Ltd.

Ссылки

Beck A. New American Library; Нью-Йорк, Нью-Йорк: 1976. Когнитивная терапия и эмоциональные расстройства. [Google Scholar] Бентон А., Хамшер К., Варни Н., Сприн О. Издательство Оксфордского университета; Нью-Йорк, Нью-Йорк: 1983. Вклады в нейропсихологическую оценку: клиническое руководство.[Google Scholar] Брэдли М., Лэнг П. Измерение эмоций: манекен самооценки и семантический дифференциал. Журнал поведенческой терапии и экспериментальной психиатрии. 1994; 25: 49–59. [PubMed] [Ученый Google] Брэдли Б., Могг К., Ли С. Предвзятость внимания к негативной информации при индуцированной и естественной дисфории. Поведенческие исследования и терапия. 1997; 35: 911–927. [PubMed] [Ученый Google] Де Рэдт Р., Костер Э. Понимание уязвимости к депрессии с точки зрения когнитивной нейробиологии: переоценка факторов внимания и новая концептуальная основа.Когнитивная, аффективная и поведенческая неврология. 2010; 10: 50–70. [PubMed] [Google Scholar] Девени К.М., Делдин П.Дж. Память лиц: медленное ERP-исследование большой депрессии. Эмоции. 2004. 4: 295–304. [PubMed] [Google Scholar] Диллон С., Ян Л., Курран М. В центре внимания бупропион при большом депрессивном расстройстве. Препараты ЦНС. 2008. 22: 613–617. [PubMed] [Google Scholar] Экман П., Friesen W. Consulting Psychologies Press; Пало-Альто, Калифорния: 1976. Фотографии лицевого аффекта. [Google Scholar] Фёрст М., Спитцер Р., Гиббон ​​М., Уильямс Дж. Исследовательская версия, издание для пациентов. (SCID-I / P) Биометрические исследования, Психиатрический институт штата Нью-Йорк; Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: 2002. Структурированное клиническое интервью для DSM-IV-TR Axis I. Disorders. [Google Scholar] Фриче А., Дахме Б., Готлиб И., Йорманн Дж., Магнуссен Х., Ватц Х., фон Лейпольдт А. Специфика когнитивных искажений у пациентов с текущей депрессией и ремиссированной депрессией, а также у пациентов с астмой. Психологическая медицина. 2010. 40: 815–826. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar] Гилбоа-Шехтман Э., Erhard-Weiss D., Jeczemien P. Межличностные дефициты сочетаются с когнитивными предубеждениями: память на мимику у депрессивных и тревожных мужчин и женщин. Психиатрические исследования. 2002. 113: 279–293. [PubMed] [Google Scholar] Goeleven E., De Raedt R., Baert S., Koster E. Недостаточное подавление эмоциональной информации при депрессии. Журнал аффективных расстройств. 2006; 93: 149–157. [PubMed] [Google Scholar] Голд П., Хрусос Г. Организация стрессовой системы и ее нарушение регуляции при меланхолической и атипичной депрессии: высокий или низкий уровень CRH / NE.Молекулярная психиатрия. 2002; 7: 254–275. [PubMed] [Google Scholar] Готлиб И., Джорманн Дж. Познание и депрессия: текущее состояние и будущие направления. Ежегодный обзор клинической психологии. 2010. 6: 285–312. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar] Готлиб И., Красноперова Е., Юэ Д., Джорманн Дж. Предвзятость внимания к негативным межличностным стимулам при клинической депрессии. Журнал аномальной психологии. 2004. 113: 121–135. [PubMed] [Google Scholar] Грин Д., Светс Дж. Вили; Нью-Йорк, Нью-Йорк: 1966. Теория обнаружения сигналов и психофизика.[Google Scholar] Гамильтон М. Рейтинг депрессивных пациентов. Журнал клинической психиатрии. 1980; 41: 21–24. [PubMed] [Google Scholar] Хильдебрандт М., Штайерберг Э., Стадия К., Пассьер Дж., Краг-Серенсен П., Группа антидепрессантов Датского университета Важны ли гендерные различия для клинического эффекта антидепрессантов? Американский журнал психиатрии. 2003; 160: 1643–1650. [PubMed] [Google Scholar] Джексон М.С., Рэймонд Дж. Э. Знакомство улучшает визуальную рабочую память для лиц. Журнал экспериментальной психологии.Человеческое восприятие и производительность. 2008. 34: 556–568. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar] Джексон М.С., Ву С.Й., Линден Д.Э., Раймонд Дж. Э. Улучшенная кратковременная зрительная память на сердитые лица. Журнал экспериментальной психологии. Человеческое восприятие и производительность. 2009. 35: 363–374. [PubMed] [Google Scholar] Джерманн Ф., ван дер Линден М., Д’Аргембо А. Распознавание личности и воспоминание о счастливом и грустном выражении лица: влияние депрессивных симптомов. Объем памяти. 2008. 16: 364–373. [PubMed] [Google Scholar] Джорманн Дж.Смещение внимания при дисфории: роль тормозных процессов. Познание и эмоции. 2004. 18: 125–147. [Google Scholar] Джорманн Дж., Готлиб И. Селективное внимание к эмоциональным лицам после выхода из депрессии. Журнал аномальной психологии. 2007. 116: 80–85. [PubMed] [Google Scholar] Джорманн Дж., Готлиб И. Обновление содержимого рабочей памяти при депрессии: вмешательство со стороны нерелевантного негативного материала. Журнал аномальной психологии. 2008. 117: 182–192. [PubMed] [Google Scholar] Джорманн Дж., Талбот Л., Готлиб И. Предвзятая обработка эмоциональной информации у девочек из группы риска депрессии. Журнал аномальной психологии. 2007. 116: 135–143. [PubMed] [Google Scholar] Линден С.С., Джексон М., Субраманиан Л., Вольф К., Грин П., Хили Д., Линден Д.Э. Взаимодействие эмоций и познания при шизофрении: явные и неявные эффекты выражения лица. Нейропсихология. 2010; 48: 997–1002. [PubMed] [Google Scholar] Мартинот М., Брагулат В., Артиж Э., Долле Ф., Хиннен Ф., Жувент Р., Мартинот Дж.Снижение пресинаптической дофаминовой функции в левом хвостатом коре у пациентов с депрессией с аффективным уплощением и задержкой психомоторного развития. Американский журнал психиатрии. 2001. 158: 314–316. [PubMed] [Google Scholar] Мэтьюз А., Маклауд К. Когнитивная уязвимость к эмоциональным расстройствам. Ежегодный обзор клинической психологии. 2005; 1: 167–195. [PubMed] [Google Scholar] Николаус С., Антке К., Мюллер Х. Визуализация синаптической функции в центральной нервной системе in vivo: II. Психические и аффективные расстройства.Поведенческие исследования мозга. 2009. 204: 32–66. [PubMed] [Google Scholar] Норин С., Ридаут Н. Краткосрочная память эмоциональных лиц при дисфории. Объем памяти. 2010. 18: 486–497. [PubMed] [Google Scholar] Паркер Г. Определение меланхолии: первенство психомоторных нарушений. Acta Psychiatrica Scandinavica. 2007; (Приложение 433): 21–30. [PubMed] [Google Scholar] Паркер Г., Финк М., Шортер Э., Тейлор М., Акискал Х., Берриос Г., Болвиг Т., Браун В. А., Кэрролл Б., Хили Д., Кляйн Д. Ф., Кукопулос А., Михельс Р., Пэрис Дж., Рубин Р.Т., Спитцер Р., Шварц К. Проблемы DSM-5: куда идти меланхолия? Обоснование его классификации как отдельного расстройства настроения. Американский журнал психиатрии. 2010. 167: 745–747. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar] Перон Дж., Эль Тамер С., Гранджан Д., Лере Э., Траверс Д., Драпье Д., Верен М., Милле Б. Большое депрессивное расстройство искажает узнаваемость эмоциональной просодии. Прогресс в нейропсихофармакологии и биологической психиатрии. 2011; 35: 987–996. [PubMed] [Google Scholar] Перри П.Фармакотерапия большой депрессии с меланхолическими особенностями: относительная эффективность трициклических антидепрессантов по сравнению с селективными ингибиторами обратного захвата серотонина. Журнал аффективных расстройств. 1996; 39: 1–6. [PubMed] [Google Scholar] Пауэр М., Далглиш Т., Клаудио В., Тата П., Кентиш Дж. Задача направленного забывания: применение к эмоционально значимому материалу. Журнал аффективных расстройств. 2000. 57: 147–157. [PubMed] [Google Scholar] Ридаут Н., Астелл А.Дж., Рид И.К., Глен Т., О’Кэрролл Р.Э. Смещение памяти в отношении эмоциональных выражений лица при большой депрессии.Познание и эмоции. 2003. 17: 101–122. [PubMed] [Google Scholar] Ридаут Н., Норин А., Джохал Дж. Память эмоциональных лиц при естественной дисфории и индуцированной печали. Поведенческие исследования и терапия. 2009; 47: 851–860. [PubMed] [Google Scholar] Роуз Э., Эбмайер К. Характер нарушения рабочей памяти во время большой депрессии. Журнал аффективных расстройств. 2006; 90: 149–161. [PubMed] [Google Scholar] Рассел А., Манро Дж., Джонс П., Хейворд П., Хемсли Д., Мюррей Р. Национальный тест по чтению для взрослых как мера преморбидного IQ при шизофрении.Британский журнал клинической психологии. 2000; 39: 297–305. [PubMed] [Google Scholar] Шнайдер В., Эшман А., Зукколотто А. Питтсбург; Psychology Software Tools Inc: 2002. Руководство пользователя E-Prime. [Google Scholar] Шрайверс Д., Хулстейн В., Саббе Б. Психомоторные симптомы при депрессии: диагностический, патофизиологический и терапевтический инструмент. Журнал аффективных расстройств. 2008; 109: 1–20. [PubMed] [Google Scholar] Субраманиан Л., Хиндл Дж., Джексон М., Линден Д. Дофамин улучшает память о сердитых лицах при болезни Паркинсона.Расстройства движения. 2010; 25: 2792–2799. [PubMed] [Google Scholar] Тейлор М., Финк М. Восстановление меланхолии в классификации расстройств настроения. Журнал аффективных расстройств. 2008; 105: 1–14. [PubMed] [Google Scholar] Ямамото М., Шапира А. Агонисты дофамина при болезни Паркинсона. Экспертный обзор нейротерапии. 2008. 8: 671–677. [PubMed] [Google Scholar]

Эмоциональная предвзятость меланхолической депрессии

J Affect Disord. 2011 Dec; 135 (1-3): 251–257.

Стефани К. Линден

a Институт психиатрии, Королевский колледж, Лондон, Великобритания

Маргарет К.Джексон

b Центр клинической и когнитивной неврологии Вольфсона, Школа психологии, Бангорский университет, Бангор, Великобритания

Лина Субраманиан

c Кафедра психологической медицины и неврологии, Кардиффский университет, Кардифф, Великобритания

Хили

c Кафедра психологической медицины и неврологии, Кардиффский университет, Кардифф, Великобритания

Дэвид Э. Linden

c Кафедра психологической медицины и неврологии, Кардиффский университет, Кардифф, Великобритания

a Институт психиатрии, Королевский колледж, Лондон, Великобритания

b Центр клинической и когнитивной неврологии Вольфсона, Школа Психология, Бангорский университет, Бангор, Великобритания

c Dept.Психологической медицины и неврологии, Кардиффский университет, Кардифф, Великобритания

Автор для корреспонденции: MRC Center for Neuropsychiatric Genetics and Genomics, Cardiff University CF144XN, Wales, UK. ku.ca.ffidrac@dnednil

Поступило 17 марта 2011 г .; Пересмотрено 31 июля 2011 г .; Принято 1 августа 2011 г.

Эта статья цитируется в других статьях в PMC.

Abstract

Эмоциональные предубеждения занимают важное место в когнитивных теориях депрессии и являются предметом психологических вмешательств.Однако в настоящее время не существует стабильного нейрокогнитивного маркера измененных эмоционально-когнитивных взаимодействий при депрессии. Одной из причин может быть неоднородность большого депрессивного расстройства. Наша цель в настоящем исследовании состояла в том, чтобы найти эмоциональную предвзятость, которая отличает пациентов с меланхолической депрессией от контрольной группы, а пациентов с меланхолической депрессией от пациентов с немеланхолической депрессией. Мы использовали парадигму рабочей памяти для эмоциональных лиц, где два лица с сердитым, счастливым, нейтральным, грустным или испуганным выражением должны были сохраняться в течение одной секунды.В исследовании приняли участие 20 пациентов с меланхолической депрессией, 20 человек из контрольной группы того же возраста, образования и пола и 20 пациентов с немеланхолической депрессией. Мы проанализировали производительность задачи рабочей памяти, используя меры обнаружения сигналов. Мы обнаружили взаимодействие между группой и эмоциями в отношении производительности рабочей памяти, которое было обусловлено более высокой производительностью для грустных лиц по сравнению с другими категориями в группе меланхоликов. Мы вычислили показатель «печальной выгоды», который отличал меланхолических и немеланхолических пациентов с хорошей чувствительностью и специфичностью.Однако необходимы исследования репликации и формальный дискриминантный анализ, чтобы оценить, может ли эмоциональная предвзятость в рабочей памяти стать полезным диагностическим инструментом для различения этих двух синдромов.

Ключевые слова: Депрессия, Меланхолия, Рабочая память, Выражение лица, Эмоции

1. Введение

Пристрастие к негативной информации занимает центральное место в когнитивных теориях депрессии (Beck, 1976; Mathews and MacLeod, 2005). Пациенты с депрессией проявляли избирательное внимание к грустным, но не сердитым или счастливым лицам при выполнении задачи с точечным зондом (Gotlib et al., 2004) и согласованной с настроением (то есть отрицательной) оценки нейтрального или неоднозначного материала (Gotlib and Joormann, 2010). Подобное предпочтение негативной информации наблюдалось в исследованиях долговременной памяти у пациентов с депрессией или дисфорией (Gilboa-Schechtman et al., 2002; Jermann et al., 2008; Ridout et al., 2003, 2009), наиболее последовательно. у тех, кто пользуется услугами бесплатного отзыва (Gotlib and Joormann, 2010). Такие предубеждения не ограничиваются визуальной модальностью, но также проявляются в эмоциональной просодии (Péron et al., 2011).

Однако не все исследования показывают эмоциональные предубеждения, не говоря уже об улучшении результатов работы с негативным материалом при депрессии. Доказательства наиболее последовательны для задач, в которых пациенты должны подавить в памяти следы негативного материала, такие как негативное праймирование (Goeleven et al., 2006; Joormann, 2004) или направленное забывание самореференциальных слов (Power et al., 2000), где используются социально значимые стимулы, такие как лица, и где время предъявления относительно велико (1 с или более) (De Raedt and Koster, 2010).Более того, большинство предыдущих исследований, посвященных влиянию специфических эмоций на внимание и память, показали избирательное вмешательство и отключение, а не повышение производительности (De Raedt and Koster, 2010).

Лишь несколько исследований специально исследовали искажения эмоциональной рабочей памяти при депрессии. Это удивительно, потому что активное поддержание в рабочей памяти материала, соответствующего настроению, будет представлять собой особенно распространенное когнитивное искажение из-за широкого спектра функций, которые зависят от рабочей памяти.В одном исследовании пациентам (но не здоровым людям, испытывающим грустное настроение) требовалось больше времени, чтобы отвергать вторжения из нерелевантных списков слов, если они содержали негативный материал (Joormann and Gotlib, 2008). Авторы предположили, что это указывает на снижение способности удалять ранее релевантный негативный материал из рабочей памяти, когда он стал неактуальным, и что этот дисфункциональный когнитивный стиль может поддерживать размышления. Глобальное нарушение рабочей памяти, о котором сообщалось в некоторых исследованиях (Rose and Ebmeier, 2006), похоже, не объясняет эмоциональные предубеждения при депрессии (Gotlib and Joormann, 2010).

Отсутствие явного печального преимущества дисфории в других предыдущих работах (Noreen and Ridout, 2010) можно объяснить характеристиками выборки из этого исследования, в которую вошли только здоровые люди, получившие высокие баллы по шкале депрессии. Девени и Делдин (2004) исследовали пациентов с большим депрессивным расстройством (БДР) и не обнаружили предвзятости к грустным лицам в рабочей памяти, но они использовали нагрузку только на одно лицо. Производительность рабочей памяти лица при нагрузке 1 может быть близка к потолку для всех категорий (Jackson and Raymond, 2008).Наша предыдущая работа показала, что эмоциональные эффекты на лице WM начинают проявляться только при загрузке двух лиц (Jackson et al., 2009). Поэтому в настоящем исследовании мы использовали протокол рабочей памяти, в котором участники должны были сохранять два лица, что показало хорошую чувствительность для выявления эмоциональных предубеждений в группах пациентов (Linden et al., 2010; Subramanian et al., 2010).

Другой причиной того, что предыдущая работа по когнитивным искажениям не дала стабильных нейрокогнитивных маркеров депрессии, может быть гетерогенность депрессивного синдрома.В частности, в большинстве исследований не проводилось клинически важного различия между меланхолической и немеланхолической депрессией. Часто утверждают, что меланхолия — это тяжелая форма депрессии, которая является продолжением депрессивного заболевания. Однако концепция меланхолии как отдельной клинической сущности недавно получила значительную поддержку (Parker et al., 2010; Taylor and Fink, 2008). Это разделение меланхолии от других депрессивных подтипов, которое мы принимаем здесь, основано на ее различных клинических характеристиках (психомоторные нарушения, качество настроения, отсутствие реактивности настроения, вегетативные признаки) и различных ответах на лечение (Hildebrandt et al., 2003; Parker et al., 2010; Перри, 1996). Диагностическая значимость психомоторных нарушений как отличительного признака между меланхолической и другими подтипами депрессии подтверждается несколькими исследованиями (Parker, 2007; Schrijvers et al., 2008). DSM-IV (Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам) позволяет специфицировать меланхолический подтип депрессии, определяемый клиническими симптомами и признаками. Широко признано, что депрессивный синдром в его нынешнем определении во многих отношениях слишком широк, и что необходимы клинические и нейрокогнитивные подтипы.Это исследование было направлено на то, чтобы внести свой вклад в определение потенциального когнитивного маркера депрессии или, в частности, меланхолии через отрицательное эмоциональное искажение рабочей памяти.

2. Метод

2.1. Участники и диагностическая оценка

В исследовании приняли участие 20 амбулаторных пациентов с меланхолической депрессией, 20 здоровых пациентов из контрольной группы, соответствующих возрасту, полу и поведению, и 20 амбулаторных пациентов с немеланхолической депрессией (). Все участники дали письменное информированное согласие после полного объяснения процедур исследования.Исследование было одобрено этическим комитетом Школы психологии Бангорского университета и Местным комитетом по этике исследований Национальной службы здравоохранения. Контрольные участники, отобранные через общественную комиссию Университета, не сообщили в анамнезе о неврологических или психических расстройствах или употреблении запрещенных наркотиков. Авторы С.Л. и D.H., сертифицированные психиатры, подтвердили клинический диагноз депрессии в соответствии с критериями DSM-IV-TR (Американская психиатрическая ассоциация) с помощью структурированного клинического интервью для DSM-IV (SCID) (First et al., 2002). Мы включили только пациентов в возрасте от 18 до 65 лет с БДР, за исключением пациентов с большим депрессивным эпизодом биполярного расстройства. Мы также исключили пациентов с сопутствующими психическими, неврологическими или психическими расстройствами. Тяжесть депрессивных симптомов оценивалась по шкале оценки депрессии Гамильтона из 21 пункта (HDRS) (Hamilton, 1980).

Таблица 1

Демографические и клинические данные как для клинических групп, так и для контрольных участников.

6

0

Немеланхолическая депрессия
Меланхолия
Контроль
Меланхолия
Н / среднее SD Н / среднее SD Н / среднее SD
Участники 20 20 20
НАРТ 113.05 8,98 111,10 10,79 113,85 9,66
Возраст 42,90 11,16 50,80 10,44 10/10 11/9
Правый / левый 19/1 19/1 17/317 HDRS-21 20.85 7,24 25,05 7,49
Продолжительность болезни [месяцев] 174,30 106,09 205,90 177,65 177,65
SSRI / SSNRI: 12 ⁎⁎
Другое: 3
Без лекарств: 4
+ литий
⁎⁎ 1 + литиевый и 1 + атипичный антипсихотик
TCA: 7
/ SSNRI: 10 ⁎⁎
Другое: 1
Нет лекарств: 2
2 + атипичный антипсихотик
⁎⁎ 2 + атипичный AP
1 + литий
1 + вальпроат
9 Разделение на меланхолическую и немеланхолическую депрессию было основано на критериях DSM Melancholic Features Specifier и было проведено теми же двумя психиатрами, которые изначально были слепы к исходу болезни. е эксперименты.Однако наши критерии были строже, чем в руководстве DSM-IV, где требуется один критерий A и три критерия B для постановки диагноза «с меланхолическими признаками». Чтобы соответствовать критериям включения в наше исследование, пациенты должны были выполнить все восемь критериев (2 критерия A и 6 критериев B, см.). Мы предположили, что такие строгие критерии приведут к идентификации более чистых меланхолических синдромов и увеличат шанс выявления нейрокогнитивных маркеров в относительно небольшой выборке.Критерии применялись к наиболее тяжелому периоду текущего эпизода БДР. Ни один из пациентов нашей немеланхолической группы не соответствовал более широким критериям DSM-IV для диагноза «с меланхолическими особенностями».

Таблица 2

Критерии для спецификатора меланхолических особенностей (согласно DSM-IV) (частично цитируется дословно).

Группа A (1) потеря удовольствия от всех или почти всех видов деятельности
(2) отсутствие реакции на обычно приятные стимулы (не намного лучше, даже временно, когда что-то хорошее случается)
Группа B (1) отчетливое качество депрессивного настроения (т.е. депрессивное настроение воспринимается как совершенно иное чувство, чем то чувство, которое испытывается после смерти любимого человека)
(2) депрессия регулярно усиливается утром
(3) раннее утреннее пробуждение (минимум 2 часа до обычного времени пробуждения)
(4) выраженная психомоторная отсталость или возбуждение
(5) значительное возбуждение или потеря веса
(6) чрезмерное или неуместное чувство вины

Мы оценили предварительную оценку патологический вербальный интеллект с помощью теста National Adult Reading (NART) (Russell et al., 2000). Мы исключили проблемы распознавания лиц с помощью теста Бентона (Benton et al., 1983). В этом тесте участники сопоставляют целевые лица с одновременно представленными тестовыми лицами. Тест проводится в буклете без ограничений по времени. У всех участников было нормальное зрение или зрение с поправкой на нормальное.

2.2. Процедура

2.2.1. Эксперимент 1: рабочая память для эмоциональных лиц

Мы оценили рабочую память для эмоциональных лиц с помощью модифицированной версии парадигмы, описанной в Linden et al.(2010). В этом задании участников ориентировали к центру экрана компьютера с помощью небольшого фиксирующего креста, выставленного на 1000 мс (). В начале каждого испытания крест фиксации увеличивался в размере на 1000 мс, после чего возвращался к исходному размеру еще на 1000 мс. Затем два лица и два скремблированных лица были представлены в течение 2000 мс в массиве кодирования 2 × 2, который обеспечивал угол обзора 2,86 ° по ширине и 2,96 ° по высоте. После пустого интервала сохранения 1000 мс в центре экрана было представлено одно лицо, и участникам было предложено решить, присутствовало ли это лицо на предыдущем экране, нажав на клавиатуре «да» или «нет».

Парадигмы эмоционального лица. (A) Рабочая память. Участники рассматривали два лица (выражающие одну и ту же эмоцию, гнев, счастье, печаль, страх или нейтралитет) в течение 2 секунд. Массив из 4 позиций был выбран из-за совместимости с другими эффектами нагрузки на эмоциональную рабочую память (Jackson et al., 2009) и с нашей предыдущей работой с пациентами с болезнью Паркинсона (Subramanian et al., 2010) и шизофренией (Linden et al., др., 2010). После 1-секундного интервала было представлено пробное лицо с таким же эмоциональным выражением, и участники должны были оценить, соответствует ли оно одному из предыдущих лиц на экране кодирования.(B) Задание на классификацию выражений основных эмоций. Участники классифицировали эмоции соответствующими ярлыками. (C) Рейтинги возбуждения / валентности. С помощью манекена для самооценки участники оценили, насколько возбужденным и приятным было каждое лицо.

Все лица в одном испытании отображали одни и те же эмоции, поэтому не было конкуренции между эмоциями за ресурсы WM. Задача включала решение о личности («присутствовал ли этот человек или нет?»), И эмоциональное выражение не имело отношения к задаче.Ответы не были быстрыми, обратной связи не было, и участники могли свободно отключать фиксацию. Мы не включали задание на словесное подавление, потому что пациенты не могли справиться с этой дополнительной когнитивной нагрузкой при выполнении задания.

Стимулы отображались на 13-дюймовом мониторе ноутбука Toshiba (32-битный истинный цвет, разрешение 1024 × 768 пикселей), генерированном программным обеспечением E-Prime (версия 1.1; Schneider et al., 2002). Использовались полутоновые изображения лиц шести взрослых мужчин, каждое из которых выражало пять эмоций (сердитый, счастливый, нейтральный, грустный, испуганный).Лица взяты из коллекции Экмана и Фризена (Ekman and Friesen, 1976). 16 испытаний на одну эмоцию были представлены в псевдослучайном порядке в четырех блоках.

2.2.2. Эксперимент 2: классификация эмоций

Мы исследовали способность классифицировать лицевые эмоции, используя одни и те же шесть мужских лиц из набора Экмана с семью различными эмоциональными выражениями (счастливое, злое, нейтральное, грустное, отвращение, испуганное, удивленное). Использовалось программное обеспечение E-Prime, и лица отображались на 13-дюймовом мониторе ноутбука Toshiba.Эксперимент состоял из 42 испытаний (каждое из 6 мужских лиц с 7 различными эмоциями показано один раз). В каждом испытании лицо с эмоциональным выражением, которое соответствовало углу обзора 3,6 ° по ширине и 4,5 ° по высоте, появлялось вместе с семью письменными этикетками с эмоциями, напечатанными под ним. Задача участника заключалась в том, чтобы определить выражение, отображаемое на лице, щелкнув нужную метку эмоции с помощью компьютерной мыши.

2.2.3. Эксперимент 3: оценки возбуждения и валентности

Мы исследовали суждения участников о возбуждении и валентности с помощью компьютеризированной версии манекена самооценки (Bradley and Lang, 1994).Участники оценили возбуждение (от спокойного = не возбужденное до возбуждающего = возбужденное) и валентность (от приятного = положительного до неприятного = отрицательного), связанного с лицом, по девятибалльной шкале. Только пять эмоций, использованных в эксперименте 1, и элементы, правильно классифицированные участником в эксперименте 2, были включены в рейтинги валентности и возбуждения.

2.3. Подбор участников

Мы сопоставили контрольную группу с пациентами-меланхоликами по возрасту, рукам и полу. Не было различий между группами в преморбидном интеллекте, измеренном NART (пациенты с меланхолией: 111.10 [10,79], контроли: 113,85 [9,70]; немеланхолические пациенты: 113,05 [8,98], F (2,57) = 0,413, p = 0,663). В одностороннем дисперсионном анализе наблюдалась тенденция к главному эффекту для возраста, который был обусловлен более низким возрастом в группе немеланхолических пациентов, F (2,57) = 2,343, p = 0,105. Тест хи-квадрат не выявил значимых групповых различий по полу или рукой (все p, s> 0,2).

2.4. Анализ данных

D prime (d ‘) баллов по задаче рабочей памяти, процент правильных ответов по задаче категоризации, а также оценки возбуждения и валентности были нашими зависимыми мерами.Оценки D ‘вычисляются как разница между z-преобразованными совпадениями и ложными тревогами и представляют собой стандартную меру производительности для задач обнаружения изменений (Green and Swets, 1966). Мы проанализировали зависимые показатели в отдельных анализах дисперсии с повторными измерениями (ANOVA) с «группой» межсубъектных факторов (три уровня: контроль, меланхолические пациенты, немеланхолические пациенты) и внутрисубъектным фактором «эмоции» (пять уровней для задачи WM и рейтингов возбуждения и валентности; семь уровней для задачи классификации).P-значения были скорректированы по Гринхаусу – Гейссеру, если предположение о сферичности было нарушено. Мы проследили основные эффекты и взаимодействия с помощью апостериорных односторонних дисперсионных анализов (ANOVA), Шеффе или t-критериев, в зависимости от ситуации. Мы также коррелировали размер печального преимущества (разница в производительности между грустным и средним для всех остальных лиц: d ′ грустное — (d ′ злое + d ′ счастливое + d ′ нейтральное + d ′ испуганный ) / 4) с оценками HDRS и продолжительностью болезни.

3.Результат

3.1. Рабочая память (эксперимент 1)

ANOVA значений d ′ задачи рабочей памяти () показал основные эффекты эмоций, F (4228) = 5,208, p <0,001 и группа, F (2,57) = 4,995, p = 0,01, а взаимодействие между эмоцией и группой, F (8,228) = 2,074, p = 0,039. Отдельный однофакторный дисперсионный анализ для каждой группы выявил основные эффекты эмоций у пациентов-меланхоликов, F (4,76) = 4.773, p = 0,002 и контроль, F (4,76) = 4,629, p = 0,002, но не у немеланхолических пациентов, F (4,76) = 0,653, р = 0,63. Парные сравнения выявили значительно более высокую производительность для грустного по сравнению с счастливым, t (19) = 5,970, p <0,001, двусторонний, испуганный, t (19) = 3,261, p = 0,004, и нейтральный, t (19) = 2,563, p = 0,019, лица и тенденция к более высокой производительности для грустных по сравнению с сердитыми лицами, t (19) = 1.774, p = 0,092 в группе меланхоликов. Из них контрасты грустного и счастливого, грустного и страшного переживают поправку Бонферрони для 10 сравнений. Ни в одной из других групп не было пика грустных лиц (). В контрольной группе значимые (сохранившаяся поправка Бонферрони) парные сравнения были: гнев и страх, т, (19) = 4,288, р, <0,001, счастье против страха, т, (19) = 3,954, p = 0,001, и нейтральный против пугающего, t (19) = 3.566, р. = 0,002. Таким образом, взаимодействие между группой факторов и эмоциями было обусловлено разным направлением эмоциональных эффектов в меланхолической (лучшая память на грустные лица) и контрольной (худшая память на испуганные лица) группах.

Показатели пациентов с немеланхолической депрессией, меланхолией и здоровых участников контрольной группы по задаче на рабочую память для сердитых, счастливых, нейтральных, грустных и испуганных лиц, измеренные в значениях d ‘(ось Y) и их стандартные ошибки среднего .

Таблица 3

D ‘(d простое число) значения производительности (и SE в скобках) различных групп по эмоциональным категориям в задаче на рабочую память лица.

(0,27)
Немеланхолическая депрессия Меланхолия Контроль
Злой 3,32 (0,23) 2,91 (0,31) 3,88 (0,17)
2,36 (0,19) 3.66 (0,23)
Нейтральный 2,93 (0,27) 2,65 (0,22) 3,48 (0,21)
Sad 3,02 (0,28) 3,45 (0,22)
Fearful 2,87 (0,30) 2,23 (0,33) 2,91 (0,19)

Разница в производительности между грустным и средним для всех других лиц (d ′ sad — (d ′ сердитый + d ‘ счастливый + d’ нейтральный + d ‘ испуганный ) / 4) («печальная выгода») дифференцируется между пациентами с меланхолической депрессией и контрольной группой, а также между пациентами с меланхолической и немеланхолической депрессией с чувствительностью 80% и специфичностью 80%.Точка отсечки разности d ‘составляла 0,5.

3.2. Классификация эмоций (эксперимент 2)

ANOVA оценок точности () в задаче классификации эмоций показал основной эффект эмоции, F (4,454,253,869) = 19,993, p <0,001, но нет взаимодействия между эмоции и группа, F (8,908,253,869) = 1,216, p = 0,286, и без группового эффекта, F (2,57) = 2,090, p = 0,13. Основной эффект эмоции был обусловлен более высокой точностью классификации счастливых лиц по сравнению со всеми другими условиями (все p s <.001).

Таблица 4

Точность (и SE в скобках) различных групп для распознавания эмоций.

(0,00)
Немеланхолическая депрессия Меланхолия Контроль
Злой 0,71 (0,04) 0,65 (0,06) 0,82 (0,05)
1,00 (0,00) 0,99 (0,01)
Нейтраль 0.70 (0,05) 0,73 (0,07) 0,74 (0,06)
Sad 0,78 (0,04) 0,72 (0,05) 0,87 (0,03)
Fearful 0,63 (0,06) 0,65 (0,06)
Сюрприз 0,90 (0,03) 0,91 (0,03) 0,90 (0,03)
Отвращение 0,711 (0,04) 0,04) 0,87 (0,04)

3.3. Рейтинги возбуждения и валентности (эксперимент 3)

Пациенты и контрольная группа не показали значительных различий в рейтингах возбуждения и валентности (). ANOVA данных о возбуждении показал основной эффект эмоции: F (3,180,162,165) = 17,540, p <0,001. Ни основной эффект для группы, ни взаимодействие между двумя факторами не были значительными. Рейтинги возбуждения были значительно выше для сердитых и испуганных лиц по сравнению со всеми другими состояниями (все p s <.001) (но не различались между сердитыми и испуганными лицами), а для грустных p <0,001 и счастливых p = 0,028 по сравнению с нейтральными лицами.

Таблица 5

Рейтинги SAM (и SE в скобках) различных групп для возбуждения.

0,84 (0,30)
Немеланхолическая депрессия Меланхолия Контроль
Злой 0,89 (0,26) 0,97 (0,25) 1.03 (0,18)
Happy 0,28 (0,24) — 0,32 (0,40) 0,16 (0,29)
нейтральный — 0,17 (0,23) — 0,37 (0,17) —
Sad 0,22 (0,14) 0,45 (0,26) 0,52 (0,12)
Fearful 1,03 (0,23) 0,90 (0,30)

Таблица 6

Рейтинги SAM (и SE в скобках) различных групп для валентности лица.

Немеланхолическая депрессия Меланхолия Контроль
Злой — 1,15 (0,23) — 2,10 (0,27) — 1,44 (0,2082) 1,58 (0,28) 2,38 (0,32) 1,75 (0,28)
Нейтральный 0,14 (0,13) 0,35 (0,20) 0,35 (0,16)
Садовый .97 (0,17) — 1,41 (0,28) — 1,00 (0,18)
Страшный — 1,12 (0,29) — 1,83 (0,32) — 1,46 (0,22)
9263 9 ANOVA данных валентности показал основной эффект эмоции, F, (1,844,94,041) = 89,347, p, <0,001, но не значительный основной эффект группы и отсутствие взаимодействия. Основной эффект эмоции был вызван более высокой валентностью счастья по сравнению со всеми другими лицами (все p s <.001), более низкая валентность сердитых, испуганных и грустных лиц, чем нейтральных лиц (все p s <0,001) и более низкая валентность сердитых, p <0,001, и испуганных, p = 0,004, чем грустные лица .

3.4. Корреляция производительности с симптомами

Корреляция Спирмена между печальным положительным эффектом в группе меланхоликов и оценками HDRS не выявила значимой связи, rho = -,006, p = 0,971, двусторонний. Точно так же корреляция Пирсона между печальной пользой и продолжительностью болезни не показала значимой связи, r = -.136, п. = .404.

4. Обсуждение

Наше открытие печального преимущества рабочей памяти лица поддерживает когнитивные теории меланхолической депрессии, которые постулируют предвзятость к негативной, особенно грустной информации. Однако такие предубеждения также могут быть получены путем индукции негативного настроения у здоровых людей (Bower, 1981; Bradley et al., 1997; Ridout et al., 2009), особенно у лиц из группы риска (Joormann et al., 2007), что подняло вопрос, является ли предвзятость негативных эмоций вторичной по отношению к изменению настроения.Тем не менее, негативные предубеждения могут сохраняться и после депрессивных эпизодов и, таким образом, представлять собой маркер уязвимости, а не следствие болезни (Fritzsche et al., 2010; Gotlib and Joormann, 2010; Joormann and Gotlib, 2007). Отсутствие корреляции «печальной выгоды» с тяжестью симптомов или продолжительностью заболевания в нашем исследовании предполагает, что это не следствие изменения настроения, а, скорее, может быть основным нейрокогнитивным признаком меланхолической депрессии. Хотя теории когнитивных предубеждений сильно повлияли на современные представления о расстройствах настроения и были продуктивно применены при разработке методов когнитивно-поведенческой терапии, вопрос о причинно-следственной связи оставался открытым (Mathews and MacLeod, 2005).Данные о когнитивных искажениях, которые не зависят от тяжести симптомов, как в настоящем исследовании, в некоторой степени подтверждают причинную (а не реактивную) роль когнитивных искажений в развитии депрессии. Однако, в конечном итоге, этот вопрос необходимо будет решить с помощью продольных исследований с участием лиц из группы высокого риска. Настоящая парадигма будет полезна для исследований, направленных на решение вопроса о том, предсказывают ли когнитивные искажения развитие депрессии и помогает ли их устранение облегчению симптомов.

Меланхолическая и немеланхолическая депрессия представляют собой разные клинические синдромы и могут диссоциировать по некоторым биологическим показателям (Gold and Chrousos, 2002; Parker et al., 2010; Power et al., 2000). Однако в большинстве нейрокогнитивных исследований депрессии эти синдромы отдельно не изучались. Наши результаты убедительно свидетельствуют о том, что в основе этих двух синдромов лежат разные когнитивные процессы, потому что пациенты с немеланхолической депрессией, по сути, демонстрировали ту же картину, что и контрольная группа (хотя и с незначительно ухудшенной работоспособностью), тогда как пациенты с меланхолической депрессией демонстрировали измененную эмоциональную предвзятость по сравнению с контрольной группой. и немеланхолические пациенты.Эти нейрокогнитивные различия между меланхолией и немеланхолической депрессией могут дополнительно поддержать включение меланхолии как отдельного объекта в DSM-V.

В недавнем исследовании с аналогичной парадигмой у пациентов с болезнью Паркинсона (БП) мы обнаружили повышенную производительность для грустных лиц в гиподопаминергическом состоянии, которое вернулось к «нормальному» предпочтению сердитых лиц после дофаминергического лечения (Subramanian et al., 2010). Моноаминовые системы демонстрируют множественные взаимодействия с осью HPA, а недостаток дофамина постулируется, в частности, при меланхолической депрессии и психомоторных симптомах (Martinot et al., 2001; Schrijvers et al., 2008). Дофаминергические агенты обладают антидепрессивными свойствами как при БП (Yamamoto and Schapira, 2008), так и при депрессии (Dhillon et al., 2008). Таким образом, одним из предварительных объяснений отрицательного когнитивного искажения при меланхолической депрессии может быть то, что он отражает лежащий в основе дофаминергический дефицит. Это необходимо дополнительно проверить при проведении интервенционных или радиолигандных исследований. Неспособность дифференцировать по клиническим субсиндромам может быть одной из причин того, почему исследования радиолигандов до сих пор не смогли обеспечить убедительную поддержку моделей депрессии с моноаминергическим дефицитом (Nikolaus et al., 2009).

Поскольку в исследование были включены только пациенты, которые пережили депрессивный эпизод, мы не можем установить, сохраняется ли печальное преимущество WM во время ремиссии и может ли оно быть устойчивым эмоциональным предубеждением, способствующим уязвимости к рецидиву. Более того, в отсутствие прямых доказательств нейровизуализации или эффектов конкретных фармакологических вмешательств у пациентов с депрессией, наши интерпретации печальной пользы как индикатора дофаминергической гипофункции в настоящее время все еще являются спекулятивными.Другое ограничение состоит в том, что наши пациенты-меланхолики были более тяжелыми в депрессии, согласно шкале HDRS, чем пациенты-немеланхолики. Однако эта разница вряд ли могла объяснить качественную разницу в эмоциональных предубеждениях, и мы не обнаружили значимой корреляции между печальной пользой и серьезностью симптомов.

Выявление пациентов с меланхолической депрессией требует подробного интервью, тщательного сбора анамнеза и часто наблюдения в течение длительного периода времени.Таким образом, первоначальный инструмент нейрокогнитивного скрининга может быть использован в клинической практике для раннего выявления. Таким образом, успешная классификация пациентов с меланхолией в сравнении с контрольной группой и с немеланхолическими пациентами с 80% чувствительностью и специфичностью представляет потенциальный клинический интерес, но формальное тестирование ее чувствительности и специфичности для различения меланхолической депрессии от немеланхолической депрессии посредством дискриминантного анализа в потребуется независимая выборка. Если печальная предвзятость действительно является маркером нехватки дофамина, она должна исчезнуть после лечения дофаминергическими (и, возможно, другими катехоламинергическими) агентами, тем самым обеспечивая нейрокогнитивный маркер лечения.Таким образом, наш вывод будет соответствовать широко признанной потребности в дополнительных критериях оценки результатов, которые не зависят от самооценки.

Наконец, психологические вмешательства, направленные на дисфункциональные когнитивные предубеждения и метакогнитивные убеждения, такие как когнитивно-поведенческая терапия (КПТ), могли бы специально сосредоточиться на предвзятости пациентов к грустному материалу. Помимо явных стратегий, возможны неявные процедуры, использующие оперантное обусловливание или девальвацию отвлекающих факторов. Более того, изменение грустной предвзятости в рабочей памяти и других когнитивных областях может стать новым критерием результата не только для фармакологического лечения, но и для психологических вмешательств.

Роль источника финансирования

Эта работа была поддержана Уэльским институтом когнитивной неврологии (номер гранта WBS006) и Советом по исследованиям биотехнологии и биологических наук (BBSRC) Великобритании (грант BB / G021538). Спонсоры не играли никакой роли в разработке или интерпретации эксперимента.

Конфликт интересов

SL, MJ и LS не имеют конкурирующих интересов. DH консультировался, был клиническим испытателем, выступал на симпозиумах или получал поддержку для участия в собраниях от Astra-Zeneca, Boots-Knoll, Eli Lilly, Janssen-Cilag, Lorex-Synthelabo, Lundbeck, Organon, Pharmacia. и Upjohn, Pierre-Fabre, Pfizer, Rhone-Poulenc Rorer, Roche, SmithKline Beecham и Solvay-Duphar.Он был свидетелем-экспертом истца в 15 судебных исках, связанных с СИОЗС, и в одном патентном деле, касающемся антипсихотического средства. DL получила гонорары за консультационные услуги от Actelion Pharmaceuticals Ltd.

Ссылки

Beck A. New American Library; Нью-Йорк, Нью-Йорк: 1976. Когнитивная терапия и эмоциональные расстройства. [Google Scholar] Бентон А., Хамшер К., Варни Н., Сприн О. Издательство Оксфордского университета; Нью-Йорк, Нью-Йорк: 1983. Вклады в нейропсихологическую оценку: клиническое руководство.[Google Scholar] Брэдли М., Лэнг П. Измерение эмоций: манекен самооценки и семантический дифференциал. Журнал поведенческой терапии и экспериментальной психиатрии. 1994; 25: 49–59. [PubMed] [Ученый Google] Брэдли Б., Могг К., Ли С. Предвзятость внимания к негативной информации при индуцированной и естественной дисфории. Поведенческие исследования и терапия. 1997; 35: 911–927. [PubMed] [Ученый Google] Де Рэдт Р., Костер Э. Понимание уязвимости к депрессии с точки зрения когнитивной нейробиологии: переоценка факторов внимания и новая концептуальная основа.Когнитивная, аффективная и поведенческая неврология. 2010; 10: 50–70. [PubMed] [Google Scholar] Девени К.М., Делдин П.Дж. Память лиц: медленное ERP-исследование большой депрессии. Эмоции. 2004. 4: 295–304. [PubMed] [Google Scholar] Диллон С., Ян Л., Курран М. В центре внимания бупропион при большом депрессивном расстройстве. Препараты ЦНС. 2008. 22: 613–617. [PubMed] [Google Scholar] Экман П., Friesen W. Consulting Psychologies Press; Пало-Альто, Калифорния: 1976. Фотографии лицевого аффекта. [Google Scholar] Фёрст М., Спитцер Р., Гиббон ​​М., Уильямс Дж. Исследовательская версия, издание для пациентов. (SCID-I / P) Биометрические исследования, Психиатрический институт штата Нью-Йорк; Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: 2002. Структурированное клиническое интервью для DSM-IV-TR Axis I. Disorders. [Google Scholar] Фриче А., Дахме Б., Готлиб И., Йорманн Дж., Магнуссен Х., Ватц Х., фон Лейпольдт А. Специфика когнитивных искажений у пациентов с текущей депрессией и ремиссированной депрессией, а также у пациентов с астмой. Психологическая медицина. 2010. 40: 815–826. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar] Гилбоа-Шехтман Э., Erhard-Weiss D., Jeczemien P. Межличностные дефициты сочетаются с когнитивными предубеждениями: память на мимику у депрессивных и тревожных мужчин и женщин. Психиатрические исследования. 2002. 113: 279–293. [PubMed] [Google Scholar] Goeleven E., De Raedt R., Baert S., Koster E. Недостаточное подавление эмоциональной информации при депрессии. Журнал аффективных расстройств. 2006; 93: 149–157. [PubMed] [Google Scholar] Голд П., Хрусос Г. Организация стрессовой системы и ее нарушение регуляции при меланхолической и атипичной депрессии: высокий или низкий уровень CRH / NE.Молекулярная психиатрия. 2002; 7: 254–275. [PubMed] [Google Scholar] Готлиб И., Джорманн Дж. Познание и депрессия: текущее состояние и будущие направления. Ежегодный обзор клинической психологии. 2010. 6: 285–312. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar] Готлиб И., Красноперова Е., Юэ Д., Джорманн Дж. Предвзятость внимания к негативным межличностным стимулам при клинической депрессии. Журнал аномальной психологии. 2004. 113: 121–135. [PubMed] [Google Scholar] Грин Д., Светс Дж. Вили; Нью-Йорк, Нью-Йорк: 1966. Теория обнаружения сигналов и психофизика.[Google Scholar] Гамильтон М. Рейтинг депрессивных пациентов. Журнал клинической психиатрии. 1980; 41: 21–24. [PubMed] [Google Scholar] Хильдебрандт М., Штайерберг Э., Стадия К., Пассьер Дж., Краг-Серенсен П., Группа антидепрессантов Датского университета Важны ли гендерные различия для клинического эффекта антидепрессантов? Американский журнал психиатрии. 2003; 160: 1643–1650. [PubMed] [Google Scholar] Джексон М.С., Рэймонд Дж. Э. Знакомство улучшает визуальную рабочую память для лиц. Журнал экспериментальной психологии.Человеческое восприятие и производительность. 2008. 34: 556–568. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar] Джексон М.С., Ву С.Й., Линден Д.Э., Раймонд Дж. Э. Улучшенная кратковременная зрительная память на сердитые лица. Журнал экспериментальной психологии. Человеческое восприятие и производительность. 2009. 35: 363–374. [PubMed] [Google Scholar] Джерманн Ф., ван дер Линден М., Д’Аргембо А. Распознавание личности и воспоминание о счастливом и грустном выражении лица: влияние депрессивных симптомов. Объем памяти. 2008. 16: 364–373. [PubMed] [Google Scholar] Джорманн Дж.Смещение внимания при дисфории: роль тормозных процессов. Познание и эмоции. 2004. 18: 125–147. [Google Scholar] Джорманн Дж., Готлиб И. Селективное внимание к эмоциональным лицам после выхода из депрессии. Журнал аномальной психологии. 2007. 116: 80–85. [PubMed] [Google Scholar] Джорманн Дж., Готлиб И. Обновление содержимого рабочей памяти при депрессии: вмешательство со стороны нерелевантного негативного материала. Журнал аномальной психологии. 2008. 117: 182–192. [PubMed] [Google Scholar] Джорманн Дж., Талбот Л., Готлиб И. Предвзятая обработка эмоциональной информации у девочек из группы риска депрессии. Журнал аномальной психологии. 2007. 116: 135–143. [PubMed] [Google Scholar] Линден С.С., Джексон М., Субраманиан Л., Вольф К., Грин П., Хили Д., Линден Д.Э. Взаимодействие эмоций и познания при шизофрении: явные и неявные эффекты выражения лица. Нейропсихология. 2010; 48: 997–1002. [PubMed] [Google Scholar] Мартинот М., Брагулат В., Артиж Э., Долле Ф., Хиннен Ф., Жувент Р., Мартинот Дж.Снижение пресинаптической дофаминовой функции в левом хвостатом коре у пациентов с депрессией с аффективным уплощением и задержкой психомоторного развития. Американский журнал психиатрии. 2001. 158: 314–316. [PubMed] [Google Scholar] Мэтьюз А., Маклауд К. Когнитивная уязвимость к эмоциональным расстройствам. Ежегодный обзор клинической психологии. 2005; 1: 167–195. [PubMed] [Google Scholar] Николаус С., Антке К., Мюллер Х. Визуализация синаптической функции в центральной нервной системе in vivo: II. Психические и аффективные расстройства.Поведенческие исследования мозга. 2009. 204: 32–66. [PubMed] [Google Scholar] Норин С., Ридаут Н. Краткосрочная память эмоциональных лиц при дисфории. Объем памяти. 2010. 18: 486–497. [PubMed] [Google Scholar] Паркер Г. Определение меланхолии: первенство психомоторных нарушений. Acta Psychiatrica Scandinavica. 2007; (Приложение 433): 21–30. [PubMed] [Google Scholar] Паркер Г., Финк М., Шортер Э., Тейлор М., Акискал Х., Берриос Г., Болвиг Т., Браун В. А., Кэрролл Б., Хили Д., Кляйн Д. Ф., Кукопулос А., Михельс Р., Пэрис Дж., Рубин Р.Т., Спитцер Р., Шварц К. Проблемы DSM-5: куда идти меланхолия? Обоснование его классификации как отдельного расстройства настроения. Американский журнал психиатрии. 2010. 167: 745–747. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar] Перон Дж., Эль Тамер С., Гранджан Д., Лере Э., Траверс Д., Драпье Д., Верен М., Милле Б. Большое депрессивное расстройство искажает узнаваемость эмоциональной просодии. Прогресс в нейропсихофармакологии и биологической психиатрии. 2011; 35: 987–996. [PubMed] [Google Scholar] Перри П.Фармакотерапия большой депрессии с меланхолическими особенностями: относительная эффективность трициклических антидепрессантов по сравнению с селективными ингибиторами обратного захвата серотонина. Журнал аффективных расстройств. 1996; 39: 1–6. [PubMed] [Google Scholar] Пауэр М., Далглиш Т., Клаудио В., Тата П., Кентиш Дж. Задача направленного забывания: применение к эмоционально значимому материалу. Журнал аффективных расстройств. 2000. 57: 147–157. [PubMed] [Google Scholar] Ридаут Н., Астелл А.Дж., Рид И.К., Глен Т., О’Кэрролл Р.Э. Смещение памяти в отношении эмоциональных выражений лица при большой депрессии.Познание и эмоции. 2003. 17: 101–122. [PubMed] [Google Scholar] Ридаут Н., Норин А., Джохал Дж. Память эмоциональных лиц при естественной дисфории и индуцированной печали. Поведенческие исследования и терапия. 2009; 47: 851–860. [PubMed] [Google Scholar] Роуз Э., Эбмайер К. Характер нарушения рабочей памяти во время большой депрессии. Журнал аффективных расстройств. 2006; 90: 149–161. [PubMed] [Google Scholar] Рассел А., Манро Дж., Джонс П., Хейворд П., Хемсли Д., Мюррей Р. Национальный тест по чтению для взрослых как мера преморбидного IQ при шизофрении.Британский журнал клинической психологии. 2000; 39: 297–305. [PubMed] [Google Scholar] Шнайдер В., Эшман А., Зукколотто А. Питтсбург; Psychology Software Tools Inc: 2002. Руководство пользователя E-Prime. [Google Scholar] Шрайверс Д., Хулстейн В., Саббе Б. Психомоторные симптомы при депрессии: диагностический, патофизиологический и терапевтический инструмент. Журнал аффективных расстройств. 2008; 109: 1–20. [PubMed] [Google Scholar] Субраманиан Л., Хиндл Дж., Джексон М., Линден Д. Дофамин улучшает память о сердитых лицах при болезни Паркинсона.Расстройства движения. 2010; 25: 2792–2799. [PubMed] [Google Scholar] Тейлор М., Финк М. Восстановление меланхолии в классификации расстройств настроения. Журнал аффективных расстройств. 2008; 105: 1–14. [PubMed] [Google Scholar] Ямамото М., Шапира А. Агонисты дофамина при болезни Паркинсона. Экспертный обзор нейротерапии. 2008. 8: 671–677. [PubMed] [Google Scholar]

Эмоциональная предвзятость меланхолической депрессии

J Affect Disord. 2011 Dec; 135 (1-3): 251–257.

Стефани К. Линден

a Институт психиатрии, Королевский колледж, Лондон, Великобритания

Маргарет К.Джексон

b Центр клинической и когнитивной неврологии Вольфсона, Школа психологии, Бангорский университет, Бангор, Великобритания

Лина Субраманиан

c Кафедра психологической медицины и неврологии, Кардиффский университет, Кардифф, Великобритания

Хили

c Кафедра психологической медицины и неврологии, Кардиффский университет, Кардифф, Великобритания

Дэвид Э. Linden

c Кафедра психологической медицины и неврологии, Кардиффский университет, Кардифф, Великобритания

a Институт психиатрии, Королевский колледж, Лондон, Великобритания

b Центр клинической и когнитивной неврологии Вольфсона, Школа Психология, Бангорский университет, Бангор, Великобритания

c Dept.Психологической медицины и неврологии, Кардиффский университет, Кардифф, Великобритания

Автор для корреспонденции: MRC Center for Neuropsychiatric Genetics and Genomics, Cardiff University CF144XN, Wales, UK. ku.ca.ffidrac@dnednil

Поступило 17 марта 2011 г .; Пересмотрено 31 июля 2011 г .; Принято 1 августа 2011 г.

Эта статья цитируется в других статьях в PMC.

Abstract

Эмоциональные предубеждения занимают важное место в когнитивных теориях депрессии и являются предметом психологических вмешательств.Однако в настоящее время не существует стабильного нейрокогнитивного маркера измененных эмоционально-когнитивных взаимодействий при депрессии. Одной из причин может быть неоднородность большого депрессивного расстройства. Наша цель в настоящем исследовании состояла в том, чтобы найти эмоциональную предвзятость, которая отличает пациентов с меланхолической депрессией от контрольной группы, а пациентов с меланхолической депрессией от пациентов с немеланхолической депрессией. Мы использовали парадигму рабочей памяти для эмоциональных лиц, где два лица с сердитым, счастливым, нейтральным, грустным или испуганным выражением должны были сохраняться в течение одной секунды.В исследовании приняли участие 20 пациентов с меланхолической депрессией, 20 человек из контрольной группы того же возраста, образования и пола и 20 пациентов с немеланхолической депрессией. Мы проанализировали производительность задачи рабочей памяти, используя меры обнаружения сигналов. Мы обнаружили взаимодействие между группой и эмоциями в отношении производительности рабочей памяти, которое было обусловлено более высокой производительностью для грустных лиц по сравнению с другими категориями в группе меланхоликов. Мы вычислили показатель «печальной выгоды», который отличал меланхолических и немеланхолических пациентов с хорошей чувствительностью и специфичностью.Однако необходимы исследования репликации и формальный дискриминантный анализ, чтобы оценить, может ли эмоциональная предвзятость в рабочей памяти стать полезным диагностическим инструментом для различения этих двух синдромов.

Ключевые слова: Депрессия, Меланхолия, Рабочая память, Выражение лица, Эмоции

1. Введение

Пристрастие к негативной информации занимает центральное место в когнитивных теориях депрессии (Beck, 1976; Mathews and MacLeod, 2005). Пациенты с депрессией проявляли избирательное внимание к грустным, но не сердитым или счастливым лицам при выполнении задачи с точечным зондом (Gotlib et al., 2004) и согласованной с настроением (то есть отрицательной) оценки нейтрального или неоднозначного материала (Gotlib and Joormann, 2010). Подобное предпочтение негативной информации наблюдалось в исследованиях долговременной памяти у пациентов с депрессией или дисфорией (Gilboa-Schechtman et al., 2002; Jermann et al., 2008; Ridout et al., 2003, 2009), наиболее последовательно. у тех, кто пользуется услугами бесплатного отзыва (Gotlib and Joormann, 2010). Такие предубеждения не ограничиваются визуальной модальностью, но также проявляются в эмоциональной просодии (Péron et al., 2011).

Однако не все исследования показывают эмоциональные предубеждения, не говоря уже об улучшении результатов работы с негативным материалом при депрессии. Доказательства наиболее последовательны для задач, в которых пациенты должны подавить в памяти следы негативного материала, такие как негативное праймирование (Goeleven et al., 2006; Joormann, 2004) или направленное забывание самореференциальных слов (Power et al., 2000), где используются социально значимые стимулы, такие как лица, и где время предъявления относительно велико (1 с или более) (De Raedt and Koster, 2010).Более того, большинство предыдущих исследований, посвященных влиянию специфических эмоций на внимание и память, показали избирательное вмешательство и отключение, а не повышение производительности (De Raedt and Koster, 2010).

Лишь несколько исследований специально исследовали искажения эмоциональной рабочей памяти при депрессии. Это удивительно, потому что активное поддержание в рабочей памяти материала, соответствующего настроению, будет представлять собой особенно распространенное когнитивное искажение из-за широкого спектра функций, которые зависят от рабочей памяти.В одном исследовании пациентам (но не здоровым людям, испытывающим грустное настроение) требовалось больше времени, чтобы отвергать вторжения из нерелевантных списков слов, если они содержали негативный материал (Joormann and Gotlib, 2008). Авторы предположили, что это указывает на снижение способности удалять ранее релевантный негативный материал из рабочей памяти, когда он стал неактуальным, и что этот дисфункциональный когнитивный стиль может поддерживать размышления. Глобальное нарушение рабочей памяти, о котором сообщалось в некоторых исследованиях (Rose and Ebmeier, 2006), похоже, не объясняет эмоциональные предубеждения при депрессии (Gotlib and Joormann, 2010).

Отсутствие явного печального преимущества дисфории в других предыдущих работах (Noreen and Ridout, 2010) можно объяснить характеристиками выборки из этого исследования, в которую вошли только здоровые люди, получившие высокие баллы по шкале депрессии. Девени и Делдин (2004) исследовали пациентов с большим депрессивным расстройством (БДР) и не обнаружили предвзятости к грустным лицам в рабочей памяти, но они использовали нагрузку только на одно лицо. Производительность рабочей памяти лица при нагрузке 1 может быть близка к потолку для всех категорий (Jackson and Raymond, 2008).Наша предыдущая работа показала, что эмоциональные эффекты на лице WM начинают проявляться только при загрузке двух лиц (Jackson et al., 2009). Поэтому в настоящем исследовании мы использовали протокол рабочей памяти, в котором участники должны были сохранять два лица, что показало хорошую чувствительность для выявления эмоциональных предубеждений в группах пациентов (Linden et al., 2010; Subramanian et al., 2010).

Другой причиной того, что предыдущая работа по когнитивным искажениям не дала стабильных нейрокогнитивных маркеров депрессии, может быть гетерогенность депрессивного синдрома.В частности, в большинстве исследований не проводилось клинически важного различия между меланхолической и немеланхолической депрессией. Часто утверждают, что меланхолия — это тяжелая форма депрессии, которая является продолжением депрессивного заболевания. Однако концепция меланхолии как отдельной клинической сущности недавно получила значительную поддержку (Parker et al., 2010; Taylor and Fink, 2008). Это разделение меланхолии от других депрессивных подтипов, которое мы принимаем здесь, основано на ее различных клинических характеристиках (психомоторные нарушения, качество настроения, отсутствие реактивности настроения, вегетативные признаки) и различных ответах на лечение (Hildebrandt et al., 2003; Parker et al., 2010; Перри, 1996). Диагностическая значимость психомоторных нарушений как отличительного признака между меланхолической и другими подтипами депрессии подтверждается несколькими исследованиями (Parker, 2007; Schrijvers et al., 2008). DSM-IV (Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам) позволяет специфицировать меланхолический подтип депрессии, определяемый клиническими симптомами и признаками. Широко признано, что депрессивный синдром в его нынешнем определении во многих отношениях слишком широк, и что необходимы клинические и нейрокогнитивные подтипы.Это исследование было направлено на то, чтобы внести свой вклад в определение потенциального когнитивного маркера депрессии или, в частности, меланхолии через отрицательное эмоциональное искажение рабочей памяти.

2. Метод

2.1. Участники и диагностическая оценка

В исследовании приняли участие 20 амбулаторных пациентов с меланхолической депрессией, 20 здоровых пациентов из контрольной группы, соответствующих возрасту, полу и поведению, и 20 амбулаторных пациентов с немеланхолической депрессией (). Все участники дали письменное информированное согласие после полного объяснения процедур исследования.Исследование было одобрено этическим комитетом Школы психологии Бангорского университета и Местным комитетом по этике исследований Национальной службы здравоохранения. Контрольные участники, отобранные через общественную комиссию Университета, не сообщили в анамнезе о неврологических или психических расстройствах или употреблении запрещенных наркотиков. Авторы С.Л. и D.H., сертифицированные психиатры, подтвердили клинический диагноз депрессии в соответствии с критериями DSM-IV-TR (Американская психиатрическая ассоциация) с помощью структурированного клинического интервью для DSM-IV (SCID) (First et al., 2002). Мы включили только пациентов в возрасте от 18 до 65 лет с БДР, за исключением пациентов с большим депрессивным эпизодом биполярного расстройства. Мы также исключили пациентов с сопутствующими психическими, неврологическими или психическими расстройствами. Тяжесть депрессивных симптомов оценивалась по шкале оценки депрессии Гамильтона из 21 пункта (HDRS) (Hamilton, 1980).

Таблица 1

Демографические и клинические данные как для клинических групп, так и для контрольных участников.

6

0

Немеланхолическая депрессия
Меланхолия
Контроль
Меланхолия
Н / среднее SD Н / среднее SD Н / среднее SD
Участники 20 20 20
НАРТ 113.05 8,98 111,10 10,79 113,85 9,66
Возраст 42,90 11,16 50,80 10,44 10/10 11/9
Правый / левый 19/1 19/1 17/317 HDRS-21 20.85 7,24 25,05 7,49
Продолжительность болезни [месяцев] 174,30 106,09 205,90 177,65 177,65
SSRI / SSNRI: 12 ⁎⁎
Другое: 3
Без лекарств: 4
+ литий
⁎⁎ 1 + литиевый и 1 + атипичный антипсихотик
TCA: 7
/ SSNRI: 10 ⁎⁎
Другое: 1
Нет лекарств: 2
2 + атипичный антипсихотик
⁎⁎ 2 + атипичный AP
1 + литий
1 + вальпроат
9 Разделение на меланхолическую и немеланхолическую депрессию было основано на критериях DSM Melancholic Features Specifier и было проведено теми же двумя психиатрами, которые изначально были слепы к исходу болезни. е эксперименты.Однако наши критерии были строже, чем в руководстве DSM-IV, где требуется один критерий A и три критерия B для постановки диагноза «с меланхолическими признаками». Чтобы соответствовать критериям включения в наше исследование, пациенты должны были выполнить все восемь критериев (2 критерия A и 6 критериев B, см.). Мы предположили, что такие строгие критерии приведут к идентификации более чистых меланхолических синдромов и увеличат шанс выявления нейрокогнитивных маркеров в относительно небольшой выборке.Критерии применялись к наиболее тяжелому периоду текущего эпизода БДР. Ни один из пациентов нашей немеланхолической группы не соответствовал более широким критериям DSM-IV для диагноза «с меланхолическими особенностями».

Таблица 2

Критерии для спецификатора меланхолических особенностей (согласно DSM-IV) (частично цитируется дословно).

Группа A (1) потеря удовольствия от всех или почти всех видов деятельности
(2) отсутствие реакции на обычно приятные стимулы (не намного лучше, даже временно, когда что-то хорошее случается)
Группа B (1) отчетливое качество депрессивного настроения (т.е. депрессивное настроение воспринимается как совершенно иное чувство, чем то чувство, которое испытывается после смерти любимого человека)
(2) депрессия регулярно усиливается утром
(3) раннее утреннее пробуждение (минимум 2 часа до обычного времени пробуждения)
(4) выраженная психомоторная отсталость или возбуждение
(5) значительное возбуждение или потеря веса
(6) чрезмерное или неуместное чувство вины

Мы оценили предварительную оценку патологический вербальный интеллект с помощью теста National Adult Reading (NART) (Russell et al., 2000). Мы исключили проблемы распознавания лиц с помощью теста Бентона (Benton et al., 1983). В этом тесте участники сопоставляют целевые лица с одновременно представленными тестовыми лицами. Тест проводится в буклете без ограничений по времени. У всех участников было нормальное зрение или зрение с поправкой на нормальное.

2.2. Процедура

2.2.1. Эксперимент 1: рабочая память для эмоциональных лиц

Мы оценили рабочую память для эмоциональных лиц с помощью модифицированной версии парадигмы, описанной в Linden et al.(2010). В этом задании участников ориентировали к центру экрана компьютера с помощью небольшого фиксирующего креста, выставленного на 1000 мс (). В начале каждого испытания крест фиксации увеличивался в размере на 1000 мс, после чего возвращался к исходному размеру еще на 1000 мс. Затем два лица и два скремблированных лица были представлены в течение 2000 мс в массиве кодирования 2 × 2, который обеспечивал угол обзора 2,86 ° по ширине и 2,96 ° по высоте. После пустого интервала сохранения 1000 мс в центре экрана было представлено одно лицо, и участникам было предложено решить, присутствовало ли это лицо на предыдущем экране, нажав на клавиатуре «да» или «нет».

Парадигмы эмоционального лица. (A) Рабочая память. Участники рассматривали два лица (выражающие одну и ту же эмоцию, гнев, счастье, печаль, страх или нейтралитет) в течение 2 секунд. Массив из 4 позиций был выбран из-за совместимости с другими эффектами нагрузки на эмоциональную рабочую память (Jackson et al., 2009) и с нашей предыдущей работой с пациентами с болезнью Паркинсона (Subramanian et al., 2010) и шизофренией (Linden et al., др., 2010). После 1-секундного интервала было представлено пробное лицо с таким же эмоциональным выражением, и участники должны были оценить, соответствует ли оно одному из предыдущих лиц на экране кодирования.(B) Задание на классификацию выражений основных эмоций. Участники классифицировали эмоции соответствующими ярлыками. (C) Рейтинги возбуждения / валентности. С помощью манекена для самооценки участники оценили, насколько возбужденным и приятным было каждое лицо.

Все лица в одном испытании отображали одни и те же эмоции, поэтому не было конкуренции между эмоциями за ресурсы WM. Задача включала решение о личности («присутствовал ли этот человек или нет?»), И эмоциональное выражение не имело отношения к задаче.Ответы не были быстрыми, обратной связи не было, и участники могли свободно отключать фиксацию. Мы не включали задание на словесное подавление, потому что пациенты не могли справиться с этой дополнительной когнитивной нагрузкой при выполнении задания.

Стимулы отображались на 13-дюймовом мониторе ноутбука Toshiba (32-битный истинный цвет, разрешение 1024 × 768 пикселей), генерированном программным обеспечением E-Prime (версия 1.1; Schneider et al., 2002). Использовались полутоновые изображения лиц шести взрослых мужчин, каждое из которых выражало пять эмоций (сердитый, счастливый, нейтральный, грустный, испуганный).Лица взяты из коллекции Экмана и Фризена (Ekman and Friesen, 1976). 16 испытаний на одну эмоцию были представлены в псевдослучайном порядке в четырех блоках.

2.2.2. Эксперимент 2: классификация эмоций

Мы исследовали способность классифицировать лицевые эмоции, используя одни и те же шесть мужских лиц из набора Экмана с семью различными эмоциональными выражениями (счастливое, злое, нейтральное, грустное, отвращение, испуганное, удивленное). Использовалось программное обеспечение E-Prime, и лица отображались на 13-дюймовом мониторе ноутбука Toshiba.Эксперимент состоял из 42 испытаний (каждое из 6 мужских лиц с 7 различными эмоциями показано один раз). В каждом испытании лицо с эмоциональным выражением, которое соответствовало углу обзора 3,6 ° по ширине и 4,5 ° по высоте, появлялось вместе с семью письменными этикетками с эмоциями, напечатанными под ним. Задача участника заключалась в том, чтобы определить выражение, отображаемое на лице, щелкнув нужную метку эмоции с помощью компьютерной мыши.

2.2.3. Эксперимент 3: оценки возбуждения и валентности

Мы исследовали суждения участников о возбуждении и валентности с помощью компьютеризированной версии манекена самооценки (Bradley and Lang, 1994).Участники оценили возбуждение (от спокойного = не возбужденное до возбуждающего = возбужденное) и валентность (от приятного = положительного до неприятного = отрицательного), связанного с лицом, по девятибалльной шкале. Только пять эмоций, использованных в эксперименте 1, и элементы, правильно классифицированные участником в эксперименте 2, были включены в рейтинги валентности и возбуждения.

2.3. Подбор участников

Мы сопоставили контрольную группу с пациентами-меланхоликами по возрасту, рукам и полу. Не было различий между группами в преморбидном интеллекте, измеренном NART (пациенты с меланхолией: 111.10 [10,79], контроли: 113,85 [9,70]; немеланхолические пациенты: 113,05 [8,98], F (2,57) = 0,413, p = 0,663). В одностороннем дисперсионном анализе наблюдалась тенденция к главному эффекту для возраста, который был обусловлен более низким возрастом в группе немеланхолических пациентов, F (2,57) = 2,343, p = 0,105. Тест хи-квадрат не выявил значимых групповых различий по полу или рукой (все p, s> 0,2).

2.4. Анализ данных

D prime (d ‘) баллов по задаче рабочей памяти, процент правильных ответов по задаче категоризации, а также оценки возбуждения и валентности были нашими зависимыми мерами.Оценки D ‘вычисляются как разница между z-преобразованными совпадениями и ложными тревогами и представляют собой стандартную меру производительности для задач обнаружения изменений (Green and Swets, 1966). Мы проанализировали зависимые показатели в отдельных анализах дисперсии с повторными измерениями (ANOVA) с «группой» межсубъектных факторов (три уровня: контроль, меланхолические пациенты, немеланхолические пациенты) и внутрисубъектным фактором «эмоции» (пять уровней для задачи WM и рейтингов возбуждения и валентности; семь уровней для задачи классификации).P-значения были скорректированы по Гринхаусу – Гейссеру, если предположение о сферичности было нарушено. Мы проследили основные эффекты и взаимодействия с помощью апостериорных односторонних дисперсионных анализов (ANOVA), Шеффе или t-критериев, в зависимости от ситуации. Мы также коррелировали размер печального преимущества (разница в производительности между грустным и средним для всех остальных лиц: d ′ грустное — (d ′ злое + d ′ счастливое + d ′ нейтральное + d ′ испуганный ) / 4) с оценками HDRS и продолжительностью болезни.

3.Результат

3.1. Рабочая память (эксперимент 1)

ANOVA значений d ′ задачи рабочей памяти () показал основные эффекты эмоций, F (4228) = 5,208, p <0,001 и группа, F (2,57) = 4,995, p = 0,01, а взаимодействие между эмоцией и группой, F (8,228) = 2,074, p = 0,039. Отдельный однофакторный дисперсионный анализ для каждой группы выявил основные эффекты эмоций у пациентов-меланхоликов, F (4,76) = 4.773, p = 0,002 и контроль, F (4,76) = 4,629, p = 0,002, но не у немеланхолических пациентов, F (4,76) = 0,653, р = 0,63. Парные сравнения выявили значительно более высокую производительность для грустного по сравнению с счастливым, t (19) = 5,970, p <0,001, двусторонний, испуганный, t (19) = 3,261, p = 0,004, и нейтральный, t (19) = 2,563, p = 0,019, лица и тенденция к более высокой производительности для грустных по сравнению с сердитыми лицами, t (19) = 1.774, p = 0,092 в группе меланхоликов. Из них контрасты грустного и счастливого, грустного и страшного переживают поправку Бонферрони для 10 сравнений. Ни в одной из других групп не было пика грустных лиц (). В контрольной группе значимые (сохранившаяся поправка Бонферрони) парные сравнения были: гнев и страх, т, (19) = 4,288, р, <0,001, счастье против страха, т, (19) = 3,954, p = 0,001, и нейтральный против пугающего, t (19) = 3.566, р. = 0,002. Таким образом, взаимодействие между группой факторов и эмоциями было обусловлено разным направлением эмоциональных эффектов в меланхолической (лучшая память на грустные лица) и контрольной (худшая память на испуганные лица) группах.

Показатели пациентов с немеланхолической депрессией, меланхолией и здоровых участников контрольной группы по задаче на рабочую память для сердитых, счастливых, нейтральных, грустных и испуганных лиц, измеренные в значениях d ‘(ось Y) и их стандартные ошибки среднего .

Таблица 3

D ‘(d простое число) значения производительности (и SE в скобках) различных групп по эмоциональным категориям в задаче на рабочую память лица.

(0,27)
Немеланхолическая депрессия Меланхолия Контроль
Злой 3,32 (0,23) 2,91 (0,31) 3,88 (0,17)
2,36 (0,19) 3.66 (0,23)
Нейтральный 2,93 (0,27) 2,65 (0,22) 3,48 (0,21)
Sad 3,02 (0,28) 3,45 (0,22)
Fearful 2,87 (0,30) 2,23 (0,33) 2,91 (0,19)

Разница в производительности между грустным и средним для всех других лиц (d ′ sad — (d ′ сердитый + d ‘ счастливый + d’ нейтральный + d ‘ испуганный ) / 4) («печальная выгода») дифференцируется между пациентами с меланхолической депрессией и контрольной группой, а также между пациентами с меланхолической и немеланхолической депрессией с чувствительностью 80% и специфичностью 80%.Точка отсечки разности d ‘составляла 0,5.

3.2. Классификация эмоций (эксперимент 2)

ANOVA оценок точности () в задаче классификации эмоций показал основной эффект эмоции, F (4,454,253,869) = 19,993, p <0,001, но нет взаимодействия между эмоции и группа, F (8,908,253,869) = 1,216, p = 0,286, и без группового эффекта, F (2,57) = 2,090, p = 0,13. Основной эффект эмоции был обусловлен более высокой точностью классификации счастливых лиц по сравнению со всеми другими условиями (все p s <.001).

Таблица 4

Точность (и SE в скобках) различных групп для распознавания эмоций.

(0,00)
Немеланхолическая депрессия Меланхолия Контроль
Злой 0,71 (0,04) 0,65 (0,06) 0,82 (0,05)
1,00 (0,00) 0,99 (0,01)
Нейтраль 0.70 (0,05) 0,73 (0,07) 0,74 (0,06)
Sad 0,78 (0,04) 0,72 (0,05) 0,87 (0,03)
Fearful 0,63 (0,06) 0,65 (0,06)
Сюрприз 0,90 (0,03) 0,91 (0,03) 0,90 (0,03)
Отвращение 0,711 (0,04) 0,04) 0,87 (0,04)

3.3. Рейтинги возбуждения и валентности (эксперимент 3)

Пациенты и контрольная группа не показали значительных различий в рейтингах возбуждения и валентности (). ANOVA данных о возбуждении показал основной эффект эмоции: F (3,180,162,165) = 17,540, p <0,001. Ни основной эффект для группы, ни взаимодействие между двумя факторами не были значительными. Рейтинги возбуждения были значительно выше для сердитых и испуганных лиц по сравнению со всеми другими состояниями (все p s <.001) (но не различались между сердитыми и испуганными лицами), а для грустных p <0,001 и счастливых p = 0,028 по сравнению с нейтральными лицами.

Таблица 5

Рейтинги SAM (и SE в скобках) различных групп для возбуждения.

0,84 (0,30)
Немеланхолическая депрессия Меланхолия Контроль
Злой 0,89 (0,26) 0,97 (0,25) 1.03 (0,18)
Happy 0,28 (0,24) — 0,32 (0,40) 0,16 (0,29)
нейтральный — 0,17 (0,23) — 0,37 (0,17) —
Sad 0,22 (0,14) 0,45 (0,26) 0,52 (0,12)
Fearful 1,03 (0,23) 0,90 (0,30)

Таблица 6

Рейтинги SAM (и SE в скобках) различных групп для валентности лица.

Немеланхолическая депрессия Меланхолия Контроль
Злой — 1,15 (0,23) — 2,10 (0,27) — 1,44 (0,2082) 1,58 (0,28) 2,38 (0,32) 1,75 (0,28)
Нейтральный 0,14 (0,13) 0,35 (0,20) 0,35 (0,16)
Садовый .97 (0,17) — 1,41 (0,28) — 1,00 (0,18)
Страшный — 1,12 (0,29) — 1,83 (0,32) — 1,46 (0,22)
9263 9 ANOVA данных валентности показал основной эффект эмоции, F, (1,844,94,041) = 89,347, p, <0,001, но не значительный основной эффект группы и отсутствие взаимодействия. Основной эффект эмоции был вызван более высокой валентностью счастья по сравнению со всеми другими лицами (все p s <.001), более низкая валентность сердитых, испуганных и грустных лиц, чем нейтральных лиц (все p s <0,001) и более низкая валентность сердитых, p <0,001, и испуганных, p = 0,004, чем грустные лица .

3.4. Корреляция производительности с симптомами

Корреляция Спирмена между печальным положительным эффектом в группе меланхоликов и оценками HDRS не выявила значимой связи, rho = -,006, p = 0,971, двусторонний. Точно так же корреляция Пирсона между печальной пользой и продолжительностью болезни не показала значимой связи, r = -.136, п. = .404.

4. Обсуждение

Наше открытие печального преимущества рабочей памяти лица поддерживает когнитивные теории меланхолической депрессии, которые постулируют предвзятость к негативной, особенно грустной информации. Однако такие предубеждения также могут быть получены путем индукции негативного настроения у здоровых людей (Bower, 1981; Bradley et al., 1997; Ridout et al., 2009), особенно у лиц из группы риска (Joormann et al., 2007), что подняло вопрос, является ли предвзятость негативных эмоций вторичной по отношению к изменению настроения.Тем не менее, негативные предубеждения могут сохраняться и после депрессивных эпизодов и, таким образом, представлять собой маркер уязвимости, а не следствие болезни (Fritzsche et al., 2010; Gotlib and Joormann, 2010; Joormann and Gotlib, 2007). Отсутствие корреляции «печальной выгоды» с тяжестью симптомов или продолжительностью заболевания в нашем исследовании предполагает, что это не следствие изменения настроения, а, скорее, может быть основным нейрокогнитивным признаком меланхолической депрессии. Хотя теории когнитивных предубеждений сильно повлияли на современные представления о расстройствах настроения и были продуктивно применены при разработке методов когнитивно-поведенческой терапии, вопрос о причинно-следственной связи оставался открытым (Mathews and MacLeod, 2005).Данные о когнитивных искажениях, которые не зависят от тяжести симптомов, как в настоящем исследовании, в некоторой степени подтверждают причинную (а не реактивную) роль когнитивных искажений в развитии депрессии. Однако, в конечном итоге, этот вопрос необходимо будет решить с помощью продольных исследований с участием лиц из группы высокого риска. Настоящая парадигма будет полезна для исследований, направленных на решение вопроса о том, предсказывают ли когнитивные искажения развитие депрессии и помогает ли их устранение облегчению симптомов.

Меланхолическая и немеланхолическая депрессия представляют собой разные клинические синдромы и могут диссоциировать по некоторым биологическим показателям (Gold and Chrousos, 2002; Parker et al., 2010; Power et al., 2000). Однако в большинстве нейрокогнитивных исследований депрессии эти синдромы отдельно не изучались. Наши результаты убедительно свидетельствуют о том, что в основе этих двух синдромов лежат разные когнитивные процессы, потому что пациенты с немеланхолической депрессией, по сути, демонстрировали ту же картину, что и контрольная группа (хотя и с незначительно ухудшенной работоспособностью), тогда как пациенты с меланхолической депрессией демонстрировали измененную эмоциональную предвзятость по сравнению с контрольной группой. и немеланхолические пациенты.Эти нейрокогнитивные различия между меланхолией и немеланхолической депрессией могут дополнительно поддержать включение меланхолии как отдельного объекта в DSM-V.

В недавнем исследовании с аналогичной парадигмой у пациентов с болезнью Паркинсона (БП) мы обнаружили повышенную производительность для грустных лиц в гиподопаминергическом состоянии, которое вернулось к «нормальному» предпочтению сердитых лиц после дофаминергического лечения (Subramanian et al., 2010). Моноаминовые системы демонстрируют множественные взаимодействия с осью HPA, а недостаток дофамина постулируется, в частности, при меланхолической депрессии и психомоторных симптомах (Martinot et al., 2001; Schrijvers et al., 2008). Дофаминергические агенты обладают антидепрессивными свойствами как при БП (Yamamoto and Schapira, 2008), так и при депрессии (Dhillon et al., 2008). Таким образом, одним из предварительных объяснений отрицательного когнитивного искажения при меланхолической депрессии может быть то, что он отражает лежащий в основе дофаминергический дефицит. Это необходимо дополнительно проверить при проведении интервенционных или радиолигандных исследований. Неспособность дифференцировать по клиническим субсиндромам может быть одной из причин того, почему исследования радиолигандов до сих пор не смогли обеспечить убедительную поддержку моделей депрессии с моноаминергическим дефицитом (Nikolaus et al., 2009).

Поскольку в исследование были включены только пациенты, которые пережили депрессивный эпизод, мы не можем установить, сохраняется ли печальное преимущество WM во время ремиссии и может ли оно быть устойчивым эмоциональным предубеждением, способствующим уязвимости к рецидиву. Более того, в отсутствие прямых доказательств нейровизуализации или эффектов конкретных фармакологических вмешательств у пациентов с депрессией, наши интерпретации печальной пользы как индикатора дофаминергической гипофункции в настоящее время все еще являются спекулятивными.Другое ограничение состоит в том, что наши пациенты-меланхолики были более тяжелыми в депрессии, согласно шкале HDRS, чем пациенты-немеланхолики. Однако эта разница вряд ли могла объяснить качественную разницу в эмоциональных предубеждениях, и мы не обнаружили значимой корреляции между печальной пользой и серьезностью симптомов.

Выявление пациентов с меланхолической депрессией требует подробного интервью, тщательного сбора анамнеза и часто наблюдения в течение длительного периода времени.Таким образом, первоначальный инструмент нейрокогнитивного скрининга может быть использован в клинической практике для раннего выявления. Таким образом, успешная классификация пациентов с меланхолией в сравнении с контрольной группой и с немеланхолическими пациентами с 80% чувствительностью и специфичностью представляет потенциальный клинический интерес, но формальное тестирование ее чувствительности и специфичности для различения меланхолической депрессии от немеланхолической депрессии посредством дискриминантного анализа в потребуется независимая выборка. Если печальная предвзятость действительно является маркером нехватки дофамина, она должна исчезнуть после лечения дофаминергическими (и, возможно, другими катехоламинергическими) агентами, тем самым обеспечивая нейрокогнитивный маркер лечения.Таким образом, наш вывод будет соответствовать широко признанной потребности в дополнительных критериях оценки результатов, которые не зависят от самооценки.

Наконец, психологические вмешательства, направленные на дисфункциональные когнитивные предубеждения и метакогнитивные убеждения, такие как когнитивно-поведенческая терапия (КПТ), могли бы специально сосредоточиться на предвзятости пациентов к грустному материалу. Помимо явных стратегий, возможны неявные процедуры, использующие оперантное обусловливание или девальвацию отвлекающих факторов. Более того, изменение грустной предвзятости в рабочей памяти и других когнитивных областях может стать новым критерием результата не только для фармакологического лечения, но и для психологических вмешательств.

Роль источника финансирования

Эта работа была поддержана Уэльским институтом когнитивной неврологии (номер гранта WBS006) и Советом по исследованиям биотехнологии и биологических наук (BBSRC) Великобритании (грант BB / G021538). Спонсоры не играли никакой роли в разработке или интерпретации эксперимента.

Конфликт интересов

SL, MJ и LS не имеют конкурирующих интересов. DH консультировался, был клиническим испытателем, выступал на симпозиумах или получал поддержку для участия в собраниях от Astra-Zeneca, Boots-Knoll, Eli Lilly, Janssen-Cilag, Lorex-Synthelabo, Lundbeck, Organon, Pharmacia. и Upjohn, Pierre-Fabre, Pfizer, Rhone-Poulenc Rorer, Roche, SmithKline Beecham и Solvay-Duphar.Он был свидетелем-экспертом истца в 15 судебных исках, связанных с СИОЗС, и в одном патентном деле, касающемся антипсихотического средства. DL получила гонорары за консультационные услуги от Actelion Pharmaceuticals Ltd.

Ссылки

Beck A. New American Library; Нью-Йорк, Нью-Йорк: 1976. Когнитивная терапия и эмоциональные расстройства. [Google Scholar] Бентон А., Хамшер К., Варни Н., Сприн О. Издательство Оксфордского университета; Нью-Йорк, Нью-Йорк: 1983. Вклады в нейропсихологическую оценку: клиническое руководство.[Google Scholar] Брэдли М., Лэнг П. Измерение эмоций: манекен самооценки и семантический дифференциал. Журнал поведенческой терапии и экспериментальной психиатрии. 1994; 25: 49–59. [PubMed] [Ученый Google] Брэдли Б., Могг К., Ли С. Предвзятость внимания к негативной информации при индуцированной и естественной дисфории. Поведенческие исследования и терапия. 1997; 35: 911–927. [PubMed] [Ученый Google] Де Рэдт Р., Костер Э. Понимание уязвимости к депрессии с точки зрения когнитивной нейробиологии: переоценка факторов внимания и новая концептуальная основа.Когнитивная, аффективная и поведенческая неврология. 2010; 10: 50–70. [PubMed] [Google Scholar] Девени К.М., Делдин П.Дж. Память лиц: медленное ERP-исследование большой депрессии. Эмоции. 2004. 4: 295–304. [PubMed] [Google Scholar] Диллон С., Ян Л., Курран М. В центре внимания бупропион при большом депрессивном расстройстве. Препараты ЦНС. 2008. 22: 613–617. [PubMed] [Google Scholar] Экман П., Friesen W. Consulting Psychologies Press; Пало-Альто, Калифорния: 1976. Фотографии лицевого аффекта. [Google Scholar] Фёрст М., Спитцер Р., Гиббон ​​М., Уильямс Дж. Исследовательская версия, издание для пациентов. (SCID-I / P) Биометрические исследования, Психиатрический институт штата Нью-Йорк; Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: 2002. Структурированное клиническое интервью для DSM-IV-TR Axis I. Disorders. [Google Scholar] Фриче А., Дахме Б., Готлиб И., Йорманн Дж., Магнуссен Х., Ватц Х., фон Лейпольдт А. Специфика когнитивных искажений у пациентов с текущей депрессией и ремиссированной депрессией, а также у пациентов с астмой. Психологическая медицина. 2010. 40: 815–826. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar] Гилбоа-Шехтман Э., Erhard-Weiss D., Jeczemien P. Межличностные дефициты сочетаются с когнитивными предубеждениями: память на мимику у депрессивных и тревожных мужчин и женщин. Психиатрические исследования. 2002. 113: 279–293. [PubMed] [Google Scholar] Goeleven E., De Raedt R., Baert S., Koster E. Недостаточное подавление эмоциональной информации при депрессии. Журнал аффективных расстройств. 2006; 93: 149–157. [PubMed] [Google Scholar] Голд П., Хрусос Г. Организация стрессовой системы и ее нарушение регуляции при меланхолической и атипичной депрессии: высокий или низкий уровень CRH / NE.Молекулярная психиатрия. 2002; 7: 254–275. [PubMed] [Google Scholar] Готлиб И., Джорманн Дж. Познание и депрессия: текущее состояние и будущие направления. Ежегодный обзор клинической психологии. 2010. 6: 285–312. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar] Готлиб И., Красноперова Е., Юэ Д., Джорманн Дж. Предвзятость внимания к негативным межличностным стимулам при клинической депрессии. Журнал аномальной психологии. 2004. 113: 121–135. [PubMed] [Google Scholar] Грин Д., Светс Дж. Вили; Нью-Йорк, Нью-Йорк: 1966. Теория обнаружения сигналов и психофизика.[Google Scholar] Гамильтон М. Рейтинг депрессивных пациентов. Журнал клинической психиатрии. 1980; 41: 21–24. [PubMed] [Google Scholar] Хильдебрандт М., Штайерберг Э., Стадия К., Пассьер Дж., Краг-Серенсен П., Группа антидепрессантов Датского университета Важны ли гендерные различия для клинического эффекта антидепрессантов? Американский журнал психиатрии. 2003; 160: 1643–1650. [PubMed] [Google Scholar] Джексон М.С., Рэймонд Дж. Э. Знакомство улучшает визуальную рабочую память для лиц. Журнал экспериментальной психологии.Человеческое восприятие и производительность. 2008. 34: 556–568. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar] Джексон М.С., Ву С.Й., Линден Д.Э., Раймонд Дж. Э. Улучшенная кратковременная зрительная память на сердитые лица. Журнал экспериментальной психологии. Человеческое восприятие и производительность. 2009. 35: 363–374. [PubMed] [Google Scholar] Джерманн Ф., ван дер Линден М., Д’Аргембо А. Распознавание личности и воспоминание о счастливом и грустном выражении лица: влияние депрессивных симптомов. Объем памяти. 2008. 16: 364–373. [PubMed] [Google Scholar] Джорманн Дж.Смещение внимания при дисфории: роль тормозных процессов. Познание и эмоции. 2004. 18: 125–147. [Google Scholar] Джорманн Дж., Готлиб И. Селективное внимание к эмоциональным лицам после выхода из депрессии. Журнал аномальной психологии. 2007. 116: 80–85. [PubMed] [Google Scholar] Джорманн Дж., Готлиб И. Обновление содержимого рабочей памяти при депрессии: вмешательство со стороны нерелевантного негативного материала. Журнал аномальной психологии. 2008. 117: 182–192. [PubMed] [Google Scholar] Джорманн Дж., Талбот Л., Готлиб И. Предвзятая обработка эмоциональной информации у девочек из группы риска депрессии. Журнал аномальной психологии. 2007. 116: 135–143. [PubMed] [Google Scholar] Линден С.С., Джексон М., Субраманиан Л., Вольф К., Грин П., Хили Д., Линден Д.Э. Взаимодействие эмоций и познания при шизофрении: явные и неявные эффекты выражения лица. Нейропсихология. 2010; 48: 997–1002. [PubMed] [Google Scholar] Мартинот М., Брагулат В., Артиж Э., Долле Ф., Хиннен Ф., Жувент Р., Мартинот Дж.Снижение пресинаптической дофаминовой функции в левом хвостатом коре у пациентов с депрессией с аффективным уплощением и задержкой психомоторного развития. Американский журнал психиатрии. 2001. 158: 314–316. [PubMed] [Google Scholar] Мэтьюз А., Маклауд К. Когнитивная уязвимость к эмоциональным расстройствам. Ежегодный обзор клинической психологии. 2005; 1: 167–195. [PubMed] [Google Scholar] Николаус С., Антке К., Мюллер Х. Визуализация синаптической функции в центральной нервной системе in vivo: II. Психические и аффективные расстройства.Поведенческие исследования мозга. 2009. 204: 32–66. [PubMed] [Google Scholar] Норин С., Ридаут Н. Краткосрочная память эмоциональных лиц при дисфории. Объем памяти. 2010. 18: 486–497. [PubMed] [Google Scholar] Паркер Г. Определение меланхолии: первенство психомоторных нарушений. Acta Psychiatrica Scandinavica. 2007; (Приложение 433): 21–30. [PubMed] [Google Scholar] Паркер Г., Финк М., Шортер Э., Тейлор М., Акискал Х., Берриос Г., Болвиг Т., Браун В. А., Кэрролл Б., Хили Д., Кляйн Д. Ф., Кукопулос А., Михельс Р., Пэрис Дж., Рубин Р.Т., Спитцер Р., Шварц К. Проблемы DSM-5: куда идти меланхолия? Обоснование его классификации как отдельного расстройства настроения. Американский журнал психиатрии. 2010. 167: 745–747. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar] Перон Дж., Эль Тамер С., Гранджан Д., Лере Э., Траверс Д., Драпье Д., Верен М., Милле Б. Большое депрессивное расстройство искажает узнаваемость эмоциональной просодии. Прогресс в нейропсихофармакологии и биологической психиатрии. 2011; 35: 987–996. [PubMed] [Google Scholar] Перри П.Фармакотерапия большой депрессии с меланхолическими особенностями: относительная эффективность трициклических антидепрессантов по сравнению с селективными ингибиторами обратного захвата серотонина. Журнал аффективных расстройств. 1996; 39: 1–6. [PubMed] [Google Scholar] Пауэр М., Далглиш Т., Клаудио В., Тата П., Кентиш Дж. Задача направленного забывания: применение к эмоционально значимому материалу. Журнал аффективных расстройств. 2000. 57: 147–157. [PubMed] [Google Scholar] Ридаут Н., Астелл А.Дж., Рид И.К., Глен Т., О’Кэрролл Р.Э. Смещение памяти в отношении эмоциональных выражений лица при большой депрессии.Познание и эмоции. 2003. 17: 101–122. [PubMed] [Google Scholar] Ридаут Н., Норин А., Джохал Дж. Память эмоциональных лиц при естественной дисфории и индуцированной печали. Поведенческие исследования и терапия. 2009; 47: 851–860. [PubMed] [Google Scholar] Роуз Э., Эбмайер К. Характер нарушения рабочей памяти во время большой депрессии. Журнал аффективных расстройств. 2006; 90: 149–161. [PubMed] [Google Scholar] Рассел А., Манро Дж., Джонс П., Хейворд П., Хемсли Д., Мюррей Р. Национальный тест по чтению для взрослых как мера преморбидного IQ при шизофрении.Британский журнал клинической психологии. 2000; 39: 297–305. [PubMed] [Google Scholar] Шнайдер В., Эшман А., Зукколотто А. Питтсбург; Psychology Software Tools Inc: 2002. Руководство пользователя E-Prime. [Google Scholar] Шрайверс Д., Хулстейн В., Саббе Б. Психомоторные симптомы при депрессии: диагностический, патофизиологический и терапевтический инструмент. Журнал аффективных расстройств. 2008; 109: 1–20. [PubMed] [Google Scholar] Субраманиан Л., Хиндл Дж., Джексон М., Линден Д. Дофамин улучшает память о сердитых лицах при болезни Паркинсона.Расстройства движения. 2010; 25: 2792–2799. [PubMed] [Google Scholar] Тейлор М., Финк М. Восстановление меланхолии в классификации расстройств настроения. Журнал аффективных расстройств. 2008; 105: 1–14. [PubMed] [Google Scholar] Ямамото М., Шапира А. Агонисты дофамина при болезни Паркинсона. Экспертный обзор нейротерапии. 2008. 8: 671–677. [PubMed] [Google Scholar]

Меланхолическая депрессия: симптомы, диагностика и лечение

Меланхолическая депрессия — это форма большого депрессивного расстройства (БДР), которая характеризуется выраженным проявлением тяжелой депрессии.При этой форме депрессии происходит полная потеря удовольствия от всего или почти от всего. В DSM-5 меланхолия является спецификатором БДР, поэтому у человека будет диагностировано большое депрессивное расстройство (более широкое заболевание) с меланхолическими особенностями (специфические симптомы).

Хотя меланхолическая депрессия больше не считается отдельным диагнозом, некоторые исследователи полагают, что ее следует рассматривать как отдельный синдром, чтобы улучшить лечение и результаты.

Термин «меланхолия» — один из старейших терминов, используемых в психологии. Он появился с тех пор, как Гиппократ ввел его в V веке до нашей эры, и по-гречески это означает «черная желчь». Перевод уместен, потому что Гиппократ считал, что избыток черной желчи, которую он назвал «Четырьмя юморами», вызывает меланхолию. Симптомы, которые он отнес к категории меланхолии, почти идентичны симптомам, которые мы используем сегодня, включая страх, нежелание есть, бессонницу, беспокойство, возбуждение и грусть.

Симптомы

Симптомы меланхолической депрессии включают:

  • Отчетливое качество подавленного настроения, характеризующееся глубоким унынием, отчаянием или пустотой
  • Депрессия постоянно усиливается по утрам
  • Раннее пробуждение по крайней мере на два часа раньше обычного
  • Психомоторные расстройства, связанные либо с задержкой, либо с замедлением нормальных движений, либо с возбуждением, повышенными и / или нерегулярными движениями
  • Анорексия или потеря веса
  • Чрезмерная или неуместная вина

Причины

Начало этих эпизодов обычно , а не , вызванное конкретным событием.Даже когда происходит что-то хорошее, настроение человека не улучшается даже на короткое время.

Пожилые люди, пациенты стационаров и лица с психотическими особенностями подвержены большему риску развития меланхолической депрессии.

Точные причины депрессии не ясны, но генетика, семейный анамнез, прошлые травмы, химический состав мозга и гормоны могут сыграть свою роль. Однако считается, что меланхолическая депрессия имеет сильное биологическое происхождение.

Одно нейровизуализационное исследование показало, что ключевой «сигнатурный» маркер был замечен только у участников с меланхолической депрессией, но не наблюдался у пациентов с немеланхолической депрессией или у тех, у кого не было депрессии.

Диагностика

Ваш врач начнет с оценки, чтобы оценить характер, тяжесть и продолжительность ваших симптомов. Некоторые из вопросов, которые может задать ваш врач, включают:

  • Изменился ли ваш распорядок дня?
  • Вам все еще нравится то, что вы любили делать?
  • Вам трудно встать с постели по утрам?
  • Как ты спишь?
  • Ваши симптомы ухудшаются по утрам?
  • Вам сложно сконцентрироваться?
  • Есть что-нибудь, что помогает улучшить настроение?

Ваш врач также оценит ваше физическое здоровье и может выполнить некоторые анализы или анализ крови, чтобы убедиться, что ваши симптомы не связаны с каким-либо типом основного заболевания.

Чтобы быть диагностированным меланхолическая депрессия, человек должен проявлять симптомы большого депрессивного расстройства, такие как:

  • Чувство стойкой печали
  • Потеря интереса и удовольствия
  • Низкая энергия или усталость
  • Раздражительность
  • Изменения аппетита
  • Проблемы со сном
  • Изменения уровней активности
  • Проблемы с концентрацией внимания
  • Мысли о смерти или самоубийстве

Чтобы получить диагноз меланхолии, у вас должно быть как минимум три из этих симптомов:

  • Депрессия, отличная от горя
  • Похудание или потеря аппетита
  • Замедленная активность или беспокойство
  • Чрезмерная вина
  • Просыпается намного раньше обычного
  • Более тяжелые депрессивные симптомы по утрам

Ваш врач также исключит другие условия.Другие вопросы, которые можно рассмотреть, включают:

  • Биполярное расстройство
  • Циклотимическое расстройство
  • Стойкое депрессивное расстройство
  • Деструктивное расстройство регуляции настроения
  • Предменструальное дисфорическое расстройство
  • Депрессия, вызванная запрещенными наркотиками, прописанными лекарствами или каким-либо физическим заболеванием

Лечение

При меланхолической депрессии лекарство часто является частью плана лечения, поскольку считается, что оно имеет биологическую основу.Другими словами, поскольку она обычно не вызывается внешними обстоятельствами, причины меланхолической депрессии, по-видимому, в основном связаны с генетической структурой и функцией мозга, что требует лекарства, которое воздействует на биологические причины, такие как функция мозга.

Типы антидепрессантов, которые можно использовать при меланхолической депрессии, включают:

  • Селективные ингибиторы обратного захвата серотонина (СИОЗС): Эти лекарства работают, изменяя способ работы нейромедиатора серотонина в головном мозге, тем самым улучшая настроение.Общие типы включают прозак (флуоксетин), паксил (пароксетин), золофт (сертралин) и лексапро (эсциталопрам).
  • Ингибиторы обратного захвата серотонина и норэпинефрина (ИОЗСН): ИОЗСН влияют на то, как серотонин и норадреналин работают в головном мозге. Распространенными видами являются Цимбалта (дулоксетин) и Эффексор (венлафаксин).
  • Ингибиторы обратного захвата норэпинефрина и дофамина (NDRI): Веллбутрин (бупропион) — единственный препарат этого класса, который влияет на норэпинефрин и дофамин.
  • Атипичные антидепрессанты: Эти лекарства влияют на химические вещества мозга, которые улучшают настроение. Примерами лекарств в этой категории являются Ремерон (миртазапин), Олептро (тразодон), Тринтелликс (вортиоксетин) и Виибрид (вилазодон).
  • Трициклические антидепрессанты (ТЦА): Это антидепрессанты первого поколения и могут иметь больше побочных эффектов, чем более новые версии. Этот класс включает тофранил (имипрамин), памелор (нортриптилин) и амитриптилин.
  • Ингибиторы моноаминоксидазы (ИМАО): Это еще один старый класс антидепрессантов, которые могут иметь серьезные побочные эффекты, но могут быть хорошим вариантом для некоторых людей. Основными препаратами этого класса являются Парнат (транилципромин), Нардил (фенелзин) и Марплан (изокарбоксазид).

Исследования показывают, что меланхолическая депрессия лучше реагирует на трициклические антидепрессанты, чем на СИОЗС, психотерапию или социальные вмешательства.

Колпачок

Поскольку меланхолическая депрессия характеризуется глубоким чувством печали, потерей удовольствия и отсутствием интереса к повседневной деятельности, она может серьезно нарушить то, как человек может действовать во многих сферах жизни.

Если вы подозреваете, что у вас симптомы меланхолии, вам следует поговорить с врачом. Антидепрессанты являются первой линией лечения этого состояния и могут быть очень эффективными. Однако есть некоторые вещи, которые вы можете сделать, чтобы помочь справиться со своими симптомами и дополнить лечение на основе лекарств.

Модификации образа жизни, которые могут помочь улучшить ваше настроение, включают:

  • Регулярные физические упражнения
  • Проведение времени с друзьями и близкими
  • Соблюдение здорового питания
  • Медитация
  • Соблюдение постоянного режима сна

Однако важно помнить, что симптомы меланхолической депрессии могут очень затруднить все это.Как только ваши лекарства начнут действовать, вам может быть легче начать включать эти изменения в свой распорядок дня.

Интернет-ресурсы и группы поддержки также могут быть полезны для управления симптомами меланхолической депрессии. Поговорите со своим врачом, чтобы решить, подходит ли это в качестве дополнения к другим видам лечения.

Слово от Verywell

Меланхолическая депрессия может серьезно повлиять на вашу работу, учебу, социальную и семейную жизнь.К счастью, есть эффективные методы лечения, которые могут помочь. Если у вас есть симптомы депрессии, поговорите со своим врачом, который исключит другие причины и порекомендует варианты лечения, которые помогут вам восстановить равновесие.

Определение

в кембриджском словаре английского языка

У него может быть меланхолических черт, что означает, что депрессивный человек теряет удовольствие почти от любой деятельности.Обложка остается верной меланхоличному духу оригинала.

Еще примеры Меньше примеров

Но признание того, что все должно закончиться, может, по крайней мере, помочь нам примириться с этой меланхоличной неизбежностью.Он мрачный и меланхоличный , временами эмбиентный, но также призванный поднять людей с мест. Анализ содержания самоповреждений показал, что 53% были представлены в фактическом или образовательном тоне, в то время как 51% были переданы в тоне меланхолии .Освещение придает фильму элегический тон, как угасающий солнечный свет может сделать человека задумчивым или меланхоличным в конце дня.Его друзья знали его как тупого парня, который играл на гавайской гитаре, ломал голову над своими шутками и имел меланхоличную полосу .Односложный натиск «п» и «х» — муж оказывается двусложным чудаком — попадает в меланхолический , в основном ямбический ритм.На граммофоне играет меланхоличная музыка тоски. Это может звучать как еще один меланхоличный взгляд на тему того, как технологии разрушают нашу жизнь, но это не так.Конечно, он был меланхоличным, и, конечно, жутким, но мы не видим ничего плохого в небольшой ностальгии по праздникам.Этот фильм более яркий, чем этот, который, несмотря на игривые штрихи, по большей части приглушен и меланхоличен . Второй фильм в целом гораздо более медленный, более меланхоличный роман. Меланхолик и невротические настроения, как правило, порождают сырье для оригинального и новаторского мышления. Это рискованный гамбит, но в конечном итоге он окупается во второй половине эпизода, когда эпизоду становится меланхоличным .

Эти примеры взяты из корпусов и из источников в Интернете. Любые мнения в примерах не отражают мнение редакторов Cambridge Dictionary, Cambridge University Press или его лицензиаров.

Эмоциональная предвзятость меланхолической депрессии

и рейтинги возбуждения и валентности; семь уровней для задачи классификации).P-значения составили

Скорректированный Гринхаус – Гейссера, где предположение о сферичности было нарушено. Мы,

, проследили основные эффекты и взаимодействия с помощью апостериорных односторонних дисперсионных анализов, Шеффе или

t-критериев, в зависимости от ситуации. Мы также коррелировали размер печальной выгоды (разница в производительности

между грустным и средним для всех остальных лиц: d′sad — (d′angry + d′happy + d′neutral + d

′ fearful) / 4) с оценками HDRS и продолжительностью болезни.

3 Результаты

3.1 Рабочая память (эксперимент 1)

ANOVA значений d ′ задачи рабочей памяти (таблица 3) показал основные эффекты

эмоций, F (4,228) = 5,208, p <0,001, и группы, F ( 2,57) = 4,995, p = 0,01, и взаимодействие

между эмоцией и группой, F (8,228) = 2,074, p = 0,039. Отдельные однофакторные дисперсионные анализы для

каждой группы выявили основные эффекты эмоций у меланхолических пациентов, F (4,76) = 4,773,

p = 0,002 и контрольной группы, F (4,76) = 4,629, p =. 002, но не у немеланхолических пациентов,

F (4,76) = 0.653, р = 0,63. Парные сравнения выявили значительно более высокую производительность

для грустного по сравнению со счастливым, t (19) = 5,970, p <0,001, двусторонний, испуганный, t (19) = 3,261, p = 0,004,

и нейтральный, t (19) = 2,563, p = 0,019, лица и тенденция к более высокой результативности для грустных

по сравнению с сердитыми лицами, t (19) = 1,774, p = 0,092 в группе меланхоликов. Из них

противопоставляют грустное и счастливое и грустное против страшного выживания с поправкой Бонферрони для 10 сравнений.

Ни в одной из других групп не было пика грустных лиц (рис.2). В контрольной группе

значимых (сохранившаяся поправка Бонферрони) парных сравнений были гневными и пугающими,

t (19) = 4,288, p <0,001, счастливыми и пугающими, t (19) = 3,954, p = 0,001, а нейтральный против страха,

t (19) = 3,566, p = 0,002. Таким образом, взаимодействие между группой факторов и эмоциями составляло

, обусловленное разным направлением эмоциональных эффектов в меланхолической (лучшая память для

грустных лиц) и контрольной (худшая память для испуганных лиц) группах.

Разница в производительности между грустным и средним для всех остальных лиц (d′sad — (d

′ angry + d′happy + d′neutral + d′fearful) / 4) («печальная выгода»), дифференцированная между пациентами. с меланхолической депрессией

и контрольной группой, а также между пациентами с меланхолической депрессией и не с меланхолической депрессией

с 80% чувствительностью и 80% специфичностью. Точка отсечения разницы d ′

составляла 0,5.

3.2 Классификация эмоций (эксперимент 2)

ANOVA оценок точности (таблица 4) в задаче классификации эмоций показал основной эффект эмоции

, F (4.454 253,869) = 19,993, p <0,001, но нет взаимодействия между

эмоцией и группой, F (8,908,253,869) = 1,216, p = 0,286, и нет группового эффекта,

F (2,57) = 2,090, р = .133. Основной эффект эмоции был обусловлен лучшей точностью классификации

для счастливых лиц по сравнению со всеми другими условиями (все ps <0,001).

3.3 Рейтинги возбуждения и валентности (эксперимент 3)

Пациенты и контрольная группа не показали значительных различий в рейтингах возбуждения и валентности (таблицы 5,

,

и 6).

Написать ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *